Форум » Альманах » "Хроноход барона Корфа" » Ответить
"Хроноход барона Корфа"
Gata: Иронически-фантастическая повесть в двух частях. Примечание: прода по графику, автора не шантажировать
Ninel: Роза пишет: Это счастье перепало только мадам Бенкендорф. С мадам Бенкендорф (Донец-Захаржевской) любопытный эпизод. Граф безусловно не лжет, Википедия тоже.
Gata: Ninel пишет: Граф безусловно не лжет, Википедия тоже Будем разбираться, что к чему. Мяурси всем за интерес!
Светлячок: Ninel пишет: Граф безусловно не лжет, Википедия тоже. Нинель, я тебе так скажу. Захаржевская или еще там кто, а БиО форева и все дела.
Алекса: Баритон из Большого театра... С такой осанкой, как у Бени, можно выглядеть импозантным в любой одежде. А почему Ольга постоянно цепляет графа? Так и норовит его куснуть. Жду появления ревница Александра в самый разгар ресторанных событий. На Бене все-таки пыль веков, а Алекс - свой, родной. А ревность лечится хорошим ударом по голове.
Светлячок: Алекса пишет: А почему Ольга постоянно цепляет графа? Так и норовит его куснуть. Вот ты странная чукотская девочка. Почему, почему... От любви-с. Каждая, как умеет, так и выкручивает мужчине руки. Алекса пишет: А ревность лечится хорошим ударом по голове. Гы, из Бени выйдет превосходный лечащий врач для Сани.
Gata: Записываю в тетрадку пожеланий - трепка для Сани
Роза: Алекса пишет: На Бене все-таки пыль веков, а Алекс - свой, родной. Да-да, угу-угу. Ты не забыла о профессии Ольги?
Gata: Лифт взлетел на восемнадцатый этаж раньше, чем мой зануда-спутник успел рассказать, что на похожих подъемниках подавали во дворце горячие блюда с кухни к императорскому столу и – исключительно в сплетнях обывателей – арестантов Третьего отделения в пыточный подвал. – Существует в нашем веке что-то, способное вас удивить? – хмыкнула я. – Вы. – Надеюсь, это комплимент, – недолго повозившись с ключами, я распахнула дверь в квартиру, приобретенную год назад. Наше с Сашкой не состоявшееся семейное гнездышко. Ему не нравилось, что я хочу иметь собственное жилье, а я не хотела от него зависеть материально, потому и сжигала теперь каждый месяц в ненасытной пасти гидры по имени Ипотека бóльшую часть доходов. – Мне никогда прежде не доводилось встречать таких женщин, – граф переступил порог вслед за мною. – Каких? – заинтересовалась я, приготовившись услышать много лестных слов об уме и независимости, которыми редко блистали дамы позапрошлого века. – Таких красивых. Мне пришлось собрать все нервы в кулак и завязать их бантиком, чтобы не хлопнуть несносного жандарма по голове сумкой, набитой его золотыми полуимпериалами. Рассуждать о моей неземной красоте, словно о кухонном подъемнике! – Вы напрасно мне льстите, все равно я с вами в ваш девятнадцатый век не поеду. – Ради вас любой мужчина счастлив был бы поселиться в двадцать первом, – не давал он мне передышки, словно нарочно копил все эти комплименты, прикидываясь букой, чтобы выплеснуть их на меня в самый неподходящий момент. И ему, разумеется, придется об этом пожалеть. – Красивые женщины заставляют себя долго ждать, – прожурчала я грудным контральто, настраивая телевизор в гостиной на один из новостных каналов и вручая Бенкендорфу пульт. – Вы успеете узнать много интересного, Александр Христофорович. «Куда хозяин, туда и лакей! – бурлило всё во мне, когда я расшвыривала в гардеробе вешалки с нарядами, подыскивая адекватный моей мести. – Наверно, и в той жизни на пару бегали по фрейлинам или по оперным певичкам!..» Выдернув из вороха модных европейских брендов черное платье с глубоким вырезом на спине, привезенное из последней поездки в Лондон и еще ни разу не выгулянное в свет – повода не было, – я неспешно направилась в душ, потом засела перед зеркалом. С таким вдохновением я не наводила красоту еще никогда. Забытая Сашкина фотокарточка на туалетном столике взирала на меня с немым укором, я столкнула ее на пол и ногой отшвырнула в угол спальни. Дверь была неплотно закрыта, и до меня доносился сквозь монотонный телебубнеж сердитый баритон Бенкендорфа, костерившего на все корки каких-то клопов, которых надо вытравливать из Москвы, как французов – пожарами и морозами. – Не жаль вам творений ни Фрязина, ни Ле Корбюзье… да вы просто Герострат, господин граф, – пробормотала я, колдуя над прической. Воткнула в волосы прабабкин эгрет с сапфирами и победно улыбнулась своему неотразимому отражению в зеркале. В это время мобильный телефон вновь прорезался Сашкиной истерикой, я отправила его в угол к фотокарточке, усмехнувшись вслед: «Сегодня ты прав, как никогда, милый!» – и выплыла в гостиную. Я ожидала, конечно, произвести впечатление, но не такое сокрушительное. Оцепенеть, окостенеть, превратиться в соляной столб, прирасти к дивану – все эти и еще десятка два им подобных выражений я успела мысленно посмаковать, упиваясь каждым оттенком, как томно тающей на языке коньячной вишней в шоколаде, пока шеф жандармов молча на меня смотрел. – Что творится в мире, Александр Христофорович? – насладившись долгой паузой, кивнула я на голубой экран. – Кажется, мир катится в тартарары, – отмерев, но все еще деревянным языком пробормотал граф. – Туда ему и дорога! – сделала я небрежно-роскошный жест. – Едем? Мы приехали в «Cattani», который славился отличной европейской кухней и джазом. Если господину жандарму не понравится саксофон – вечер будет испорчен у него, а не у меня. Но Бенкендорф мужественно выдержал и этот удар, пошутив, что имей он такую «батарею» под Девентером в 1813 году, ему бы не пришлось размышлять, как взять город без потерь. – Стены пали бы сами, как Иерихонские? – засмеялась я. Шампанское ударило в голову, я купалась в музыке и внимании мужчин, струящемся на меня, веселя и будоража, из-за всех соседних столиков, и видела, что мой спутник тоже замечает эти совсем не скромные взгляды, отчего становилось еще веселее. Сашка уже изнылся бы, исстрадался и поминутно теребил телефон, чтобы вызвать такси. – Вам здесь нравится? – спросила я, глядя на графа сквозь льдистые огоньки в бокале. – Очень нравится, – улыбнулся он мне в ответ. Вечер набирал обороты. Парочки потянулись на танцпол, и возле нашего столика возникли, один за другим, два кавалера – отчаянно привлекательные молодые мачо, у которых, судя по сытому и самоуверенному виду, всё в жизни было хорошо, недоставало только потанцевать со мной. Я задумалась, кого из них осчастливить, но граф меня опередил: – Простите, господа, дама уже приглашена, – заказал оркестру вальс, и мне ничего не оставалось, как подчиниться жандармскому натиску. Едва ли я что-то запомнила из этого танца – пол завертелся и ушел из-под ног, грохот оркестра, ударившего по бедному Штраусу джаз-импровизацией, утонул в водовороте ресторанных огней, – и только теплая мужская ладонь лежала на моей спине с возмутительной уверенностью. Любые мои попытки избавиться от галантного гнета приводили к тому, что ладонь прижималась крепче, и я в конце концов бросила с ней спорить, отдавшись этому безумному водовороту, но, лишь вошла во вкус, как внезапно всё остановилось, и после короткой тишины раздались оглушительные аплодисменты. Оказалось, что мы вальсировали одни, в большом кругу, образованном танцорами, которые предпочли перевоплотиться в зрителей, а также примкнувшими к ним едоками, которые забыли про свои разносолы. Рукоплескали даже саксофонисты на эстраде. Мой партнер поцеловал мне руку, сдержанно поклонился публике, и мы вернулись за столик. – Как вам удается скрывать такой темперамент? – спросила я, отдышавшись. – Простите, Ольга, я давно не танцевал. – Простите – не верю! – засмеялась я, из-под ресниц мельком оглядев зал. Многие поспешно прятали мобильники с видеокамерами. – Завтра мы побьем все рейтинги популярности на Rutube. – Что это? – граф непонимающе приподнял бровь. – Что-то вроде иллюстрированной колонки для светских сплетен. – Это может доставить вам неприятности? – деликатно попытался прощупать он почву на предмет наличия соперника. Pardonnez-moi, ваше сиятельство, пусть это останется для вас загадкой. – Только если бы у меня сломался каблук. Не люблю попадать в кадр неаккуратной. Мой кавалер чуть наклонился через столик, теплом улыбки норовя проникнуть мне под кожу: – Кто бы обратил на это внимание, глядя на вас? За свою репутацию он, конечно, не беспокоился, где бедняжке графине Бенкендорф узнать о похождениях супруга в 21-м веке. Наверное, расшивает ему бисером комнатные туфли, поджидая из очередной отлучки, носит чепец и ворчит на прислугу. В википедии не было ее портрета, только возраст – без каких-то пяти лет ровесница благоверного. Пусть старушка спит спокойно, я не собираюсь красть у нее мужа. Впрочем, жалеть об этом вечере тоже не собираюсь. Мы с графом еще несколько раз танцевали, пили шампанское, спорили о Мольере и Мицкевиче – угрюмый жандарм оказался начитанным и остроумным собеседником, хоть и непоправимо зацикленном на цензуре, – переворошили уйму культурных пластов, даже успели повздорить из-за раздела Польши и просидели в ресторане до самого закрытия, а потом – гулять так гулять! – отправились по ночным клубам. В одном из них Бенкендорф выиграл на бильярде десять тысяч и был страшно доволен, что может расплатиться за коктейли из собственного кармана. Везде он держался спокойно и уверенно, без хамства подчеркивая, что я – его дама, галантно целовал мне руку, но больше никаких вольностей себе не позволял. Даже в такси по дороге домой. Джентльмен до кончиков бакенбард. А у меня, между прочим – мужефобия в острой стадии. Кофе я подала в библиотеку, служившую мне заодно и кабинетом, и куда я обычных гостей не пускала, предоставляя им пастись в гостиной. Бенкендорф этого моего правила не знал и не почувствовал перемены в статусе. За минувшую ночь он и так превратился из Александра Христофоровича в просто Александра, что было уже за гранью моих правил. И вообще за гранью разумного. Граф между тем прохаживался между шкафами, изучая корешки книг на полках и старинные портреты на стенах. – Пан Станислав Калиновский? – остановился он возле одного. – Вы были с ним знакомы? – удивилась я. – Скверный человек, – поморщился он. Жандармское занудство воистину неистребимо. – Чем же вам не угодил мой предок? – в свою очередь состроила я кислую гримаску. – Погодите, догадаюсь – пресловутый польский вопрос, не так ли? – Извините, – пробормотал граф без капли раскаяния в голосе, – я не знал, что пан Калиновский – ваш родственник. – Весьма отдаленный, – сердито буркнула я. Семейные хроники отзывались о пане Станиславе тоже не самым лестным образом, упоминалось даже о подделке каких-то бумаг, но не отдавать же память предка на съедение твердолобому жандарму! Не знаю, что бы я с ним сделала, если бы он помянул недобрым словом и мою злосчастную прапрапрабабку Ольгу – кстати, племянницу пана Станислава, – возможно, разбила бы об его голову фамильный фарфоровый кофейник и пристукнула фамильным же серебряным подносом. К счастью, граф оставил моих предков в покое, и семейные реликвии не пострадали, но пробежавшая между нами кошка испортила приподнятое после ночных подвигов настроение. Да и кофе я впервые в жизни сварила невкусный. Не иначе, как ревнивая графиня Бенкендорф толкала под руку. – Я никогда не видел Петербург с такой высоты, – сказал граф, подойдя к окну. – С Исаакиевского собора вид гораздо лучше, – пробурчала я, к нему спиной. – Собор еще не достроен, на нем только возводят купол. – Из какого же вы пожаловали к нам года? Из тысяча восемьсот тридцать пятого? – надо же когда-то выяснить, на сколько конкретно лет вперед угораздило перенестись государя-императора и шефа жандармов. – Из тридцать восьмого, – ответил он. Я вспомнила годы его биографии и невольно поежилась. Успел ли узнать он сам?.. – Да, мне осталось жить всего шесть лет, – проронил Бенкендорф, словно подслушав мои мысли. – И вы говорите об этом столь спокойно?! – повернулась я к нему, потрясенная. Он целую, наверно, минуту с улыбкой смотрел мне в глаза. – Теперь я должен успеть сделать за эти шесть лет больше, чем смог за всю жизнь. – Глупости, никому вы ничего не должны! Оставайтесь здесь, у нас другой отчет времени, продвинутая медицина. Я помогу вам устроиться консультантом хоть в Эрмитаж, хоть в Британский музей, да вас куда угодно возьмут на любых условиях! Матка боска, что за чушь я мелю!.. – Вот это намного важнее, – похлопал он ладонью по двухтомнику российской истории. – Отдайте эти книжки его величеству, пусть он сам заботится о судьбе империи! Что, у него других министров нет? – С ними он уже проиграл Крымскую войну. – А вы один, конечно, поможете выиграть! Да у вас мания величия! Вас лечить надо, принудительно! – А вы сегодня еще красивее, чем вчера, – граф хотел поцеловать мне руку, но я сердито ее отдернула. «Ну и возвращайтесь к вашей старой грымзе, никто не собирался вас упрашивать!» И сдуру чуть не разревелась. – Ольга… – шагнул ко мне. Тут, кстати или некстати, раздался хлопок входной двери, и я, все еще в полугневе, в полупанике, выбежала в прихожую. Продолжение следует.
Алекса: Светлячок пишет: Почему, почему... От любви-с. Я думаю, пока рано говорить о любви. Сильный взаимный интерес. Роза пишет: Ты не забыла о профессии Ольги? Про антиквариат помню. Gata пишет: – Мне никогда прежде не доводилось встречать таких женщин, – граф переступил порог вслед за мною. Граф меня приятно удивил. Я, ка ки Ольга, думала, что он скажет что угодно другое, а вышло красиво. Gata пишет: «Сегодня ты прав, как никогда, милый!» – и выплыла в гостиную. Ольга кого угодно с ума может свести. Gata пишет: Тут, кстати или некстати, раздался хлопок входной двери, и я, все еще в полугневе, в полупанике, выбежала в прихожую. Это Александр! Гата, я вся - внимание.
Корнет: Чего-то такого я и ждал! Александр Христофорович умеет держать удар не только от противника.
Lana: Какой танец вышел, живо представляется. Красиво и чувственно. Начала задумываться, а действительно, как Бенкендорфу и Ольге быть вместе? Трагического финала с расставанием не предполагаю и мысленно перебираю варианты. От того, что Ольга сыграет в прошлом роль Донец-Захаржевской, до совершенно немыслимых. В общем, любопытство разыгралось не на шутку.
Gata: Алекса, Корнет, спасибо за отзывы! Алекса пишет: Ольга кого угодно с ума может свести Это и не давало им с Саней спокойно жить )))) Корнет пишет: Александр Христофорович умеет держать удар не только от противника Богатый жизненный опыт :) Алекса пишет: Это Александр! Почем сразу Александр? Может, сквозняк
Алекса: Gata пишет: Почем сразу Александр? Может, сквозняк Ставлю на Александра. Когда можно ожидать продолжения?
Эйлис: Ждем явления Сани Вечер в ресторане и после - потрясающий Я бы тоже так погуляла
Gata: Упс, я с этим нюкционом совсем забыла про Хроноход Спасибо, что напомнили, счас кидану очередной кусманчик :)
Gata: На пороге топтался Сашка с огромным букетом моих любимых белых роз. Сашка, у которого я во всей этой кутерьме с выяснением отношений, командировкой в Лондон и нарышкинским серебром забыла забрать ключи от квартиры. – Здравствуй! – растекся он в широкой счастливой улыбке. А у меня даже злиться на него сил не осталось. – Зачем ты пришел? – Я пришел… – он попытался всучить мне цветы, но так как я не шевельнулась их взять, по-хозяйски протопал на кухню, налил там воды в графин, сунул в него букет и вернулся ко мне: – Я пришел сказать – давай начнем всё сначала! По-настоящему. – А раньше – что, было не по-настоящему? – усмехнулась я. – Раньше была глупость, дурость, белиберда какая-то, давай всё забудем! Я много думал о нас с тобой, Оля, и понял одно, главное: когда самая лучшая девушка на свете тебя любит, всё остальное должно быть неважно… ведь ты меня еще любишь? Я молчала. Тогда он достал из кармана алую бархатную коробочку с пижонским вензелем на крышечке – переплетенные в сердечках буковки «А» и «О», – открыл и протянул мне на ладони: – Оля, выходи за меня замуж! Под крышечкой были, как им и положено, обручальные кольца. Наверно, с гравировкой: «Саша + Оля = любовь навек». – Я не создана для роли жены. На меня обращают внимание слишком много мужчин. Сашкины глаза привычно налились кровью, но ему каким-то чудом удалось остановить ядерную реакцию. – К черту их всех! – А мои командировки? – Я привыкну, обещаю! – Сашка, у меня на ушах мозоли от твоих клятв, – проронила я устало. – Давай, наконец, поставим точку в этой белиберде, как ты ее назвал, и отдай мне ключи от квартиры. – Что? – Отдай мне ключи от квартиры, – повторила я. – Впрочем, можешь оставить на память, я сегодня же сменю замки. И тут его прорвало. – Так это правда, что ты вчера тусовалась в «Cattani» с каким-то папиком?! Я расхохоталась. Смех был нервный, но Сашка вообразил, что я смеюсь над ним. – Ты ведь это делаешь нарочно, да? – чуть не плача, заорал он, схватив меня за плечи. – Клеишь всех подряд? Скажи, кого ты себе нашла? Он лучше меня в постели? У него больше бабла? Сколько их еще у тебя? Пять? Двадцать? Тебе всегда было мало одного меня, тебе надо, чтобы все мужики пускали на тебя слюни! – Ты такой дурак, – сказала я, – что даже пощечины не заслуживаешь. – Ты… ты… – рычал Сашка, терзая шелк у меня на плечах. Мне вдруг до слез стало жаль этого платья, и совсем не потому, что оно было новое, дорогое и сногсшибательно красивое. Ведь именно в нем… – Отпустите мадемуазель Ольгу, сударь, – прозвучал справа от нас голос с металлическими нотками. – Ааа, вот и папик прихромал! – Сашка перестал жулькать мое платье и набросился с кулаками на Бенкендорфа. Тот перехватил его руки на ближних подступах, скрутив их неизвестным мне приемом, но вдруг изменился в лице и пробормотал обалдело: – Ваше… высочество?! Сашка воспользовался его коротким замешательством и боднул головой в скулу. Я метнулась в кухню за графином с розами и выплеснула их вместе с водой на вошедшего в раж Отелло, стараясь, чтобы меньше угодило на моего защитника. – Охладись, dureń! Никакое он не высочество, он по ошибке забрел в квартиру, в которой больше не живет. – Значит, я могу спустить его с лестницы? – спросил Бенкендорф, сгребая мокрого брыкающегося Сашку за шиворот и рукав. – Да что вы разводите тут реверансы?! – разозлилась я. – Вы и у французов в двенадцатом году спрашивали разрешения? – Простите, я боялся, что вам это будет неприятно, – сказал он и уже без вежливых пауз выволок Сашку за дверь, заткнув растрепанные розы ему за шиворот. Ритмичный грохот с лестничной клетки возвестил, что кое-кому пришлось сосчитать ступеньки. Я подняла с пола упавшую коробочку с кольцами, змея-меланхолия уснула навеки. Перешлю их Сашке вместе с фотографией через курьерскую службу и сотру его контакты в телефоне и Интернете. – Вы хорошо себя чувствуете? – спросил вернувшийся граф. – А вы? О матка боска! – всполошилась я, увидев его багровую скулу, уже начинающую наливаться фиолетовым. – Надо приложить лед, чтобы не было синяка. Он покорно позволил произвести над собой все необходимые манипуляции. – Погодите, подложу полотенце. Пощадим хотя бы ваш пиджак. – В девятнадцатом веке справлю новый мундир, – пошутил Бенкендорф. – Сашка в самом деле похож на его высочество? – проснулось во мне любопытство. – Одно лицо. – Чудны дела твои, Господи… Ох, у вас еще и губа разбита! В хорошеньком же виде я вас верну… – с языка чуть не сорвалось – «жене», – …современникам. – Должен я хоть что-то увезти на память, если вы не позволяете увезти вас, – он поцеловал мои пальцы, державшие пузырек с обеззараживающей жидкостью, и я едва не опрокинула содержимое пузырька ему на галстук. Мои колени касались его колен, прядь моих волос, выбившись из растрепанной прически, упала на его руку, которой он прижимал к синяку на скуле кулек со льдом, как будто все наши части тела, прикрытые и неприкрытые, только и старались найти общее занятие. Не дать ситуации превратиться из двусмысленной в катастрофическую помог трезвон городского телефона. – Вы про нас не забыли? – спросила Натка. – Обзвонилась тебе на мобильный, абонент недоступен, как президент. – Забыли, – покаянно ответила я. Подружка засмеялась. – Нет, я не прочь побыть с Николашей в заточении еще денек-другой, если нам подкинут провизии, но Дюсик вот-вот должен прикатить из Брюсселя. – Только не говори, что тебя заела совесть. Подружка издала на другом конце провода глубокий вздох. – Я буду ему образцовой женой. – А он уже идеальный муж: покладистый и почти всегда в отъезде. – Ты все-таки ужасная злюка, – шутливо обиделась Натка. – Бросайте все ваши дела, Николаша соскучился по свежему воздуху. – Надо ехать, – повернулась я к графу, положив трубку. – Вот ключи от квартиры вашей подруги, – вытащил он из кармана обе связки. – Я только захвачу, с вашего позволения, книги. – А я надену что-нибудь более практичное. Словно мы и не побывали только что на волосок от катастрофы. Хотя с чего я вообразила, что он тоже боялся рухнуть в эту пропасть? Такие авантюристы, как граф Бенкендорф, склонны жалеть скорее об упущенной минуте, чем о том, что ею воспользовались. «И он достаточно налюбовался на мою голую спину», – подумала я, втискиваясь в джинсы и в толстый свитер. Продолжение следует.
Эйлис: Какая классная встреча Ольги, графа и Сашки получилась. Много тонкостей, которые ловятся именно воображением, хоть и не прописаны в тексте. Мне очень понравилось. Так же понравилась фраза Наташки об Андрее. Не знаю уж чем все закончится, но на данный момент я в восторге от событий и героев. Катя -
Ninel: Меня томят 6 лет жизни, отпущенные графу. Пронзительно описан момент осознания. У меня в глазах защипало. Только АФ хотел сказать что-то важное и нате вам - Александр на пороге. Gata пишет: – Должен я хоть что-то увезти на память, если вы не позволяете увезти вас, Может быть, стои увезти? Не могу поверить, что при существовании графини Бенкендорф граф стал бы "клеиться" к Ольге. Он совершенно другой человек.
Gata: Спасибо за интерес Эйлис пишет: Много тонкостей, которые ловятся именно воображением, хоть и не прописаны в тексте Читательская фантазия - большое подспорье ленивым авторам Ninel пишет: Меня томят 6 лет жизни, отпущенные графу Ну что поделать, если так написано в Википедии Ninel пишет: Может быть, стои увезти? Не могу поверить, что при существовании графини Бенкендорф граф стал бы "клеиться" к Ольге. На Ольгу это нормальная реакция у всех мужчин, вне зависимости от семейного положения :)
Алекса: Gata пишет: когда самая лучшая девушка на свете тебя любит, всё остальное должно быть неважно… ведь ты меня еще любишь? Как говорит моя тётя при виде подобных индивидусов: "Нда, персонаж...". Но ужасно смешно. Александра затопчут на лестнице и его мне всё равно жаль. Ninel пишет: Может быть, стои увезти? Такой хитрюга умыкнёт и не поморщится.
полная версия страницы