Форум » Альманах » "БН - Параллельный сценарий" » Ответить
"БН - Параллельный сценарий"
Gata: Издание второе, одобренное цензурой III Отделения :) От автора: В октябре этого года исполнится восемь лет со дня премьеры БН и семь - с выхода в свет первого кадра "Параллельного сценария". В честь этого двойного юбилея я решила отряхнуть от нафталина свой первый фик по БН, который на сей момент остается и самым крупным моим произведением. Жанр - фарс, классика, с отступлениями разной степени от основного сюжета.
Gata: Кадр 11. Усадьба Долгоруких Марья Алексевна изучающе рассматривает принесенные Татьяной розги, Лиза и Соня стоят поодаль со смурными физиономиями. Марья Алексевна: Хороши ли розги-то? Татьяна: (всхлипывает) Димитрий всю ночь вымачивал... (сморкается в фартук с вологодскими кружевами) Может, не надо, барыня? Пожалейте Лизавету Петровну... Марья Алексевна: Перед розгами в моем доме все равны! Я еще сведаю, кто Лизавете помогал козни против меня строить! (Соня и Татьяна в испуге разбегаются по углам) Ишь, чего удумала! Будешь теперь знать, как родной матери голову морочить! (садится на диван, укладывает Лизу к себе на колени, задирает на ней юбки и начинает стегать розгами по розовым панталончикам) Лиза: А-а! Маменька! Больно! (делает вид, что плачет) Марья Алексевна: (лупцует ее) Будешь еще Корфам кляузы на меня писать? Будешь?! Лиза: Буду, маменька! Марья Алексевна: Ах ты, дрянь! (сломав о дочку один прут, тянется за другим) И что же это за розги-то такие ломкие?! (Лиза громко верещит, подмигивая при этом Соне, та непонимающе таращится.) Марья Алексевна: (продолжает порку) Я тебя научу мать слушаться! Лиза: Все равно не пойду за этого старого хрыча! Хоть насмерть забейте! А-а-а! (В окно вваливается растрепанный Андрей.) Андрей: Это еще что тут такое?! (отбирает у матери орудие наказания) К чему такая жестокость, maman? Лиза: Братец! Помоги! Маменька хочет отдать меня за мерзкого Забалуева, а я хочу только за Владимира Корфа! Марья Алексевна: Я тебе покажу Корфа! (сыну) Ты только подумай, Андрюшенька: Иван Иваныч, сосед наш, воспользовавшись безвременной кончиной моего Петеньки (пускает слезу), долг нам возвращать отказывается, по миру пустить нас хочет, детоньки мои! А эта бесстыдница мать родную ему с потрохами продала и не поморщилась! Андрей: (скорбно) Это правда, Лиза? Лиза: Андрюша, разве ты не помнишь, что наш покойный батюшка и Иван Иваныч уговорились нас с Владимиром поженить? Андрей: Лиза, мне придется тебя огорчить, но в нынешних обстоятельствах ваша свадьба с Владимиром невозможна: во-первых, он приобрел в столице дурную привычку соблазнять разных женщин, а потом стреляться из-за них на пистолетах... Лиза: Разные женщины? Значит, ни одной из них он не любит по-настоящему и вернется ко мне! Андрей: ...а во-вторых, он уже поплатился за эту свою скверную привычку и не сегодня-завтра будет вздернут на виселицу по приказу государя. (Марья Алексевна издает радостный вопль.) Соня: (испуганно крестится) Неужто теперь ловеласов в столице вешают? Андрей: Вольдемар позарился на даму, облюбованную наследником престола. А на царские игрушки облизываться - сами понимаете… (Лиза плачет уже не понарошку, Марья Алексевна машинально похлопывает ее по ягодицам.) Марья Алексевна: И почему это у тебя попка такая твердая? (ощупывает Лизины панталончики и извлекает на свет божий какие-то картонки) Негодница! И тут мать обманула! Соня: (хватает картонки) Это же мои акварели! Я закат рисовала и кувшинки на пруду... Лиза: (фыркает) Жадина! Дрянного альбомчика для сестры пожалела? Соня: Я жадина? Я?! (плачет) А кто для тебя из маменькиного комода простыни таскал, когда ты веревку вязала, чтобы из окна спуститься?! (как всегда запоздало прикрывает рот ладошкой) Марья Алексевна: (задыхаясь от возмущения) Так вы заодно! Спелись! Ох, и всыплю же я вам! Где розги? (в окне видна лошадиная голова, меланхолично дожевывающая последний прутик) Чья это лошадь?! Откуда тут лошадь?! Андрей: (сконфуженно) Это моя лошадь, maman... Я, когда услышал Лизанькины вопли, так и сиганул прямо из седла в окно, на помощь... а коня под окном бросил... Вот... так разволновался, не знаю, куда очки подевались (близоруко щурится) Татьяна: (подает ему очки) Вы их обронили, барин. Андрей: Спасибо, Танюша. (берет очки, на секунду задержав ее руку в своей) Татьяна: С приездом, Андрей Петрович! (смутившись, отворачивается) Марья Алексевна: Вот вам мое последнее слово: (Лизе) ты - под венец с Забалуевым! (Соне) Ты - забудь про Италию и живописные развалины, будешь наших лягушек живописать! (Андрею) А ты - не вздумай за них заступаться! (уходит, хлопнув дверью) Андрей: Да я и не... (сестрам) Нашли, дуры, кому перечить - разве нашу maman переупрямить? Лиза: (обливается горючими слезами) Я не верю, что Владимир может умереть! Соня: (распрямляя смятый альбомчик) Я так мечтала поехать в Италию... Это из-за тебя маменька меня наказала! (бьет сестру альбомом по голове) Станешь теперь госпожой Забалуевой, так тебе и надо! Лиза: (таскает ее за косу) А ты и рада, завистница?! А, может, тебе мой женишок приглянулся? Так забирай, мне этой рухляди не жалко - не то что тебе твоей жалкой мазни! (Андрей и Татьяна растаскивают дерущихся девиц.) Андрей: (Соне) Успокойся, ну чего ты там, в Италии, не видала? Аполлона Бельведерского? Так мы можем позвать к тебе натурщиком Никиту из корфовского поместья - он на всю округу мускулами славится, рисуй на здоровье! Татьяна: (Лизе) Не плачьте, барышня, Андрей Платоныч в годах немалых, скоро Богу душу отдаст, и останетесь вы вдовушкой молодой да богатой, а там, глядишь, и блондин явится - тот, кого вам Сычиха нагадала. Еще краше молодого Корфа! Лиза: (тоскливо) Чтобы вдовой стать, надо прежде замуж выйти... А я не хочу!.. (размазывает слезы по щекам) Не хочу за Забалуева!.. Андрей: Ну, будет, будет, Лизанька… Я поговорю с maman… Может, удастся отложить свадьбу… Конечно, я ничего не обещаю… Но поговорю! Кадр 12. Гостиная в Петербургском особняке Корфов Повсюду видны следы грандиозной пирушки: пустые бутылки валяются вперемешку с разбитыми бокалами и обглоданными косточками, в лужах шампанского на полу плавают желтые корочки сыра и ананасная ботва. Бюст Шекспира заботливо укутан в мундир с золотыми эполетами, другой мундир свисает с люстры. На картине, изображающей Полтавское сражение, глаз Карла XII проколот вилкой. Между ножками столика на паркете сладко похрапывает Михаил, подложив ладонь под щеку. Владимир валяется на диване, свесив голову через подлокотник. Владимир: (с трудом продирая глаза) Что? Уже утро? (бросает мутный взгляд на часы, которые как раз бьют полдень) Хорошо покутили… М-да! (тянется к чудом оставшейся недопитой бутылке, но, не дотянувшись, без сил падает обратно на диван) Плохо мне… (слышны шаги за дверью) Эй, кто там! Принеси рассолу! Натали: (входит) Вы всегда так обращаетесь к барышням, Вольдемар? Владимир: Наталь Санна… (еле ворочая языком) Какая честь… Натали: И не думайте! Я пришла не к вам, а за своим братом. Забрать его из этого притона, пока он не погиб окончательно! Владимир: Мишеля? Заб-бирайте… В-вот он! (таращится на голый паркет) А где… где ковер, который я… п-привез из Индии? Натали: В Зимнем дворце, в моей комнате. Но так как благодаря вам я больше не фрейлина, то из комнаты меня выгнали, и теперь ваш ковер топчет Катька Нарышкина. Владимир: (оглядываясь) А его высч-ство… где? Натали: (ехидно) Тоже в Зимнем. Неужели вы ничего не помните? Владимир: Н-нет… Его увезли люди Бенк… ик! дорфа? Натали: (уничтожающий взгляд) Его увезла я! Вчера поздно вечером вы спохватились, что Александру Николаевичу пора возвращаться во дворец, но при этом успели напоить его так… так… (не может подыскать подходящего сравнения в силу своей интеллигентности) Михаил: (бормочет) Анна! Божественная! (причмокивает во сне губами) Владимир: (запускает в него диванной подушкой) Замолчи! И без того тошно… Михаил: (обнимает подушку) Анна! Я навеки ваш! Владимир: Тьфу! (к Натали) И как же попали во дворец мой ковер и его высочество? Натали: Кому-то из вас пришло в голову завернуть его высочество в ковер, ковер положить в мою карету и отправить меня с этим грузом в Зимний. Господи! Чтобы я еще хоть раз согласилась принять участие в ваших авантюрах! Хорошо еще, что первым мне навстречу попался господин Жуковский, а не Бенкендорф! Василий Андреевич помог мне извлечь Александра из ковра и довести до его покоев по потайной лестнице… А потом выяснилось, что вы одели цесаревича в Мишин мундир! Владимир: Ну и ладно, Мишелю мундир больше не понадобится. Впрочем, как и мне… Натали: Вас мало было разжаловать! Вас надо было колесовать! Вас! Одного! Почему мой брат должен страдать из-за вашей распущенности?! (на цыпочках пробирается через винные лужи к брату и трясет его за плечо) Миша! Просыпайся! Поедем домой! Михаил: (лягает ногой воздух) Отстаньте! Не мешайте мне слушать Анну! (поет, фальшивя) «Сей поцелуй, дарованный тобо-о-ой…» (громкий храп) Натали: Вольдемар, вы нарочно познакомили Мишу с Анной, чтобы он перебрался в ваш дом и участвовал в ваших гнусных оргиях? Владимир: Что вы, Наталь Санна! Я, напротив, всеми силами пытаюсь вылечить своего друга от этой нелепой болезни, но – увы! (сокрушенно разводит руками) Чем больше я вливаю в него шампанского, тем чаще он повторяет ее имя… А другого лекарства я не знаю. (вновь тянется за бутылкой, но подводит больная рука) Натали: (решительно отодвигает бутылку) Существуют и другие лекарства – например, своевременно обрабатывать раны. А ну-ка, покажите вашу руку! (пытается вытащить руку Владимира из рукава рубашки) Владимир: (возмущенно) Я не привык, чтобы женщины меня раздевали! Я еще и сам в состоянии… (не без труда стаскивает с себя рубашку) Натали: (покраснев, делает вид, что разглядывает рану) Уже почти зажило… Таких, как вы, ничто не берет! (бросает вороватые взгляды на красивый торс пациента) Владимир: Наталь Санна… (кладет здоровую руку ей на талию) Если б вы не были сестрой моего лучшего друга… (рука перемещается выше) и невестой другого моего хорошего друга… Натали: (отвешивает ему пощечину и вскакивает с дивана) Даже Андрей, мой жених, не допускает подобных вольностей! Владимир: Что ж это за любовь такая… пресная? Натали: У нас с ним чистая и возвышенная любовь, но вам, с вашими примитивными чувствами и желаниями, этого не понять! (срывает с бюста Шекспира мундир цесаревича) Так и быть, я отвезу его в Зимний дворец, пока за ним не явились люди Бенкендорфа, но повторяю, что… Владимир: …что вы делаете это не ради меня, а ради вашего брата. Натали: Вот именно! (в полугневе, в полупанике ретируется, заметая подолом пробки и огрызки на полу) Владимир: (ей вслед) Наталь Санна, ковер! Ковер привезите обратно! Индийский… Я привез его в подарок для Анн… тьфу! для отца… (с третьей попытки добирается до вожделенной бутылки и, осушив ее, падает на пол рядом с Михаилом) Подвинься, друг… споем дуэтом… «Сей поцелуй, дарованный тобой…» Черт! Надо бросать пить… А то скоро Анька красавицей покажется… (громкий храп)
Gata: Кадр 13. Кладбище Княгиня Долгорукая сидит на могилке покойного мужа. Марья Алексевна: Ты уж не взыщи, Петр Михалыч, что без цветов к тебе пришла… Роз-то у нас в оранжерее много – и красных, и чайных, да я их к Лизанькиной свадьбе берегу. А тебе и это сгодится (кидает на мраморную плиту пучок чертополоха) Лежишь ты тут себе и горя не знаешь, а я одна с хозяйством и с детьми… слабая женщина… (достает платочек, но, не выдавив ни одной слезинки, убирает платочек обратно) Предатель! Не о таком конце я для тебя мечтала… Ты должен был мучиться… страдать, как я страдала… а ты – раз! – и сковырнулся! Несправедливо это! (плачет от обиды) Так пусть же теперь за твои грехи сообщник твой Корф расплачивается… и детки наши, неблагодарные… Уж как я для них старалась, а они все одно твердят: «Кабы папенька был жив!» Хотела я от них, грешным делом, замуж уйти – за нашего соседа, за Андрей Платоныча, а потом думаю: не все тебе в горе, что мне в радость. Отдам-ка я лучше за него твою любимицу, Лизаньку, то-то ты в гробу поворочаешься! (встает) Однако засиделась я у тебя, Петруша, а мне ведь к свадьбе готовиться надо… Спи спокойно, mon cher, скоро я опять наведаюсь – новости рассказать. Модестыч: (выныривает из-за соседнего креста) Марья Алексевна! Ау! Марья Алексевна: Ох! (хватается за сердце) Напугал, будь ты неладен! Чего тебе надо, Карл Модестыч? Зачем ты меня преследуешь? На могилке Петеньки поплакать мешаешь? Модестыч: Так ведь дома-то вас не застать, княгиня: то вы отдыхать изволите, то в отъезде, а то и вовсе холоп ваш на порог не пускает… А у меня дело безотлагательное! Должок за вами, дражайшая Марья Алексеевна… Марья Алексевна: Что ты плетешь? Какой такой долг? Я с тобой сполна рассчиталась! Модестыч: Как же-с! Ровно половину не додали-с! А я уж в таких стесненных обстоятельствах пребываю, Марья Алексевна, таких стесненных, что прямо и не знаю… То ли в ноги Иван Иванычу пасть, покаяться?.. Я ведь на воровство-то решился не из подлости душевной, а исключительно по вашему наущению… Марья Алексевна: Нашел себе защитника – Иван Иваныча! Ха-ха! Да он не сегодня-завтра Богу душу отдаст. Модестыч: Так ведь как бывает, ваше сиятельство: сегодня болен, завтра – здоров… А коли Богу душу, так ведь у старого барона сынок есть, юноша нрава весьма горячего… Как зачнет меня трясти, а я вдруг не выдержу… да расскажу всю правду-то… о расписке? А? Марья Алексевна: Эва! Напугал! Как он из крепости-то до тебя дотянется? Модестыч: Так ведь как бывает: сегодня в тюрьме, завтра – на свободе… Марья Алексевна: А бывает и по-другому: нынче хорохорится, а завтра землей накроется (кивает на могилку мужа) Модестыч: Уж не угрожать ли мне вздумали, милейшая Марья Алексевна? Не рекомендую-с… В случае моей преждевременной кончины и Корфы, и уездные власти по письмишку получат, в котором черным по белому… Марья Алексевна: (обрывает) Ах ты, пес! Ни жалости, ни сострадания к бедной вдове… (срывает дорогие серьги, швыряет Модестычу) На тебе, подавись! И не смей мне больше на глаза являться! (уходит широким шагом) Модестыч: (рассматривает камни на свет) Вроде не поддельные… Донельзя довольный, прячет добычу во внутренний карман и, насвистывая немецкий мотивчик, рысит к выходу с кладбища… но внезапно оказывается нос к носу с тощим бурым медведем. Модестыч: (икает от страха) А… а… (медведь обнюхивает его) Bitter…Н-не еш-шьте м-меня… Bitter… Никита: (выглядывает из-за дерева) Съешь его, косолапый! Сожри вместе со всей его подлой печенкой! Модестыч: Herr Bär… Nein…Bitter… (стучит зубами) Я н-невкусный… П-жалуйста… господин медведь… Никита: (из-за дерева) Да жри же ты его скорее! (грозит медведю топором) Модестыч, очнувшись от шока, резво карабкается на дерево. Медведь с обескураженным видом садится на землю. Никита: Ну! Чего расселся?! Лезь за ним! (мишка зевает) А-а… ты, наверное, от голода обессилел… Подожди-ка! Я тебе достану твой обед! (трясет дерево) Модестыч: (боясь взглянуть вниз) Сейчас… сейчас он до меня доберется… (отчаянно цепляется за ветки) Никита: Ну же, морда немецкая! (начинает рубить дерево) Все равно ты у меня свалишься! (Обезумевший от ужаса Модестыч думает, что это медведь вырывает дерево с корнем. Никита работает топором. Грохот. Треск сучьев. Дерево падает, Модестыч, сделав в воздухе сальто, приземляется на спину медведю. Тот ревет от страха и, стряхнув непрошеного седока, убегает на всех четырех лапах. Модестыч на четвереньках бежит в другую сторону.) Никита: (с досады переламывает топорище) Так и знал, что обманут проклятые цыгане! Сказали, медведь неделю голодный на цепи сидел и сожрет первого, кто ему подвернется… А он Модестыча даже попробовать не захотел! И немец, сволочь, по-прежнему будет над Аннушкой измываться! Надо дикого кабана в лесу отловить и запереть с ним в один сарай… (уходит, поникнув могучими плечами) Кадр 14. Гостиная в Петербургском особняке Корфов Следы давешней попойки ликвидированы, на чистом паркете лежит персидский ковер, на диване – частично протрезвевший Михаил. Михаил: (бормочет с закрытыми глазами) «Анна!.. Одну тебя лишь прославлять могу на лире восхищенной…» Нет, кажется, это уже кем-то было написано… И даже напечатано… А если так: «Чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я...» Нет, и это я где-то читал… (хнычет) И почему я сам не могу придумать ни одной рифмы? Анна достойна самых изысканных, самых возвышенных слов, посвященных только ей, а не опубликованных уже в каком-нибудь альманахе!.. Анна: (с порога) Я была бы рада и простой записке, но вы ни строчки мне не прислали. Я думала, что вы меня забыли. Михаил: Забыть – вас?! (открывает глаза) Я все еще сплю… Неужели это вы, Анна? Неужели я вижу вас наяву, фея моих грез? (с жаром целует ей руки) О, как я счастлив! Анна: Так вы не написали мне потому, что все это время ждали музу? (За ее спиной вырастает Владимир – в атласном шлафроке, с рукой на перевязи.) Владимир: Нет, он не писал вам потому, что все это время провел в тюрьме. Михаил: (с досадой) Справедливости ради надо заметить, что я там был не один. Анна: Про тюрьму я знаю, князь Андрей Долгорукий рассказал нам с Иван Иванычем, что вас обоих по приказу императора заключили в крепость и даже должны были казнить… Вот дядюшка и отправил меня сюда – узнать новости и, если вас, Владимир Иваныч, уже повесили, забрать ваше тело, чтобы похоронить на семейном погосте, хоть, по словам дядюшки, вы и не заслуживаете того, чтобы покоиться рядом с вашими славными предками… Владимир: (хмыкает) Вполне в духе батюшки – честь семьи прежде всего. А что же он сам за моим телом не пожаловал? Анна: У дядюшки был сердечный приступ. Это очень хорошо, что государь вас помиловал (радостно улыбается), я теперь с чистой совестью могу пойти на прослушивание в Императорский театр. Я такая чувствительная… я не смогла бы взять верхнюю «ля», зная, что вы лежите в сырой земле (со значением смотрит на Михаила). Владимир: Что-о-о?! Мой отец болен, а она будет упражняться в пении?! Михаил: Но-но-но, полегче, Вольдемар! Я со своей сестрой так не разговариваю, хоть Наташка, бывает, и выводит меня из себя. А Анна-то – чистейший ангел! Владимир: И на солнце бывают пятна. Михаил: На что ты намекаешь? Анна: (торопливо) А еще княгиня Долгорукая заявляет, что Иван Иваныч не вернул долг ее покойному мужу, и требует наше поместье взамен неуплаты… Владимир: Та-а-ак… Это была последняя хорошая новость? Или у вас в запасе еще что-то есть? (Анна отрицательно мотает головой) Тогда мы немедленно возвращаемся в поместье! Надеюсь, вы не успели распаковать свои вещи? Анна: (плаксиво) Опять трястись в карете? Я устала… И меня ждет Сергей Степаныч Оболенский, директор императорских театров… Михаил: Анна, я могу вас к нему проводить. Князь Оболенский – мой дядя, я упрошу его сегодня же принять вас в труппу Мариинского театра, хотя уверен, что никакие мои просьбы не потребуются – ваш чудесный талант откроет перед вами все двери! Анна: Я бы с радостью, да только Владимир Иваныч не разрешит… Михаил: Вольдемар, ну нельзя же быть таким эгоистом! Анна рождена для сцены, а за твоим отцом есть кому присмотреть… И пусть Иван Иваныч за репутацию Анны не волнуется – я пылинке не дам к ней пристать, не то что какому-нибудь наглому столичному волоките! Владимир: Если тебе, Мишель, охота с ней нянчиться – изволь. А мне за Анькой надзирать – удовольствие сомнительное. Взрослая барышня, сама должна понимать, что хорошо, а что плохо. Михаил: (радостно) Тогда я побегу на конюшню и скажу, чтобы для тебя оседлали коня? Владимир: Ну, беги. (Михаил уносится сломя голову.) Милый друг! Как он спешит от меня избавиться! Анна: Он просто очень добрый и хочет вам помочь. Владимир: Почему ты все время пререкаешься?! Анна: Почему вы меня так ненавидите? Владимир: Если ты научилась болтать по-французски и бренчать по клавишам, то это еще не значит, что ты стала дворянкой! Анна: (всхлипывает) Я знаю… Владимир: И никогда ею не станешь! (со змеиной усмешкой) Или ты решила охмурить Мишеля и сделаться княгиней Репниной? И не рассчитывай! Я ему всю твою родословную обрисую, так что он в твою сторону и плюнуть побрезгует! Анна: Что вы ему расскажете, если и сами ничего не знаете? (со вздохом) И я, кстати, ничегошеньки не знаю… Только дядюшка знает, да ничего не говорит… Владимир: (рычит) Опять ты мне перечишь?! Анна: (плачет) Вы злой… жестокий… Вы и в детстве всегда у меня игрушки отбирали… Владимир: Мишель не игрушка, а мой лучший друг! И я тебе запрещаю с ним кокетничать! Если еще раз увижу, что ты ему глазки строишь, заставлю тебя воду таскать без коромысла! Анна: (сквозь слезы) А я… а я… а я дядюшке пожалуюсь, и он вам больше денег не даст с карточными долгами расплачиваться! Владимир: Ах ты, ябеда! Выдрать бы тебя, как сидорову козу! Давно руки чешутся… (Анна в испуге ныряет под диван, разъяренный Владимир за косу пытается вытащить ее оттуда.) Михаил: (запыхавшись) Лошадь уже оседлана, можно ехать! А… что здесь происходит? Владимир: (как ни в чем не бывало) Пуговица у меня оторвалась, и Аннушка ее ищет. «Куда вы, - говорит, - Владимир, с больной рукой под диван полезете?» Заботливая! Михаил: (с недоумением оглядывает халат Владимира) Тут вроде нет никаких пуговиц… Анна: (выбирается из-под дивана) Владимир не так выразился. Я искала не его пуговицу, а свою шпильку. Михаил: А-а! Понятно. То есть, ничего не понятно… Владимир: Желаю тебе, мой друг, поскорее во всем разобраться. А за сим – позвольте откланяться (уходит) Анна: (смущенно теребит том Шекспира) Простите, Миша… Мне надо повторить роль… Михаил: (с интересом) А что вы собираетесь представлять? Анна: Сцену из «Отелло», я начала ее репетировать еще в поместье. Михаил: Могу ли я вам подыграть? Анна: (оживляясь) Конечно! (Сует ему книгу, открытую на нужной сцене) Вот! Коварный Яго оболгал Дездемону, и муж стал подозревать ее в измене… И требует показать ему платок… Михаил: Платок? Вот он… (достает из-за пазухи платочек с буковками «АП») Анна: Нет, Миша, вы не поняли: это я должна показать вам платок, ваш подарок. Михаил: Но вы мне его не дарили, я взял без спросу… Анна: Вы – Отелло, ревнивый мавр, а я – Дездемона, ваша супруга, и я потеряла где-то ваш платок, а вы ужасно сердитесь… Михаил: Как я могу на вас сердиться? (целует ее) Анна: (смущенная и довольная) Но… этого в пьесе нет… Михаил: Так давайте перепишем эту пьесу! (заключает ее в объятия) Кадр 15. Мрачная и темная келья в монастыре Ольга Калиновская в простом темном платье сидит, подперев рукой щеку, и с тоской глядит в крошечное окошечко. Входит монашка с дымящейся миской и горбушкой черного хлеба. Ольга: Наконец-то! Уж думала, что без обеда останусь. (облизывается) Что там такое вкусненькое? Монашка: Чечевичная похлебка. Ольга: Ты что, смеешься надо мной? Какая чечевица? Принеси супчик из говяжьего желудка да мяса жареного! (подумав) И бутылку вина. Монашка: Постный день нынче, нельзя скоромного… Ольга: У вас тут круглую неделю пост! Вчера пареная репа, сегодня чечевица, завтра – щи из гнилой кочерыжки! Вы голодом меня уморить хотите?! (сверкает глазами) (Монашка испуганно крестится и убегает.) Ольга: (ей вслед). Как я вас всех ненавижу! (Запускает в дверь миску с чечевицей, но похлебка вместо двери попадает на неожиданно вошедшую Натали.) Натали: (отряхивая подол) Что же это такое?! Нет, я еще понимаю, у Корфа – мерзкий притон, как давеча съездила туда, так до сих пор мое любимое платье отчистить не могут… Но здесь-то – в монастыре!!! (со слезами в голосе) Хоть из дому не выходи! Ольга: Наташенька! Какая радость!.. Натали: Вижу я, как ты мне рада… Ольга: Прости меня, пожалуйста! Я так несчастна! (рыдает) С Александром меня разлучили, и во рту уже второй день маковой росинки нет… Натали: Хм, в одной из этих бед я тебе пособить смогу… Ольга: (с надеждой). У тебя есть с собой что-нибудь вкусненькое? Натали: У меня есть кое-что получше (выглядывает в коридор и машет кому-то рукой) (Входит коренастая женщина в пестром сарафане, по самые брови закутанная в клетчатый платок.) Ольга: (всплеснув руками). Саша! Александр: (разматывая платок). Как ты меня узнала? Ольга: Мне подсказало сердце, любимый! (бросается ему в объятия) Александр: Оленька! (жарко целует ее) (Натали деликатно кашляет.) Александр: Мадемуазель Репнина, я… мы… очень вам признательны… (не знает, как поделикатнее выпроводить ее) Ольга: Наташенька, мне так жаль твоего красивого платья… Сходи к монашкам, пусть они тебе его почистят! Натали: Спасибо, я так и сделаю. (Уходит, ворча себе под нос) Признательны они… как же… От двора меня уже отлучили, впереди одна Сибирь… И почему я позволяю втягивать себя во всякие авантюры?! (Оставшись одни, Александр и Ольга пылко целуются). Натали: (заглядывает в дверь). Я все-таки покараулю здесь, чтобы вам никто не помешал. Александр: (нетерпеливо). Да-да, покараульте! (Лихорадочно начинает стаскивать с себя маскарадный сарафан, Ольга ему помогает.) Натали: (снова заглядывает). Ваше высочество… (Александр с Ольгой, уже не церемонясь, выталкивают ее за дверь и, задвинув засов, падают на кровать.) Натали: (из-за двери). Я только хотела сказать… Императрица: (снаружи). Натали? Как вы здесь оказались? Александр: (сваливается с кровати). Это голос maman! Ольга: О матка боска! Прячься, Саша! Если тебя здесь застанут… Александр: Наследник Российского престола в женском монастыре! (мечется по комнате) Этого скандала маменька мне никогда не простит, здешняя игуменья – ее лучшая подруга! (ужом протискивается в узкое пространство между полом и кроватью) Ольга: (стонет). О матка боска! Спаси меня! (открывает дверь) (В келью вплывает императрица, за нею семенит Натали.) Натали: Я приехала попрощаться с моей лучшей подругой, ваше величество… Императрица: Надеюсь, вы приехали попрощаться с нею только от своего имени, и ни от чьего другого? (Натали делает честные глаза.) Ольга: (приседая в книксене). Ваше величество… Императрица: Здравствуйте, милочка. Вы спали? Ольга: (поправляет растрепанные волосы). Да… пытаюсь скоротать время в этом унылом месте… Императрица: А у меня для вас хорошая новость: вашему заточению скоро конец. Ольга: Неужели его величество сменил гнев на милость? (Натали рыщет глазами по келье, высматривая, куда подевался Александр, и, заметив торчащую из-под кровати ногу, быстренько подбегает и загораживает эту ногу своими широкими юбками.) Императрица: (протягивает Ольге портрет бравого старикана). Граф Ириней Огинский был счастлив узнать о вашем скором бракосочетании. Выезжайте к своему жениху нынче же! А его портрет я оставляю вам, чтобы вы не скучали в дороге. Натали, мы возвращаемся вместе, здесь вам больше делать нечего. (Репнина, не смея возражать, удаляется вместе с государыней. Александр вылезает из-под кровати.) Ольга: (всхлипывая) Саша, ты знал об этом? (Александр мнется) Молчишь… значит, знал… (закипая) Знал – и ничего мне не сказал?! Александр: Оленька, я не хотел омрачать минуты нашего прощания… Ольга: (в ярости надевает ему на голову портрет Огинского) Egoista! Александр: (грустно, из обрывков портрета) Оленька, если бы я только мог… Ольга: (расплакавшись, целует его) Мне достаточно того, что ты есть на свете, любимый! Александр: (смешивает с ее слезами свои) Я больше никого не полюблю так, как тебя!..
Алекса: Gata пишет: Александр: (смешивает с ее слезами свои) Я больше никого не полюблю так, как тебя!.. Улыбаемся и верим.
Lana: Открываю для себя это произведение впервые. Аннушка мне уже нравится, я к ней прониклась, славное дитя. А приписка о цензуре вызывает острое желание пошебуршать по архивам и сунуть любопытный нос в предыдущий вариант, но сначала досмотрю эти 100 эпизодов.
Ифиль: Gata пишет: Полина: Было Анькино, а теперь мое! Хитрая Полина. Gata пишет: Александр: И если вы не будете доносить, он сошлет вас в Сибирь, как вашего предшественника, несчастного Голицына. А если будете… тогда в Сибирь сошлю вас я – когда сам стану императором. (с злорадным сочувствием) Жаль мне вас, Репнин: мечтали, верно, сделать карьеру, а попали, как кур в ощип! Бедный Мишка. Меж двух огней. Gata пишет: Владимир: Деньги? (роется в карманах) Вот, три рубля. Подожди, возьми еще пять копеек на карамельки. Раздобрел Владимир. Gata пишет: Владимир: Я не заслужил таких похвал, mon ami… А вот мой последний трофей! (вздыхает) К сожалению, пока только веер, но не теряю надежды добыть к нему в пару чулочки, хоть дама изрядно строптива. Александр: (задумчиво) Где-то я этот веер уже видел… Михаил: С видами Варшавы… Умеют поляки делать изящные вещицы! Александр: Да это же… это же веер Ольги Калиновской, моей… (поперхнувшись) фрейлины моей матушки! (Драматическая пауза.) Владимир: (откашлявшись) Ваше высочество, если вы требуете удовлетворения, я всегда к вашим услугам. Попался Вовка. Ностальгия, ностальгия. Остальное прочту позже!
Gata: Мяурси за отзывы! Lana пишет: Открываю для себя это произведение впервые Лана, приятного (надеюсь) чтения! Lana пишет: Аннушка мне уже нравится, я к ней прониклась, славное дитя. Эту вещь я сочиняла с симпатией к вованне, хоть многие и не верят ))) Lana пишет: приписка о цензуре вызывает острое желание пошебуршать по архивам и сунуть любопытный нос в предыдущий вариант Дался вам этот доцензурный вариант Второе издание лучше :) Ифиль пишет: Остальное прочту позже! Разбирайся с экзаменами, а я пока еще добавлю чтива
Gata: Кадр 16. Поместье Корфов. Кабинет Иван Иваныча Марья Алексевна, Забалуев и Карл Модестыч добивают несчастного барона. Иван Иваныч: (совсем затюканный) Помилосердствуйте, господа, как же это – немедленно покинуть усадьбу? Куда же мы с Аннушкой поедем на ночь глядя? Марья Алексевна: Заночуете на постоялом дворе, а утречком сядете в почтовую карету – и в Петербург. Вот экипаж с лошадьми, не обессудьте, дать вам не могу – они теперь не ваши, да и нам надо на чем-то Лизанькины вещи сюда перевозить. Забалуев: (рассматривает графинчики и бутылки на низком столике) А не выпить ли нам за отъезд дорогого Иван Иваныча? Столько лет прожили бок о бок, душа в душу… Модестыч: С позволения сказать, по такому случаю лучше выпить французского коньяку 1802 года. У барона в подвале есть пара ящиков этого божественного напитка… Владимир: (вырастает на пороге) Кто это собирается пить мой коньяк? Иван Иваныч: Сынок! Володя!.. Но… разве ты не в тюрьме? Владимир: Здравствуй, отец. Все – потом! Разреши сначала горло с дороги промочить. В трактире, знаешь ли, такое мерзкое пойло подают, даже господин Забалуев пить бы не стал. (отбирает у онемевшего Забалуева графин, осушает два бокала подряд, наливает третий и вальяжно разваливается в кресле) Ну, а теперь – рассказывайте, что тут происходит. Марья Алексевна: Невежливого вы сынка воспитали, Иван Иваныч, непочтительного. Забалуев: Да-с! Именно непочтительного! Помню, как они с вашим Андрюшей сливы из моего сада таскали… Владимир: И вовсе не сливы, а груши. Недозрелые, кстати (кисло морщится) И Андрюша Долгорукий на дерево тогда не полез, а караулил за оградой - побоялся в чужой сад зайти… А как хозяина увидал, задал такого стрекача, что про меня забыл, и я в одиночку отстреливался этими грушами… И будто разок-другой попал в вашу лысину, Андрей Платоныч, не помните? (глядит на стакан, будто примеряясь, не использовать ли и его теперь в качестве метательного снаряда, но, передумав, выпивает и протягивает Шуллеру) Налейте-ка мне еще, Карл Модестыч… Так в чем суть ваших претензий, господа? Марья Алексевна: (сквозь зубы) Иван Иваныч остался должен моему покойному мужу крупную сумму денег… Иван Иваныч: Я выплатил долг! До копеечки! Петр Михалыч и расписку мне в этом дал… Забалуев: Так покажите нам эту расписку! Иван Иваныч: Нету! Пропала… Марья Алексевна: И как же вам не совестно, барон! Покойный Петенька (прикладывает платочек к глазам) любил вас, как родного брата, детки наши вместе играли… Забалуев: А вы, Иван Иваныч, безутешную вдову своего лучшего друга и деток-сироток обездолить хотите… Стыдно-с!.. Иван Иваныч: Да что же это такое?! Ведь при вас же, Андрей Платоныч, запись в регистрационной книге сделали о возврате долга, мой управляющий свидетель… Модестыч: Nein, nein! Ich habe nichts gesechen, ich habe nichts gechören! Владимир: (вмешивается) Позвольте вопрос, Марья Алексевна: а есть ли у вас доказательства, что Петр Михалыч вообще ссужал деньги моему отцу? Марья Алексевна: А… а… (беззвучно открывает рот) Владимир: Отец, если вы брали у князя Долгорукого деньги взаймы, то должны были оставить ему расписку? Марья Алексевна: (приходит в себя) Что значит «если брал»?! Иван Иваныч: Конечно, я писал расписку, но Петр сжег ее, когда я вернул ему долг… Владимир: Ага! Расписки не существует? Значит, и долга не существует! И больше не о чем разговаривать. Милейшая Марья Алексевна, дорогой Андрей Платоныч, как жаль, что вы уже покидаете нас! Мы не успели в полной мере насладиться вашим приятным обществом… (распахивает дверь в коридор) Забалуев: Что вы себе позволяете, молодой человек?! Какая наглость! Владимир: Господа, я бы вас проводил до кареты, да нам с отцом пора обедать… Марья Алексевна: (потрясая зонтиком) Я это дело так не оставлю! Я отомщу, и месть моя будет страшна! (Незваные гости, разгневанные и разочарованные, уходят, Модестыч трусцой бежит за ними, но Владимир ловит его за шиворот.) Владимир: (ласково) Подождите, господин управляющий! (под локоток подводит к столу) Воруем, значит, Карл Модестович? Модестыч: Как можно-с! (канючит) Я верой и правдой, много лет, себя не жалеючи… Иван Иваныч: А на это что скажете? (водружает на нос очки и раскрывает конторскую книгу) Посмотрите-ка сюда! Модестыч: (сует нос в книгу) Что-с? Иван Иваныч: Вот-с! (тычет пальцем) «Посевы ржи вытоптали мыши». Какие мыши? Модестыч: Полевые-с! Владимир: (сочувственно) Что, так все и вытоптали? Модестыч: Вытоптали! Как стадо саранчи налетели-с – и нету ржи! А какие всходы были, ах-ах-ах! Иван Иваныч: А управляющий господ Кукарекуевых видел вас в трактире, с купчишкой из Четырехгорского уезда, и будто бы вы с ним о продаже ржи толковали? Модестыч: Врет! Врет, каналья! Не было такого! Да я в трактир ни ногой, я тружусь от зари до зари, аки пчелка… Иван Иваныч: (листает книгу) А это что такое? Паровоз? Что еще за паровоз? Модестыч: Железную дорогу затеял я строить – дело новое, полезное, пора нам жить с европейским размахом: хлебушек и лен из нашего имения на ярмарку в уездный город возить, а то и в сам Петербург, и не на подводах – в вагонах! И паровоз из Англии выписал, да только вот незадача-то какая: шхуна, что тот паровоз везла, в море затонула… Но вы не волнуйтесь, Иван Иванович: на будущий год, как поспеет пшеничка… Иван Иваныч: (срывает с носа очки) На будущий год вашего духу тут не будет! Вас тут не будет сей же час! Вон! Мошенник! Вор! Обманщик!.. (топает ногами) Модестыч: Увольняете меня, господин барон? А рекомендации будут-с? Владимир: Вот вам наши рекомендации! (вышвыривает его за дверь; у Модестыча из кармана вылетает толстая пачка ассигнаций, он пытается поймать ее на лету, но Владимир пинком сообщает ему ускорение и захлопывает дверь.) Иван Иваныч: (возмущенно) Подумать только! Каждый рубль, украденный этим мерзавцем, был украден у Анны! Владимир: (обескураженно) Что же получается? Я тут из кожи вон лез, милейшего старика Забалуева чуть по лысине графином не огрел, Лизиной маменьке нагрубил… И все ради того, чтобы Анька могла купить себе новую шляпку?! Иван Иваныч: (визгливым дискантом) Как ты разговариваешь с отцом, мальчишка?! Прокляну! Наследства лишу! Владимир: Какого наследства, отец? Модестыч же все разворовал! Иван Иваныч: (бушует) Все Аннушке отпишу – и землю, и крепостных, и дом в Петербурге! Владимир: Ну, коли все Аньке достанется, можно я хотя бы возьму те деньги, что любезно оставил нам наш бывший управляющий? (хочет забрать всю пачку, но под грозным взглядом отца отсчитывает только несколько бумажек, остальное бросает на стол) Пойду в трактир, выпью за Анечкино здоровье… (направляясь к двери, сам с собой) Надерусь в зюзю! Иван Иваныч: (вслед сыну) Завтра у Аннушки премьера, все соседи съедутся. Только посмей не явиться! Кадр 17. Зимний дворец. Кабинет императора Император, императрица, и их старший отпрыск – все с одинаково унылыми физиономиями: наследник устал сопротивляться напору родителей, а те устали сломлять его сопротивление. Вдоль одной из стен выставлено полдюжины женских портретов Александр: Мне надо еще подумать… Император: Сколько можно думать?! Императрица: Ты же обещал взяться за ум, Саша! Александр: А разве женитьба влияет на умственные способности? Василий Андреевич ничего такого мне не говорил… Император: Вот! Вот оно – тлетворное влияние господина Жуковского! Напрасно, сударыня, я поддался в свое время на ваши уговоры и согласился назначить этого пиита Сашиным воспитателем… Что проку бороться с вольнодумством в России, когда оно свило гнездо в царском дворце?! Императрица: (примирительно) Успокойтесь, мой друг! Василий Андреевич изо всех своих скромных сил старается обуздать пылкий нрав нашего сына… Император: Плохо старается! Пока Александр не продемонстрировал нам ни одного качества, достойного правителя великой державы: он капризен, избалован и лишен чувства ответственности! Александр: С самого детства мне твердят: ты должен, должен, должен!.. Но почему?! Почему я только должен и ни на что не имею права?! Почему мне нельзя жениться на любимой женщине или выпить с друзьями в трактире?! Император: Потому что ты наследник Российского престола, а не деревеньки в саратовской губернии! Александр: Лучше б я был захудалым саратовским помещиком! Император: Мне надоело с вами пререкаться, Александр. Если корона кажется вам такой тяжелой, извольте, я вручу ее вашему брату. Александр: Костьке – корону?! Да он еще в солдатиков играет! Император: Тогда перестаньте изображать собаку на сене и ведите себя, как должно будущему государю! Императрица: Саша, ты ведь понимаешь, что рано или поздно тебе все равно придется жениться? Александр: (хмуро) Если нельзя жениться на Ольге, то мне все равно, на ком. Император: (с облегчением) Ну, слава Богу! Однако мы не хотим лишать тебя права выбора… Посмотри! Перед тобой лучшие невесты Европы! Которая из них тебе более по сердцу? Амалия Шлезвиг-Гольштейнская… а? Весьма мила, весьма… Императрица: Нет, мой друг, ничуть не мила: она же косоглазая! Что скажут о нас в Европе, если супруга наследника престола будет все время глядеть на сторону? Саша, я советую тебе присмотреться к Регентруде Мекленбургской. Император: Нет, дорогая Шарлотта, герцогство Мекленбургское мелковато… Что скажете о принцессе Вюртембергской? Александр: Maman, papa, не слишком ли вы увлеклись? Жениться-то мне, а не вам… (Императрица обиженно поджимает губы.) Император: Чем дерзить матери, Саша, лучше бы выбирал себе супругу, пока ее не выбрали за тебя. (читает надпись под следующим портретом) «Герцогиня Брауншвейгская». Что?! А это еще зачем?! Мало наша фамилия натерпелась от этих выскочек!.. Императрица: Николя, но ведь это было так давно… И справедливости ради надо заметить, что Брауншвейгское семейство тоже немного пострадало. А эта девочка ни в чем не виновата, к тому же она так прелестна… (наводит лорнет) Только платье на ней старомодное, такие носили во времена императрицы Елизаветы, или даже раньше... Неужели Брауншвейги так обнищали, что одевают своих принцесс в наряды столетней давности? Император: Ну-ка, ну-ка! (отнимает у супруги лорнет и внимательно рассматривает даму на портрете) Бог мой! Да ведь это Анна Леопольдовна! Императрица: В самом деле… (растерянно) Но как этот портрет здесь оказался?! Император: (грозно) Да! Как этот портрет здесь оказался?! Александр: Мы с Костей нашли его в подвале, когда играли в Тезея и Минотавра. Ободрали с него паутину… Император: И это говорит наследник престола Российского!.. В гневе срывает портрет с подрамника и швыряет его в дверь, дверь от удара распахивается, на пороге – две борющиеся фигуры. Это адъютант императора пытается задержать Михаила Репнина, но тот, увидев, что путь свободен, прытко устремляется вперед. Михаил: Ваше величество, дозвольте обратиться! Император: (недовольно) Что это значит, князь? Господин Бенкендорф уверил нас, что вы с вашим приятелем навсегда покинули столицу. Александр: (злорадно) И на старуху бывает проруха! Михаил: Прошу прощения, ваше величество, но я не мог уехать, не закончив важного дела. Мою сестру… княжну Репнину отлучили от двора… это несправедливо! Император: (надменно) Вы берете на себя смелость рассуждать о справедливости наших решений? Михаил: Я виноват, но пусть гнев вашего величества падет только на мою голову, моя сестра не должна отвечать за мои грехи! Императрица: Николя, разрешите Натали Репниной вернуться в мою свиту. После этой истории я лишилась двух своих лучших фрейлин, а Кати Нарышкина так неуклюжа… и брехлива… Император: Ну, хорошо, хорошо… Если вам так дорога эта фрейлина, Шарлотта, пусть она возвращается… Александр: (с надеждой) А Ольга Кали… Император: Нет! И впредь попрошу этого имени не упоминать! (Цесаревич сникает.) Михаил: (радостно вопит) Спасибо, ваше величество!!! (хочет бежать) Император: Куда вы, Репнин? Я вас не отпускал. Нечего вам бездельничать в ссылке, поезжайте-ка в… (шелестит бумагами на столе) в Двугорский уезд… Оттуда неоднократно поступали жалобы… на мздоимство… и прочие злоупотребления… Разберитесь и доложите! Михаил: (быстро соображая) Слушаюсь, ваше величество!!! Александр: (ловит его на пороге) Репнин, вы покидаете меня? Я буду по вам скучать… (тяжело вздыхает) А еще пуще – по вашему приятелю Корфу и нашим совместным проказам… Михаил: (разводит руками) Что поделаешь, ваше высочество? Александр: (косясь на родителей, шепотом) Меня хотят женить… Михаил: Мой приятель Корф говорит, что женитьба подобна самоубийству – как в омут с головой, с закрытыми глазами… но поскольку сам он пока не торопится свести счеты с жизнью… Александр: (перебивает его) С закрытыми глазами? Отличная идея! Вы настоящий друг, Репнин! Люблю вас! (крепко обнимает его) Ну, счастливого пути! (Михаил кланяется императорской чете и отбывает.) Император: Нуте-с, на ком мы остановим наш выбор? Александр: (с закрытыми глазами расхаживает вдоль выставленных портретов, наконец, останавливается возле одного и тычет пальцем) Эта! Император: Гм! Мария Гессен-Дармштадская? Почему бы и нет? Императрица: (скептически рассматривает портрет) Фи! Какая невзрачная девочка… почти дурнушка… Александр: (приоткрыв один глаз) А мне она нравится! (снова зажмуривается) Император: (похлопав его по плечу) Крепись, Саша, ты – будущий император!
Gata: Кадр 18. Домашний театр в поместье Корфов Небольшой уютный партер постепенно заполняют съехавшиеся на премьеру соседи-помещики с женами, недорослями и дочерьми на выданье. В просторной хозяйской ложе расставлены мягкие кресла и накрыт столик с напитками и фруктами. Входит Владимир – зеленоватый с похмелья, но с накрахмаленными воротничками. Девицы на выданье и помещичьи жены бросают на него восхищенные взгляды, недоросли с завистью изучают модный покрой сюртука. Владимир: (раскланиваясь с гостями, себе под нос) И чего спешил? Отца еще нет, ворчать некому, можно было вздремнуть еще четверть часа… (Заметив столик с напитками, оживляется, но выпить не успевает – в ложу входят Долгорукие.) Владимир: (с распростертыми объятиями) Добрый вечер! Как я рад! Марья Алексевна! Сонечка! Андре! А где же Лиза? Марья Алексевна: А Лизонька приедет со своим женихом, Андреем Платонычем Забалуевым. Владимир: (медленно соображая) С женихом?.. Лиза выходит замуж? (светлея лицом) Так за это надо выпить! (Через толпу гостей с медвежьей грацией пробирается Забалуев.) Забалуев: (толкаясь и наступая на ноги) Пардон, пардон… (поднимается в ложу) Бонсуар, господа! Марья Алексевна: А где же Лизанька, Андрей Платоныч? Забалуев: Лизавете Петровне нездоровится, они решили дома остаться… (в сторону) Ума не приложу, куда она подевалась… И вздремнул-то всего на несколько минут, открыл глаза, а Лизаньки-то и нет! То ли выпала по дороге, то ли сама из кареты выскочила… Ну, не бегать же мне ночью за ней по лесу! Авось, отыщет дорогу домой… Владимир: Жаль, жаль, Андрей Платоныч, а я-то хотел выпить за здоровье жениха и невесты… Забалуев: Отчего ж и не выпить? (изучает расставленные на столике графины и бутылки) Скучен в своих пристрастиях дорогой Иван Иваныч… И выбору-то никакого - бренди да бургундское… Вот что значит дом без хозяйки! То ли дело у Марьи Алексевны – извольте-пожалте, наливочки на все буквы алфавита! Давеча, когда помолвку праздновали, и арбузовки отведали, и грушовки, и зубровки… (сладко причмокивает губами) Только кумпания нынче не та, да-с! Отец Павел, новый батюшка, не добравшись до «како», заснул на клозетке… Андрей: А не вас ли, Андрей Платоныч, получасом раньше наши лакеи тащили в гостевую спальню, да не дотащили и в коридоре бросили на сундук? Забалуев: (без тени смущения) И что с того? Старею, шурин мой любезный, старею… А в прежние-то времена мы с вашим батюшкой покойным и отцом Георгием, бывало, и до ферта добирались, и до червя, а то и до ижицы! Владимир: Верно, с другого конца алфавита начинали? Забалуев: Дерзить пожилому человеку, юноша, не только не остроумно, но даже и не умно! В дни моей молодости старшему поколению больше уважения оказывали! Владимир: Завидная у вас память, Андрей Платоныч! Не обижайтесь, это я так – для поддержания светской беседы… (разливает по бокалам вино) А Лизавета Петровна-то… неужто вместе с вами и отцом Павлом азбуку изучала? Соня: Что вы, Владимир Иваныч! Лиза у себя в спальне под замком сидела – ее маменька наказала за то, что она Андрею Платонычу на лысину плюнула, когда он ей колечко на пальчик надевал… (Неловкая пауза.) Соня: (заканчивает убитым голосом) Колечко-то на пол и упало, говорят – примета плохая… Марья Алексевна: Полно, Сонечка… (шлепает ее зонтиком по спине) Разве Владимиру Иванычу интересны наши семейные дела? Владимир: Как же-с, очень даже интересны! Андрей: (спасая положение) Да что ж мы, как старухи в чепцах, сплетни собираем? Давайте поговорим о чем-нибудь другом! Соня: А это правда, Владимир Иваныч, что вас чуть не повесили? Владимир: Чуть не повесили, чуть не расстреляли – всего понемножку, Софья Петровна. А ваше семейство, верно, в траур погрузилось по случаю моего чудесного избавления? Соня: Нет, как можно! Мы все были очень рады, что вы вернулись живым и здоровым: и я, и Лиза, и Андрюша… Только маменька с Андрей Платонычем расстроились… (тушуется, понимая, что снова сказала что-то не то) Андрей: (пытаясь замять неловкость) Однако, давайте же, наконец, выпьем! Владимир: (оживляясь) Давайте! Иван Иваныч: (входит) Добрый вечер! Марья Алексевна, Андрей Платоныч… Рад, что вы приняли мое приглашение на этот вечер! Значит, нашим распрям конец? Марья Алексевна: И ничего подобного, Иван Иваныч! Мы с вами, конечно, соседи и близкие друзья… были… но денежки-то счет любят! Иван Иваныч: (морщится) Не будем омрачать наш праздник разговорами о долговых обязательствах… Сделаем вид, что мы по-прежнему добрые друзья и соседи… Володя, налей нашим гостям вина! Марья Алексевна: Мне, пожалуйста, бургундского… А Сонечке – лимонаду. (Соня обиженно грызет персик) Забалуев: И мне бургундского, раз нет других букв алфавита. Владимир: (разливает вино по бокалам) А тебе, Андре? Андрей: На твое усмотрение. Владимир: Тогда выпьем вместе со всеми бургундского… А вам, отец, - бренди, как всегда? Иван Иваныч: Разумеется, ты же знаешь, что я не пью ничего другого. (Все чокаются и осушают бокалы, улыбаясь друг другу сквозь зубы, потом чинно рассаживаются по местам, хозяин делает знак слугам, те гасят свечи и поднимают занавес. Начинается пьеса.) Соня: (оборачивается к Владимиру) А это правда, Владимир Иваныч, что вы дрались на дуэли из-за женщины? Владимир: Никак нет-с, это из-за меня две дамы на балу подрались – фрейлина государыни и супруга греческого посла… Соня: (ахает) Прямо на балу?! Марья Алексевна: Сонечка, пересядь к Андрюше! А вам, Владимир Иваныч, как не стыдно – такие пошлости молоденькой девушке рассказывать! Владимир: Исключительно для поддержания светской беседы… Соня: (тянется к нему через брата) А правда, что… Андрей: (осаживает ее) Смотри на сцену! (На сцене Никита-Отелло с физиономией и руками, намазанными жженой пробкой, объясняется с венецианским дожем и отцом Дездемоны по поводу своей женитьбы. Анна-Дездемона тем временем неторопливо спускается по декоративной лесенке – с таким расчетом, чтобы оказаться в зале при последних словах мужа-мавра. Вдруг раздается треск, одна из подпорок ломается, но Никита проворно подскакивает и подставляет под падающую лестницу могучее плечо. Невредимая Анна выходит на сцену и трогательно прикладывает платочек к ссадине на его лице.) Никита-Отелло (заканчивает с пафосом) «Она меня за муки полюбила, а я ее – за состраданье им!» (Зал рукоплещет, за кулисами мелькает перекошенное лицо Полины.) Полина: (кусая локти) Надо было мне не подпорку подпилить, а ступеньки маслом намазать… Летела бы Анька до самого Петербурга без перекладных!.. Иван Иваныч: (восторженно) Как она играет!.. Вы только посмотрите, как она играет!.. (не сводит глаз с Анны) (Владимир начинает похрапывать и роняет голову на плечо сидящему рядом Забалуеву.) Забалуев: (пытаясь растолкать его) Владимир Иваныч! Владимир: (приоткрывая один глаз) Господин Забалуев? Бр-р-р! Приснится же такое! (откидывает голову на спинку кресла и снова засыпает) (Забалуев сердито пыхтит.) Соня: А почему Отелло верит грязным наветам этого гадкого Яго? Забалуев: Потому что дурак-с! Марья Алексевна: Жаль, что Лизаньки с нами нет. Посмотрела бы, что случается с девицами, которые замуж выходят, родителей не спросясь! Андрей: (бурчит) С теми, которые спрашивают, случается еще хуже… Забалуев: Но это не наш с Лизанькой случай! (Спектакль приближается к трагическому финалу. На сцену выкатывают огромный рояль.) Владимир: (просыпаясь) Разве у Шекспира Дездемона играла на рояле? Иван Иваныч: У Шекспира нет, а у нас будет! Должны же мы насладиться несравненным Аннушкиным голосом! (Анна поет, у всех зрителей – умиленные и просветленные лица, один Владимир демонстративно затыкает уши.) Иван Иваныч: Соловей, ах, чистый соловей! (На сцене появляется Никита-Отелло и, спросив у Анны-Дездемоны, молилась ли она на ночь, начинает ее душить прямо на рояле.) Владимир: Ну, кто же так душит? Церемонится с ней, как с драгоценной вазой… Схватил бы за шею да свернул ей, дуре, голову! (показывает руками, как правильно надо душить) Марья Алексевна: Ежели вы всех актерок передушите, Владимир Иваныч, кто ж у меня в театре играть-то будет? Андрей: (страдальчески) Maman, я же просил вас оставить эти нелепые претензии! Владимир: Андре, жестоко лишать женщину единственного в провинции утешения – помечтать о несбыточном! Марья Алексевна: (шипит) Мальчишка… хам! (Пьеса заканчивается: жертвы оплаканы, злодеи наказаны. Актеры выходят на поклон, гости с энтузиазмом хлопают в ладоши. Вдруг аплодисменты становятся оглушительнее – стараниями Михаила, только что вошедшего в зал через боковую дверь.) Михаил: (кричит громче всех) Браво! Бис! (Отбирает у оказавшегося рядом помещика букет цветов и бросает его через головы зрителей на сцену. Анна ловит букет и посылает Михаилу воздушный поцелуй.) Владимир: (морщится) И этой вертихвостке, отец, вы собираетесь завещать все состояние? (молчание) Отец, вы слышите меня? (Поворачивается и видит, что Иван Иваныч в судорогах корчится на полу.) Владимир: (орет благим матом) Доктора! Доктора сюда! (Общий переполох, шум и крики.)
Светлячок: Gata пишет: Владимир: (просыпаясь) Разве у Шекспира Дездемона играла на рояле? Иван Иваныч: У Шекспира нет, а у нас будет! Должны же мы насладиться несравненным Аннушкиным голосом! Gata пишет: Михаил: (кричит громче всех) Браво! Бис! (Отбирает у оказавшегося рядом помещика букет цветов и бросает его через головы зрителей на сцену. Анна ловит букет и посылает Михаилу воздушный поцелуй.) Гата, я ваша на веки! Ты - королева фарса.
Эйлис: Светлячок пишет: Гата, ты - королева фарса Я ей это говорю уже 7 лет И буду говорить дальше. Очень люблю "Параллельный сценарий", долго просила его тут выложить, теперь перечитываю с удовольствием.
Gata: Засмущали мну совсем Свежим взглядом спустя семь лет вижу в "Параллельном" много откровенно скучных мест. Но надеюсь, более веселые это компенсируют :)
Mona: Gata пишет: Свежим взглядом спустя семь лет вижу в "Параллельном" много откровенно скучных мест. Но надеюсь, более веселые это компенсируют Мне понравился этот фанфик, когда он появился. С тех пор не перечитывала. Даже интересно, как сейчас будет восприниматься. К тому же обещают что-то новенькое. Пока читаю и новой редакции вроде не заметно.
Gata: Mona пишет: Пока читаю и новой редакции вроде не заметно. Самую малость есть :) Куда более заметный след цензорские ножницы оставили во второй части. Но старых поклонников спешу успокоить - главных героев это не коснулось
Gata: Кадр 19. Библиотека в усадьбе Корфа Анна в глубоком трауре и с не менее глубоким декольте плачет на плече у Михаила. Анна: Дядюшки больше нет… Как же я без него? Михаил: Жаль Ивана Иваныча… Добрый был человек… Анна: Он взял нас с Владимиром за руки, сказал: «Я вас любил, дети, одинаково, помните об этом, и заботьтесь друг о друге…» Я нынче утром и начала заботиться… Сварила бульончик… сама!.. понесла Владимиру… а он… а он… (всхлипывает) Михаил: (с тревогой) Что?.. Анна: …а он выплеснул его в горшок с геранью! Михаил: Не горюйте, Анна! Я с удовольствием отведаю вашего бульона, я уверен, что это божественное кушанье – оно и не может быть другим, если приготовлено этими ручками… (целует ей пальцы) Анна: Спасибо вам, Мишенька, никто, кроме вас, не смог бы меня утешить… А я так нуждаюсь в утешении… И еще эта тайна! Уже умирая, дядюшка пробормотал: «Тайна… в медальоне…» Михаил: В каком медальоне? Анна: Не знаю… Мы с Владимиром всю спальню перерыли, ничего не нашли, а теперь он, должно быть, в кабинете ищет… (Входит мрачный Владимир.) Михаил: Прими мои соболезнования, друг… Если нужна помощь… Владимир: Мишель? Откуда ты? Михаил: Я же вчера приехал… Владимир: (рассеянно) А… ну да… наверно…(падает в кресло). Анна: Вы нашли что-нибудь, Владимир Иваныч? Владимир: Нашел… (вытаскивает из кармана полдюжины медальонов) Михаил: Анна рассказала мне о последних словах Иван Иваныча… Давайте посмотрим, вдруг и впрямь в каком-то из этих медальонов заключен секрет? Владимир: (зло) Да никакого секрета, только Анькины портреты! (открывает медальоны один за другим) Анька в шесть лет…Анька в восемь лет… в десять, в двенадцать… Клок Анькиных волос… А тут, вроде, не Анька… (рассматривает миниатюрный портрет) Правда, не пойму, кто? Михаил: Да это же ты! Забыл? Нас тогда только-только в корпус определили… Ты на этом мундирчике еще дырку прожег, когда червяка на костре поджаривал, чтобы нашему инспектору в суп бросить… Владимир: Хм! И впрямь я… Чего удивляться – этот медальон валялся в нижнем ящике стола, под ненужными бумагами… (обиженно) И в жизни отца я такое же место занимал – ненужная мелочь! (тянется к графину с бренди, но не находит его на месте) Анна! Это ваши проделки?! Анна: (испуганно) Я не… Михаил: (хлопает себя по лбу) Совсем из памяти вон! Бренди забрал на исследование доктор Штерн. Мы подозреваем, что оно было отравлено… Анна и Владимир: Как?! Михаил: Мы с доктором хотели выпить… бессонная ночь и все такое… Но доктору не понравился мутный осадок в графине и запах сушеных яблок. Владимир: Глупость какая! При чем тут сушеные яблоки? Михаил: Он сказал, что так пахнет какой-то сильный яд… Анна: (плачет) Неужели дядюшку отравили? Штерн: (входит) Увы, мадемуазель, так и есть. (поднимает в руке графин) Cicuta virosa! Михаил: (переспрашивает) Цикута? Штерн: Или вех. Весьма, весьма ядовитое растение. Произрастает на болотах, на сырых лугах и в ольшаниках. (увлекаясь) Особенно опасны корневища с корнями, содержащие ядовитое вещество цикутотоксин. Часто становится причиной отравления крупного рогатого скота и овец… Владимир: (перебивает) Не надо нам лекций на медицинскую тему, доктор! Объясните лучше, как эта цикута, если она произрастает на болотах и в ольшаниках, попала в графин с бренди?! Штерн: Ну-у… м-м-м… наверное, кто-то сорвал и подсыпал… Владимир: Кто?! Штерн: Не могу знать! В данном вопросе медицина бессильна, сие находится в ведении полиции… Разрешите откланяться? (уходит) Анна: (всхлипывая) У кого, у кого могла подняться рука на дядюшку?! Михаил: Это черное дело мог совершить только очень злобный человек. У твоего отца были враги, Вольдемар? Владимир: Мелкие интриганы и злопыхатели вроде Забалуева или Долгорукой. Они, конечно, на всякие пакости горазды, но убить… Забалуев – трус и дурак, да и Марья Алексевна не леди Макбет. Михаил: Скажите, а этот графин всегда стоял в библиотеке? Анна: Да… Только вчера, на время представления, дядюшка велел накрыт столик в ложе… Он любил, чтобы все было красиво: серебро, хрусталь… Михаил: Значит, вчера кто-то и отравил бренди! Было столько народу, что вы могли и не заметить… Гости бродили по залу, наверное, и в ложу поднимались, чтобы выпить или закусить… Анна: Зачем им в ложу? В зале несколько столов было накрыто – с чем попроще: пирожки, яблочки антоновские, водка… А шампанское и персики только для самых близких. Владимир: Вот и выставляйте после этого угощение! Мы им – фрукты из оранжереи, а они нам – цикуту в графин! Михаил: Подождите! В ложе, кроме Ивана Иваныча с Владимиром, были Долгорукие и Забалуев… Неужели кто-то из них? Кто подходил к вашему столику, Вольдемар? Владимир: Не знаю, я спал. Михаил: Спал?! Во время выступления Анны?! Анна: Владимир Иваныч не желают признавать моего актерского таланта… (обиженно) Хотя из приличия и можно было пару раз в ладоши хлопнуть… Владимир: (кивая на Михаила) Там и без меня было кому хлопать. Михаил: Давайте же вернемся к нашему расследованию! (чешет затылок) Только на пустой желудок плохо думается… Не позавтракать ли нам? Анна: Я принесу бульончик! (убегает) Владимир: (ей вслед) А мне водки! Михаил: Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело и не время об этом говорить… но твое отношение к Анне… оно слишком приземленное… Владимир: А твое – слишком возвышенное. Гляди, Мишель, больно падать будет. Михаил: Нельзя ли выражаться яснее? Владимир: Умный поймет, а дурак так дураком и помрет. Михаил: Ну, знаешь ли! Если бы не твое горе… (Анна вносит на подносе чашку бульона и графинчик водки.) Михаил: Вы – ангел, Анна! (пробует бульон и задумывается) Анна: (с беспокойством) Вам не нравится, Миша? Михаил: М-м! Очень вкусно! (героически отправляет в рот вторую ложку) Владимир: (наливает себе водки) Зря мы отпустили доктора Штерна… Михаил: Почему? (озадаченно разглядывает плавающий в бульоне мохнатый кусочек свиной шкурки) Владимир: Он бы тебе пригодился. (опрокидывает стопку) Анна: Добавки, Миша? Михаил: (дипломатично) Я бы охотно, да грех предаваться чревоугодию, когда надо продолжать расследование… Может, допросим слуг? Кадр 20. Зал для приемов в Зимнем дворце Между колоннами слоняются несколько придворных, Александр и Константин у окна считают ворон на Дворцовой площади. Александр: Сорок пять, сорок шесть… Еще две на Александрийской колонне… Константин: И под аркой Главного штаба! Александр: (приглядевшись) Нет, там не ворона… там треуголка графа Бенкендорфа! Константин: А сам Александр Христофорыч? Александр: И сам Александр Христофорыч. Вы когда-нибудь видели, чтобы он разгуливал отдельно от своей треуголки? На голове у него или под мышкой, она всегда при нем, а он – при ней! Константин: Зачем же он на холоде стоит? Александр: Наверное, как и мы, ворон считает… Константин: Вот бы узнать, кто из нас больше насчитал! Александр: Нет ничего проще! (подзывает своего нового адъютанта) Эй, Ртищев! (указывает пальцем за окно) Видите там, под аркой Главного штаба, господина Бенкендорфа? Адъютант: Вижу, ваше императорское высочество! Александр: Великий князь Константин желают знать, сколько государственных преступников… то есть ворон Александр Христофорыч насчитал за это утро… Сбегайте и спросите! Адъютант: (зеленея) Ваше высочество изволит шутить? Александр: У меня нынче дурное настроение, и я спрашиваю: за каким чертом господин Бенкендорф ошивается напротив моих окон, нарушая архитектурный ансамбль? Адъютант: (совсем зеленый) Ваше высочество, да я до конца этот вопрос не успею задать, как меня скрутят жандармы и в крепость… Александр: (лениво) Убирайтесь вон! Если вы такой осторожный, к чему вам офицерские эполеты? Считали бы лучше ворон на Сенатской площади… Адъютант: Слушаюсь, ваше императорское высочество! (убегает, гремя шпорами) Александр: Трус и болван! Константин: Почему вы не в духе, Саша? Ведь сегодня приезжает принцесса, ваша невеста! Александр: Вот потому и не в духе… (В зале появляется стайка расфуфыренных фрейлин, Александр веселеет и принимается напропалую с ними любезничать. Фрейлины хихикают и жеманничают, охотно принимая знаки его внимания, у одной Натали Репниной пасмурный вид.) Александр: Должен сказать, мадемуазель Нарышкина, что новая прическа необыкновенно вам идет. Нарышкина: (кокетливо) По последней парижской моде, Александр Николаевич! Натали: Наша Кати такая изобретательная! Давеча горничная перекалила щипцы для завивки и сожгла ей две пряди, но умница Кати не стала впадать в истерику, а зачесала волосы с правой стороны головы на левую и – вуаля! – результат достоин зависти французских законодательниц мод! Александр: Браво неловким горничным, благодаря чьим оплошкам рождаются на свет шедевры куаферского искусства! Натали: (бросает на него косой взгляд) И браво мужчинам, постоянным в своем непостоянстве! Александр: (нахмурившись) Кому адресован ваш упрек? Натали: Моему брату. Мишель обещал исправно писать каждый день, и вот уже вторую неделю от него исправно не приходит ни одного письма. Нарышкина: А мы думали, что вас больше огорчает отсутствие писем от вашего жениха… Мужчины так ветрены: сегодня клянутся в вечной любви, а завтра… Натали: …а завтра любовь растаяла, как дым! (снова косой взгляд на Александра) (Наследник открывает рот, чтобы поставить зарвавшуюся фрейлину на место, но тут объявляют государя и государыню. Императорская чета чинно вплывает в зал.) Император: Приятно, Саша, что ты явился без опоздания… однако почему не в парадном мундире? Александр: Я решил приберечь его для более торжественного случая. Императрица: Какого же? Александр: Проводы принцессы Марии обратно в Дармштадт. (У императора начинают трястись усы, императрица виснет у него на локте.) Императрица: Умоляю, Ники!.. (Объявляют ее высочество принцессу Максимилиану Вильгельмину Августу Софию Марию Гессен-Дармштадскую. Все взгляды устремляются к дверям. Входит принцесса Мария – в платьице из дешевой клетчатой ткани, с простенькими украшениями и прической. Фрейлины аккуратно перешептываются – так, чтобы их услышал только цесаревич.) 1-я фрейлина: (фыркая в кулачок) Фи! Что за чучело! Вы только посмотрите на эти рукавчики! Такие сто лет никто не носит! 2-я фрейлина: (прикрываясь веером) А эти рюшечки на подоле! И юбка на добрый вершок короче, чем надо! Нарышкина: (ничем не прикрываясь) А прическа! Наверное, она сама себе локоны накручивала на ручку от сковородки! Натали: Зато она – настоящая принцесса благородной крови! Нарышкина: Вам ли рассуждать о благородной крови, когда ваши предки хлебали деревянной ложкой тюрю из репы? Натали: Мы от Рюрика родословную ведем, а вы неизвестно от кого! (нечаянно задевает Нарышкину локтем) Нарышкина: Мы неизвестно от кого?! Да нашему роду четыреста лет! (нарочно хлопает ее веером по плечу) Натали: Вы сто лет себе обманом приписали! (показывает язык) Александр: (негромко) Maman, я догадываюсь, что эти трещотки (кивает на фрейлин) по вашему наущению пытаются опорочить принцессу в моих глазах... Так вот, назло вам, невеста мне очень понравилась, и я собираюсь ей об этом сказать! Император: (с чувством) Браво, Саша! (Императрица поджимает губы, Александр подходит к Мари и тепло ее приветствует. Принцесса делает неуклюжий книксен и трогательно улыбается с провинциальной неловкостью.) Император: (сердечно) Добро пожаловать, дорогое дитя! Придворный переводчик: (начинает гундеть) Willkommen… Мари: Не нушно переводшик… Я карашо фас панимайт! Я фся дорога учить по- русски… Императрица: (тихонько) О Боже! Император: (ей на ухо) Снисхождения, ma chere, снисхождения! Девочка хотя бы умеет согласовывать род существительных и прилагательных. А вы, душа моя, когда-то говорили «фесь дорога»… (Натали и Нарышкина продолжают шепотом препираться.) Нарышкина: Моя прапрапрабабка была матерью Петра Великого! (щипает Натали) Натали: А предок моего жениха Москву основал! (колет ее шпилькой) Нарышкина: Да вашего женишка давно и след простыл! (наступает ей на ногу) Натали: А у вас и вовсе не было! Кому охота на рыжей жениться? (Заносит каблук, чтобы в свою очередь отдавить Нарышкиной ногу, но промахивается и наступает ей на подол. Юбка с треском отрывается от лифа и падает на пол. Придворные оживляются и наводят лорнеты, императрица краснеет от злости, император улыбается в усы.) Натали: (на ухо Нарышкиной) Кати, ваши подвязки цвета незабвенного заката прелестны, но нынче в моде цвет бедра испуганной нимфы! (Посрамленная Нарышкина сгребает упавшую юбку и убегает в боковую дверь.) Мари: (Александру) У фас ф Россия фсегда так фесело? Александр: Да, мы очень веселый народ! Адъютант: (вбегает, запыхавшись) Разрешите доложить, ваши императорские величества и высочества! На Сенатской площади сейчас ровно сто сорок восемь ворон! Император: (отсмеявшись) В Сибирь дурака! Александр: (в сторону, радостно) Еще от одного избавился! И так буду всех выживать, пока мне не вернут Репнина!
Gata: Кадр 21. Избушка Сычихи Сычиха пьет чай, прихлебывая из блюдца. Лоскутное одеяло на печи шевелится, из-под него показывается взлохмаченная голова Лизы. Лиза: Где я? (вертит головой по сторонам) Как я здесь оказалась? Сычиха: (швыркая чай) В лесу я тебя нашла, на обочине дороги… Лиза: В лесу? (силится что-то вспомнить) А какое сегодня число? Сычиха: Я, девонька, дням счета не веду… Чего их считать? Живу и живу себе потихоньку… Спускайся, почаевничаем… (Лиза спрыгивает с печки и садится за стол, голодно посверкивая глазками.) Лиза: Что это у тебя? Сычиха: Шляпки мухоморов засахаренные, пирожки с поганками, холодец из лягушек… Лиза: А варенье есть? Я люблю чай с вареньем. Сычиха: (подвигает банку) Вот – повидло из волчьих ягод. Лиза: (со вздохом) Ну, волчьи ягоды, так волчьи ягоды! (намазывает повидло на пирожок) Отравлюсь, умру, и не надо будет выходить замуж за Забалуева. (откусывает, разочарованно) Так это ж голубичное варенье! И пирожки не с поганками, а с ревенем… Сычиха: (смеется) А ты что ж, думала, я одними мухоморами питаюсь? Лиза: (радостно) Вспомнила! Мы с Забалуевым в карете ехали… к Корфам в гости… Женишок мой престарелый по дороге сомлел и уснул… а во сне обнимать меня начал, в плечо целовал… (содрогается от отвращения) Я от него отодвигалась, отодвигалась… а потом, наверное, из кареты выпала… Сычиха: А что тебе больше не понравилось: что уснул или что обнимать стал? Лиза: Мне не нравится его лысина, я ненавижу его ужимки, он отвратителен мне весь - с ног до головы!… Слушай, Сычиха, а дай мне какого-нибудь яду! Сычиха: (поперхнувшись) Зачем? Лиза: Я его отравлю! Сычиха: И думать забудь! Зачем грех на душу брать? (рассматривает паутину на потолке) Не он будет твоим мужчиной, хоть и придется тебе его имя носить. Лиза: А кто будет моим мужчиной? (жарко) Владимир? Сычиха: Нет. Лиза: Почем ты знаешь? (грустно откладывает в сторону пирожок) И маменька, и брат с сестрой твердят мне, что он меня не любит… А я не хочу в это верить! Хоть он за полгода ни одного письмеца не прислал и, когда вернулся в свое имение, меня не навестил… (умоляюще) Сычиха, миленькая, погадай мне еще на картах! А вдруг… Сычиха: Сегодня не карточный день. (снова смотрит на потолок) Сегодня надо паутине вопросы задавать. Лиза: Может, еще у таракана за печкой спросить? Сычиха: (невозмутимо) Тараканий день – на той неделе. Только ты кого не спрашивай, один ответ получишь. Лиза: Сговорились вы все, что ли – и пауки, и тараканы, и ты, и маменька? Ах, кабы папенька был жив! Он бы с Иван Иванычем потолковал, тот велел бы сыну на мне жениться, и никуда б тогда Владимир от меня не делся! Сычиха: (ворчливо) Упрямая! Вся в папеньку родимого… Он тоже не хотел меня слушать, а ведь предупреждала я его: «Не ходи, Петр Михалыч, на рыбалку, облака сегодня не в ту сторону плывут – быть беде!» Лиза: А он пошел – и утонул… Две недели его искали, потом нашли на том берегу в камышах… Отец Георгий, нас жалеючи, не велел на тело папеньки смотреть, так в закрытом гробу и схоронили… (всхлипывает) Сычиха: Утонул он! (хмыкает) Как бы не так! Лиза: Ты что-то знаешь, Сычиха? Говори! Неужто папенька не сам… неужто его того… утопили? Сычиха: Такие, как Петр Михалыч, не тонут… (грозит кому-то пальцем) Ох, не зря, не зря отец Георгий запретил крышку гроба открывать… Лиза: Значит… значит, батюшка какой-то другой смертью умер? Более страшной? Сычиха: А готова ли ты правду услышать? Лиза: (ежится) Боязно… Сычиха: То-то же, что боязно! Лиза: (храбро) А ты все равно скажи! Сычиха: Не время еще... Лиза: Сычиха, голубушка, ласточка, душечка, скажи! Я же не отстану от тебя, пока не скажешь! Поселюсь вот здесь, на печке с тараканами, и буду с утра до ночи тебя одним и тем же вопросом донимать! (Стук в дверь.) Голос Андрея: Эй, есть кто дома? Голос Татьяны: Сычиха, ты барышню нашу, Лизавету Петровну, не видала ли? (Лиза корчит гримасы и бурно жестикулирует, всем видом умоляя: не выдавай!) Сычиха: (кричит через дверь) Никого не видала! Который день ни единой души, даже Варя из усадьбы Корфа еды не приносила, пробавляюсь тут грибками да ягодами... Голос Андрея: Не до тебя им сейчас, у них хлопот полон рот – Иван Иваныча хоронить. Голос Татьяны: Пойдемте, Андрей Петрович, поищем в Забалуевском лесу. Шорох удаляющихся шагов. Сычиха: (в прострации) Ивана... хоронить?! Лиза: Ну же, говори скорей, что с батюшкой моим приключилось? Сычиха: Нет, это неправда... Он не мог умереть... Врут они все, врут! (Начинает, как заполошная, метаться по избушке, выхватывает из сундука какие-то ветхие тряпки, закутывается в них и убегает.) Лиза: (ей вслед) Стой, куда же ты? (садится обратно за стол и машинально жует пирожок) Нет, Сычиха, так легко ты от меня не отделаешься! Я все твои тайны узнаю, все секреты выведаю! Где ты их прячешь? (шарит по полкам) Что здесь? Травки какие-то... Настойки... (берет в руки пыльную книжку) Мадам де Сталь? Кто бы подумал! (швыряет книжку на пол и продолжает поиски) Хм! Сушеные мухоморы... А возьму-ка я их чуток, женишка попотчевать! (ссыпает мухоморы себе в карман) (На середину избушки, попискивая, выбегает мышка. Лиза громко взвизгивает и пулей вылетает за дверь.) Кадр 22. В усадьбе Корфов Вся дворня с понурым видом выстроилась вдоль стен, Владимир расхаживает по кабинету, поигрывая плеткой-девятихвосткой. Владимир: Итак, вы все уже знаете, что мой отец нынче под утро преставился? Варвара: (всхлипывает) Бедный, добрый наш Иван Иваныч! И сливочек свежих отведать не успел… (Все громко плачут и причитают.) Григорий: Как же мы теперь без барина? Осиротели… Владимир: Ну, раскудахтались! Теперь я – ваш барин, и я покажу вам, почем фунт изюму! Мой отец умер… не сам… его отравили! И если я узнаю, что кто-то из вас… Полина: (плаксиво) А что сразу мы? Вчера вон полон дом народу был, паркет натоптали, в занавески сморкались… Варвара: (дергает ее за рукав) Чего мелешь, дура? Полина: Не мелю, а правду говорю! Одно слово, что благородные господа – одеты нарядно, а манеры, как на конюшне! Вон господин Кукарекуев давеча бутылку шампанского спер, в карман запихивал – не запихивается, так он своей супруге в узелок засунул… она узелок из своей шали связала, чтобы наши пирожки да яблочки унести… Владимир: Ладно, с соседями я завтра разберусь… А сейчас с вами потолкую. Что это такое на тебе? (тычет Григория пальцем в грудь) Григорий: Рубаха, барин… Владимир: Вижу, что не телогрейка! Почему шелковая?! Да и еще и малиновая? Сегодня что, престольный праздник?! (накидывается на Полину) А это что у тебя?! Полина: Бусы, барин… Агатовые… Владимир: Бусы! В пять рядов! И как у тебя шея до сих пор не треснула! (поворачивается к Никите) А у тебя на ногах? Никита: Так… это… сапоги навроде… хромовые… Владимир: Сапоги хромовые! Лапти конюхам уже не по чину! И рубахи холщовые не для их нежной кожи! Им подавай бархатные онучи, да всякие сережки-побрякушки! (Григорий суетливо запихивает в карман цепочку от часов, Варвара прячет под косынку золотые сережки) Еще, поди, и романы французские почитываете?! И портвейн из моего погреба пьете? Совсем распустились! Отец мой много воли вам давал, ну да ничего, я порядок живо наведу. Будете у меня вкалывать от зари до зари, ходить в дерюжке и хлебать только тюрю на квасе, а если увижу кого прохлаждающимся или в нарядных тряпках, заставлю навоз на конюшне выгребать – ложкой! Полина: (робко) А какой ложкой-то, барин: столовой али десертной? Владимир: (рявкает) Чайной! Я вас отучу бездельничать! Вон! Работать! Чтобы в доме и во дворе все блестело, как лысина у нашего соседа Забалуева! (натыкается взглядом на Модестыча) А тебе чего здесь? Никита, Григорий, спустите господина бывшего управляющего с лестницы! (Никита с Григорием несут Модестыча к выходу.) Модестыч: Подождите, подождите! Я знаю, кто убил барона! Владимир: (махнув рукой) Ладно, отпустите его. (Никита с Григорием убирают руки, Модестыч шлепается на пол.) Модестыч: (верещит) Что вы творите, олухи?! Григорий: Нам барин велел отпустить, мы и отпустили… Владимир: (на дворню) Ну, хватит прохлаждаться! Идите, работайте! Гришка, седлай коня и езжай по соседям, скажешь, похороны завтра. А ты, Варвара, готовь поминальный обед. Варвара: Барин, так со вчерашнего же приему гора закусок осталась – нам всем домом и за неделю не съесть! Выбрасывать жалко… а тут можно соседям скормить! Владимир: Вот, Карл Модестыч, учись быть бережливым! У Вари ни одна полушка не пропадет, а у тебя целый паровоз на дно ушел! Модестыч: Тоже мне, сравнили, Владимир Иваныч – Божий дар с яичницей! Владимир: Вот именно! У Вари – Божий дар, а у тебя вместо мозгов – яичница! (Вся дворня, во главе с загордившейся Варварой, покидает кабинет, скаля зубы Модестычу.) Владимир: (садится в кресло, набивает трубку) Ну, рассказывай, кто подлый душегуб? Модестыч: А вы верните меня на должность, Владимир Иваныч, тогда скажу. Владимир: Торговаться со мной вздумал, прыщ курляндский? Ты, будто, прошлый раз несколько ступенек на лестнице не досчитал? Сейчас кликну холопов… нет, лучше пошлю за исправником! Одними синяками ты у меня не отделаешься, упрячу тебя за решетку… Модестыч: Нет-нет, не надо исправника, Владимир Иваныч! Я скажу, всё скажу: это Анька вашего батюшку порешила! Владимир: (поднимая брови) Анна?! Да ты в уме? Зачем ей отца убивать, когда он ее поил-кормил и с ног до головы в шелка одевал? Модестыч: Иван Иваныч спохватился, что она сильно его карман облегчает, решил урезать ей содержание, она о том проведала, и… Анна: (вбегает без стука) Владимир, я знаю, кто отравил дядюшку! Владимир: Вас что, не учили стучать в дверь, прежде чем войти?! А если бы я переодевался? Анна: Это же библиотека, а не спальня… Владимир: Ты будешь мне указывать, где и чем я в своем доме должен заниматься?! Если захочу, буду спать в кабинете, обедать в спальне, а письма писать на кухне, и никто мне не указ! Понятно? Анна: Да… Владимир: Не «да», а «да, барин»! Анна: Да, барин… Владимир: Кстати… (хватает со стола томик, сует Анне под нос) Ты опять без спросу брала мою книгу? Почему все страницы жиром заляпаны?! Анна: Я читала ее Варе… вслух… А Варя блины пекла… Владимир: Варваре – Шодерло де Лакло?! (ехидно) Ну, и каково же ее мнение об этом романе? Анна: Варя сказала, что они там во Франции с жиру бесятся, и если бы этого виконта де Вальмона к ней на кухню определить – дрова колоть да воду таскать, он бы у нее не забаловал… Владимир: Слыхал, Карл Модестыч? Какая дворня у меня образованная да начитанная? Модестыч: Пороть их всех надо, и Аньку, и Варьку! (Анна испуганно поворачивает голову, Модестыч мерзко ухмыляется, потирая ладошки.) Владимир: (подобрев) Ладно… Так что ты, Аня, там говорила? Кто моего отца отравил? Анна: (тычет пальцем в Модестыча) Он! Владимир: Вот странно! А он утверждает, что это ты! Анна: Я?! (разражается рыданиями) Вы оба сговорились, чтобы на меня вину свалить? Вам все равно, кто на самом деле Иван Иваныча убил, лишь бы меня за решетку упрятать, самую беззащитную! А я так дядюшку любила-а-а!.. Модестыч: Не любила, а доила! Кто твои еженедельные поездки на ярмарку оплачивал? Вы только подумайте, Владимир Иваныч: что ни суббота, то сто рублей, а то и все сто двадцать! Это ж в год больше пяти тыщ псу под хвост! Да у нас мыши столько ржи не вытоптали, сколько Анька на тряпки спустила! Анна: Всё вы врете, Карл Модестыч! Не было никаких мышей, рожь наши мужики сжали, а вы ее загнали втридорога заезжему купцу! Спросите у Никиты, Владимир Иваныч, он подтвердит, он помогал ту рожь на подводы грузить! Модестыч: Эва! Да он, что хошь, подтвердит! Анька ж ему с каждой ярмарки гостинчик привозила! То кушак, то сапоги! Анна: Да, я купила Никите сапоги! Потому что он меня в город провожает, неприлично ему при мне в лаптях!.. А вы, Карл Модестыч, бессовестно дядюшку обворовывали… Владимир: Все, хватит! Как я понимаю, ни у кого из вас доказательств нет, одни голословные обвинения… Модестыч: Какие ж голословные, Владимир Иваныч! Есть у меня доказательство, есть! (суетливо достает из-за пазухи бумагу и протягивает хозяину) Вот – Анькина вольная! Старый барин хотел ей отдать, да передумал потом, как подсчитал, во сколько она ему обходится, и какие он убытки понесет, если она со всеми его подарками со двора съедет… Анна: (тянет руку) Моя вольная! Владимир: (перехватывает) Не спеши, голубушка! (вертит бумагу в руках) Значит, мой отец вольную подписал, а отдать забыл? Темнишь ты чего-то, Карл Модестыч! Анна: (бьется в истерике) Он украл, украл мою вольную! Владимир: Ладно, разберемся… (не читая, закрывает документ в сейф) Решим так: ты, Карл Модестыч, оставайся пока на прежней должности… приглядывай в меру своих скромных способностей за хозяйством… и за Анной… а она будет шпионить за тобой. Кто вперед раздобудет доказательства вины другого, тому и приз достанется. Анна и Модестыч: (в один голос) Какой приз? Владимир: (загадочно улыбаясь) Каждому – свой! Анна: (в сторону) Побегу Мише жаловаться!
Роза: Перепалка Натали и Катрин - моё почтение. Шутить так с юмором. Гата,
Gata: Роза, спасибо
Gata: Кадр 23. Церковь: Горят свечи, соседи-помещики в траурных нарядах перешептываются по углам. В глубине стоит гроб с телом Ивана Иваныча. Михаил: (тихо, Анне) Почему до сих пор нет Владимира? Анна: Вы же сами знаете, Миша… Он давеча напился до беспамятства, Варвара обещала его утром разбудить, да, видно, не смогла… Михаил: Все его ждут… В конце концов, это становится неприличным! Анна: А что я могу? Вы хоть раз пробовали разбудить Владимира наутро после попойки? Михаил: Да я в Петербурге только этим и занимался! Анна: И с успехом? Михаил: Да не очень… Однако, что же нам делать? Анна: (жалобно) Миша, мне больше не на кого опереться… Пожалуйста, помогите мне… Михаил: Конечно-конечно! Только не плачьте! Я все улажу! И со священником договорюсь, и за Владимиром кого-нибудь пошлю… (Вплывает Долгорукая, за ней - Соня и Забалуев.) Марья Алексевна: (Анне) Мы скорбим вместе с вами, деточка… Бедный Иван Иваныч! (прикладывает платочек к сухим глазам) Какая утрата! (Соня и Забалуев тоже выражают соболезнования и отходят к стеночке.) Забалуев: (пританцовывая на месте) Наше поместье, Марья Алексевна, наше! Марья Алексевна: (тихо) Не радуйтесь так бурно, Андрей Платоныч, чай, не на званый вечер пришли – на похороны! Забалуев: Да как же не радоваться, голубушка, когда меня так всего и распирает от радости! Марья Алексевна: Вот никак не пойму я вас, Андрей Платоныч, на ком вы женитесь: на дочери моей, али на ее приданом? А коли не найдется Лизанька, что тогда? Забалуев: Да как же не найдется! Непременно найдется! Я сам, я сам пойду ее искать – в лес, в болото, в тьмутаракань… за Лизанькой моей, за сердешной! (Вваливается растрепанный Владимир – в мятом сюртуке, криво повязанном галстухе и с графином бренди под мышкой.) Владимир: Здравствуйте, дорогие друзья! (Все шокированы) Михаил: (шипит ему на ухо) Ты что, рехнулся? Владимир: (не слушая его) Счастлив всех вас видеть… Душевно тронут, господа! (Соседи, опомнившись, начинают осуждающе шушукаться.) Владимир: (продолжает) Ведь здесь собрались все друзья моего отца, самые лучшие его друзья! Вы все любили его, верно? Гул голосов: Да, да… любили… несчастный Иван Иваныч… царствие ему небесное… (всхлипы и вздохи) Владимир: (рявкает) Тогда кто же из вас его отравил?! (испуганное молчание) Не желаете признаваться? А ведь вы все были у нас на спектакле, когда отец… (потрясает графином) Кто насыпал сюда яду? Анна: (всхлипывает) Мишенька, остановите же его! Михаил: Его сейчас и жандармский полк не остановит… Анна: Господи, какой стыд!.. Если б дядюшка уже не умер, ему бы не пережить… (горько плачет) Владимир: (наступает на соседей) А, может, кто-нибудь желает отведать этого бренди? Ну же, господа, не стесняйтесь! Я угощаю! (все в ужасе от него шарахаются) Забалуев: Позвольте, дорогой Владимир Иваныч, э… конечно, мы все любили вашего батюшку… но ложиться рядом с ним ни у кого охоты нет! Владимир: Нет охоты? Так и убирайтесь отсюда! Все! До единого! Плевал я на вас на всех и на ваше притворное сочувствие! (Возмущенные и перепуганные соседи поспешно покидают церковь.) Михаил: Прости, дружище, я понимаю, что у тебя горе, но сегодня ты перешел все границы! Владимир: Оставьте вы меня в покое! (садится на скамеечку в углу, плачет и отхлебывает бренди из горлышка графина) Михаил: Сумасшедший! на тот свет захотел?! (пытается отобрать графин) Анна: Миша, успокойтесь, это не тот графин. Тот мы с Варварой в сундук спрятали, как вы велели – чтобы до суда улику сохранить. Михаил: В самом деле… (утирает пот со лба) А я и забыл! Впрочем, не мудрено – в эдаком-то содоме! (Входит Сычиха, закутанная в линялую рыжую тряпку, некогда бывшую черным палантином.) Сычиха: (гладит Владимира по голове) Бедный сиротка! Владимир: (огрызается) Пошла прочь! (булькает бренди) Михаил: (шепотом, Анне) Кто эта женщина? Анна: (содрогаясь) Это Сычиха, местная колдунья, травница… Дядюшка ее привечал, а Владимир жутко ненавидит… Михаил: Он ненавидит все, что любил его отец – это у него мания такая… (задумывается) Если эта женщина была дружна с Иван Иванычем, может, она и про таинственный медальон слышала? Владимир: (Сычихе) Убирайся, старая ведьма! (замахивается пустым графином) Михаил: (отбирает графин) Угомонись, мы же в церкви! Сычиха: Никуда я не уйду! Я пришла попрощаться с Ванечкой, и никто меня отсюда не прогонит! Владимир: Ну, так я сам уйду! Михаил: (преграждает ему дорогу) Куда ты? Владимир: В трактир, к пекло, к черту! Напьюсь в дым! (уходит, пошатываясь) Сычиха: Ему сейчас очень плохо… Но он поймет, он простит… Анна: (плачет) Он даже дядюшку не захотел проводить в последний путь… Мерзкий, бездушный человек! Сычиха: А ты погоди реветь, еще наплачешься. Пока счастье свое найдешь, много горючих слез прольешь. (Анна бледнеет.) Михаил: (обнимает ее) Успокойтесь, это только пустые слова, гадалки вечно туману напускают, ничего конкретного… Сычиха: Могу и поконкретнее. Вы оба думаете, что счастье близко, да только не ухватить вам его – холодное оно и призрачное, как вишни на снегу! Михаил: Вишни… снег… какая чушь! Анна: (дрожит) Это не чушь… это правда, Миша… счастье невозможно… Михаил: (Сычихе) Зачем вы стращаете нас всякой ерундой? Сычиха: (зловеще) Я не стращаю, я – знаю! Михаил: А коли все знаете… Иван Иваныч на смертном одре о каком-то медальоне толковал… не догадываетесь, о каком? Сычиха: (испуганно) Не знаю ни про какой медальон! Михаил: Знаете, по глазам вижу, что знаете! Не из-за этого ли медальона его убили? Не вы ли ему в бренди цикуту бросили? Сычиха: (машет руками) Уходи, уходи, пока я тебя в жабу не превратила! Михаил: Ха! В жабу! Я боевой офицер, а не суеверная барышня! Сычиха: А и в жабу не превращу, так силы мужской лишу! (делает какие-то пассы руками, Михаил начинает проявлять признаки беспокойства) Анна: (тянет его за рукав) Идемте, Миша! Умоляю вас! Михаил: Да, пожалуй… (позволяет себя увести) Что-то и мне стало не по себе…. Сычиха: (выталкивает их наружу и захлопывает дверь) Вот мы и одни остались, Ванюша… (медленно приближается к гробу) Темнота. Кадр 24. Усадьба Долгоруких: Андрей и Татьяна сидят на скамеечке, отделенной от дома и двора густыми кустарниками. Андрей: (с тяжелым вздохом) Так и не нашли мы Лизаньку… А ведь каждую кочку в лесу обшарили, каждый кустик… (переглянувшись, оба краснеют и смущенно хихикают) Татьяна: (глядя в сторону) Где-то теперь Елизавета Петровна? Тепло ли ей? Сыто ль? Андрей: (убитым голосом) Это я во всем виноват… обещал защитить ее от Забалуева и ничего не смог – маменьки побоялся… Знаешь, Танюша, иногда мне кажется, что вовсе и не я мужчина, глава семьи, а маменька… Татьяна: (кладет его голову себе на грудь и обматывает свою косу вокруг его шеи) Не кручиньтесь, Андрей Петрович! Вы – самый умный, самый сильный, самый смелый! Андрей: Нет-нет, не утешай меня! Я все про себя знаю… я подлый трус и ничтожество (всхлипывает и промакивает слезинку кончиком Татьяниной косы) Сестру предал… невесту обманываю… с тобой вот тоже… Татьяна: (сквозь зубы) Тюфяк! Андрей: А? Татьяна: Тюфяк… выхлопать… княгиня велели… Я, чай, не барышня, чтобы тут с вами на лавочке рассиживаться. Мне работать надо! Андрей: (скорбно) Тюфяк я и есть… Натали: (из-за кустов) Андрей, где ты? Андрей: Это голос Наташи! Татьяна: Вам померещилось, барин! Натали: (громче) Андрей! Ау! Андрей: Нет, мне не померещилось! (Хочет вскочить, но запутывается в Татьяниной косе и сваливается под скамейку, увлекая за собой и Татьяну. Барахтаются на земле, пытаясь встать.) Натали: (продираясь сквозь кусты) Андрей! Отзовись! Почему я должна искать тебя по каким-то зарослям?! (Растрепанная и ободранная Натали вываливается из кустов.) Татьяна: (неприветливо) Чего вам, барышня? Натали: Я Андрея ищу… Андрей: (шарит по земле) А я очки потерял… (встает, оправдываясь) Четвертый раз за день… (Татьяна носком башмака незаметно зарывает очки в ворох опавших листьев.) Андрей: Зачем ты здесь, Наташа? Натали: (слегка обиженно) Я соскучилась… Так рвалась к тебе, что вот даже накидку порвала! (сбрасывает накидку с плеч и протягивает Татьяне) Сбегай, милочка, зашей, да чаю мне подай в гостиную, замерзла я. Татьяна: (не шевельнувшись) Мне хозяева не велят чужим прислуживать. Натали: (с аристократическим недоумением) Что это значит? Андрей: В самом деле, Наташа, с какой стати ты раскомандовалась?! Ты не у себя дома! Натали: Но я твоя невеста! Андрей: А Таня мне как сестра! Мы выросли вместе, я не позволю ее обижать! (Татьяна победоносно ухмыляется.) Андрей: (входя в раж) И вообще – тебя сюда никто не звал! Неприлично ездить в гости без приглашения, пусть даже и к жениху! Натали: Ах, так?! Ну и оставайтесь с вашими приличиями, Андрей Петрович! (закутывается в рваную накидку и продирается обратно сквозь кусты; шляпка цепляется за ветку, она в сердцах срывает ее с себя и убегает простоволосая) Андрей: Наташа, подожди, я велю заложить для тебя коляску! (бежит следом, благоразумно обогнув кусты со стороны) Татьяна: (надувшись) Будто эта финтифлюшка сама не смогла бы в коляску сесть! (снимает с ветки Наташину шляпку и вертит в руках) Какую только дрянь в столицах не носят! Не то цветочный горшок, не то воронье гнездо… И толку-то в хозяйстве никакого! (С карканьем подлетает ворона, подхватывает шляпку в клюв и скрывается в кроне высоченной березы.) Татьяна: (удовлетворенно) Туда ей и дорога… (подбирает очки) Все-то наш Андрей Петрович очки теряет… Кабы не я, так и ходил бы слепым! (уходит в дом) (Во двор въезжает коляска с княгиней Долгорукой, Соней и Забалуевым.) Марья Алексевна: М-да, и жил-то Иван Иваныч кое-как, и помер по-дурацки – своим любимым бренди подавился! Соня: Как же, маменька, а Владимир Иваныч говорил, будто его батюшку отравили? Марья Алексевна: Нашла, кого слушать – пьяницу, балабола! Лиза, вон, тоже его слушала… ну и где она теперь? Забалуев: (захлебываясь от восторга) А похороны-то, похороны!.. Уж на что у Иван Иваныча вкус был дурной, а и то он не смог бы распорядиться о своих похоронах хуже, чем его сынок! Жаль только, что поминального обеда не отведали… Я ведь нарочно сегодня не завтракал, рассчитывал на поминках Иван Иваныча покушать вволю… Марья Алексевна: (фыркает) Они, небось, и обеда никакого не готовили! Думаете, просто так молодой барон всех из церкви разогнал? Решил, видать, на блинах сэкономить… Да я и не в обиде – хозяйство мне целее достанется. (Из-за угла выходят Андрей и дюжина мужиков, вооруженных ружьями, вилами и кольями.) Марья Алексевна: Куда это вы? Андрей: Лизу идем искать. Марья Алексевна: Вот еще! Она, нахалка, только того и ждет, чтобы все из-за нее переживали и делом не занимались. Замерзнет, проголодается – сама домой прибежит, как миленькая! (уходит в дом). Андрей: (пожимает плечами) Как скажете, maman… (отпускает мужиков и тоже уходит) Забалуев: (придерживает Соню за локоток) Одну минутку, Софья Петровна… (Соня съеживается) Разговор у меня к вам интимный, так сказать… Лизавета Петровна-то не нашлись… (Соня сдавленно кивает) И Марья Алексевна искать блудную дочь не желают-с… И по всему выходит, что остаюсь я без невесты… Что ж мне делать теперь? Соня: Домой возвращаться. Забалуев: Никак не можно-с! Полюбил я ваше семейство, Софья Петровна, душою прикипел… И родни другой себе не желаю… (приобнимает Соню одной рукой) Смею ли я надеяться, чудеснейшая Софья Петровна, на ваше ко мне особенное расположение? Соня: (блеет со страху) Если маменька велят… Забалуев: Велят, конечно, велят! Потому как где им сыскать другого такого зятя? Да и зачем искать, когда вот он я – всегда под боком, всегда к вашим услугам! (целует Соне ручку) Значит, честным пирком да за свадебку? (Соня в панике удирает в дом) Забалуев: (потирая руки) Куда ни кинь, всё в мою пользу складывается! Жить с Софьюшкой станем здесь, бывшее именье Иван Иваныча в аренду сдадим… Или лучше это поместье в аренду, а жить – там? Где домик-то больше? У Корфов бельэтаж просторный, а тут… (Пошатываясь, подходит Владимир с бесчувственной Лизой на руках.) Забалуев: Что? Откуда? Лизанька! (тянет руки) Владимир: Отойдите, Андрей Платоныч! Забалуев: Как прикажете понимать, милостивый государь? Отойти! Ха! Я у себя дома! А это моя невеста! Кстати, почему вы держите на руках мою невесту? Владимир: Очевидно, потому что она не может идти сама. Да посторонитесь же, господин Забалуев! Я отнесу Лизу в дом, ее надо положить на кровать… Забалуев: Не хватало еще, чтобы посторонний мужчина укладывал мою невесту в постель! Я сам отнесу! Владимир: Ну уж нет! Я нашел Лизу в лесу, без сознания – неизвестно, кстати, как и почему она там оказалась? (из Лизиного кармана вываливаются сушеные мухоморы) И как я сразу не догадался – она же грибочки собирала, чтобы дорогого жениха салатом из красных шляпок попотчевать! Забалуев: Не ваше дело, молодой человек, как и чем меня невестушка потчует! Владимир: Одним словом, я Лизу спас, я ее с рук на руки Марье Алексевне и отдам! Забалуев: (взвизгивает) Не позволю! Владимир: А я вашего позволения спрашивать не собираюсь! (Пытаются отобрать друг у друга Лизу и в конце концов роняют ее на землю. От удара она приходит в себя.) Лиза: Что со мной? (вертит головой по сторонам) Владимир? Андрей Платоныч? Господи, да что здесь происходит?! (пытается разнять дерущихся) Помогите! Маменька! Соня! Андрюша! (бежит в дом) (Владимир, уже без помех, мнет Забалуеву бока, тот только охает и кряхтит.) Владимир: (поправляя манжеты) Не желаю больше с вами возиться. Оставляю вас заботам ваших будущих родственников! (уходит, насвистывая) (Забалуев с трудом поднимается, зубами пытаясь подтянуть к плечу оторванный рукав.) Забалуев: Ах, мерзавец! Ах, мерзавец! (счищает веточкой грязь с мундира) (На крыльцо выбегает все семейство Долгоруких.) Марья Алексевна: Андрей Платоныч, дорогой! (всплескивает руками) Да кто ж это вас так отделал? Лизанька нам сказала… Лиза: (с недоумением) А где же Владимир? Забалуев: Владимир? Какой Владимир? Лизавета Петровна, душенька, да неужто вы ничего не помните? Я тут, на скамеечке сидел, вдруг вижу – вы бежите… (остальным) Бежит она, бедняжка, из последних сил, а за нею – медведь! И хоть ни ножа, ни какого другого оружия при мне не оказалось, я на защиту невестушки моей грудью встал и у злодея косолапого ее отбил! Андрей: (недоверчиво) Неужто вы в одиночку медведя заломали? Забалуев: (выпячивая грудь) Да-с! Извольте видеть, следы его лап! (с гордостью демонстрирует свои синяки и оторванный рукав) Марья Алексевна: Да вы герой, Андрей Платоныч! (сбегает с крыльца и целует его в обе щеки) Спаситель вы наш! Никому, кроме вас, Лизаньку не отдам!
Gata: Кадр 25. На конюшне в поместье Корфов: В углу пустого стойла Модестыч разгребает солому, вытаскивает из стены кирпичик, а из тайника – бумажный свиток. Модестыч: Негоже являться к княгинюшке с голыми руками… А как помашу у нее перед носом распиской, которую я для нее же из сейфа своего покойного хозяина выкрал, так она мне тысчонку-другую и отсчитает… Сережками одними от меня не откупишься, сережки – это так, баловство… авансик… (разворачивает бумагу, читает и бледнеет) Ч-что… ч-что эт-то? Анькина вольная?! А чего ж я тогда барину отдал?! (в панике выгребает из тайника деньги и золотишко, перетряхивает, но никаких документов там больше нет) Ах я, болван! (рвет на себе волосы) Своими руками, своими руками Корфу отдал! Нет бы развернуть, прочитать… Ах я, дурак! Такой прибыли лишиться! Как раз на домик в Курляндии хватило бы... на домик с садом... может, и с фермой… (ссыпает свои сокровища обратно в тайник, кладет на место кирпич) А, может, еще не все потеряно? Барон-то еще, будто, бумаги не разбирал… Э-эх! (кусает ногти) Не доверяет он мне, ключей от сейфа и кладовых больше не дает… Как же быть? Полина: (входит) Никак вы, Карл Модестыч, сами взялись стойла чистить? Перед хозяином выслуживаетесь? Модестыч: Ну-ну, поговори мне еще! Много воли забрала! Полина: А что я, Карл Модестыч? Гришка с Никиткой обидятся, что вы их без хлеба оставляете… Модестыч: (замечает у нее на груди медальон) Чего там у тебя на шее-то болтается? Ну-ка, ну-ка… (тянет руку) (Полина пытается запихнуть медальончик в вырез сарафана, но Модестыч оказывается проворнее и срывает цепочку.) Модестыч: (разглядывая медальон) Ценная вещица… (пробует на зуб) Золото высшей пробы… и камушки… на алмазы похожие… Откуда это у тебя? Полина: (обиженно) Откуда, откуда… Всё оттуда же – у покойного барина из-под подушки… Анькина вольная была этой цепочкой обмотана. Модестыч: А что еще там было? (прячет трофей в карман, Полина провожает его печальным взглядом) Полина: Ничего больше, только награды Владимира Иваныча в жестяной коробочке, а их уж я брать не стала – на что они мне? Да и все равно бы вы отняли… (шмыгает носом) Модестыч: (хихикает) Да, хороша бы ты была с Георгиевским крестом на бюсте! (вздыхает) Жаль, что молодой барин свои ценности в сейфе хранит, а не под подушкой… Как бы он мне жизнь-то тогда облегчил! Ну, да ладно… Хорошо, Полинка, что ты мне подвернулась, я как раз собирался тебя искать… Полина: (игриво) Зачем, Карл Модестыч? (прижимается к нему грудью) Модестыч: Отстань, с этим всегда успеется… Сейчас у нас с тобой другая забота! (достает из кармана пузырек) Полина: Что это, Карл Модестыч? Модестыч: Яд! Надо подбросить его Аньке в комнату, пусть все думают, что это она барона отравила! Полина: И ее упекут в каторгу? Модестыч: Если повезет, то и на виселицу! (Полина взвизгивает от восторга и лезет к нему целоваться) Погоди ты, дура! Сначала дело надо сделать. Полина: Я все сделаю, Карл Модестыч, голубчик! Аньку в каторгу! Да я ради этого… на любую подлость! На любую гнусность! Никита: (выскакивает из соседнего стойла с вилами наперевес) Ах вы, сволочи! Чего ж вы от Аннушки-то не отвяжетесь?! (За воротник нанизывает Модестыча на вилы и подбрасывает, как охапку соломы. Модестыч впечатывается мордой в потолок и с грохотом падает вниз. Перепуганная Полина бросается к выходу, на пороге сталкивается с Михаилом и Владимиром, сбивает обоих с ног и вихрем выносится во двор.) Михаил: (с трудом поднимаясь) Что это было? Конь какой-то с привязи сорвался? Владимир: (отряхивая сюртук) Скорее, кобыла… (грозит в пространство кулаком) Михаил: (продолжая прерванный разговор) И все-таки объясни мне: зачем ты опять взял этого прохвоста на должность? Владимир: У меня были на то свои причины… (замечает Никиту, который занес уже тяжелый сапожище, чтобы заехать Модестычу под ребра) Что тут происходит, черт побери?! Никита: (разочарованно опускает ногу) Хотел прибить этого черта нерусского… (Михаилу на нос что-то капает с потолка.) Михаил: (поднимает глаза) Что это? Кровь? (переводит взгляд на окровавленную рожу Модестыча, потом опять – на пятно на потолке) М-да… Высоко же ему пришлось подпрыгивать, чтобы нос расквасить… Акробат! Владимир: (Никите) Ну, чем тебе наш управляющий не угодил? Никита: Так ведь что удумал, гад: склянку с ядом Аннушке в комнату подбросить, чтобы, значит, ее в убийстве старого хозяина обвинить! Михаил: (поднимает с пола пузырек) Никакого тут у вас порядка нет! Яд под ногами валяется – бери, не хочу, трави всех подряд! Никита: Видать, немец треклятый барину отраву и подсыпал, а остатки решил Аннушке… Владимир: (озверев) Так вот кто моего отца угробил!.. (набрасывается на Модестыча) Никита: Вам помочь, барин? Владимир: (душит Модестыча за горло) Убирайся, сам справлюсь! (Никита, довольный, уходит.) Михаил: (нюхая пузырек с ядом) Мышьяк… Странно… (озаренный догадкой) Володя, твой управляющий не виноват – он хотел подбросить Анне мышьяк, он не знал, что твоего отца отравили цикутой! Владимир: (отпуская Модестыча) Ладно, живи… (Полузадушенный Модестыч растекается по полу.) Михаил: Надо искать убийцу в другом месте. Владимир: Да… (с сожалением) А как все складно выходило! Я ведь и Модестыча на должности оставил с расчетом, что он или сам где промашку даст, или Аньку под монастырь подведет… За кого теперь приниматься? Модестыч: (задушенным голосом) На Забалуева обратите внимание, Андрея Платоныча… Первый в нашем уезде жулик, даром что важная персона! Он дворянам окрестным посулил кругленькую сумму, чтобы они его избрали своим предводителем, а как занял место, так про обещания свои сразу и забыл, а напомнить ему никто не решается… Владимир: (лениво) Пошел вон! (Модестыч полуползком пробирается к двери.) Михаил: (брезгливо) Набить бы тебе морду – за то, что Анну оклеветал, да руки марать неохота… (Модестыч резво вскакивает с четверенек и исчезает за дверью.) Михаил: Какое счастье, что с Анны сняты все обвинения! Владимир: Мой отец убит, убийца до сих пор гуляет на свободе, а ты мне талдычишь о какой-то Анне! (в ярости срывает с себя галстух и вертит в руках) Черт, как же хочется кого-нибудь придушить! Михаил: (осторожно) Может, нанести визит господину Забалуеву? Все равно других подозреваемых нет... Владимир: С визитом не получится – он обнес свою усадьбу двухметровым забором и расставил вокруг мужиков с собаками, и те и другие – злые и голодные, но из чужих рук еды не берут. (чешет затылок) Впрочем, недавно я видел Забалуева у Долгоруких… Только мне туда теперь дорога заказана. Михаил: Съезжу один. Страсть как хочется с Забалуевым потолковать! И не только по твоему делу. Я имею поручение от… (осекается) короче, завтра же с утра и поеду. Владимир: Рад, что ты нашел занятье по душе и хотя бы на время забудешь о своей ненаглядной Аннушке. Михаил: Одно другому не мешает. (уходит с воинственным видом) Кадр 26. Зимний дворец: Александр: Мари, Василий Андреевич хвалит вас: вы делаете большие успехи в русском языке. Мари: О да, я отшень прилешно занимаюсь… Я хочу нрафиться фашей матушке… и фам, Александр Николаевитч! (глядит на него очень нежно) Александр: (чтобы сменить скользкую тему) Что вы читаете? Мари: Рассказ про одного пастора и его arbeiter… работника. Отшень смешно! Только много непонятных слофф… (читает по слогам) То-ло-кон-ный лоп… Что это знатшит? Александр: Значит, что в голове вместо мозгов – толокно. Мари: А разфе такое мошет быть? Александр: Очень даже может быть, если человек – дурак! Мари: А кто есть балда? Александр: Тоже дурак. Мари: (недоуменно) Балда не мошет быть дурак, он обмануль хитрых чертей! Александр: Как бы вам объяснить, Мари… Балда был дурак, но умный. А поп, его хозяин, - глупый! Мари: Умный дурак, глупый дурак… Русский язык такой слошный… Я должна это фсе записать! Только нет письменный прибор… Александр: Не расстраивайтесь, Мари! (звонит в колокольчик) (На пороге вырастает новый адъютант.) Адъютант: К услугам вашего императорского высочества! Александр: Прошу любить и жаловать – поручик Воронцов, тоже дурак, но – полезный. (снимает с Воронцова правый эполет и отвинчивает крышечку, замаскированную под звездочку) Вот – моя походная чернильница! А в левом эполете – песочек. Я думал нацепить ему еще и пресс-папье, но пока не нашел места… Мари: (хлопает в ладоши) Ах, как удобно! И перо есть? Александр: А как же! Кстати, гусиные перья неплохо смотрятся в качестве наконечников для аксельбантов… Мари: А бумага? Александр: Бумага – в планшете. Правда, листы приходится складывать вчетверо… Мари: Мошно сделать бумашный плащ… да? Как тетратка – много-много листиков… Александр: И отрывать по одному! Браво, Мари, это отличная идея! Воронцов, вы все слышали? Идите к вашему портному, и чтобы завтра, нет – нынче же вечером! – вы были в плащ-тетрадке! Адъютант: (прищелкнув каблуками) Слушаюсь, ваше императорское высочество! (убегает, едва не расплющив о косяк входящую Натали) Натали: (делает помятый книксен) Доброе утро, Александр Николаевич, доброе утро, принцесса! Александр: (сухо) Вы с поручением от государыни, мадмуазель Репнина? Натали: Ее величество оказали мне честь, назначив фрейлиной к принцессе Марии. Мари: Я отшень, отшень рада! Я сейчас напишу несколько слофф, а фы проверите, да? (склоняется над листом бумаги) Александр: (отводит Натали к окну) Maman приставила вас шпионить за мной? Так вот, можете ей донести, что я забыл и думать о Калиновской! Натали: Это для меня не секрет. Александр: (насмешливо) Какая проницательность! Натали: От вас уже который день пахнет духами Нарышкиной. Александр: Вам показалось, Натали! Натали: Ничуть! Этот запах ни с чем не спутаешь – кроме Нарышкиной, никто при дворе подобной дрянью не поливается. Александр: Ваша дерзость переходит все границы! Натали: А ваша ветреность и вовсе их не знает. Боже мой, бедная Ольга! Ради любви к вам она пожертвовала всем! А вы обзавелись новой пассией через неделю после ее отъезда! Александр: (возвышая голос) Мадмуазель Репнина, вы забываетесь! Мари: (отрываясь от письма) Что случилось? Почему вы ссоритесь? Александр: Во всем виновата ваша фрейлина: она разругалась с женихом, а теперь срывает на каждом встречном свое дурное настроение. Мари: Ругаться с женихом - nein! Жениха нушно лупить! Натали: Лупить, да еще как!.. Александр: Натали, Мари хотела сказать, что жениха нужно любить. Мари: Да-да, лупить! Лупоффь – это есть самое глафное ф жизни! Александр, мы должны непременно помирить Натали с ее женихом! Александр: Знаете, Мари, мне в голову пришла та же идея! Натали: (настороженно) Что вы задумали, ваше высочество? Александр: Сейчас узнаете. (распахивает дверь, противоположную той, в которую вошла Натали) Добро пожаловать, князь! (Входит Андрей Долгорукий, почтительно прикладывается к ручке принцессы.) Натали: (сквозь зубы) Зачем вы вызвали Андрея ко двору, ваше высочество? Александр: (с невинной улыбкой) Чтобы доставить вам удовольствие! Пойдемте, Мари, оставим Натали наедине с ее возлюбленным – пусть она его лупит, или любит… как ей заблагорассудится! (на ухо Натали) Это моя маленькая месть, мадмуазель! (уходит под руку с принцессой) (Натали сердито обмахивается веером.) Андрей: (нерешительно) Ты не хочешь со мной поздороваться, Наташа? Натали: Не имею ни малейшего желания! Андрей: Наташенька, мы же любим друг друга и скоро должны пожениться… к чему нам ссориться из-за какой-то ерунды? Натали: У этой ерунды коса до пояса и хозяйские замашки в отношении тебя! Андрей: О ком это ты? О Тане? (фальшиво хохочет) Ха-ха-ха! Неужто ты вздумала меня ревновать? Наташа, Таня выросла вместе с нами, очень нас любит, особенно Лизу, а Лиза пропала, и Таня рассердилась на тебя за то, что ты хотела отвлечь меня от поисков… Только и всего! Натали: Только и всего? Я потеряла свою любимую шляпку! Кстати, ту самую, что мы вместе покупали в тот день, когда ты сделал мне предложение… Андрей: Так дело только в шляпке? Милая, я куплю тебе сотню таких шляпок! (делает к ней шаг) Натали: (отскакивает) Не прикасайся ко мне! (хватает с камина фарфоровую вазу и запускает в Андрея) Андрей: (притворно хватается за голову) Ой! Натали: (испуганно) Ой, Андрюшенька, я не хотела! Прости меня, пожалуйста! (гладит его по голове, лебезит) Очень больно? Крови нет, слава Богу… Дай я тебя поцелую, всё сразу пройдет! (целует его в лоб) Андрей: (подставляет губы) Лучше сюда. Натали: А разве ваза попала не в лоб? Андрей: Ваза вообще пролетела мимо! (Смеются и целуются. Входят Александр и Мари.) Александр: Мы услышали грохот и поспешили к вам на помощь… Надеюсь, никто не пострадал? Андрей: (смущенно поправляя очки) Только фарфоровая ваза, ваше высочество. (показывает на осколки) Мари: Ах, эта русская любофь… такая пылкая! Александр, когда мы с фами поссоримся, мы тоже что-нибудь разобьем. (в восторге) Это так романтишно! Натали: Ваши высочества, осмелюсь напомнить, что нынче вечером государыня ждет вас обоих на чай. Мари: О! Я должшна выучить новые красивые слова… и красиво одеться… Вы мне поможете, Натали? Натали: (делает книксен) Разумеется, ваше высочество. (обе уходят) Александр: (Андрею) Однако вы не выглядите счастливым, князь… Дайте угадаю: вы страшитесь стать мужем самой бойкой при дворе фрейлины? Андрей: (мямлит) В общем… наверно… не знаю… Можно аллегорию, ваше высочество? Вот, к примеру, вы гоните лань… прелестную лань… и вдруг замечаете, что в лесу много другой дичи… и куропатку хочется подстрелить… и лису… но и лань обидно упускать… Александр: Ха-ха-ха! Кстати, об охоте… Не затравить ли нам зайца, князь? Андрей: Avec plaisir, ваше высочество… только я нынче вечером встречаюсь с Натали… Александр: А я – пью чай у maman… (грустно) Значит, охота откладывается? (глядит в окно) Солнышко светит, погода чудесная! Андрей: (эхом) Чудесная… Александр: Послушайте, князь, ведь наши невесты никуда от нас не денутся? Андрей: Никуда не денутся… Александр: А погода назавтра может испортиться… Андрей: Может испортиться… Александр: Значит… (подмигивает ему) Андрей: Значит?.. Александр: А значит, к черту женщин, да здравствует охота! Андрей: Да здравствует охота!
Mona: Gata пишет: Самую малость есть Не заметила. Gata пишет: спешу успокоить - главных героев это не коснулось Очень бы не хотелось. Я люблю в этом фике главную пару.
полная версия страницы