Форум » Альманах » «Благодетель», рассказ » Ответить
«Благодетель», рассказ
Царапка: Название: «Благодетель» Автор: Царапка Рейтинг: PG Жанр: мелодрама Примечание. По мотивам рассказа Александра Грина «Зелёная лампа».
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Царапка: Карета, следовавшая по холодным городским улицам, застряла – слишком многие в начале сезона спешили в театр. Два почтенных пожилых господина досадовали. - Свет с ума сошёл! – буркнул один из них, постукивая тростью и нервно подёргивая пегий ус над небольшой бородой. - Иван Иванович, не ворчи! – примирительно ответил ему друг, одетый очень изысканно, даже щегольски, несмотря на преклонные годы. – Итальянцы божественны! - Сергей Степанович, хотя до твоего меломанства мне далеко, оперу я люблю. Но это столпотворение! Раздались крики и ругань кучеров. - Может, быстрее дойдём? – предложил Сергей Степанович. – Не хотелось бы пропустить увертюру. Второй согласился. - Ложу пришлось за месяц заказывать. Подумать только, даже ты, без пяти минут директор императорских театров, чуть не остался за дверью премьеры! Друзья спустились на мостовую и, не спеша, направились к театру мимо одной из красивейших в Петербурге Никольской церкви. - Господин барон! Любезный Иван Иванович! Князь! Ваше сиятельство! Дорогой Сергей Степанович! – со стариками по чину раскланивались светские люди, также спешившие в театр. - Хорошо – сухо, не то бы заляпали брюки, и пришлось бы вернуться домой, - буркнул барон. - Сезон начинается великолепно! – щёголя-князя погода беспокоила гораздо меньше. Степенно проходя вдоль церковной ограды, благородные господа вдруг услышали: - Между небом и землёй песня раздаётся, Над подруженькой своей жаворонок вьётся… Сергей Степанович с изумлением обернулся, не сразу заметив маленькую оборванку, просившую милостыню. Девочка, укутанная в большой дырявый платок и едва различимая в сумерках на фоне стены, старательно выводила слова слабым, но чистым, нежным и очень приятным голосом. Князь воззрился на крошку, а спутник его рассмеялся: - Ты с этим шёл ко мне, и мог остановиться… Дорогой мой, мы идём слушать божественных итальянцев! - Она почти не фальшивит… - задумчиво произнёс Оболенский. - Слова путает, - пожал плечами барон. - Ей, наверное, трудно спеть «неисходную струёй»… Поняв, что внимание важных господ обращено на неё, малышка вымученно улыбнулась и протянула руку за подаянием. Князь спохватился, торопливо нащупал в кармане мелочь и отдал нищенке. Девочка поклонилась, чуть слышно поблагодарила, запела снова, но спешащие театралы уже уходили. Концерт был блистательным. Восторг публики не знал предела. Князь Оболенский и барон Корф не поскупились на букеты с аплодисментами и возвращались, предвкушая ужин в особняке у барона, славившегося отменным вкусом к еде и лучшей кухаркой. Карету кучер подал к крыльцу театра и вёз господ мимо почти скрытой осенней темнотой церкви. - А что, та малышка ещё поёт, как ты думаешь? – зевнув, спросил друга барон. - Может быть, сейчас толпа, кто-нибудь да подаст ей. - Забавно. Вся её жизнь – от подачки к подачке, ни о чём другом и не смеет мечтать. - Печально, - вздохнул сердобольный князь. - Разнообразить, что ли, её надежды? - Ты о чём? - Смотри. Барон постучал тростью в стенку кареты, велев кучеру остановиться. Как он и предполагал, силуэт крошки ещё виден был в свете уличного фонаря. Увидев господ, девочка вновь усердно запела: - Лейся, песенка моя, песнь надежды сладкой, Кто-то вспомнит про меня и вздохнёт украдкой. - Это судьба! – с улыбкой обронил Иван Иванович и подошёл ближе. – Малышка, как тебя звать? - Анна… - робко пролепетала нищенка. Приглядевшись, старики заметили, что на худом чумазом личике сверкают испуганные, но смышлёные большие глаза, грязная прядка волос, выбившаяся из-под платка, оказалась светлой и вьющейся, и, если малышку отмыть и приодеть, она выйдет премиленькой. Барон почувствовал укол жалости, однако собственная затея нравилась ему гораздо больше, чем неизвестная голодранка. - Аня, откуда ты знаешь про жаворонка? - Прислуживала господам в кухне… Хорошие комнаты рядом, слышала, как барышня на рояле училась и пела… - послушно ответила девочка. - Ишь ты… Тебе страшно здесь в темноте? - Фонарь светит… - девочка жаловаться не смела, хотя зябко поёжилась. - Долго ещё будешь стоять? - За мной скоро придут. - Ты должна отдать свои деньги? Малышка кивнула, почти не робея, когда её спрашивали о привычных и неоспоримых вещах. Иван Иванович выдержал паузу, достал из кошелька целый рубль и важно сказал: - Ты должна петь здесь каждый вечер. Тогда по пятницам тебе будут приносить вот такую монету. Зачарованно глядя на руку в перчатке, протянувшую сверкающий в газовом свете серебряный кругляшок, нищенка кивнула, а старик продолжал, степенно отвешивая каждое слово. - Ты должна быть старательной девочкой. И однажды… однажды случится то, что переменит всю твою жизнь… - Меня не будет ругать Карл Модестович? – радостно вскинула голову девочка. Старики растерянно переглянулись, тронутые непосредственностью её порыва, но Иван Иванович не позволил отвлечь себя. - В своё время узнаешь… - он загадочно улыбнулся и тронул за локоть смущённого князя. Друзья вернулись в карету. Сергей Степанович был непривычно хмур. Ни воспоминания о концерте, ни скорый ужин не могли отвлечь его от мыслей о несчастной певунье. - Иван, нехорошо получилось… она ведь ребёнок! - Ну, Сергей Степанович… я слегка пошутил… и дал ей не медяки. - Ты будешь подавать ей деньги по пятницам? Барон хотел усмехнуться в ответ, но ему стало неловко. - Невелик расход, пошлю с Гришкой. Надеюсь, не украдёт. - Нехорошо… всё-таки нехорошо… на что она будет надеяться? - А сейчас на что ей надеяться? – резонно возразил Иван Иванович. – Ты знаешь, судьба у них обыкновенная – сначала паперть, потом панель, если выживет. - Голосок такой славный… - Ну, не знаю, главный меломан у нас ты.
Светлячок: Диана врубила слёзовыжималку "Аннушка" на полную мощность.
Gata: Сурьезная история ИИ - это Стильтон?
Царапка: Есть варианты?
Gata: Так по мотивам же. Вдруг роль Стильтона уготована Корфу-младшему
Царапка: Рассказ не будет большим. Я к Грину в основном равнодушна, даже в "Алых парусах" больше впечатление произвели второстепенные юмористические вставки типа "я поймал её за юбку, когда она собиралась выпрыгнуть от меня в окно" (хотя по большому счёту ситуация абсолютно не смешная). Этот рассказ - тронул, впрочем, шедевром его не назову, слишком прямолинейный.
Gata: Царапка пишет: Этот рассказ - тронул, впрочем, шедевром его не назову, слишком прямолинейный. Добродетель должна торжествовать :)
Царапка: Не в этом дело. Искорки не хватает. Удачная композиция, характеры вроде есть, и не сказать, чего именно нет. Перечитай "Стальное горло" Булгакова, сюжет другой, но медицинская тема, и добродетель тоже торжествует.
Gata: У Грина вообще с искорками не очень :)
Царапка: Согласна. Я в своё время была разочарована.
Царапка: Иван Иванович, при вздорном нраве, отличался упрямством и не привык ограничивать свои прихоти. Мысль о еженедельных подачках маленькой попрошайке поутру не казалась такой забавной, как накануне, но он обещал, и самолюбие заставило в пятницу приехать к церкви, дать рубль лакею и показать ему девочку, выводившую на сей раз не «Жаворонка», а плаксивую народную песню, способную разжалобить простых торговок. Позже Иван Иванович, один или с князем, проходил неподалёку и мог с улыбкой оценить небогатый репертуар - молитвы, песни и пара чудом подслушанных в хороших домах романсов. Спустя месяц забава надоела ему, и хотя отдавать по пятницам деньги стало привычкой, он почти не вспоминал о малышке. К весне одолели заботы - директор кадетского корпуса жаловался на озорство сына, управляющий - на малоснежную зиму, разыгралась подагра, и доктор настойчиво посоветовал съездить на воды. Иван Иванович брюзжал, но решился выправить паспорт для лечения в Баден-Бадене. За хлопотами барон чуть не забыл о своей прихоти с Анной. Напомнил лакей, собиравший сундук: - А сиротку-то как? - здоровенный детина был жалостлив, чего никто не подумал бы, глядя на мрачную бородатую физиономию. - Что значит «как»? - буркнул Иван Иванович. - Тебе велено деньги носить - и носи, когда буду давать. Всё же барон ощущал неудобство и не мог бросить свою затею так же внезапно, как она началась. Грубо обманывать надежды маленькой нищенки было некомильфо, да и Сергей Степанович порой спрашивал. Барон отмахивался, но чувствовал себя неуютно при виде слегка нахмуренных бровей друга и замирающих на середине пути рук Григория, держащих тарелку. Дав себе труд подумать о девочке, старик решил уладить дело деньгами. За пару недель до отъезда - на улице уже расцветала весна, Иван Иванович, подойдя к церкви, спросил Анну: - Ну-с, где ты живёшь? Глаза девочки вспыхнули радостью, она схватила ржавую кружку, в которую собирала монетки, и зачастила: - Здесь совсем рядом! Иван Иванович, опасаясь, что нищенка испачкает обивку кареты, не взял экипаж, но через полчаса ходьбы пожалел. Дорога оказалась неблизкой и грязной. Приют, к которому приписали маленького подкидыша, разместился на окраине Коломны, у Калинкиного моста. Хотя барон не хотел ни о чём спрашивать, девочка успела дорогой рассказать, как её выбрали среди сирот для сбора милостыни, о строгой мадам попечительнице и грозном господине из немцев, который распоряжается едой, одеждой и командует нянькой с кухаркой. - Тебя учат грамоте? - машинально осведомился барон. - Нет, сударь, что Вы! Я же... - девочка, не стыдясь, назвала грубое слово, заставившее поморщиться её спутника и означавшее всего лишь «внебрачный ребёнок». - Я полы мыть умею, печку топить, раньше учили шить, а теперь на улице почти целый день. - Много вас просят милостыню? - Почитай, всех пробуют... Кто больше приносит, тому ещё хлеба дают и опять посылают. А мне за Вашу дорогую монету Карл Модестович велел наливать супа вторую тарелку по пятницам! - закончила она с гордостью и искренней благодарностью. «Рубль за тарелку помоев... Как в ресторане за консоме...», - промелькнуло в голове старика. Наконец, старик и девочка добрались до мрачного здания съезжего дома, напоминавшего о незавидной судьбе женщин, появившихся на свет Божий в трущобах, да ещё и оставшихся без семьи. Всякий порядочный человек избегал этих мест. Возле деревянной двери с облезшей краской девочка остановилась. - Нам не велят говорить, что мы приютские... Иван Иванович сообразил, что у него появился приличный повод удрать, но девочка взяла его за руку и запрокинула голову, пытаясь посмотреть в глаза старика: - Вы не расскажете? «Что за вздор, как бы я здесь появился?», - барон не знал, больше рассердился или же растерялся, но, не в силах отдёрнуть руку, перешагнул через порог. Первое впечатление оказалось не столь ужасно, как барон опасался. Приюты, наверное, инспектировались, и лестница была вымыта худо-бедно. Детей, к удивлению барона, заметно не было и, как догадавшись, Аня пояснила: - Мы ходим только по чёрной... Пройдя относительно чистым коридором, гость догадался - здесь экономят на всём, но стараются поддержать видимость благопристойности. - Сейчас все работают, в мастерских, по домам или как я... - войдя внутрь, девочка смела только шептать, пугливо обернувшись на прошедшую мимо старуху. Иван Иванович хотел поскорее закончить дело и ни о чём больше не спрашивал. Наконец, они очутились у двери с тусклой табличкой «Директор». Анна часто дышала, видно, боялась, ей пришлось собрать весь запас мужества, чтобы осмелиться постучать. - Кто там? - раздался недружелюбный голос. Девочка вопросительно обернулась к Ивану Ивановичу, и он открыл дверь. Комната, маленькая и тёмная, обставлена была с претензией на дешёвый шик, и единственный обитатель очень подходил ей со своими усами, жилеткой и рыжеватой коротко стриженой шевелюрой. На дверь он смотрел, строго нахмурившись, но, увидев богато одетого господина, расплылся в улыбке. - Сударь... Э.. Не имею чести... Чем могу служить? - лёгкий акцент выдавал немецкое происхождение. Иван Иванович не спешил представляться. - Я последнее время каждую пятницу подавал одной из Ваших девчушек... - Что Вы, что Вы, милостивый государь, как можно-с... Посылать приютских детей нищенствовать строжайше запрещено-с! - Успокойтесь, я не инспектор, - оборвал Иван Иванович, но мужчина скороговоркой продолжил. - Мы детей в услужение отдаём только в хорошие руки, и ни-ни... Уследить трудно-с, если что, за сведения буду обязан весьма-с. Иван Иванович не желал слушать и продолжил, повысив голос: - Я скоро уеду и хочу позаботиться о малышке. - Да-с? - насторожённое лицо приняло вопросительное выражение. Директор не мог решить - гость угрожает доходам или из него можно что-нибудь вытянуть. - Я... - барону было неловко признаться в своей глупой прихоти, поэтому он сказал кратко: - После отъезда не смогу, разумеется, ей подавать, и... Некоторую сумму... При слове «сумма» усы немца зашевелились, и он посластевшим голосом подхватил: - Пожертвования? Принимаем, конечно! Всё для наших воспитанников! - улыбка его вдруг померкла. В комнату вошла одетая в тёмное дорогое манто дама. - Пожертвование? - слегка растягивая слова, повторила она. - Мадам, Вы, как обычно... Инспектируете заведение, - кисло протянул немец. - Не предупредив Вас, Карл Модестович? - с еле различимой усмешкой женщина чуть кивнула и посмотрела на гостя. Барон лишился вдруг дара речи. Мадам была знакома ему, как большинству состоятельных вдовцов и холостяков Петербурга, да и многим женатым. Умея потрафить на самые различные вкусы, госпожа де Воланж держала как приличные комнаты, так и недорогие притоны. По слухам, был у неё и особый товар - об этом Иван Иванович вспомнил не сразу, но почувствовал себя неуютно под изучающим взглядом. - Господин барон, - француженка приняла самый почтенный и добродетельный вид, Вы хотите стать благодетелем для наших детей? - Он присмотрел Анну Платонову, уже какую неделю ей подаёт, весьма щедро. - Ах, Аню... - мадам приподняла брови и, глядя по-особому пристально, перешла на вкрадчивый шёпот. - Девочка очень хорошенькая, способна и камень растрогать... - последние слова были деловой констатацией свойств предлагаемого товара. - Вы хотите опекать её дальше, может быть, забрать насовсем? - Нет-нет, - барон возразил очень поспешно. Немец с француженкой разочарованно переглянулись. Детей они охотно и не без выгоды пристраивали по разным семьям, вытягивая из сердобольных людей деньги якобы на других бедных сироток и забывая вовремя доложить, чтобы отданных сняли с довольствия. Бывали и другие желающие - кому требовалась бесправная недорогая прислуга, кому - развлечение. За уместную мзду официальное руководство приютом не позволяло подозрениям омрачить чистоту намерений благодетелей, и директор отлично умел залакировать неприглядные стороны деятельности приюта, когда добросовестный попечитель или инспектор брался за внимательное расследование. - Так что Вы решили? - Девочка привыкла получать от меня деньги, я ей обещал в некотором роде... А теперь уезжаю, и хотел бы сделать ей прощальный подарок. - Конечно, конечно... - усердно закивал немец. - Вы очень благоразумны, отдавать деньги лично ей в руки - нелепо! - при всей хитрости и привычки угодничать, твёрдое намерение господина директора прибрать подарок к рукам было настолько заметно, что барон заколебался. - Хотя, знаете, может быть... - Ивану Ивановичу пришло в голову, что, пожалуй, при кухне ребёнок не займёт много места и не будет обременять дом. Мысль взять Аню к себе впервые посетила голову старика. Прихоть с еженедельной милостыней и туманными обещаниями была нелепой, тяготила Ивана Ивановича своей странностью и возбуждала неловкость, порой даже стыд, хотя он ничего не сделал дурного. Взгляд детских глаз обращался к нему с таким доверием и благодарностью, что, не собираясь принимать серьёзного участия в судьбе маленькой певуньи, Иван Иванович ощущал себя обманщиком. Возникла пауза. Глаза мадам впились в гостя с насмешкой и нескрываемой алчностью. - Я так и думала, что Вы на это решитесь. В приюте, конечно, я слежу за воспитанием девочек, особенно подающих надежды, но в Вашем доме или пансионе получше из Анны вырастет просто конфетка. Я могу порекомендовать... - Как Вы смеете! - слишком прозрачные намёки отвратительной сводни оскорбили барона до глубины души. - Мои намерения чисто благотворительные! - Конечно-конечно! - поддакнула мадам, стирая с лица усмешку. - Я не позволю подозревать меня в какой-либо гнусности! - Боже упаси! - хором ответили немец с француженкой. Мадам де Воланж не боялась разоблачения - клиенты пуще всего не желали, чтобы на свет всплыли детали их знакомства с её заведением, но привычка к осторожности заставила напустить на лицо смиренно-угодливое выражение. «В отставке, вдовец, в свете появляется редко, очень богат...» - перебрала женщина в памяти и стала ещё смиреннее - если и найдётся клиент, в гневе пренебрегший оглаской, то не служащий и неженатый опаснее всего. - Сударь, как можно-с... Ваше намерения кристально чисты, мы с Карлом Модестовичем прекрасно их видим! И в мыслях не было усомниться! - Так-то лучше! - барон позволил себя успокоить, но думал теперь об одном - скорее выбраться из этого мерзкого места. Мадам и её подручного он презирал, тем не менее уважаемому члену общества было неприятно осознавать, что в их пошлых мозгах существует только одно объяснение внезапной благотворительности богатого господина средних лет к безродной, но хорошенькой сироте. Чего доброго, мадам развяжет язык перед клиентом, а им окажется хороший знакомый... Стало душно, противно, Иван Иванович многократно жалел, что ввязался в пустую затею с милостыней, и теперь не знает, как выбраться без унижения. - Так вот вам сто… пожалуй двести рублей… - барон достал бумажник и разгневался ещё больше, видя, что руки противно дрожат, купюры чуть не разлетелись по комнате. – Я прослежу! – Иван Иванович едва понимал, что говорит, старался выглядеть грозно, не представляя, какие практические шаги станет предпринимать. Мадам и директор внимательно следили за руками своего гостя. Сумма была не то, что огромной, но вполне щедрой, едва ли за Анну можно было иным способом выручить больше в ближайшее время. Лица обоих выглядели вполне удовлетворёнными. Немец подошёл к двери, открыл её и впустил ожидающего в коридоре ребёнка. Аня дрожала от надежды и страха. Движения девочки были робкими, неуверенными, смотрела она только на Ивана Ивановича, а тот не смел оторвать глаз от ботинок. - Аня, - сладким голосом пропела мадам. – Барин велел о тебе хорошо позаботиться. Поблагодари, поцелуй ему руку. Девочка замерла и не двигалась, не понимая – оставляют её или уведут прочь. - Аня! – строго прикрикнул Карл Модестович. – Господин… - искоса глянув на гостя, немец догадался – имя и титул лучше не называть. - Будет недоволен твоим непослушанием. Вздрогнув, Анна очнулась от грёз. На лице её застыла маска покорности, и, поцеловав благодетелю руку, девочка прошептала: - Покорнейше благодарю… «Это невыносимо…» – Иван Иванович сидел, как на иголках. Бормоча: - Ну вот и хорошо, о тебе позаботятся, я прослежу, всё будет у тебя хорошо… В маленьком сердце, кажется, вновь затеплилась искра надежды. Ресницы затрепетали, глаза подозрительно заблестели, но старик не хотел смотреть на несостоявшуюся подопечную, все его мысли стремились к единственной цели – скорее уйти, избавиться от подозрений, взглядов мадам, откупиться от неоправданных ожиданий. - Мне пора, - барон обратился к мадам. - Вы меня поняли, - прибавил он напоследок сам не зная, о чём. Ему закивали, он вышел. Пара выходящих в коридор дверей были слегка приоткрыты и поспешно захлопнулись, но, пока барон шёл, осторожно открывались опять. Сквозь щёлки смотрели дети. Гость почувствовал себя идущим сквозь строй и прибавил шагу. На улице, не переводя дух, Иван Иванович зашагал прочь так быстро, как был способен. Очнулся у ближайшего приличного дома, где снимали квартиры люди хорошего общества. Сердце стучало, по лбу катился пот, старый барон едва отдышался. Через несколько минут стало лучше. Иван Иванович смотрел на лепнину дома, изящную ограду вдоль набережной и успокаивался. Что за нелепое наваждение! Как глупо, потратив деньги на благотворительность, чувствовать себя чуть ли не вором! «Ничего дурного, я ничего не сделал дурного», - вопреки здравомыслию, приходилось себя убеждать. Прошло ещё недолгое время, и доводы разума взяли верх. Иван Иванович успокоился, перебрал в памяти всё, что связано с нищенкой и приютом. Делами подкидышей занимаются соответствующие комиссии, к которым барон не имеет ни малейшего отношения. Подав милостыню, никто не обязан следить за дальнейшей судьбой протянувшего руку. Несколько неосторожно было возбуждать у девчонки надежду на дальнейшее участие в её судьбе, но ведь, по сути, барон сдержал обещание! Взнос на приют был весьма щедрым, мадам и директору сделано строгое внушение... Чего же ещё? Кстати разболелась нога, Иван Иванович сморщился и, крепко сжав набалдашник трости, такой же солидной, как персона владельца, пошёл прочь, высматривая извозчика и размышляя о скором отъезде и о лечении водами.
Aspia: Прочитала только первую часть. Понравился только один образ, и это Аня. С сериальной, для меня, она не имеет ничего общего, может поэтому так и зацепила. Читала на работе во время обеда, но картинка стоит до сих пор перед глазами. Понравилось то, насколько легко создана и прорисована эта вечерняя встреча с девочкой. Главных героев мне захотелось поменять местами и приписать реплики ИИ - Оболенскому и наоборот. К оригиналу я не обращалась, не хочется портить себе впечатление. После этого первого отрывка, мне хочется говорить только о девочке. Ее роль здесь невелика, но именно она "тянет на себя все одеяло". Поражает, конечно, ее наивность, которая не может быть у ребенка, воспитанного улицей. Вызывает сочувственную улыбку и ее вера в доброту незнакомых людей. Мило и наивно, но безусловно интересно. Спасибо, Диана, за новинку
Царапка: Марина, пожалуйста! Aspia пишет: Понравилось то, насколько легко создана и прорисована эта вечерняя встреча с девочкой. Я рада, что получилось наглядно.
Gata: Проникнуло про доверчивое Анюткино сердечко Такой трогательный чистый цветочек на помойке разлагающегося российского дворянства.
Царапка: Прошло больше десятка лет. Барон Корф, которого за глаза давно называли «старик», смирился и сам с этим званием. Путешествия, воды, купленное за деньги почтение аккуратных немцев, вертлявых французов и итальянских балбесов – всё позади, как мираж. Настойчивые письма управляющего заставили вернуться в Россию. Доход падал, волновались крестьяне, отношения с сыном стали холодными, и, едва встретившись, старший и младший бароны крепко поссорились. Иван Иванович хотел поправить дела, женив сына на богатой невесте. Владимир оказался чертовски упрям, заявил, что ему хватит наследства матери, и был выгнан вон. Расстроенное имение приносило ещё достаточно денег, деревню-другую можно было продать, о ближайшем будущем - не волноваться, но старые друзья оказались кто в отъезде, кто занят, кто болен, усилились собственные болячки, легкомысленные развлечения и приятное общество остались в Европе, и старик однажды проснулся, остро страдая от одиночества. Роскошный, правда, требующий ремонта, дом в Петербурге, распустившиеся за годы отсутствия барина слуги, запутанные счета и большой свет, снисходительный к старику, чувствовавшему едва прикрытое жалостливое презрение. Жизнь клонилась к закату, и десятки лет после молодости и войны оказались пустыми. Стремление к комфорту и развлечениям - ничего большего не мог вспомнить барон, да и те воспоминания ускользали, оставляя привкус обиды. Ни тёплых чувств, ни сильных страстей, ни одной по-настоящему близкой души. Иван Иванович думал порой - как много он потерял, и с горечью осознавал - ничего не имел, кроме денег и купленных за них удовольствий. Но пока богатство ещё не исчерпано, о старом бароне находилось, кому вспоминать - такую мысль принесло вместе с полученными поутру приглашениями. Меланхолично перебирая бумаги за кофе, который подали в спальню, барон, недовольно скривившись, отложил несколько конвертов с бумагами, звавшими на благотворительный бал, детский праздник и к почтенной вдове, славящейся умением пристраивать бедных родственниц. Остался театральный билет с короткой запиской князя Оболенского. «Иван Иванович, здравствуй! Мы всё никак не увидимся, а время идёт, ты скоро год, как вернулся. Давай-ка нынче, как встарь, сходим в театр. Сегодня концерт, выступает моя лучшая ученица. Анна Платонова, ты мог слышать о ней, очень ещё молода, но подаёт большие надежды. Приезжай, не ищи отговорок, получишь большое удовольствие от её пения, да и встретимся, наконец». Старик задумался над письмом и решил, что князя рад будет видеть гораздо больше, чем любого знакомого. Сергей Степанович всегда был деликатен, и так же немолод, а то и старше Ивана Ивановича. Не станет докучать хвастовством о своих детях, которых у него нет, а племянники и ученики не так важны. Перечитав приглашение, барон попытался понять, слышал ли о восходящей звезде, но заурядное имя ни о чём не сказало, хотя и вызвало смутное беспокойство. Барон велел подготовить на вечер карету и пообедал с удовольствием большим, чем обычно в последнее время. Сергей Степанович, несколько лет занимавший должность директора императорских театров, изрядно сдал, но одет был, как в молодости, щеголевато. Руки с полированными ногтями, ухоженные усы, изящные жесты и модный фрак - князь был украшен всеми приметами истинно светского человека. Отличали Сергея Степановича от большинства денди его лет разве что мягкая улыбка человека, не боящегося морщин, и весёлая искорка выцветших глаз. - Иван Иванович, ну наконец-то! - князь раскрыл объятия навстречу старому другу. - Рано ещё раскисать с докторами! Барон вспомнил про недовольную мину, часто виденную им в зеркале, и постарался выразить радость. - Давненько не виделись, да... Никак не привыкну к России, - старик почувствовал нотки брюзжания в собственном голосе и умолк, позволяя себя обнять. - Пора в зал, пойдём же скорее! Ложа была одна из лучших в театре. Пока не поднялся занавес, Иван Иванович меланхолично разглядывал позолоченную лепнину, сверкающие канделябры, в мыслях сравнивая убранство с виденным за границей и слушая князя. - Сегодня два отделения. Выступают молодые таланты. Моей Ане доверили открыть концерт, а потом она выступит среди лучших, ближе к финалу. Старый меломан говорил с невинной гордостью за свою ученицу, и барон мысленно усмехнулся: «Чудак Серж, и всегда был чудаком...», а князь продолжал, немного понизив голос: - В свете болтают всякое о ее происхождении. Иногда называют моей тайной дочерью. Глупо, но я не спорю - поклонников легче держать на почтительном расстоянии. - Заделался дуэньей, Сергей Степанович? - Скажешь тоже мне! У Анны талант, каких мало, и редкостная красавица... Превзошла все ожидания... - Ты опекаешь её с самого детство? - от нечего делать бросил барон. - Да, - ответ был необычно для говорливого князя коротким. Оркестр заиграл увертюру, и старики смолкли. Занавес открыл сцену, убранную нарядно, но принять её можно было хоть за морской дворец, хоть за гостиную - спектакль нынче вечером никто не разыгрывал. Иван Иванович нацелил лорнет на стоявшую посреди сцены певицу. Она действительно была хороша - черты правильные и тонкие, глаза не понять - сильно подведены. Поклонилась публике грациозно и вызывала желание разглядеть её ближе. Концерт открывался арией Розины. Лёгкая, нежная любовная песня была исполнена мастерски. Молодость исполнительницы сочеталась с юностью героини, тронутой первым порывом любви. Публика приняла выступление весьма благосклонно, но концерт ещё начинался, и бурные овации остались прибережены на потом. - Сейчас будут голоса послабее, - шепнул князь. - Многие уйдут до антракта, а я всегда остаюсь поддержать молодёжь. Иван Иванович подумал было переместиться в буфет, однако, прикинув время до второго отделения, остался в ложе. Ни один из выступивших до антракта близко не мог сравниться с Платоновой. Одна девица пыталась очаровать публику смелостью туалета, везде, где можно, подчёркивавшего прелести статной фигуры. В зале аплодировали ей сдержанно, с галёрки - бурно смеясь. В антракте воодушевлённый князь рассказывал, что его протеже два года обучалась в Италии, ей предложен отличный контракт на императорской сцене, Анну ждёт выдающаяся карьера, если только... - Что? - полюбопытствовал Иван Иванович. - Понимаешь, девушки влюбчивы в её возрасте, а одержимости сценой у Анны нет. - Что за беда... - собеседник пожал плечами. - Все они в кого-то влюбляются, это ничуть не мешает... - Нет-нет... - горячо возразил князь. - Ты не понял, Анна совсем не такая, не ухмыляйся... Для неё невозможны легкомысленные отношения. Так случилось, - князь понизил голос. - Аня прошла тяжёлые испытания в детстве, она не выставляет напоказ свои чувства, но сердце у неё нежное и благодарное. Ивана Ивановича охватило не очень приятное ощущение, будто приятель что-то недоговаривает, смотрит необъяснимо пристально, ожидает Бог весть чего. В груди скопилось глухое раздражение, и только хорошее воспитание помешало барону выплеснуть его на Сергея Степановича, так увлечённого своей протеже. Барон поприветствовал нескольких светских знакомых, удостоивших театр своим посещением, выслушал похвалы Платоновой и от них, затем вернулся в ложу с Сергеем Степановичем. Во втором отделении молодые голоса были заметно лучше, чем в первом. Число слушателей возросло после антракта. Появились как истинные ценители, так и корчащие из себя меломанов светские люди, следящие за театральной модой. Иван Иванович равнодушно отметил, что усилия князя на посту директора императорских театров не прошли даром. Уровень мастерства среди молодёжи заметно вырос. Отличный бас мог бы поступить на европейскую сцену, замечательный тенор, и, наконец, сопрано Анны Платоновой. Молодая певица обладала очаровательным тембром, легко справлялась с пассажами итальянских опер и, на бис, исполнила арию Антониды из «Жизнь за царя». Барон, аплодируя, шепнул старому другу: - Поздравляю! Отлично! - Ещё не всё, - снова странный, пристальный взгляд, от которого Ивану Ивановичу стало немного не по себе. Публика стихла, и в оркестре заиграло одно фортепьяно. Девушка на сцене снова запела. В огромном зале странно было услышать романс, исполняемый обычно в уютных гостиных, но публика затаила дыхание, покорённая глубиной чувства, звучавшего в голосе. Никто не мог думать о мастерстве, регистрах и нотах. Пела не женщина, обученная для получения денег за старательно выполненную работу, зрители слышали голос, свободный от уз земли и условностей, выдуманных людьми. Воспарив к облакам, не замечая стен, сердца покоряли простые слова: - Лейся, песенка моя... Мало кто остаться мог равнодушным. Немало глаз увлажнились, и, когда музыка смолкла, люди с минуту сидели недвижно, а потом зал разразился овацией. Иван Иванович не мог пошевелить даже пальцем. Сердце саднило. В душе всколыхнулись застаревшие чувства, воспоминания, боль. Острее обычного старик понимал - близок конец последним оставшимся ему удовольствиям, не успеть сделать ни то, что откладывал, ни на что вовсе махнул рукой. Великолепный голос заставил услышать другой - тоненький, слабый, отделённый пустыми годами, пролетевшими, как их и не было. Как звали ту бедную девочку? Совсем простенько, как зовут тысячи. Помнит о ней Сергей Степанович, не попрёк ли - его странный взгляд? Барон сидел неподвижно, а приятель, заметив его состояние, вопросами не докучал. Наконец, слегка полегчало, Иван Иванович встал и откланялся, радуясь, что князь спешит к своей подопечной и не может проводить приболевшего друга. Дома старику пришлось выпить немало бренди, чтобы заснуть. Сон был похож на обморок, от которого старик очнулся, когда солнце стояло уже высоко.
Aspia: Диана, я все еще с тобой. Сегодня за обед охватила сразу два отрывка. Для меня эта история отличается от того, что ты писала раньше. И я не думаю, что такое чувство возникло у меня потому, что я отвыкла от твоего слога, или просто отвыкла от героев. Читаю Благодетеля и не замечаю, как текст мелькает перед глазами. Каждая сцена интересна и своим описанием, и выбранными участниками. Воображение начинает играть в полную силу и само дорисовывает мелкие детали, о которых ты умолчала, придавая цвет платьицам Ани и выводя узоры на шейных платках Иван Ивановича. Уместным стало и появление Карла, который не потерял своего отрицательного обаяния. Неожиданным стало появление на сцене Мадам Воланж. Впрочем, спустя какое-то время, она также стала очередной фигурой, умело выставленной в этой партии. Недосказанность, которая появилась после второго отрывка, насторажила, на указанный тобою жанр (мелодрама) и обещание короткой истории, вслялили надежду, которая оправдалась в продолжении. Мелькнул образ беспутного сына. Так быстро мелькнул, что я почти о нем забыла. Остается загадкой каким образом Анна попала в ученицы к Оболенскому и как прошла ее жизнь в период ознаменованный "дюжиной лет". Надеюсь, ты приоткроешь тайну небольшим пояснением в продолжении рассказа. А если коротко, то мне нравится это увлекательное чтиво. Жду продолжения
Царапка: Марина, очень приятно читать такой развёрнутый и лестный отзыв!
Gata: Теперь впору Аннушке брать шефство над старой развалиной ИИ :)
Царапка: Поутру барон чувствовал сильную головную боль, был разбит и подавлен. Приступы уныния и страха от одиночества случались и прежде. Иван Иванович скоро залечивал их всевозможными развлечениями, а теперь утратил к ним вкус. Старость властно забирала своё, оставляя холод в душе и теле, срывая завесы с горьких и постыдных воспоминаний. Откупившись от совести умеренной милостынею, барон погрузился в суету лёгкой, приятной жизни светского человека. Его не беспокоили сильные чувства, денежных забот удалось избегать много лет, здоровье было не так уж плохо, чтобы доктора всерьёз отравляли существование, но ещё в Европе барон ощущал скуку и пресыщение. Вынужденный приезд в Россию потребовал хлопот и обесценил в памяти множество впечатлений, накопленных за годы жизни в комфорте, приятном обществе и удовольствиях. Друзья за границей оказались приятелями, в лучшем случае черкнувшими несколько строк перед тем, как забыть бывшего товарища по развлечениям. В России все были заняты службой, семьёй, хозяйством или слишком молоды, чтобы интересоваться вернувшимся стариком. Немногие из старых знакомых, выбравшие дома легкомысленный образ жизни, который был так по вкусу Ивану Ивановичу, превратились в развалины, и барон тщетно гнал от себя мысль, что, глядя на них, он смотрится в зеркало. Вечер в театре обнажил пропасть, отделявшую Ивана Ивановича от людей, имевших в жизни иные стремления, кроме бесконечного поиска удовольствий. Барон вспомнил о сыне - и к сердцу хлынула новая горечь. Владимир вырос, почти не зная отца, порой писавшего, иногда исполнявшего свой долг поучениями. Сразу при встрече - ссора, усугублённая независимостью молодого офицера в деньгах. Не имевшие собственных источников существования дети куда почтительнее. Утренний кофе принёс, как назло, постаревший Григорий. Малышка, которой Иван Иванович несколько лет назад скуки ради подавал и, шутя, говорил о грядущем сюрпризе, почти забытая, возникла недоумённым призраком. Что стоило взять её из приюта, избавить от нищеты и почти наверняка участи продажной девки. Она была прехорошенькая… Мадам не из тех, кто упустит возможность поживиться всем, что под руку подвернётся. Жива ли? Наверное, ей лучше в живых и не быть. Бесплодные сожаления не прибавили бодрости. Не испугался бы насмешек и подозрений, могла бы быть рядом благодарная живая душа. Старик позвонил, кряхтя и брюзжа, с помощью лакея оделся, прошёл в кабинет и застыл за столом, не зная, чем занять себя. Лежали не разобранные бумаги, ждали ответа письма, дел накопилось так много, что Иван Иванович не мог выбрать, за что взяться в первую очередь, и не делал вообще ничего. Так приблизилось время обеда. Из оцепенения вывел лакей: - Владимир Иванович просят принять. Изволите, барин? Старик по голосу понял - прислуга отлично осведомлена о ссорах между отцом и сыном. Неприязненно глядя на здоровенного мужика, барон пытался пробрюзжать что-то против, но силы оставили, он вздохнул. Топтавшийся у двери Григорий принял вздох барина за одобрение и поспешил прочь - звать гостя в комнату. Владимир вошёл, молодой, сильный, красивый, в прекрасно сидящем офицерском мундире. Большинство отцов гордились бы таким сыном, а Иван Иванович и сказать бы не смог, почему они вечно не ладят. Младший барон начал почтительно: - Как Ваше здоровье, отец? - Так... - старик пожевал губами. Он чувствовал себя скверно, но как рассказать о хворобах, иссушающей душевной пустоте и одиночестве, совершенно не знал. Сын выдержал паузу, готовясь объяснить цель своего прихода. В последний раз Корфы расстались в ссоре, и обида ещё не остыла. Только важное дело могло заставить сына прийти. - Отец... Прошу позволения представить Вам мою невесту. «Вот так вот всегда. Сделает, как захочет, а потом «прошу позволения», - устало подумал Иван Иванович и молча кивнул. Дело с княжной N* всё равно безнадежно. Владимир обрадовался, улыбнулся и лично открыл дверь гостям. В кабинет вошёл князь Оболенский, ведя под руку невысокую изящную девушку. «Одна из его племянниц, должно быть...», - подумал Иван Иванович, отметив грациозный поклон, вслух бормоча: - Очень рад. Владимир не ожидал такого быстрого благословения, воодушевился, усаживая гостей в креслах и велев принести шампанское, но поглядывал на отца не без тревоги. Князь смутился, предполагая ход мыслей приятеля, девушка робела, пока хозяин дома деликатно, не переступая приличий, разглядывал будущую невестку. В первый миг Иван Иванович удивился выбору сына. Девица показалась ему неприметной, хотя и милой. Приданое? Неплохо бы, только... - покосившись на сына, отец засомневался - тот выглядел слишком счастливым, руки офицера касались девушки осторожно и трепетно. Оставив Владимира, старик вновь обратил взор к незнакомке. Оправившись от первого смущения, девушка улыбнулась, и барон почувствовал, что не хочет, не может оторваться от созерцания её лица. Черты были тонкими и подвижными. Смущение, на миг спрятав прелесть, отступило, ресницы вздрогнули, распахнулись, на губах заиграла улыбка, и старик всем сердцем почувствовал ошибочность первого впечатления. Владимир обручился с созданием божественной красоты, и... Сконфуженный вид князя привёл к банальному выводу: «Бесприданница...». Сил протестовать у старого барона уже не осталось. Князь, собравшись с духом, принялся за свои обязанности опекуна: - Анна Платонова, моя подопечная. Иван Иванович очнулся и удивился: - Платонова? - Да. Мы вчера слушали её в опере. Владимир счёл нужным вмешаться. - Анна оставит сцену... Знали бы Вы, как трудно было уговорить её! - Я не хотела обманывать надежды Сергея Степановича... - гостья заговорила первый раз в этой комнате. Оболенский махнул рукой: - Молодёжь всегда поступает по-своему, не стоит мешать тем, кому хочешь счастья, - князь почувствовал себя увереннее и улыбнулся. - Да? - не слушая, ответил Иван Иванович. Голос будущей невестки оказался так же приятен на слух, как внешний облик - для глаз. У певиц это случается не всегда, нередко ангел, соловьём разливающийся на сцене, в простом разговоре слишком усердствует, оберегая драгоценные связки. Анна тем временем продолжала: - И я не могу забыть Вашей ко мне доброты. Иван Иванович не сразу понял, что девушка обратилась к нему, а поняв, мог только моргать от недоумения. Красавица, совершенно оттаяв, смотрела на старика с такой теплотой, нежностью и благодарностью, что поражённый барон поёжился, чувствуя где-то ошибку и не понимая, что происходит. Переспросить он не смел, мямлил: «Ну что Вы...», когда разговор был прерван малопристойными звуками. Григорий сопел и всхлипывал, стоя в дверях с подносом. Волосы, чёрные вперемешку с седыми, торчали в разные стороны. Хозяин не успел возмутиться, подосадовать на никудышность прислуги, как гостья вспорхнула и оказалась рядом со старым лакеем. - Акимыч, голубчик, ну что ты... Девушка взяла поднос из огромных ручищ, поставила на чайный столик и вернулась к Григорию, погладив его по щеке. Тот разревелся ещё сильнее, утирая нос и глаза рукавом. Ивану Ивановичу казалось - он видит нелепый сон, грозящий обернуться кошмаром. Сегодня он ждал подвох отовсюду и замер, готовый смириться с судьбой. Отчество собственного слуги он не знал - Гришка и Гришка, даром что скоро дед. Откуда знать его прекрасной певице, воспитанной князем? Удар следовал за ударом – смущённая Анна вернулась к нему, села рядом и неожиданно поцеловала руку. - Что Вы, что Вы… - засуетился старик. – Как можно, сударыня… - Для Вас я всегда останусь ребёнком, спасённым Вами от нищеты. Комната поплыла перед глазами Ивана Ивановича. Он вспомнил и боялся поверить – тот же взгляд, те же плавные робкие движения - крошка Аня, старательно позабытая, вернулась к нему, не упрекая сама, но совесть кричала безжалостно. Старик мог только слушать торопливые объяснения сына: - Отец, Анна не согласится выйти за меня замуж, если Вы не позволите… Она слишком Вам благодарна… - Владимир нервничал, на скулах ходили желваки, он хотел взять девушку за руку, но не смел, продолжая: - Прошу Вас, не чините препятствия. Никому нет дела до прошлого, Анна для всех – воспитанница и дальняя родственница Оболенских, а если кто-нибудь и узнает… я не хочу менять счастье на светские глупости! У меня достаточно средств, чтобы не бояться потерять службу. Князь смущённо и быстро рассказывал: - Твой Григорий привёл ко мне девочку, когда ты уехал… я не мог отказать. Анна кивала, абсолютно уверенная – слуга исполнял приказания своего барина. За долгие годы никто не посмел разрушить детскую убеждённость – люди, заботившийся о ней, исполняли волю первого благодетеля, пожалевшего холодным осенним вечером крошку-нищенку. Григорий сопел, косился на барина, бормотал: «Ить пропала бы, совсем пропала, такая хорошенькая, я ей деньги носил, как и раньше, а к ней господа уж присматривались…». Сергей Степанович положил руки на набалдашник трости, и, опустив глаза, продолжал: - Пришлось немного похлопотать, уладить с приютом… Девушка удивилась немного – ей казалось, барон должен был знать о ней совершенно всё, потом смутилась – у него, конечно, было множество разных дел, в придачу ещё и болезнь. Ивану Ивановичу стало совсем плохо. Жгучий стыд впервые захватил его целиком, заставляя замереть сердце – старик не знал, что это так больно. Его состояние заметили дети, заволновались, захлопотали, а барон мог только затравлено переводить взгляд с одного на другую. Наконец, выпив воды, он немного оправился, но горло перехватывало каждый раз, когда Иван Иванович пытался произнести хоть одно слово. Наконец, взволнованный сын повторил свой вопрос: - Отец, Вы дадите Анне согласие? Ответом был глубокий вздох старика, положившего морщинистую ладонь на шелковистые волосы девушки, залившейся слезами счастья. Иван Иванович посмотрел на слугу и на друга, и понял – они никогда не разрушат обманчивый мир, в котором живёт бывшая нищенка. Малютка Анна пробудила в них слишком много любви, чтобы близкие осмелились нанести ей тяжкий удар. Владимир заблуждается, как и невеста, благодарный отцу за неё больше, чем за всю свою жизнь. На старости лет до конца дней барону уготовано пожинать плод незаслуженной благодарности. Иван Иванович обнимал сына и девушку, которой суждено вскоре стать его дочерью, растерянный, жалкий, не смея поверить, что холод и одиночество остались для него позади. Весенний день за окном отбивал дробь равнодушной капелью. Солнце, как стыд, кололо глаза. Для стариков всё заканчивалось, для молодых – начиналось. КОНЕЦ
Gata: Не думала, что история про вованну может меня прослезить. Реально, всплакнула перед тем как на очередное тестирование убегать. Царапкин, держи букетик
Царапка: Мяурси, Гата, я тронута.
Aspia: «Благодетель» - один из тех рассказов, в названии которого скрыта насмешка. Насмешка над самим героем, образом его жизни и попытками казаться кем-то, кем он, в сущности, не является. До самого последнее слова, я надеялась, что появятся какие-нибудь чувства к главному герою. Но, увы, не возникло даже жалости или сочувствия. Автор наделил его комплексами и приписал колоритные черты характера, но они не воодушевили меня. Мне была неинтересна его жизнь и его мнимые переживания. Меня увлекли второстепенные персонажи, развивающиеся на его фоне. Как появление этого героя в их жизни, сумело повлиять на ее течение. Вначале лишь всколыхнув ее, постепенно превращая легкую волну в цунами, перекраивающую чью-то жизнь. Безродной малютки Анны, поднявшейся в жизни на незримые ранее высоты. Родного сына, невольно подтолкнув его к самостоятельности в ранние годы, что, безусловно, пошло ему на пользу. Описание в рассказе, как всегда, на должном уровне. Сцена разговора представлена умело и красочно. Перед глазами не просто возникают образы, а видны их эмоции, проскакивающие в кончиках пальцах и уголках губ. Единственным, что вызывает у меня двойственность чувств, стал образ Анны. Настолько необъятна ее наивность и вера в чистоту человеческих помыслов, что не устаю удивляться, как сумела она выжить в суровой реальности? К сожалению эта черта характера не вызывает восхищение. Скорее просыпается жалость к героине, от которой ускользает реальность. Также появляется опасение, что столкнувшись с правдой, этот образ не сумеет пережить подобный удар. Ее наивность, увы, граничит с глупостью. И тем не менее, «о времена, о нравы», история заставила задуматься о многом. Философия пряталась между строк, и пряталась удачно, не перейдя грань и не превратившись в наставление, а оставшись лишь намеком и недосказанностью. Диана, спасибо.
Царапка: Аспи, спасибо за подробный и красочный отзыв! Ирония в название, конечно, заложена автором. ИИ я старалась изобразить не плохим, а обыкновенным человеком со средствами, но без дела. Симпатичными такие персонажи получается, наверное, только у Вудхауза :-) Анна, детство которой прошло в приюте, вряд ли наивна вообще, но её вера в человека, который вытащил её, думаю, неизбежна. Как ей не верить в людей, когда встретилось столько хороших? - ИИ безответственен, но не дурён, Григорий абсолютно бескорыстен, симпатию Оболенского Анна завоевала талантом, да ещё и любовь Владимира. Её микромир достаточно велик, и в его рамках вполне можно выжить. N.B. верить в людей - полезное занятие, они оказываются лучше, чем можно подумать. Если при этом соблюдать осторожность и формальности документального оформления денежных операций - столкновения с реальностью не так уж страшны :-)
Gata: Не знаю, кого как, а меня трогают моменты, когда в черствых или безалаберных душах просыпаются живые чувства. Разумеется, я отдаю должное людям, изначально исполненным всяческих добродетелей, умным, добрым, благородным, мужественно переносящим удары судьбы, если таковые на них обрушиваются, но как-то это мало трогает обычно - слишком хрестоматийно, не зря Марк Твен высмеял подобные сюжеты А вот поблуждать в лабиринтах темной души - цепляет. Царапка пишет: ИИ безответственен, но не дурён, Григорий абсолютно бескорыстен, симпатию Оболенского Анна завоевала талантом, да ещё и любовь Владимира. Её микромир достаточно велик, и в его рамках вполне можно выжить. Я тоже так думаю :)
Царапка: О хороших людях трудно писать интересно :-)
полная версия страницы