Форум » Альков » Пикантные истории от Сквознячка » Ответить
Пикантные истории от Сквознячка
Gata: Хочу познакомить вас (а многим и напомнить) с творчеством веселого и озорного автора по имени Сквознячок, который, к сожалению, давно пропал из нашего фэндома, но несколько его историй я сохранила для себя и предлагаю вашему вниманию Жалко, честное слово, что такие славные (хоть и фривольные ) рассказы пылятся в давно забытых архивах. Может быть, со временем вернется и автор и порадует нас чем-нибудь новеньким.
Ответов - 19
Gata: Портрет в спальне День, когда состоялась свадьба княжны Елизаветы Петровны Долгорукой, восемнадцати лет от роду, и барона Ивана Иваныча Корфа, которому уже минуло восемьдесят, был погожим и радостным. Никого не удивляло решение старого барона жениться, все знали, как хотел Иван Иваныч наследника. В том, что молодая девушка выходит замуж за старика, тоже не было ничего странного: барон был богат, а семейство Долгоруких разорилось. После венчания многочисленные родственники и гости отправились на банкет в гостеприимный дом барона Корфа. Всем было весело, одна Елизавета Петровна брезгливо морщила носик. Немощный супруг уже был не в состоянии сам разрезать бифштекс, поэтому возле него все время крутился управляющий - рыжий усатый немец. Разрезая для хозяина мясо, самые лакомые кусочки он успевал съесть сам. Баронесса решила, что так и нужно, однако то и дело проверяла брильянтовые серьги в ушах – на месте ли. - А теперь, душенька, я хочу показать вам главную ценность в моем доме - портрет императора! - торжественно объявил Иван Иваныч молодой супруге, когда гости разъехались. Елизавета Петровна нехотя встала из-за стола и едва не вскрикнула от отвращения, почувствовав, как морщинистая ладонь схватила ее за руку. Во время танцев Иван Иваныч дремал в кресле и, видимо, восстановил во сне силы, потому что теперь был бодр и весел. Но через несколько шагов бодрость снова оставила старика, и тем не менее барон предпринял мужественную попытку поднять молодую супругу на руки. Елизавета Петровна испугалась, что он ее уронит: - Иван Иваныч, полноте! Я вполне в состоянии дойти до спальни сама, - и, подавив брезгливость, взяла его под руку. - Вы обещали показать мне портрет императора? - напомнила она супругу. - Да, душенька, да, - прошамкал он, поправляя вставную челюсть. Они вошли в спальню. Елизавета Петровна в недоумении стала оглядываться по сторонам. - Вот он! - с гордостью указал Иван Иваныч на огромный портрет. Из золоченой рамы на них с царственной надменностью взирал его величество Николай Павлович. Глаза императора как будто округлились при виде столь комичной супружеской пары, но молодая женщина подумала, что ей это просто померещилось после выпитого на банкете шампанского. - Я вас оставлю одну, - сказал Иван Иваныч. - Вам нужно приготовиться. Елизавета Петровна еле удержалась, чтобы не фыркнуть. Горничные, которых прислал супруг, помогли ей освободиться от свадебного наряда. В кружевной сорочке Елизавета Петровна забралась в постель. Барон не заставил себя долго ждать. - Душенька, вы уже готовы… - казалось, что он озадачен. Баронесса, сидя на кровати, молча наблюдала за супругом, а тот ходил и ходил вокруг брачного ложа, тер подбородок и закатывал глаза к потолку. - Карл Модестыч! - позвал он, наконец. Управляющий явился на удивление быстро, словно стоял под дверями спальни, Елизавета Петровна даже возмутиться не успела. И хоть красть на ней сейчас, кроме кружевной сорочки, было нечего, она на всякий случай натянула одеяло до подбородка. - Карл Модестыч, выручайте! - взмолился барон. – Я запамятовал, что с женой надо делать? Елизавета Петровна еле сдержала смешок, но, заметив хитрый взгляд немца, сурово нахмурила брови. Управляющий ухмыльнулся и пощипал свои усы. - Сначала надобно поцеловать, - сказал он. Иван Иваныч сел рядом с супругой на кровати и поцеловал ее в щеку своими дряблыми старческими губами. Баронесса с омерзением поморщилась. - Почему она морщится? - обиженно спросил барон. - Так не в щечку, а в губки надо целовать, - подсказал управляющий. Елизавета Петровна отвернулась, и новый поцелуй супруга угодил ей в ухо. - Тут темно, - пожаловался Иван Иваныч. - Не могу губок найти. Посветите мне, Карл Модестыч! Услужливый немец подошел и стал держать над ними свечку. Баронесса была готова возмутиться таким поведением супруга и его управляющего, но что-то в последний момент ее остановило. Может, искрящиеся от смеха глаза рыжеусого немца? - А что дальше делать? - спросил Иван Иваныч. - Обнимите вашу супругу, - сказал ему советчик. Барон стал трясущимися руками тискать зарывшуюся в одеяло Елизавету Петровну. Лицо молодой баронессы исказилось отвращением. Иван Иваныч этого не заметил, а управляющий улыбнулся в усы. - Ничего не получается, - пожаловался барон. - Может, Карл Модестыч, лучше вы мне покажете, что и как нужно делать, а я свечку подержу? Немец отдал ему свечку и стал расстегивать на себе сюртук. Иван Иваныч радостно хлопнул себя по лбу. - Вспомнил! Сначала нужно раздеться! Вы продолжайте, продолжайте, Карл Модестыч, авось, я и дальше вспомню. Карл Модестыч откинул одеяло и попытался снять с Елизаветы Петровны сорочку. - Что вы делаете? - в ужасе закричала баронесса и стала взывать к мужу о помощи. Но Иван Иваныч не внял ее мольбам, а наоборот, просил жену ни в чем не перечить господину Шуллеру. - Иначе, душенька, я ничего не вспомню, - прошепелявил он сквозь вставную челюсть, - и не видать нам тогда наследника. - Я воспитана в строгих правилах, - заплакала новобрачная. - Я не могу раздеваться при постороннем мужчине! - Это легко исправить, - сказал Карл Модестыч и опустил полог кровати, а потом решительно привлек Елизавету Петровну к себе и поцеловал в губы. Поцелуй управляющего совсем не был похож на жабьи ласки старого супруга, и губы баронессы шевельнулись в ответ. - Елизавета Петровна, а вы не так невинны, как кажетесь! - в голосе немца слышалось скорее любопытство, чем осуждение. - Но вы же не выдадите моей тайны, - прошептала баронесса, обнимая Карла Модестовича за шею. - Ни в коем случае! - заверил ее управляющий. - Продолжим воспоминания? - Так вы же ничего не забыли, - ответила Елизавета Петровна, но вырываться из крепких объятий не спешила. Карл Модестович отодвинул полог кровати. - Ваш супруг благополучно уснул. - А не проснется ли он, если… - она многозначительно замолчала и почувствовала, как щеки заливает краска. - Не проснется! - успокоил Елизавету Петровну управляющий и мягко опустил ее на ложе. Последнее, что увидела баронесса перед тем, как погрузиться в сладостное забытье, был портрет императора. У Николая Павловича, как ей показалось, отвисла челюсть от удивления и возмущения, что новобрачная собирается провести свадебную ночь не с законным супругом. Но Карл Модестович повел себя столь решительно, что Елизавета Петровна забыла и о портрете, висящем на стене, и об Иване Иваныче, мирно похрапывающем в кресле. В комнате вдруг запахло гарью. - Карл Модестыч, - попросила баронесса томным голосом, - не усердствуйте так сильно, я боюсь сгореть. - Не бойтесь, Елизавета Петровна, - ответил он, щекоча ее шейку усами, - я этот огонь разжег, я его и потушу. К ее удовольствию, он еще долго разжигал и тушил огонь, пока комната не наполнилась дымом. Тут любовники поняли, что горели не они, а ковер на полу - это Иван Иваныч, уснув в кресле, выронил из рук свечку. Управляющий потушил не успевший разгореться настоящий пожар и отнес спящего хозяина в одну из гостевых комнат. Когда он вернулся, Елизавета Петровна спросила у него с любопытством: - Карл Модестович, что же будет следующей ночью, ведь мой супруг заснул и не увидел окончание урока? - ее глаза загадочно блестели. - Не беда! - подмигнул немец. - Я и завтра, и послезавтра, и когда мне прикажет хозяин, приду и покажу ему, что и как нужно делать. На лице Елизаветы Петровны появилась довольная и счастливая улыбка. Она милостиво позволила поцеловать себе руку и велела управляющему идти вон. Баронессе хотелось побыть одной. Обмануть старого супруга ей бы не составило труда, но Карл Модестович был не так стар и глуп. Хоть он и обещал не выдавать ее тайны, но разве можно было верить этому немцу? Елизавета Петровна быстро поднялась с постели, собственноручно расправила простыню, смявшуюся во время любовной схватки, взбила подушки и подбежала к окну. Распахнула его и посмотрела вниз. Возле куста душистой сирени маячила чья-то тень. - Алешенька! – негромко окликнула Елизавета Петровна. - Лизонька! - встрепенулся молодой поручик. - Тс! - она прижала пальцы к губам, призывая к осторожности. Алексей ловко вскарабкался наверх, цепляясь за стебли плюща, увивавшего стену, и вскоре оказался рядом с баронессой. - Наконец-то! - он заключил Елизавету Петровну в жаркие объятия и пылко поцеловал в губы. - Я так боялся за вас. - Все хорошо, милый! - улыбнулась она. Когда мать объявила, что выдает ее замуж за старого барона Корфа, печали Елизаветы Петровны не было границ. Погоревав, она сумела устроить так, чтобы ее девичья чистота досталась любимому человеку, а не мерзкому старику. Правда, в ее планы не входило, что вторым любовником окажется управляющий поместьем, но Карл Модестович был так мил, угодлив и страстен, что Елизавета Петровна решила, что не будет ничего дурного, если она поддастся этому натиску. Тем более с позволения законного супруга. Николай Павлович с негодованием взирал со стены на молодую баронессу, которая, не успев проводить одного любовника, без стыда и стеснения стала предаваться любовным утехам с другим ухажером. «Какая вопиющая безнравственность! - возмущался портрет. - Изображение моего императорского величества надо вешать в гостиной. В крайнем случае, в библиотеке или в кабинете. Но в спальне?!! Помилуй Боже, что они вытворяют…» - уже с любопытством наблюдал за происходящим Николай Павлович. Теперь полог кровати не был опущен и портрету, висевшему напротив супружеского ложа, все было видно, как на ладони. В один из моментов неодушевленный предмет почувствовал, что его щеки заливает краска, а его самого начинает душить просто черная зависть. Так с той поры и повелось. Почти каждую ночь Иван Иваныч звал управляющего, но на середине урока засыпал, Карл Модестович относил его в гостевую спальню и возвращался к хозяйке. А когда под утро он покидал объятия Елизаветы Петровны, в окно влезал Алексей Шубин. Если молодую баронессу и мучили угрызения совести, то она умело их скрывала. Увы, несмотря на все старания, наследник так и не появился. Иван Иваныч был этим обстоятельством очень огорчен, и от огорчения, а может, и от старости, через полгода отправился в лучший мир. Елизавета Петровна облачилась в черные наряды и закрыла для управляющего дверь спальни, а для поручика окно, объяснив это тем, что во время траура предаваться прежним утехам неприлично. Портрет вздохнул спокойно. За эти полгода он узнал и увидел столько интересного, что стал глубоко сожалеть о том, что не сможет рассказать обо всем увиденном оригиналу, с которого он был написан. Алексей Шубин принял отказ Елизаветы Петровны спокойно. Былые чувства уже угасли, и молодые люди расстались без всякого сожаления. А вот Карл Модестович не внял приказу хозяйки. У него оказался ключ от двери, и ночью он явился, как обычно. Баронесса, побоявшись поднять шум и скомпрометировать себя, позволила ему делать все, что он делал раньше, когда помогал ей с Иваном Иванычем произвести на свет наследника. Но на следующую ночь Елизавета Петровна закрыла дверь на задвижку. Наглец влез в окно, которое по неизвестным причинам осталось открытым. И снова молодая вдова побоялась выставить вон зарвавшегося немца. Портрет не без интереса наблюдал за управляющим и хозяйкой. Он давно уже перестал краснеть и смущенно отводить глаза, что ему приходилось делать поначалу. Елизавете Петровне надоели ночные визиты управляющего в ее спальню. Или она только делала вид, что надоели…. На следующую ночь она забаррикадировала дверь комодом, плотно закрыла ставни на окне и спокойно легла спать, уверенная, что нахальный немец ее не побеспокоит. Но баронесса недооценила управляющего - он проник в комнату через каминную трубу. Увидев любовника всего в саже и отчаянно чихающего, она фыркнула: - Голубчик, извольте являться ко мне умытым и чистым! - Не обессудьте, Елизавета Петровна, - оправдывался Карл Модестович, - вы же сами виноваты. - Я? Чем же? - Не позволяете мне войти к вам, как обычно люди входят в комнату. - А через окно, вы считаете, входят все люди? - возмутилась баронесса. - Но другой ваш любовник входил именно через окно, вот я и… - не подумав, брякнул управляющий и, заметив гневный взгляд Елизаветы Петровны, прикусил язык. - Довольно! - она резко поднялась с кровати. - Пойдите вон! - Через трубу? - понуро повесив голову, уточнил Карл Модестович. - Мне все равно! - бросила вдова и отвернулась. Хмыкнув, немец отодвинул от двери комод, потом подошел к хозяйке, поцеловал оголенное плечико и быстро выскочил за дверь, пока Елизавета Петровна не успела опомниться. Щелкнула задвижка, и в спальне молодой вдовы воцарилась тишина. …Спустя несколько недель после похорон Ивана Иваныча управляющий пришел к Елизавете Петровне с завещанием и другими бумагами, подписанными покойным бароном. По этим документам выходило, что душеприказчиком и опекуном вдовы является господин Шуллер, а она не может потратить без его разрешения даже десяти рублей. Баронесса впала в глубокое уныние, но когда внимательно рассмотрела бумаги, то заметила, что завещание подписано вчерашней датой. - Мой муж прислал завещание с того света? - спросила она ехидно. - Ошибочка вышла! - досадливо крякнул Карл Модестыч. - Но я все исправлю, тут и нужно-то только месяц замазать… Елизавета Петровна швырнула поддельные бумаги в его нахальную усатую физиономию и велела убираться из усадьбы. - Вы уволены! Немец не показывался хозяйке на глаза целый месяц, а потом предъявил новые бумаги, по которым выходило, что он - племянник покойного барона и наследник всего имущества, а молодой вдове в этом доме не принадлежит даже ночного горшка. Елизавета Петровна расстроилась и расплакалась, а Карл Модестыч сел рядом, обнял ее и стал утешать. Из его слов она поняла, что не все потеряно, и если она согласится стать его женой, то имущество снова станет принадлежать ей. От возмущения у молодой вдовы высохли слезы. - Чтобы урожденная княжна Долгорукая вышла замуж за какого-то немецкого проходимца?! Господин Шуллер напомнил, что он теперь не проходимец, а барон Корф, и еще раз помахал перед покрасневшим от слез носиком бывшей хозяйки бумагами с печатями. В ответ Елизавета Петровна заявила, что по церковным законам не может выйти замуж за племянника покойного мужа. Карл Модестыч озадаченно пожевал усы. - Ошибочка вышла… - И вы выйдите вон! - прогнала его баронесса и велела больше к ней на глаза не являться. Он послушно удалился, а на другой день молодая вдова обнаружила, что из сейфа пропали ассигнации на пятьдесят тысяч рублей. «Надеюсь, что этот вор и мошенник больше не вернется, - подумала она, - иначе он угодит в тюрьму!» …Закончился траур, молодая вдова стала посещать приемы и вечера у соседей. На одном из них она узнала, что поручик Алексей Шубин женился на дочери предводителя уездного дворянства. Встретившись позже, Алексей и Елизавета Петровна повели чинную беседу, но в глазах у обоих мелькали смешинки, а с уст слетали фразы, невинные для окружающих, но так много говорящие бывшим любовникам. Однако сожаления о прошлом не было. Более того, молодая вдова как-то во время бала поймала себя на мысли, что хотела бы еще раз увидеться с пройдохой управляющим. Мысли эти показались ей недостойными ее титула и положения в обществе, и она прогнала их из головы. А вернувшись домой, обнаружила там пропавшего господина Шуллера. Он поджидал ее, по-хозяйски развалившись на диване в гостиной. Оправившись от изумления, баронесса послала лакея за исправником: - Пусть скорей приедет и арестует этого вора! Но Карл Модестович вернул лакея, а бывшей хозяйке заявил, что никто не посмеет арестовать барона фон Шуллера, и показал настоящую гербовую бумагу, удостоверяющее его баронство. - Вы опять подделали документы, негодяй? - рассердилась Елизавета Петровна. - Ничего подобного, - ухмыльнулся Карл Модестыч. - Я приобрел себе титул за пятьдесят тысяч, что взял в вашем сейфе, а на остатки денег купил вот это! - и протянул ей коробочку с обручальным кольцами. С минуту она, не мигая, смотрела на кольца, а потом кивнула. …Уединившись в спальне после свадебного праздника, барон и баронесса фон Шуллер со смехом вспоминали Иван Иваныча, забывшего, как обращаться с супругой. - А сам ты не забыл, что нужно делать? - игриво спросила Елизавета Петровна, обнимая мужа. - У нас впереди будет много времени, чтобы это выяснить, - ответил Карл Модестович, целуя жену в подставленные губы. Елизавета Петровна бросила взгляд на портрет императора, который так и не убрали из супружеской спальни, и ей показалось, что тот подмигнул ей. Впрочем, это уже совсем другая история… Конец.
Светлячок: "Портрет в спальне" Сквознячок отныне мой любимый автор Пока я не прочитаю еще что-нибудь более фривольное
Эйлис: Светлячок Это был глоток свежего воздуха для гурманов. В свое время Gata Спасибо, что напомнила.
Olya: Gata пишет: Портрет в спальне Отложила прочесть. Я помню у Сквознячка только "Озорники". Правда, это уж очень пикантная вещица, на мой взгляд , но для алькова подойдет.
Светлячок: Olya пишет: Я помню у Сквознячка только "Озорники". Правда, это уж очень пикантная вещица, на мой взгляд Если очень при очень пикантная, то это для меня Хочу! Gata , выкладывай скорее
Gata: Мне и самой приятно вспомнить интересного автора, и с вами хорошим настроением поделиться "Озорники" мне тоже нравятся. Вещица, конечно, пикантная, но не испорчена натуралистическими подробностями, как частенько случалось в фиках про вованну с зашкаливающими рейтингами. Сейчас выложу :)
Gata: ОЗОРНИКИ Наташу так трясло после всего пережитого, что когда старый лакей принес ей бокал вина, она не смогла отказаться. Наверно, не совсем прилично оставаться в доме Корфов, и нужно бы поехать домой, но ноги до сих пор словно ватные, а сердце бешено колотится, норовя выскочить из груди. Ее брата Мишу, самого лучшего, самого замечательного человека на свете, сегодня утром едва не расстреляли. И почему? Верней, из-за кого? Из-за этого самонадеянного, самовлюбленного красавца, который не стоит и Мишиного мизинчика! Она поцеловала его тогда в камере, но только потому, что так поступила бы на ее месте любая добрая христианка. Как не простить человека, находящегося на пороге вечности? Но теперь, когда опасность смерти миновала, она ничего не собирается ему извинять, тем более, что по милости этого волокиты, дуэлянта и пьяницы ее брат лишился места при дворе! - Принесите мне еще вина, – попросила она лакея. - Извольте, барышня, - поклонился старик. Наташа никогда раньше не пила крепкие напитки, только шампанское изредка, и то два глотка, не больше. Во-первых, вино ей не нравилось, а во-вторых, она помнила скандал, который случился с одной пьяной фрейлиной на маскараде в Зимнем дворце. Дурочка позволила усатому гусару утащить ее на балкон и вытворять с ней там такое, о чем воспитанным девушкам и говорить неприлично. Но сегодня княжне было мало двух глотков. И целого бокала не хватило. Противная холодная дрожь никак не хотела униматься. Только после второго бокала Наташа почувствовала, что кончики пальцев теплеют, а сердце бьется уже не так прерывисто. - Прикажете еще вина? – спросил лакей. - Нет, нет, больше не нужно, - отказалась княжна, вставая с кресла. Ноги больше не были ватные, но в них, как и во всем теле, появилась веселая легкость. Хотелось порхать по комнате, смеяться и делать глупости. - Мне нужно ехать домой, - сказала Наташа, стараясь, чтобы язык не слишком заплетался. - Пусть подадут мою карету. Проходя по коридору мимо приоткрытой двери в библиотеку, она услышала сердитый голос: - Эй, кто там слоняется? Человек, зайди сюда! Поколебавшись, княжна вошла. Корф сидел на диванчике посреди комнаты и пытался сам себе делать перевязку, скрипя зубами от боли. Мундира на нем не было, только рубашка, да и то надетая наполовину. Наташа покраснела от смущения, и чтобы скрыть его, спросила с вызовом: - Вы всегда окликаете девушек, словно слуг? - А вы всегда откликаетесь, если зовут слуг? – широко улыбнулся нахал. - Только в том случае, когда мне хочется измерить границы вашего хамства, - отрезала она, размышляя, не стоит ли развернуться и уйти. - Ну, надеюсь, хоть в этом я кажусь вам великим? Барон хорохорился, но было видно, что от нападения он перешел к обороне, и Наташа мысленно поздравила себя с победой. Выпитые два бокала вина приятно будоражили кровь, придавая уверенности. Вот и дерзкий насмешник барон Корф оказался почти беспомощен, а поверженного врага можно и пожалеть. - Я осмотрю вашу рану, - сказала она, подходя и садясь рядом с Владимиром. - Грешно ведь ненавидеть больного человека. Больной криво улыбнулся. - Рану нужно промыть и наложить целебную мазь, - сказала Наташа, осмотрев его предплечье. - Снимите рубашку! - Не подозревал в вас столько скрытых талантов, Наталь Санна, - Корф послушно начал стягивать с себя рубашку. – Вы не только красивая девушка, но еще и умелый лекарь! - Сидите тихо! – велела ему княжна, намочив в тазике с водой чистую тряпицу и начиная промывать рану. Владимир издал стон сквозь зубы. - Больно? – спросила Наташа. Барон покачал головой и ухмыльнулся, как ни в чем не бывало. - Даже приятно! - Жаль, мне хотелось вас помучить, - она продолжила обрабатывать рану, но тут ее взгляд упал туда, куда она изо всех сил старалась не смотреть – на обнаженную грудь пациента. Мускулистую, с гладкой кожей и легкой порослью темных волосков. Почему-то эти волоски сильней всего взволновали Наташу. Господи, стыд-то какой! Нет, это не она, это коварное вино заставляет ее так пристально рассматривать полуголого мужчину и краснеть при этом не от смущения, а от восторга. Она подняла глаза и встретилась с лукавым взглядом Владимира. - Что с вами, Наталь Санна? – спросил он вкрадчивым голосом. Его здоровая рука вдруг скользнула ей на талию, а губы оказались в опасной близости от ее лица. Наташа хотела оттолкнуть нахала, но едва коснулась ладонью его груди, как ее пронизало словно током. По всему телу разлилась блаженная слабость, и не осталось сил противиться поцелую, который не замедлил последовать. Барон бесцеремонно завладел ее губами, то облизывая их, как сладкие карамельки, то нежно покусывая, будто намереваясь съесть. Несколько минут княжна вместе со своим пациентом наслаждалась этой игрой, но потом, опомнившись, вырвалась из его объятий и вскочила с диванчика. - Как вы посмели… как… - она задыхалась от гнева. - Вы же сами велели мне снять рубашку, - сказал барон чуть обиженно. – Но если вам это неприятно, я могу одеться. Наташа растерянно посмотрела на свою руку, в которой была зажата мокрая окровавленная тряпка. А как же… «Мне это померещилось!» - подумала она с облегчением. Конечно, померещилось! Наяву она ни одному мужчине не позволила бы и намека на подобное, все при дворе прекрасно это знали. И Корф тоже знал, и хоть он самонадеянный наглец, он никогда бы не посмел вести себя с ней так развязно… наяву. - Надо закончить перевязку, - сказала она нетвердым голосом, возвращаясь к пациенту. - Может быть, лучше позвать лакея? – сочувственно спросил он. - Вот еще! – фыркнула Наташа. – Не надо лакея, я сама прекрасно справлюсь. Но ее пальцы все-таки дрожали, когда она накладывала мазь и бинтовала рану. - Благодарю вас, мой прекрасный доктор! – проникновенно сказал барон. – Жалею только о том, что я не был ранен в грудь… Он пристально посмотрел на Наташу, которую от этого взгляда бросило в жар, а из жара - в озноб. Неужели ей ничего не почудилось?! Она в панике попыталась вскочить, но Владимир неуловимым движением ее поймал и усадил к себе на колени. - Я не успел сказать спасибо вашим ручкам, - прошептал он, поднес ее ладонь к губам и стал целовать, между поцелуями лаская языком подушечки пальцев. – На них еще осталась мазь, которой вы меня исцелили… мазь такая горькая… а ваши губы такие сладкие… я так давно мечтал узнать вкус ваших губ, Натали… - бесстыдный язык проник в ее рот, два жарких дыхания слились в одно. - Это только сон, - лепетала она, вся дрожа и пылая. - Конечно, это сон, - убаюкивал ее бархатный голос. - Вы не можете быть таким развязным наяву… - Вы сами хотели измерить границы моей развязности, - теплый шепот щекотал ее щеку и ушко, блуждал в завитках темных локонов и спускался на шею. Владимир уже не держал ее – обессилевшая, она сама обхватила руками его плечи. Боже! И у нее еще поворачивался язык осуждать пьяницу фрейлину! Но зачем вспоминать, что было наяву. Наяву княжна Репнина – образец добродетели и живой укор придворным распутницам, а во сне она может позволить себе любые вольности. Даже не отталкивать дерзкую мужскую руку, прокравшуюся к ней под юбки и ласкавшую бедро в том месте, где заканчивался чулок. Выше ножку оборонял тройной ряд кружевной оборки на атласных панталонах, но кружева уже были повергнуты, скомканы, как и добродетельные принципы княжны. - Во сне можно всё, Натали, - мурлычет искуситель, вторя ее горячечным мыслям. - Ведь это только сон. - Странно, что я вижу в нем вас… - А я счастлив, что мне снитесь вы… Его ловкие пальцы пробегают по застежке платья на ее спине, высвобождая пуговицы из плена петель. - У вас богатый опыт… - Он меркнет перед вашей красотой! Платье обрушилось с ее плеч. Наташа ждала, что барон запутается в ее нижних юбках, с которыми едва управлялись две опытные горничные, но юбки, словно заколдованные, соскальзывали на пол одна за другой, стоило Владимиру до них дотронуться. Последний бастион, корсет, пал через минуту, и беззащитные девичьи груди капитулировали, сдавшись во власть рук и губ победителя. - Это слишком даже для сна… - жалобно прошептала Наташа, пытаясь оттолкнуть голову барона, но вместо этого почему-то принимаясь гладить и ерошить его волосы. - Во сне ничего не может быть слишком… - Неужели меня ждут еще сюрпризы? - И очень приятные, милая! Она хотела возмутиться, с какой стати он ее называет столь фамильярно, но его губы, вдоволь наигравшись с податливыми сосками, устремились покорять новые пространства, и ее возмущение смыло волной сладостной неги. Княжне было жарко и влажно под покрывалом ласк, которым ее укутывал пылкий любовник. Ах, какие неприличные, какие безнравственные сны снятся самой гордой и холодной фрейлине ее величества! Наташа радостно засмеялась. Губы Владимира тут же оказались возле ее смеющегося рта. - Чем я тебя развеселил? - Мне никогда не было так хорошо! - Будет еще лучше, - пообещал он. Еще лучше? Но это невозможно! - Во сне возможно всё… - Ты читаешь мои мысли? - Но ведь я твой сон, милая, твой непристойный, прекрасный сон… Я знаю все твои мечты и жажду их исполнить… - Ты не можешь знать… - Я знаю… - нежный ручеек шепота бежит вниз по ее телу, рассыпая брызги поцелуев по животу, по трепещущей коже бедер, подбирается к заветному порогу. Господи, что он делает?! Это ложь, она не могла мечтать о подобном! Два бокала вина и лукавый шепот совершенно лишили ее рассудка. Распутник, бесстыдник, нахал… - Милый… - Не спеши, дорогая. Скоро я буду весь твой. - Не хочу ждать! Я хочу тебя сейчас, сию минуту! Пусть не воображает, что он самый упрямый! Она тоже умеет быть жадной и настойчивой и добиваться своего. Но когда Владимир решительным ударом уничтожил последнюю преграду между ними, у Наташи уже не было уверенности, что победила она. А потом ей стало все равно, кто победил, кто проиграл. Их обоих кружило в безумном водовороте, из которого ей изредка удавалось вынырнуть на поверхность, чтобы глотнуть свежего воздуха и броситься обратно, на дно нестерпимых удовольствий. …Наташа лежала и смотрела на потолок, расписанный батальными сюжетами. В ее спальне не было такого потолка. Она скосила глаза по сторонам. И таких портьер на окнах тоже не было, и ковра на полу. А главное – в ее спальне никогда не было и быть не могло Владимира Корфа, который сейчас сладко дремал, уткнувшись лицом в ее волосы. Их ноги и руки были до сих пор тесно сплетены. Наташа закрыла глаза, снова открыла, но все осталось по-прежнему. И она поняла, что ей ничего не приснилось. Все было наяву. Она стала любовницей барона Корфа. Сто первой по счету, если верить слухам. Княжна Репнина всегда смеялась и презрительно пожимала плечами, когда ей рассказывали про очередную легкую победу этого красавца. Она не собиралась жалеть этих глупых особ, которые были сами виноваты в своем позоре. Ну вот, теперь она – одна из них. Наташа села на полу, с трудов выбравшись из объятий любовника. Сидеть было больно, и все тело ныло и горело. Она схватила свою юбку, валявшуюся рядом на полу, уткнулась в нее лицом и горько заплакала. Владимир обнял ее сзади за плечи. - Надеюсь, это слезы счастья? - Я падшая женщина, - всхлипнула она. - Ты самая прекрасная и самая желанная женщина на свете! Княжна сердито дернула плечом. - Не тратьте впустую ваше красноречие, я не такая глупая, как все те, кому вы говорили это раньше. - Я никому раньше это не говорил, - барон отобрал у нее юбку, за которой она пыталась от него спрятаться, и отшвырнул в сторону. – Наоборот, мне говорили, что я самый прекрасный и самый желанный. - Ну, от меня вы таких слов не дождетесь! - Не надо слов, лучше поцелуй меня, - Владимир хотел поймать ее губы, но княжна отвернулась и снова заплакала. Лучше умереть, чем терпеть такой стыд, ощущать, что тело предательски откликается на каждое движение нахальных рук, которые ласкают ее грудь и живот. - Меня все будут презирать, и вы – самый первый. - У тебя поклонников больше, чем у меня дуэльных соперников, - сказал Владимир, крепче прижимая ее к себе. – Ты бы каждому позволила тебя так обнимать? - Конечно, нет! За кого вы меня принимаете?! - Когда девушка самых строгих правил делает исключение для одного мужчины, он должен не презирать ее, а носить на руках и петь от счастья! Наташа посмотрела на барона. Он выглядел довольным, как кот, объевшийся сметаны. - Ты совершенно невозможен, - она улыбнулась сквозь слезы. – Ой, повязка сбилась… тебе очень больно? - Пустяки, любимая! Перевяжешь потом… * * * Миша не мог поверить, что Анна рядом с ним, так нежно ему улыбается. Это счастье казалось немыслимым после долгих дней тюремного заключения и отвратительной физиономии поручика Писарева, которая теперь, наверно, долго будет ему являться в ночных кошмарах. Они сидели на диване в уютной музыкальной комнате и болтали о разных пустяках. - Неужели вы правда дергали вашу сестру за косы? – смеясь, спросила Анна. - Наташка была ужасно зловредной. - Зато вы очень добрый и милый! Миша покраснел от удовольствия, почувствовав, что его губы сами собой расплываются в широкой счастливой улыбке. Анна тоже слегка порозовела и потупила глаза. - А это что? – спросил князь, заметив на столике толстую книгу. - У меня прослушивание в Императорском театре, - объяснила девушка. - Я должна репетировать сцену из Шекспира. Джульетта первый раз встречает Ромео. Может быть, вы мне поможете? – спросила она с надеждой, раскрывая книгу на страничке с закладкой. - А то репетировать без Ромео сущее наказание… - А что мне остается? Князь встал позади Анны, облокотившись на спинку дивана. До чего же сладко пахнут ее волосы! Миша украдкой погладил карман, в котором лежал платочек с вензелем «А». - С какого места начнем? – спросил он, через ее плечо заглядывая в книгу. Девушка указала пальчиком, откуда начинать. «Когда рукою недостойной грубо Я осквернил святой алтарь, прости…» На минуту ощутив себя Ромео, Миша благоговейно дотронулся до плеча девушки. Анна чуть вздрогнула, но не оттолкнула его руку. «Как два смиренных пилигрима, губы Лобзаньем смогут след греха смести…» Осмелев, князь наклонился к ней, но девушка увернулась. «Любезный пилигрим, ты строг чрезмерно К своей руке, лишь благочестье в ней…» Вторая рука Миши легла на другое плечо Анны, теперь он почти обнимал ее. Слегка дрожащим голосом она продолжала: «Есть руки у святых: их может, верно, Коснуться пилигрим рукой своей…» «Даны ль уста святым и пилигриму?» Князь произносил слова роли, а сам, словно завороженный, смотрел на нежные розовые губки, которые были так соблазнительно близко. Не в силах побороть искушение, он потянулся к ним, но Анна снова увернулась. «Да, для молитвы, добрый пилигрим…» Хоть она упрямо смотрела только в книгу, Миша каким-то внутренним чутьем понял, что его Джульетта думает о том же, о чем и он. «Святая, так позволь устам моим Прильнуть к твоим, не будь неумолима!» Князь наклонился к ней так низко, что стоило Анне повернуть голову, как их взгляды встретились. Очаровательно краснея, она промолвила: «Не двигаясь, святые внемлют нам…» «Недвижно дай ответ моим мольбам…» Он прижался губами к ее губам, и комната закружилась у обоих перед глазами. Книга выпала из ослабевшей руки, но ни Миша, ни Анна не обратили на это внимания. Князя захлестнула волна горячего восторга, никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Одним прыжком он обогнул диван и вновь оказался рядом с девушкой. Джульетта доверчиво склонила головку на грудь Ромео, но опомнившись, слегка отстранилась. - Нам нужно репетировать, – робко напомнила она. - А разве мы не репетируем? – спросил Миша, обнимая ее за талию и мягко привлекая к себе. - Ах, разве… - прошептала Анна, отвечая на новый поцелуй. – Вы слишком настойчивы, князь, – попыталась возмутиться она, когда его рука, гладя ее спину, сползла ниже талии. - Не бойтесь меня, – жарко шептал он, прижимаясь лицом к ее волосам. - Я люблю вас. Когда нас вели на расстрел, я думал только о вас… - Ах! – сорвался стон с ее губ. – Не говорите мне о расстреле! – Анна порывисто обняла Мишу. – Я так волновалась за вас, что чуть не умерла, – из ее глаз хлынули слезы. - Не плачь, любимая, – князь поцелуями стал осушать соленую влагу с ее щек. – Все позади, я с тобой. Теперь мы всегда будем вместе. Он так увлекся, что не заметил, как его губы переместились с лица девушки на шею и ниже, к хрупким ключицам. Пальцы лихорадочно теребили пуговицы на лифе платья, пытаясь проникнуть туда, куда еще не добрались губы. - Это какое-то наваждение, – шептала Анна, уже не сопротивляясь, когда князь мягко опустил ее на диван. - Это наслаждение, милая, - отозвался Миша, пьянея от ее податливости. Всего несколько часов назад он стоял у холодной кирпичной стены, на волосок от смерти, но думал не о боге, как любой другой на его месте, а об Анне. Вспоминал счастливые мгновения их знакомства и прощался с ней навсегда. А сейчас она была в его объятиях, теплая и такая родная, трепетала от его ласк, сладко всхлипывая, когда он был слишком дерзок. В это счастье невозможно было поверить! Миша понимал, что зашел слишком далеко, но его тело перестало подчиняться рассудку. Эти сладкие губы, и кожа, и волосы манили к ним прикоснуться, лишали силы воли. Как удержаться от соблазна поцеловать нежную ямочку на шее, провести языком вокруг маленькой родинки на плече? Где-то в глубине сознания билась слабая мысль, что нужно остановиться, только князь ее уже не слышал. Платье, покоряясь нетерпеливым рукам, казалось, само сползало с девичьих плеч, открывая жадному взгляду соблазнительные белые округлости с румяными вишенками сосков. Но Мише было этого мало, и он устремился в сражение с хитроумными завязками, застежками и крючками, радуясь каждой маленькой победе. Иногда треск материи возвещал, что он слишком торопится. Черт побери, да сколько же их, этих шелковых, воздушных, милых, но совершенно бесполезных с мужской точки зрения предметов! Мише казалось, что им не будет конца, и ему никогда не добраться до вожделенной цели, и каково же было его ликование, когда он обнаружил, что все кружевные препоны позади. Анна лежала перед ним обнаженная, от мочки маленького уха до сладостной впадины пупка, до кончиков пальцев на крошечных ступнях – само совершенство. - Любимая моя, какая ты красивая, - восхищенно прошептал он, чувствуя, как собственная одежда начинает его душить, и рывком избавился сначала от рубашки, а потом и от брюк. На минуту очнувшись от сладкой истомы, Анна ахнула и стыдливо закрыла лицо руками. Миша мягко, но настойчиво отнял ее руки и стал их целовать, бесконечно повторяя: - Я люблю тебя! Он продолжал покрывать поцелуями ее руки, плечи, колени, пока ее тело снова не стало томно-мягким, а глаза не заволокло туманом. В тюрьме, в душной камере он думал только о прелестной воспитаннице барона Корфа, и даже язвительные замечания Владимира, насмехавшегося над романтичными грезами приятеля, не могли ему помешать вспоминать Анну и лелеять в душе ее образ. Едва оказавшись в доме Корфов, Миша поспешил сесть за рояль. Он знал, что именно за этим инструментом Анна репетирует. Как сладостно было прикоснуться к клавишам, которых касались ее пальчики! Теперь она сама обнимает его, невинная и страстная, льнет к нему гибким телом и лишает обоих последней возможности остановиться. Бедняга Шекспир, наверное, перевернулся в гробу от такого прочтения его знаменитой трагедии. Пусть не обижается, его история была слишком печальная. Ничего удивительного, что кому-то захотелось ее переписать. Главная песнь любви это та мелодия, которую играют два сердца, стуча в унисон. Хотелось дальше плыть на облаках безумия и не думать о последствиях. Анна всхлипнула, когда его рука коснулась чувствительной кожи между бедер. - Не бойся, – прошептал Миша. – Я люблю тебя. - Милый мой! – томно выдохнула в ответ она. Он был словно в горячке. - Любимый, ненаглядный мой, – повторяла Анна распухшими от поцелуев губами, вся раскрываясь ему навстречу. Он рванулся вперед, и от резкой боли у нее на глазах выступили слезы. - Прости, родная, – прошептал князь, новыми ласками стараясь смягчить причиненное страдание. - Мишенька, – позвала его Анна, и он откликнулся на ее мольбу. Мир закружился перед глазами, сияя всеми цветами радуги. Выше, еще выше. Счастливому любовнику стало казаться, что он не выдержит этого накала чувств, но наслаждение не заставило себя долго ждать. Оно словно волной вынесло их в совершенно другой мир, где были только они одни и больше никого. Сладостное забытье проходило. Анна первой открыла глаза, и испуганно вскрикнула. - Мишенька, что мы наделали?! Князь почувствовал себя последним негодяем. Как он мог настолько забыться, потерять контроль над собой? Хорош пилигрим, нечего сказать! Таких похотливых пилигримов на пушечных выстрел нельзя подпускать не только к святым, но и к обычным девушкам. И все-таки, несмотря на угрызения совести, в глубине души Миша чувствовал, что не стал бы так сильно сокрушаться, если бы Анна ему улыбнулась. Но у него в ушах до сих пор звучал ее испуганный возглас. Значит, ей было плохо, она раскаивается? Князь приподнялся на локте и тревожно заглянул ей в глаза. - Анечка, ты жалеешь о том, что случилось? Она покраснела и, обняв его, прошептала ему на ухо: - Нет. Это очень плохо? Миша с облегчением вздохнул и крепко прижал к себе свою ненаглядную. - Это замечательно! * * * - Погоняй! – кричал старый барон кучеру, высунувшись из окошка кареты. Потом охнул, схватившись за сердце, и упал назад на сиденье. Только бы не было поздно! И что бы молодому князю Долгорукому сразу не рассказать о несчастье? Неделю трусливо отмалчивался, пока маменька не выведала правду, а уж после поспешила «обрадовать» соседа. Экипаж летел по дороге, взметая тучи пыли. Вот, наконец, и петербургский особняк. Скорей, переменить костюм и на прием к государю императору! Напомнить ему о заслугах баронов Корфов перед отечеством, молить о милости. Пусть накажут мальчишку, лишат чинов и наград, лишь бы не лишали жизни! - Не ждали вас, барин, - встретил его старый лакей Филимон. – У нас в гостях князь с княжной Репнины, празднуют освобождение молодых господ из крепости. - Володю освободили? – воскликнул Иван Иванович, схватившись за сердце, на этот раз от радости. – Где же он? Зови его скорей! - Боюсь, ему сейчас недосуг, - пряча глаза, ответил Филимон. - Что значит «недосуг»? - нахмурился старый барон. – Совсем о почтении к отцу забыл?! Так я ему напомню! – он грозно пристукнул тростью об пол. – И отучу позорить наш славный род! – добавил он, вспомнив, сколько ему пришлось пережить по вине непутевого отпрыска. - Владимир Иванович ранен, - говорил лакей, семеня за хозяином. – А княжна Репнина сейчас его лечит. - Ранен? – забеспокоился Иван Иванович. – А доктора почему не позвали? - Не велел молодой барин, сказал, что рана пустяковая. - А если пустяковая, то может уделить внимание отцу! Уж княжна меня извинит, если я прерву их беседу. Барон без стука распахнул дверь в библиотеку и замер на пороге с разинутым ртом. Испугавшись, как бы хозяина не хватил удар, старый лакей подхватил его под руку и тихонько притворил дверь. Но мог бы и громко хлопнуть, все равно бы те, кто были внутри, не услышали. - И это ты называешь лечить?! – Иван Иванович никак не мог опомниться от увиденного. - Кто бы мог подумать, такая благовоспитанная барышня… - Перед красавцем нашим ни одна устоять не может, - ухмыльнулся Филимон. - Но не средь же бела дня! А если бы Анечка случайно зашла и увидела это безобразие?! – пришел в ужас старый барон. – Она бы могла умереть от испуга, она такая чистая, такая невинная, - лицо Ивана Ивановича умильно просветлело. – Как я по ней соскучился! Где она? Наверно, музицирует? - Погодите, барин, - Филимон хотел его остановить, но барон уже распахнул дверь в музыкальную комнату. - А… А… Анечка… - только и смог вымолвить он. - Пойдемте, барин, вам надо выпить бренди, - сказал старый лакей, заботливо закрыв и эту дверь. - Да, да, мне надо выпить, - ошарашенно бормотал Иван Иванович, не сопротивляясь, когда Филимон потащил его куда-то. – А там… никого нет? – спросил он с опаской, когда они подошли к кабинету. - Никого, барин, - успокоил его верный слуга. Иван Иванович рухнул на диван и стал громко причитать: - Ах, озорники, ах, негодники! - Молодо-зелено, барин, - подмигнул ему Филимон. – Или вы в юные годы не грешили? Барон прикрыл глаза, вспоминая, как однажды много лет назад Машенька Долгорукая устроила ему скандал за то, что он помогал ее мужу скрывать любовные интрижки. Отхлестала «друга семьи» по щекам и перебила все фарфоровые вазы в кабинете. Иван целовал ей руки, просил прощения, а она, обливаясь слезами, потребовала, чтобы он помог ей отомстить изменщику. Как было отказать убитой горем женщине? Он так старался загладить свою вину, что слезы у Машеньки скоро высохли, и с губ вместо брани стали срываться сладчайшие стоны. Потом барон много раз нарочно подстраивал так, чтобы она узнала о новой измене мужа и пришла по-соседски за утешением. А иногда княгиня обвиняла его в грехах, о которых он и слыхом не слыхивал. Может быть, тоже лукавила, чтобы найти предлог для визита? Иван Иванович улыбнулся приятным воспоминаниям и пригубил из стакана свое любимое бренди. Ох, не зря Марья Алексеевна так противилась свадьбе Владимира с ее дочкой! Ему бы давно догадаться, ведь Лизанька совсем на Петра Михайловича не похожа. Ну, что ж, княжна Репнина тоже партия неплохая. А о лучшем муже для Анечки, чем Миша, и мечтать нельзя! И пусть не думают озорники, что им удастся спастись от венца. Согрешили, надо отвечать. Вот только свадьбы придется праздновать скромно. Не хватает денег, уж больно притеснять стала соседка, векселями покойного мужа грозит. Иван Иванович задумался. А что, если… Он вдовец, княгиня тоже траур относила, чем черт не шутит? Барон приободрился и повеселел. - А ну-ка, Филимон, - потребовал он, - налей мне еще стаканчик бренди!
Светлячок: Gata пишет: - А ну-ка, Филимон, - потребовал он, - налей мне еще стаканчик бренди! И мне За такое надо выпить! Сквознячок нравится мне всё больше и больше. Не понимаю, как поклонники пары Анна+Вовка это пережили? Мишель молодца - довёл дело до конца
Роза: "Озорники". Какие приятные воспоминания Помню, как на каком-то конкурсе еще на красном форуме запросила пейринг: ВовНата и МишАнна. Ну и чтобы разбавить драмы-мелодрамы, которые заказывали другие форумчане, написала - эротическая история. долго никто не брал мой заказ. И вдруг вызвался Сквознячок. Спасибо ему Я эту историю люблю и храню в своей коллекции
Светлячок: Роза пишет: Ну и чтобы разбавить драмы-мелодрамы, которые заказывали другие форумчане, написала - эротическая история Наш человек
Olya: Роза пишет: Ну и чтобы разбавить драмы-мелодрамы, которые заказывали другие форумчане, написала - эротическая история. долго никто не брал мой заказ. И вдруг вызвался Сквознячок. Какие неожиданные вскрываются подробности
Falchi: "Озорники" мне понравились - свежо, необычно. Без "сладких" штампов увы не обошлось, но за идею и воплощение автору без сомнения цветочек
Роза: Falchi пишет: "Озорники" мне понравились - свежо, необычно. На тот момент это было именно свежо и необычно. ППКС. И сейчас с удовольствием читается под настроение.
Gata: Мне фики Сквознячка всегда нравились легким приятным языком и занимательным сюжетом. К сожалению, их было очень мало :( Ниже выкладываю последний из моей коллекции.
Gata: ДТП Километры шоссе весело убегали из-под колес новенького "Пежо". Кате Нарышкиной очень нравилась ее машина, купленная всего два месяца назад. Так нравилась, что даже выплаты по кредиту, которые сжирали львиную долю ее доходов, не казались грабительскими. Золотистый "Пежо" очень шел к ее рыжим волосам и внушал зависть всем сотрудницам филиала московской страховой компании, с первого по третий этаж. Катя самодовольно улыбнулась и закурила сигарету. Ей двадцать пять лет, она красива, умна, успешна. Правда, пока еще не замужем. Найти мужа оказалось трудней, чем купить машину. Всех приличных мужчин в их захолустном городке уже разобрали, а интересоваться менее приличными Катя считала ниже собственного достоинства. Юрий Иваныч, замдиректора филиала, не раз ей намекал, что мечтает свить семейное гнездышко, но она ему отвечала, что это не входит в ее планы. - Как же так, Катюша? Все девушки хотят выйти замуж! - А я – не хочу. И она не врала. Она действительно не хотела замуж за его сорок с хвостиком, круглую физиономию и поросячьи глазки. Да и перспектива искать любовника в первую же брачную ночь Катю не прельщала. Она слышала, что замдиректора активно налегает на "Виагру", а зачем ей нужен муж-импотент? Конечно, можно было уехать к тетке в Москву и попытать счастья там. Но у Кати было подозрение, что всех приличных неимпотентов-москвичей тоже расхватали. Она свернула с шоссе на проселочную дорогу. Покосившийся указатель сообщал, что до деревни Кукуевка отсюда двенадцать километров. "Бывают же такие дурацкие названия!" - проворчала Катя и сбавила скорость до двадцати. Бедный «Пежо» был до последнего винтика горожанином, не предназначенным для покорения ухабистых российских проселков. В деревню Кукуевка она ехала за снадобьем для больной поясницы отца. Сама Катя считала, что поясница болела бы меньше, если бы папочка не ездил так часто на рыбалку, но мама была убеждена, что самое лучшее средство – мази бабы Клавы из деревни Кукуевка. «Финалгон», который Катя купила в аптеке, родители забраковали и так разобиделись, будто дочь собралась сбагрить их в дом престарелых. Пришлось ехать в Кукуевку. С какой-то радиостанции доносилась песенка: "Улыбаюсь и хожу, земли не касаясь, Потому что ты у меня есть, Потому что ты у меня есть…" Мотивчик был так себе, но ухабы попадали ему в такт. Откуда этот очкарик вынырнул под колеса ее "Пежо", Катя так и не поняла. Она крутанула руль и резко ударила по тормозам, но было поздно. Выскочив из машины, она подбежала к лежавшему человеку. От него разило коньячным перегаром. "Какой-то пьяница решил самоубиться, а виновата буду я!.." - Эй, - она похлопала его по щекам. Очкарик застонал и открыл один глаз. - Кто вы? – спросил он. - Еще спросите "где я"! – фыркнула Катя, подумав: "Слава богу, живой!" - Где я? – как попугай, повторил парень. На вид ему было лет тридцать, и для деревенского пьяницы он выглядел слишком приличным. Но, с другой стороны, приличные парни не носят потертые джинсы и кеды и не шатаются по проселочным дорогам, кидаясь под проезжающий транспорт. - Мы с вами находимся в восьми километрах от деревни Кукуевка, - сообщила Катя. Очкарик, мигнув, сел. - Кукуевка? - переспросил он с испугом. – А это далеко от Москвы? - Одна ночь поездом, - злорадно сказала Катя, мстя ему за пережитые по его вине неприятные минуты. И за вмятину на бампере, кстати, тоже. - Как же так, - растерянно пробормотал парень, сняв очки и попытавшись протереть стекла грязным рукавом рубашки в выцветшую клеточку. Точно в такой же рубашке красовалось пугало на огороде у Катиных родителей. - Вы мне, наверно, не поверите, но я понятия не имею, как здесь оказался… - Пить надо меньше, - буркнула Катя, протянув ему надушенный настоящим "Диором" платочек. - Спасибо, - вежливо сказал парень, протер очки и надел обратно на нос. - Вообще-то я не пью… - По вам заметно, - у Нарышкиной был ехидный язычок. Парень ощупал щетину на подбородке, а потом рубашку и джинсы. - Кажется, у меня пропали документы… и все остальное… - Я не постовой ГИБДД, мне ваши документы не нужны. У вас все цело? Встать сможете? Он встал, опираясь на ее руку. - Колено болит… но не очень… - Садитесь в машину, - скомандовала Катя, - я вас подвезу. "Не бросать же этого недотепу здесь на дороге, еще угодит под какой-нибудь трактор!" - В Москву? – с надеждой спросил очкарик. - И не думайте! Наша цель – Кукуевка, - ответила Нарышкина, заводя мотор. - Что-то мне не очень нравится это название… - Мне тоже, а что поделать? Очкарик вздохнул, покашлял на заднем сиденье. - Меня зовут Андрей. А вас? "Не хватало только с ним знакомиться!" - Катя, - бросила она через плечо. Стал накрапывать дождик, пришлось включать "дворники". Но скоро дождю надоело просто моросить, и он полил, как из ведра. Глубокие колеи мгновенно наполнились мутной жижей, бедный "Пежо" побуксовал в них и заглох. - Приехали, – разозлилась Нарышкина. Сколько она времени потеряла с этим пьяницей, давно бы уж добралась и до Кукуевки, и до бабы Клавы, переждала бы ливень там. А теперь что? Пешком грязь месить? Можно, конечно, послать в деревню за подмогой очкарика. Только же не дойдет, недотепа. - Останетесь машину сторожить! – велела Катя, открыв дверцу и нырнув ногой в чавкающую грязь. - Мне кажется, удобней будет разуться, - сказал Андрей. - Вас не спросила! – огрызнулась она, но сняла босоножки. – А вы куда?! - Не могу же я отпустить вас одну. А машина, мне кажется, никуда отсюда не денется. - Тоже мне, джентльмен нашелся! – фыркнула Нарышкина, в глубине души польщенная. Этот пьяница вел себя как приличный мужчина. Месить кукуевскую грязь им пришлось довольно долго. Дождь ни на минуту не думал прекращаться. Оба промокли до мозга костей и чихали один громче другого. "И чем, скажите, был плох "Финалгон"?" – с тоской думала Катя. - Вы знаете, - сказал Андрей, - говорят, что грязь очень полезна. - Не знаю и знать не хочу! - Почему вы такая грубая? - Жалею, что вас не задавила! – отрезала Нарышкина, пытаясь ускорить шаг. После трех или четырех часов "грязелечения" они добрались, наконец, до деревни. Начинало смеркаться. У околицы в огромной луже, блаженно хрюкая, нежились две свиньи, а на заборе сидел чумазый мальчишка и швырял в них шишками. Одна шишка угодила в лоб Андрею, тот от неожиданности ойкнул. Мальчишка радостно захохотал и хотел вторую шишку кинуть в Катю, но она погрозила ему кулаком, и он сразу передумал. - Мальчик, где живет баба Клава? – спросила Катя. - А вам какая нужна баба Клава – которая гонит самогон из свеклы или которая лечит поросят скипидаром? Катя, подумав, сказала, что ей нужна самогонщица. Мальчишка ткнул грязным пальцем на дом под зеленой крышей. Впрочем, в потемках уже было не разобрать, какого цвета крыша, может, и не зеленого. - Вы приехали сюда за самогоном? – удивился Андрей. - Да, за самогоном! С самого утра мечтаю опохмелиться! - Какая вы все-таки грубая, - вздохнул он. Бабка всплеснула руками, когда увидела гостей, мокрых и грязных с ног до головы. - Чтобы нам напрасно не пачкать ваш дом, скажите, вы та или не та баба Клава? – с порога спросила Катя. Оказалось, что та. Бабка истопила баньку, и велела гостям помыться с дороги. - А то на негров похожи, – охала она. - Вдвоем в баню?! – испуганно спросил Андрей, смешно моргая глазами. "Бедный, он, наверное, женщин видел только в "Playboy", - с сочувствием подумала Катя, но потом рассердилась на себя. Ей-то что за дело до пьянчужки, еще и очкарика? Работает в каком-нибудь богом забытом НИИ по проблеме выведения колорадского жука или как из пыльного мешка сделать вечный двигатель. - Вы идите, я потом, – сказал Андрей, едва они вошли в предбанник, и с чувством чихнул. - Вы меня боитесь? – ехидно спросила Катя. - Я не хочу вас смущать, – робко ответил он, пряча глаза. Нарышкина фыркнула, и не отворачиваясь, начала стягивать с себя грязную и мокрую одежду. Бедный Андрей покраснел и снял очки. - Вы же без них ничего не увидите, – развеселилась Катя. – Будьте здоровы! – сказала она, когда он снова чихнул. - Спасибо. "Неужели еще существуют мужчины, которые стесняются обнаженной девушки?" - подумала Катя и вошла в парилку. Она хлестала себя веником, чувствуя, что усталость и озноб покидают ее. Хлопнула дверь. Катя обернулась, и увидела Андрея, который, наконец, решился войти в парилку, прикрываясь тазиком, как щитом. - Легкого пара, – улыбнулся он. - Вам того же, – отозвалась Катя, глядя на него во все глаза. Она никогда бы не подумала, что у такого рохли и недотепы может быть настолько привлекательное тело. Пока он был в своей дурацкой рубашке, плечи казались худыми, грудь впалой, и живот, как груша. Теперь Катя поняла, что рубашка была безнадежно ему велика. И плечи у него широкие, и грудь не впалая, а на живот нет даже намека. Оценить достоинства ниже живота она не могла, мешал тазик, который Андрей не выпускал из рук. - Что-то не так? – забеспокоился он. - Все отлично, – отвлеклась от его созерцания Катя, заметив, что он сам на нее поглядывает, близоруко щурясь. - Вы очень красивая, – вынес вердикт Андрей. - Я знаю, – ответила она. У Кати была роскошная фигура, и ей нравилось на пляже ловить на себе восхищенные взгляды мужчин, но сейчас она вдруг смутилась. "Уши развесила, давно комплиментов не слышала", - снова разозлилась она на себя, и демонстративно повернувшись к Андрею спиной, продолжила хлестаться веником. Андрей пожал плечами и взял второй веник. - Ой! – взвизгнула Катя, когда он вдруг шлепнул ее веником чуть ниже спины. – Вы что?! – она повернулась, гневно сверкая глазами. – С ума сошли?! - Нет, – улыбнулся он виновато, но Катин нос вдруг уловил запах самогона. - Вы… Вы… – она задохнулась от возмущения. Этот недотепа и очкарик выпил для храбрости, чтобы войти к ней в парилку?! Так ее оскорбить?!! - Я не пил, я только бутылку опрокинул, которая в предба… – робко начал Андрей, но Катя не дала ему договорить. - Тюфяк, тюлень! – огрела она его веником. – Опрокинул он!! Да мне все равно, что ты там опрокинул! – и огрела его еще раз, а потом удары посыпались один за другим. - Да вы сумасшедшая! – закричал он, отбиваясь от нее своим веником. Войдя в раж, оба принялись яростно лупить друг друга, и Андрей не заметил, как уронил свой тазик. Когда от ее веника остались только прутья, Катя отшвырнула его от себя. - Вот так попарилась! И вдруг ее взгляд упал на… - О господи, – только и смогла она вымолвить. - Я же говорил, что не хотел вас смущать, а вы мне не поверили, – обиженно сказал Андрей, торопливо наклоняясь за валявшимся на мокром полу тазиком. - Да… Конечно… – мямлила Катя, не в силах оторвать взгляда от открывшейся картины. "Все бабы дуры, - подумала она, - а я не буду дурой". - Почему ты решил, что я должна смутиться? – спросила она и решительно отобрала у Андрея тазик. Утром Андрей с Катей сидели на открытой веранде у бабы Клавы и ели малину со свежими сливками, поминутно отрываясь от этого приятного занятия на другое, не менее приятное - поцеловаться. "И мне совершенно все равно, москвич он или не москвич, приличный или не приличный", - думала Катя. Скрипнула калитка. Это вернулась хозяйка. - По деревне парни на танке ездиют, - сообщила она страшным шепотом, - ищут какого-то Хандрюсика. Бабы ребятишек и поросят по погребам прячут, от греха подальше. Танк оказался огромным "Лэнд Круизером". Он медленно и величаво плыл по главной деревенской улице, а из его люка, как из башни танка, по пояс торчал парень с черной челкой и обозревал окрестности, держа ладонь козырьком. - Вон он! Вон он, Андрюха! – радостно завопил парень и забарабанил кулаком по крыше джипа. – Санек, тормози! - Свят, свят, свят! - испуганно закрестилась бабка Клава, когда увидела, что три незнакомых парня лезут через ее забор. - Андрюха, братан! Нашелся! – они бросились наперебой хлопать его по плечам. – А это что за краля с тобой? - Я же говорил, что он нигде не пропадет! – подмигнул парень с черной челкой. – Мишка, с тебя ящик коньяка! - Но до Москвы же он так и не добрался, - запротестовал Мишка. – Нет, Вован, коньяком проставляться тебе! - Санек, да скажи ему, - повернулся Вован к третьему парню. - Может быть, вы мне объясните, что тут происходит? – спросила Катя, начиная сердиться. - Это мои друзья, - Андрей виновато улыбнулся. Понятливая бабка Клава притащила бутыль самогона и огромную миску соленых огурцов. Санек, вспомнив, что он за рулем, с сожалением отказался от выпивки, а Мишка и Вован с аппетитом налегли на деревенские деликатесы. За самогоном на свет всплыла интересная история. Четверо приятелей работали в процветающей строительной фирме, Мишка и Вован – архитекторами, Санек – по снабжению, а Андрей – юристом. Друзья считали Андрея рохлей и тюфяком и часто устраивали ему розыгрыши. Два дня назад, когда вся четверка отдыхала в сауне, Мишка заявил, что если Андрей окажется без денег и документов где-нибудь далеко за пределами МКАД, ему ни за что оттуда не выбраться. Вован не согласился. Слово за слово, они поспорили на ящик коньяка, Санек разбил им руки, а предмет спора плавал в бассейне и ничего не слышал. Сказано – сделано. Андрея накачали коньяком, переодели в старые джинсы и рубашку, которые валялись в чьем-то гараже, привезли и бросили вблизи деревни Кукуевка. - Нам понравилось название, - объяснил Мишка. - Вы, конечно, свиньи, - сказал Андрей, поправив на носу очки. – И я мог бы вам напомнить несколько статей УК, которые по вам плачут… но так и быть, не буду, - добавил он, обняв и поцеловав Катю, которая явно ничего не имела против. Потом Санек на своем "Лэнд Круизере" выдернул Катин "Пежо" из грязи, как репку из грядки, и отбуксировал к автосервису, где беднягу помыли и поправили бампер. Катя вдруг спохватилась, что забыла взять у бабы Клавы чудодейственную мазь. - Купи в аптеке "Финалгон" и выдави в баночку из-под майонеза, - посоветовал ей Андрей. - И как я сама не догадалась! – восхищенно посмотрела на него Катя. Забегая вперед, можно сказать, что "мазь бабы Клавы" настолько хорошо помогла Катиному отцу, что он переплясал всех гостей на свадьбе у дочки. Конец.
Klepa: жаль, что Сквознячок баловал нас своими рассказами только на конкурсах. забавные у него историйки
Роза: Klepa пишет: забавные у него историйки Прелестные, озорные и веселые. "ДТП" не исключение. Оригинальная идея свести Андрея с Нарышкиной.
Призрак И.И. Корфа: Gata пишет: Хочу познакомить вас (а многим и напомнить) с творчеством веселого и озорного автора по имени Сквознячок Gata пишет: ОЗОРНИКИ Барон прикрыл глаза, вспоминая, как однажды много лет назад Машенька Долгорукая устроила ему скандал за то, что он помогал ее мужу скрывать любовные интрижки. Отхлестала «друга семьи» по щекам и перебила все фарфоровые вазы в кабинете. Иван целовал ей руки, просил прощения, а она, обливаясь слезами, потребовала, чтобы он помог ей отомстить изменщику. Как было отказать убитой горем женщине? Он так старался загладить свою вину, что слезы у Машеньки скоро высохли, и с губ вместо брани стали срываться сладчайшие стоны. (Настаканился бренди, которого у хозяек усадьбы хоть залейся, и потянуло на фривольное чтение) Хи-хи-хи! А мне и в голову не приходило, чтобы эдак-то с Марьей Алексевной... Жалко, что автор давно пропал и ничего нового не напишет. Как, например, про портрет Николая Палыча Gata пишет: ПОРТРЕТ В СПАЛЬНЕ «Какая вопиющая безнравственность! - возмущался портрет. - Изображение моего императорского величества надо вешать в гостиной. В крайнем случае, в библиотеке или в кабинете. Но в спальне?!! Помилуй Боже, что они вытворяют…» - уже с любопытством наблюдал за происходящим Николай Павлович. Крамола, ай-ай! (снова хихикает) Но мы оригиналу ничего не скажем, если только соседушко Андрей Платоныч не подсуетится :)
Lana: Gata пишет: ДТП Не мои герои, поэтому рассказ обходила стороной, а на днях открыла. Какая веселая и пикантная штучка. Хорошо, что Катя дурой не была .
полная версия страницы