Форум » Альманах » "В Багдаде все спокойно", юмор » Ответить
"В Багдаде все спокойно", юмор
Gata: Название: "В Багдаде все спокойно" Жанр: юмор Сюжет: не имеет никакого отношения к сюжету сериала, но характеры местами узнаваемы :) Примечание: написан в 2006 году
Ответов - 18
Gata: ВОСТОЧНАЯ ДРАМА или В БАГДАДЕ ВСЕ СПОКОЙНО Жил когда-то в славном восточном городе Багдаде молодой человек по имени Михмет-бек. Был он не красавец, но и не урод, умом не блистал, но и глупостью не отличался, врагов не имел и дом открытым для друзей держал. И жил бы он, не тужил, если бы в один прекрасный день не надумала сестра Наташ-ханум его женить. Наташ-ханум имела властный характер, и не нашлось бы во всем Багдаде, да что там в Багдаде – во всей Оттоманской империи! – человека, кто бы решился с ней спорить. Михмет-бек тоже спорить не стал, лишь спросил, когда и на ком он должен жениться. – Я тебя неволить не хочу, – сказала Наташ-ханум. – Выбирай невесту сам! А я приглядела для тебя целый букет: Айнюр-ханум, воспитанницу судьи Ивана-эфенди, Марьям-ханум, племянницу хранителя печати Али Жука и двух дочек Долгорук-паши – Сонай-ханум и Лизию-ханум. Женись на одной из них, или на всех четырех сразу – все девушки из уважаемых и богатых семейств, с которыми породниться честь немалая. – Да, – кивнул Михмет-бек, – и Долгорук-паша, и Иван-эфенди, и Али Жук люди почтенные и состоятельные, а вот красивы ли девушки? – Богатая невеста не может быть уродлива, – резонно возразила Наташ-ханум. – И все-таки я хочу, прежде чем жениться, посмотреть на невесту, – заупрямился Михмет-бек, – а то как бы кто-нибудь из этих почтенных людей не подсунул мне крокодила под чадрой. Наташ-ханум расхохоталась. – Да кто ж тебе невесту до свадьбы покажет? – и погрозила брату мундштуком от кальяна. – Выбирай, пока у тебя выбор есть, иначе через неделю я отправлю сватов в первый попавшийся дом! Михмет-бек вздохнул и покорился судьбе, однако решил воспользоваться подаренной ему недельной отсрочкой и обратился за советом к ближайшему своему приятелю Вован-беку. Вован-бек ему посочувствовал и сказал, что сам не торопится с женитьбой по той же причине – боится получить кота в мешке, то есть крокодила под чадрой. – Что же мне делать? – закручинился Михмет-бек. – Невесту смотреть! – Да кто же мне ее покажет? – повторил Михмет-бек слова сестры. Вован-бек высмеял приятеля за недогадливость и сказал, что на свете существует тысяча и один способ посмотреть на невесту без ведома ее родственников, надо только иметь достаточно ума, чтобы эти способы найти и достаточно храбрости, чтобы ими воспользоваться. – Храбрости мне хватит! – заявил Михмет-бек. – А способ мы сейчас придумаем, – сказал Вован-бек, подцепляя с блюда щепотку плова и отправляя в рот. – Можно проникнуть в дом, переодевшись торговцем, цирюльником или евнухом… – Что-то идея с евнухом мне не нравится, – сказал Михмет-бек. – Тогда воспользуйся самым простым и самым верным способом – подкупи слуг в нужном тебе доме! Ведь денег тебе не занимать, как и храбрости! – Что верно, то верно, – согласился Михмет-бек, – и того и другого у меня хоть отбавляй! – А так как я собираюсь принять участие в этом приключении, – продолжал приятель, – то несправедливо будет, если ты станешь платить только из своего кармана, давай поделим расходы пополам! – Ты собираешься смотреть на моих невест? – нахмурился Михмет-бек, опасавшийся не столько того, что Вован-бек увидит девушек, сколько того, что девушки увидят Вован-бека – тот был демонически красив, и Михмет-бек рядом с ним чувствовал себя, как мул рядом с арабским скакуном. Вован-бек, знавший о сокрушительной силе своей красоты, великодушно извинил менее красивого приятеля за его ревность, да еще и стал успокаивать: – Поверь, я иду с тобой вовсе не за тем, чтобы глазеть на твоих невест, а чтобы помочь тебе в случае опасности. Ведь если ты, мой друг, попадешь в беду, а меня рядом не окажется, я себе этого по гроб жизни не прощу! Растроганный самоотверженностью приятеля, Михмет-бек обнял его и сказал, что будет ему признателен – тоже по гроб жизни. Предприятие решили надолго не откладывать, памятуя, что хоть дней в оставшейся неделе и больше, чем имеющихся в наличии невест, однако неизвестно, как судьба распорядится, и лучше теперь поспешить, чем потом опоздать. – В чей же дом мы проникнем сначала? Может, к Ивану-эфенди? – предложил Михмет-бек. – Нет, начнем с Долгорук-паши! – сказал Вован-бек. – У него целых две дочери, да и дом ближе. – Может, в этом доме и закончатся мои сомнения, и я сразу выберу себе жену? – замечтался Михмет-бек. А Вован-бек в тот же день отправился на рекогносцировку к дому важного сановника Долгорук-паши, переодевшись звездочетом. Там он подкараулил молодого глупого евнуха Никиту, мало знакомого с коварством жизни, наплел тому с три короба, запугал беднягу лунным затмением и зелеными пятнами на Юпитере и выведал, что завтра у дочек Долгорук-паши банный день. Вован-бек живо смекнул, что в бане можно увидеть больше, чем в любом другом месте, и поспешил с новостями к ожидавшему его приятелю. – Нам надо лишь пробраться в купальню раньше, чем туда придут дочки паши с их прислужницами… – стал он излагать свой план. Ревнивый Михмет-бек опять помрачнел. – А если тебе не по душе, что я могу увидеть твоих невест во время купания, – усыпил подозрительность приятеля хитрый Вован-бек, – то я обещаю смотреть не на них, а по сторонам – чтобы предупредить тебя об опасности. Михмет-бек, подумав, согласился. На следующий день оба приятеля приступили к осуществлению своего замысла. Попасть в дом Долгорук-паши оказалось проще простого – только через высокий забор перебраться, на этот случай была припасена крепкая веревка. А сторожа, разомлевшие на солнышке, дремали в саду под кустами роз и незваных гостей прокараулили. В роскошной бане, дорогу к которой они легко нашли по вчерашним указаниям запуганного звездочетом евнуха, Михмет-бек спрятался под мраморной скамьей, а его сообщник залез в мраморную же вазу с цветами. И очень вовремя – потому что тут отворились двери, и в баню вошли Сонай-ханум и Лизия-ханум, сопровождаемые двумя дюжинами прислужниц. Половина прислужниц сели в кружок, стали играть на лютнях и петь, а другая половина – раздевать хозяек. Михмет-беку из-под скамьи видны были только ножки с розовыми нежными пяточками, и такие красивые были эти ножки, что об остальном можно было только мечтать, и соглядатай наш горько пожалел о неудачно выбранном им месте для наблюдения. А Вован-бек, забыв о своем обещании, раздвинул стебли цветов и стал глазеть на купальщиц, но – увы! – из его укрытия дочек паши тоже не было видно, даже их ножек – только спины прислужниц. Прислужницы были хороши, сквозь легкие полупрозрачные одеяния угадывались контуры их гибких юных тел, но Вован-беку страстно хотелось узреть обнаженные тела их хозяек. И он всё тянул и тянул шею, пока не высунулся из вазы по пояс и не уронил на пол несколько цветков. Все две дюжины прислужниц и обе ханум дружно повернули головы, и Вован-бек едва успел нырнуть обратно в вазу. – Разве нельзя было так поставить цветы в вазу, чтобы они не падали? – рассердилась Лизия-ханум на прислужниц. – Все вы получите по десять плеток! – Десять – это слишком много, – сказала добросердечная Сонай-ханум, опуская ножку в бассейн, где на поверхности воды плавали розовые лепестки. – Пяти вполне будет достаточно! Прислужницы бросились подбирать с пола цветы и водружать их обратно в вазу, при этом один стебель угодил Вован-беку в ухо, а другой – в глаз. Вован-бек не выдержал и хрюкнул от боли. Той порой Михмет-бек, воспользовавшись тем, что внимание всех приковано к цветам, высунул из-под скамьи голову, увидел обеих ханум, нежащихся среди розовых лепестков, и хрюкнул от восхищения. Сонай-ханум и Лизия-ханум перестали брызгать друг на друга водой и насторожились. – Что это было? Половина прислужниц указали на вазу: – Это оттуда! Другие кивнули на скамью: – Нет, оттуда! – Может, вода в фонтане журчит? – робко предположила Сонай-ханум. Но так как Михмет-бек успел спрятаться, а Вован-бек – вытащить стебель из уха и протереть глаз, то больше никаких подозрительных звуков не раздавалось, и купание продолжилось под пение и игру на лютнях. Потом прислужницы извлекли молодых хозяек из бассейна, уложили на мраморные скамьи и стали умащивать их тела ароматными эссенциями и натирать хной ладони и ступни. – Отец обещал в этом году выдать нас замуж, – сказала Сонай-ханум. – Я бы хотела, чтобы мой муж был таким же высоким и красивым, как наш евнух Никита! – А я бы хотела быть хозяйкой в доме, – ответила Лизия-ханум. – Надоело во всем слушаться отца. И тут Михмет-бек, не выносивший запаха хны, громко расчихался. Прислужницы с громким визгом бросились врассыпную. Сонай-ханум заглянула под скамью и тоже взвизгнула: – Там кто-то сидит! – Наверное, это какой-нибудь евнух, – проворчала Лизия-ханум, – воровал жасминовое масло и не успел сбежать. А ну-ка, – велела она прислужницам, – достаньте его оттуда! А я решу, сколько плеток он заслужил. Несколько дюжин рук вцепились в кафтан и шаровары Михмет-бека и вытащили его из-под скамьи. – Что-то не припомню я такого среди наших евнухов… – тихонько пискнула Сонай-ханум. – Я первый день в доме, – прогнусавил Михмет-бек самым тонким голосом, на который был способен. – Двадцать плеток! – отрезала Лизия-ханум и приказала прислужницам позвать стражу. – Двадцать много, пусть будет десять, – сказала жалостливая Сонай-ханум. Михмет-бек, понимая, что если он попадет в лапы стражников Долгорук-паши, ему грозит нечто худшее, чем десять или даже двадцать плеток, сменил альт на дискант и стал умолять «лучезарных ханум» пощадить его ради Аллаха, а он во искупление своей вины готов съесть три пригоршни хны и до глянца натереть пол в бане рукавами своего кафтана. Лизия-ханум, в восторге от наказания, которое провинившийся сам себе придумал, уже готова была сменить гнев на милость, а Михмет-бек уже начал думать, что счастливо избежал опасности, как вдруг Вован-бек, услышавший дискант приятеля и принявший его за призыв о помощи, расшвырял цветы и выскочил из вазы – спасать Михмет-бека. Пронзительный вопль двадцати четырех прислужниц и двух хозяек взметнулся под мраморные своды купальни, и не успело эхо от этого вопля утонуть в бассейне между розовыми лепестками, как распахнулись двери и вбежали несколько перепуганных евнухов, среди них и вчерашний Никита. Михмет-бек не растерялся и, толкнув приятеля в спину, вместе с ним нырнул в бассейн. Лизия-ханум опомнилась первой и велела евнухам убираться: – Не мешайте нам принимать ванну! – Зачем ты их прогнала? – спросила Сонай-ханум, когда евнухи послушно исчезли за дверью. – Они схватили бы этих двух разбойников… кстати, где они? «Разбойники», фыркая и отплевываясь от розовых лепестков, вынырнули из воды. – Если бы их, – показала Лизия-ханум пальцем на две мокрые головы, – кто-нибудь увидел, о нас с тобою, сестра, пошла бы дурная слава, нас бы никто не взял замуж, а отец и вовсе выгнал бы из дому! Сонай-ханум захныкала, боясь оказаться выброшенной на улицу. – Что, если скормить этих разбойников любимому крокодилу нашего отца? – предложила Лизия-ханум. – Крокодилу – слишком жестоко… – вздохнула добрая младшая сестра. – Может, утопить в бассейне? – А кто будет их топить? – деловито осведомилась старшая. – Ты? Или я? Или эти бездельницы, которые даже цветы не могут в вазу поставить, чтобы они оттуда не вываливались? Можно представить, с каким живейшим интересом внимали незадачливые приятели сему диалогу – ни приключения Алладина и Синдбада-Морехода, ни прочие тысяча и одна арабская сказка не рождали в их душах столь трепетного волнения. Они слушали во все уши, затаив дыхание и позабыв любоваться прелестями двух сестер, которых служанки наспех завернули в прозрачные покрывала. – Пусть идут восвояси! – решила Лизия-ханум. – Раз уж они смогли пробраться сюда никем не замеченные, то и выбраться сумеют, а распускать языки не в их интересах – если эти слухи дойдут до ушей нашего отца, он жестоко отомстит! Долгорук-паша на весь Багдад славился своей свирепостью, и Михмет-бек с Вован-беком клятвенно заверили его дочерей, что будут держать языки за зубами крепче, чем султан держится за Босфор и Дарданеллы, и, покинув эту купальню, навсегда забудут, что в ней бывали. Удовлетворенные этим ответом, обе сестры удалились в сопровождении своих прислужниц, наказав им впредь осматривать все скамьи и вазы в бане, а, чтобы проверить, не притаился ли кто на дне бассейна, пускать туда любимого крокодила Долгорук-паши. Ползком пробравшись мимо сторожей, по-прежнему дремавших в саду, Михмет-бек с Вован-беком перепрыгнули через забор без всякой веревки и пустились наутек. – Ну, и какая из невест более пришлась тебе по нраву? – тяжело дыша, спросил у приятеля Вован-бек через три улицы от дома Долгорук-паши. – И та, и другая, – признался Михмет-бек. – Я бы женился на обеих, только запретил бы им краситься хной… – и, подумав, добавил: – А прислужниц взял бы в свой гарем. – Гарем великолепен, – согласился Вован-бек. – А что до невест, то позволь тебе напомнить, что одна из них хотела тебя утопить, а другая – наградить двадцатью палками. Михмет-бек призадумался, но потом просиял: – Однако они так и не бросили меня в пасть кровожадному крокодилу! – Одним словом, ты решил обрадовать свою сестру известием о скором вступлении в родство с Долгорук-пашой? – подытожил Вован-бек, но его приятель замялся. – Э-э-э… – промямлил он. – А вдруг Айнюр-ханум или Марьям-ханум окажутся еще краше? – Не поглядев на них, ты не сможешь судить об их красоте, – резонно заметил Вован-бек. Михмет-бек оживился. – Значит, завтра мы идем на поиски новых впечатлений? – И приключений! – подмигнул ему Вован-бек. – И, кстати, зачем нам ограничивать себя невестами, выбранными наобум твоей сестрой? Побываем в стольких домах и поглядим на столько невест, на сколько у нас хватит времени! Надо ли говорить, что Михмет-бек с воодушевлением согласился на это предложение, и возможные новые опасности его не пугали – ведь ему, как он сам говорил, храбрости было не занимать! Весь вечер приятели подкрепляли упавшие силы халвой и шербетом и наслаждались танцем семи эфиопок, а утром отправились к дому Ивана-эфенди.
Роза: Gata пишет: – Ты собираешься смотреть на моих невест? – нахмурился Михмет-бек, опасавшийся не столько того, что Вован-бек увидит девушек, сколько того, что девушки увидят Вован-бека – тот был демонически красив, и Михмет-бек рядом с ним чувствовал себя, как мул рядом с арабским скакуном. На этом месте, Михмету надо было дать задний ход Gata пишет: Там он подкараулил молодого глупого евнуха Никиту За что ты так Никитку-то, Гата
Эйлис: Прелесть какая С удовольствием перечитаю еще раз
Gata: Роза пишет: За что ты так Никитку-то, Гата Подходил по сочетанию габаритов и интеллекта )))))))
Алекса: Gata пишет: – А если тебе не по душе, что я могу увидеть твоих невест во время купания, – усыпил подозрительность приятеля хитрый Вован-бек, – то я обещаю смотреть не на них, а по сторонам – чтобы предупредить тебя об опасности. Ага, так мы и поверили Gata пишет: Крокодилу – слишком жестоко… – вздохнула добрая младшая сестра. – Может, утопить в бассейне? Добрая девочка Gata пишет: Айнюр-ханум Ну и имечко
Gata: Алекса пишет: Ну и имечко Люблю над именами эксперименты ставить
Gata: Иван-эфенди был благообразным старичком с аккуратной седой бородкой и ласковыми голубыми глазами, но за этой добродушной наружностью скрывался самый беспощадный и бессердечный судья во всем Багдаде. Он прославился тем, что не вынес ни одного оправдательного приговора. «Судья должен судить, а не оправдывать», – говорил он, отправляя очередную жертву на кол или на галеры, и, сложив сухонькие белые ладошки, благодарил Аллаха за ниспослание правильного решения. Забор вокруг его дома был на несколько локтей ниже, чем у Долгорук-паши – ни лестницы, ни веревки не потребовалось бы, чтобы перелезть, а за забором цвел чудесный сад, благоухали розы и магнолии, порхали среди экзотических деревьев разноцветные попугаи, мириады фонтанных брызг разбивались о бирюзовую гладь пруда, и румяные бархатные персики манили с веток: «Съешьте нас!». Но никто не рвал персиков, и никто не наслаждался прохладою фонтанов в жаркий полдень, потому что вход в этот рай посторонним был заказан, а вместо сторожей под кустами роз дремали огромные крокодилы, готовые в любой момент откусить непрошеному гостю ногу, а если повезет, то и голову. Редких посетителей встречали в воротах два устрашающего вида эфиопа. Все эти крокодильи меры принимались с тем, чтобы оградить от посягательства воров богатое имущество эфенди и самый дивный цветок в его саду – юную Айнюр-ханум, которую судья любил, как родную дочь и берег для достойного супруга. Айнюр-ханум уж два года как созрела для замужества, а Иван-эфенди все еще пребывал в состоянии поиска и отверг не меньше сотни претендентов, сочтя их неподходящими садовниками для столь нежного цветка. Впрочем, что это был за цветок – пышная роза или чахлая мимоза, никому не было ведомо, но желающих породниться с всесильным судьей не остановила бы и женитьба на корявом саксауле. Покуда Михмет-бек и Вован-бек, спрятавшись за раскидистой чинарой, размышляли, как им попасть в дом эфенди, миновав и крокодилов и эфиопов, какой-то человек вынул из основания ограды два больших камня, нырнул в образовавшееся отверстие и водворил камни на место, хоть для этого ему и пришлось проявить изрядную ловкость – ведь втащить камни изнутри не так просто, как вкатить их снаружи! – Ты видел? – толкнул Вован-бек приятеля. – Это был грабитель? – заинтересовался Михмет-бек. – Нет, это был Андрюш-ага, сын Долгорук-паши, разве ты не узнал его очки? – Андрюш-ага, наш добрый знакомый? А что ему понадобилось в доме Ивана-эфенди? – Мне бы тоже хотелось это знать, – глаза Вован-бека азартно заблестели. – А не последовать ли нам за ним? – Я не успел заметить место, откуда он вытаскивал камни, – огорченно почесал затылок Михмет-бек. – Не беда! Будем пробовать все камни подряд… пока не наткнемся на нужный! Так они и сделали, и на четырнадцатом камне их попытка увенчалась успехом. Приятели по очереди проникли в узкий лаз и, помогая себе локтями и коленями, поползли по извилистому проходу в неизвестном направлении. Лаз углублялся и расширялся, пока не превратился в коридор, по которому можно было перемещаться уже даже не на четвереньках, а почти в полный рост. Увы, коридор этот оканчивался тупиком, и Андрюш-ага словно сквозь землю провалился. Разочарованные приятели хотели уж было возвращаться, как вдруг Михмет-бек споткнулся и ударился плечом о какой-то выступ – тотчас сработал невидимый механизм, и путь назад отрезала стена. Вован-бек с Михмет-беком стали колотить в эту стену кулаками и пятками, но стена оказалась железной. – Кажется, нас замуровали, – невесело констатировал Вован-бек. – Похоже на то, – согласился Михмет-бек, шаря руками в кромешной темноте и натыкаясь повсюду на стены. – Осторожнее! – предупредил его приятель. – А то заденешь еще какой-нибудь рычаг, и сюда хлынет вода из пруда вместе с крокодилами. Михмет-бек поежился. – Но ведь должен же быть выход из этой ловушки! – с досадой рубанул он кулаком по стене, и тут вдруг под ногами у них разверзся пол, и оба кувырком полетели вниз по наклонной плоскости с квадратными выступами. Прежде чем приятели догадались, что это лестница, она закончилась. От самой нижней ступеньки влево уходил новый коридор. Терять приятелям было нечего, и они углубились в этот коридор, который привел их к закрытой, но не запертой на замок двери. За дверью оказался просторный подвал, на две трети заполненный бочками и кувшинами – как удалось рассмотреть в сероватом свете, проникавшем откуда-то далеко сверху, через крохотное зарешеченное оконце. В горлышке одного из кувшинов что-то блеснуло. – Это очки Андрюш-аги! – воскликнул Вован-бек, в два прыжка оказываясь рядом с кувшином. В самом деле, из кувшина торчала голова их знакомого. – Ну и заставил же ты нас за тобою побегать! – проворчал Вован-бек. – А зачем вы за мною бегали? – спросил Андрюш-ага. – Погоди, а как ты забрался в это кувшин? – Михмет-бек с недоумением уставился на узкое горлышко. Андрюш-ага засмеялся и снял кувшин через голову: – Я выбил дно и залез в него снизу! – Ловко! – восхитился Михмет-бек и попробовал напялить кувшин на себя. Вован-бека бездонные кувшины не интересовали, его терзало любопытство, зачем Андрюш-бек проник в этот подвал – ведь не оливковым же маслом лакомиться? Андрюш-ага открыл рот, чтобы соврать нечто правдоподобное, но тут раздался скрежет ключа в замочной скважине, и все трое едва успели спрятаться: Андрюш-ага и Вован-бек – между бочками, а Михмет-бек – полностью надев на себя кувшин. Распахнулась дверь, противоположная той, через которую незваные гости проникли в подвал, и вошли слуги-эфиопы. – Эфенди велел подать к обеду холодный шербет, – переговаривались они между собой. – Возьмем кувшин побольше, чтобы потом еще раз сюда не ходить. И с этими словами они подняли кувшин, в котором сидел Михмет-бек, и понесли к выходу. Михмет-бек изо всех сил цеплялся за стенки сосуда руками и ногами, но ноги то и дело вываливались, и ему пришлось перебирать ими по полу, еле поспевая за широким шагом долговязых эфиопов. – Кувшин-то хоть и большой, а такой легкий, будто сам бежит! – радовался один слуга. – Да уж не пустой ли он? – забеспокоился второй. Кувшин опустили на пол и осторожно по нему постучали, чтобы не разбить глиняный бок. Михмет-бек отозвался изнутри: «Буль-буль!» – Полнехонек! – успокоились слуги и понесли кувшин дальше. Михмет-бек хотел выскользнуть из кувшина по дороге и всё ждал удобного случая, когда бы слуги замедлили шаг, но те, как назло, спешили и бежали вприпрыжку. «Не хочу думать, что случится, когда эфенди обнаружит меня в кувшине вместо шербета, – думал Михмет-бек. – Он не будет столь милосерден, как дочери Долгорук-паши, и на месте вынесет приговор – на съедение крокодилам! – а его слуги-эфиопы немедленно приведут приговор в исполнение… Ах, зачем я не удовольствовался двумя виденными мною розами и возжелал узреть сорную, быть может, траву?» За этими размышлениями он упустил удобный момент для побега и спохватился, лишь услышав голос Ивана-эфенди, велевшего слугам отдать кувшин евнухам, которые отнесут шербет на женскую половину дома. – Я буду нынче обедать с Айнюр-ханум, у меня для нее добрые новости. «Если мне суждено погибнуть в пасти крокодила, то я, по крайней мере, увижу воспитанницу судьи!» - утешил себя Михмет-бек. Однако увидеть Айнюр-ханум ему так и не удалось – она не захотела шербета, и к кувшину никто не притронулся. – Отчего ты грустна, мой свет луны? – спросил Иван-эфенди ласковым голосом, которым оглашал смертные приговоры. – Я не хочу становиться женою Заб-Заб-оглы, – ответил ему нежный и печальный голосок. Сердце Михмет-бека сильно забилось: обладательница такого нежного голоса никак не могла быть сорной травой! – Я знаю, что в детстве ты любила сына Долгорук-паши… – начал судья. – Но с тех пор прошло много лет, а вместе с ними, уверен, и твоя детская любовь… Кап! Кап! Михмет-бек не видел, как хрустальные слезинки капали из глаз Айнюр-ханум на серебряное блюдо с нетронутыми лакомствами, но подумал, что с такою мелодичностью ронять слезинки могут только прекрасные глаза. – Андрюш-ага присылал в прошлом году сватов, но я им отказал, – все так же ласково продолжал Иван-эфенди, – потому что хоть он и сын почтенного человека, сам пока ничего в жизни не добился, и чин его невелик, а Заб-Заб-оглы был наместником великого султана, теперь же и вовсе служит при султанском дворе… – Он очень стар, я не смогу его полюбить, – всхлипнула Айнюр-ханум. – Я тоже не молод, но ведь ты меня любишь? – Люблю, дядюшка, – тихонько прощебетала Айнюр-ханум. – И мужа полюбишь! – сказал эфенди и ласково погладил воспитанницу по голове. – Ты ведь знаешь, что я желаю тебе только добра, иначе давно отдал бы замуж за первого встречного, не заботясь о твоем счастье. А я нашел для тебя самого достойного супруга во всей Оттоманской империи, и завтра ты с караваном верблюдов, который уже стоит у ворот города, отправишься в Стамбул, навстречу счастью! Иван-эфенди ушел, а юная его воспитанница разразилась слезами, и напрасно десять прислужниц пытались ее утешить, предлагая кто персик, кто халву, кто золотые браслеты – Айнюр-ханум рыдала, что жизнь ее кончена, что ее разлучают с любимым Андрюш-агой, а она даже не может сообщить ему об отъезде и попрощаться с ним перед вечной разлукой, и что она скорее бросится наземь с самого высокого минарета, чем станет женою гадкого старика. «Вот так-так! – размышлял Михмет-бек. – Она любит Андрюш-агу! Значит, мне здесь делать нечего, и я даже из кувшина выглядывать не буду, хотя бы и украдкой – стоит ли рисковать своею головой, чтобы посмотреть на девушку, на которую уже вдоволь нагляделся другой мужчина, и, может быть, не только нагляделся, коли она так о нем сокрушается?» И он стал ждать, когда придут слуги и отнесут кувшин обратно в подвал, однако о кувшине все забыли. «Неужели мне придется сидеть здесь три дня, пока шербет в такую жару не прокиснет, и меня не выплеснут в сточную канаву?!» – негодовал Михмет-бек. Прошел час, другой, пятый… скрючившийся в немыслимой позе пленник кувшина чувствовал, что руки, ноги и спина его деревенеют, и шея уже не поворачивается, и в глазах мелькают не то фиолетовые звездочки, не то зеленые солнышки… Испугавшись, что он так и срастется с этим глиняным сосудом и никогда не увидит белого света, Михмет-бек – была ни была! – стряхнул с себя кувшин. Вокруг стояли ночь и тишина, лишь где-то в темноте мерцал слабый огонек. Михмет-бек на цыпочках двинулся навстречу этому огоньку, оказавшемуся фонарем в руках евнуха-эфиопа, обходившего дозором женскую половину дома. Михмет-бек юркнул за какую-то занавеску и нос к носу столкнулся там с Вован-беком и Андрюш-агой. – Мы уж думали, ты погиб! – бросились они обнимать приятеля. – По чести сказать, я был недалек от этого, – пожаловался Михмет-бек и шепотом поведал друзьям о своем сидении в кувшине, а также о «заботливом» Иване-эфенди и несчастной Айнюр-ханум. Андрюш-ага сказал, что всё это ему уже известно, что он несколько дней следил за судьей, разведал его планы, подкупив погонщика верблюдов из того самого каравана, и как раз сегодня намеревался похитить свою возлюбленную. А про подземный ход он узнал, опять же не бесплатно, от старой безобразной Сыч-ханум, бывшей жены эфенди, которую тот вышвырнул из дому за сварливый характер. – И лишь проникнув сюда, я понял, как был самонадеян, и в одиночку, пожалуй, не смог бы выкрасть Айнюр-ханум, – вздохнул Андрюш-ага, – но, слава Аллаху, вы, мои друзья, случайно оказались рядом, а втроем мы легко обведем этого старого ханжу вокруг пальца! Приятели не стали говорить Андрюш-аге, что оказались рядом отнюдь не случайно, но с радостью согласились помочь ему одурачить Ивана-эфенди. Обсуждение плана много времени не отняло, и вскоре ночную тишину взорвал истошный вопль: – Пожар! – это орал Вован-бек, взобравшись на крышу и колотя по ней палкой. – Наводнение!! – вторил ему снизу голос Андрюш-аги. – Землетрясение!!! – надрывался на другом конце дома Михмет-бек. Поднялся страшный переполох. Полуголые слуги и прислужницы метались по дому, не зная, за что хвататься: то ли за вёдра – тушить пожар, то ли за лопаты – строить дамбу. Один Иван-эфенди спал сном младенца и ничего не слышал – он был туговат на ухо. Трое приятелей не жалели глоток: – Крыша рушится! – Тигр и Евфрат вышли из берегов! Паника достигла апогея. Свирепые эфиопы от страха попадали в обморок, крокодилы полезли на деревья, и Андрюш-ага, воспользовавшись тем, что путь открыт, схватил в охапку свою бесценную Айнюр-ханум и через сад выбежал на улицу, где их уже поджидали преспокойно вышедшие в пустые ворота Михмет-бек и Вован-бек. До рассвета беглецы прятались в доме Вован-бека, а рано поутру отправились в мечеть, где подкупленный имам быстро провел свадебный обряд, после чего новобрачные отыскали караван верблюдов, поджидавший Айнюр-ханум, чтобы везти ее к Заб-Заб-оглы, но повернули этот караван не на Стамбул, а на побережье, чтобы в первом порту сесть на корабль и отплыть в Европу. – У меня слишком красивая жена, чтобы прятать ее под чадрой, – сказал Андрюш-ага, – пусть блистает в Версале, а все мужчины мне завидуют! – И я смогу носить платья с декольте? – обрадовалась Айнюр-ханум. – Долой чалмы, шаровары и прочие восточные пережитки! – подхватил ее муж. – Отряхнем оттоманскую пыль с наших ног, и будем называться мсье Андре и мадам Аннет! Вован-бек и Михмет-бек помахали руками вслед каравану, растворившемуся среди песчаных барханов, и вернулись в город. – Красивая жена у нашего друга, – слегка завистливо вздохнул Михмет-бек. – Только худощава… – В Европе ценятся тощие женщины, – ответил ему приятель. – Странные у них вкусы, – пожал плечами Михмет-бек. – И жену можно брать только одну… – И все женщины ходят с открытыми лицами! – подхватил Вован-бек. – Никакой загадочности, сразу видно – красавица или урод! – Зря Андрюш-ага поехал в Европу, – заключили они и распрощались до вечера. Вечером решено было наведаться в дом Али Жука.
Светлячок: Gata пишет: Заб-Заб-оглы Жесть И другие имена отпадные Сыч-ханум, Айнюр-хамум и т.д. Gata пишет: Я тоже не молод, но ведь ты меня любишь? – Люблю, дядюшка, – тихонько прощебетала Айнюр-ханум. Логика ИИ во все времена отличный материал для консилиума психиатров Gata пишет: крокодилы полезли на деревья В этом месте мой хохот перешёл в визг Гата, полный люкс Жду продолжения банкета
Gata: Светлячок, я рада, что тебе понравилось Остался еще кусочек про завершение злоключений Михмет-бека и его приятеля :)
Роза: Gata , замечательное продолжение Мишка тут очень Дрюню сериального напоминает
Gata: В отличном расположении духа Вован-бек шел по улице, когда вдруг из-за угла ему навстречу вывернули носилки Долгорук-паши, предшествуемые несколькими евнухами – это значило, что Долгорук-паша ехал не один, а с женами или дочерьми. Вован-бек посторонился, чтобы не быть растоптанным сей внушительной процессией. – Вот тот самый звездочет! – радостно заорал один из евнухов, наш старый знакомый Никита, тыча в Вован-бека пальцем. – Он знает всё про лунные затмения! Долгорук-паша приподнял занавеску и выглянул наружу. – Мне как раз нужен совет астролога, – сказал он, – а тот, с кем я советовался раньше, стал часто ошибаться и врать. Иди-ка сюда, любезный! – позвал он Вован-бека. – Но не слишком ли ты молод для астролога? – На самом деле мне 95 лет, – не растерялся находчивый Вован-бек. – Просто я пью молодильный напиток и не старею. – Ты-то мне и нужен! – возликовал Долгорук-паша, откидывая занавеску и приглашая Вован-бека сесть к нему в носилки. – У меня есть две жены, Мария-ханум и Варвар-ханум, но одна постарела, другая растолстела… – Вам нужен молодильный напиток для ваших жен? – спросил Вован-бек, пытаясь отбиться от евнухов, заталкивающих его в носилки. Но на стороне евнухов был численный перевес, и «астролога» впихнули в носилки, где, кроме хозяина, сидела закутанная в покрывало женщина. – Нет, для меня! – ответил Долгорук-паша. – Я собираюсь взять третью жену, молодую, вот бы мне и сбросить пару десятков лет долой! – Но у меня нет при себе этого напитка, его еще варить надо, – Вован-бек не терял надежды выкрутиться. – И настаивать две недели… – Ничего, я подожду! – сказал Долгорук-паша. – А почему бы тебе не пожить пока в моем доме? Тебе отведут лучшие покои – мои собственные, будут кормить самыми изысканными яствами… Вован-бек вспомнил, что сам недавно чуть не стал изысканным яством для крокодила, и поежился – обратно в дом Долгорук-паши ему не хотелось. – Нет, этот напиток нужно варить в секрете, и только у меня дома, иначе он лишится своих чудодейственных свойств! Отпустите меня, а через две недели я принесу вам столько напитка, сколько пожелаете. – Будь по-твоему, – согласился Долгорук-паша. – А пока позволь тебя вознаградить! Денег ты, конечно, не возьмешь, молодость ты сам себе добыл… а отдам-ка я, пожалуй, тебе в жены мою дочь! Вован-бек понял, что попал из огня да в полымя. И напрасно он мямлил, что жениться ему еще рано, да и слишком ничтожная он персона, чтобы брать в жены дочь такого важного человека – Долгорук-паша упорствовал в своем стремлении наградить чудотворца, пообещавшего ему вечную молодость, и никаких отговорок не слушал и не принимал. Отчаявшись, Вован-бек решился на крайний шаг – повинился, что никакой он не астролог и секрета молодильного напитка не знает. – Так ты обманывал меня? – грозно нахмурился Долгорук-паша. – Вы можете подать жалобу судье, а пока позвольте мне уйти, – и Вован-бек полез было из носилок, но Долгорук-паша поймал его за шиворот. – Ну, уж нет, негодяй! Я не позволю меня опозорить! Ты видел мою дочь, и обязан на ней жениться! – Как бы я ее увидел, когда она сидит под чадрой? – не сдавался Вован-бек. – Язык у тебя длинный, – сердито проворчал Долгорук-паша, – и если ты не хочешь его лишиться, а заодно с языком и чего-нибудь еще, то поедешь сейчас к имаму и заключишь с моею дочерью брак! – С которой из двух? – уныло спросил Вован-бек, понимая, что проиграл. – Вот женишься, тогда узнаешь! – отрезал Долгорук-паша и велел слугам нести носилки к мечети, а евнухам – следить, чтобы его будущий зять из носилок не выпрыгнул. По дороге в мечеть Вован-бек молил Аллаха, чтобы женою его оказалась не та из двух сестер, которая грозилась плетками и крокодилом, но Аллах его молитв не услышал, и когда, вернувшись после свадьбы домой, Вован-бек снял со своей жены чадру, то с ужасом увидел задорную улыбку Лизии-ханум. – А мне нравится твой дом, – изрекла она, оглядевшись. – Надеюсь, ты не держишь в нем крокодилов? Я их так боюсь! – А как же крокодил твоего отца? – удивился Вован-бек, заново присматриваясь к жене и начиная думать, что ему не так уж и не повезло. – Он такой мерзкий! – сморщила носик Лизия-ханум. – Все время таскал у нас с сестрой лакомства, а сколько хны сожрал… Кстати, когда мы будем обедать? Окончательно уверившись в том, что бояться ему нечего, Вован-бек повеселел и велел подавать обед. За обедом они к обоюдному удовольствию выяснили, что имеют много общего: обоим нравились шахматы, плов и танцы, только Вован-бек предпочитал смотреть на танцы эфиопок, а Лизия-ханум – на красивых сиамских юношей. – Разве я недостаточно красив? – оскорбился Вован-бек. – Но ведь ты не будешь для меня танцевать? – пожала плечами Лизия-ханум. – Я не потерплю в своем доме всяких смазливых мальчишек, да еще сиамских! – рассвирепел Вован-бек. – А я не потерплю никаких эфиопок! – лучезарно улыбнулась Лизия-ханум. – В конце концов, я – мужчина и хозяин дома! – треснул Вован-бек кулаком по блюду из-под плова. – А я твоя жена и хозяйка дома! – заявила Лизия-ханум, отламывая кусочек халвы. И так они препирались, пока не наступила ночь и не принесла с собою простой и приятный способ уладить разногласия. А Михмет-бек, расставшись с приятелем, пошел про другой улице, и навстречу ему стали попадаться перепуганные люди, в панике бегущие, куда глаза глядят. – Куда вы бежите? Что стряслось? – спрашивал он. – Разве ты не знаешь? – отвечали ему. – Нынче ночью была страшная гроза, с неба падали крокодилы и наводнили весь город! Беги, спасайся! «Эти люди сошли с ума! – подумал Михмет-бек. – Где это видано, чтобы крокодилы падали с неба?» И тут он узрел прямо у себя под ногами двух огромных крокодилов, один из которых уже разинул зубастую пасть, приноравливаясь оттяпать у зазевавшегося прохожего голяшку… Михмет-бек не понял и не заметил, как взлетел на высокий забор, в два раза выше того, на который они с Вован-беком недавно взбирались по веревке. По ту сторону забора тянулись заросли колючих акаций, на улице щелкали зубами голодные крокодилы… выбор был невелик, а от сидения верхом на заборе заболели ноги и спина. Михмет-бек зажмурился и сиганул в колючие кустарники. Раздался удар, хруст веток… и наступила темнота. Когда он открыл глаза, то увидел склонившееся над ним лицо молодой румяной красотки с насурьмленными бровями и карминовыми губами. – Кто ты, волшебное видение? – простонал он. – Аполиниакрия, – нараспев проговорила та, обольстительно улыбаясь. – Какое дивное имя! – восхитился Михмет-бек. – Греческое! – сверкнула она крепкими белыми зубами. – А тебя как звать? – Михмет-бек, – ответил он, не сводя завороженного взгляда с ее высокой груди и округлых плеч. Аполиниакрия ухмыльнулась и помогла ему встать. – Пойдем, Михмет-бек! Ты устал, тебе нужно отдохнуть! Она привела его в маленькую комнату, где на полу, на узорчатой скатерти был накрыт роскошный ужин, а вокруг валялись бархатные и шелковые подушки, манившие припасть к ним утомленным телом, что Михмет-бек и поспешил сделать. Аполиниакрия поднесла ему пиалу с восхитительно пахнущим шербетом. – Ты живешь в этом доме одна? – полюбопытствовал Михмет-бек, пригубив из пиалы. – С моим братом, но он сейчас в отъезде, в Стамбуле… Голова Михмет-бека сладко закружилась, слова хозяйки доносились будто издалека. Он хотел спросить, что она подмешала ему в питье, но вместо этого протянул к ней руки. Аполиниакрия скользнула в его объятия и запечатлела на его губах огненный поцелуй, после чего они вдвоем возлегли на подушки и принялись утолять жажду из кувшина любви. Вскоре Михмет обнаружил, что не первым пьет из этого кувшина, но утешился тем, что там оставалось еще много сладчайшего напитка, и провалился в бархатное забытье. На рассвете их разбудила сочная цветистая брань. – Это мой брат, Шулер-хан! – испуганно подскочила Аполиниакрия. – Где же такие имена дают? – брякнул Михмет-бек первое, что спросонья пришло ему в голову. – В Персии, – ответил брат Аполиниакрии, воинственно топорща рыжие усы. – Странно, – с недоумением протянул Михмет-бек. – Сестра – гречанка, а брат – перс? – Я тоже грек, – сказал Шулер-хан, перемигнувшись с Аполиниакрией, – и зовут меня Карлосомодестопопулос. – Как? Касторо…Кастрюле… – попытался выговорить Михмет-бек, но махнул рукой. – Нет, лучше я буду называть тебя Шулер-хан. – Называй меня шурином, так еще лучше! – Почему шурином? – удивился Михмет-бек. – Потому что ты женишься на моей сестре, – широко улыбнулся Шулер-хан. Михмет-бек удивился еще больше и окончательно проснулся. – Женюсь на Аполиниакрии? Я?! С какой стати? – Ты обесчестил мою сестру и, как честный человек, должен на ней жениться! – потребовал Шулер-хан, а сестра Аполиниакрия, обливаясь слезами, предъявила простыню с какими-то пятнами. Михмет-бек стал было возражать, что это не простыня, а скатерть, и пятна на ней от пролитого за вчерашним ужином шербета, а что до чести Аполиниакрии, то она была похищена невесть кем и невесть когда, и он, Михмет-бек, не имеет к этому никакого отношения, но Шулер-хан, достав из-за пояса кривой нож и причесывая им свои рыжие усы, повторил: – Порядочный человек должен искупить свой грех! Михмет-бек растерялся, а брат с сестрой приняли жалкую гримасу на его лице за радостное согласие, тут же словно по волшебству явились тщедушный старичок имам и несколько свидетелей, и Михмет-бек глазом моргнуть не успел, как стал мужем Аполиниакрии. – Свадьбу будем праздновать в твоем доме, – сказал ему Шулер-хан. – Я с тебя калым за сестру не взял, поэтому раскошеливайся на свадебный пир! Наташ-ханум, поглядев на новоявленных родственников, заявила, что не станет жить под одной крышей с мошенниками и проходимцами, которые еще, чего доброго, ночью ее зарежут, а брата назвала дураком, ишаком и целой сотней других обидных прозвищ. – Куда же ты пойдешь? – растерялся Михмет-бек. – Долгорук-паша прислал вчера ко мне сватов, я обещала подумать, а теперь вижу, что думать нечего, и выхожу за него замуж. Он, конечно, тоже дурак, да ему простительно, потому что он к старости из ума выжил, а что с тобою в его годы станет, и подумать страшно! – Что за радость жить со стариком? – недоумевал Михмет-бек. – Мне там скучать не придется! – ответила его сестра. – Буду хозяйство вести, ведь с тех пор, как сын Долгорук-паши уплыл в Европу, а дочери вышли замуж, за порядком смотреть некому, две старшие жены между собою грызутся, дом заброшен… – Подожди! – перебил ее Михмет-бек. – Что это значит – дочери Долгорук-паши вышли замуж? Они же еще вчера были не замужем! Я же сам на них собирался жениться! – Долго собирался! – язвительно заметила Наташ-ханум. – Твой приятель Вован-бек оказался куда проворней и женился вчера на Лизии-ханум, а Сонай-ханум нынче утром отдали замуж за Шишак-пашу, молодого богача из Измира, он не то что-то у Долгорук-паши покупал, не то что-то ему продавал, а в результате выторговал себе жену! – А как же я? – обескуражено почесал макушку Михмет-бек. – У тебя теперь тоже есть жена, – ехидно улыбнулась Наташ-ханум, – и очаровательный шурин! А я переезжаю в дом к моему мужу! Вслед за чем она велела слугам собрать свое приданое, которое без труда разместилось на двадцати ишаках, сама села на двадцать первого и отбыла к Долгорук-паше. Михмет-бек, тяжело вздохнув – а он-то надеялся, что сестра поможет ему избавиться от жены и шурина! – пошел покурить свой любимый кальян, чтобы развеять тоску, но кальяна на месте не нашлось, да и всё в доме пошло кувырком: Аполиниакрия, распотрошив оставшиеся от Наташ-ханум сундуки, напялила на себя одежды понаряднее и украшения подороже, а Шулер-хан, возлежа на горе подушек в халате и туфлях Михмет-бека, курил кальян Михмет-бека и наслаждался танцами пяти эфиопок, а еще две его обнимали и ласкали. Возмущенный этой картиной до глубины души, Михмет-бек попытался сорвать с Шулер-хана свой халат, а с Аполиниакрии – кольца с браслетами и выставить обоих на улицу, но оказался на улице сам, а в довершение несчастий коварные родственники подали на него жалобу судье – что он, дескать, хотел их ограбить. Иван-эфенди очень удивился, проснувшись поутру и не найдя в доме ни Айнюр-ханум, ни слуг, ни крокодилов. Куда и как пропала Айнюр-ханум, читателям уже известно, слуги же, обнаружившие ее исчезновение, сбежали из дому, убоясь гнева хозяина. Крокодилы, которых некому стало кормить, расползлись сами. Эфенди два дня сидел и удивлялся, а на третий к нему явились Аполиниакрия и Шулер-хан с жалобой на «обидевшего» их Михмет-бека, и эфенди, все еще пребывая в состоянии удивления, впервые в жизни обвиняемого оправдал, а жалобщикам повелел немедленно покинуть Багдад, если они не хотят быть отправленными на кол. Аполиниакрия с Шулер-ханом, которые, как позже выяснилось, под видом брата и сестры облапошили немало доверчивого люда, в тот же день исчезли из Багдада, а вместе с ними исчезло всё движимое имущество Михмет-бека, вплоть до медных колец из носов эфиопок, не говоря уж о серебряной посуде. Но Михмет-бек был так рад избавиться от Аполиниакрии с ее рыжеусым «братом», что о пропаже имущества ни минуты не горевал и побежал в дом Долгорук-паши поделиться своею радостью с сестрой. Та устроилась на новом месте со всеми удобствами, в лучших комнатах женской половины дома. Мария-ханум и Варвар-ханум, позабыв про свои дрязги, попытались сообща отвоевать привилегии, которых их лишила младшая жена, но Наташ-ханум взяла в железные руки и самого пашу, и его дом, и старших жен, а к крокодилу нежно привязалась и даже стала класть его рядом с собой на супружеское ложе, потеснив Долгорук-пашу, которому пришлось спать на коврике под дверью. Сестра поздравила брата со счастливым избавлением от греческой напасти. – Однако на что ты будешь жить? – спросила она. – Тебя же дочиста обобрали! Михмет-бек поник головой. – Напрасно я твоего совета не послушался, сразу не женился… а теперь ни денег у меня, ни жены, и сам я никому не нужен… – То-то же! – наставительно изрекла Наташ-ханум. – Своего ума нет, так хоть чужим пользуйся! А я тебя, конечно, в беде не покину, и счастье твое устрою… И устроила – в тот же день отправила сватов к Али Жуку, и уже через неделю назначили свадьбу. Михмет-бек хотел было по старой привычке поглядеть на невесту, но вспомнил, чем обернулось для него любопытство в прошлый раз, и стал терпеливо ждать свадьбы. Иван-эфенди с тех пор выносил только оправдательные приговоры, помирился со сварливой Сыч-ханум и взял ее обратно в дом, и написал к Айнюр-ханум в Париж, что не сердится на нее за побег и ждет их с молодым мужем в гости. А Заб-Заб-оглы, которому судья прочил свою воспитанницу в жены, был обвинен в казнокрадстве и посажен в глубокий зиндан. Сбежавших крокодилов переловили предприимчивые торговцы крокодильей кожей, и одного из этих крокодилов, еще не пущенного на туфли и сумочки, купил Долгорук-паша в подарок старшей дочери и зятю, но Вован-бек с женой подарку не обрадовались и долго пытались кому-нибудь его передарить, а так как никто из их багдадских друзей принять его не пожелал, то крокодила отправили с оказией в Измир, к Сонай-ханум и Шишак-паше. Михмет-бек так долго приучал себя к мысли, что брак его с Марьям-ханум удачен, что в конце концов уверовал в это и даже взял еще одну жену – Татьян-ханум, не слишком знатную, зато покладистую. Жены между собою подружились и дружно стали заботиться о Михмет-беке, который благодаря такой двойной заботе окончательно обленился и телом и умом и пустил ладью своей безбедной отныне жизни плыть по воле волн. Вот и вся история. Быть может, эта повесть презанятная И показалась вам невероятною. Но окажись правдивою она, Была б гораздо более скучна И менее внимания достойна. А в остальном – в Багдаде все спокойно.
Роза: Gata пишет: две жены, Мария-ханум и Варвар-ханум, но одна постарела, другая растолстела… Варьку и тут пристроили Gata пишет: – Это мой брат, Шулер-хан! – испуганно подскочила Аполиниакрия. Валяюсь уже
Светлячок: Gata пишет: Я не потерплю в своем доме всяких смазливых мальчишек, да еще сиамских! – рассвирепел Вован-бек. – А я не потерплю никаких эфиопок! – лучезарно улыбнулась Лизия-ханум. Семейная идиллия Gata пишет: Та устроилась на новом месте со всеми удобствами, в лучших комнатах женской половины дома. Мария-ханум и Варвар-ханум, позабыв про свои дрязги, попытались сообща отвоевать привилегии, которых их лишила младшая жена, но Наташ-ханум взяла в железные руки и самого пашу, и его дом, и старших жен, а к крокодилу нежно привязалась и даже стала класть его рядом с собой на супружеское ложе, потеснив Долгорук-пашу, которому пришлось спать на коврике под дверью. Наташка развернулась Gata пишет: Михмет-бек так долго приучал себя к мысли, что брак его с Марьям-ханум удачен, что в конце концов уверовал в это и даже взял еще одну жену – Татьян-ханум, не слишком знатную, зато покладистую. Жены между собою подружились и дружно стали заботиться о Михмет-беке, который благодаря такой двойной заботе окончательно обленился и телом и умом и пустил ладью своей безбедной отныне жизни плыть по воле волн. Гата, как ты всех удачно переженила
Ифиль: Gata пишет: – Богатая невеста не может быть уродлива, – резонно возразила Наташ-ханум. О да! Это в духе Наташи)))) Имена, конечно, отпадные! Прочитала первую часть.
Алекса: Gata , спасибо, я посмеялась
Царапка: Бедняга Михмет, зато Андрюш-ага молодец!
Gata: Спасибо за отзывы! Светлячок пишет: Гата, как ты всех удачно переженила Надеюсь, мои персонажи меня не подведут, и будут и впредь жить удачно Царапка пишет: Бедняга Михмет, зато Андрюш-ага молодец! Даром что в очках ))) А насчет Михмета не согласна, что он бедный - живет не тужит, с женами дружит, всё пучком. Как в песне поется - каждый выбирает по себе :)
Светлячок: Gata пишет: Как в песне поется - каждый выбирает по себе :) Интересная мысль
полная версия страницы