Форум » Альманах » "ТРОЯ" » Ответить
"ТРОЯ"
Роза: ТРОЯ Театральный роман Роли исполняют: Gata – Николай, Александр, Бенкендорф, Нарышкина, Нессельроде и члены кабинета министров, Андрей, Оболенский Роза – Шарлотта, Ольга, Натали, Михаил, Шишкин, Жуковский P.S. Рождественский подарок. [more]Сюжет и диалоги являются авторской собственностью. Любое использование вне нашего форума, только с согласия авторов. [/more]
Роза: Lana пишет: Что-то будет дальше Что-то точно будет. Светлячок пишет: Влюбленный Беня и восхитительная недотрога панна Ольга И когда это Ольга была недотрогой? Ты ее с другой героиней не перепутала?
Светлячок: Роза пишет: Светик, мы ничего подобного не писали. Я зрю в корень и читаю между строк. Портреты Менелая и Париса будут?
Gata: Светлячок пишет: Портреты Менелая и Париса будут? А что его пробовать, сало як сало (с)
Светлячок: Дамочки, давайте ближе к телу. Т.е. мужские портреты и прода!
Корнет: Gata пишет: Пан граф рисовал его сердцем Так вернее краски ложатся :) Светлячок , в коллажах Гаты есть граф в образе Менелая. Почти.
Gata: Корнет пишет: в коллажах Гаты есть граф в образе Менелая. Почти Древнеримская мода вроде схожа с греческой, но нюансы имеются :)
Светлячок: Нашла. Gata пишет: Древнеримская мода вроде схожа с греческой, но нюансы имеются Мы не историки, придираться не станем.
Gata: А на фоне - руины типо Трои )))))))
Алекса: От портрета Ольги глаза невозможно отвести. Я была бы признательна за портрет Париса. Спасибо за продолжение. Маятник судьбы уже качнулся, но понимает это пока только Бенкендорф. Скорее даже не понимает, а чувствует и страшно этому не рад.
Gata: Кто тут портрет Париса хотел :)
Роза: Чубчик кучерявый.
Gata: Роза пишет: Чубчик кучерявый И осанка царственная
Gata: Сцена 14. Бенкендорф: (в сотый раз перечитывает записку, найденную в кармане мундира – здравый смысл подсказывает, что произошла какая-то ошибка, но вопреки здравому смыслу жадно хочется, чтобы слова безымянного послания были адресованы именно ему; за – бессонные ночи и короткое случайное прикосновение прохладного шелка, обжегшее огнем, против – всё на свете; он даже не уверен, ее ли рукой написана записка, и не ждет ли его ловушка злобного шутника, обрадованного найти у всесильного шефа жандармов ахиллесову пяту; некоторое время еще колеблется, борясь с сомнениями, усмехается над ними - как мальчишка, право слово! - и решительно направляется к указанному в записке месту свидания) Ольга: (как только удалось освободиться у императрицы, не теряя ни минуты, поспешила в кулисы Эрмитажного театра, сердце бьется, ожидая встречи с любимым; она соскучилась, истомилась и замерзла, но терпеливо ждёт, пристроившись среди декораций на дорической колонне, лежащей среди прочего реквизита; послышались шаги, мелькнули эполеты – радостно устремилась навстречу) Саша! Бенкендорф: (предпочел бы услышать смех хора злопыхателей, чем это пылкое «Саша!», обращенное к другому; загадка разъяснилась, увы, однако отступать некуда, подходит к полячке) Добрый вечер, Ольга Адамовна! (целует руку) Ольга: (на секунду опешила, но тут же отняла руку) Для меня он перестал быть таковым при вашем появлении, пан граф. Не стану спрашивать, что вы здесь делаете – я прекрасно это знаю! Какая честь. Император доверил слежку за мной самому начальнику Третьего отделения. Бенкендорф: (с горькой иронией – конечно, какие еще мысли может внушить молодой красивой женщине появление шефа жандармов; но, понимая, что и она разочарована, и вероятно, гораздо сильнее, чем он, пытается обратить недоразумение в шутку) Разве не вы сами хотели меня видеть, Ольга Адамовна? (протягивает записку) Ольга: (недоверчиво берет записку, читает и хмурит брови – не похоже, что генерал притворяется, но как он посмел подумать, будто записка предназначена ему!) Тот, кто подбросил вам записку, обладает незаурядным чувством юмора. В следующий раз ищите более надежных осведомителей. (рвёт записку пополам и бросает под ноги, поворачивается, чтобы уйти, но ремешком сандалии цепляется за гвоздь, торчащий из недостроенной декорации – тонкая кожа рвется и полячка оказывается разутой на одну ногу) Dziekuje bardzo! Теперь, по вашей милости, мне придется идти босиком! Бенкендорф: (оценив размеры катастрофы, с легкой улыбкой) Я готов вас отнести, куда прикажете. (сейчас она влепит ему пощечину и будет совершенно права, а он не хочет взять назад ни слова) Ольга: (изогнув бровь, смотрит графу в лицо, а после начинает заливисто смеяться) Вы всегда выходите сухим из воды? За подобную дерзость я придумала для вас другое наказание. (звеня браслетом, ногой пододвигает сандалию к Бенкендорфу) Сделайте же что-нибудь. Я читала, что греческие цари владели разными ремеслами. Бенкендорф: (вместо пощечины – звонкий смех и наказание – как награда, - слишком много для человека, не надеявшегося даже на встречу; с трудом скрыв охватившую его радость) Приложу все силы, чтобы искупить мою вину. (заметив, что Ольга едва удерживает равновесие, не решаясь поставить босую ступню на пол) Сядьте, так будет удобнее. (помогает ей сесть на бутафорскую колонну и поднимает легкую сандалию, еще теплую теплом стройной ножки, которую невозможно не желать поцеловать хотя бы в мечтах) Вы слишком добры, Ольга Адамовна (улыбается), вам ничего не стоило отправить меня к Гермесу за летучими сандалиями. Ольга: (садится, поежившись) Гермес давно продал свои сандалии рыжеволосой Андромахе. Нет уж, чините сами, пан Менелай. Только извольте побыстрее. Здесь очень холодно. Бенкендорф: (поняв, что счастьем неожиданного свидания обязан проискам одной из фрейлин, искренне признателен интриганке, но, спохватившись, корит себя за радость, которую сейчас испытывает только он; мрачнеет при мысли, каким было бы это свидание, явись на него тот, кого ждали, но заставляет себя улыбнуться) Прошу простить меня за новую дерзость, мадемуазель… (снимает мундир и мягко, но решительно набрасывает Ольге на плечи, чуть задержав на них руки – на какие-то доли секунды, чтобы она не успела заподозрить в этом жесте ничего, кроме заботы; внутренне вздохнув, однако голос по-прежнему шутлив) Хоть девушек в Лаконике воспитывали не менее сурово, чем юношей, дочери Зевса и царице не подобает мерзнуть, как простому спартанцу. Ольга: (какой смысл сопротивляться и возмущаться – они здесь одни, с мундиром на плечах её окутало тепло и что-то еще, чему она не нашла объяснение) Dziekuje. (какое-то время проходит в молчании, из-под ресниц наблюдает, как граф возится с кожаными ремешками – еще несколько дней назад Ольга не смогла бы даже вообразить себе подобную ситуацию) Бенкендорф: (для бывшего кавалериста связать несколько порванных ремешков совсем нетрудно, куда труднее расстаться с сандалией и с ее владелицей, которая задержится здесь не дольше, чем чтобы еще раз проронить мелодичное «дзенкуе»; о чем теперь ее мысли, ему узнать не дано, как и нельзя поведать ей свои; какое счастье, что старик Гомер придумал Трою!) Вы знаете, где мы сейчас находимся, Ольга Адамовна? (обводит рукой нагромождение старых декораций, в полумраке похожих на обломки скал) На острове Фарос, куда нас по милости богини Афины забросило на обратном пути в Спарту. Ольга: (вздохнула) В этом есть что-то фатальное. Александр Христофорович, позвольте вас спросить, отчего вы согласились играть эту роль? Неужели находите оправдание слабости Менелая? Бенкендорф: (засмеявшись) Как и ему, захотелось разрушить Трою. (более серьезным тоном) Менелая привыкли считать слабым и даже глупым… но чтобы не побояться прослыть таковым, нужно иметь немало мужества. Впрочем, может быть, вы правы, Ольга Адамовна, и я просто пытаюсь оправдать моего героя. Ольга: (задумалась, водит по щеке кистью аксельбанта, ответ графа не светская геометрия слов - он так искренне полагает) Я отчасти завидую вам, Александр Христофорович. Для своей героини я не нахожу оправданий. Бенкендорф: (улыбаясь) Она искренне раскаялась (уже забыл свои комментарии к пьесе его величества) и, уж коли бедный обманутый супруг ее простил, простите и вы. Ольга: (резко) Нельзя любовью оправдывать подлость! Раскаяться в одной, и тут ж совершить другую, предав доверие близкого человека. (уже более спокойным тоном) Впрочем, Елена в этой пьесе слишком безрассудна, чтобы понимать последствия своих поступков. Бенкендорф: (о чем он размечтался, болван! пылкая и преданная, такая женщина никогда не изменит своему избраннику; ее слова вызывают в нем и восхищение, и боль, но не мечтать он уже не может; проглотив горький комок в горле) Глядя на вас на сцене, Ольга Адамовна, зрители едва ли вспомнят о безрассудстве Елены, но будут думать только об ее красоте, делающей безрассудными мужчин. (беспокоится, не сказал ли он слишком много) Ольга: (внезапно стало жарко, ни в одном жесте или слове Бенкендорф не был навязчив или несдержан, но женским чутьем она уловила - граф неравнодушен к ней; нарочито безразличным тоном) Вы закончили, пан граф? Бенкендорф: (сухой тон вернул с небес на землю, заставив его почувствовать себя почти вором) Да, Ольга Адамовна. Простите, что замешкался. (после секундного колебания опускается перед нею на одно колено и надевает сандалию на ножку, стараясь едва касаться нежной кожи пальцами, на кончиках которых, кажется, предательски колотится его сердце; затянув ремешки чуть менее ловко, чем мог бы в спокойном состоянии) Осмелюсь уверить, что следы починки не доставят вам неудобства. Ольга: (едва слышит, что ей говорит Бенкендорф, сидит боясь шелохнуться – скорее бы закончилась эта пытка для нее и для него, как только сандалия на ноге, тут же подскакивает, скидывая на руки графа мундир) Dobranoc, пан граф! (быстро уходит, но укорив себя за поспешность, возвращается) Dziekuje. (и как только оказывается вне видимости, почти бегом направляется в свою комнату) Бенкендорф: (не успел сказать в ответ ни слова, но ее поспешное, почти паническое, бегство всё сказало ему; поздно сокрушаться, ругать себя за несдержанность – он обнаружил перед ней свои чувства и лишился хрупкого доверия, которое только-только начинало устанавливаться между ними; больше она не захочет даже минуты говорить с ним после репетиций, не то, что остаться наедине, и стоит ли ее в этом винить? виноват он один – и в этом запоздалом на четверть века пыле, и в том, что не в силах с ним совладать) В отставку, что ли, пора? (усмехается невесело, понимая, что не станет просить ни о какой отставке, что завтра, и послезавтра, и через неделю будет являться на репетицию и украдкой ловить каждый жест, увы, не его Елены – что ему еще остается? Садится на бутафорскую колонну, которую недавно покинула полячка, в руках мундир, окутанный легким ароматом духов и воспоминаниями о недолгих счастливых мгновениях; взгляд падает на обрывки записки, поднимает их и разглаживает на ладони – зачем жаловаться на судьбу, сегодня она одарила его выше чаяний)
Gata: Сцена 15. Зимний дворец. Александр, расставшись с отцом, с которым они весь день провели на охоте, идет по коридору. Настроение, несмотря на богатые трофеи, меланхоличное. Надежды на то, что его величество, написав в назидание сыну пьесу, временно отступит от него с другими укорами, не оправдались. Николай Павлович много рассуждал о долге, о законе престолонаследования, об умении будущего императора подчинять себе слабости, а не подчиняться им. Александр: (сам с собой) Простите, отец, я понимаю, как вас разочаровал. Но Ольга – не слабость, не каприз, не быстротечная страсть. Все наши мгновения, ее улыбка, голос, ее руки, - я бы, наверное, смог жить без них, но, Бог мой, что бы это была за жизнь!.. Ежечасно вспоминать, чего лишился, принеся себя в жертву великой цели… отец, отец, ведь сами вы женились по любви! Зачем же вы меня хотите обречь одному лишь долгу? Вам посчастливилось, ваша избранница была принцессой. Но я венчал Ольгу в моем сердце и останусь верен моей королеве, даже если в гневе, отец, вы откажете мне от родины. У вас еще есть наследники, а у меня – только моя любовь. (сворачивает в галерею с античными бюстами, предвкушая найти в тайнике записочку от соскучившейся возлюбленной, но венок Цезаря пуст; разочарованно вздыхает) Нарышкина: (тут как тут – знала, что наследник не вернется к себе, пока не проверит тайник) Добрый вечер, ваше высочество! (книксен) Позвольте принести поздравления по поводу удачной охоты. Александр: Благодарю, мадемуазель. (против воли улыбается) Вы по-прежнему претендуете на право знать всё вперед всех? Нарышкина: (скромно потупив глазки) С Третьим отделением мне не соперничать, ваше высочество. Александр: Зато граф Бенкендорф не умеет так щедро делиться приобретенными сведениями. Нарышкина: (довольная, что цесаревич сразу захватил наживку) Как знать, быть может, Олли Калиновской повезло больше, чем прочим. Александр: (нахмурившись) При чем тут Ольга? Нарышкина: (сама невинность) Ваше высочество, мне бы не хотелось выглядеть сплетницей… Александр: Нет уж, любезная Катрин, будьте любезны до конца и расскажите, что знаете. Нарышкина: Я ничего не знаю, ваше высочество, я только видела… совершенно случайно… как граф Бенкендорф уединился с Олли после репетиции, за кулисами, почти в полной темноте… Александр: Как же вам удалось рассмотреть? Нарышкина: Мундир графа ни с чьим другим не спутать, как и прекрасную греческую прическу Олли. Злые языки утверждают, что это парик, но я им отвечаю, что они просто завидуют, у Олли роскошные волосы… Александр: (перебивает ее, в сильном волнении) Мадемуазель Катрин, граф Бенкендорф действительно был с Ольгой? (та утвердительно моргает рыжими ресницами) О чем они говорили? Нарышкина: Я не слышала, ваше высочество… мне было неудобно подойти ближе, ведь если люди уединяются, они явно не хотят, чтобы им кто-то помешал… а когда одним из романтических конфидентов оказывается шеф жандармов, лучше держаться еще дальше. Александр: Вы на редкость благоразумная девушка, мадемуазель Катрин. Спасибо, что ничего от меня не утаили. Нарышкина: (воркует нежным голоском) Счастлива служить вашему высочеству. Александр: Доброго вечера, мадемуазель. (царственно кивнув, удаляется) Нарышкина: (сияет) Сейчас он приступит к Олли с вопросами, той придется оправдываться, потом они, конечно, помирятся, но осадочек останется… а уж я постараюсь, чтобы его накопилось погуще и побольше! Сцена 16. Ольга: (Добежав до своей комнаты, закрывается на ключ и прислоняется к двери, пытаясь унять рукой рвущееся в ладонь сердце) Какая нелепость! Это невозможно! (но к чему себя обманывать, она видела и чувствовала, как её ступней касаются руки влюбленного мужчины) Я не давала графу ни малейшего повода и едва ли сказала ему больше, чем несколько слов. И что мне с этим делать? (немного успокоившись и поразмыслив) Бенкендорф слишком занят, чтобы его увлечение продлилось долго. Каких-нибудь пара недель и у шефа жандармов больше интереса вызовет очередное донесение. Матка Боска, репетиции! Александр: (взволнованный, подходит к комнате Ольги, толкает дверь – заперто, но она должна быть там, он знает это, чувствует, как и то, что ей должно быть сейчас очень плохо; им обоим сегодня пришлось несладко, но он решительно намерен покончить с их двусмысленным положением; стучит в дверь и негромко зовет) Оля! Оля, открой, это я. Ольга: (слышит долгожданный голос и открывает) Сашенька! (руки обвивают шею цесаревича) Александр: (крепко обнимает любимую, чувствует ее дрожь) Оля, Оленька… Родная моя, я всё знаю – отец прислал к тебе графа Бенкендорфа, а меня увез из дворца, чтобы я не помешал ему мучить тебя. (и в мыслях не допустил поверить намекам Нарышкиной на что-то другое) Что тебе довелось пережить… Но я больше не позволю – ни отцу, ни кому-то еще – отравлять наше счастье, любимая. Мы не будем ждать премьеры спектакля, это бессмысленно. Уедем завтра же, первое время нас приютит дядя Михаил, он полон к нам сочувствия, а потом обвенчаемся и навсегда покинем Россию. Ольга: Нет, нет, мой милый, граф оказался всего лишь жертвой глупого розыгрыша. Забудь, я не хочу говорить о нём. (прижимается к груди наследника) Сашенька, я поеду с тобой куда захочешь. Только прошу тебя, скажи о своём решении родителям. Я не хочу бежать тайно, как Парис и Елена. Любовь – не преступление. Пообещай мне, любимый. Александр: (немедленно забыв про Бенкендорфа, видит перед собой только бесконечно любимые глаза) Обещаю, родная! (нежно целует) Завтра утром я объявлю государю с государыней, что мы уезжаем, и увезу тебя отсюда, какие бы нам ни стали чинить препятствия! (проворачивает изнутри ключ в замке и подхватывает девушку на руки) Продолжение следует.
Lana: Gata пишет: Кто тут портрет Париса хотел :) Гибрид Блумчика и Алекса дал уморительный результат, глазенки такие круглые и жалостливые, мой пекинес с такими попрошайничает. И чуб волнист и буен. Вот Ольга и граф и объяснились, не проронив ни слова. Беспокоюсь за Катрин, надеюсь, она попадет не в Сибирь, я ее почему то мысленно Мишке определила, хотя, может тут и нет ничего.
Светлячок: Пять раз прочитала сцену 14. Не могу оторваться. Gata пишет: Ольга: (едва слышит, что ей говорит граф, сидит боясь шелохнуться – скорее бы закончилась эта пытка для нее и для него, как только сандалия на ноге, тут же подскакивает, скидывая на руки графа мундир) Dobranoc, пан граф! (быстро уходит, но укорив себя за поспешность, возвращается) Дзенкуе. (и как только оказывается вне видимости, почти бегом направляется в свою комнату) Gata пишет: В отставку, что ли, пора? (усмехается невесело, понимая, что не станет просить ни о какой отставке, что завтра, и послезавтра, и через неделю будет являться на репетицию и украдкой ловить каждый жест, увы, не его Елены – что ему еще остается? У меня сердце чуть не остановилось. Вижу еще сцены, но не могу их сейчас читать. Потом... Надо прийти в себя. Люблю вас.
Роза: Lana пишет: я ее почему то мысленно Мишке определила, хотя, может тут и нет ничего. Флюиды. Светлячок пишет: У меня сердце чуть не остановилось. А еще всё только начинается. Светик, ты уж заешь чем-нибудь сладеньким.
Gata: Lana пишет: Беспокоюсь за Катрин, надеюсь, она попадет не в Сибирь Беня-то к ней точно без претензий Роза пишет: Светик, ты уж заешь чем-нибудь сладеньким И платочком запасись :)
Алекса: Александр вовсе не смешной на портрете, а трогательный. Lana пишет: Вот Ольга и граф и объяснились, не проронив ни слова. Это так написано, что, согласна со Светлячком, сердце замирает. Ольга совершенно не ожидала от Бенкендорфа подобного. А ему и хочется и колется. Пытается сдерживать себя, но любовь очень трудно скрыть. Сцена 16 - моя самая любимая. спасибо за эту нежность и любовь, которая есть у Александра и Ольги. Я понимаю, что дальше будет дальше..., но здесь и сейчас я наслаждаюсь любимой парой. Александр решительный и далеко не робкого десятка. Такой не станем бегать за первой попавшейся юбкой как только любимая выскользнет за дверь.
Светлячок: Читала между лекциями и репетициями. Боже мой, какая Оленька юная и наивная. Сладкая девочка. Возможно, Саня действительно собрался отрекаться. Где-то я ему верю. В этой истории он преподнялся над собой. Только что-то мне подсказывает, что граф словит их еще на сборе вещичек.
полная версия страницы