Форум » Альманах » "Испытание временем" » Ответить

"Испытание временем"

Olya: Название: «Испытание временем» Герои: Мари, Николай и другие. Родственные связи в сюжетных целях изменены по усмотрению автора. Жанр: мелодрама (И это не обман зрения! Мело- , а потом уже драма, а вообще и самое главное... история любви ) [more]Коллаж этот я нарисовала как бы для собственного вдохновения. Была идея, но в условиях цейтнота я пребывала в сомнениях, разворачивать ли ее или оставить до лучших времен. А потом, знаете, так вдохновилась, что строчила на одном дыхании.[/more]

Ответов - 20

Olya: «Свадьба - это великий праздник в жизни каждого человека. Создание семьи начинается именно в день бракосочетания. Любовь, счастье, поцелуи, звон хрусталя - пожалуй, без этого не обходится ни один семейный праздник, пусть даже и первый. Свадьба должна запомниться на долгие годы, как гостям, так и молодоженам. Организация свадеб - дело непростое и довольно хлопотное, но московская компания KST имеет непосредственной целью облегчить вам…» Мария Дармт медленно отстукивала пальцами по столу в такт словам, которые бесцельно пробегала глазами. Она знала этот текст наизусть. Закончившая экономический факультет великого и ужасного РГГУ, она пусть это и смешно… «Подумать только - корпеть пять лет над дипломом, в котором только по одной дисциплине числится «хорошо», и пойти работать каким-то смешным оформителем!» - как кричала тогда мама. Пусть это даже очень смешно, но по совету и содействию одной еще школьной знакомой Мари все же прошла дизайнерские курсы и устроилась работать сначала в рекламном агентстве, а потом и еще несколько видоизменила профессию. Ей хотелось приносить людям радость, видеть улыбки на их лицах и с радостью предупреждать любые пожелания, на которые они имели право в самый счастливый день своей жизни. Все решилось как-то само собой и не имело обратного хода. Она стала свадебным дизайнером-оформителем. Это ей вполне импонировало, и по ехидным замечаниям младшей сестры «она устраивала всем праздник, которой в ее двадцать шесть еще и близко не маячил на ее горизонте». Мари снова подняла голову на часы. Судя по словам звонившей ей девушки, та собиралась приехать еще пятнадцать минут назад. Она, конечно, простит ей эту слабость, поскольку в глазах влюбленных людей (а по голосу этой девушки можно было заключить, что она просто обожает своего избранника) все смотрится несколько иначе, и это едва ли возможно вменить им в вину. Мари знала это. Знала слишком хорошо, несмотря на то, что испытала подобное только однажды. Да, только однажды, только раз в жизни ее сердце отзывалось лишь на один голос, глаза стремились найти взглядом одни лишь глаза, а милые черты отвечали улыбкой только одной улыбке на свете. Ни прошедшие годы, ни увещевания подруг на предмет спутника жизни, которому давно пора бы уже появиться, были не властны изгладить из памяти ласковые мужские руки и легкий поцелуй, скользнувший в лунном свете по ее несмело приоткрывшимся губам. Есть люди, которые с легкостью меняют сердечные привязанности, не обременяя себя при этом воспоминаниями о былом, но есть и те, что проносят сквозь всю жизнь верность одному лишь чувству. Мари не задумывалась о своей принадлежности к тому или иному типу, она просто жила дальше. Жила без истерик, жалоб или слез, не пытаясь растравлять раны нарочно, но все же не забывая прошедшего ни на миг. Где бы она ни была, что бы ни делала, прошлое было внутри нее, бежало кровью по жилам и время от времени с новой силой приливало к сердцу, покалывая его знакомой болью. Болью, которую было невозможно преодолеть или побороть, только научиться с ней жить… Зазвонил телефон, и Мари с первых цифр узнала номер сестры. Снимать трубку можно было не торопиться, потому что она с точностью до одной десятой могла определить тематику намечающегося разговора. Неразрешимые проблемы Ани в отдании предпочтений тому или иному кавалеру преследовали Марию еще со школы. Оценивать, взвешивать и сопоставлять было любимым занятием Анны, немало обескураживающим ее сестру. Мария решительно не понимала, как можно было руководствоваться сравнениями в подобных случаях. По ее мнению, решать надлежало исключительно сердцем, в соответствии с понятиями Анны - исключительно разумом. Договориться при столь сильных расхождениях на данную тему было, разумеется, невозможно, зато возможно было поговорить. Что они с подачи Анны и проделывали, по несколько раз на дню. Возможно, все же следует сократить количество этих разговоров хотя бы с тем, чтобы вытащить, наконец, сестру из Питера. Когда Анна объявила ей, что собирается учиться в другом городе, Мари была просто потрясена и сочла это шуткой. Но заявив, что ей нужна самостоятельность, сестра на ее глазах собрала чемодан и уехала на вступительные экзамены. Тогда Мари не слишком опечалилась: Анна никогда не блистала успехами в учебе, и едва ли можно было представить, что она поступит в какой-нибудь нормальный институт с первого раза. Какого же было ее удивление, когда Анна ликующим от счастья голосом объявила ей по телефону, что зачислена. Не слишком легковерная, однако, Мари не успокоилась, пока не удостоверилась лично, что Анна Платонова действительно является студенткой СПбГУ. Что и по сию пору было ей странно, поскольку Санкт-Петербургский государственный университет котировался едва ли меньше, чем их МГУ. Но как бы она ни удивлялась, пришлось принять по факту. И хотя Мари еще пыталась отговорить сестру, но эту битву она проиграла. «Мари, у нас в Петербурге стоит закрытая квартира едва ли не в самом центре города, а мы с тобой ютимся в малогабаритной «двушке» с бабушкой! Это просто смешно!» «Ну, во-первых, не в центре. А, во-вторых, если желаешь, можно найти обмен…» «Не вижу смысла. Все устроится очень даже хорошо…» «Вот что, Анна, ты просто сумасшедшая, если считаешь, что я отпущу тебя жить одну в Петербурге!» «Я знала, что ты так скажешь. И все уже предусмотрела. Мы переезжаем вместе с бабушкой». Так как Анна опередила ее и успела настроить на свой лад бабулю, Мари уже ничего не могла существенно сделать. Одному Богу только известно, чем она вот уже третий год там занимается вместо лекций своего юридического факультета. Обвести вокруг пальца бабушку ей, разумеется, больших усилий не стоит. Нет-нет, конечно, Мари ничего такого не думала. Анна была правильно воспитанной и никогда не позволила бы себе ничего лишнего, но ей также было хорошо известно умение сестры еще со школьной скамьи выбирать себе именно «не тех» друзей и «не тех» подруг. И ей было бы гораздо спокойней, если бы Анна осталась под ее присмотром в Москве. Кроме того с ее переездом Мари пришлось остаться совсем одной. Ведь мама, еще до поступления Анны, вышла замуж в третий раз и уехала за новоиспеченным мужем-врачом в Штаты. Дочкам Шарлотта поясняла: оттуда не наездишься. Исправно посылая им открытки на дни рождения, она, казалось, всегда готова была помочь, но в тоже время ее никогда не было рядом. Редкие моменты, когда семья собиралась на пару деньков вместе, были омрачены тенью предстоящей разлуки. Мама торопилась в Штаты, Анна - к зачетам и экзаменам. Не раз предлагая сестре переехать к ним, она всегда слышала одно и то же: «Мари, дорогая, но как же твоя работа?!» И все было понятно без слов. - Мари, Мари, это катастрофа! - прозвучало вместо приветствия. - Что случилось? - Что?! О Боже, это невыносимо! Ты, конечно, ничего не знаешь, да и откуда тебе знать! - голос сестры был полон чем-то средним между раздражением и обидой. - Я настолько потрясена, что не могу говорить. - Помолчав немного, и не дождавшись поддержки, она заговорила быстрее, словно опасаясь придать сообщению слишком большое значение. - Ты представляешь, Соня Долгорукая (ну, ты помнишь, эту невзрачную мышку!) вознамерилась увести у меня Михаила! Да, я не шучу! Она заявила Репниной, - прекрасно понимая, что та передаст это мне, - что ее брат заслуживает большего, нежели может обещать ему мое общество, и по ощущениям Натали этими словами столь ясно намекнула на себя, что… Подумать только, и это моя лучшая подруга! Та, с которой я делилась всем, а она в то время строила коварные планы, как украсть у меня жениха из-под носа! - Дорогая, насколько мне известно, ты дважды отказала Михаилу, и… - Отказала! - фыркнула Анна. - Да будет тебе известно, с первого раза не соглашается ни одна приличная девушка! - Возможно, такая игра была уместна во времена незабвенной Скарлетт О'Хара, но нынче… - О, Господи, Мари! Ты говоришь так, словно можешь что-то в этом понимать! В свои двадцать шесть ты по нынешним меркам уже старая дева! Просто неприлично дожив до такого возраста, ни разу еще не влюбиться по-настоящему! Ну, или хотя бы понарошку! Анна не имела обыкновения щадить чувства сестры, но если бы могла представить, какую боль она причиняет Марии этими словами, наверное, все же перестала бы повторять их, как заученную считалочку. Анна была единственная кроме матери, кому Мари однажды поверила свою сердечную тайну, но, очевидно, это относилось в понимании сестры к делам давно минувших дней, а возможно и вовсе было забыто. Дальнейший разговор свелся сплошь к обсуждению недостатков Сонечки. Анна не стеснялась затронуть ни одно слабое место подруги, более того, опустила даже то, что в понимании Мари слабым вовсе не было. Изредка вставляя самые общие фразы, она только качала головой: какой же Анна еще ребенок! Наслушается всяких глупостей, а потом выдает за свои мысли. И кто внушил ей, что двадцать один год - самый что ни на есть возраст на выданье? Можно подумать, они живут в девятнадцатом веке! Вовсе нет! Но и не скажешь в то же время, что сестра мечтала о прекрасном принце. Ведь если бы она верила в подобное, разве потеряла бы Владимира?! Владимир… Как он обожал ее сестру! Обожал с первых месяцев ее жизни. Владимир с Мари ходили в одну группу детского сада и были там главными заводилами. Воспитатели частенько то ставили их по разным углам, то приманивали сладостями, но ничто не могло заставить их выдать друг друга. Прошедшая сквозь тяжелый развод родителей, Мари была не по годам серьезна и мудра. Ей было чуть более пяти лет, когда родилась крошка Анна. И как в то первое мгновение, когда мама взяла младшую дочку на руки, так и по сей день у Мари не оставалось сомнения, что мать любит сестренку гораздо больше ее самой. Она была желанным и ожидаемым ребенком. Отец Анны, правда, как узнала потом Мари, так и не узаконил отношений с ее матерью. Малышка была для Шарлотты Дармт средством привязать непостоянного любовника, но она просчиталась - сие радостное для нее событие лишь оттолкнуло новоиспеченного отца. Пытаясь удержать любимого, Шарлотта кидалась за ним в любую точку земного шара, без раздумий оставляя малышку на попечение собственной матери и старшей дочери. Владимир же развлечениям во дворе с соседскими ребятишками предпочитал наблюдения за удивительно прелестной крошкой с серыми глазами и льняными волосами. На его глазах она делала первые шаги и отплевывалась яблочным пюре, учась есть с ложечки, на его руках проделывала воздушные пируэты перед зеркалом и смеялась как взрослая - во весь рот и голос. - Знаешь, Мари, наступит день, когда я женюсь на твоей сестренке. Мари в ответ только смеялась. Тогда она еще не знала, насколько пророческими станут эти детские выдумки. Не знала, и то, как сильно сестра будет обижать человека, готового сравнять для нее весь мир с землей. Анна была из тех людей, которых невозможно было любить. С детства порой не просто капризная, а даже жестокая в своих шутках, неосторожная в словах и выражениях, она и становясь старше, не научилась понимать одну простую истину: с любовью не шутят. Мари не винила Владимира, что он не смог это выносить. Она помнила в мельчайших деталях, как сестра рассказывала ей со смехом: «Он смеет ставить мне условия! Да он должен сдувать с меня пылинки, он должен благодарить судьбу каждый миг за то, что я с ним!» «Ты не боишься, что он и в самом деле уйдет?» - только спросила ее тогда Мари. «Дорогая, просто поразительно, ты старше меня, а совсем не разбираешься в людях! Никуда не денется!» - фыркнула Анна в ответ. А он действительно ушел. Вот так просто. Больше не ждал ее возле подъезда, больше не срывал телефон в надежде услышать ее голос, больше не украшал цветами входную дверь их квартиры. Трудно было сказать, заметила ли сестра его отсутствие за всегдашними кавалерами и их напевами под ее окном до рассвета. Может быть, просто не показывала чувств, а может и вовсе ничего не чувствовала по этому поводу. Они никогда более не говорили о нем. Если Анне и было больно, она не хотела напоминать. А если не было - Мари не хотела принимать, что любимая сестра может столь легко относиться к людям, играющим немалую роль в ее жизни. Разговор с Анной был закончен еще несколько минут назад, а Мари все еще задумчиво вертела в руках трубку. Девушка так углубилась в свои мысли, что не сразу заметила шум приближающихся шагов. Они достигли ее слуха лишь, когда раздались в самой непосредственной близости. Невысокая девичья фигурка поравнялась с ее столом, и из-за рыжеватого меха лисьей шапки выглянули пшеничные волосы. - О, простите, что заставила вас ждать! - воскликнула девушка, попутно стряхивая с рукава снежные хлопья. - Александра, - она дружелюбно протянула руку. Что-то смутно знакомое показалось Марии в ее чертах. Александра. Она не припоминала кого-либо из своего окружения с таким именем. Александра. Нет, однозначно не припоминала. - Мари, - в свою очередь представилась она. - Ничего страшного. Присаживайтесь, пожалуйста. - Да-да, спасибо. Мне все же так неловко, что пришлось томить вас ожиданием. Откуда ни возьмись поднялась такая метель, что было совершенно невозможно проехать. И хотя отец прекрасно водит машину, все же, - она беспомощно развела руками. - Пустяки, Александра. Значит, вы приехали с отцом… - Да, одна я бы ни за что не рискнула, - освободившись от верхней одежды, Александра осталась в светло-бежевом платье, подчеркивающим прелесть ее юного лица. И Мари снова кольнуло ощущение, что она где-то видела это лицо уже раньше. - Я понимаю, - улыбнулась она вслух. - Не просто решиться. Когда вы планируете это радостное событие? - О, как хорошо, что вы спросили именно это! Потому что, пожалуй, это единственное, на что я смогу дать внятный ответ, - рассмеялась девушка. - В последних числах декабря. Я считаю, что свадьба в преддверии Нового года, как ознаменование новой жизни, новой судьбы - это так романтично и прекрасно! - В этом есть свой резон, - согласилась с улыбкой Мари. - И это значит, что нам осталось чуть более двух недель. Вы хотите пышную свадьбу или… - По правде говоря, этого хочет мой отец. Единственная дочь выходит замуж. Он считает своим долгом сделать этот день самым ярким в моей жизни, и я не нахожу в себе сил ему в этом отказать, хотя сама предпочла бы самую тихую регистрацию. Кивнув, Мари потянулась к краю стола, собираясь предложить девушке взглянуть на последнюю серию свадебных буклетов, но не успела. Первое ее чувство было, что она падает куда-то в бездонную пропасть, увлекая за собой и стул, и стол, и всю эту комнату. Да что там комната - казалось, весь мир сейчас переживает то же потрясение, в которое повергли ее встретившиеся с ее глазами глаза вошедшего мужчины. В горло как будто вонзились шипы, ей хотелось рвануться с места и бежать прочь, но даже если бы она и смогла подчинить свой разум этому невероятному побуждению, едва ли бы ей удалось подчинить себе ноги, которых она почти не ощущала и руки, которыми не могла пошевелить. Нет, нет, нет! Она вспомнила, откуда помнит лицо этой девушки… Она сказала: «Мой отец…» Отец, отец!.. Невозможно, немыслимо! Господи, дай мне силы это пережить! Александра Романова в изумлении наблюдала за двумя людьми, которые сейчас скорее напоминали ледяные скульптуры. Только они бывают так неподвижны и носят на лицах такие застывшие выражения. - Кажется, вы знакомы? - неловко нарушила она тишину. Каким-то шестым чувством Александра уловила, что с губ девушки был готов сорваться протест. Но отец опередил ее. Ее всегда такой вежливый отец, верх благородства и обходительности почти перебил женщину! Это показалось Александре невероятным. И она бы ни за что не поверила подобному, если бы не видела собственными глазами. - Нет, - твердо ответил он. И отвесив поклон, назвал свое имя. - Николай Павлович Романов.

Olya: Забившись под одеяло, Мари надеялась унять дрожь, пробирающую тело, но это не помогало. Она видела его! Сегодня, сейчас! Пусть не сейчас, но всего лишь какие-то пару часов назад. Что значат пару часов по сравнению с теми долгими ночами, которыми она не могла заснуть, вспоминая его голос и смех. Подумать только, четыре года! Он совсем не изменился. Нет. Разве что красивому лицу чуть добавилось строгости, а глаза смотрели теперь сквозь нее, не видя, не желая видеть ее и знать. Она заслужила это. Господи, почему тогда она позволила глупым сомнениям взять над собой верх, сбежала, уверенная - он обманывает ее. Крепче завернувшись в одеяло, она отчаянно сжимала виски руками. Ей как будто чувствовалось сейчас все пережитое тем вечером, когда она спешно сбегала со ступенек его бунгало. Она вспомнила дрогнувшую в руках фотографию в золоченой рамочке. На ней была изображена девушка с пшеничными волосами и светло-коричневыми смеющимися глазами. Сохраняя трезвый рассудок, она могла выбрать сотни разных предположений на тему, кто это. Но всю ее уже трясло, и весь мир двоился у нее перед глазами. Она выбрала только одно: прежняя или настоящая пассия. Мама права, она совсем его не знает, а он намного ее старше, умнее, ему на язык легко попадаются все те слова, что способны открыть дверцу в женское сердце. Почему-то она поверила в это. Так сильно, что не дала ему право на последнее слово, сквозь слезы отчаяния не замечала, что и как бросала в разложенный на кровати чемодан. Мелькающие как безумные разделительные полосы на дороге весь путь до аэропорта. Она так стремилась скорее сбежать с этого острова, из его жизни. Сердце кричало ей: остановись! Но она не слушала, она не могла даже думать связано. Просто поверила в свои страхи, во внушения мамы и сестры. Тогда ей казалось, она благодарна им за то, что они отвратили ее от ошибки и открыли глаза. Рана заживет. Кто не переживал первой влюбленности сердца? Кому не казалось, что жизнь на этом кончается? Но чем больше проходило с тех пор времени, тем больше в душу закрадывались мучительные мысли о возможной ошибке. Она старалась отвергать их, но они были слишком настойчивы. Невыносимо терзаться, когда уже ничего не можешь изменить. Она словно подсознательно ощущала, что была неправа, и сегодня получила этому подтверждение. Дочь, его дочь… Об это слово разрушились нелепые воздушные замки, возведенные ею всего лишь на фотографии, клочке бумаги… Как больно было сегодня, глядя в его непроницаемые глаза понимать, что она все разрушила сама, что мгновениям самым счастливым в ее жизни не суждено повториться никогда. И только, только по ее вине… Глядя на голубую, переливающуюся солнечными бликами гладь моря, она раздраженно дожидалась официанта. Интересно, все греки такие рассеянные? Право, в назидание им ей следовало бы уйти без уплаты. Поправив на головке округлую белую шляпку, Мари поймала свое отражение в прозрачном стекле и решительно тряхнула черными кудряшками. Но нет, она никому не позволит себе испортить настроение в первый день отдыха. Две недели. Наконец-то, волшебные две недели после защиты диплома. Она дипломированный специалист. Весьма гордо звучит. А как горда была мама тем, что ее дочь окончила институт с красным дипломом. Мари всегда была послушной. И хотя ее совсем не привлекали бездушные цифры и бухгалтерские отчеты, она пошла туда, где мама хотела ее видеть. Правда, практика в банке на четвертом курсе своей рутинностью и скукой повергла Мари в настоящий ужас, но сейчас она не хотела об этом думать. Сейчас она будет только отдыхать и наслаждаться жизнью. Крит… Из предложенных ею туристических туров она выбрала именно это место. Может быть, потому что всегда мечтала побывать на острове. Как это романтично, если представить себе, что на острове при желании нигде нельзя скрыться друг от друга. Конечно, Крит не какой-то там маленький клочок земли, но все же здесь, среди величественных гор, скалистых обрывистых берегов и развалин Кносского лабиринта, где некогда обитал чудовищный Минотавр, есть что-то совершенно особенное, непередаваемое словами. Наверное, атмосфера. - Пожалуйста, официант, - снова повторила она по-английски, и снова не дождалась хоть сколько-нибудь различимого отклика. - Черт возьми! Она заметила мужчину в светлом летнем костюме, сидевшего за двумя столиками от нее. Глаза его скрывали темные очки. Похоже, он давно наблюдал за ней. И, кажется, различил вырвавшееся у нее последнее выражение. Во всяком случае, губы его изогнула улыбка. В замешательстве она опустила голову: ну хватит, сейчас она подойдет к стойке и выскажет все, что думает. Намерение было самым естественным, исполнение - довольно резким. При этом Мария даже подумать не могла, что мужчина уже успеет подойти к ее столику и, мало того, склониться над ее головой. От неожиданности она резко подняла руки, и остывшее кофе плеснулось в лицо незнакомца, на рукава и ворот его светлого пиджака. - Ну знаете, мадмуазель, это уже слишком! - рука его потянулась к очкам, и в следующую минуту она увидела его глаза. Они оказались так близко друг к другу, что она могла до малейшего оттенка различить их цвет, настроение, каждую искрящуюся смешинку. Прижав руки к лицу, Мария тоже рассмеялась. - Хоть вы и не похожи на сердитого человека, мне ужасно неловко. - В самом деле? И чем вы, интересно, можете загладить свою вину? - его голос был приятный и глубокий. Если верить художникам, порой сравнивающих оттенки цветовой гаммы с голосами людей, пожалуй, его голос ассоциировался бы с теплым коричневым цветом. - Я не считаю себя виноватой. - Вы очень любезны, мадмуазель. Но, кажется, мы хотя бы привлекли внимание, - он кивнул на рассыпающегося извинениями, спешащего к ним официанта. Оплачивая счет, девушка косила глазами на мужчину, вытирающего наугад салфеткой лицо. Теперь он выглядел еще более забавно. Покончив со своим занятием, Мари повернулась к нему полностью. - Прошу вас, позвольте мне. Полагаю, мне лучше видно, - промокая салфеткой его лоб, щеки и подбородок, она неожиданно почувствовала себя очень странно. Ткань салфетки была довольно тонкой, и у нее было такое чувство, будто она водит пальцами прямо по его лицу. При этом она чувствовала его пристальный взгляд. На щеках вспыхнул румянец. Руки сами остановили свое движение. Непонятная странная неловкость опутывала девушку. Сама не зная почему, она не решалась поднять глаза и встретить его взгляд. Как будто тогда что-то случится. Она не знала что. Как будто она видела далекую чернеющую точку на горизонте, которая приближалась к ней ближе, но не решалась рассмотреть ее очертания. А точка все увеличивалась в размерах и росла, как и то странное ощущение, что если сейчас она взглянет ему в глаза, по меньшей мере, разразится молния. Неуверенно и медленно она поднимала голову. Взгляд ее шел по его шее, подбородку, щекам. И наконец, достиг глаз. И молния не разразилась, нет, напротив день стал еще прекраснее, светлее. День стал таким, каким не был еще никогда! Казалось, все, от солнечных зайчиков, играющих на потолке до самого последнего предмета интерьера изменилось и стало совсем другим. Она не сразу поняла, что изменилась в первую очередь она сама, а с нею - и весь мир. Весь мир смеялся теперь, когда она смеялась вместе с Николаем, и трепетал в смущении от легких прикосновений его руки к ее руке. Счастье незримо присутствовало в каждом слове и взгляде, в каждом их разговоре. Оно витало над их головами подобно птице. - Чем же вы занимаетесь, вы так и не обмолвились об этом ни слова? - в наплывающих сумерках они брели по набережной. Мари сняла туфли, и морская вода омывала ее ступни. - Наверно, оттого что мне не хочется об этом говорить. - Я напрасно спросила? - Нет, просто... Еще недавно я гордо именовался командиром экипажа, а сейчас просто безработный бывший летчик. - Мы можем с вами посоревноваться, - рассмеялась девушка. - Еще недавно я гордо именовалась отличницей, обожаемая без исключения всеми преподавателями и однокурсниками, а теперь вот… теперь вот не знаю, куда себя деть. - Ваши чувства естественны, Мари. Еще одна перемена в жизни. И вам кажется, вы стоите на перепутье. Все проходят через это. - Только что-то не пролетает сказочной стрелы, которая подсказала бы мне налево идти или направо, - отшутилась она. - Если не верить в волшебство в молодости, когда же в него еще верить? Хотя знаете, я верю в него и сейчас. Что если мне удастся выиграть в лотерею и открыть, скажем, летную школу. - Богатая идея. Но почему же не хотите снова летать? Вы тоже не любили это? - Напротив, это было дело всей моей жизни, и оттого сейчас очень тяжело. А причина не во мне. - Он покачал головой, и на лбу его вырезалась глубокая морщина. - Слишком долгая и неприятная история, Мари, и мне, правда, бы не хотелось ее вспоминать. Какое-то время они шли в молчании, а потом Мари тихо сказала. - Я завидую вам. У вас было дело вашей жизни. А мне не было дано исполнить свою детскую мечту. Я мечтала стать пианисткой, и все мое детство прошло за гаммами и нотными грамотами. А потом… - она помедлила. - Что же было потом, Мария? - она видела, что он не отрывает взгляда от ее лица. - Каталась на коньках в зимние праздники и упала. Ничего серьезного. Только сломала два пальца руки. - Больше совсем не можете играть? - Не знаю, - улыбнулась Мари, но в лице ее была видна грусть. - С той поры не пробовала. - Они оба остановились, глядя в морскую даль. - Кажется, нам пора возвращаться, - поспешила переменить она разговор. - Мари, - он шагнул к ней ближе и чуть коснулся ее плеч, не давая тем самым избежать своего взгляда. Над их головами было усыпанное звездами небо, а под ногами - волны Эгейского моря. За спинами виднелись огоньки прибрежных отелей и домиков местных жителей. Но Мари казалось, что даже если она сейчас отведет глаза в сторону, взглянет в ночное небо или ласкающие теплые волны, всюду она наткнется на его взгляд, всюду почувствует прикосновение его рук. И в любом шуме сумеет узнать интонации его голоса. - Милая Мари, никогда не говорите никогда, вы снова подарили мне веру в волшебство. Веру в то, что ломаются любые стены, и каждый человек может взлететь. Взлететь не только за штурвалом самолета. И сознание этого - вот самое большое счастье. И только тихо плещущиеся волны были свидетелями двух рядом вспыхнувших на небе звезд, которые скоро слились в одну. Самую большую и яркую - которая называлась Любовь. Он собирался попрощаться с ней у своего бунгало (Мари жила в отеле того же комплекса), но она, не говоря ни слова, потянула его за руку за собой. Голубое летнее платье облегало ее красивую фигуру, мелькающую среди пальм. Они дошли до гостиницы, и она легко взбежала по ступенькам. Взглядом позвала его за собой. Холл гостиницы встретил их легкой прохладой. Изумленный, он шел за стремительно подвигающейся вперед женской фигуркой. Они прошли в зал с распахнутыми балконными дверями. Он был освещен только проникающим сквозь развевающиеся занавески лунным светом. Когда глаза Николая привыкли к темноте, он понял, зачем они здесь. Недалеко от балконных дверей чернел роскошный большой рояль. Поколебавшись несколько секунд, Мария откинула крышку. Он видел то первое выражение, которое отразилось в ее лице, едва она взглянула на ноты. Затем медленно села, вдохнула в грудь воздуха и, не отводя от него глаз, заиграла. Серебристые высокие звуки уходили высоко-высоко, выше потолка и любой стены в мире - туда, где горела на небе их звезда. Руки ее легко касались клавиш, словно перелетая с одной на другую. Льющиеся звуки словно говорили, кричали: да-да, волшебство бывает! Волшебство встречи двух сердец, волшебство истинной любви. Эти звуки, казалось, рассказывали историю, очень знакомую им двоим. От первого произнесенного между ними слова до сегодняшнего вечера. Голубые глаза Марии сияли ему. Как будто повторяли то, что он сказал до этого ей: нет ничего невозможного, и каждый человек может взлететь, взлететь не только потому что его кружат пленительные звуки вальса. Они оба теперь знали это. Тихонько смолкал напев мелодии, и они еще несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. А потом она оказалась в его сильных объятьях, и он нежно поцеловал ее губы. Слова были не нужны. Она уткнулась лицом ему в грудь, и случайно заглянувшая в зал женщина увидела картину, достойную кисти живописца. Две обнявшиеся фигуры в серебристом свете луны. Они ничего не говорили. И она даже не видела их лиц. Но поняла: они были счастливы. Да, они были самыми счастливыми на свете, пока Мари не допустила одну единственную ошибку: написала обо всем своей сестре. По электронным письмам Анны она поняла, что та в шоке и растерянности. И девушка смутно понимала почему: впервые в жизни Мари говорила с ней о своих чувствах. О своих, а не ее, Анниных. Она приписывала столь яркую эмоциональную окраску ответов сестры именно этому факту. Впервые в жизни Анна оказалась на вторых ролях, и ее самолюбие едва ли могло это снести. Разумеется, Анна прикрывала это выражениями беспокойства о сестре, но Мари, на глазах которой она росла, легко угадывала каждую мысль в ее голове с детства. И попросила ее только об одном: не говорить ничего пока маме. Уже через четыре дня они с Николаем возвращаются в Москву. Они не говорили с ним о будущем, но Мари точно знала: оно у них только одно на двоих. И даже если сначала их встретит некое непонимание, она обязательно сможет растолковать это родным. Анна обещала. Какого же было удивление Мари, когда стоя под козырьком гостиницы и ожидая Николая, она увидела… маму! Да, это было именно она. Шарлотта Дармт собственной персоной. Что там началось! Кажется, до последнего часа ей не забыть этой ужасной сцены! То ругая на чем свет их двоих, то только Николая, мама бросала ему в лицо такие выражения, от которых волосы на голове Марии вставали дыбом. - Безработный летчик - прекрасно! Да еще и вдвое старше тебя! Мне знаком этот тип мужчин. Они готовы с легкостью покорить, а затем разбить любое женское сердце! И я никогда не думала, Мари, что ты безответственная до такой степени, что едва оторвавшись от дома… - Мама… - Нет-нет, ты мне ответь, есть ли голова у тебя на плечах? Счастье, что Анна, моя девочка, не смогла томиться тем, что знает и все мне рассказала… Не закатывай глаза! Позволь мне спросить, какое будущее ты видишь с этим типом?! «Рассказала»! Впервые в жизни Мари, кажется, была готова убить сестру. Как она могла так с ней поступить. Но было не время думать об этом. Сердце ее разрывалось от несправедливых обвинений, которыми мама поливала человека, которого она любила. Впервые в жизни она позволила себе повысить на нее голос. - Хватит, мама! Ты немедленно уезжаешь отсюда! Так будет между прочим лучше для тебя же самой. Греческие законы несравнимо более суровы, чем наши. И за подобные скандалы в общественных местах тебя вряд ли ожидает что-то хорошее. Шарлотта была не столько умной, сколько проницательной женщиной, умеющей чувствовать других людей. И тем более она могла чувствовать родную дочь. Видя, что Мари преисполнена решимости не отступать - она сменила тактику. В тот же вечер она покинула остров, понимая, что это самый верный психологический ход. Марии было очень тяжело. Тяжело из-за всей этой ситуации, из-за некоторого чувства вины перед матерью и особенно перед Николаем. К тому же слова Шарлотты все же не могли не заронить в ее душу зерно сомнения. Теперь она стала замечать взгляды других женщин на Николая. Он был очень красив, мужествен, обходителен. А она знает его всего неделю с небольшим. Говоря проще, почти не знает. Не знает его прошлое. Оно известно ей только с его собственных слов. Что если она… просто принимает желаемое за действительное? Мари боялась прислушиваться к подобным подозрениям и еще более боялась обнаружить их перед Николаем. Былую легкость сменила некоторая натянутость. Она не могла сказать, что что-то изменилось в ней или между ними, но все же… Наступил последний день их пребывания на Крите. Завтра днем - перелет с двумя пересадками, а потом… что потом? Она отгоняла от себя эти вопросы, как могла. - Мари, дорогая, - словно угадав ее переживания, Николай опустился тогда на колени перед ее стулом и сжал нежную руку меж своими ладонями. - Ни о чем не думай. Спокойно собирайся, попрощайся с морем, кинув монетки. А я кое-зачем съезжу в город. Она подняла на него глаза. - Может, нам поехать вместе? - Нет, Мари, я… - он не сразу закончил, - я вернусь вечером, потерпи немного мое отсутствие. - Прижавшись щекой к ее руке, он улыбнулся. - Я надеюсь на твою выдержку. Ведь впереди нас ждет целая жизнь. Ты ведь еще хочешь этого? - Конечно, почему ты… - Мари, - перебил он ее, - я знаю, возможно, твоя… мама в чем-то права, и я действительно… - Нет-нет, что ты! Я ничего не хочу слышать! - Тогда улыбнись мне, - попросил он ее. - Мне кажется, от твоей улыбки способен снова зацвести любой, пусть даже самый поникший головкой цветок. И она улыбнулась. Она готова была улыбаться ему всегда. Только ему. В ее голове в тот день были только счастливые мысли. А вечером, все еще не дождавшись Николая, она направилась к его бунгало. Дверь оказалась не заперта, и Мари вошла. Очевидно, хозяин еще не возвращался. Пожалуй, ничего страшного не будет, если она позволит себе войти. Каждая вещь казалась ей здесь особенной тем, что напоминала о нем. Вот эта шляпа… Он был в ней, когда они ездили в древние пещеры. А вот эту зажигалку она частенько видела крутившейся между его длинных пальцев. А в этой рубашке, оставленной на спинке стуле, он был, когда она тогда играла для него. Играла, впервые за столько лет пересилив себя, и подойдя к инструменту. Она знала, что он поймет ее признание вернее любых слов. Иначе и быть не могло. Они были связаны одной нитью, и их мысли и побуждения - тоже. Задумавшись, Мари опрокинула графин с водой. Не заметив, что на дне стекло треснуло, Мари собиралась водворить его на место, как острые края поцарапали ее ладонь. Красное пятно показалось на рукаве бежевой блузы. Ну что такое! Не руки, а крюки. Поискав на столе, чем бы остановить кровь, Мари перешла к тумбочке, стоящей возле кровати. Чувствуя неловкость, и не зная, что подумает Николай, если застанет ее за таким занятием, Мари, тем не менее, открыла дверцу. Различив глазами платок, она обрадовалась, что так быстро нашла, что искала, и уже собиралась было встать, как заметила лежащую там же фотографию в золоченой рамочке. Потянув ее на себя, Мари с изумлением смотрела в юное лицо смеющейся молодой девушки. Несколько мгновений сидя в оцепенении, Мария разглядывала ее. Потом у нее задрожали руки. Фотография запрыгала у нее перед глазами. Она всегда хорошо видела, но сейчас глаза различили только одно слово из подписи в углу: «дорогому». Но больше ее воображению было ничего и не нужно. Скоропалительные выводы и текущие по щекам слезы. Она даже ничего потом не помнила из своих действий в те минуты. Как будто это была не она, как будто все было в каком-то страшном сне. «Проснулась» она только, сидя в салоне самолета. Глядя сквозь ватные облака на оставляемое позади море, она думала о том, что еще час назад была так счастлива. Всего час с небольшим. Странно было сознавать, что этот час никогда уже не вернется. Как не вернется и часть ее души, навсегда оставшаяся там, на греческой земле. В приглушенном свете бра Мария смотрела на падающие за окном снежинки. И сейчас, сквозь прошедшие годы она понимала, что для нее ничего не изменилось. Но нужно успокоиться. Что без толку себя изводить. В конце концов, она поняла это не сегодня. Сегодня вообще ничего особенного не случилось. Ведь по сути она всегда чувствовала, что была не права. И вот, это подтвердилось. И все же как нелепо, как смехотворно и глупо! В голове не укладывается, она приняла его дочь за возлюбленную. Такое возможно только с ней. Покачав головой, она бросила в стакан с водой две таблетки снотворного. Вряд ли они помогут ей заснуть, но можно все же попытаться. Как-нибудь все пройдет. Она просто будет выполнять свою работу. А потом, потом будет Новый Год… Мария заснула под утро вся в слезах.

Olya: - Мария, потрясающе! Мне очень нравится! - Саша восхищенно оглядывалась на развешанные шары, букеты цветов и прочие свадебные воздушности. - Я рада! - Мари не лукавила. Причем ее радость была двойного свойства. Она искренне радовалась за эту счастливую девушку, подхватившую юбки и кружившуюся по залу на манер старинного вальса. За ее жениха, имя которого не сходило с ее уст. Какого же было удивление Марии, когда она узнала в этом женихе… Владимира Корфа! Столько лет она не слышала ничего о нем, и, увидев, не поверила своим глазам. Еще одна встреча из прошлого. Еще одна, но совсем иная. Мари не только увидела снова друга детства, она увидела его счастливым. Таким, каким он никогда не казался рядом с Анной. Как и положено двум встретившимся вновь закадычным друзьям, они с ним, казалось, перебрали всевозможные темы разговора, только… не прозвучало имя Анны. Сама она не решалась упоминать о сестре, а он не спрашивал. Да было бы и странно с такой замечательной невестой интересоваться кем-то другим. Кто как, а он в этот Новый Год действительно получит самый роскошный подарок, не имеющий цены. По всему было видно, что он любил ее. Что они любили друг друга. Подумав о том, как воспримет эту новость Анна, Мари решила ничего не говорить сестре. Она, разумеется, не поймет. Возможно, даже будет тешить самолюбие мыслью о том, что он все еще ее любит. Она не видела смысла спорить с сестрой на эту тему, зная, что на одно ее слово как обычно придется с десяток слов Анны. Да и что бы они обе ни думали, этим уже ничего не изменишь. Мужчины всегда тянутся к доброму сердцу и теплому слову. И глядя на счастливую молодую пару, Мари сомневалась, что могла бы так же радоваться за них, если бы на месте Саши была ее сестра. Но еще больше радости Мари приносила мысль, что кончится это страшное испытание - видеть Николая. И она не сомневалась, что ему это принесет не меньшее облегчение. Хотя… Николай Павлович, казалось, вовсе не замечал ее, и Марии представлялось странным, что он вообще узнал ее при встрече. Впрочем, возможно ли бы не узнать, если она вперилась в него глазами так, будто грядет конец света, и это последний человек, которого она успеет увидеть. За тот краткий период, что их снова свела судьба, она пережила больше страданий, чем за прошедшие годы разлуки. Он, правда, все так же не был женат. Но Мари не усматривала в этом зацепку. Что ей до его жизни, что ей до того, чем он сейчас занимается. Кроме этого дела, на мгновения связавшего их, между ними больше ничего нет. Ни потом, ни сейчас. Она завидовала каждому человеку, который будет соприкасаться с ним в будущем, и мечтала бы обернуться любым из них, если бы можно было превращаться как в сказках. Но сказок не существовало - это были пустые мечты. Когда Мария думала об этом, ее охватывало такое отчаяние, что хотелось реветь в голос. Ей хотелось сделать любой самый безумный поступок, но беда в том, что ни один из них не заслонил бы прошедшего. Все было кончено. Наконец-то, кончится и эта ужасная пытка. Саша то поднимала лепестки роз, рассеянные по полу и мебели, то снова рассыпала их, оставляя на одежде и волосах. - А почему они искусственные, Мари? - Милая, Саша! Потому что настоящие окрашивают и могут испортить платье. - Ах, какие мелочи! - Но вряд ли это покажется вам такой уж мелочью, когда гости заметят пятно, скажем, на лифе платья. В день свадьбы невеста должна быть совершенна. И не только для жениха. - Ах, Мари, от ваших слов у меня такое ощущение, что это не свадьба, а коронационное шествие. - Сашенька, мы уже говорили об этом, - предупреждающе улыбнулся ей отец. - Знаю, папа. Но я хорошо помню и времена, когда ты говорил, что Владимир Корф не подходящая пара для твой дочери. Да, об этом мы тоже говорили, - передразнила она, и, не дожидаясь ответа, запустила лепестками цветов в Мари. - Просто чудо, что вы снова встретились с Владимиром, не правда ли, Мари? Неожиданная встреча через годы - это прекрасно. - Да, вы правы, - невольно Мари взглянула на Николая. На его лице ничего не отражалось. - Это прекрасно. - Он столько рассказал мне с тех пор о вас. Вы были замечательными друзьями. Я рада. Рада особенно тому, что теперь у меня есть повод пригласить и вас на свою свадьбу. Это не только моя просьба, но и Владимира. Прежде чем Мари успела что-либо ответить, она услышала ясное. - Саша, полагаю, это не очень хорошая идея. - Почему? - девушка удивленно вскинула на отца глаза. Небольшая заминка, а потом снова тот же не терпящий возражений тон. - Слишком эгоистично навязывать Марии Александровне свои планы. Быть может, в новогодние праздники она собралась в теплые страны. - Почему ты так странно говоришь, папа? Я предложила, а не навязывала, а о своих планах Мари вполне может поведать без посторонней помощи. - Я… - Мари захотелось провалиться сквозь землю, хотя даже тогда она не почувствовала бы облегчения. Она противна ему до такой степени, что он считает минуты до того, как больше ее не увидит. Это чувство в нем так сильно, что он даже не может его скрыть. Она отвела глаза. - Саша, я… - Мари, - Александра сжала ее руку, - разговор окончен. Часы высвечивали 23.00. Мари решила лечь пораньше перед завтрашним непростым днем. По крайней мере, утешало, что он будет последним непростым в этом году. А еще то, что через два дня Новый Год уже вступит в свои права. В квартире уже все было начищено и вымыто до блеска. Новая елочка, за которой она ездила только сегодня, уже наряженная, во всей красе, переливалась разноцветными шарами и различными фигурками зверюшек. Под ней прообразом снега лежала вата. Оставалось только купить огоньки. Вчера она видела в магазине такие интересные - лепестками. Для кого же я все это делаю, кольнула ее мысль. Сестра объявила, что собирается встречать Новый Год с друзьями. Великодушно, однако, разрешив Мари, приехать на Рождество. Мама и вовсе пока оставалась в неведении насчет своих планов. Поправляя гирлянды, украшающие проем двери, то на пару сантиметров ниже, то на пару сантиметров выше, Мари машинально составляла список того, что еще следует успеть купить перед праздниками. Так ее мысли все время были чем-то заняты. Потом подойдя к шкафу, вытащила купленный на свадьбу Саши и Владимира сервиз. Еще раз рассмотрела его, найдя удовлетворительным. Итак, завтра, уже завтра… «Саша, полагаю, это не очень хорошая идея». Усилием она проглотила застрявший в горле ком. Нет, она не будет из-за этого плакать. Грубиян, какой же он грубиян! Почему не сказать ей прямо, глаза в глаза, что не желает ее видеть, почему с самого начала было не перекинуть заказ на другого дизайнера? Во всех его словах и жестах мелькало не просто безразличие, но и, казалось, презрение. Ей бы хотелось заговорить с ним, но это было совершенно невозможно. Она боялась даже представить, каким станет его взгляд, если бы она вздумала… Нет, она не сможет этого вынести. Конечно, она виновата, но… Боже, как глупы романы, в которых героини из гордости не могут высказать, что у них на сердце! Да если бы у нее была хоть одна, хоть одна малейшая надежда, что у него к ней остались какие-то чувства, она, наверно, бросилась бы перед ним на колени, прося о прощении. Но он был таким… Мари загасила светильник. Таким, каким и должен быть человек после четырехлетней разлуки. Проснувшись от настойчивого телефонного звонка, Мари села на кровати. Даже в темноте она видела, как часы показывают два ночи. Кому понадобилось от нее что-то в такое время? Кроме того, когда что-то срочное, люди всегда звонят по сотовому. Раздумывая вылезать ли ей из теплой кровати, Мари тщетно пошарила ногами тапки и, шлепая босыми ногами, прошла в коридор. Времени эта операция заняла немало, но, к ее удивлению, телефон все еще продолжал звонить. - Да? - Мария… - в приглушенном голосе слышались рыдания. - Бабушка! Что случилось? - Анна… - Что с ней? - руки ее крепче стиснули трубку. - Ее все еще нет! - Ну и что с того? Возможно, она решила заночевать у друзей. - Ты не понимаешь, Мари… Если бы ты видела, в каком состоянии она убегала из дома… Ее трясло, и она была вся в слезах. Она почувствовала легкое беспокойство. Чтобы ее сестра была в слезах. На память приходили только трюки, когда она намеревалась получить что-то от окружающих. Но что она могла надеяться получить от бабушки?! - Может быть, вы до этого поссорились? - Нет, что ты, вовсе нет. Все было тихо и мирно, и вдруг она выскочила в истерике, схватив всего лишь легкую ветровку, а на улице такой мороз… Она была как будто не в себе… - Не в себе… - холодок беспокойства повеял отчетливей. - Но, бабушка, как же ты могла отпустить ее?.. - едва спросив это, Мари тут же прикусила губу. Идиотка, какая же она идиотка. Рыдания на том конце трубки стали горше. Она поспешила поправиться. - Ах, бабушка, успокойся. Ну, конечно, с ней все в порядке. Да-да. Сейчас я попробую до нее дозвониться. Хорошо. Тебе лучше прилечь, да. Целую. Мари вернулась к кровати и дрожащими руками вытащила мобильник из-за подушки. Господи, а что если Анна не возьмет трубку? Что если с ней что-то… - Анна! - связь была довольно слабой. - Анна! - Мари, - Мария почти не узнала в этом неуверенном, полном слезами голосе, голос сестры. - Что случилось, Анна, где ты? - Дома. - Врушка! Мне только что звонила бабушка, и… - Я не скажу тебе, где я, Мари. В трубке кроме потрескивания, кажется, было слышно завывание ветра. - Ты на улице? В такой мороз и час? С ума сошла, иди домой! - Я не могу. Я боюсь сделать неверный шаг. О, Мари, зачем я забралась сюда! - Куда забралась? - Надеясь отрезвить сестру громким голосом, она добавила с усилием. - Где ты, можешь или нет, сказать внятно? - На крыше нашего дома. - Что?! - ноги Мари подкосились, и она с трудом удержалась, чтобы не упасть. - Что ты там делаешь? - Не знаю… Мне было так плохо. Соня сказала, что уезжает с Репниным. Но ты не думай, дело не только в этом. Она сказала мне еще столько всего ужасного. Что я заносчива, груба и всегда делаю людям только плохо. Она говорила… - Анна всхлипнула. - Знаешь, это трудно… Когда те, кого ты считаешь друзьями, предают тебя. Я сидела здесь, смотрела на холодный равнодушный город сверху. Кое-где гасли фонари и огни. А я все сидела и понимала, что кроме тебя у меня никого нет. Прости меня, Мари, прости за все, я так сожалею… - Анна, ради Бога, оставь это! Тебе не в чем оправдываться ни передо мной, ни перед кем другим! Вот что, оставайся на месте и позвони в службу спасения. - Не могу, Мари… - она снова всхлипнула. - Мне так холодно, я почти не чувствую рук… Мари… Что мне делать? Вцепившись руками в волосы, Мари сидела на полу, слушая голос сестры. Она не знала, что ей посоветовать. Впервые в жизни не знала. Анна ждет от нее каких-то слов, но представив неровные уступы замерзшей крыши, тоненькую фигурку сестры в легкой ветровке и ее озябшие руки, Мари сама готова была впасть в истерику. - Я не знаю, Анна… - только и смогла она выдавить. Даже не представляя, что эти безнадежные слова подействуют куда вернее, чем могли бы десятки, даже сотни других на их месте. - Ничего, Мари, - неожиданно звонко воскликнула Анна. - Не беспокойся. Обещаю, сегодня ты последний раз беспокоишься за меня. Сейчас все будет хорошо. Сейчас, потом, всегда… Мария ничего не успела ответить. Очевидно Анна, не завершая вызова, положила телефон в карман. Удерживая у уха трубку, Мари молча, боясь даже вздохнуть, слушала неровное дыхание Анны, скрип крыши, ее движения. Она была бессильна и беспомощна. Могла только прислушиваться и молиться. Долгие минуты скрипа и шороха, единственно возвещающих ей о том, что Анна продолжает держаться. Сведя руки у губ, Мари опустила голову и ждала. Через несколько мгновений послышался какой-то шум, будто от удара, и связь пропала. Глядя в дисплей мобильного, Мари отчаянно уверяла себя, что просто упал телефон, да-да иначе и быть не могло. Она не решалась позвонить, боясь, что ее встретят долгие гудки или еще хуже - пустота. Кажется, прошло несколько минут, нет - только одна! Она так надеялась, что только одна. Когда завибрировал мобильник, Мари даже не сразу поняла, что происходит. Звонили из петербургской квартиры. - Бабушка? - Нет, Анна! Мари, все хорошо! Когда я спускалась назад, по лестнице, телефон выпал у меня из кармана и раскололся. Очевидно, сюрприз от Деда Мороза! - последовала длинная пауза, а потом две сестры одновременно рассмеялись. - Ничего, я положу тебе под елочку новый. Аня, Господи, ты жива, - теперь вместе со смехом по щекам Мари текли слезы. - Негодяйка, как ты меня напугала! - Не поверишь, Мари! Я хочу, чтобы ты лично отхлестала меня по щекам! Сегодня же мы с бабушкой едем к тебе, в Москву. - О, нет-нет! Не обижайся, Анна, но я не хочу, чтобы вы вместо Москвы угодили куда-нибудь в другое место. В теплую ванну и постель, и не вылезать оттуда. Я вылетаю первым рейсом, как только рассветет. Поправ не такие уж серьезные возражения Анны, Мари долго смотрела на упаковку с сервизом, который выбирала столь старательно и долго. Увы, ей не суждено его подарить. В 6.30 утра Мари уже была одета. Только после душа и нескольких чашек кофе ей удалось вновь обрести ясную голову. Машинально подставляя волосы под струю горячего воздуха фена, она думала, что в день свадьбы Саша едва ли станет спать дольше. Стараясь на протяжении почти часа подобрать слова, которые не огорчили бы ее и Владимира, Мари, как ей казалось, довольно преуспела. Она не учла только одного: что трубку возьмет Сашин отец. - Слушаю, - от ноток этого голоса у нее задержалось дыхание. Господи, ну почему это именно он! - Слушаю вас. - Николай Павлович, - она запнулась. - Это Мария… Простите, я не ожидала попасть на вас… - Вы звоните в столь ранний час, чтобы рассыпаться в извинениях? Резкость его тона заставила ее вздрогнуть. И… он даже не назвал ее имени. Как будто обращался к бездушному предмету. Она постаралась взять себя в руки. - Нет. Я… я хотела сказать, что не смогу быть на свадьбе. Понимаете, кое-что случилось с моей сестрой, и я вылетаю в Петербург ближайшим самолетом… - Молчание. - Это правда! Внизу меня уже ждет такси до Домодедово, и… - О! - короткий смешок показался ей пощечиной. - Должен вам сказать, я не удивлен вашим сообщением. Скорее я удивлен тем, что вы потрудились его озвучить. Вам ведь не впервой исчезать без предупреждения. Мария задохнулась гневом. Пережитое ночью потрясение усилило все те чувства, которые кипели в ней со дня их встречи, а эмоции выплеснули их на волю. - Послушайте, вы! Вам нравится насмехаться надо мной, да? Вы, конечно, можете сказать все, что угодно. Думать, что угодно. Мне это все равно! Я счастлива только тому, что вы никогда не узнаете правды! Она отсоединилась, не дожидаясь его ответа. Но хоть на мгновение ей стало легче. Пусть это мгновение скоро канет в Лету, оно все-таки было. - Нет, сейчас ваш самолет вылететь не может. Сильный снегопад. Не беспокойтесь, ждать недолго. Возможно, не более получаса. Работники аэропорта без зазрения совести повторяли эти слова на протяжении уже двух часов. И самое умилительное, что по их словам всегда выходило «не более получаса». Чтобы не пропустить вылет своего рейса, Мари старалась держаться одной дамы, которая громче всех возмущалась и все время рассказывала разные смешные истории из своей жизни. Похоронив, по ее словам, обоих своих мужей, она тоже не грустила, рассуждая по принципу: Бог дал - Бог взял. Мари, как могла, старалась уложить в голове подобные рассуждения, но, видимо, была слишком другая, чтобы их понять. Снова объявили посадку, и они оказались перед знакомым коридором. - Клянусь, если нас снова попросят ждать, я за себя не ручаюсь, - пригрозила дама контролеру, проверяющему посадочные талоны. Мари не сдержала улыбки. - Милочка, чему вы так улыбаетесь? Думаете, мы взлетим? Мари вспомнила: «…и каждый человек может взлететь. Взлететь не только за штурвалом самолета…» Стиснув пальцы так, что побелели костяшки, она неопределенно кивнула. Устроившись в самолете, Мари улыбнулась. Ее место оказалось возле окна. Добрый знак. Правда, сквозь внушительный слой инея мало что можно различить, но это ничего. Откинувшись на спинку кресла, она закрыла глаза. По салону ходили люди, иногда переговариваясь, иногда чем-то возмущаясь. Кажется, и место рядом заняли, но она не шелохнулась. «Дамы и господа, вас приветствует командир самолета…» «Еще недавно я гордо именовался командиром экипажа…» Сквозь закрытые глаза потекли слезы… Мария не пыталась их остановить. Всякий раз, когда она с тех пор садилась в самолет, она была готова сделать все, что угодно, чтобы только не слышать этих слов. «Кажется, вы знакомы?» - «Нет!» «Саша, полагаю, это не очень хорошая идея». «Вам ведь не впервой исчезать без предупреждения!» В бессилии она зажала уши руками. И откинула их только, когда ее позвала стюардесса. - Прошу вас, пристегнитесь. Самолет готовится к взлету. Справившись с ремнями, Мари огляделась. Рядом с ней сел какой-то мужчина. Раскрытая широко газета не давала увидеть его лица. Покатившись по взлетной полосе, лайнер начал набирать ход. Мари нагнулась ближе к окошку, оттирая его пальцами. Ее всегда завораживал тот первый миг, когда самолет только отрывается от земли. Какая-то часть его еще на земле, а какая-то уже рвется в небеса. Как часто так бывает в жизни! Шелест газеты почти совпал с легким прикосновением к ее плечу. Удивленная, Мари обернулась. С губ ее сорвался тихий вздох. - Вы?.. - инстинктивно она вжалась в кресло. Какое-то время Николай молча смотрел ей в глаза. Невыносимо громко гудели двигатели самолета, и Мари почувствовала страх не расслышать его ответа. А может быть, бояться стоит как раз обратного. - Я дождался взлета, чтобы быть уверенным, что ты не убежишь от меня. Это очень большое коварство? - Как… вы нашли меня? По губам его скользнула улыбка. - Мне повезло, что ты назвала аэропорт. Иначе пришлось бы подключать своего друга и определять, откуда именно ты собираешься лететь с помощью твоего телефона. - Я ничего такого не думала, я… - она осеклась, чувствуя, что сейчас расплачется. «Дамы и господа, самолет продолжает набирать высоту…» - Я знаю. - Но как же свадьба Саши, и…? - Можно еще успеть вернуться, а если и нет, она поймет… Мари, - он осторожно убрал приспустившийся завиток с ее лба и заговорил тихо и искренне. - Я… не мог допустить, чтобы ты снова ушла из моей жизни. Столько времени я пытался забыть тебя и не мог. Не мог не искать тебя глазами в толпе, не мог слушать игру ни одного пианиста, не вспоминая, как ты однажды играла для меня. Все было напрасным. Боль и гнев, обида… Нет такого панциря, который мог бы защитить меня от твоих глаз. Она слушала, и на ресницах трепетали слезы. Неуверенно вытянув вперед руку, коснулась сначала его волос, потом провела пальцами по лбу и остановилась на щеке. - Я… просто хотела убедиться, что ты настоящий. Опустив ее руку чуть ниже, он коснулся губами ее пальцев. - Теперь веришь? - Мне трудно говорить, - она сглотнула. - Я сидела здесь и вспоминала тебя. Ты, конечно, теперь не можешь проверить, но клянусь, что всегда когда я видела взлетающий в небо самолет, я… - ее рука вздрогнула у его губ. - Внутри все словно разрывалось на части. Я… и не надеялась больше тебя увидеть, и в то же время так часто представляла нашу случайную встречу. Где угодно. Наверно, я перебрала всевозможные ситуации и точки земного шара. А когда это случилось на самом деле… - она с трудом добрала воздуха. - Я так хотела поговорить с тобой, но… не могла. Мне казалось, твоя ненависть обесценит любое и каждое мое слово. - Мари, такая красивая, единственная, - он осторожно снял с ее ресниц дрожащую влагу, - в моем сердце никогда не было ненависти к тебе. Но ты… ты тоже должна понять меня. - Он потянулся к карману пиджака и извлек оттуда маленькую бархатную коробочку. Медленно открыл ее. На дне лежало колечко по размеру ее пальца. - Помнишь тот день, наш последний день вместе. Я ездил в город за этим. - Она с болью прикрыла глаза. - И какую же картину я нашел по своему возвращению? Как только я вошел тогда в бунгало, я… почувствовал что-то… Но не хотел верить. Я кинулся к твоему номеру, но он был пуст. Портье сообщил мне, что ты выехала час назад и спрашивала о ближайшем рейсе до материка. Первое побуждение было помчаться за тобой, догнать, найти, но… вспоминая твои сомнения, несколько изменившееся поведение после приезда твоей матери, я не смог. Струсил? Да, наверное, струсил. Впервые в жизни. - Ты говоришь о сомнениях, но… - Не надо, Мари, не лукавь. Сомнения были. Не в искренности твоих чувств, скорее ты сомневалась во мне, все происходило слишком быстро и… - Я даже не могу объяснить тебе, правда… Не то, что бы я сомневалась в тебе, но… - Так всегда бывает, когда внешние силы вмешиваются в отношения двух людей, я понимаю, что ты хочешь сказать… Сейчас понимаю, но тогда… Тогда, когда смотрел на фотографию Саши и думал о том, что для тебя это оказалось слишком - узнать, что моя дочь младше тебя всего лишь на несколько лет… Мне было так больно сознавать это. - Это неправда! - с жаром возразила она. - Я не хочу, чтобы между нами оставались тайны, и хотя мне очень стыдно признаться, что я приняла фотографию твоей дочери за фотографию возлюбленной… - Она видела, как поднялись его брови. - Клянусь, это было так. Из подписи в углу я различила только одно слово: «дорогому»… И… не знаю, со мной в первый раз в жизни было такое. Я не могла контролировать себя, не чувствовала земли под ногами. Я даже не могу вспомнить, что делала в те минуты, понимаешь? Помню только салон самолета, уносившего меня с Крита. Там я снова как бы вернулась к действительности… А потом возвращалась к ней каждым днем и мгновением, - она вздохнула, не пряча от него глаз, - и уже понимала, что совершила ошибку, а когда увидела сначала Александру, потом тебя, я… - она закрыла лицо руками, не в силах договорить. Но он понял ее и так. Сильные руки сомкнулись за спиной Мари. Нежные поцелуи покрывали ее волосы и руки, а она только крепче прижималась к нему, ловя его дыхание на своем лице. Это все правда, это не сон! Это его руки, его губы, его золотистые волосы. Это он, самый любимый, самый лучший человек на свете. Он простил ее. Несмотря на всю боль, которую она причинила им обоим. - Как странно, Мари, - прошептал он, не прекращая целовать ее. - Мы оба увидели то, чего не было на самом деле. Мария прижалась к его груди, перебирая пальчиками складки на пиджаке. - Ты мог так думать обо мне? - Но ведь и ты могла, - Мари почувствовала его улыбку. - Да, прости… - она тоже улыбнулась. - Мария, дорогая моя, - он взял ее лицо в ладони, - не будем больше оборачиваться назад. Как говорил мой отец: самое верное испытание любви - испытание временем. И я думаю, - он склонился к ее губам, - мы прошли его. И если с твоей сестрой нет ничего чрезвычайного, знаешь… моя дочь права. Свадьба в преддверии Нового Года - это так романтично, - глаза его смеялись. Потом он перевел взгляд на бархатную коробочку, как-то невзначай переместившуюся на ее колени, и понизил голос. - И хоть мне не хватает слов, чтобы выразить, как я сейчас счастлив, ты можешь сделать меня еще счастливей. - Ты… - она прижала руки к щекам. - Ты выйдешь за меня, Мари?.. Ее сияющие глаза ответили больше, чем могли бы слова. Их губы слились в поцелуе, а сердца - в общем стуке. В залах аэропорта Петербурга было уже довольно отчетливо видно, как выныривая из тумана облаков, снижается над посадочной полосой самолет. Вот колеса его уже коснулись земли, и пассажиров изрядно тряхнуло. Но поцелуй Мари и Николая все не прерывался, а руки их все так же крепко обнимали друг друга. Как сквозь сон, Мари услышала частые хлопки, которыми пассажиры обычно благодарят пилотов. Но сейчас ей казалось, что все не так. Это весь свет аплодирует только им двоим, только их любви. Любви, которая хоть и прошла испытание временем, но все так же сильно горела в их сердцах. Конец.


Gata: Оленька, сегодня я такая уставшая, что мысли в голове путаются, а твою историю хочется перечитать, не потеряв ни одного нюанса. Посмакую завтра, на свежую голову. И уверена, что вернусь сюда еще не раз А сегодня просто полюбуюсь на твоих героев на коллаже и вспомню их встречу после трудной разлуки.

Светлячок: Оля, это очень несправедливо. Сначала пани уплыла в жандармские руки (не могу, как представлю, что Бене надо руки связывать, когда он с пани наедине остается ), так ты еще и Марусю у Алекса умыкнула в пользу Николая. И не первый раз. Куда только смотрит цензура Третьего отделения?!

Olya: Gata пишет: И уверена, что вернусь сюда еще не раз Третьему отделению мы всегда рады. Светлячок пишет: так ты еще и Марусю у Алекса умыкнула в пользу Николая. И не первый раз. Понимаете, какое дело. У меня есть пунктик. Герои, о которых я писать не могу. И Алекс относится именно к такому разряду. Нет, я люблю его очень у Эйлис, в "Востоке", в последней ролевой у Забы. Но писать о нем... Слишком сильный отпечаток наложил герой из БН. Не получится он у меня другим. Искренний, любящий, верный - не совмещаю я с ним эти понятия. Даже в драме я конченых героев писать не хочу - должна быть любовь и персонаж мне должен быть интересен. А при моем предубеждении, к Алексу это неприменимо. Вот Мари и Николай другое дело. Не знаю, конечно, как вам читать, а мне сочинять про них нравится.

Роза: Olya пишет: Не знаю, конечно, как вам читать, а мне сочинять про них нравится. Нам нравится про них читать Для меня этот пейринг по разным причинам не сразу стал приемлемым, но я не фанатею от канона, поэтому в хорошем исполнении приму любой. Лишь бы героев не делали хуже, чем это удалось Л.Сейдман и иже с ней У тебя Мари иногда резковата, но она честный и милый человечек, достойный счастья. Если для нее самый дорогой и любимый - Николай Палыч, пусть так и будет.

Olya: Роза пишет: Для меня этот пейринг по разным причинам не сразу стал приемлемым, А можно узнать по каким? Мне интересно

Светлячок: Olya пишет: Искренний, любящий, верный - не совмещаю я с ним эти понятия. По-моему Алекс очень искренний в своём непостоянстве. Я поняла, Оля, твои мотивы. После Бени Никс самый достойный кавалер из БН. В позиции "мужчина в полнос расцвете лет".

Gata: "Тех кто создан друг для друга, все равно сведет судьба" - в который раз в этом убеждаюсь, и в произведениях наших авторов, и в реальной жизни. От своей половинки не убежишь, не спрячешься - посылочка от судьбы найдет хоть на краю света :) Урок мужчинам не интриговать девушек, а прямо им сообщать о своих планах и желаниях, или брать их с собой, чтобы они не бегали, разыскивая вас и огорчения :) Ведь эти неугомонные девушки, особенно когда влюблены, ни секунды не хотят и не могут находиться без своих мужчин Оленька, спасибо еще раз за этот рассказ, он у меня теперь один из самых любимых , и за то, что ради праздника изменила драме Только очень тебя прошу - не запрещай мне мечтать об "Испытании" как о своеобразном продолжении "Одного луча" Ну не может моя душа смириться с трагическим концом для этой пары. Светлячок пишет: ты еще и Марусю у Алекса умыкнула в пользу Николая. И не первый раз. Куда только смотрит цензура Третьего отделения?! Третье отделение организовало Александру Николаевичу счастье с золотым голосом России Светлячок пишет: не могу, как представлю, что Бене надо руки связывать, когда он с пани наедине остается И с какой такой стати их надо связывать? :)

Светлячок: Gata пишет: посылочка от судьбы найдет хоть на краю света :) Прочитала "посылочка с того света вас найдёт". Жуть Gata пишет: И с какой такой стати их надо связывать? Чтобы читатели порадовались нескольким абзацам, предвкушая, до того как

Lana: Верится, что героев ждет счастье) Мари получилась очень симпатичная, мечта стать пианисткой очень подходит к одухотворенному образу принцессы В образе Анны параллель с незабвенной Скарлетт была задумана, или получилась непроизвольно?

Olya: Gata пишет: и за то, что ради праздника изменила драме Считаете меня монстром все. Даже жутко в таком амплуа ходить. Я этот рассказ и не только ради праздника видела мелодрамой, мне искренне хотелось дать героям счастье. Сама себя на концовке до слез растрогала. Gata пишет: Только очень тебя прошу - не запрещай мне мечтать об "Испытании" как о своеобразном продолжении "Одного луча" Ну не может моя душа смириться с трагическим концом для этой пары. Третьему отделению отказать невозможно. Но учтите, граф, вы мне будете должны. Что должны - надеюсь понятно (если непонятно, странно, во всех темах клянчим ) Lana пишет: Верится, что героев ждет счастье Lana , спасибо, рада очень, что так Lana пишет: В образе Анны параллель с незабвенной Скарлетт была задумана, или получилась непроизвольно? Непроизвольно. Когда писала - под язык подвернулось само. А когда подвернулось, показалось удачным для раскрытия ее нрава.

Роза: Olya пишет: А можно узнать по каким? Мне интересно У меня прочно засело в голове, что Мари невеста сына Никса. А Никс женат на Шарочке и соотвественно. Поэтому логика показывала кукиш воображению, когда я пыталась мысленно придвинуть Мари к Никсу не для отцовского поцелуя в лобик (как в сериале). Спасло ситуацию перемещение героев в наше время.

Olya: Роза пишет: Спасло ситуацию перемещение героев в наше время. Да. В 19-м , имхо, любовь может быть только у Мари и только безответная. Не принято конечно судить за чувства, потому что они вспыхивают непроизвольно, и Никс теоретически мог влюбиться в Мари и будучи женатым и при том, что она и невеста его сына и сама будущая императрица. Разумеется, быть между ними ничего не могло, свои чувства Николай по-любому должен был притушить и никак не выдать, и вроде как все было бы правильно, но мне все равно при таком раскладе он кажется каким-то... ну словом... думаю, вы поймете. Есть в этом что-то такое, что я написать не могу. Поэтому никаких монархических браков, императоров и принцесс, только современность, второго не дано.

Gata: Olya пишет: Но учтите, граф, вы мне будете должны. Что должны - надеюсь понятно (если непонятно, странно, во всех темах клянчим Нет, ну вы поглядите на этих шантажистов - везде лазейку найдут! Olya пишет: Разумеется, быть между ними ничего не могло, свои чувства Николай по-любому должен был притушить и никак не выдать, и вроде как все было бы правильно, но мне все равно при таком раскладе он кажется каким-то... ну словом... думаю, вы поймете Я очень хорошо понимаю. Любовь, ради которой рушится старая семья, имхо, не может быть счастливой, хотя в жизни всякое бывает, и приносить сердце в жертву долгу тоже, наверно, не очень правильно. Поэтому в жизни я бы никого осудить не смогла. Но хочется, чтобы герои вымышленные соответствовали нашим идеалам :)

Бреточка: Olya с новым фанфиком!

Olya: Gata пишет: Но хочется, чтобы герои вымышленные соответствовали нашим идеалам :) Да, да, да Бреточка ,

Тоффи: Неожиданная пара, но я покорена. Olya, спасибо за этот замечательный рассказ! Вы открыли для меня новую страницу в БН.

Aspia: Болезнь дарит нам одну неоценимую радость - она снабжает нас временем, которого раньше так не хватало. Снова взялась я за знакомство с творчеством участников, вот добралась и до тебя, Olya Испытание временем - Впечатления море. Проще ими поделиться, когда рассматриваешь конкретного героя и его участие в общем сюжете. Начну с … Владимира (а кто-то сомневался?) Я полюбила его здесь с новой силой. Пусть его образ не так четок, как иных персонажей, пусть вплетен всего лишь ниточкой на общем полотне, но для меня он стал ярким и заметным. Его самоотдача к человеку, которого он любит, не смотря на то, что эта любовь нужна лишь ему и не нашла ответа в любимом сердце. Его умение прощать и не держать обиды на ту, что ранила. Не остановится после неудачи, а шагать вперед к своему счастью и своей мечте. Все это раскрыто в герое рассказа, умело и ловко прописано в словах. Счастливый Владимир – это и мое счастье) Невозможно пройти мимо его невольной напарницы и сопровождающей тени – Анны. К сожалению, данный образ порой можно встретить и в жизни, и отчего-то мне кажется, что автор списал его с реального человека, поскольку очень живо представлен характер и описано поведение анти-геройной Анны. Общение с таким человеком постоянно находится на грани: на грани ненависти, непринятия и отрицания. Самовлюбленный ум сложен для анализа и не поддается логическим трактовкам. В том, что данному персонажу в рассказе не хватило твердой мужской руки, не менее твердого ремня, а также стояния в углу на горохе – видно сразу. Мне ее жаль, поскольку она по истине несчастный человек, который сам себя лишает многих радостей. Вот я и подобралась к главным героям. Мария – светлый человек. В реальной жизни отзывчивостью таких людей пользуются без зазрения совести. Героине не достает силы и умения сказать «нет», особенно тем, кого она любит. Она занимается самоанализом и самокопанием, которые не приносят спокойствия и умиротворения, а лишь бередят былые раны. Но при этом она, как и многие женщины склонна к поспешности выводов и излишней эмоциональностью в ряде моментов, где требуется «ясная голова». Однако и эти качества сыграли не последнюю роль в закрутке сюжета и его последующем разрешении. Николай – в первый момент в моем сознании к нему никак не хотела цепляться отведенная ему роль. Представлялся кто угодно, только не статный мужчина, с царственной осанкой и сурово-строгим взглядом, и не менее твердым голосом. Но постепенно образ и герой соединились в единое целое, а строгость была сглажена романтичностью описанных моментов. В диалогах умело показан возрастной барьер героев, ощущения от которого придают рассказу пикантность и новизну. Ну, в общем, совет им, да любовь. Чуть не забыла упомянуть сопутствующих персонажей: мягкому и легкому образу юной невесты Александры был противопоставлен умудренный и несостоявшийся жизненный опыт Шарлоты. Они антиподы друг друга, как показатели светлого и темного начала в жизни. Спасибо автору за красивую историю любви, скрасившую мое хмурое утро!



полная версия страницы