Форум » Альманах » "БН - Параллельный сценарий" » Ответить
"БН - Параллельный сценарий"
Gata: Издание второе, одобренное цензурой III Отделения :) От автора: В октябре этого года исполнится восемь лет со дня премьеры БН и семь - с выхода в свет первого кадра "Параллельного сценария". В честь этого двойного юбилея я решила отряхнуть от нафталина свой первый фик по БН, который на сей момент остается и самым крупным моим произведением. Жанр - фарс, классика, с отступлениями разной степени от основного сюжета.
Gata: Кадр 75. Петербургский особняк Корфа За чайным столиком. Владимир разглагольствует о своих подвигах на Кавказе, Ольга с Анной слушают, прихлебывая чай. Ольга: Четверо черкесов? Я бы умерла со страху! Владимир: Дело было так: выхожу я на рассвете от… в общем, из одной сакли… а навстречу мне по горной тропинке – пятеро черкесов! Я вытаскиваю пистолет и приканчиваю всех шестерых одним выстрелом… а седьмого зарубил его собственной саблей. Ольга: (хихикает) Вы настоящий герой, барон! (Анна сердито дует на чай, брызги попадают на щеку Владимира.) Владимир: (вытирает щеку) Это что! (хвастливо) Вот, помню, как-то мы с Мишелем стояли вдвоем, безоружные, под дулами двух десятков мушкетов… Ольга: (надкусывая пирожное) И остались живы? Владимир: Как видите! Анна: (зевая) Право, война – это так скучно… Почему бы не поговорить о музыке, о поэзии? Владимир: (поворачиваясь к ней) О музыке? Извольте! Играли мы как-то в карты на барабане… вдруг, откуда ни возьмись, черкесы… и тут такая музыка началась!.. Анна: Можете продолжать в том же духе, не стану вам мешать. (с грохотом отодвигает стул и уходит) Ольга: Напрасно старались, барон. Ваши враки не произвели на эту маленькую ревнивую дурочку впечатления. Владимир: Если я и приукрасил, то самую малость… (поперхнувшись) Ревнивую? Ольга: (изящно доедает второе пирожное) Или завистливую. Вам следует лучше одевать ее, барон, чтобы она не злилась при виде элегантных дам. Владимир: Откуда в вас столько яда, шановна пани? Ольга: От несчастной любви. Владимир: Да забудьте вы ее! Ольга: Ни-ког-да! Владимир: Ваш Александр скоро женится на принцессе Дармштадской. Ольга: Ну и что? Мы поклялись любить друг друга вечно, назло времени и расстоянию… И даже если ему приказали забыть меня… Нет, я должна с ним увидеться! И если он и вправду… как все твердят… тогда пойду и утоплюсь в Неве! Владимир: Может, сразу – в Неву? Ольга: Вы сами навязались мне в попутчики, и теперь вам так просто от меня не отделаться! Владимир: (тоскливо) Я уже начал это подозревать… Андрей: (входит) Прости, что без доклада, Вольдемар! Случайно узнал, что ты в Петербурге, решил навестить… (заметив Ольгу, чуть не роняет очки) Пани Калиновская?! Ольга: С вашего позволения – Елена Петровна Болотова. Андрей: (напускается на Владимира) Ты что, рехнулся?! За ней же охотится всё Третье отделение! Владимир: (Ольге) Вы слыхали, Елена Петровна? Свидание с Александром придется отложить… (оживляясь) А почему бы вам не прогуляться к Неве? Ольга: Оба вы – трусы и ничтожества! О матка боска, как измельчало русское дворянство! Где тот благородный Димитрий, который бросил к ногам Марины Мнишек московский кремль? (уходит, хлопнув дверью) Андрей: (качая головой) Ну и фурия! Вольдемар, пока ты не нажил крупных неприятностей, выпроводи ее вон! Владимир: Не поверишь, Андре, только об этом и грежу… Выпьешь чаю? (подвигает ему чашку и вазочку с вареньем) Ты в Петербурге по делам? Андрей: (садится к столу) Можно и чаю… а дело… (зачерпывает ложечкой варенье) дело у меня, собственно, к тебе… Владимир: Валяй! Андрей: Дело тут такое… понимаешь… (отправляет варенье в рот и прихлебывает чай) К нашей маменьке неожиданно вернулась память… Владимир: Мне, вероятно, нужно выразить по этому поводу радость? Извини, не буду. Андрей: Да я тебя и не заставляю… но, видишь ли… maman теперь здорова… ее могут отправить в тюрьму… Мы с отцом посоветовались, и вот… (достает из кармана и протягивает Владимиру бумагу) Владимир: (читает) Дарственная? Четыреста десятин земли под лесом? Что это, черт побери?! Андрей: (мямлит) Мы хотели… ты бы не мог… чтобы маменьку не в тюрьму… Владимир: (скомкав, отшвыривает бумагу) За кого вы меня принимаете?! Чтобы я отцовский прах на вязанку хвороста променял?! Андрей: (стушевавшись) Но ведь ты тогда… луг и мельницу… Владимир: Убирайтесь к дьяволу с вашими лугами, лесами и маменькой! (выскакивает из-за стола) Ничего не желаю больше про нее слышать! Пусть живет, как хочет, только чтоб на глаза мне не смела показываться, иначе я за себя не отвечаю! (с порога) Да, и мельницу тоже заберите, все равно на ней жернова ни к черту, как и всё в вашем хозяйстве! (хлопает дверью) Андрей: (один) Неловко как-то вышло… (аккуратно расправляет дарственную и кладет в карман) У Вольдемара-то, оказывается, широкая душа… Правда, он от этой широкой души может нашу maman пристрелить… надо сказать ей, чтоб в его имение – ни ногой! Никита: (входит, кланяется) Доброго вам здоровьица, барин! Андрей: (рассеянно) Чего тебе? Никита: Да я вот… узнать… (мнет в руках шапку) Как там лошадки-то ваши? Ураган, Рыжик? Овса-то им вволю дают? Андрей: (раздраженно) Что ты мелешь, дурачина? Тут беда за бедой валятся, а он про каких-то лошадок! (сам с собой) Maman то в уме, то не в уме, от папашиных нравоучений волком выть хочется, зять за обедом аппетит портит… и с невестой нелады… Никита: Из-за Тани? Андрей: А ты откуда знаешь? Никита: Так про то все давно знают, барин! И в вашем имении, и в нашем… Таню, знамо дело, жалеют – куда она теперь, горемычная… с дитем-то… Андрей: (ноет, сжав руками голову) Все всё знают, и Наташа скоро узнает… Что же делать? Что делать?! Никита: Вы – барин, вам видней… Андрей: (задумчиво ест варенье) Наташа Таню давно невзлюбила, всё талдычит мне: прогони ее на работы, или замуж отдай! Можно, конечно, и замуж… я б и приданое дал… Никита: (чешет затылок) А велико ли приданое, барин? Андрей: Да уж не обидел бы… (взглядывает на Никиту с интересом) У тебя кто-то есть на примете? Никита: Мы с Татьяной давно друг друга знаем… я б и об ней бы заботился, и о дите вашем… а кабы вы нам еще деньжат на обзаведенье подкинули… Андрей: Ты… готов на ней жениться?! (бросается обнимать Никиту) Вот спасибо-то, дружок! Ввек не забуду! (подвигает ему стул) Садись, выпей со мной чаю! Нет, лучше поедем в поместье! (тащит Никиту к выходу) Вот не чаял, не гадал, что всё так ладно устроится! Никита: Я что… я завсегда… Андрей: Едем, едем! Еще засветло успеем… Как я рад! Как я рад!.. (выталкивает Никиту за дверь и семенит следом) Кадр 76. На почтовой станции Комната с низким потолком и дешевой мебелью. Входят Лиза и Михаил, румяные с мороза. Лиза: Ух, как я замерзла!.. (обнимает печку) И проголодалась… Михаил: Я велел подать ужин сюда, чтобы внизу ненароком с вашим муженьком не столкнуться. Хотя какой в этой дыре ужин! Щи да каша… Лиза: С удовольствием похлебаю с вами щей из одного котелка! Михаил: (стаскивает с себя шубу) И как это вам, Лизавета Петровна, пришло в голову назваться мужем и женой? Лиза: А вы тоже – не могли подыграть! Покраснели, мямлили чего-то… Если бы не я, пришлось бы нам ночевать в чистом поле под стогом сена! (с разбегу прыгает на кровать) Мягко-то как! Надеюсь, у них нет клопов? (заглядывает под подушку) Михаил: (ворчливо) Зачем вы вообще за мной увязались? Если б я не боялся упустить Забалуева, отвез бы вас обратно к папеньке с маменькой! Лиза: Если бы не я, вы бы вообще ничего не узнали! Это я нашла в камине обрывок письма с угрозами, это я следила за ним целый день – как он метался по дому, как под вечер стал собираться в дорогу… а вы в это время валялись у себя в комнате с книжкой в руках! Михаил: Я не собираюсь умалять ваших заслуг, Лизавета Петровна, однако же поймите и вы меня… Лиза: Интересно, чего он так испугался? И куда едет? Михаил: Куда он едет, не знаю, а спит у нас под боком, в соседней комнате. Лиза: В соседней? За стенкой, значит? (с озорным блеском в глазах) Миша, а давайте посмотрим, чем он там занимается! Михаил: Но это… гм… не совсем законно… Да и что мы увидим сквозь стенку? Лиза: Нам с вами не впервой закон нарушать! А стенку можно просверлить. Михаил: Он же услышит! Лиза: Не услышит, он тугой на оба уха! Михаил: (достает пистолет) Так, может… Лиза: Глухой, но не настолько же! Михаил задумывается. Лиза: (подсказывает) Шпора! Михаил: (хлопает себя по лбу) И как я сам не догадался! (отцепляет от сапога шпору и начинает ковырять ею в стене) Слава Богу, тут тоненькая перегородка! (шпора проваливается в дыру) Готово! Лиза: Дайте посмотреть! (приникает глазом к дыре) Михаил: Ну что, видно? Лиза: Видно, только плохо… Михаил: Позвольте… (расширяет отверстие рукояткой пистолета и заглядывает) Вон он, ваш благоверный, денежки считает. Лиза: (пихает его в бок) Пустите! Михаил: Но мне тоже интересно! Отталкивают друг друга от дыры в стене, в конце концов пристраиваются рядышком, щека к щеке. Лиза: Пачка-то какая толстая! Видать, за наш медальон выручил… Михаил: Или украл из казенного сейфа… Лиза: (испуганно) Ой! Сюда смотрит! Заметил! Отскакивают и вжимаются в стену по разные стороны. В дыре показывается глаз Забалуева. Забалуев: Что? Зачем? Ужо всыплю я смотрителю, каналье! (сердито пыхтит) В щах у них, понимаете, тараканы плавают, в стенах – дыры зияют… А у меня спина больная, мне нельзя, чтоб сквозняки! (затыкает отверстие какой-то тряпкой) Лиза: (переводя дух) Уф! Чуть не попались! Михаил: До чего же вы легкомысленны, Лизавета Петровна! И я с вами всякую осторожность потерял… Лиза: Чем меня шпынять, лучше б послали за исправником! Сцапали бы муженька моего с ворованными денежками – и в тюрьму! Михаил: А если здешний исправник – его друг-приятель? Да и деньги не пахнут, поди докажи, что они ворованные… Лиза: Какой же вы зануда, Михал Саныч! Слуга приносит ужин. Михаил: (заглядывает в супницу) Что там? Щи? Лиза: С тараканами? Увольте! Михаил: (слуге) Пошел вон, не будем мы ужинать. Слуга: (бормочет, уходя) Из нумера в нумер таскаю эти щи, и везде носы воротят… Сдались им эти тараканы… обсосал да выплюнул... Лиза: Пирог и вино можно было бы оставить. Михаил: Только пирог! (берет с подноса тарелку с пирогом и выталкивает слугу за дверь) Завтра нам потребуется свежая голова. Лиза: (догоняет слугу в коридоре и возвращается с бутылкой вина) До завтра еще целая ночь, а я согреться хочу… Да и вам не мешало бы принять для храбрости, а то совсем раскисли. Михаил: Зато у вас бодрости на троих… (откупоривает бутылку и режет пирог) Прошу к столу! Лиза: (громко зевая) Пойду-ка я лучше спать! Глаза слипаются… (начинает расстегивать крючки на платье) Михаил: (роняет вилку) Ч-что вы делаете? Лиза: Не ложиться же в постель одетой! Кстати, отвернитесь! (Михаил, зажмурившись и невнятно бормоча извинения, отворачивается. Лиза сбрасывает с себя платье и многочисленные юбки, расшвыривает их во все стороны и, схватив кусок пирога, ныряет под одеяло.) Лиза: (с набитым ртом) Маменька нам в детстве не разрешала в кровати кушать… Ругала за крошки на простынях… (откусывает еще) А вы-то что делаете? Михаил: (застилая сундук шубой) Готовлю себе на ночь постель. Лиза: Там же неудобно! (хлопает по одеялу рядом с собой) А здесь и впятером можно поместиться! Михаил: (краснея до корней волос) Вы… вы предлагаете мне лечь с вами на одной кровати?! Лиза: Если вы заботитесь о приличиях, то мы и так уже их все нарушили, мыслимые и немыслимые… зачем же еще и в удобствах себе отказывать? Лучше налейте мне вина, сухой кусок в горло не лезет. (Михаил с бутылкой и двумя пустыми бокалами осторожно пробирается между разбросанными там и сям юбками и садится на краешек кровати.) Михаил: (наполняя бокалы) Выпьем… за успех нашего предприятия? Лиза: И за мой развод! Михаил: И за ваш развод! (чокаются) Лиза: (разомлев от тепла и вина) Я вам так благодарна, Миша… так благодарна… в семье меня никто не понимает, а вы такой отзывч… (засыпает с куском пирога в руке) Михаил поправляет на ней одеяло и вытаскивает из руки пирог. Михаил: (жует пирог, запивая вином) Такого романтического ужина у меня еще не было… (подумав, допивает остатки вина, потом задувает свечку и, не раздеваясь, ложится на кровать с краю) Лиза: (бормочет во сне) Уйдите с глаз моих, гадкий старикашка! Михаил: (гладит ее по плечу) Бедная! Даже во сне ей этот Забалуев покою не дает! Лиза: Вот пожалуюсь Мише, он вас смелет в муку! Михаил: (глубоко тронут) Разве могу я обмануть ее надежды? Придется побыть мельником… (Лиза кладет голову ему на грудь и обнимает рукой за шею) …и подушкой… Лиза: (сладко причмокивает во сне губами) А еще он спустит с вас шкуру, посадит на кол и утопит в колодце с гнилой водой! Михаил: (обнимая ее) До чего же вы кровожадная, Лизавета Петровна! Даже страшно рядом с вами спать – еще слопаете вместо Забалуева… (улыбается в темноте) И все-таки – это самая романтическая ночь в моей жизни! (тоже засыпает)
Mona: Gata, вижу небольшую редакцию. Суть основной истории это не меняет, поэтому глаз не колет.
Gata: Ох, как же трудно всем угодить! :) Значительные поправки раздражат старых читателей, незначительные - новых. Приходится ориентироваться на запросы Третьего отделения
Gata: Кадр 77. В Петербургском особняке Корфа Пустая прихожая. Надрывается входной колокольчик. Из гостиной выходит трезвый и злющий Владимир. Владимир: (орет) Откроет кто-нибудь эту чертову дверь?! (тишина) Где все?! Я вам хозяин или мальчик на побегушках?! По-прежнему тишина. Владимир: (рычит) Ну, подождите… Всех в рекруты сдам! (сам распахивает дверь) Александр: (улыбается с порога) Добрый вечер, барон! А всё стучу, стучу в эту чертову дверь… Уходить уж собрался… Владимир: (с отвалившейся челюстью) А-а… э-э… (заикаясь) В-ваш-счество? Александр: Оставьте, барон! Надоели мне эти реверансы… С утра до вечера только и слышу – «ваше высочество», «ваше высочество»… нет, чтобы кто-нибудь просто, по-дружески, назвал Сашей! Владимир: В таком случае… выпьем по-дружески за встречу? Александр: (оживляясь) Конечно, выпьем! (снимает с себя треуголку и плащ и бросает их на Владимира) Владимир: А как вы узнали, что я в Петербурге? (перебрасывает одежду цесаревича с себя на кресло в углу) Александр: Гвардейцы рассказали. Говорят, вы похитили у мадам де Воланж какую-то пташку? (по-хозяйски распахивает дверь в гостиную) Давненько я у вас не был! Владимир: (ворчит) Мадам не только крохоборка, но еще и ябеда… (С улицы входит Анна и пытается незаметно проскользнуть в боковую дверь.) Владимир: (ловит ее за накидку) Откуда так поздно? Вы два часа назад должны были быть дома! Анна: (по привычке съеживаясь) Я была в театре… на репетиции… а потом выпила чаю в кондитерской… Владимир: В какой кондитерской?! Что, у нас дома чаю нет? Анна: (осмелев) Я не обязана перед вами отчитываться за каждый свой шаг! Александр: (вмешивается) В самом деле, барон! К чему такие строгости? (целует Анне ручку) Хорошеньким девушкам не грех иногда полакомиться пирожным. Анна: (жеманничая) Merci, monsieur… Владимир, почему же вы не сказали, что у нас гости? Владимир: Вот именно – у нас гости, а вы гуляете неведомо где! Уж хотел снова бежать вас разыскивать… Анна: А те жандармы, что бродят у наших ворот – вы их за мной собирались послать? Александр: (опять вмешивается) Жандармы? Эти меня караулят! (с интересом поглядывает на Анну) Барон, представьте же меня! Владимир: Простите, ваше высочество… это Анна, воспитанница моего отца. Анна: (глаза по блюдцу) Ваше высочество?! (хочет сделать книксен) Александр: (поднимает ее) Довольно церемоний, а то я обижусь и уйду! Расскажите лучше, мадмуазель Анна, что вы репетировали? Анна: Мне дали главную роль в новой пьесе. Моя героиня – певица, ее бросает возлюбленный, и от горя она теряет голос. Владимир: (с ехидным огорчением) Неужели мы будем лишены удовольствия слышать ваше пение? Анна: Господин Оболенский обещал, что я буду петь в другой пьесе! (показывает ему язык) Я купила пирожных, но вы их теперь не получите, раз вы такой злюка! То ли дело барышня, с которой я познакомилась в кондитерской – милая, добрая… и ведь эту бедняжку чуть было не забрали в участок – из-за того лишь, что у нее не оказалось чем заплатить за сладости! Владимир: Мало вам графа Кайзерлинга, теперь вы с воровками якшаетесь? Анна: Она не воровка, а иностранка… приехала из Германии к своему жениху… Я одолжила ей денег, мы выпили кофе и поболтали. Александр: Моя невеста тоже немка… надо бы ей объяснить, чтоб из дворца без денег не выходила, а то попадет в некрасивую историю… (поднимает с пола веер и галантным движением вручает Анне) Это вы обронили, мадмуазель? Анна: Я не ношу вещей такого вульгарного красного цвета! (бросает на Владимира уничтожающий взгляд и уходит) Александр: (вертит в руках веер) Скажите, Владимир, а много у вашего отца было воспитанниц? Владимир: Хвала Создателю, только одна. Александр: Я хотел вас обоих пригласить завтра на бал в честь моей невесты (достает из кармана красивый конверт). Владимир: Пощадите, ваше высочество! (проводит его в гостиную и разливает по бокалам вино) Худшего наказания, чем сопровождать Анну на бал, и придумать невозможно! Она будет строить глазки и танцевать со всеми подряд, а я потом всех этих бедняг к барьеру вызывай? Александр: Вы могли бы сами с ней танцевать, пусть она вам одному строит глазки. Владимир: Мне это как-то не приходило в голову… Александр: Когда человек перестает соображать, объяснение одно – он влюбился. Владимир: (скорбно) Что, это так заметно? Александр: Увы, барон, даже невооруженным глазом. И все-таки, кому принадлежит этот веер красного цвета? Ах, понимаю! Осколок былого увлечения… С тех пор, как вы заполучили этот сувенир в свою коллекцию, его обладательница перестала вас волновать? Владимир: (уныло) Если бы! Александр: (виновато) Боюсь, я подложил вам свинью, дав вашей милой Анне повод для ревности… Владимир: Не беспокойтесь, ваше высочество! (подливает ему вина) Мы с Анной и без этого веера по двадцать раз на дню ссоримся, и я к такому положению вещей уже привык… хуже того, оно мне начинает нравиться. Александр: (освоившись, наливает себе сам) Мы с Мари тоже частенько ссоримся, и в пылу ссоры она перебила о мою голову немало фарфоровых ваз… Владимир: Анна до фарфора пока не добралась… Александр: Доберется, еще как доберется! (расстегивает мундир и разваливается в кресле) Войдет во вкус и всю посуду в доме переколотит, только успевайте уворачиваться! Владимир: Да у нас и фарфора-то мало… (оглядывается на бюст Шекспира) Отец больше увлекался скульптурой… Александр: У-у!.. В вашем случае, барон, совет один: не грешите! Владимир: Последние месяцы я влачил такое праведное существование, что, боюсь, утратил интерес к альковным шалостям. Александр: (обмахивается красным веером) Ах, как же славно мы шалили с одной прелестницей, обожавшей этот цвет! Сколько воды с тех пор утекло… Я охладел к красным вишням, но нежно полюбил персики… румяные, бархатные… как щечки у одной зеленоглазой девушки… Только тс-с! (прикладывает палец к губам) Не выдавайте меня моей невесте! Владимир: (откупоривая четвертую бутылку) Как можно, ваше высочество! Это наши маленькие мужские секреты… (поднимает бокал) женщин в них посвящать необязательно! Александр: Необязательно! (чокаются и выпивают) (Часы бьют девять раз.) Александр: (нетвердым голосом) О… мне пора домой… (нетвердой походкой направляется к двери, на ходу застегивая мундир) У матушки музыкальный вечер… (морщится) Ненавижу флейту! Владимир: Так оставайтесь у меня! Я прикажу подать еще вина… или чаю… может, Анна смилостивится над нами и угостит пирожными… Александр: (тоскливо) Нельзя… Этикет… Какой осел придумал этот этикет? Где моя шляпа? (Владимир подает ему плащ и треуголку) Нынче я покидаю ваш дом на своих ногах! а прошлый раз… черт, что было в прошлый раз? Владимир: Натали Репнина утверждает, что доставила вас во дворец, завернутым в ковер… посмеялась, наверное… Александр: (мечтательно) Натали… (распахивает дверь на улицу) Барон, я жду вас завтра… на балу… (вываливается на крыльцо) Не надо меня провожать! Тут мои конвоиры… то есть охраниры… Эй, болваны! Несите мое высочество во дворец! (Раздается топот ног.) Владимир: Adieu, votre altesse… (Закрывает дверь и возвращается в гостиную, посреди которой стоит Ольга.) Ольга: (с нехорошим блеском в глазах) С кем вы тут пьянствовали? Владимир: С одним полковым товарищем… Ольга: Я слышала голос Александра! Владимир: Вам показалось… (выливает остатки вина из бутылки себе в бокал) Ольга: (сердито топает ногой) Он был здесь! Не смейте мне лгать! (вырывает у него бокал) Владимир: (с недоумением глядя на свою пустую руку) Какого черта… Ольга: Почему вы меня не позвали?! Владимир: Потому что у меня – не дом свиданий! (Хочет отнять у нее бокал, но Ольга швыряет тот на ковер, брызги и осколки стекла.) Владимир: (икнув) Нет, две скандалистки в доме – это слишком… Завтра же отправлю вас в Польшу! Ольга: Отправьте лучше в деревню свою Анну! Владимир: Мои отношения с Анной вас не касаются! Ольга: А вас не касаются мои отношения с Сашей! Если вы немедленно его не вернете, я… я… (замахивается пустой бутылкой) Jak сie w morde strzele, to cie rodzona matka nie pozna! Владимир: (отбирает бутылку) Я говорил сегодня с вашим Сашей, он влюблен в другую. Ольга: Я вам не верю! Негодяй! Это из-за вас меня с ним разлучили! (разбивает графин, часы и все, что под руку подвернется) Владимир: (обиделся) Меня за дуэль из-за вас тоже не орденом наградили. Ольга: Какая вам разница, в чем напиваться – в мундире или в деревне! (горько плачет) А я не могу и не хочу жить без Саши! Владимир: Вы не могли бы страдать по нему в Варшаве? Ольга: (в ярости) Psiakrew! (Хватает другую бутылку, Владимир спасается позорным бегством. Бутылка разбивается о захлопнувшуюся дверь.) Ольга: (бушует одна) Трус! Ничтожество! (сметает всё со стола на пол, среди осколков замечает красивый конверт) Что это? Приглашение на бал? Сашенька! Любимый! Мы увидимся с тобой! (осыпает конверт поцелуями) Кадр 78. Кабинет Бенкендорфа Огромный стол, заваленный бумагами. За столом – Бенкендорф, в расстегнутом по-домашнему мундире, с очками на носу. Бенкендорф: (читает вслух) «Прощай, немытая Россия… и вы, мундиры голубые…» Как-то это совсем не патриотично… (читает дальше) «Быть может, за стеной Кавказа сокроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей…» Тщетная надежда, господа, от всевидящего глаза Третьего отделения нигде не скроетесь! (Врывается возмущенный Жуковский.) Жуковский. Доколе?! Доколе, я спрашиваю, можно терпеть жандармский произвол?! Бенкендорф: (глядит поверх очков) Что случилось, Васлий Андреевич? Жуковский. Ваши дуболомы опять рылись в моих бумагах! Бенкендорф: Помилуйте, Василий Андреевич! Разве мог я поручить столь тонкую работу моим, как вы изволили выразиться, дуболомам? Жуковский. Уж не хотите ли сказать, что вы собственноручно… Бенкендорф: Вот именно, собственноручно! В ущерб всем прочим делам… целое утро убил на изучение содержимого вашего бюро… и не зря! (потрясает толстой пачкой бумаг) Благодаря мне при дворе не распространится ересь вольнодумства. Жуковский. Благодаря вам Россия погрязла во тьме средневековья, в то время как весь просвещенный мир… Бенкендорф: Кстати, напрасно вы прятали эпиграммы вашего приятеля Вяземского в записке о денежной реформе. (ухмыляется) Думали, я не заинтересуюсь финансовыми вопросами? Жуковский: (растерянно) Не было у меня никакой записки… должно быть, Александр Николаевич оставил… (спохватившись, прикрывает рот, но – поздно) Бенкендорф: (торжествующе) Ага! Значит, и эти рожицы на полях – дело рук его высочества? Жуковский: (пытаясь выкрутиться) Мне неизвестно, чтобы его высочество баловался рисованием… Бенкендорф: Зато мне всё известно! (разглядывает карикатуры) А вы знаете, весьма похоже, весьма… И граф Канкрин, и весь кабинет… (издает смешок) и лысины, и животы, и ордена на подбородках… (обиженно) А вот я ничуть не похож… Рога, копыта, хвост мохнатый… Я, конечно, понимаю, что его высочество меня недолюбливает, но рога и копыта – это, знаете ли, слишком! Жуковский. Невинные детские шалости… Бенкендорф: Шалости, говорите вы? (перебирает рисунки) Снова я – теперь с ослиными ушами… а здесь – с петлей на шее… еще одна виселица… а тут черти варят меня в котле… (Жуковский фыркает в кулак.) Бенкендорф: (скорбным голосом) Вам смешно, Василий Андреевич? А мне грустно… грустно от того, что мысли его высочества однобоки, как флюс, и приобрели эту однобокость под влиянием пошлых эпиграмм господина Вяземского… и хорошо еще, что я успел изъять стишки некоего Лермонтова, они отличаются особой вредностью! Жуковский: (ехидно) Вы опоздали, Александр Николаевич уже прочитал их и даже удостоил лестного отзыва! Бенкендорф: (в гневе срывает очки) Государь дал вам слишком много воли, господин поэт! И вы, пользуясь своею безнаказанностью, забиваете голову его высочества крамольной белибердой! Жуковский. Вы стремитесь задушить поэзию в России? Ликуйте, одного поэта вы уже убили – он перед вами! Я не буду больше писать од и элегий, я буду кропать эпиграммы, пасквили, памфлеты, рисовать карикатуры… и очень надеюсь, что скоро сумею превратить вас из жупела в посмешище! (уходит, хлопнув дверью) Бенкендорф: (вздыхает) Все меня ненавидят… Я для них – жандарм, гонитель, душитель… и хоть бы кто-нибудь попытался понять мою душу! (берет гитару и поет приятным баритоном) А у меня душа - она почти из воска, Податлива, тонка, наивна как берёзка. Душа моя щедра, но что вам от щедрот? Никто ведь не поймёт, никто ведь не... Адъютант: (входит) Разрешите, ваше высокопревосходительство? Бенкендорф: (откладывает гитару) Что тебе, голубчик? Адъютант: Срочное донесение, ваше высокопревосходительство! Бенкендорф: (застегивая воротник мундира) Читай! Адъютант: (читает) «Бывшая фрейлина Калиновская тайно покинула Польшу». Бенкендорф: Тайно, говоришь, покинула? Хорошо… И куда же направилась – уж не в Петербург ли? Адъютант: Не могу знать, ваше высокопревосходительство. Бенкендорф: А вот это плохо! Адъютант: (спеша оправдаться) Наш человек в Варшаве проследил ее до границы… Бенкендорф: (одобрительно кивает) Прекрасно. Адъютант: (виновато) …но дальше заставы его не пустили – ему не хватило денег на взятку офицеру. Бенкендорф: Проигрался, небось… или на смазливых полек спустил… а дело кто делать будет? Плохо, голубчик! Адъютант: …под Вильно карету Калиновской встретил другой наш агент и провожал почти до Пскова… Бенкендорф: Уже лучше! Адъютант: …чтобы не быть замеченным, он вел наблюдение, едучи на крыше ее кареты, однако под Псковом замерз и свалился… Бенкендорф: Худо, братец, худо! Адъютант: …но из ее разговоров с кучером он узнал, что она держит путь в Двугорский уезд. Бенкендорф: Превосходно! Адъютант: …только наш человек в Двугорском не знает Калиновскую в лицо… Бенкендорф: (морщась) Скверно! Адъютант: …но он сообщает, что в поместье князей Долгоруких поселилась их дальняя родственница, о которой прежде никто и слыхом не слыхивал, - некая госпожа Болотова. Бенкендорф: (заинтересованно) Так-так-так... Адъютант: (воодушевляясь) Мы срочно направили туда двух людей, чтоб они с нее глаз не спускали… Вскоре госпожа Болотова была замечена в компании соседского помещика (заглядывает в донесение), барона Корфа… Они гуляли на берегу реки, а потом в одной карете отбыли в Петербург. Бенкендорф: Ага! Барон Корф, который стрелялся на дуэли с цесаревичем… (потирает руки) Кажется, мы приближаемся к самому интересному? Адъютант: (шелестит донесениями) В Петербурге госпожа Болотова никуда не выходила, а барон Корф полдня отсутствовал и приволок домой какую-то девицу подозрительного вида… Бенкендорф: Да это распутник с размахом! Адъютант: А вчера в особняк заходил… (перечитывает написанное, словно не веря глазам) …его высочество великий князь Александр Николаевич… (в полной растерянности) ушел оттуда пьяным до изумления… возвращался во дворец верхом на двух жандармах… понукал их хлыстом и покрикивал: «Вот бы на вашем шефе так прокатиться!» Бенкендорф: (обрывает его) Довольно! Немедленно послать к Корфу взвод… нет, роту жандармов! Арестовать его самого, его любовниц, слуг, собутыльников, - грести под гребенку всё, что найдется живого в этом гнезде разврата и крамолы! Адъютант: Будет сделано, ваше высокопревосходительство! Бенкендорф: Погодите, я сам с вами поеду. Как бы вы кого не упустили, а мне не хотелось бы явиться на доклад к государю с пустыми руками… (ворчит, выходя) Пусть его величество поглядит, к чему привело либеральное воспитание господина Жуковского!
Светлячок: Gata пишет: Кадр 78. Кабинет Бенкендорфа Пока самое классное из всего, что я прочитала с первого кадра.
Gata: Светлячок пишет: Пока самое классное из всего, что я прочитала с первого кадра Этот кадр я не правила :)
Gata: Кадр 79. Петербургский особняк Корфа Ольга в своей комнате, мурлыча под нос что-то веселое, наряжается в роскошный маскарадный костюм. Ольга: (любуясь своим отражением в зеркале) Всё для тебя, Сашенька! И это… (брызгает на себя французскими духами) И это… (сажает на полуголую грудь мушку) Анна: (с порога) Вы куда-то собираетесь, госпожа Болотова? Ольга: Да, мы с Владимиром едем на бал! (в сторону) Ты забыл, что такое ревность, Сашенька? Я тебе напомню! Анна: (в сторону, обиженно) А меня не позвали! Ольга: (нацепляя прозрачный шлейф) Как вам мой наряд? Я похожа на нимфу? Анна: Скорее - на кикимору болотную! Ольга: Фи, какая вы грубая! Понимаю теперь, почему Владимир до сих пор не смог пристроить вас замуж… С этаким-то характером… да без приданого… бедняжка! Жаль мне вас, так и промыкаетесь весь свой век в приживалках… Анна: Хоть в горничных, лишь бы вы перед глазами не мельтешили! Ольга: Вас не переспоришь, да я и не буду. Не хочется портить себе настроение перед праздником… (вставляет в уши серьги с огромными рубинами) А признайтесь, вам ведь хочется поехать на бал? Анна: (с фальшивым безразличием) Не горю ни малейшим желанием! К тому же, у меня сегодня репетиция в театре. Ольга: Отлично! Значит, хотя бы на этот вечер Владимир может забыть об опеке над вами и целиком отдаться развлечениям! Анна: (чуть не плача от злости) Желаю вам приятно повеселиться. Ольга: Уж мы повеселимся! (мечтательно улыбается, представляя, как цесаревич лупит барона перчаткой по физиономии, а потом падает к ее ногам, умоляя о любви и прощении) (Анна с перекошенным лицом бросается вон, едва не сбив с ног входящую Полину. Из коридора доносятся звуки бурных рыданий и бьющегося фарфора.) Полина: (недоуменно) Чего это с ней? Ольга: (как ни в чем не бывало продолжает прихорашиваться) Бедняжке Аннет нелегко смириться с тем, что ее отодвинули на вторые роли… Полина: Я ж говорила, что вам понравится делать Аньке гадости! Ольга: (сердито хватаясь за развившийся локон) Что это? Полина: Сейчас подкрутим, барыня! (греет щипцы в камине) Ольга: (сладко жмурясь) Уже скоро, Сашенька! Полина: (накручивая Ольгину прядь на щипцы) Сделаем вас такой красоткой, что наш барин, как только вас увидит, так сразу и обомлеет! Владимир: (с порога) Он уже обомлел! (рассматривает роскошный Ольгин наряд и всё остальное) Так вот куда делось приглашение на бал, а я прислуге разнос учинил. Ольга: С вашей стороны было необыкновенно мило оставить его для меня на видном месте. Владимир: (угрюмо) Я вам ничего не оставлял. Ольга: (смеется) Ах, барон, зачем стесняться своей галантности! Кстати, почему вы до сих пор не переоделись к балу? Я не собираюсь вас долго ждать, это моветон. Владимир: Моветон – ехать на бал, на котором вас никто не ждет! Ольга: (продолжая улыбаться, как ни в чем не бывало) Может быть, у вас нет денег на приличный маскарадный костюм? Я могу вам ссудить. Владимир: С вами мне светит один наряд – каторжанская роба. Ольга: (дернув плечиком) Была бы честь предложена. Поеду во дворец одна, а вы сидите дома и продолжайте бояться Третьего отделения. Владимир: Ошибаетесь, пани, сидеть и бояться придется вам! (выскакивает в коридор и запирает дверь снаружи на ключ, орет в коридоре) Тришка! Прошка! Караульте дверь! Если хоть одна душа оттуда наружу просочится, шкуры с вас спущу! Ольга: (молотит в дверь кулачками) Отоприте немедленно! Трус! Bestią! Masz otręby zamiast mózgu! Полина: Ой, барыня, чтой-то странно вы ругаетесь – будто и по-нашему, а будто и нет? Ольга: (опомнившись) Это в моей губернии наречие такое. Полина: А-а… Ольга: Что ты застыла столбом? Помоги мне! Полина: Да как же я помогу? Барин-то у нас нравом крут, чуть что не по нем – сразу на конюшню, пороть… Ольга: Не напрасно же я целую неделю терпела выходки этого хама и деревенщины и его овечки Анны!.. Я должна попасть во дворец! (мечется по комнате, круша все, что под руку подвернется) Им не удастся меня сломить! (распахивает окно и смотрит вниз) Полина: Ой, никак вы себя порешить удумали?! Ольга: Głupia! Я выбраться отсюда хочу! Полина: (ноет) Ой, высоко… Убьетесь! Ольга: (сдергивает с окна портьеры) Хватит причитать, вяжи! Полина: Коротко, барыня… не хватит до земли-то… (Ольга швыряет ей простыни с кровати) Да как же это… (трясущимися руками вяжет узлы) (Ольга закрепляет импровизированную веревку и перебрасывает ее конец на улицу.) Полина: (отвернувшись и закрыв руками уши) Ой-ё-ёй, сейчас убьется! Ольга: (сквозь зубы) Debilka! (Спускает ноги на улицу, хватается за веревку и ныряет вниз. Полина подбегает к окну и свешивается через подоконник, ожидая увидеть на земле мертвый труп, но вместо этого замечает фигурку в нарядном платье, бегущую через парк.) Полина: Эй! А как же я? Меня ж барин убьет! (испуганно перекрестившись, тоже переваливается через подоконник) (Из коридора доносится топот ног и громкий стук в дверь.) Голос Бенкендорфа: Ломайте, идиоты! (Жандармы выносят дверь и врываются в пустую комнату.) Бенкендорф: Где она?! Ищите! (Жандармы рассыпаются по комнате, с упоением переворачивая вверх дном всё, что не успела перевернуть Ольга. Один из жандармов замечает распахнутое окно и с радостным воплем бросается к нему.) Жандарм: (высовываясь наружу) Веревка тут, ваше высокопревосходительство… Бенкендорф: (с досадой) Сбежала!.. Жандарм: (свешиваясь вниз) …а на веревке кто-то болтается… Бенкендорф: Тащи сюда! (Остальные жандармы бросаются товарищу на подмогу и за обрывок портьеры втягивают в комнату растрепанную Полину.) Бенкендорф: Попались, госпожа Калиновская? От меня не уйдешь! (жандармам) Подайте пани стульчик! (Жандармы садят трясущуюся Полину в кресло и разворачивают лицом к шефу.) Бенкендорф: (сердито) Да ведь это не пани Ольга! (Полине) Где госпожа Калиновская, отвечай! Полина: (хнычет) Какая Калиновская? (Бенкендорф кивает жандармам, те начинают выкручивать Полине руки.) Полина: (верещит) Ой-е-ей! Больно! (брыкается в жандармских лапах) Ой, не надо! Ой, всё скажу! (шмыгает носом) Была тут госпожа Болотова, ругалась по-диковинному, только она еще до вашего приезда удрала… Сиганула вон за окно и была такова! (обиженно) А подо мной веревка оборвала-а-ась… Усатый жандарм: (щипает ее за филей) На такой-то пышной подушке приземлилась бы и не заметила, как! Полина: (огрызается) Убери лапы! Все вы, мужики, до сладкого охочи, а меня, бедную сироту, и защитить некому! Бенкендорф: Ну, ну, бедная сирота, разбушевалась! Скажи лучше, куда твоя госпожа Болотова побежала? Полина: Почем я знаю? Во дворец какой-то она всё рвалась, к Саше, кричала, хочу, а меня не пущают! Бенкендорф: Всё ясно! (жандармам) Едем в Зимний! Усатый жандарм: (напоследок шлепает Полину ниже спины) Жаль, не успел с тобой от души потолковать… Ух, я бы тебя!.. (с сожалением прищелкнув языком, уходит вслед за остальными) Полина: (показывает язык робко заглядывающим в дверь Прошке и Тришке) Чего таращитесь? Вам велено дверь караулить, вот и караульте! А я в деревню поеду, не стану дожидаться, пока барин меня на капусту порубит! (расталкивает лакеев локтями и убегает) Кадр 80. В театре Зал для репетиций – рассохшийся рояль, обломки каких-то декораций, пыльные бархатные портьеры. Посреди всего этого театрального хлама помощник господина Оболенского Кирилл Матвеевич Шишкин отчитывает молодую претендентку. Шишкин: Эту сцену нужно играть тонко… проникновенно… а вы изображаете какую-то африканскую страсть! Анна: Но ведь этот негодяй бросает меня, уходит к другой… Какая женщина с этим смирится?! Шишкин: Забудьте о том, что вы женщина, вы – актриса и будете играть то, что написано в пьесе! Не нужно истерик, громких рыданий и этих заламываний рук! Поймите: плачет ваше сердце, ваше сердце, а не вы! Ваше сердце плачет, а вы стоите, бледная, как мраморная статуя, и с невыразимой мукой глядите мне вслед… Запомнили? Сердце плачет, мука во взгляде… Попробуем еще раз! (с драматическим пафосом) Прощай, Алина, очаг любви погас, боле нам не греться у его огня… (Анна равнодушно созерцает потрескавшуюся фреску на потолке.) Шишкин: (выходя из себя) Когда я говорил о статуе, то вовсе не имел в виду неотесанный кусок камня! Куда вы смотрите?! Анна: Я подумала: пусть уходит! Раз он не мог оценить моей любви, то и мне он не нужен… Может, я лучше спою? (садится к роялю) Шишкин: (стонет) Вы читали свою роль? (трясет перед ней листочками пьесы) У вас от горя пропал голос! Анна: (капризно) Мне не нравится эта пьеса! Шишкин: Кого вы из себя строите? В нашем театре даже примы не смеют делать драматургам замечания! Анна: Простите, я так плохо знаю театральную жизнь… Шишкин: (в сторону) Если б господин Оболенский не распорядился дать ей главную роль, гнать бы эту провинциальную ломаку в три шеи… (обреченно вздыхает) Хорошо, попробуем другую сцену… (листает пьесу) Вот! Соблазнение Алины графом. Вам по нраву жаркие страсти? Извольте! Итак, печальная Алина сидит в своей комнате… к ней входит граф… (Анна принимает поэтическую позу, изящно подперев головку рукой. Шишкин опускается перед ней на одно колено.) Шишкин: Алина! Не будьте так суровы! Один ваш благосклонный взгляд… Анна: (с томной грустью) Граф, я боюсь нового разочарования… С тех пор, как Владимир изменил мне… Шишкин: Какой Владимир? В этой пьесе нет никакого Владимира! Вашего бывшего любовника звали Пьером! Анна: (виновато) Простите, я оговорилась… Шишкин: За такую оговорку на сцене, дорогая моя, вас закидают гнилыми яблоками по копейке за три фунта! Надо прилежнее учить роль! (поправляет галстук и продолжает) Алина, в моих объятьях вы забудете все прежние горести! (обнимает ее колени) Анна: (нервничая) Не мучьте меня, граф! Рана, нанесенная коварным Владимиром… то есть Пьером… еще кровоточит… Шишкин: (раздраженно) В каких эмпиреях вы парите? То клокочете страстью, как вулкан, то мямлите, как замороженная… Анна: (ерзая в кресле) Просто я не привыкла, чтоб меня обнимали чужие мужчины… Шишкин: Вы ведь мечтаете стать актрисой, дорогуша? Тогда привыкайте – и не только к объятиям… (тянет к ней губы, но натыкается на пощечину) Анна: (испуганно отдергивает руку) Ой! Простите, Кирилл Матвеич… Не знаю, как это вышло… Шишкин: (вскакивает с колен) С меня довольно! Репетиция окончена. Анна: (заискивающе) Не сердитесь, Кирилл Матвеич! Я обещаю быть прилежной ученицей… (возвращается в роль) Ах, граф, если б вы могли стереть с моих губ поцелуи этого подлеца… (сильно зажмуривается) Шишкин: Нет, милая, это никуда не годится. Что за гримаса отвращения, будто вы жабу собираетесь лобызать? Представьте, в конце концов, что перед вами этот подлец Пьер или, как бишь его, Владимир… (губы Анны расплываются в блаженной улыбке) Ну вот! Совсем другое дело! (Наклоняется к ней с намерением поцеловать, но тут дверь без стука распахивается и входит Владимир в элегантном вечернем костюме) Владимир: (со зловещим спокойствием) Что здесь происходит? Шишкин: (приосанясь) А вы, собственно… (умолкает под свирепым взглядом) (Анна испуганно шныряет в угол. Владимир аккуратно поддергивает манжеты и ударом в челюсть отправляет Шишкина на бутафорский диван. Грохот.) Анна: (отворачивается) Не могу на это смотреть, я такая чувствительная! (достает платочек и прикладывает к глазам) Я и с кухни-то всегда убегала, когда Варя поросенка резала… (Владимир за шиворот извлекает Шишкина из обломков дивана и сосчитывает его носом все клавиши на рояле.) Анна: (затыкая уши) Фальшивый до-диез – какой ужас! (Владимир напоследок отвешивает Шишкину несколько оплеух и роняет его на пол.) Шишкин: (поднимается, цепляясь за пыльную портьеру) К-кто эт-то, мадмуазель П-платонова? Анна: (с тайной гордостью) Это мой опекун, барон Корф. Шишкин: Тот самый Корф, который стрелялся на дуэли с наследником престола? Владимир: Вижу, вы обо мне наслышаны… Не желаете свести более короткое знакомство? (хищно улыбается) Шишкин: (сдавленно) Н-нет! (бросается к двери) Владимир: Моветон… даже не попрощался! Шишкин: (заглядывает в дверь) С таким опекуном, голубушка, вам нужно дома за пяльцами сидеть, а не в актрисы поступать! (стремительно захлопывает дверь и убегает) Владимир: Однако, как дурно служение Мельпомене сказывается на манерах! (садится в кресло и закидывает ногу на ногу) Боюсь, на правах опекуна мне придется запретить вам общаться с этим невежей… Анна: (потупив глазки) Воля, конечно, ваша, я от вас целиком завишу… только от Кирилла Матвеича Шишкина зависела моя карьера на сцене. Владимир: О сценической карьере можете забыть. (рассматривает свои манжеты и чертыхается) Вроде и бил аккуратно, чтоб не испачкаться, а все равно брызги попали… Анна: (шмыгая носом) Пятна крови сразу надо замывать… Владимир: Легко сказать… а как? Анна: Разрешите… (смачивает свой платочек в графине с водой и оттирает пятна крови с манжет) Бедный Кирилл Матвеич… Владимир: Вам его жаль? Или жаль того, что я ему помешал? Анна: Вы не смеете меня оскорблять! Это… это была репетиция спектакля! Владимир: А репетиции всегда проходят в обнимку? Анна: Настоящая актриса должна играть то, что написано в пьесе – страдать, умирать, обнимать… (всхлипывает) целовать… Владимир: Кого мы теперь оплакиваем? Анна: (сквозь слезы) Я никогда не стану хорошей актрисой! Я не могу целоваться с чужими мужчинами… рука так и тянется пощечину влепить… (хнычет) А без поцелуев на сцене ника-а-ак… Владимир: (повеселев) Да выкиньте эту сцену из головы! Вы сегодня поете на балу. Анна: На каком балу? Владимир: Нынче вечером в Зимнем дворце дают бал-маскарад в честь принцессы Марии, невесты Александра. Анна: (расцветает)
Светлячок: Gata пишет: Этот кадр я не правила Я не читала первую редакцию, поэтому для меня всё как первый раз написано.
Gata: Кадр 81. Где-то в соседнем уезде Прихожая в не богатом, но и не бедном доме. Портьеры из кричаще пестрой ткани, множество блестящих безделушек, на полу – не новый, но еще приличный ковер. Входят Лиза и Михаил, в припорошенных снегом шубах. Лиза: (с любопытством вертит головой по сторонам) А где же мой муженек? Вроде он сюда направлялся? Михаил: (выглядывает в окно) Во дворе он, с конюхом ругается… (Из комнат выплывает дородная дама яркой цыганской внешности, в цветастой шали и золотых серьгах до плеч.) Михаил: Сударыня, извините нас за вторжение… (С улицы входит нарочито веселый Забалуев.) Забалуев: (елейным голосом) Зара! Душенька моя! А вот и я! Зара: (хмуро) Почему вчера не приехал? Забалуев: В пути задержался… метель, буран… (замечает Лизу с Михаилом и окаменевает с разинутым ртом) Михаил: (кашлянув) Добрый день, Андрей Платоныч! Зара: А вы кто такие будете? Если долг взыскивать, то денег нет! (набрасывается на Забалуева) Дети голодные по углам скулят, а он всё по кабакам да по игорным домам! (Лиза и Михаил недоуменно переглядываются. В прихожую высыпают полдюжины ребятишек мал мала меньше и с радостным визгом «папенька!» виснут на Забалуеве.) Забалуев: (целуя детишек) Поросятки мои, цыганятки мои!.. Михаил: (потрясенно) Это ваши дети, господин Забалуев? Зара: А то чьи же? Я деток только от мужа рожаю! Лиза: (округлив глаза) От мужа?! (Забалуев раздает ребятишкам петушков на палочке.) Зара: Вы только поглядите, как он о кровинушках-то своих заботится! Раз в полгода приедет, сунет по карамельке и был таков! Сама в обносках (утирает слезу рукой в золотых перстнях), дети от голода прозрачные… (Михаилу и Лизе) А еще кредиторов черти носят… Поди, имущество описывать? Не дам! Михаил: Сударыня, мы никакие не кредиторы… Мы… (Лиза щипает его за локоть) Мы с Андреем Платонычем в дороге познакомились… (бросив на Лизу лукавый взгляд) Князь и княгиня Репнины, к вашим услугам. Лиза: (повторяет нараспев) Князь и княгиня Репнины! (показывает обалдевшему Забалуеву язык) Зара: Ну, раз не кредиторы, тогда – прошу чаю с нами откушать. Михаил: С удовольствием, сударыня! (Под руку с Лизой идет вслед за хозяйкой, Забалуев, облепленный своими отпрысками, семенит сзади. В просторной комнате накрыт стол: дорогой сервиз, серебро, разная снедь. За столом сидит Седой в сюртуке и при галстуке, пьет чай из блюдца.) Зара: (гладит Седого по голове) А это старшенький мой, Ромаша… Наша надежда и опора! Кабы не он, мы б с ребятушками по миру пошли! Забалуев: (ворчит себе под нос) Надежда и опора… с родного отца последнюю рубашку снимает, вор… Михаил: (с веселым удивлением) И этот тоже ваш сын, Андрей Платоныч? Ха-ха! А я-то удивлялся, в кого он такой прохвост уродился… (Лизе) Выпьем с воскресшим покойником чаю? Держу пари, мы услышим много интересного! Лиза: (дрожа от любопытства) Еще бы! (Самый бойкий из младших Забалуевых вскарабкивается папаше на спину, хлопает его по лысине, пинает пяткой в бок и кричит: «Н-но, лошадка, поехали!») Забалуев: (дурашливо) Иго-го! (Убегает, высоко подкидывая ноги, весь выводок, улюлюкая и размахивая петушками на палочках, - за ним.) Зара: Простите, гости дорогие, за скудный стол… (вздыхая, смотрит на поросенка с кашей, печеного осетра, курники и кулебяки) В других-то домах к обеду по пять перемен подают, а мы одну едва насобирали… Михаил: Благодарим, сударыня, за хлеб-соль! (наливает Лизе чаю и кладет ей на тарелку кусок сладкого пирога) Рассказывай, Седой… или как там тебя величать? Седой: (солидно) Роман Андреич Забалуев. Михаил: (с кривой усмешкой) Роман Андреич… мы жаждем узнать, как так вышло, что твои кости обглоданные у нас в лесу валяются, а ты тут чаи гоняешь? Седой: Кости в лесу? (макает блин в плошку с черной икрой) Так это, наверно, когда мы с Радкой… ты ведь ее помнишь, князь? (Михаил, покраснев, кивает, Лиза, увлеченная рассказом, не замечает его смущения) Мы с ней разрыли старую могилку цыганского барона, что там нашли, в мешок пересыпали – и в лес… если б кто из табора нас за этим делом застал, закопали бы живьем в той же самой могилке… А в лесу барахлишко вытряхнули, золотишко поделили, подрались, правда, маленько… а кости… про кости не помню… может, мешок прохудился, и мы их где по пути потеряли? Зара: (умильно всхлипывает) Добытчик! Михаил: (качает головой) Ну и ну! (Лиза с озадаченным видом рассматривает нож и вилку.) Лиза: (на ухо Михаилу) Миша, поглядите, наши серебряные вилки! Михаил: (вертит в руках чашку) И на сервизе ваши вензели… Верно, папаши Забалуева подареньице… Седой: Не больно-то наш папаша на подарки щедр! То и дело напоминать приходится… Михаил: …или угрожать? Зара: А с этим чертушкой по-другому нельзя, он только тогда дров и не ломает, пока я его в ежовых рукавицах держу. Вот несколько годков назад, когда он вконец промотался, подыскала я ему в жены вдовушку в ***ской губернии… Лиза: (чуть не подавившись пирогом) Как – в жены? А вы ему кто? Зара: Я ему супруга законная, венчанная, только когда нищета в окошко стучится, не до законов! (продолжает) Подыскала я ему, значит, богатенькую старушку, нагадала ей на картах, что он – судьба и счастье ее, обженились они, и так-то ладно всё у нас пошло… Хоть от жены своей новой Андрюша надолго уезжать не мог, а денежки нам исправно присылал… а когда померла она, то весь ее капиталец нам достался… Михаил: (цокает языком) Ай да молодцы! Седой: А то! (уплетает поросенка с кашей) С нашей маменькой не пропадешь! Зара: (с досадой) Только угораздило этого дурака всё вдовье наследство в карты спустить! Погоревала я, да вновь принялась ему жену искать, а он говорит: противно, дескать, со старухой спать, женюсь на молоденькой… И женился ведь! На княжне какой-то из Двугорского уезда… (Лиза фыркает, расплескав чай из чашки) Только с приданым-то его надули! Михаил: (давясь от смеха) Вы, значит, хитрые, а нашлись и похитрее? Зара: (сердито) Это всё дурак мой виноват, не видит, где хищники алчные, а где простачки щедрые! (Лиза хрюкает, уткнувшись носом в плечо Михаила.) Зара: Вам вот веселье, а мне с таким мужем горе горькое! От горя и солнышком моим Ромашей торговать пришлось… (всхлипывает) Седой: Не грусти, мать, невесту ты мне хорошую сосватала, в самом соку – семьдесят семь лет, да с мануфактурками, да с рудничком серебряным… Заживем припеваючи! Раду в экономки возьму… (достает из кармана брегет, щелкает крышечкой) Эге, меня невеста ждет! (встает из-за стола и гоголем проходится по комнате) Что, князь, сюртучок-то на мне ладно сидит? Михаил: Хоть сейчас под венец! Седой: Первое купеческое правило – чтоб с выгодой продать, надо товар лицом показать! (удаляется, поигрывая щегольской тростью) Михаил: Славного вы сынка вырастили, госпожа Забалуева! Зара: (пускает умильную слезу) Первенец мой, утешенье мое на старости лет! А скоро и другие детки подрастут, один другого краше, все богатые старички наши будут! На дурака-то моего никакой надежды… Лиза: Вот вы, сударыня, Андрея Платоныча на все лады чехвостите, а чего ж тогда замуж-то за него пошли? Зара: По молодости-то он был хоть куда – и при деньгах, и при усах… и папаша мой покойный, как застукал его у меня в кибитке, нож к горлу – и под венец! (из глубины дома доносится шум) Ой, как бы новую мебель не побили! (убегает) Михаил: Ну и чудеса на белом свете творятся! Мы считали господина Забалуева отменным мошенником, а тут им самим направо и налево торгуют, да еще и с прибылью! Лиза: Поверить не могу, Миша! Андрей Платоныч – отец семейства! (просияв) Но ведь это значит, что наш с ним брак не действителен! Я свободна! Свободна!!! (На радостях звонко целует Михаила в губы. В первое мгновение тот теряется, во второе – сгребает Лизу в объятья, в третье – она оказывается у него на коленях, а потом они и вовсе перестают замечать всякие мгновения, а заодно и выросшего на пороге Забалуева.) Забалуев: (вдоволь налюбовавшись на целующуюся парочку) Кхе-кхе… (на него не обращают внимания) Лизавета Петровна… Лиза: (между поцелуями) Подите прочь, мерзкий старикашка! Забалуев: Михал Саныч… Князь… Вы-то человек благоразумный… В конце концов это неприлично – целовать мою жену в доме другой моей жены! То есть я хотел сказать, в доме законной моей жены другую мою законную… тьфу, запутался!.. (Михаил с неохотой размыкает объятья, Лиза с не меньшей неохотой перемещается с его коленей на свой стул.) Забалуев: (ворчит) Хоть бы детей малых постыдились, войдут, увидят… Лиза: Не вам меня стыдить, господин бывший муженек! Поедемте отсюда, Миша, тошно на этого плешивого старикашку смотреть… Михаил: Вам на него больше и не придется смотреть: вот вернемся домой, и сразу к судье… только смеркается уж… опять на постоялом дворе ночевать будем? (Лиза смущенно хихикает, Михаил помогает ей надеть шубу, как бы ненароком касаясь то ее плеча, то спины. Уходят, не потрудившись попрощаться с Забалуевым.) Зара: (возвращается) А гости куда подевались? Уехали? Ну и скатертью дорога, ребятушкам пирогов больше останется… (пересчитывает вилки на столе) Всё ли цело? И на что было первых встречных в дом тащить? Забалуев: (вздыхает) Кабы первые встречные… а то жена моя Лизавета Петровна Долгорукая, бесстыдница, вертихвостка… и хахаль ее, тоже вертихвост первостатейный… Зара: (ахает) Жена? Та самая княжна?! Чего ж ты молчал, дурень старый?! И Ромка хорош, ни словечка не сказал! Ужо задам я ему, как вернется! (напускается на Забалуева) Зачем же ты ее отпустил, болван? Она теперь своим всё расскажет, ни копейки с них больше не стрясешь! Забалуев: Да они и прежде-то не торопились раскошелиться… Зара: Надо было хахаля в колодце утопить, а саму девку – в погреб, выкуп бы за нее с семейки их содрали! Олух ты, олух! Уж лысый, как коленка, а мозгов так и не прибавилось! Забалуев: (суетливо) Зарочка, так я поеду, догоню их… Зара: (выталкивает его за дверь) Уж поезжай, догони! А развода будут требовать, нипочем не давай! Кричи, жалуйся, что Лизка твоя – мерзкая прелюбодейка, эти дворянские чистоплюи скандалов пуще огня боятся, любые деньги отвалят, чтоб огласки не допустить… И только попробуй вернуться с пустым карманом! Забалуев: Я из них денежки выбью, выжму, вытряхну! Вот где у меня эти Долгорукие! (показывает кулак) Кадр 82. Бал в Зимнем дворце Огромный бальный зал сияет тысячами огней, в тяжелом воздухе смешались ароматы цветов, духов, вина, надрываются скрипки, сотни нарядных масок кружатся под звуки вальсов и мазурок. Но главное развлечение на этом празднике не танцы, а фонтан в виде крепости, окруженный рвом, в котором плещется шампанское, из узких бойниц глядят жерла пушечек. На самом верху важно восседает Жуковский в турецких шароварах и феске, курит кальян и, приговаривая: «скорее небо упадет в Дунай, чем русские возьмут Измаил», нажимает на рычажки, и из пушечек хлещут пенные струи шампанского. От желающих взять «крепость» штурмом отбою нет, во «рву» плавают вдрызг пьяные гости, лакеи выуживают их оттуда и оттаскивают в соседнюю залу на диванчики. Императорское семейство любуется на это безобразие с тронного возвышения. Александр: (кивая на фонтан) Ну, не хорошо ли я придумал? Мари: (хлопает в ладоши) Браво, Саша, браво! Очень весело! Императрица: (изящно пригубив шампанское из хрустального бокала) Опять в Европе станут говорить, что русские, как свиньи, пьют прямо из Der Trog… Император: Лишь бы не говорили, что турки разгромили нас под Измаилом… Ну-ка, ну-ка! (наводит лорнет на гусара, лихо карабкающегося на крепость, но Жуковский сбрасывает того мощным шампанским залпом) Василий Андреевич чересчур увлекся… уж не вспомнил ли он о своих турецких корнях? Бенкендорф: (вырастает подле императора) Не извольте беспокоиться, ваше императорское величество, мои люди примут меры, чтобы крепость пала в положенный срок… Александр: (хмуро косится на него) Мари, идемте танцевать! Мари: С удовольствием, Саша! (Растворяются в толпе масок.) Бенкендорф: (склоняется к императорскому уху) У меня дурные вести, государь… Ольга Калиновская в Петербурге, хуже того – здесь, на балу… Император: (в гневе) Как же вы допустили?! Бенкендорф: Мы бы давно схватили эту бунтовщицу, но у нее есть опасный сообщник – барон Корф, это он помог ей пробраться во дворец… Император: (морщится) Опять Корф? Разве я не говорил, что не желаю больше слышать этого имени? Бенкендорф: (оживляясь) Прикажете в крепость, ваше величество? Императрица: (вмешивается) Николя, зачем превращать бал в облаву? Опять осрамимся на всю Европу! (Шеф жандармов делает каменное лицо.) Император: (подумав) Арестуйте обоих…. Только тихо! (Бенкендорф исчезает.) …Среди нарядной публики появляются Анна и Владимир: он – в черной полумаске, она – с недовольной миной на лице. Анна: Зачем было привозить меня на бал, если и потанцевать ни с кем не разрешаете? Владимир: Вас ни на секунду нельзя упускать из виду – тут же вляпаетесь в какую-нибудь неприятность! (подводит ее к колонне) Ждите меня здесь и никуда не уходите! Сейчас принесу шампанского. Анна: Я хочу мороженого! Владимир: Никакого мороженого – вам сегодня петь, не хватало еще, чтоб у вас горло заболело! (уходит) (Из-за колонны выныривает Шишкин в костюме Арлекина и с синяком в пол-лица.) Шишкин: Суровый у вас опекун, мадмуазель Платонова, однако даже ему не под силу заставить вас петь хорошо! Анна: Почему? Шишкин: Потому что, если нет ни голоса, ни таланта, никакой опекун не поможет! Анна кусает губы. Шишкин: Воображаю, с каким треском вы сегодня провалитесь! Впрочем, провалиться на глазах императорской фамилии, и то честь немалая! (Анна хнычет и готова разрыдаться.) Владимир: (подходит с двумя бокалами в руках) Ну вот, стоило на шаг отойти, а вы уже с другой маской любезничаете. Да еще с такой уродливой маской! Шишкин: (осторожно трогая свой синяк) С вашего позволения, это не маска, а мое лицо! Владимир: Что вы говорите! И какой необычный синий румянец – он у вас от природы, или вы его перед маскарадом навели? Шишкин: (отступая за колонну) Нет, один художник-самоучка постарался… чтоб у него руки отсохли! (исчезает) Владимир: Где-то я этого хлыща видел… Анна: (громко шмыгает носом) Это господин Шишкин… Владимир: Уж не тот ли Мишкин, который давеча давал вам уроки актерского мастерства? Ха-ха-ха! (замечает слезы на глазах Анны) А почему вы плачете? (почти нежно) Ну-ну, успокойтесь! Выпейте шампанского… А после выступления, так и быть, можете покушать мороженого. Анна: Я не из-за мороженого… Кирилл Матвеич сказал, что у меня ни таланта нет, ни голоса… Владимир: И только-то? У меня тоже нет голоса, но ведь я не проливаю по этому поводу горькие слезы! Анна: Но вам и не грозит провал на глазах у стольких важных гостей… и всей императорской фамилии! Владимир: Это вам тоже месье Гришкин сказал? (достает платок и вытирает ей слезы) Хотите, я его поколочу? Анна: Разве вы его уже не поколотили? Владимир: Я вполсилы бил, на нем еще остались живые места… (Объявляют романс в исполнении Анны Платоновой.) Владимир: Ну, с Богом, Анечка! (подталкивает ее в спину) Не бойся, если тебя освистают, я их всех в фонтане утоплю! (…Александр, потерявший Мари в толпе, прислоняется к колонне и утирает платком пот с разгоряченного лба. Из-за колонны выныривают две руки в красных перчатках и закрывают ему глаза.) Александр: Мари? (целует обе ладошки по очереди) Вот вы где, шалунья! А я вас ищу, ищу… (поворачивается и застывает с отпавшей челюстью) Ольга: (жарко) Сашенька! Ненаглядный мой! (виснет у него на шее) Александр: (ошалело) Оля?! Откуда ты?! Ольга: (увлекая его за колонну) Как я соскучилась, любимый! Александр: (пытаясь оторвать ее от себя) Подожди, Оля… Ольга: Скажи, что ты рад меня видеть, Сашенька! (осыпает его поцелуями) Александр: Оля, ты сошла с ума! Я не могу… я не хочу… я… я скоро женюсь… Ольга: (влепляет ему пощечину) Предатель! Ты же клялся мне в вечной любви! Александр: (виновато мямлит) Прости меня, Оленька, но сердцу не прикажешь… с глаз долой – из сердца вон… Ольга: (голос дрожит от слез) Ты даже слов своих для меня не нашел, одни дурацкие русские пословицы! Император: (слушает Анну, соловьем заливающуюся у рояля, и одобрительно пощипывает усы) Недурна, недурна! (императрица сердито обмахивается веером) (Сквозь звуки музыки и пения доносится грохот.) Император: (морщась) Что это? Взяли, наконец, Измаил? Бенкендорф: (подходит) Нет, пока только барона Корфа. (бросает косой взгляд на комок человеческих тел, выкатившийся в боковую дверь) Император: А Калиновскую? Бенкендорф: Ее ищут, ваше императорское величество, и как только найдут, я вас немедленно извещу… Императрица: (иронически) Не трудитесь, Александр Христофорыч, мы услышим. (Анна заканчивает романс, публика приветствует ее громом аплодисментов. Вокруг певицы тут же образуется кружок поклонников, она с явным удовольствием принимает знаки восхищения, щедро даря улыбки направо и налево.) Мари: (протолкавшись к Анне сквозь толпу) Вы чудесно, пели, дорогая! Так трогательно и проникновенно… (смахивает навернувшуюся от избытка чувств слезу) Анна: (делает книксен) Благодарю вас, ваше высочество! Мари: Зачем омрачать так хорошо начавшуюся дружбу глупыми титулами? Я хочу остаться для вас просто Мари… Мари, с которой можно поболтать о разных пустяках за чашечкой кофе, как тогда, в кондитерской… (обе заговорщицки хихикают) и о сердечных тайнах… Вы обещали познакомить меня с самым главным в вашей жизни человеком, помните? Анна: (грустно вздыхает) Боюсь только, что я для него – не самое главное. Мари: Отчего вы так думаете? Анна: (обиженно) Я уж и улыбалась этим назойливым молодым людям, и ручку давала поцеловать, и танцы все подряд обещала… ждала, вот подойдет сейчас Владимир, сердитый, велит домой ехать, грубо запихнет в карету и всю дорогу будет ругаться, а я положу голову ему на плечо… (шмыгает носом) Но ему нет до меня никакого дела! Мари: И мой Саша тоже куда-то исчез… Анна: (с проблеском надежды) А может, он за мороженым пошел? Он обещал, если я хорошо спою… (оглядывается по сторонам) Шишкин: (подходит к Анне) Уж не вашего ли опекуна ищете? Его арестовали! Анна: (бледнеет) Арестовали?! Шишкин: (злорадно) Я лично имел удовольствие наблюдать, как его волокли трое жандармов! (игриво тычет ее пальцем в плечико) Может, теперь, избавившись от опеки этого вульгарного грубияна, мы вернемся к репетиции нашей пьесы, мадмуазель Платонова? Анна: (хлопает его веером по щеке без синяка) Ах, оставьте меня! (Шишкин убегает, потирая свежий синяк, Анна горько плачет.) Мари: (утешает ее) Анна, дорогая, не плачьте, я поговорю с Александром… нет, лучше прямо с его величеством! Я уверена, это какая-то ошибка, и ваш Владимир завтра же будет на свободе! Анна: (хнычет) А с кем я сегодня домой поеду?.. (Вокруг бурлит разноцветный маскарад.) Бенкендорф: (по второму кругу обходя зал, замечает возле колонны наследника в обществе небезызвестной дамы, торжествующе) Так и знал, что они вместе! (делает знак своим людям) Александр: (нервно оглядываясь по сторонам) Оля, тебе надо поскорее покинуть дворец. На балу полно шпионов Бенкендорфа. Ольга: (припудривая следы слез на лице) Что тебе за печаль, если меня арестуют? Александр: (страдающим голосом) Родители и Мари ни за что не поверят, что ты приехала без моего ведома! Ольга: (презрительно оттопырив губку) Так вот о чем ты волнуешься, Сашенька! Что подумает твоя невеста! (разражается нервным смехом) Можешь ее успокоить, я приехала на свидание не к тебе, а… (поискав глазами вокруг и заметив приближающегося к ним шефа жандармов) а к господину Бенкендорфу! (с чарующей улыбкой выплывает тому навстречу и делает книксен) Вы хотите пригласить меня на танец, господин граф? Бенкендорф: (чуть не поперхнулся, но быстро сообразил, что довальсировать полячку до выхода из зала будет сподручнее, чем тащить волоком, как только что барона Корфа) Я хотел пригласить вас на ужин в Петропавловскую крепость, пани Ольга, но если вы желаете сначала потанцевать – с удовольствием! (аккуратно, но крепко подхватывает за талию) Александр: (жалобно икнув) Оля!.. Ольга: (оказавшись в жандармских руках, струхнула, но подбородок кверху) И что, вкусными ужинами угощают в вашей крепости? Бенкендорф: Никто из арестантов не жаловался. (вальсируют среди масок, которые от них испуганно шарахаются) Ольга: (ладонь на рукаве голубого мундира) И вид из окна камеры красивый? Бенкендорф: (широкая улыбка) Специально для вас найдется с видом на Неву. Ольга: Благодарю, вы необычайно любезны. Бенкендорф: Я захватил из особняка Корфа вашу шубку, пани. (кружит даму по направлению к выходу) Что же вы сбежали в одном платье, могли замерзнуть, не добравшись до дворца. Ольга: Меня подвез в карете один очень милый человек. Бенкендорф: Он, конечно, поступил благородно, но будет наказан за помощь преступнице, как только мы его найдем. Ольга: (сердито фыркнув) Желаю удачи в поисках! (со всей силы наступает Бенкендорфу каблуком на ногу, когда тот от неожиданности размыкает руки, ныряет в толпу и мгновенно в ней растворяется) Александр: (возник рядом) Сюда, Оля, скорее! (заталкивает ее за какую-то портьеру и сам там прячется) Бенкендорф: (опомнившись, в ярости подзывает переодетых жандармов и велит им прочесать толпу гостей частой гребенкой, и пока бунтовщицу не отыщут, никого из зала не выпускать) Александр: (одним глазом из-за портьеры наблюдая за жандармами, оцепившими зал по периметру) Что ты натворила, Оля! Бенкендорф тебя видел, весь двор тебя видел! Отец и Мари уже, конечно, знают… (стонет) хоть из дворца беги! Ольга: Бежим вместе, Сашенька! Александр: (уныло) Ничего другого мне не остается… (натыкается взглядом на фонтан-Измаил, который вяло пытаются штурмовать несколько хмельных офицеров, и на такую же хмельную физиономию Жуковского наверху) Василий Андреевич! Вот кто нам поможет! Только в таком виде нам к нему не пробиться… (Выставляет наружу ногу, о которую спотыкается пробегавший мимо Шишкин. Бедняга падает, тут же из-за портьеры высовываются четыре руки, хватают его и утаскивают. Спустя несколько минут выходят Александр в Ольгиной маске и Ольга в костюме Арлекина, оба бегут к фонтану. Опоздавшие жандармы во главе со своим шефом сдергивают портьеру и извлекают из-под нее некое существо в помятом платье нимфы.) Бенкендорф: Снимайте вашу маску, госпожа Калиновская! Шишкин: (хнычет) Это не маска, это мое лицо! Бенкендорф: (в бешенстве) Опять не она! (встряхнув бедного Шишкина) Говори, где женщина, в чье платье ты влез?! (Перепуганный Шишкин дрожащим пальцем указывает на две фигуры, карабкающиеся по стене «Измаила».) Бенкендорф: (жандармам) Взять! (Жандармы устремляются вперед, Шишкин в полуобмороке стекает на пол.) Александр: (подсаживая Ольгу на стену и отплевываясь от брызг шампанского) Живее, Оля, живее! Они уже близко! Жуковский: (бормочет пьяным голосом) Скорее Измаил упадет в Неву, чем турки возьмут Казань… (перед ним возникает голова Ольги) О! Пани Калиновская! Каким ветром вас занесло сюда из Варшавы? Александр: (стонет, карабкаясь вслед за Ольгой) Господи! Если Мари узнает… она уже все фарфоровые вазы об меня переколотила… а ну как доберется до малахитовых кубков?! (вздрагивает и карабкается в два раза быстрее) Жуковский. Ба! Ваше высочество? А вас сюда каким зефиром?.. Александр: Василий Андреич, сделайте вид, что мы вам приснились, и покажите выход из этой цитадели. Жуковский: (задремав) Конечно, приснились… а выход – внизу… (отодвигает одну из подушек, на которых сидит, открывая узкий лаз и шаткую деревянную лесенку) Шесть ступенек – и подвал… (всхрапывает) (Александр вместе с Ольгой ныряют вниз. На стены «крепости» со всех сторон лезут жандармы. Жуковский, очнувшись, поливает их шампанским, завязывается потасовка, во все стороны летят подушки, эполеты и обломки кальяна. Бутафорские стены крепости не выдерживают и вместе с гарнизоном и осаждающими обрушиваются в озеро шампанского. Грохот, хохот и визг.) Император: (удовлетворенно) Измаил пал, можно идти спать.
Царапка: Зара Забалуева на мой вкус - одна из самых удачных сцен фика!
Gata: Царапка пишет: Зара Забалуева на мой вкус - одна из самых удачных сцен фика! Без ложной скромности соглашусь
Светлячок: Царапка пишет: Зара Забалуева на мой вкус - одна из самых удачных сцен фика! Не знаю, не читаю. У меня на глаз идут только сцены, где есть Ольга или Беня.
Gata: Кадр 83. Усадьба Долгоруких Марья Алексеевна, пригорюнившись, сидит в кресле, Соня, примостившись на подлокотнике, гладит ее по плечу. Соня: Даст Бог, маменька, всё уладится. Марья Алексевна: Уладится, уладится, а разговоры-то всё равно пойдут! Снова станут наше имя трепать, позору не оберешься… а всё папенька ваш виноват! Соня: Да он же сам первый и пострадал… Марья Алексевна: Мало пострадал! С моё бы ему пострадать! (громко сморкается в платок) После нового сраму кто с нами породниться-то захочет? Соня: Если вы про меня, маменька, то я замуж не тороплюсь… Нагляделась на Лизины мытарства… Марья Алексевна: Кстати, где она, сестрица твоя непутевая? И что за моду взяла дома не ночевать? Прошлый раз под утро заявилась, а нынче и вовсе на три дня исчезла! Где она, спрашиваю?! Соня: Маменька, вы за Лизу не тревожьтесь, князь Михал Саныч ее сопровождает и в обиду не даст… Ой! (как всегда запоздало прикрывает рот ладошкой) Марья Алексевна: (округлив глаза) Что-о?! Кто ее сопровождает?! (Распахивается дверь, и в комнату влетает возбужденная Лиза – в расстегнутой шубке, в сбившемся капоре; за ней тенью следует Михаил.) Лиза: (вопит) Маменька! Соня! Мы с Мишей такие новости привезли, такие!.. Михаил: (чинно кланяясь) Марья Алексеевна, Софья Петровна… Лиза: (тараторит) Оказывается, у Забалуева есть жена-цыганка и целая куча маленьких ребятишек, они заставляют его жениться на богатых старухах, чтобы заполучить наследство, и наше поместье хотели к рукам прибрать, да только… Марья Алексевна: (страдальчески сжимает виски) Лиза, не кричи, голова раскалывается… Сонечка, накапай мне капелек… Соня: (дрожащей рукой подносит лекарство) Выпейте, маменька! Лиза: (почуяв, наконец, неладное) Что случилось? Марья Алексевна: (прикладывая платочек к глазам) Петеньку арестовали… (Лиза с Михаилом недоуменно переглядываются.) Забалуев: (выныривает из-за их спин) Как? Петра Михалыча арестовали? (лопаясь от восторга) За что? Соня: (всхлипывает) За подделку денег… Лиза: (фыркает) Наш папенька – фальшивомонетчик? Вот чушь! А вы ничего не перепутали? Может, исправник о господине Забалуеве толковал? Забалуев: Нет-с, позвольте! Михаил: Да не путайтесь вы под ногами! (выталкивает Забалуева за дверь) Что это за нелепое обвинение? Соня: У нас в доме фальшивые ассигнации нашли… Марья Алексевна: (подвывает) Сорок тысяч… Забалуев: (лезет в комнату) Сколько, сколько?.. Михаил: (хлопает его дверью по носу) Вот муха надоедливая! (обращаясь к дамам) Почему вообще к вам нагрянули с обыском? Даже если и допустить на миг абсурдную мысль, что у вас были фальшивые деньги… вы же не стали бы кричать об этом на каждом перекрестке! (Мать и дочери призадумываются.) Михаил: (продолжает развивать свою мысль) Значит, кто-то донес… И весьма вероятно, что доносчик и подкинул в ваш дом фальшивки! Лиза: (вспыхнув догадкой) Забалуев! Соня: Зачем ему подкидывать? Он всё больше украсть норовит… Михаил: А вот мы сейчас у него и спросим… Андрей Платоныч, пожалуйте для разговору! (распахивает дверь и на пороге сталкивается с князем Долгоруким-старшим) Петр Михалыч: А вот и я! Я вернулся! Соня и Лиза: (радостно) Папенька! (бросаются его обнимать) Петр Михалыч: Я сказал исправнику, что меня почти год не было дома, и я знать не знаю ни про какие фальшивые деньги… Михаил: (с сомнением) И он вас сразу отпустил? Петр Михалыч: Нет, он стал спрашивать, не знает ли про фальшивые деньги моя супруга. Я ответил, что, может, и знает, однако меня не было дома… (Воцаряется мертвая тишина.) Петр Михалыч: (не обращая на это внимания) …следственно, ни я – по причине длительного отсутствия, ни Маша – по причине душевной болезни, отвечать за подделку ассигнаций не можем! (заканчивает на торжественной ноте) Таким образом, мне удалось отстоять честь семьи! Марья Алексевна: (иронично) Спасибо, Петенька! Соня: (с облегчением крестится) Ну и слава Богу! Лиза: И ничего не слава Богу! Подозрения-то остались! Михаил: Да, мы так и не выяснили происхождение этих фальшивых денег. Андрей: (входит, запыхавшийся) Уф! Гнал во всю мочь, торопился… Я всё знаю! Исправник не хотел говорить, кто на нас донес, а я секретарю в суде подмазал и выведал… Это Шуллер, управляющий Корфа! Лиза: (разочарованно) Не Забалуев? Андрей: Его в трактире прихватили, когда он за водку поддельной купюрой пытался расплатиться, уволокли на съезжую, стали спрашивать, откуда у него фальшивые деньги, и он заявил, что получил их от вас, маменька. Петр Михалыч: (строго) Чем же ты занималась в мое отсутствие, Маша? Марья Алексевна: Даже если я временно и пребывала не в своем уме, то не настолько, чтобы плуту Модестычу платить! Обещать обещала, был грех… да ведь обещать – не давать! Петр Михалыч: Какие вообще у тебя могли быть дела с этим проходимцем?! Марья Алексевна: А вот это уже не твое дело! Петр Михалыч: Как же не моё, когда я едва за решетку не угодил?! Андрей: Maman, papa, успокойтесь! Давайте подумаем, как защитить нашу честь от наветов подлого курляндца! Михаил: Если он получил фальшивые деньги не от княгини, то от кого? Лиза: От Забалуева! Забалуев: (с порога) Обидно мне, Лизавета Петровна, слушать оскорбительные слова в свой адрес! (нагнав слезы в голос) Я к вам со всею душою, любовью и почтением, а вы мне в благодарность – нате вот, рога! Андрей: (шипит) Убирайтесь, старый интриган, не смейте порочить доброе имя моей сестры! Забалуев: Зачем мне порочить, она и сама с этим неплохо справляется, а князь Репнин ей в этом усердно помогает. Они думают, что я ничего не знаю, а я всё знаю, мне станционный смотритель-то рассказал, как они в одной комнате ночевали, более того – в одной кровати! Соня: (в ужасе) Ой! Я не верю! Лиза не могла… Михаил: (красный, как рак) Позвольте мне объяснить… Петр Михалыч: Не нужно объяснять, Михал Саныч, я в вашем благородстве не сомневаюсь, а этому клеветнику, который имеет несчастье быть моим зятем, ни на грош не верю, однако же… (стучит об пол тростью) Однако моя дочь слишком часто стала появляться в вашем обществе, а это, взяв во внимание то, что она – замужняя дама, является нарушением строгих нравственных правил, заведенных мною в этом доме для всех – и для членов семьи, и для гостей, а посему… Марья Алексевна: (перебивая) Лизанька, что ты там говорила, будто у Андрея Платоныча жена есть и детки малые? Лиза: (подхватывает) Да-да-да, маменька, шестеро ребятишек, а седьмой, старшенький, скоро женится… Забалуев: (визжит) Ложь, всё – гнусная ложь, как и то, что я якобы к фальшивым деньгам отношение имею! Михаил: Зато к ним имеет отношение господин Шуллер, с которым вы, как пол-уезда видели, в трактире в карты резались… (Долгоруким) Где, кстати, деньги-то фальшивые нашли? Андрей: (пожимая плечами) Исправник сразу велел своим людям холодные камины в доме проверить – дескать, дураки недалекие часто там тайники устраивают… Ну и, в спальне голубой… во втором камине… Черт! Лиза: (подпрыгивает) Ага! Это же комната Забалуева! Хватайте его, хватайте! (Андрей с Михаилом скручивают Забалуеву руки.) Петр Михалыч: Как же это мы сразу-то не сообразили… Спасибо вам, Михал Саныч, если бы не вы, мы б так и ходили одураченными… Михаил: (Забалуеву) Теперь я вас точно упрячу за решетку! Забалуев: (огрызается) Это еще бабушка надвое сказала! Кадр 84. В Петропавловской крепости Унылое помещение – толстые кирпичные стены, зарешеченные окна. Мрачный Бенкендорф сердито ворочается в неудобном кресле, в эполетах застряли маскарадные конфетти, напротив сидит небритый Владимир в мятом фраке с полуоторванным рукавом, за конторкой скучающий секретарь чинит перья. Владимир: (зевая) Повторяю вам, господин граф, последний раз я видел госпожу Калиновскую прошлой осенью, и больше встречаться не рвусь. Воспоминания не располагают. Бенкендорф: (с тяжелым вздохом) Значит, правду говорить вы не желаете… А я-то думал, что мы сумеем понять друг друга! Владимир: На мне порвали фрак, не дали воды умыться, накормили скверной похлебкой… и вы еще требуете от меня понимания? Бенкендорф: От такого бывалого человека, как вы, барон, странно слышать жалобы на тюремный быт. (ухмыльнувшись) Но в одном я готов сделать для вас послабление. Владимир: (насторожившись) Какой вашей новой любезности прикажете опасаться, Александр Христофорович? (Бенкендорф делает знак секретарю, тот распахивает дверь в коридор.) Секретарь: Прошу вас, мадмуазель! (Входит Анна в нарядной шубке, теребя в руках элегантный ридикюль. ) Владимир: (подскакивает на стуле) А Анну-то за что арестовали?! Она про Калиновскую и вовсе ничего не знает! Бенкендорф: Нет, мадмуазель Платонова сама пожаловала в крепость и слезно умоляла о свидании с вами, обещала взамен спеть пару новых романсов. Разве мог я устоять перед такой угрозой… то есть такой восхительной перспективой (целует Анне ручку и кивает на арестанта) Вот он, ваш опекун, беседуйте с ним хоть целых пятнадцать минут! Анна: (оглядываясь на секретаря) Но… Бенкендорф: (разводит руками) Увы, мадмуазель… свидания наедине я вам разрешить не могу… не положено: господин Корф – опасный государственный преступник! Анна: Он не преступник, а мерзкий прелюбодей, обманщик и негодяй! (со всей силы хлопает Владимира ридикюлем по голове) Бенкендорф: Так он и вас обманул? Ай-я-яй! (сокрушенно качает головой) Вот и я никак не могу добиться от него признания, что он помогал пани Калиновской… Анна: (сердито) Не знаю никакой пани, а Ленке Болотовой, если она еще раз посмеет к нам домой явиться, я все космы повыдергаю! Владимир: (обретя, наконец, дар речи) Кто-нибудь мне объяснит, что здесь, черт побери, происходит?! Анна: (хватает с подноса соусницу и опрокидывает на него) Молчите, подлец! Владимир: (отряхиваясь от соуса) Я начинаю догадываться, ваше высокопревосходительство… Это у вас в крепости такой особо изощренный способ пытки? Бенкендорф: Нет-с, это был чистейший экспромт, однако он заслуживает быть взятым на вооружение! (широко улыбается) Уверен, некоторые молчуны сделаются куда разговорчивей, если привлечь к допросу их ревнивых подруг! (поклон Анне) Благодарю, мадемуазель! Вдвоем мы сумеем добиться от господина Корфа признания в содействии польской шпионке. Анна: (округляя глазки) Какой шпионке? Бенкендорф: Елена Болотова, которой вы грозились космы повыдергать, – польская шпионка! (хитро прищурившись) А вы не знали? (Анна звонко хохочет.) Бенкендорф: (обиженно) Я разве сказал что-то смешное? Анна: (сквозь смех) Когда однажды я увидела Владимира Иваныча в карете с чужой дамой, и он сказал, что сопровождает игуменью, приехавшую инкогнито к императрице, я ему поверила… Когда я застала его в кабинете с другой дамой на коленях, и он объяснил, что это жена его полковника, заглянувшая к нему посоветоваться о покупке фуража, у меня появились неясные подозрения… На третью даму я наткнулась в его спальне, он сказал, что это его крестная приезжала из деревни пожелать ему спокойной ночи, и тут я засомневалась всерьез… Теперь же, когда мне говорят про польскую шпионку, я могу только смеяться! Владимир: (обалдело) Фураж, игуменья… Кто из нас сошел с ума? Анна: Я-то в своем уме, а вы не прикидывайтесь невинным агнцем, развратник, клятвопреступник! (Бенкендорфу, пуская правдоподобную слезу) Этот негодяй обещал покойному отцу заботиться обо мне – содержать, опекать и развлекать, а сам тратит внимание и деньги на своих любовниц! (отвешивает Владимиру пару пощечин и шепчет ему на ухо) Подыграйте мне, сделайте вид, что вам больно! Владимир: (морщась) Мне и вправду больно! Анна: (с ангельской улыбкой) Так и надо! (лупит его по щекам, но уже нежнее) Бенкендорф: (хлопает в ладоши) Браво! Браво! Однако пора и честь знать. Вы что ж, молодые люди, всерьез решили, что меня можно одурачить? Так вам здесь не театральные подмостки, и я с вами миндальничать не намерен… (кивает секретарю, тот выскальзывает за дверь) Вы оба будет подвергнуты экзекуции, на глазах друг у друга… поглядим, кто о ком больше заботится! Вас, мадмуазель, для начала просто выпорют… Владимир: Сделайте одолжение, ваше высокопревосходительство! Я и сам давно собирался хорошенько ее отшлепать, да всё руки не доходили! Бенкендорф: А вами, господин барон, займутся лучшие мои заплечных дел мастера… (Входят два угрюмых мужика со звероподобными физиономиями, обвешанные крючьями, цепями и кистенями.) Бенкендорф: (задумчиво трет подбородок) Нуте-с, молодые люди, с кого начнем? Анна: (тычет пальцем во Владимира) С него! Бенкендорф: И вам не жалко вашего доброго опекуна, мадмуазель? Анна: (мотает головой) Ни чуточки! (Мужики деловито раскладывают на столе пыточные орудия.) Анна: Нет-нет, подождите! Бенкендорф: (обрадованно) Я так и знал, что ваше нежное сердечко не выдержит! Рассказывайте, что вы знаете про Калиновскую, иначе… (кивает мужикам, те берут крючья на изготовку) Анна: Одну минутку! (роется в ридикюле) Неужели я потеряла? Ах, вот! (протягивает Бенкендорфу бумагу) Бенкендорф: (читает) Что это? Приказ освободить барона Корфа из-под стражи? Анна: Подписанный его императорским величеством! (Владимир утирает пот со лба.) Анна: (задрав нос) Моя подруга принцесса Мария обратилась к государю с просьбой, и он, как видите, ей не отказал. Бенкендорф: (тяжко вздохнув) Увы, Владимир Иваныч, к моему величайшему сожалению, вынужден с вами проститься… Владимир: (расшаркиваясь) Любезный Александр Христофорыч, поверьте, я испытываю не меньшее сожаление, покидая эти гостеприимные стены! (уходя, Анне) Что ж вы сразу не отдали эту бумагу? Анна: (невинно хлопает ресницами) Простите, не догадалась… Владимир: (бурчит) Скажите лучше, вам захотелось оплеух мне надавать. (Уходят под руку, упоенно переругиваясь). Бенкендорф: (адъютанту) Снарядить за этой парочкой слежку! Не спускать с них глаз ни днем, ни ночью! Когда мы их поймаем в компании Калиновской, не помогут им ни подруга принцесса Мария, ни друг цесаревич Александр! Кстати, его высочество ночевал во дворце? Адъютант: Его высочество после бала сказался больным и рано затворился в своих покоях, но утром камердинер горшок не выносил. Бенкендорф: Так-так, понятно! На городские заставы, надеюсь, успели сообщить? Коня мне, сам всё проверю!
Gata: Кадр 85. В уездном суде Князь и княгиня Долгорукая, одетые в лучшее платье, сидят в первом ряду. Через проход от них вальяжно развалился на деревянной скамье Забалуев. Судья шелестит бумагами за своим столом, в углу дремлет заседатель. Михаил со скучающим видом подпирает дверь. Забалуев: (Долгоруким) Куда это вы так принарядились, милые родственнички? Нынче вроде и не праздник, постный день? Марья Алексевна: (медовым голосом) Кому постный, а кому и праздничек! Забалуев: А что за праздничек, позвольте полюбопытствовать – свадебка али похороны? Марья Алексевна: Свадебка, дорогой Андрей Платоныч: нынче вы с вольной жизнью распрощаетесь и с тюремной камеркой обвенчаетесь! Забалуев: Как ни точите зубы, тещенька моя разлюбезная и почтенный тестюшка, а вам меня не скушать, даже если этот князек (кивает на Михаила) меня на кусочки порежет и вам на тарелочке подаст. Я – всего нашего уездного дворянства предводитель, судья мне друг-приятель закадычный, а вы кто? Семейка с подмоченной репутацией, отравители и прелюбодеи, от которых собаки, и те за версту шарахаются! Марья Алексевна: Петруша, зачем же ты позволяешь этому пауку ядовитому нас грязью поливать? Петр Михалыч: Успокойся, Маша, скоро его за решетку уконопатят, оттуда не больно наполиваешься. Забалуев: Рано радуетесь! (Хочет добавить еще какую-нибудь гадость, но тут судья стучит молотком по столу, заседатель просыпается и объявляет заседание открытым.) Судья: (оглашает дело) Разбирается иск князя Долгорукого к господину Забалуеву о подделке государственных казначейских билетов и двоеженстве… (Петр Михалыч важно поводит головою, как индюк) …а также иск господина Забалуева к князю Долгорукому о понесенных убытках… Марья Алексевна: (негодующе) Какие еще убытки, когда он нас, как липку, ободрал?! Судья: Господа, прошу тишины! Приглашается свидетель… (заглядывает в дело) Мещанин Карл Шуллер, исповедания лютеранского… Марья Алексевна: И на что этого нехристя было звать?! (Михаил отлепляется от косяка, высовывает руку за дверь и втаскивает в зал помятого Модестыча с жалко обвисшими усами.) Михаил: (шипит немцу на ухо) Скажешь правду, вернешься к Корфу на хлебное местечко, а станешь юлить – пойдешь по дворам побираться! (пинает его коленом под зад, Модестыч отлетает прямо к судейскому столу) Судья: Свидетель, такого-то числа такого-то месяца вы были пойманы с полными карманами фальшивых ассигнаций… Модестыч: (скорбно кивает) Грешен, ваша честь… однако осмелюсь заметить, что не с полными карманами, а всего только с четырьмя бумажками… Судья: (продолжает) …и заявили, что получили их якобы от княгини Марьи Алексевны Долгорукой? Модестыч: (блеет) Не то чтобы от самой княгини… (оглядывается на Михаила, от скуки щелкающего орехи рукояткой пистолета, и трусливо съеживается) то есть совсем не от княгини… Судья: Так от княгини или не от княгини? (Модестыч оглядывается на Марью Алексевну, та приоткрывает ридикюль, показывая уголок ассигнации, и рисует пальцем в воздухе единицу с тремя нулями. Прохвост скашивает алчно вспыхнувшие глаза на Забалуева – тот лениво помахивает двумя пальцами.) Модестыч: Да, я получил фальшивые деньги в доме господ Долгоруких… (Марья Алексеевна поднимает три пальца) То есть не в самом доме, а поблизости… (Забалуев машет растопыренной пятерней) Так близко, что можно сказать, в самом доме… Судья: А поточней? Модестыч: (мнется) Да как бы это, чтобы не соврать… (шныряет хитрыми глазками вправо-влево) (Марья Алексеевна поднимает обе ладони со всеми десятью растопыренными пальцами.) Петр Михалыч: (шипит, хватая ее за руки) Маша, а не жирно ли будет этому гусю курляндскому десять тыщ? Марья Алексевна: (шепотом) Право, Петруша, ты как ребенок! (ухмыляется) Обещать – не давать. Петр Михалыч: (успокоенно) Коли так, то и я свою лепту внесу – чтоб зятек не перебил! (тоже поднимает обе ладони, Забалуев скисает) Модестыч: (приободрившись) Ежели быть совсем точным, ваша честь, то в трактире! Выиграл в карты у господина Забалуева. (Долгорукие с Михаилом торжествуют, Модестыч сладко жмурится, рисуя в воображении чистенькую мызу под Митавой. Внезапно появляется курьер со срочной депешей. Судья вскрывает конверт, читает и чешет затылок.) Судья: (стучит молотком по столу) Господин Забалуев приговаривается к ста рублям штрафу. Петр Михалыч: (стучит палкой об пол) Я протестую! Марья Алексевна: (возмущенно) Это неслыханно! Михаил: (срываясь с места) А как же дело о двоеженстве?! Судья: Дело закрыто! (сует папку под мышку и уходит) (Долгорукие с Михаилом обескуражено переглядываются.) Забалуев: (потешаясь над их растерянностью) То-то, господа хорошие! Со мной не судись! Еще скажите спасибо, что легко отделались, а то б я вас мог и того… (складывает пальцы решеткой) уконопатить! Михаил: (с угрозой) Я этого так не оставлю! Пускай в этом уезде все у вас с руки едят, я дойду и до губернских властей, и до императорской канцелярии! Забалуев: Ну, коли вам приспичило, юноша, отправляйтесь правду искать, а я, с вашего позволения, поеду домой… прокатимся с ветерком, эх! Хороша у моего тестя коляска! (Петр Михалыч немеет от подобной наглости.) Марья Алексевна: (берет мужа под руку) Колясочка-то у нас хоть и хороша, да маловата, а мы с Петей себя стеснять не привыкли. Так что не взыщите, Андрей Платоныч, придется вам пешочком… Впрочем, до постоялого двора рукой подать, вы и притомиться не успеете, а сундучок с вашими пожитками мы еще вчера туда отправили. Забалуев: То есть… как это… постоялый двор? Вы это что ж… от дома мне отказываете? Марья Алексевна: (разводит руками) Увы… Забалуев: Позвольте, позвольте! Это как-то… не по-родственному это! Я ж в стесненных обстоятельствах пребываю, именьице в упадке… Мне ж и за нумер заплатить нечем! Марья Алексевна: (сладко) А это уже ваша печаль, милый Андрей Платоныч! Забалуев: Дайте тогда хоть сто рублей – штраф заплатить. Петр Михалыч: (пошарив по карманам, брезгливо сует ему сторублевку) Возьмите, побирушка! Забалуев: Надеюсь, не фальшивая? (рассматривает ассигнацию на свет, сердито пыхтит и уходит) Модестыч: (рысцой подбегает к Долгоруким) А я за расчетом! Марья Алексевна: (пожимая плечами) О чем он, Петя? Петр Михалыч: (в тон ей) Понятия не имею! Я его впервые вижу. Марья Алексевна: И я впервые… Да что ж это всякое отребье по судам шастает? (уходят) Модестыч: (издает жалкий смешок) Облапошили! Обмишулили! (всхлипывает) Ведь учил меня папаша: «Не говори, Карлуша, правды, от правды выгоды никакой…» (сокрушается) Всю жизнь родительскому завету следовал, а тут взял и опростоволосился! Михаил: В утешение вам, господин Шуллер, хочу заметить, что за ложь вы б сегодня тоже пшик получили: наш предводитель только фальшивыми купюрами горазд разбрасываться, а на жизнь – вон, видали, копеечку клянчит. Модестыч: (ноет) Он бы мне протекцию сделал! Михаил: Чем тут горевать об упущенных барышах, бегите-ка бегом к барону Корфу и целуйте ему ручки, чтоб он вас на прежнее место взял, хотя бы на половинное жалованье. Модестыч: (взвыв) На половинное?! Михаил: И советую вам поторопиться, а то и трети не получите! (колет рукояткой пистолета последний орех, сует его за щеку, пистолет – за пазуху, и уходит) Модестыч: (воинственно шевелит усами) Ох, и отомщу же я вам всем, ох, и отомщу! Вы еще Карла Шуллера не знаете! Слезами кровавыми умоетесь, ваши сиятельства и благородия! Кадр 86. Петербургский особняк Корфа Владимир читает газету и пьет кофе со сливками, Анна вертится у окна, выглядывая во двор. Владимир: Если вы рассчитываете увидеть там кого-нибудь из ваших воздыхателей, то напрасно теряете время: шестерых вчера мои лакеи на улицу вышвырнули, а троих я сегодня утром сам с лестницы спустил – вместе с цветами и подарками. Анна: (капризно надувает губки) Цветы и подарки можно было оставить… Владимир: (менторским тоном) Подарки воспитанная барышня может принимать только от своего опекуна. Анна: А если он ничего не дарит? Владимир: Как это – ничего не дарю?! А платье бальное? А серьги с рубинами, которые вам совершенно не к лицу, но которые вы непременно захотели иметь - только потому, что у Ольги есть такие?! Анна: Кстати, об Ольге… Я не своих поклонников высматривала, а шпионов господина Бенкендорфа! И что-то сегодня ни одного не видно, хотя обычно… Владимир: (подскакивает к окну) Ни одного? (нахмурясь) Значит, Ольгу арестовали… Анна: (поджав губы) Вижу, вас волнует только судьба этой мнимой вдовушки, а до меня вам и дела нет… Владимир: Анна, ну нельзя же быть такой бессердечной! Вы сидите тут в тепле и уюте, а бедная Ольга мерзнет на холодном ветру, спасаясь от жандармов… Анна: Из-за этой бедняжки вы в тюрьму угодили! Владимир: Ах, да, простите! Совсем забыл вас поблагодарить за то, что вы меня оттуда вытащили. Анна: Не стоит благодарностей! По мне так там для вас самое и место! Владимир: Зачем же вы тогда просили принцессу Марию заступиться за меня перед императором? Анна: Стало жаль вашу несчастную Ольгу – кто бы ей помог, если б вы остались за решеткой? Владимир: (осененный запоздалой догадкой) Вы что, ревнуете? Анна: (фыркает) Ревную? Я? Ха-ха! Да мне до вас дела меньше, чем вам до меня! Владимир: А что означала эта сцена в крепости с лупцеванием и обливанием соусом? Анна: (презрительно хмыкает) Неужели вы приняли мою игру за чистую монету? А еще говорили, что я никудышная актриса! Владимир: (рассвирепев) Ну, знаете ли! Пару-тройку оплеух от ревнивой возлюбленной я бы еще вытерпел, но быть избиваемым в качестве театрального реквизита – увольте! Анна: Я не настолько вульгарна, чтобы выражать на людях свои истинные чувства. Владимир: А каковы ваши истинные чувства? Анна: Каковы бы они ни были, вы – последний человек, кому я их открою! Владимир: (с холодным бешенством) Превосходно! (допивает остывший кофе и ставит чашку на стол) В таком случае я возвращаюсь в поместье. Анна: (испуганно) Как – в поместье? А… а я? Вы не можете меня бросить! Вы – мой опекун и должны меня опекать! Владимир: Да? А мне казалось, вы в моей опеке не нуждаетесь. Анна: Нуждаюсь, очень нуждаюсь! Здесь, в Петербурге, одни неприятности, и я все время в них попадаю… (плачет) Владимир: (обнимает ее) Все, все, не плачьте, я возьму вас с собой. (Анна умиротворенно всхлипывает, утирая слезы его галстуком) Раз мы помирились, может, вы откроете мне ваши чувства? Анна: Мои чувства? (смущенно потупляет глазки и теребит пуговицу на его жилетке) Я не знаю… я… а когда мы поедем в поместье? Владимир: Когда я услышу от вас ответ. Анна: Ой! Я вашу пуговицу оторвала… Владимир: Оторвали? Делать нечего – придется назначить вам штраф… один поцелуй! (Анна ломается и гримасничает) Иначе никуда не поедем! Анна: (с деланной неохотой) Если вы настаиваете… (приподнимается на цыпочки и чмокает его в щеку) Владимир: И все? А компенсация за вчерашние оплеухи? (сгребает ее в объятья) Анна: (трепыхаясь для виду) Как вам не стыдно! Приличные мужчины так себя не ведут! Владимир: Вы-то, положим, тоже не паинька… (крепче прижимает ее к себе) Избалованная и капризная девчонка! Придется мне заняться вашим воспитанием… (Наклоняется к ней с намерением поцеловать, но тут вбегает запыхавшийся Шишкин с припудренными синяками.) Шишкин: (вопит с порога, размахивая какой-то книжицей) Мадмуазель Платонова! У меня потрясающая новость! Владимир: (неохотно выпуская Анну из объятий) Полагаю, вас учили, месье Тришкин, что врываться без доклада – моветон? Шишкин: Да, да, моветон, но ведь такая новость! Простите, Анна, я так торопился, что забыл купить вам цветов… Владимир: Ваше счастье! У моих слуг категорический приказ – гнать взашей всякого визитера с букетом! Шишкин: А это, по-вашему, – бонтон? (Владимир элегантным жестом поддергивает манжеты.) Шишкин: (хватаясь за припудренный синяк) Нет-нет, я понимаю… У аристократов свои причуды… (осмелев) А я, признаться, не ожидал застать вас дома, господин барон. Третьего дня на маскараде вас, как будто, арестовали? Владимир: Ничего подобного, это мы с приятелями резвились. Шишкин: (разочарованно) А я-то надеялся… (встрепенувшись) Но ведь говорили, что вас арестовали будто бы за сводничество… (со скабрезной ухмылкой) Будто вы любовницу цесаревичу принесли прямо на бал в коробке из-под платья? Владимир: Вы видели эту коробку? Шишкин: Не видел, но слышал, что цесаревич в этой же самой коробке вынес свою красотку из дворца, потом обмазал медом, вывалял в перьях и провел через городскую заставу под видом императрицыной болонки. Анна: (передергивая плечами) Ненавижу болонок! Шишкин: В самом деле, к черту болонок! Я ведь торопился сообщить вам, Анечка… Владимир: (поправляет с угрожающей вежливостью) Мадмуазель Платонова. Шишкин: Простите за фамильярность, у нас в театре свободные нравы… Мы люди простые, без чинов, без титулов… Владимир: Зато с руками и ногами… пока… Анна: (потеряв терпение) И что за новость вы мне принесли, Кирилл Матвеевич? Шишкин: Преотличную новость! Вам не нравилась прежняя пьеса? Я это уладил, и теперь вы утверждены на главную роль в другой пьесе – там всего-навсего две сцены с поцелуями, причем один воздушный, а самое главное – вы будете играть на арфе и петь в первом, третьем и четвертом акте! Анна: Но я не умею на арфе… Шишкин: (увлекаясь) Не беда! Заменим арфу на рояль, размеры сцены позволяют… И – петь! Вы будете петь на сцене! Анна: (восторженно) Петь на сцене! Ах!.. Я об этом всю жизнь мечтала!.. Шишкин: (наклоняется к ее ручке) А я мечтал… Владимир: (за шиворот возвращает его в вертикальное положение) Навозный червяк тоже мечтал увидеть солнышко, выполз наружу, а там его – ам! – и сожрали. Шишкин: Фи, какая грубая аллегория! Сразу видно, что вы – далекий от мира искусства человек. И нежелание пустить Анну, то есть мадмуазель Платонову, на сцену – всё от той же вашей непроходимой дремучести! Владимир: (глядя на него с любопытством, как удав на расхрабрившегося кролика) Вы всё сказали? Шишкин: (в запальчивости) Нет, не всё! Запрещать Анне петь – это преступление! Анна: Да, запрещать мне петь – это преступление! Владимир: Разве я запрещаю? Пойте на здоровье! А я поеду в усадьбу, плута Модестыча проведать, пока он на мои деньги какой-нибудь пароход не купил. Анна: (живо) Нет-нет-нет, я передумала поступать на сцену! Можно ведь петь и в нашем имении, там тоже есть рояль. Шишкин: Мадмуазель, неужели вы лишите столичную публику удовольствия слышать ваш дивный… Владимир: (перебивая) Месье Кышкин, позвольте с вами попрощаться! (выдергивает из вазы букет роз и сует ему в руки). Шишкин: (ошалело) Зачем? Владимир: (выпроваживая его за дверь) По доброте душевной хочу смягчить неприятности, которые вам придется перенести… (орет на лестнице) Прошка! Тришка! Почему в дом визитер с цветами просочился?! Голоса лакеев: Простите, барин, не доглядели… мы его счас!.. пшел вон!.. (Что-то с грохотом катится по лестнице вниз. Хлопает входная дверь.) Анна: (прихорашиваясь перед зеркалом) Такие были красивые розы… жалко… Владимир: (возвращаясь в комнату) А репетитора не жалко? Анна: Ну его! Моветон… Владимир: (обнимая ее) Боюсь, на ваш долг наросли проценты… Анна: (кладет руки ему на грудь) Я ничего не смыслю в арифметике… Владимир: А вам и не надо ничего смыслить, счет веду я (продолжительный поцелуй).
Gata: Кадр 87. В усадьбе Долгоруких Очередная супружеская ссора. Петр Михалыч: Почему ты такая злопамятная, Маша? Марья Алексевна: Я б и рада добро помнить, только где оно было, добро-то? Петр Михалыч: Виноват, каюсь… Да ведь за грех свой сколько раз прощения просил! И на колени бы стал, да вот колено-то не сгибается… Марья Алексевна: Не могу я тебя простить, Петя, не могу, и всё! Петр Михалыч: Но ведь я-то тебе простил! Простил, что ты убила моего лучшего друга, мне вот теперь в шахматы поиграть не с кем, а ты не можешь забыть какую-то интрижку… Марья Алексевна: Не смей поминать при мне этого старого сводника! (наливает себе в рюмочку рябиновки) У них в деревне, поди, половина ребятишек – твои байстрюки! (всхлипывает и выпивает) Петр Михалыч: Машенька, клянусь! Корфовские девки меня только вениками в бане хлестали, больше я никакого баловства не допускал, ни-ни, Боже упаси! И деток незаконных у меня нет… (С треском распахиваются обе створки двери.) Марфа: (орет) Петька, где ты прячешься?! Марья Алексевна: (застыв с пустой рюмкой в руке) Кто это, Петруша? Марфа: Короткая у тебя, память, Горчица Уксусовна! (Петру Михалычу) А ты чго молчишь? Думал, за Машкин подол схоронился, так я тебя и не сыщу?! Петр Михалыч: (сдавленно) Марфа, зачем ты здесь?! Марья Алексевна: (ахает) Марфа?! Вот нахалка-то! Уж в мой дом за моим мужем является! Марфа: Мне этот хромой трухлявый пень без надобности, отдайте мне, ироды, мою Настеньку! Петр Михалыч: Какую Настеньку? Марфа: (всхлипывает) Доченьку мою! Сычиха призналась, что Настенька моя жива! Отвечайте, проклятые, что с ребенком сотворили?! Марья Алексевна: (глядит на мужа) Петя, о чем эта полоумная толкует? Петр Михалыч: (трусливо втягивая голову в плечи) Не знаю, Машенька… Марфа: Как так – «не знаю»?! А кто присоветовал мне Настеньку у Сычихи спрятать, чтоб Машка твоя не пронюхала?! Марья Алексевна: (стучит рюмкой об стол) Петруша, я требую объяснений! Петр Михалыч: (прилипнув ушами к плечам) Машенька, ты только не серчай… Это ненароком получилось… Марфа: (взвыв) Ненароком?! А кто мне каждую ноченьку нашептывал: «Роди, Марфуша, девочку беленьку, сладеньку, я ее княжною сделаю и половину наследства отпишу»?! Марья Алексевна: (причитает) А мне говорил: «Есть у нас, Машенька, сыночек-пострел, теперь девочку-припевочку хочу!» (наливает и выпивает с горя две рюмки подряд) Марфа: (берет чистый стакан, наливает и выпивает залпом, по-мужицки) Знатная рябиновка, недаром на весь уезд славится! (наливает еще, чокается с Марьей Алексевной) Выходит, и тебе он лгал? Марья Алексевна: (вздыхает) И мне лгал… Марфа: Изменщик… Марья Алексевна: Сanaille… Обе хором: Потаскун старый! (С двух сторон набрасываются на Петра Михалыча и рвут жидкие волосенки на его лысине.) Лиза: (вбегает) Папенька, маменька! Я тако-ое опять узнала!.. (увидев Марфу) А эта подлая женщина что у нас делает?! Марфа: (стряхивая с ладоней клочки волос) Да вот, мимо шла-шла, да и зашла… Марья Алексевна: (напоследок отвесив мужу подзатыльник) А я думаю - раз зашла, надо ей наливочки предложить… Лиза: Почему ж вы ее не прогнали, маменька? Марья Алексевна: Пусть уж лучше у меня на глазах воркуют, чем где-нибудь за моей же спиной против меня же козни строят. Кстати, доченька, это тебе и совет на будущее: коль появится у тебя соперница-разлучница, ты ее не ругай, а приветь, в дом зазови, чаю предложи, а за чаем выстави ее перед мужем полной дурой! Марфа: Хоть ты и хитрая, Машка, а любил-то Петруша двадцать лет меня, и Настенька наша от любви родилась! Марья Алексевна: Дрянь, мерзавка! (выплескивает на нее остатки рябиновки из графина) Марфа: Змеюка подколодная! (набрасывается на обидчицу с кулаками и русскими народными выражениями) (Петр Михалыч усиленно делает вид, что занят больной коленкой.) Лиза: (с загоревшимися глазками) Настенька? Я ж как раз спросить хотела… (вытаскивает из-под мышки толстенную потрепанную книгу и лихорадочно принимается листать) Сейчас… сейчас… Двадцать четвертый год… двадцать первый… Вот, девятнадцатый! Петр Михалыч: Что это за книга, Лиза? Лиза: Церковно-приходская. Петр Михалыч: Откуда она у тебя? Лиза: Стащила, пока отец Павел ворон, то есть певчих на клиросе считал. Петр Михалыч: (в ужасе) Лиза, как ты могла?! Лиза: (отмахнувшись) Ах, папенька, это такая ерунда! А не ерунда вот что… я ведь родилась в декабре 1819 года? Петр Михалыч: (поискав на потолке) Вроде… да… Лиза: А про мое крещение здесь ничего не написано! (тычет в книгу пальчиком) Про Анастасию есть, а про меня нет! (Петр Михалыч тупо пялится в раскрытую страницу, Марья Алексевна с Марфой перестают таскать друг друга за волосы и суют носы туда же.) Петр Михалыч: (чешет лысину) Я не знаю… меня тогда дома не было… Маша Лизоньку и рожала, и крестила без меня… Марфа: Ах ты, злыдня! Родила, поди, неведому зверушку, придушила, а мою девочку украла и за свою выдала! Марья Алексевна: Что ты мелешь, полоумная?! Марфа: (распахивает Лизе объятья) Настенька, доченька! Лиза: (с отвращением) Не трогайте меня! Марья Алексевна: (отбирает у Марфы Лизу) Она моя доченька! Марфа: (тянет Лизу к себе) Нет, моя! (Треск рвущейся материи.) Петр Михалыч: (пытаясь вмешаться) Успокойтесь, разорвете же девочку, никому тогда не достанется! Лакей: (входит) Простите, барин, там отец Павел пожаловали, сильно гневаются, говорят, будто барышня церковь ограбила… Петр Михалыч: (воздевая руки) Какой позор! И почему о чести семьи пекусь я один?! (захлопывает книгу, сует ее под мышку и направляется к двери) Попытаюсь умилостивить отца Павла, как бы эта история огласки не получила… Марфа: (бросается следом) Стой, Петька, трус, заячья душа! Я себя снова объегорить не дам! За всё с тебя спрошу, за все двадцать лет жизни моей горемычной! (бежит за ним, молотя его по спине кулаками) Марья Алексевна: Лизонька, ты б вела себя потише, а то люди и впрямь подумают, что ты дочь этой вульгарной деревенщины! Лиза: (огрызается) А вы бы, маменька, лучше приструнили эту вульгарную деревенщину, не то от нашего папеньки останутся рожки да ножки! (Марья Алексевна опрометью бросается вон.) Лиза: (сама с собой) Так кто же я, в конце-то концов?! Лиза или Настя? Михаил: (входит) Слышу я у себя на чердаке шум, спускаюсь… и вижу, что ваши маменька и папенька и еще одна неизвестная мне особа рвут друг у друга какую-то книгу, орут: «Моя! Нет, моя!» А отец Павел забился в уголок и крестится испуганно… Признайтесь, Лизавета Петровна, вы опять напроказничали? Лиза: (якобы не расслышав последний вопрос) Неужели вы до сих пор ютитесь на чердаке?! Забалуева из голубой спальни вытряхнули вместе со всеми его барахлом, перебирайтесь туда! (Михаил морщится) Не хотите? Тогда – в ореховую, где госпожа Болотова жила… Михаил: Благодарю, Лизавета Петровна, однако вынужден от этого заманчивого предложения отказаться, суеверен я что-то последнее время стал… Обитатели этих комнат покинули ваш дом не по своей воле, а мне б хотелось еще у вас погостить… (нежно смотрит на Лизу) Так что я, с вашего позволения, на чердачке… (спохватившись) Да, но вы мне так и не ответили! Что на этот раз? Лиза: (бурчит) Ничего… Михаил: А ну-ка, посмотрите мне в глаза! Понятно… Все-таки стащили приходскую книгу? (Лиза виновато кивает) Значит, пока я отца Павла отвлекал разговором о певчих… (негодующе) Вы же обещали мне только посмотреть ее! Лиза: Там темно было, и дьячок рядом крутился… Михаил: (стонет) Лизавета Петровна, я из-за вас с ума сойду! Лиза: (обиженно) Вы еще хуже моего папеньки… Михаил: (сочувственно) Что, сильно ругался? Лиза: Не так, чтоб очень… Зато я узнала, что эта бабища, что дерется сейчас с моими родителями, вполне может оказаться моей матерью, а я – той самой Настей… Михаил: (разинув рот) Вот это да! Лиза: (грустно) Вам противно мое происхождение? Михаил: Однажды я уже лишился любимой женщиной из-за сословных предрассудков, больше я такого дурака не сваляю! Лиза: (повеселев) Я должна понимать ваши слова как объяснение? Михаил: (смутившись и покраснев) То есть… в общем… да! Лиза: (в восторге) Если б вы знали, как долго я этого ждала! Михаил: Ждали? Значит, мои чувства… ваши чувства… (поперхнувшись от волнения) я не смел и надеяться… Лиза: (бросаясь ему на шею) Надеяться? Вы можете быть уверены! Михаил: Лизонька! Родная моя! (подхватывает ее на руки и кружит по комнате) Лиза: (гладит его по волосам) Мишенька, вы умный, серьезный, положительный… Зачем вам такая сумасбродка, как я? Михаил: (с упоением целуя ее) Я еще никогда не чувствовал себя таким счастливым! И еще никогда мне не хотелось натворить столько глупостей… Лиза: (игриво) Например? Михаил: Давайте на денек сбежим в Петербург! Лиза: Давайте! (поскучнев) Только меня родители не отпустят… Михаил: А мы им не скажем! Пока они там с вашей гостьей ругаются, вы тихонько соберетесь, а я бричку к заднему крыльцу подгоню… Лиза: (взвизгивая от восторга) Мишенька, я вас обожаю! Кадр 88. Усадьба Корфа На другой день. В гостиную входят Анна и Владимир, видно, что оба только что с дороги. Анна: (плюхается на диван и болтает в воздухе ногами) Как дома-то хорошо! Владимир: И вы совсем не жалеете о сцене? Анна: (весело мотает головой) Ни капельки! В домашнем театре я играла, как хотела, а в столичном и чихнуть-то без ведома режиссера нельзя, только «Встаньте!» «Сядьте!» «Откройте рот!» «Закройте!»… хуже, чем в казарме! Владимир: (ворчливо) Не знаете вы казарменных порядков… Анна: Как же не знаю, когда вы их в доме насаждаете с тех самых пор, как вас разжаловали! Ни дня без муштры не можете… Владимир: (закипая) Да если бы я завел в доме армейскую дисциплину… Анна: Знаю, знаю, можете не продолжать! Вы бы меня на гауптвахту отправили, да? Владимир: Ей-богу, очень хочется так и сделать! Анна: (испуганно) Вы, конечно, шутите? Владимир: Конечно, шучу… (садится рядом с ней на диван) А я тоже рад, что мы, наконец-то, дома! Хорошо тут, благостно… Скоро весна, ручьи зажурчат, птички запоют… Будем с вами встречать рассветы в саду: когда восток окрасится розовым и померкнут ночные звезды… (в сторону) Что за ахинею я несу!.. Анна: (в сторону) И охота ему всякую чушь молоть! Лучше бы поцеловал… (Одновременно тянутся друг к другу, но тут из соседней комнаты доносится невнятный шум.) Владимир: (недовольно) Что за черт?! (Идет в соседнюю комнату. Невнятный шум сменяется громкими ругательствами, вслед за чем оттуда вылетают два жандарма. Анна с визгом заскакивает на спинку дивана.) Владимир: (подгоняет жандармов пинками) Вон! Чтоб духу вашего полицейского в моем доме не было! (орет на робко жмущихся в дверях лакеев и Модестыча) Чего ждете? Вышвырните эту нечисть на улицу! Лодыри! Вечно барин должен за вас грязную работу делать! Модестыч: (пихает лакеев кулаками) Чего ждете, лодыри? Почему барин должен за вас работать? (Лакеи вдесятером с трудом вытлкивают жандармов на улицу.) Владимир: А тебе, Модестыч, кто разрешил пускать в дом всякий сброд?! Модестыч: Так они без разрешения, Владимир Иваныч! Налетели, аки коршуны, допрос учинили… Мужички-то голубого мундира страх как боятся! Владимир: (в бешенстве) Ненавижу голубой цвет! Модестыч: Барин, вы только прикажите, мы немедля всё поменяем – и ковры, и занавески, чтоб ничто ваш глаз не раздражало. Владимир: Да-да, уберите к черту, чтоб ни ковров, ни тарелок голубых, ни обивки на мебели! (в сердцах пытается сорвать обивку с дивана) Анна: (с визгом хватаясь за подол) Это моя юбка! Владимир: Прости, Анечка… (Модестычу и лакеям) Пошли вон! (всех как ветром сдувает) Спускайся, Анечка, там же неудобно сидеть! Анна: (стуча зубами) Я боюсь… Владимир: Не бойся, этих жандармских крыс уже прогнали. Анна: Я вас боюсь – вдруг вы меня вместе с тарелками и занавесками из дому вышвырните? Владимир: Глупенькая, ты во всех нарядах хороша, даже этого цвета, не хочу его называть… (снимает ее со спинки дивана и усаживает к себе на колени) Так на чем мы остановились? Анна: Вы мечтали вслух, как мы будем встречать рассвет в саду и слушать пение птиц… Владимир: Я мечтал про рассвет в саду?! Анна: И про звезды, и про окрашенный зарею восток… Владимир: Я был в своем уме? Анна: Мне показалось, что не совсем. Владимир: Это вы виноваты! Анна: (плаксиво) Опять я? Владимир: Не бойтесь, я не стану вас наказывать, мне это мое умопомрачение очень даже нравится… (Хочет ее поцеловать, но тут доносится шум со двора.) Владимир: (скрежеща зубами) Что там опять?! (пересаживает Анну со своих коленей на диван и подскакивает к окну) Дело плохо, этим двум остолопам на подмогу явилась целая рота… Анечка, принеси-ка мне из библиотеки отцовское ружье! (В гостиную шумно вваливается Александр, неся на руках Ольгу, истекающую кровью, по пятам за ним следуют Бенкендорф, до сих пор слегка прихрамывающий после вальса на балу, и несколько жандармов. При виде сей живописной картины Анна и Владимир теряют дар речи.) Александр: (трагически) Они убили ее!.. Бенкендорф: Позвольте заметить, Александр Николаевич… Александр: Это вы довели ее до ручки, то есть до ножа! (кладет окровавленное тело на стол) Она предпочла убить себя, чем отдаться под арест! Анна: (всхлипывая) Может, позвать доктора Штерна? Александр: Поздно… она мертва… Владимир: (с облегчением) Аминь! Александр: (бьется головой об стол) Прости, Оленька, я тебя не уберег! Бенкендорф: (с подозрением) Почему она решила покончить с собой именно в поместье барона Корфа? Владимир: В нашем уезде воздух для поляков неблагоприятный, хоть и от Костромы далеко. Александр: (проливая слезы над бездыханным телом) Оленька была такая красаааавица!.. Анна: (обиженно) Неужели даже красивее меня? Владимир: У вас разный тип красоты. Бенкендорф: (присмотревшись к Ольге) При такой потере крови у покойницы на редкость румяный цвет лица. Александр: (всхлипывая и сморкаясь в платок с вензелем принцессы) Не вам судить об Оленькином румянце! Езжайте за наградой к моему отцу, господин Бенкендорф, тут вам больше нечего делать! Бенкендорф: С позволения вашего высочества – вам тоже. Александр: Неужели я не имею право на горе?! Бенкендорф: Ваше высочество горюет слишком громко, и могли не расслышать биения сердца госпожи Калиновской… если оно вдруг еще бьется. (подходит) Прощу прощения, я должен удостовериться… (протягивает руку, чтобы расстегнуть на Ольге салоп) Ольга: (подскочив и влепив графу пощечину) Не смейте ко мне прикасаться! (Анна немедленно грохается в обморок.) Владимир: (икнув) Ничего себе шуточки! Мало мне папашиного привидения… Анна: (приоткрыв один глаз) Что это было? Владимир: Ничего страшного, Анечка, всего лишь госпожа Болотова вернулась с того света. Анна: (слабым голосом) Зачем? Владимир: Наверное, нашу кровь допивать. Александр: (виновато) Анна, барон, я понимаю, что вы питаете к бедной Ольге слабые симпатии, вы столько из-за нее натерпелись… (вздыхает) я – тоже… Ольга: (отвешивает и ему оплеуху) Wiarołomca! Бенкендорф: (потирая покрасневшую щеку) Значит, ваше высочество не будет возражать, если я вас избавлю от общества госпожи Калиновской? Александр: (смирившись с неизбежным) Вы повезете ее в крепость? Бенкендорф: Сначала – к вашему батюшке, Александр Николаевич. Ольга: Я не собираюсь появляться при дворе в таком виде! (брезгливо стряхивает с себя измазанный бараньей кровью салоп) Бенкендорф: Его величество ждет вас не на чай, сударыня, можно без церемоний. Александр: (вмешивается) Господин граф, не самодурствуйте, позвольте Ольге переодеться. Ольга: (иронически) Спасибо, Сашенька. Александр: (вздыхает) Всё, что могу, Оля. Бенкендорф: (неохотно) Хорошо, ваше высочество. (Ольге) Куда вас проводить, сударыня? Ольга: Я сама дойду (направляется к двери). Бенкендорф: (догоняет ее и ловит за локоть) Вы под арестом, пани! Ольга: (надменно) Ну и что, вы хотите мне помочь переодеться? Бенкендорф: Простите, не могу вас оставить без присмотра, уж больно вы ловки выпрыгивать из окон. Ольга: Не дождетесь! (на шефа жандармов обрушивается еще пара звонких оплеух) Александр: Оля, в возрасте Александра Христофоровича любопытство уже не опасно. Бенкендорф: (сильно злой) Мое любопытство, ваше высочество, опасно только для врагов империи. Ольга: (сердито фыркнув, выходит, Бенкендорф, потирая побитые щеки, следом) Владимир: (промокает испарину на лбу) Уф… Александр: (обескуражен) Она даже не поблагодарила меня за всё, что я для нее сделал… Анна: Мне кажется, ваше высочество, она обиделась, что вы ее не стали ревновать. Александр: К кому? (в искреннем недоумении) Нет, я еще понимал бы – к барону… Владимир: (быстро) Я – неудачный пример, ваше высочество. Анна: (надувает губы) Владимир: (чтобы сменить скользкую тему) А как вы оказались в нашем уезде, Александр Николаевич? Александр: После побега из дворца мы два дня скрывались в цыганском таборе, жили в кибитке у одной милашки по имени Рада. Она гадала нам по рукам и на картах, выманила все наши наличные деньги и драгоценности, а потом продала нас шайке Бенкендорфа за тридцать червонцев! (вздыхает) Теперь, когда Ольга меня не слышит… стыдно признаться, но в глубине души я надеялся на такой конец. Владимир: На месте вашего высочества я бы еще и стремился его приблизить. Александр: (для успокоения совести) Когда вернусь в Петербург, попрошу отца не быть к бедняжке Ольге слишком суровым. Анна: А я прикажу поставить самовар. (выходит) Александр: Барон, если уж я снова у вас в гостях… не найдется ли у вас чего-нибудь поинтереснее самовара?..
Роза: Gata пишет: Александр: (бьется головой об стол) Прости, Оленька, я тебя не уберег! По имитации чувств Саня может соперничать с Нюрой. Gata пишет: Александр: Оля, в возрасте Александра Христофоровича любопытство уже не опасно. Но отжигает знатно.
Gata: Роза пишет: По имитации чувств Саня может соперничать с Нюрой Настоящих на всех не хватит :)
Gata: Кадр 89. По дороге из Петербурга в Двугорский уезд Лиза и Натали трясутся в тесной карете, с трудом уместившись на одном сиденье в своих широченных кринолинах; сиденье напротив них завалено коробками и свертками. Натали: (бормочет, загибая пальцы) Это купила, то купила… Лиза: (сладко жмурясь) Столичные магазины – просто сказка! Глаза разбегаются, так бы и подчистила всё с полок! Натали: Мы бы и подчистили, если б мой братец-зануда под ногами не путался и не ныл: «может, хватит?» А теперь мне кажется, что я забыла что-то купить… Лиза: Хоть ваш брат и зануда, однако же и он пригодился – помог донести наши покупки до кареты! Натали: Да, и пять раз ронял по дороге! Надо было мальчишку-рассыльного позвать. Лиза: Мальчишке пришлось бы дать пятак, а то и гривенник, а мы на этот гривенник два лишних пирожных в кофейне скушали! Ой! Мишу-то мы с собой не взяли, он нас, голодный, так на улице и прождал… Натали: (припудривая носик перед крошечным зеркальцем) Ничего, ему полезно. Может, меньше занудствовать будет… (оживляясь) Кстати, где бутылка шампанского, которое мы купили у Елисеева? Лиза: (порывшись под сиденьем) Вот! И бокалы есть. Натали: (хихикая) Никогда не пила шампанского в карете. Лиза: (возясь с пробкой) А я первый свой бокал выпила на балу, вместе с Владимиром Корфом. Натали: А я танцевала с ним свою первую кадриль. Голос из-под коробок: (недовольно) И почему всем моим знакомым дамам и девицам так нравится болтать о Корфе? Натали: Миша, только не шевелись! Подарки упадут! Михаил: (из-под коробок) Я и не смогу пошевелиться – одеревенел, как щелкунчик! Лиза: И бутылку не поможете нам откупорить? Михаил: (кряхтя) Бутылку… попробую… (Из груды свертков высовываются две руки и ловко откупоривают бутылку, шампанское вырывается на волю. Барышни, весело смеясь, подставляют бокалы под пенную струю.) Лиза: (сделав глоток) Сладкое! А то, которым угощал меня Владимир, было жуткой кислятиной. Натали: (пригубив свой бокал) А мне он во время кадрили ноги отдавил, да еще потом и заявил, что это я танцевать не умею. Лиза: И что в нем женщины находят? Натали: Не знаю! Тупой самовлюбленный индюк, ну его! Лиза: Ну его! (чокается с Натали) Михаил: (удовлетворенно) Так-то лучше! (Бутылка с остатками шампанского исчезает в недрах коробок и свертков, раздается бульканье.) Натали: Вы хорошо провели время в столице, Лиззи? Лиза: Сначала было весело, мы в Летнем саду гуляли, на катке катались, вечером оперу слушали… а сегодня утром Мишу вызвали во дворец, он вернулся оттуда хмурый и важный, и сказал, что нам пора возвращаться. Натали: И ничего не объяснил? Лиза: (обиженно) Ничегошеньки! Натали: (тоном знатока) Всё ясно: его наказали новым сверхважным поручением. Лиза: (испуганно) Ой, Мишенька, а это очень опасно? Михаил: Это государственная тайна. Натали: (фыркает) Государственная тайна! Я давеча была у модистки и слышала, как ее швеи судачили между собой, будто бы наследник сбежал из дворца и будто бы государь отрядил на его поиски два полка жандармов и еще одно доверенное лицо… уж не тебя ли, братец? Михаил: Замолчи, балаболка! Натали: (покатываясь со смеху) Да кто нас тут подслушает? Лиза: (давясь от хохота) Шляпки с вазочками! Михаил: (угрюмо) В наше время даже вазочкам доверять нельзя. (Карета вдруг резко останавливается, барышни, сверточки и коробочки летят на пол. Хохот, визг и ворчание Михаила.) Голос Андрея: (снаружи) Почему никто не выходит, Антип? Голос кучера: Оне всю дорогу шумели, барин, должно, не услыхали, как приехали. (Андрей распахивает дверцу кареты, на него обрушивается груда коробок.) Михаил: (пытаясь поднять своих спутниц) Вставайте, хватит дурачиться! И зачем я позволил вам шампанское пить? Андрей: (из-под завала) Помогите! Кто-нибудь! Татьяна: (выбегает на крыльцо) Батюшки! Да кто ж это натворил-то?! (расшвыривает коробки, освобождая погребенного под ними Андрея) Натали: (свешиваясь из кареты) Осторожнее! Там шкатулочка фарфоровая! (тянется, чтобы отобрать у Татьяны сверток, и падает на Андрея) Андрей: (жалобно хрюкнув) Мои очки! Татьяна: (отпихивает Натали и подает барину очки) Вот они, целехоньки, Андрей Петрович! (помогает ему встать и отряхивает грязь с одежды) Будь она неладна! Еще женой не стала, а уж на шею запрыгнуть норовит! Натали: (сидя на земле, грустно перебирает осколки фарфора) Я везла ее в подарок Марье Алексеевне… Лиза: (поправляя растрепанные локоны) Посуда к счастью бьется. Михаил: К счастью, к счастью! (помогает ей выбраться из кареты, обнимая за талию) Татьяна: (ворчит, таская коробки в дом) И на что столько барахла? Натали: Между прочим, я и тебе отрез шелка привезла – к свадьбе! (в сторону) Может, уедет со свои Никитой в деревню и перестанет мне жизнь отравлять? Татьяна: Этот, что ль? (деловито ощупывает материю) Небось, по восемьдесят копеек аршин? Натали: По восемьдесят пять, и вообще – дареному коню в зубы не глядят. Татьяна: Еще как глядят, барышня, особливо когда есть бархат по семь рублей. Натали: Ну, знаешь ли! Бархату она захотела по семь рублей! Да я, может, себе по семь рублей не покупаю! Татьяна: (Андрею) Пошто ваша невеста меня унижает, Андрей Петрович? Андрей: Успокойся, Танюша, я куплю тебе и шелку, и бархату, и Никите твоему бобровую шапку… А ты не вертись долго на холоде, ребеночка застудишь. Натали: (ревниво) Будущая жена заслуживает меньше внимания, чем прислуга? Андрей: Танюша мне как сестра (Татьяна и Натали морщатся), а ее ребеночек мне все равно что племянничек! Наташенька, а что же ты на земле сидишь? Натали: Я б давно встала, только руки никто не подаст. Андрей: (спохватившись) Конечно, прости… (помогает ей встать) А куда твой брат смотрит? Михаил: (нежно смотрит на Лизу) Это была незабываемая прогулка в Петербург! Лиза: (эхом) Незабываемая!.. Михаил: Увы, мы должны ненадолго расстаться… мне необходимо съездить по одному делу… Лиза: (живо) По какому? Михаил: Так, пустяки… обычный визит к приятелю… Лиза: Возьмите меня с собой, вдвоем веселее! Михаил: Это совершенно исключено! Лиза: (виснет у него на руке) Мишенька, ну пожалуйста! Михаил: Лиза, поймите, там может оказаться опасно, а я не желаю вас подвергать и малейшей опасности (в сторону) От Корфа никогда не знаешь, чего ждать: то ли вина нальет, то ли морду набьет… Лиза: Значит, вы ввязались в какую-то опасную авантюру, а меня бросаете одну объясняться с родителями, почему я тайком от них сбежала в Петербург? Михаил: (устыдившись) Хотите, я останусь и возьму всю вину на себя? Лиза: Нет, с вами будет только хуже! Ладно уж, поезжайте, куда хотели, а я маменьке совру, что каталась в столицу с Наташей, тем более, что это почти что правда. Михаил: Вот и прекрасно! Отдохните дома от приключений, а я обещаю скоро вернуться. (воровато целует ее в щечку и садится в карету) Лиза: (машет ему рукой, бормоча под нос) Отдохнуть от приключений… как бы не так! Улучив момент, запрыгивает на запятки кареты. Андрей, затюканный с двух сторон Татьяной и Натали, не замечает этого. Когда карета подъезжает к воротам, из кустов выскакивает Марфа, сдергивает Лизу с запяток, накидывает ей на голову мешок и тащит в сторону, противоположную той, куда уехала карета с Михаилом. Марфа: (приговаривает) Настенька, доченька… никому тебя не отдам! Андрей, Натали и Татьяна продолжают препираться и ни на что вокруг не обращают внимания. Кадр 90. В усадьбе Корфа В дверь с заднего двора вваливаются Модестыч и Забалуев. Забалуев: (стонет, держась за бока). Ох, моя поясница! Ох-хо-хонюшки! Модестыч: (с трудом подавляя восторг). Да как же это вышло, чтоб вас, предводителя дворянства – и в помойную яму? Забалуев: (отряхивая с шинели картофельные очистки, яичную скорлупу и прочие пищевые отходы). Чертов холоп! «Да свалки, – говорит, – далеко тащить, брошу здесь!» Модестыч: (цокая языком). Ай-я-яй! На свалку – такого человека! Забалуев: Это хозяин твой распорядился, чтоб ему пусто было! А друзья-приятели его, мальчишки желторотые, вместе с ним надо мною глумились и срамили подлыми словами, как самого распоследнего вора… Модестыч: (с лицемерным сочувствием). Ах, подлецы, ах, наглецы! Забалуев: А пуще всех старался этот… как там бишь его… князь Муранов! Модестыч: Исключительно неприятная личность, это вы совершенно справедливо заметили, дорогой Андрей Платоныч! А хозяин мой с Мишкой Репниным во всем ему потакают. Забалуев: (хмыкает) Еще бы они наследнику не потакали! Модестыч: Как-кому наслед-дник-ку? Забалуев: Тому самому! (возводит глаза к потолку) Модестыч: Тому?! (в полуобмороке садится мимо лавки в кучу мусора) Забалуев: Я-то тоже рот разинул, когда мне граф Бенкендорф поведал… Модестыч: Граф Бенкендорф?! (вытирает лоб грязной полой Забалуевской шинели) Забалуев: Он и наказал мне за наследником… то есть за князем Мурановым приглядывать… только как же приглядывать, если мне от дому так невежливо отказали? Вот кабы был верный человечек… Модестыч: (почуяв выгоду) Есть, есть такой человечек! Забалуев: А не продаст, коли кто ему больше посулит? Модестыч: Так кто ж в нашем уезде больше графа Бенкендорфа даст? Забалуев: (грозит пальцем) Ох, и хитер же ты, шельма! Со двора доносятся лошадиное ржание и стук колес. Модестыч и Забалуев прилипают к окну. Забалуев: Куда это они собрались? Модестыч: (с видом знатока) Если бричку заложили – значит, в трактир! Забалуев: Отчего ж не верхом? Модестыч: Известное дело – в бричку-то их легче потом будет побросать, чем на коней подсаживать. Вон и Степку с собой взяли, который шутя мешки семипудовые таскает. Забалуев: Так-так-так! Надо за ними проследить, и про все их безобразия его высокопревосходительству отписать… Модестыч: Так ведь в трактире-то просто так не посидишь… (выразительно шевелит пальцами) Забалуев: А мы не просто посидим… (подмигивает) За все платит Третье отделение!
Gata: Кадр 91. Усадьба Долгоруких В Татьяниной комнате. Стол завален грудами тряпья, за столом сидит Никита. Татьяна: (трясет перед ним отрезом шелка с узором «антик») Ты только погляди, чего она мне привезла! Никита: А чего глядеть? Тряпка как тряпка… Татьяна: Цвету непонятного и рисунок дурацкий – и не горошек, и не ромашки, а не знамо, чего! Никита: (чешет затылок) Да я в этих бабских штучках и не смыслю ни бельмеса. В лошадях вот знаю толк… Татьяна: Это она нарочно, сколопендра – чтоб на деревне все в меня пальцем тыкали и смеялись! Так вот же назло ей изорву эту тряпку на затычки для бутылок с квасом! Никита: Погоди, чего добро зазря переводить? Может, на попону сгодится? (теребит нежнейший шелк грубыми пальцами) Ежели войлоком подбить… (Входит Соня со стопкой белья.) Соня: Вот, тут пододеяльников полдюжины, да столько же простыней с наволочками – всё новехонькое, еще ни разу не стеленное, только из комода! Татьяна: (разглядывая вензелек на уголке наволочки) «ЕЗ»… это ж я к свадьбе Лизаветы Петровны вышивала! Соня: Ну и что, ей не сгодилось, вам с Никитой сгодится! Буковки спорешь и вышьешь «ТХ» - Татьяна Хворостова. (подумав) А то и я вышить могу. Никита: Спасибо, барышня! Мы на этих простынях только по праздникам будем спать. Соня: Зачем же только по праздникам? Спите каждый день, то есть ночь… (смущается и краснеет) (Татьяна по-хозяйски пересчитывает пододеяльники с простынями и складывает их в огромную корзину, заполненную почти до краев.) Соня: Приданое собираешь, Таня? Татьяна: Да вот, барышня, корзинка-то маловата… Мне б еще сундучишко какой, под теплые вещички… Никита: Зачем же барышню обременять, Танюша? Я и сам тебе сундучок сколочу, невелика хитрость! Соня: (умильно) Хорошая у вас будет семья: Таня – мастерица, и у Никиты любое дело спорится… (помогает Татьяне утрамбовывать белье в корзине) Только почему вы такие хмурые? Не приласкаете друг друга, не поцелуете? (снова краснеет) Никита: Так это… Неловко, барышня, как-то… при людЯх-то… Соня: (заикаясь) Ой, простите меня, всегда я невпопад… Я, пожалуй, пойду… (шмыгает за дверь) Никита: Ишь, глазастая! Приметила… Татьяна: Софья Петровна всем взяла – и красавица писаная, и рисовальщица знатная, одно плохо: пытлива шибко… а еще пуще – болтлива! Никита: (кивает) Худо будет, коли догадается… Татьяна: Надо так, чтоб не догадалась! Никита: А как? Татьяна: Скидывай рубашку! Никита: (с тупым видом) Зачем? Татьяна: Скидывай, тебе говорю! (стаскивает с него рубашку, а с себя – платье) Я барышню знаю, она непременно за чем-нибудь вернется, а мы тут ее и встретим… (льнет к его могучей груди) Экий ты Никита, богатырь! (в сторону) А мой-то Андрюшенька – хиляк хиляком!.. Соня: (возвращается) Я еще скатерочки принесла… ой! (роняет скатерти на пол и замирает, уставившись на Никиту) Никита: (прикрываясь полуголой Татьяной) Извиняйте, барышня… мы вот… (Соня, тоненько пискнув, вылетает за дверь.) Татьяна: (рот до ушей) Кажись, поверила… Никита: Кажись… (тянется за своей рубахой) Татьяна: (отбирает рубаху) Погоди! Надо так ее напугать, чтоб пропала охота вопросы задавать… (заталкивает его под одеяло и сама ложится рядом) Никита: Ну, пугать так пугать… (обнимает Татьяну) Соня: (по ту сторону двери) Какой же он! (млея) Какой!.. (дрожа и краснея) Хоть бы глазком еще взглянуть… (приоткрывает дверь, но тут же захлопывает) Ой, нет! Стыдно! (кусая пальцы) Одним глазком… (снова осторожно приоткрывает дверь и заглядывает в щелочку) Зачем это они средь бела дня в кровать? Ой! Что это они? Ой-е-ей!.. (Убегает, схватившись за голову, в коридоре налетает на Андрея.) Андрей: (ловит ее за рукав) Куда ты, заполошная? Соня: (пищит) Ой-е-ей! Андрей: Мышку, что ль, увидала? Соня: Ой, Андрюшенька, какая там мышка! Там… там… Андрей: Что там? Говори толком! Забалуев назад вселился? Соня: Ой, братец, там такое!.. (заикаясь) Таня с Никитой… в кровати лежат… Андрей: (роняет очки) Что-о-о?! (уносится, взбешенный) Соня: (прикрыв рот ладошкой) Опять я не то сболтнула… И Андрюша всполошился… а из-за чего? Пойти спросить у Наташи… (убегает, подобрав юбки) Андрей: (с ревом вламываясь в комнату к Татьяне) Не допущу разврата в моем доме!!! (срывает с них одеяло) Никита: (упав с кровати) Извиняйте, барин… (нащупывает на полу свою рубаху со штанами и начинает одеваться, путаясь в рукавах и штанинах) Не нарочно мы… Татьяна: (тянет одеяло на себя) А если б и нарочно… Вы, Андрей Петрович, небось тоже свою невесту целуете! Андрей: (продолжая бушевать) Так ведь только целую, а не… Ну, что вы, не могли до ночи подождать? Соню вон напугали почти до родимчика… (оглядывается вокруг) Где мои очки? (вытаскивает очки из-за шиворота, повертев в руках, сует в карман) И вообще, я, кажется, просил его (кивает на Никиту, прыгающего на одной ноге, пытаясь попасть в штанину), чтоб он мне в этой комнате на глаза не попадался! Никита: (угрюмо подпоясываясь бечевочкой) Вы ж, барин, сами нас сосватали, а таперича – «не попадайся»? Андрей: (покосившись на Никитины кулаки) Тогда… тогда хоть на крючок запирайтесь! (уходит, хлопнув дверью) Никита: (Татьяне) Осерчал, вишь, барин-то твой… Татьяна: (шмыгая носом) А мне не обидно глядеть, как он с Наташкой своей милуется? Никита: Так ты чего, назло ему за меня идешь? Татьяна: А ты валенком не прикидывайся, знаю, что ты на приданое польстился, которое мне Андрей Петрович обещал, а сам вон по Анне соседской сохнешь! Никита: У Анны только знатные господа на уме, на дуэлях вон из-за нее стреляются… То ли дело Софья Петровна! Сразу видно – добрая душа… глаза как у овечки… зря мы ее напугали! Татьяна: Э, да ты, никак, в нашу барышню втрескался? Никита: (угрюмо) Не твое дело! Татьяна: Не мое? Ну, так и иди на все четыре стороны! Никита: И пойду! Татьяна: И иди! (отворачивается к стенке) (Никита делает шаг и валится, как подкошенный.) Никита: (испуганно) Чего это со мной? Татьяна: Да ты двумя ногами в одну штанину влез! (звонко хохочет) Никита: (обиженно) И ничего смешного… (переодевает злосчастные штаны) Башкой вон к комоду приложился – аж искры из глаз! Татьяна: Дубина ты, Никитушка, стоеросовая! Никита: Может, и дубина, а пнем рогатым быть не хочу! К тебе тут барин захаживает… пока ладно, а потом гляди – ежели чего после свадьбы замечу, косу-то на кулак намотаю! Татьяна: (восторженно) Вот это я понимаю – настоящий мужик, не кисель-размазня! Никита: (польщен) А то… Ну, так я пойду… (прихватывает отрез шелка) Лошадушкам моим на попону… Татьяна: Оставь, я через него бражку буду сцеживать, которую к нашей свадьбе поставила. Никита: А много поставила-то? Татьяна: Три ведра. Никита: (чего-то прикинув в уме) Мало, на всю деревню не хватит… Возьму еще самогона у мужиков, али на седла сменяю… (помявшись) Ну, так я пойду? Татьяна: (играя косой) А то оставайся? Никита: (почесав затылок) Где тут у тебя крючок-то на двери? Кадр 92. В трактире Вечер. Дым коромыслом. Плач гармошки, чавканье и перестук стаканов. Трактирщик Демьян за своей стойкой протирает фартуком тарелки. Жандармы, переодетые мастеровыми, играют в кости. Шумно вваливаются Александр, Владимир и Михаил. Трактирщик: (подбегает рысцой) Чего изволят господа? Владимир: Водки! Александр: (уточняет) Много! Михаил: А мне – щей, да понаваристей! (Друзья смотрят на него, как на идиота.) Михаил: Я с самого утра маковой росинки во рту не держал! Только сел завтракать – вызвали во дворец, потом с Наташкой и Лизой по магазинам катался, потом покупки их сторожил, пока они в кофейне пирожные кушали… Владимир: (трактирщику) Значит, нашему приятелю – тарелку щей, а нам – графинчик водки для начала… Александр: …и закуску попроще! Никаких там суфле и профитролей… Владимир: (смеется) Помилуйте, Александр Николаич, в этой дыре кроме огурцов с плесенью отродясь ничего не водилось. Александр: Огурцы с плесенью? Превосходно! (В трактир, крадучись, входят Модестыч и Забалуев и по стеночке пробираются к столику в дальнем углу.) Трактирщик: (ворча, шарит на дне бочки, издающей кислый запах) С плесенью, так с плесенью… (выуживает два белесых огурчика, швыряет их на блюдце и подает вместе с водкой) Александр: (пробуя трактирный деликатес) М-м, какой необыкновенный вкус! Всю жизнь мечтал отведать того, чем закусывает простой народ. Михаил: (угрюмо хлебая щи) Слыхал бы вас ваш отец… Владимир: (разливая водку) Давайте лучше выпьем – за этот вечер, за нашу теплую компанию… Михаил: (накрывает свой стакан ладонью) Мне не надо! Должен же хоть кто-то из нас сохранить трезвую голову. Александр: Я же говорил, не надо брать его с собой. Владимир: Не беда, к концу вечера он наверстает упущенное и еще нас с вами обгонит. (Цесаревич с бароном чокаются и выпивают под сердитый стук ложки о тарелку.) Модестыч: (с придыханием) А пьет-то… пьет! Как простой человек! Забалуев: (шипит) Тише! Не видишь, оне хотят сохранить свое инкогнито… (пальцем подзывает трактирщика) Принеси нам ужин, да не тухлятину какую! У меня, брат, желудок деликатный… Трактирщик: (приносит поросенка с кашей) Только что хрюкал, специально для вас под нож пустили! Александр: (гоняет по тарелке соленый груздь) Вот ведь подлец неуловимый! (Рассердившись, со всего размаху тычет в гриб вилкой, тот подпрыгивает и, описав в воздухе дугу, шлепается в стакан Модестыча.) Модестыч: (одобрительно крякнув) Ausgezeichnet! (опрокидывает в себя водку вместе с грибком) Михаил: (проследив полет груздя) Вольдемар, а не твой ли это управляющий там, в углу? Владимир: (поглядев в ту же сторону) Угу… так и норовит за мой счет угоститься… Александр: Полноте, барон, не жадничайте… (незаметно подливает Михаилу водки в суп) А кто это с ним? (Забалуев прикрывается тарелкой.) Владимир: (отмахнувшись) А-а, какой-нибудь картежник-собутыльник! (в свою очередь сдабривает щи Михаила водкой) Ну их к лешему, выпьем! Александр: Выпьем! (тянется к пустому графинчику) Владимир: Трактирщик, эй! Водки еще! Михаил: (доедая щи) А не хватит ли вам? Мне и то уже водка в щах мерещится… (Александр с Владимиром переглядываются и ухмыляются.) Владимир: (заплетающимся языком) Выпьем за самую прекрасную девушку на свете! Михаил: (наливает себе) За самую прекрасную – можно! (с энтузиазмом поднимая стакан) За Лизавету Петровну! Владимир: Лизавета Петровна, бесспорно, мила… Однако давайте выпьем за Анну! Александр: (перебивая) Нет, за Натали! То есть, за Мари! Владимир: (стучит стаканом по столу) Я сказал – за Анну! Михаил: (с пьяным упрямством) Нет, за Лизу! Александр: Нет, за Натали! То есть, за Мари! (Шумят, перебивая друг друга и размахивая руками.) Владимир: (потеряв терпение) К черту женщин, из-за них одни раздоры! Выпьем, господа, за мужскую дружбу, которой нипочем ни одна юбка на свете! Александр с Михаилом: (хором) Выпьем! (Дружно сдвигают стаканы.) Модестыч: (уплетая поросенка) Разгулялась молодежь! Забалуев: (из-за тарелки) Недолго им гулять осталось! Александр: А что это за красотка сверлит нас томным взглядом? (Из-за столика в углу им подмигивает кабацкая девка Лушка.) Владимир: Эге, да она строит глазки нашему другу Репнину! Михаил: (густо краснея) Вольдемар, ну что ты выдумываешь? (Девица развязной походкой направляется к ним.) Лушка: (Михаилу) Выпьешь со мной, барин? (обнимает его за шею) Михаил: (мямлит) Позвольте, мадмуазель… Александр: Репнин, и вы еще сетовали, что обделены вниманием прекрасного пола? Владимир: (плеснув в Лушкин стакан водки) Выпей, красотка, за наше здоровье, но только не за нашим столом! (отталкивает ее хлопком ниже спины) У нас нынче сугубо мужская попойка! Михаил: (оттирая со щеки следы дешевой губной помады) Теперь я понимаю Корфа, который бегал от наших светских львиц как черт от ладана… Владимир: Убежать-то не всегда удавалось, иногда и ловили… Михаил: (встревоженно) И что потом? Владимир: Как человек благородный, я считаю себя не вправе предавать огласке интимные подробности… Александр: Давайте выпьем, господа, за то, чтобы нам всегда удавалось убежать от тех, кто за нами гонится, а тем, за кем гонимся мы, – нет! (Приятели с готовностью его поддерживают.) Лушка: (у трактирной стойки) Налей мне, Демьян! (хнычет) Расплескала вот по дороге… Трактирщик: (наливает) Чего, Лушка, брезгуют тобой знатные господа? Лушка: (разглядывает Михаила поверх стакана) Где-то я этого красавчика уже встречала… Трактирщик: Тебе что, мало нашего брата мужика? Не лезь к барам, у них своя кумпания… али забыла, как тебя одна мамзель балалайкой огрела? Лушка: (с громким воплем) Вспомнила! Это ж его баба была! Ах ты, змей подколодный!.. (наскакивает на Михаила и вцепляется ему в волосы) Михаил: (отбиваясь) Мадмуазель, может, лучше выпьем? Александр: (хохочет, хлопая в ладоши) Браво, браво, давно так не веселился! Лушка: (швыряет в него стакан) Сгинь, чертяка, а то ухо откушу! (Александр едва успевает пригнуться к столу, стакан пролетает мимо и разбивается о тарелку, которой прикрывается Забалуев.) Забалуев: (с гордостью поглаживая тарелку) Наша расейская глина – это вам не какой-то дрезденский фарфор! Модестыч: (грустно выбирает осколки из недоеденного поросенка) Самое вкусное пропало – хрустящие ушки… (Лушка под одобрительный гогот завсегдатаев трактира запрыгивает Михаилу на спину и молотит его кулаками.) Владимир: Ну, повеселились, и будет! (вдвоем с Александром стаскивают Лушку с Михаила) Наш друг тебе не стиральная доска! Чей-то пьяный голос: Мужики, нашу Лушку обижають! (Мужики, побросав кто карты, кто гармошку, кто стакан, набрасываются на троих друзей, переодетые жандармы по столам бегут спасать его высочество. Начинается всеобщая свалка. Мелькают озверевшие рожи, кулаки и сапоги под аккомпанемент воплей: «Нашу Лушку не трожь!» и «Господа, где мой пистолет?») Бледный Модестыч съезжает под стол, Забалуев ловит его за шиворот и возвращает на место. Забалуев: Чего испугался, гусь курляндский? Модестыч: (икая) Так ведь не каждый день на твоих глазах престолонаследника убивают! Забалуев: (с беспокойством глядя на все разрастающуюся кучу малу) Тут как бы нас самих не убили!.. Трактирщик: (испуганно крестясь, собирает со столов посуду) Опять ведь всё перебьют, черти окаянные! Владимир: (выползая из-под груды барахтающихся тел) Берегись! (разряжает пистолет в потолок) Михаил: (выныривая с другой стороны) Всех порешу! (с рычанием извлекает два пистолета) Мужики: Спасайся, кто может! (Бросаются врассыпную, между ними мечется растрепанная Лушка, Михаил для острастки стреляет поверх их голов, толпа с ревом устремляется к дверям, застревает там и вываливается на улицу вместе с дверными косяками. На полу посреди опустевшего трактира сидит Александр, из раны на голове хлещет кровь.) Михаил: (вмиг протрезвев) Вы живы, ваше высочество? Владимир: (ощупывая голову цесаревича) Череп цел, а кожу доктор Штерн заштопает. Надо только рану обработать… (умывает Александра водкой) Александр: (отбирает у него графин) Вы слишком расточительны, барон… (отхлебывает из горлышка) Это был незабываемый вечер… (засыпает, привалившись к ножке стола) Михаил: (с облегчением возвращаясь в пьяное состояние) Чудесный вечер… (всхрапнув, роняет голову на плечо Александра) Владимир: И ничего не чудесный… (вытаскивает графин из рук Александра) Сколько водки осталось… (пытается допить, но на третьем глотке валится рядом со своими собутыльниками) Григорий: (заглядывая в выбитую дверь) Домой, барин? (в ответ громкий храп) Значит, домой… (со вздохом перекидывает хозяина через плечо, его друзей сгребает за шиворот и тащит всех троих к выходу, жандармы трусят следом). Из огуречной бочки выбираются Модестыч и Забалуев. Модестыч: (озираясь по сторонам) Кажись, миновало… Забалуев: (снимая с лысины прилипший лист хрена) Ты всё видел? Модестыч: Где же видел, когда щелка против вашего носа была! Забалуев: Много ли носом увидишь? Модестыч: (разочарованно) Что же мы его высокопревосходительству напишем? Забалуев: Придется приврать… хоть как ни привирай, действительность всё одно хуже окажется. Модестыч: (поддакивает) Мой хозяин на такое горазд, чего нам, порядочным людям, и в кошмарном сне не примерещится! Трактирщик: (ползает по полу, подбирая оброненные во время драки монеты) Почаще б такие драки-то… (натыкается на золотые часы и воровато сует их за пазуху) Жаль, бумажные деньги в карманах застревают!
Царапка: Gata пишет: Голос из-под коробок: (недовольно) И почему всем моим знакомым дамам и девицам так нравится болтать о Корфе? Вот это прелестно!
полная версия страницы