Форум » Альманах » "Синьор Сфортунато", романтическая комедия » Ответить
"Синьор Сфортунато", романтическая комедия
Gata: Название: "Синьор Сфортунато" Жанр: юмор, мелодрама Сюжет: БН + оперетта "Мистер Икс", классика Просили МишЛизу - пожалуйста!
Ответов - 28, стр:
1 2 All
Gata: Живу без ласки, боль свою затая. Всегда быть в маске – судьба моя. Отрыдала увертюра, и у подножия пирамиды, что громоздилась посреди сцены, занимая добрых две трети ее пространства, возникла миниатюрная черноволосая красавица в диковинном одеянии, источавшем нестерпимый блеск бутафорского золота и каменьев. Голоса скрипок в оркестре испуганно притихли, сметенные бурей аплодисментов, которыми петербургская публика приветствовала знаменитую на всю Европу певицу Марианну Маскарпоне. Бросив в зрительный зал букет воздушных поцелуев, дива поднялась на пирамиду, простерла руки к солнцу, намалеванному на заднике сцены, и под воспрянувшие духом скрипки повела музыкально-драматический монолог. Сердце несчастной жрицы Солнца разрывалось от чувств к молодому красавцу конкистадору, любить которого ей воспрещали жестокие обычаи древнего Перу и не менее жестокий их блюститель – верховный жрец. Эхо серебристого сопрано, кубарем скатываясь по ступеням пирамиды, вальсировало над партером, по золоченой лепнине балконов карабкалось к потолку и брызгами с хрустальной люстры низвергалось на затаивших дыхание слушателей. В одной из лож сидела молодая дама, чьи драгоценности, пышное платье и эскорт – несколько блестящих молодых людей – изрядно угнетали сердца завистниц в соседних ложах и в партере, но самой их обладательнице не причиняли, казалось, ни малейшего удовольствия. Лениво обмахиваясь веером, она посетовала: – Душно! Тотчас из глубины ложи к ней протянулись четыре руки с бокалами лимонада и пятая – с фужером игристого вина. Овдовев несколько лет назад, княгиня Оболенская все еще не спешила приносить Гименею новую жертву, однако, боясь скуки, не спешила и гнать воздыхателей, поэтому при выездах в свет ее неизменно сопровождали четверо или пятеро из числа наиболее ретивых. – Разве я говорила, что хочу пить? – капризно покривила губки княгиня, но, подумав, выбрала шампанское. Сумевший угодить своенравной вдовушке граф Шубин победоносно ухмыльнулся, а остальные поклонники так и продолжали стоять с неприкаянными физиономиями и лимонадом, пока самый догадливый, барон Зальц, не сообразил осушить бокал и сунуть его в карман – сему примеру радостно последовали его товарищи, благо и грянувший с пирамиды хор инков помог заглушить дружное бульканье. Княгиня похлопала сложенным веером по бархатному бортику ложи. – Где же этот таинственный баритон… как, запамятовала, его зовут? – Синьор Сфортунато, – услужливо подсказал граф Шубин. – Что в переводе с итальянского значит «несчастный», – ввернул юный Потоцкий, поэт и полиглот. – В самом деле, – кивнула хозяйка ложи, – брат как-то пытался мне это растолковать, но выбрал на редкость неудачное время – у меня были хорошие трефы, и я думать не могла ни о чем другом. – Разве князь Андрей говорит по-итальянски? – вежливо удивился Шубин. – С некоторых пор только по-итальянски и говорит! – издала смешок княгиня. – Вообразите, господа, он нанял двух учителей и занимается с ними все дни напролет, и я вслед за матушкой начинаю бояться, как бы его не одолела мигрень. – Хотел бы я быть вашим братом, – пылко воскликнул гусарский поручик Писарев, – чтобы вы столь же трогательно обо мне заботились! – Боюсь, в роли брата вы будете еще более несносны, – фыркнула молодая вдова. – Нет уж, дорогой поручик, оставайтесь тем, что вы есть, и не злоумышляйте против моего права сказать вам любую минуту: «Подите вон!» Соперники гусара возликовали над его конфузом, но побоялись выразить радость открыто, памятуя о шаткости собственных позиций в свите капризной повелительницы. – Смотрите, господа! – вдруг воскликнула княгиня. – Кажется, это он! На сцене подле синьорины Маскарпоне появился человек в костюме испанского конкистадора и в черной бархатной полумаске. Его волнующе мягкий, полный теплой неги баритон немедленно пленил всех зрительниц от партера до райка, возбуждая в их умах и душах восторг, учетверенный ароматом таинственности. – Почему он носит маску? – полюбопытствовала княгиня Оболенская, спиной к воздыхателям. – Говорят, у него нет правого глаза, – охотно объяснил Потоцкий, – был выбит дирижером, когда синьор Сфортунато взял на репетиции фальшивую ноту. – Ничего подобного, глаз ему выколол смычком скрипач из оркестра, у которого он соблазнил жену, – не согласился Шубин. – Нет-нет, он пострадал, когда пытался обучить породистую кобылу менуэту, – вмешался князь Хворостов, – а та лягнула его правым задним копытом… – …в левый глаз! – дуэтом согласились Зальц и Писарев. Княгиня навела на певца лорнет. – Кажется, у него оба глаза на месте – где им и положено быть, поблескивают в прорезях маски. – Один стеклянный! – убежденно заявил Шубин. – Пари, господин граф? – лукаво прищурилась вдова. – С превеликим удовольствием! – азартно вскричал тот. – Если мне посчастливится выиграть, вы позволите, чтобы нынче из театра вас сопровождал я один? – А если выиграю я, – парировала княгиня, – вы месяц не будете показываться мне на глаза. Барон, князь, поэт и поручик поспешили засвидетельствовать условия пари, от чистого сердца желая графу проиграть, а потом все пятеро ринулись на поиски предмета спора. Дело, однако, случилось не из легких: во-первых, как выяснили они у встреченного капельдинера, синьор Сфортунато должен был погибнуть только в конце третьего акта, следственно, раньше этого времени нечего было и думать заполучить его для предъявления княгине Оболенской, а во-вторых, как шепнул им другой капельдинер, баритонистый итальянец демонстративно сторонился светских знакомств и не делал исключения ни для княгинь, ни для графинь, ни даже для принцесс. Приунывших было господ утешил третий капельдинер, за щедрые чаевые, полученные в пятикратном размере, указав на человека, способного посодействовать в переговорах с баритоном. С этой минуты участь Кирилла Матвеевича Шишкина, скромного помощника директора императорских театров, была решена. Слегка помятого и напуганного, беднягу доставили пред очи паридержательницы, которая, придирчиво изучив его внешность через лорнет, пожелала уточнить: – Вы – баритон? – Нет! – дискантом хрюкнул господин Шишкин. Княгиня переместила лорнет на сцену, где настоящий баритон отважно состязался с угрюмым басом верховного жреца, и, сурово насупив брови, велела пятерке воздыхателей убираться восвояси, но гостю, которого они привели, предложила, после короткого размышления, кресло подле себя. – С кем имею честь? Тот поспешил отрекомендоваться. – Eh bien! – удовлетворенно изрекла молодая вдова. – Вы-то мне и нужны. Беседа продолжалась недолго, после чего изгнанным поклонникам дозволено было вернуться, а господин Шишкин рысцой отправился исполнять каприз знатной зрительницы, но не пробежал по коридору и десяти шагов, как споткнулся о трость, коварно вынырнувшую из двери соседней ложи. Сделав в воздухе кульбит, Кирилл Матвеевич рухнул к ногам хозяина трости, которою тот пригвоздил невольного акробата к полу и требовательным тоном осведомился: – Отвечайте, милейший, куда и с каким поручением от княгини Оболенской вы мчались столь резво? Падение и новый испуг не помешали господину Шишкину узнать говорившего: то был граф Андрей Платонович Забалуев, важный сановник и, по слухам, правая рука всесильного генерала Бенкендорфа. Такой человек имел полное право задавать вопросы бедному театральному чиновнику, и не только задавать, но и ждать на них скорого ответа. – Так ты говоришь, голубчик, что княгиня желает свести знакомство с этим итальяшкой? – пробормотал господин Забалуев, когда Кирилл Матвеевич, спотыкаясь через два слова, поведал ему суть дела. Повесив трость на локоть, граф вынул из кармана золотую табакерку, из табакерки – понюшку табаку и витиевато шевельнул ноздрей. – Любопытно, да-с… весьма любопытно! Однако что же ты тут разлегся? – кинул он взгляд на Шишкина, в позе смиренного пуделя притулившегося на полу. – Ступай, негоже заставлять даму ждать! И какую даму! Ах, Лизонька, Лизавета Петровна… – морщины на его лице разгладились в умильную гримасу. Боясь поверить, что так легко отделался, Кирилл Матвеевич проворно вскочил на ноги и скрылся за поворотом коридора, а граф Забалуев вернулся в ложу, сел рядом с пухлой расфуфыренной дамой, дальней родственницей, и возложив подбородок на рукоять трости, погрузился в размышления. Десять лет назад он, плененный красотой и живостью юной Лизоньки Долгорукой, твердо направил бриг своих намерений в сторону женитьбы, но лоцманом, за что до сих пор себя корил, выбрал закадычного приятеля князя Сергея Степаныча Оболенского. Князь должен был вести от имени робкого жениха переговоры с родителями невесты, но сам влюбился в Лизоньку и обвенчался с нею прежде, чем его обманутый друг успел постичь всю глубину вероломства. «Ах, Лизонька, Лизавета Петровна… Задорный огонек в глазах, шаловливая ножка, романсы под гитару! И за что столько счастья этому старому хрычу?!» – негодовал господин Забалуев все десять лет, хотя последние четыре из них князь провел не в объятьях молодой жены, а в семейном склепе на кладбище. Причин для негодования у Андрея Платоновича, будем откровенны, хватало, ибо даже кончина князя ни на йоту не помогла ему приблизиться к заветной цели. Десять лет назад советник, тогда еще статский, мог уповать, что Лизонька отдаст ему руку, послушавшись строгой матери-княгини (чем и воспользовался коварный князь, перебежав приятелю дорожку – не на морщины же и бриолиненные седины Оболенского, в самом деле, польстилась младая княжна!), но овдовевшая и повзрослевшая Лизавета Петровна и слышать не хотела о браке с графом Забалуевым. Мало того, она открыто потешалась над почтенным волокитой, в грош не ставя его чины, ленты и поместья. В ответ на очередное предложение руки и сердца она сунула графу под нос зеркало. – Поглядите сюда и сами догадайтесь, почему вы не годитесь в герои моего романа! Доведенный до отчаяния, однажды он пригрозил испортить карьеру ее брату, князю Андрею. – Испортить карьеру князю Андрею больше, чем его бестолковость, не способен никто, – отрезала Лизавета Петровна, – а вы подите прочь, не желаю знаться с шантажистами! Насилу тогда Андрей Платонович вымолил у княгини прощение и право по-прежнему являться к ней гостем, но обида в нем поселилась, и крепла день ото дня. «Я милого спасу ужасною ценою: согласна я, о Жрец, твоею стать женою!» – неслось со сцены под надрывный плач скрипок. «Собрала вокруг себя каких-то мальчишек, молокососов, пляшет с ними на балах, пошлые пиески созерцает… – кружились, как стая ворон, угрюмые мысли в голове графа Забалуева. – Ах, Лизонька, Лизавета Петровна, не дорожите вы моей любовью, моим постоянством… Так берегитесь же!..» К моменту, когда конкистадора задушили в темнице по приказу верховного жреца, у Андрея Платоновича созрел коварный план. Продолжение следует.
Ифиль: Gata пишет: Просили МишЛизу - пожалуйста! Урррррааа! Gata пишет: К моменту, когда конкистадора задушили в темнице по приказу верховного жреца, у Андрея Платоновича созрел коварный план. Та-так так! Где наш Миша?
Gata: Ифиль пишет: Где наш Миша? Догадайся с трех раз :)
Ифиль: Gata пишет: Догадайся с трех раз :) Я дуб. Вечером внимательней перечитаю.
Gata: Ифиль пишет: Вечером внимательней перечитаю Три попытки у тебя есть
Ифиль: Синьор Сфортунато? Ладно, ладно, можешь не отвечать, чтобы интригу сохранить!
Роза: Ифиль пишет: Синьор Сфортунато Если знать историю о мистере Икс....
Ифиль: Роза пишет: Если знать историю о мистере Икс.... Увы, не читала.
Gata: Ифиль пишет: Увы, не читала. Теперь есть возможность прочитать в моей адаптации :) Интрига долго не продержится * * * Синьор Сфортунато наотрез отказался удостоить рандеву одну из зрительниц, сколько ни пытался убедить его Кирилл Матвеевич, что свидание это не имеет ничего общего с теми, о коих грезят восторженные поклонницы итальянского баритона. - Никакой романтики, даме нужно решить важное дело. Дело, понимаете? – лебезил господин Шишкин перед итальянцем, державшим его на пороге гримерки, не соизволив даже пригласить внутрь. - Понимаю, но ничем помочь не могу. - Дама отблагодарит вас, - Кирилл Матвеевич сделал пальцами выразительный жест, шелестя воображаемыми купюрами. Взгляд в прорезях черной полумаски полыхнул гневом. - Передайте вашей даме, что меня вполне удовлетворяет сумма, которую я получаю по контракту с театром! – и певец темпераментно хлопнул дверью перед носом господина Шишкина. - Но княгиня Оболенская… - пискнул тот, мысленно распростившись с вознаграждением, которое было обещано и ему. Дверь неожиданно распахнулась. - Вы сказали – княгиня Оболенская? - Да, это она меня прислала, - в душе Кирилла Матвеевича вновь расцвели ассигнациями радужные надежды. - Va bene, - кивнул итальянец. – Но мне нужно переодеться. Через несколько минут он явился перед господином Шишкиным уже без костюма конкистадора – во фраке, элегантно обтекавшем его высокую стройную фигуру, в безупречной белизны воротничках и перчатках, - настоящий аристократ. Лишь одна деталь в сем великолепном облике смущала Кирилла Матвеевича. - Вы пойдете к княгине в маске? - Разумеется, - ответствовал синьор Сфортунато тоном, не оставлявшим места для возражений. Господин Шишкин и не стал возражать, а молча проводил итальянца до ложи княгини, где был вознагражден каждым из пяти поклонников Лизаветы Петровны, старавшихся перещеголять друг друга в щедрости, и не теряя ни минуты, направился в ближайший ресторан, где пели по вечерам цыгане – их хмельные напевы помощник директора императорских театров в глубине души предпочитал самым изысканным сопрано и контральто. - Я счастлива, что для меня вы сделали исключение из вашего странного правила, - со свойственной ей непринужденностью приветствовала княгиня синьора Сфортунато, - а еще больше рада, что вы говорите по-французски, иначе мне пришлось бы прибегнуть к помощи Потоцкого, а я ему ни капли не доверяю. - Мое странное, как синьоре княгине угодно было выразиться, правило избавляет меня от выражения подобных сожалений. - Уж не хотите ли вы сказать, что я не разборчива в выборе знакомств? – нахмурилась Лизавета Петровна. - Что он себе позволяет, этот итальяшка! – по-русски возмутился князь Хворостов. - Он прав, - вздохнула молодая вдова. – Среди моих знакомств нет ни одного, которым бы я по-настоящему дорожила. Но не спешите меня осуждать, - добавила она, обращаясь к певцу. – Вам неведомо, что такое тоска, у вас есть ваша музыка, а я ничем не умею себя занять и ужасно боюсь одиночества… - голос Лизаветы Петровны на мгновение омрачился грустью, но она быстро справилась с меланхолией и резюмировала на мажорной ноте: - Вот и приходится терпеть этих докучливых господ, - ее веер очертил полукруг, пробежав по пятерке воздыхателей. – Нынче им вздумалось развлечь меня пари. Глупейший спор, но я не хочу его проиграть, и весьма рассчитываю, что вы мне поможете. - Я весь к услугам синьоры княгини, - поклонился итальянец. Он держался в глубине ложи, в полумраке, словно пытаясь в нем раствориться. - Господин Шубин утверждает, что вы носите стеклянный глаз, - оживленно продолжала княгиня, - а я говорю, что это полная чушь. Кто из нас прав? - Вы, синьора, - поклонился ей Сфортунато. - Я победила! – возликовала Лизавета Петровна. – Вон, господин Шубин, ровно на месяц! И не вздумайте самовольно сократить этот срок, я запишу в дневнике нынешнее число. Но проигравший заупрямился. - Мы не можем доверять словам этого синьора. Пусть он предъявит доказательства – снимет маску! - Это невозможно, - быстро сказал итальянец. - Я очень вас прошу, – ласково улыбнулась молодая вдова. – Ради меня вы уже поступились одним вашим правилом, так почему бы не поступиться и другим? Их взгляды скрестились и на несколько мгновений застыли, прикованные друг к другу. Итальянец не выдержал первый. - Сожалею, синьора, но это невозможно, - повторил он, отвернувшись. - Вот на что вы рассчитывали! – с гневом обрушилась княгиня на Шубина. – Воспользоваться тем, что господин Сфортунато никогда и ни при каких обстоятельствах не снимает маску, чтобы усомниться в правдивости его слов и выиграть пари! Хитрый граф спрятал торжествующую улыбку. - Мы вас больше не задерживаем, синьор, - кивнул он итальянцу. - Ну уж нет, он никуда не уйдет! – запротестовал гусар, вставая между певцом и дверью. - Да, довольно с ним церемониться! – подхватил верзила князь Хворостов, занося мощную длань, чтобы сорвать с итальянца маску, но тот ловко вывернулся из-под его руки. - Я могу доказать мою правоту, не снимая маски. Господа, не окажет ли кто-нибудь из вас любезность дать мне платок? – обратился он к присутствующим. Лизавета Петровна протянула требуемое первой. - Грацие, синьора, - поблагодарил ее итальянец и повязал платок поверх маски, прикрыв правый глаз. Княгиня немедленно догадалась и поддержала его затею. - Что у меня в руке? – спросила она, показывая миниатюрную атласную сумочку. - Ридикюль, - с улыбкой сообщил итальянец. Следуя примеру Лизаветы Петровны, ее поклонники стали предъявлять баритону кто табакерку, кто булавку для галстука, кто кошелек, - всем этим предметам синьор Сфортунато дал безошибочное название, потом завязал левый глаз, и процедура повторилась с другими безделушками, но с тем же результатом. Графу Шубину не оставалось ничего другого, как признать поражение и убраться с глаз княгини ровно на месяц. - Благодарю вас! – Лизавета Петровна дружески пожала руку итальянцу, пришедшему в замешательство от такого проявления фамильярности со стороны русской аристократки. - Ваш платок, синьора, - протянул он ей квадрат благоухающего батиста с ее вензелем, но она не взяла. - Оставьте его себе. Что-то мне подсказывает, что вы не примите от меня другой благодарности. Гусарский поручик пытался ворчать, не много ли чести какому-то итальянцу, но Лизавета Петровна смерила Писарева таким взглядом, что тот стушевался и спрятался за Зальца. - Грацие, синьора, - пробормотал певец, поклонился только ей и покинул ложу. Зал вдруг взорвался аплодисментами. Оглянувшись на сцену, княгиня Оболенская с удивлением обнаружила, что спектакль завершился, и черноволосая дива принимает от поклонников корзины с цветами, одну другой роскошнее. - Чем же завершилась история этой несчастной жрицы? – спросила Лизавета Петровна у своей свиты, поредевшей на одну пятую. Те дружно развели руками. - Превосходно, господа! Значит, мы проведем здесь еще один вечер. И никаких пари, слышите вы? Я хочу сполна насладиться баритоном синьора Сфортунато! Князь Андрей Долгорукий в десятый раз одернул на себе мундир, поправил на переносице очки, придирчиво изучил букет роз – не утратил ли тот благоухающего великолепия, – и, наконец, постучал в дверь. - Avanti! – будто райский колокольчик прозвенел в ответ. С замирающим от счастья сердцем молодой князь переступил порог помещения, довольно просторного, но теперь стиснутого до размеров каморки цветами, в которых оно утопало. Розы, орхидеи, камелии – красные, белые, лиловые, фантастические, - среди этой оранжерейной роскоши букет, до того казавшийся Андрею верхом совершенства, вдруг сник, потерялся и поблек, а торжественная речь, составленная под диктовку двух итальянских учителей и прилежно затверженная давеча, без следа выветрилась из головы князя. Мучительно покраснев – так, что чуть очки не запотели, - гость застыл нелепым истуканом, стыдясь своей застенчивости и не зная, как ее побороть. Молчание тянулось, наверное, целую минуту, а потом из моря цветов вынырнула маленькая девушка в нежно-голубом платье и почему-то со светлыми волосами, со смехом отобрала у князя букет, а самого князя взяла за руку, подвела и усадила в кресло. - Какие красивые розы, - сказала она, любуясь букетом. - Я… сам… их… выбирал… - с трудом вспоминая итальянские слова, выдавил из себя Андрей. - Это делает ваш подарок дороже вдвойне. Ведь к ним, - девушка небрежно махнула рукой на пирамиду орхидно-розовых корзин, - прикасались только приказчики из цветочных лавок. Князь радостно кивнул, не в силах оторвать восторженного взгляда от синьорины Маскарпоне – с этими золотистыми волосами, собранными на затылке в простой узел, и в скромном светлом платье она была в тысячу раз прекрасней, чем в черном парике и золотых бармах, в которых пела партию жрицы Солнца. - А я вас знаю, - продолжала певица. – На всех моих выступлениях вы сидите в первом ряду кресел, начинаете аплодировать раньше всех… - …и позже всех заканчиваю! – подхватил воодушевленный Андрей. – И я всякий раз умираю вместе с вами, когда в конце четвертого акта вы бросаетесь с пирамиды, и воскресаю, когда потом вы выходите на поклон к публике… - А после спектакля вы бесследно исчезаете… - Я пытался подойти к рампе, и не раз, но меня всегда отталкивали, - стыдливо признался князь. – А сегодня я решил, что пробьюсь к вам во что бы от ни стало! Правда, я смог это сделать лишь после того, как все остальные разъехались… Марианна с улыбкой смотрела на него. - Какой вы смешной! И… милый. - Правда? – воскликнул Андрей, схватив ее руку и пылко прижав к губам. – О, простите… - Нет, правда, вы ужасно милый, - она медлила отнять у него руку. От восторга, затопившего его, у Андрея перехватило дыхание, и он долго не мог ничего сказать, молча любуясь чудеснейшей на свете девушкой и улыбаясь при этом, наверное, очень глупо, но ему впервые в жизни не страшно было показаться смешным. Они говорили целую вечность, а может быть, и только два часа; говорили обо всем на свете, перебивая друг друга и мешая итальянские слова: он – с русскими, она – с немецкими, - но прекрасно понимая друг друга. Марианна поведала Андрею, что ее настоящее имя – Анхен, и что итальянкой была только ее прабабка, а родители – ныне оба, увы, покойные – жили в одном из баварских курортных городков, где ее отец держал небольшую фехтовальную школу. - Несколько лет назад мой импресарио решил, что для успеха у европейской публики я должна взять итальянский псевдоним, - в незабудково-синих глазах Марианны промелькнуло облачко грусти. - Вы первый здесь, кому я это говорю. Знаю, что поступаю легкомысленно, но почему-то именно с вами мне хочется быть откровенной… - Клянусь, я никому не выдам вашей тайны! – Андрей с благодарностью сжал ее руки. – Простите, а синьор Сфортунато, который всюду вас сопровождает… - Он настоящий итальянец, - не дослушав, ответила Марианна. – Мы давно не обращаем внимания на то, что о нас говорят. Ринальдо заменил мне брата – он сильный, заботливый, добрый, он самый лучший человек из всех, кого я знаю! Кого я знала до сих пор, - тихо добавила она, потупив взгляд. - Надеюсь, он не захочет вытолкать меня взашей из вашей гримерки? – спросил Андрей. – Потому что тогда мне пришлось бы с ним драться, а вы дали ему такую превосходную характеристику, что мне, право, совестно будет поднять на него руку… Марианна прикрыла лицо букетом роз и хихикнула, князь издал неуверенный смешок, а мгновение спустя оба уже громко и беспечно хохотали. Напевая «Мой костер в тумане светит…», с растрепанной шевелюрой и без галстуха, оставшегося вместо банта на голове у какой-то жаркоокой цыганки, Кирилл Матвеевич Шишкин нетвердой походкой передвигался по коридору театрального закулисья, когда одна из дверей неожиданно распахнулась, и вышла синьорина Марианна Маскарпоне, закутанная в нарядную меховую накидку, с букетом белых роз в руках. Господин Шишкин вяло подумал, что итальянская дива никогда так поздно не покидала театр, как и никогда не уносила с собой цветов от поклонников: все букеты, собранные на вечерних спектаклях, рано поутру попадали из предприимчивых лап капельдинеров в не менее предприимчивые - уличных торговцев. «А она хорошенькая… - промелькнуло среди прочих мыслей в хмельной голове помощника директора императорских театров. – Хоть и не в моем вкусе, но хорошенькая… Ей же ей!..» - Мадмуазель… - он сделал попытку изящно расшаркаться, но одна нога вдруг поплыла куда-то в сторону и вверх, другая вывернулась причудливым вензелем, и господин Шишкин совсем не изящно рухнул на пол, второй раз за этот длинный вечер, если не считать случая в ресторане, когда он поскользнулся на ананасной корочке. – Синьорина… - промычал Кирилл Матвеевич, уткнувшись носом в пушистый подол певицы. – Фрейлейн, я у ваших ног! Та взвизгнула и попыталась освободиться, но господин Шишкин не собирался упускать свою добычу – отнюдь! Она ему нравится, нравится, нравится, хоть у нее нет огнедышащих черных глаз, как у милашки Азы… или Рады… черт побери, он не помнит имени, но обязательно поймает плутовку и потребует поцелуй в обмен на кошелек, который она вытащила у него из-за пазухи! Нет, два поцелуя! Или даже три. - Отдай кошелек! – прорычал он и попытался укусить певицу за ножку, но тут чья-то сильная рука сгребла его за шиворот и оторвала от пола. - Вы не боитесь простудиться, синьор? - прозвучал у него над ухом зловеще-учтивый баритон. - Мсье… Стаккато? – моргнул Кирилл Матвеевич. – Как странно – пока вы находились в ложе у княгини Оболенской, вы успели, хи-хи, раздвоиться! Синьор Сфортунато внимательно посмотрел ему в лицо и хмыкнул. Неподалеку оказался бутафорский диванчик, итальянец дотащил до него вяло сопротивлявшегося господина Шишкина и заботливо помог улечься. - Счастливец, - пробормотал он, услышав сладкий храп, - ты можешь позволить себе забыться… - Что ты ему сказал? – спросила Марианна, когда он догнал ее в коридоре. - Пожелал спокойной ночи. - Завтра у бедняги, наверное, будет болеть голова. - Зато сегодня он счастлив. Пойдем, карета уже ждет нас. Что это за цветы? – спросил Ринальдо, заметив в руках у девушки букет. - Мне их подарил Андрей… князь Долгорукий. - Наверно, тот неуклюжий молодой человек в очках, что на всех наших выступлениях сидит в первом ряду, а сегодня добрый час бродил под твоей дверью? - Да, он, - покраснев, ответила Марианна. - Он тебе нравится? – ее спутник чуть нахмурился. - Очень! Он такой славный. - Он – князь, не забывай. - Да, он князь, но он ничуть не похож на всех этих чванливых аристократов! - Не ошибись, девочка, - тихо и очень серьезно сказал Ринальдо. - Я знаю, - вздохнула она. – Я все знаю… Но иногда так хочется помечтать! Продолжение следует.
Ифиль: Gata пишет: Интрига долго не продержится Это хорошо, а то мои читательские нервы не выдержат! Gata, спасибо! Читала на одном дыхании!
Gata: Они жили в одной гостинице, но на разных этажах. Попрощавшись с девушкой у двери в ее номер, синьор Сфортунато медленно побрел к лестнице, размышляя, что завтра же следует навести справки об Андрее Долгоруком, совершеннейшем недотепе с виду, но сумевшем в столь короткий срок расположить к себе сердце Марианны, которое не дрогнуло от знаков внимания самых блистательных европейских аристократов. «Девочка, кажется, влюбилась… Тяжело лишать ее иллюзий, но этот князь, даже если окажется порядочным человеком, не перестанет быть князем, а князья не женятся на безродных певицах, пусть и красивых, и благонравных, и с золотым сердцем». Ринальдо собирался выпить бокал токайского и почитать перед сном какую-нибудь книгу из тех, что он купил нынче днем на Невском, но планам его не дано было осуществиться. По-хозяйски развалившись в кресле посреди комнаты, его поджидал немолодой солидный господин, с лысиной и щегольской тростью. - Вот, наконец, и вы! – воскликнул он, увидев хозяина. – А я уж стал всерьез опасаться, что вы решили ночевать в другом месте. Итальянец вопросительно на него смотрел. - Вот ведь черт! – хлопнул себя по лысине поздний визитер. – Забыл, что вы по-нашему ни бельмеса… Парле ву франсе? - Уи, - коротко ответил Ринальдо. - Манифик, манифик! Вы, должно быть, теряетесь в догадках, зачем я тут и как сюда попал? Не стану врать, что я поклонник вашего таланта… - Кто же вы? - Пока – только ваш знакомый, но от вас зависит, кем мы расстанемся – друзьями или… не друзьями. Синьор Сфортунато усмехнулся, снимая цилиндр и расстегивая подбитый мехом плащ. - Знакомый, говорите вы? Но я пока не знаю вашего имени. - Граф Андрей Платонович Забалуев, - сообщил незваный гость. - Свое имя не называйте, его все знают, и оно наверняка липовое. Снова усмехнувшись, итальянец протянул руку к звонку, чтобы позвать лакея и спросить вина. - И этого не надо! – предвосхитил его намерения господин Забалуев. - Я, пока вас ждал, заказал ужин в ресторане. Дичь, икра, и прочая бакалея, извольте-с! - показал он на ломившийся от закусок стол. - И, конечно же, русская водка! - Я не пью водки, - проронил Ринальдо. - В самом деле? Жаль, чертовски жаль! – неподдельно огорчился гость. – Ибо водочка весьма способствует дружеской беседе, но я надеюсь, что мы с вами столкуемся и так. Прошу! – сделал он приглашающий жест и первый с аппетитом напал на закуски. - Что ж, неужто вы так никогда и не снимаете вашей маски? – полюбопытствовал он несколько минут спустя. - Почти никогда. - А когда же снимаете? Бесцеремонность гостя развеселила итальянца. - Я не всегда живу затворником. Иногда мне хочется развлечься, и тогда я называюсь каким-нибудь вымышленным именем и отправляюсь на светские приемы. Вино, карты, очаровательные дамы… вы понимаете? - Понимаю, - хрюкнул господин Забалуев. – Прелестная шутка! - Прелестная, - согласился Ринальдо, хотя это было чистой правдой. Он не знал, что - малодушие или авантюризм, - влекло его в мир, много лет назад которому он сам принадлежал, но горечь, неизбежная спутница подобных вылазок, добавляла в его монотонную жизнь новых красок. - А что, если я предложу вам проделать такой же карамболь здесь, в Петербурге? – спросил гость, ковыряя перепелиную тушку. - Может быть… - протянул Ринальдо. - Но зачем мне чья-то помощь? - Без моей вам никак не обойтись! – запротестовал господин Забалуев. – Куда вы попадете, не имея протекции? На суаре к второсортному чиновнику, и то едва ли, а я вас введу в высшее общество! Представлю самым знатным и прекрасным дамам! Одну, княгиню Оболенскую, вы уже видели… - Княгиню Оболенскую? – не смог сдержать интереса синьор Сфортунато. - Вижу, эта дама произвела на вас впечатление? О, она многим вскружила голову! А вот вы, - наставил господин Забалуев указательный палец на визави, - вы могли бы вскружить голову ей. Представим вас под именем какого-нибудь князя, нарядим, как картинку, а уж остальное довершат вас голос и обаяние – не зря ж за вами тянется по всей Европе шлейф разбитых женских сердец! Соглашайтесь, молодой человек, соглашайтесь, неужли вам не хочется поквитаться с княгиней за то, как она выставила вас шутом перед своими поклонниками? Слегка побледнев под маской, Ринальдо откинулся на спинку стула. - Если это цена, которую я должен заплатить, чтобы попасть в высший свет – я отказываюсь. - Нет-с, голубчик, вы не поняли: это цена, которую вы должны заплатить, чтобы оставаться синьором Сфортунато и продолжать морочить головы европейским меломанам. Потому что если вы откажетесь, я шепну пару слов моему другу графу Бенкендорфу, и его люди в два счета вытряхнут вас из вашей маски и псевдонима и голенького предъявят публике, весьма охочей до подобного рода разоблачений! Синьор Сфортунато неожиданно громко расхохотался. - Вы, кажется, не оставили мне выбора. - Я знал, что мы договоримся! – подмигнул ему господин Забалуев и потянулся бокалом, чтобы чокнуться. Оставшись один, Ринальдо подошел к зеркалу и медленно стянул с лица маску. Тревожно вглядываясь в свое теперешнее отражение, он пытался сравнить его с другим - с тем, которое видел больше десяти лет назад. - Чего мне бояться? – пробормотал он с кривой усмешкой. - Я сам почти не помню себя прежнего, а другим и подавно не вспомнить. …Бывший адъютант наследника престола нанялся к владельцу маленькой фехтовальной школы – чистить рапиры и преподавать азы новичкам. Немецкий городишко был маленький и казался отвратительно чистым и бедным после двулико роскошного Петербурга. Дочка хозяина, голубоглазая Анхен, брала уроки пения у итальянского учителя, но часто ей не хватало ловкости, чтобы преодолеть сложный пассаж, и тогда учитель сердился, а она плакала. Устав смотреть на ее мучения, будущий синьор Сфортунато однажды отложил в сторону шпагу, у которой полировал лезвие, и приятным баритоном исполнил весьма замысловатую руладу. Анхен радостно закивала, повторяя, а учитель, с интересом поглядев на молодого человека, предложил тому сесть за рояль и самому что-нибудь исполнить. «Splendido! – всхлипнул он от умиления, когда отзвучали последние ноты. – У вас абсолютный слух, юноша! А ваш голос… ваш голос, если с ним поработать, будет творить чудеса!..» Так исчез Михаил Репнин, и появился Ринальдо Сфортунато, покоритель оперных подмостков. Свое восхождение к славе он начинал в популярном у русских курортном местечке на юге Европы и, стыдясь быть узнанным кем-то из бывших соотечественников, надел маску. Импресарио, подсчитав доходы от спектакля, пришел в совершеннейший восторг и потребовал, чтобы синьор Сфортунато и впредь прятал лицо – право, это так романтично! Дамы млели от восторга и присылали надушенные конверты, которые ему приходилось вскрывать, чтобы знать, по какому адресу отправить назад вложенные в них драгоценные безделушки и записки с просьбой о свидании. Но один подарок вернуть не удалось. Ринальдо развернул богато украшенный вышивкой батистовый платок, вдохнул исходивший от него тонкий аромат – вместе надменный и теплый, всмотрелся в буквы вензеля на уголке. «Кто же вы, Лизавета Петровна Оболенская – женщина, ради которой дядя вышвырнул меня на улицу?» Княгиня Марья Алексеевна Долгорукая, в чепце и малиновом капоте, за утренней чашкой кофе изучала записи в хозяйственной книге. Подле ее кресла переминался с ноги на ногу средних лет рыжеусый человек с маленькими хитрыми глазками. - Опять не хватает, и еще больше, чем в прошлом месяце! – княгиня сердито захлопнула гроссбух. - Сознайтесь же, Карл Модестович – украли? - За что ж вы так обижаете меня, Марья Алексеевна? – обиженно пропыхтел рыжеусый и приложил к глазу платок, промокая мнимую слезу. – За столько лет верной службы… - Вот и супруг мой покойный, Петр Михайлович, жаловался: «Никак, - говорит, - не могу господина Шуллера в воровстве уличить! Уж и так пытаю, и эдак, а он, злодей, всё признаваться не хочет!» - Не в чем же сознаваться, ваше сиятельство, - господин Шуллер молитвенно сложил на груди ладошки. – Имеет недостаток быть, но не от злого умысла, а от чрезмерного усердия. Все ведь дни, от зари и от зари, провожу над вашими книгами, утомился, вот и занесла, видать, рука по ошибке цифирку не в тот столбец. А уж на другой месяц, не извольте сомневаться, я все цифры в книгах подгоню к полному вашему удовольствию! - Так гляди ж ты, мошенник! – проворчала княгиня. – Коли поймаю на воровстве, уволю без выходного пособия и без рекомендаций! - Имеете полное право, ваше сиятельство, - согласно закивал управляющий. – Когда доверия вашего не оправдаю, только на улице мне быть и полагается. - Поди вон, голова от тебя разболелась, - махнула княгиня рукой. Карл Модестович на цыпочках направился к двери. – Постой-ка! – окликнула его хозяйка. – Андрюша вчера поздно вернулся? - Князь Андрей Петрович изволили вернуться за полночь. - А где был, не знаешь? - Как не знать – в офицерском клубе, на вечеринке, - сообщил Карл Модестович, поправляя в галстуке брильянтовую булавку, которую ему подарил молодой князь, чтобы он сказал его матушке именно то, что сейчас сказал. - И вчера был там же? - И вчера, и третьего дня. - Навеселе явился? - Так точно-с! – глазом не моргнул управляющий. - Это хорошо, - удовлетворенно улыбнулась Марья Алексеевна. – Наконец-то мой сын становится настоящим мужчиной, а то ведь, бывало, не прогонишь его от книжки… Однако и по пьянкам офицерским каждый вечер шляться не дело, избалуется! Карл Модестович сделал в памяти зарубку, дабы присоветовать молодому князю новое место вечерних времяпрепровождений для отчетов перед матушкой. - Женить мне его пора, вот что! – Марья Алексеевна допила остывший кофе и отставила чашку. - Завтра у господина Забалуева прием, там должны быть Нарышкины, у них дочка как раз на выданье. Хоть и докучает мне изрядно Андрей Платонович с его жалобами на Лизонькину холодность, - вздохнула княгиня, - а ехать надобно… - Что-с, Лизавета Петровна так и не желают господина Забалуева осчастливить? – осмелился спросить Карл Модестович. Да и почему бы не осмелиться, если он нынешнюю княгиню Оболенскую помнит, когда она от нянек пряталась в буфете или под столом, а господин Шуллер, в ту пору еще простой буфетчик Карлуша, показывал ей «козу»? - Не желает, - еще горше вздохнула Марья Алексеевна. – И я ей теперь не указ. Ах, зачем дочери бывают не всегда так милы и послушны матерям, как в шестнадцать лет? - По чести сказать, граф Андрей Платонович партия более выгодная, чем покойный супруг Лизаветы Петровны, – подобострастно ввернул господин Шуллер. - Так то теперь! А десять-то лет назад у Оболенского богатств поболе было. - Посчастливилось тогда Сергею Степанычу с наследством! - в словах управляющего прозвучал оттенок давнего огорчения: ему самому фортуна никогда так широко не улыбалась. - Судьба благоволит тому, кто не пытается ее обмануть! – назидательно изрекла княгиня. - Однако тогда, будто бы, маленький скандалец имел место быть? – Карл Модестович пощипал рыжий ус. - Имел быть, - поморщилась Марья Алексеевна, – и не маленький. Племянник князя с таким грохотом лишился придворной должности, что сам Сергей Степаныч едва устоял, и право, не получи он так своевременно наследство, не видать бы ему Лизаньки, как своих ушей! Ну ладно, ладно, ступай, - прогнала она управляющего. – Заболталась я с тобой, а мне еще к Нарышкиным с визитом - предупредить их, чтобы дочке наказали первый танец завтра никому не обещать, кроме Андрюши. Продолжение следует.
Ифиль: Gata пишет: Так исчез Михаил Репнин, и появился Ринальдо Сфортунато, Я так и думала! Gata пишет: «Кто же вы, Лизавета Петровна Оболенская – женщина, ради которой дядя вышвырнул меня на улицу?» Вот это да! Gata,
Gata: Приемы у графа Забалуева отличались роскошью и размахом, которые многих в столице заставляли мечтать о заветном приглашении, но удостаивались оного лишь самые именитые, и потому изысканные яства и вина, равно как и оркестр, и гирлянды из голландских роз никогда не уступали блеску мелькавших среди них титулов и эполет. В тот вечер сверх обычного угощения ожидались шумно известные оперные певцы синьорина Маскарпоне и синьор Сфортунато, ангажированные хозяином, по слухам, за сумму, чуть ли не вдвое больше той, что им была обещана дирекцией императорских театров за весь сезон. Оба явились: он – в неизменной черной полумаске, она – без парика, но с настоящим жемчугом на шее; пели соло и дуэтом, сорвав аплодисменты, быть может, и не столь оглушительные, как в театре (ввиду отсутствия у графа Забалуева плебейского райка) однако вполне громкие, чтобы польстить актерскому тщеславию. После концерта гостям подали вино и легкую закуску, чинность постепенно уступала место непринужденному веселью. – Понимаю теперь, к какой цели стремился мой брат, утруждая ум итальянским языком, – сказала Лизавета Петровна, со смехом показывая поклонникам на князя Андрея, прочно оттеснившего от синьорины Маскарпоне всех других желающих выразить ей восторг. – В меньше хлопот ему бы стало, найми он учителя русского языка, чтоб обучать эту цель, – пробасил князь Хворостов, втайне гордый удачной шуткой. – Совет ленивого ума! – пренебрежительно фыркнула княгина. – А цель князя Андрея прелестна, – заметил полковник Заморенов, заменивший в свите вдовы изгнанного Шубина. – Белокура, голубоглаза… Но ей, разумеется, далеко до вас, Лизавета Петровна! – Не меньше тридцати шагов, – оценила княгиня расстояние между собой и Марианной, не оценив комплимента полковника. Князь Андрей в этот момент наклонился, чтобы поцеловать ручку своей очаровательной цели, и вдруг краем глаза заметил мать, которая делала ему с другого конца гостиной отчаянные знаки, используя все доступные в рамках приличий средства, а именно – брови и веер. Вздохнув, он поплелся к ней. – Принеси воды, мне жарко, – потребовала княгиня. – Маменька, здесь полно лакеев, – попытался Андрей протестовать. – Ну и что? Я хочу, чтобы ты принес мне воды! Неужели ты откажешь родной матери? – она сморщила губы, будто собралась заплакать. – Хорошо, маменька, хорошо, – молодой князь отошел и вернулся со стаканом воды. Марья Алексеевна отпила глоток, сунув стакан обратно сыну в руки. – Не говори мне, что ты тратил деньги на итальянских учителишек одного ради, чтобы расточать комплименты этой певичке! – бросила она сердито. – Маменька, я… – Ты никогда не увлекался актерками! – Но она не такая, как все они, – Андрей отважился встать на защиту своего чувства, – это необыкновенно чистое и целомудренное существо… – Избавь меня от этих глупостей, – поморщилась княгиня. – Бал начинается, ступай к Катеньке Нарышкиной и пригласи ее на танец! – Маменька… – тоскливо протянул молодой князь, провожая грустным взглядом Марианну, которая под руку с названым братом направлялась к выходу. На пороге гостиной девушка оглянулась и, поймав взгляд Андрея, улыбнулась ему. Князь просиял и чуть было не ринулся за нею вслед, но мать поймала его за рукав и прошипела: – Немедленно иди к Катеньке! Синьор Сфортунато с Марианной скрылись за аркой двери. – Иду, маменька, – сдался Андрей, потерявший на этот вечер причину сопротивляться. Грянул оркестр, и пары, успевшие составиться, закружили в пестром водовороте. – Не хочу сегодня танцевать, – объявила Лизавета Петровна свите. Те издали дружный горестный вопль, распавшийся на бесконечные: «пуркуа?», «это ужасно!» и «а как же мы?» – Не хочу и не буду! – капризно повторила княгиня. – И не хнычьте так громко, господа – право, можно подумать, что это я служу для вашего развлечения! – Принести ломберный столик? – предложил Писарев. – Надоело! – отрезала привередница. – На тройке прокатиться? – с надеждой спросил Хворостов. – У вас все мысли только о лошадях! – Быть может, пари? – загорелся надеждой Потоцкий. – Готов поставить ящик шампанского, что князь Андрей еще до масленицы объявит о помолвке с Нарышкиной! – подхватил Зальц. – Не ставьте, проиграете, – бросила княгиня. – Почему? – хором удивились все пятеро. – Потому что мой брат рохля ровно настолько, насколько ему это удобно, – отрезала молодая вдова. – Ах, Боже мой, до чего же с вами скучно, господа! Пожалуй, я вернусь домой. Прощайте! – с этими словами она хотела покинуть гостиную, невзирая на слезные мольбы воздыхателей, но дорогу ей преградил сам хозяин. В этот вечер господин Забалуев цвел и благоухал больше обычного, и больше обычного показался Лизавете Петровне отвратительным. Она обронила веер в надежде, что, пока старик за ним наклоняется, потеряет желание целовать ей руку, но кто-то другой вдруг неслышно ступил рядом, подхватил веер на лету и протянул княгине. Госпожа Оболенская хотела рассердиться на эту бесцеремонность, но вся ее суровость растаяла без следа, когда незнакомец ей улыбнулся. Ни у слащавого Потоцкого, ни у нахального Писарева, ни тем более у мужлана Хворостова не было и быть не могло такой улыбки, от которой на сердце сделалось тепло и весело, словно от бокала игристого вина – нет, даже еще приятней! – Позвольте представить вам, драгоценная Лизавета Петровна, моего молодого друга, князя Мерцалова, Михаила Александровича, – донесся до нее откуда-то издалека нарочито-веселый голос Забалуева. – Лишь сегодня вернулся из-за границы, так сказать – с корабля и сразу на бал! – Не с корабля, ваше сиятельство – из экипажа, – все так же улыбаясь, поправил Андрея Платоновича князь и учтиво поклонился госпоже Оболенской. – Счастлив познакомиться, сударыня! Стоит ли говорить, что ему Лизавета Петровна протянула руку для поцелуя с куда большею охотой, чем господину Забалуеву? Покинутые поклонники, сбившись в тесную кучку вокруг колонны, ревниво наблюдали издалека, как княгиня, которая полвечера изливала на них дурное настроение, теперь весело щебечет в компании незнакомого франта, как игриво трепещет веером, пьет шампанское, как заливисто хохочет и – что уж совсем возмутительно! – принимает приглашение этого бонвивана на танец. Андрей Платонович, в противоположность господам Писареву, Хворостову, Зальцу, Потоцкому и Заморенову, пребывал в самом упоительном расположении духа, порхал между группами гостей с легкостью, для его возраста необыкновенной, всем предлагал выпить, беспрерывно шутил и смеялся, но то и дело бросал взгляды на танцующую толпу, а когда замечал в разноцветном вихре одну красивую пару, злобно ухмылялся и потирал руки. Лиза отобрала у него бутылку и сама разлила вино по бокалам. – Угадайте, за что я хочу выпить? – Не знаю, – с улыбкой смотрел на нее Михаил. В этот месяц он многое успел о ней узнать: что ее смешит и что способно рассердить, в какие места она любит ездить на прогулки и почему терпеть не может водевили, с кем предпочитает играть в карты и от каких цветов у нее болит голова. Он успел узнать, что полюбил ее, и что это чувство взаимно. Не знал он только одного – что будет делать дальше. – Я хочу, чтобы этот вечер вы провели со мной! – княгиня протянула ему бокал. – И только? – он сделал вид, что разочарован. – Я ждал, что вы потребуете чего-то менее выполнимого. – Мы с вами знакомы уже больше месяца. И за всё это время провели вместе… раз, два, – Лиза начала загибать пальцы, – только шесть вечеров, да и те у кого-то в гостях. Во все остальные вечера вы от меня сбегали под разными предлогами… нет-нет, не нужно оправданий, – перебила она, видя, что он хочет что-то сказать, – я же ни о чем вас не спрашиваю! Вы слишком недавно в России, чтобы это была какая-то старая связь, а вашим делам я препятствовать не хочу… не хотела до нынешнего вечера. Думайте про меня, что хотите – что я легкомысленная, порочная, но я вас сегодня никуда не отпущу! – Запрете дверь на ключ? – пошутил он. – Это хорошая идея! – княгиня пошла и действительно закрыла дверь на ключ, а ключ положила в карман. У Михаила пересохло в горле. К счастью, или к несчастью, сегодня в театре не было представления. – Налейте мне еще вина! – нарочито громко и весело потребовала Лизавета Петровна, и Михаил догадался, что она трусит. Это в нем уничтожило последние колебания, он шагнул к ней и стиснул в объятьях. Бокал выскользнул из ослабевшей руки Лизы, и жалобно звякнул, разбившись на полу. … – Да кто ж дал тебе право бить вещи в чужом доме? – фальцетом взвизгнул старый князь, когда Михаил, нетвердой рукой пытаясь налить себе вина, уронил дорогой хрустальный графин. – Это дом моего отца!.. – Ты его спустил вместе со всем прочим за карточным столом, а я – выкупил, чтобы жить в нем с молодой женой, и тебе тут делать нечего! – Вы не можете так со мной поступить, дядя! – Еще как могу! – тряхнул Сергей Степаныч седыми клочкастыми бакенбардами. – Из-за тебя слава нашей семьи едва не пошла прахом. Твой покойный отец возлагал на тебя такие надежды, а ты сдуру или спьяну ввязался в эту дуэль! На месте его величество я бы никогда тебя не помиловал, а сослал бы в самую глухую сибирскую глухомань – к волкам, к медведям! – Отдайте мне хотя бы драгоценности моей матери, я уеду за границу. – Бриллианты я подарю Лизаньке, а ты убирайся вон, щенок, и не смей больше являться мне на глаза!.. Обстановка комнаты за десять лет почти не изменилась, и злобная дядюшкина физиономия столь явственно всплыла в памяти Михаила, что он отшатнулся от Лизы: – Вы были женой этого мерзкого старика… – Вы смеете меня этим укорять?! – вознегодовала она. – Простите, – он опомнился и хотел обнять ее снова, но та сердито вывернулась. – А если б я была женой молодого Аполлона, вы бы ревновали меня меньше? – Простите, – повторил он с раскаянием. Княгиня налила полный бокал вина, выпила залпом и горько рассмеялась. – Как же вы, мужчины, бываете мелочны! Я не виновата, что вы появились в моей жизни месяц назад, а не десятью годами раньше! Где вы были тогда? Наверно, обнимали другую женщину, молодую и красивую, и возможно, даже в то самое время, когда я стояла под венцом с этим отвратительным стариком!.. Сверкая глазами от ярости, она метнула в ревнивца бокал. Михаил едва успел отвернуться, но за первым бокалом немедленно последовал другой, потом – бутылка, шкатулка резного дерева, две или три фарфоровые вазы, одну из которых князь изловчился поймать, бронзовая статуэтка, пухлый французский роман, шляпная картонка, корзинка с рукодельем и – апофеозом – сорванный со стены портрет старого князя Оболенского. Когда швырять стало нечего, Лизавета Петровна упала в кресло и расплакалась: – Вы еще хуже этого старого паука, который привязывал меня к стулу, выпытывая, не изменяю ли я ему! – А вы… ему изменяли? – с затаенной болью спросил Михаил. – Да, изменяла! – бросила она с вызовом. – И не один раз! Вы не знаете, что он был за чудовище… «Еще как знаю!» – чуть не воскликнул Михаил. – Я ничуть не раскаиваюсь, что наставляла моему мужу рога. Ну а теперь, когда вы убедились окончательно, какая я бесстыдница и распутница, и вам, должно быть, не терпится отсюда удрать – ступайте, я вас больше не держу. Не глядя на него, она протянула ключ. «Я должен уйти, я не имею права остаться, – приказывал себе взять этот ключ Михаил. – Она любит богатого баловня судьбы князя Мерцалова, а не безродного итальянского певца или разжалованного адъютанта без гроша за душой! Но если я уйду теперь, после этого ее признания, она будет думать, что я ее презираю, а я не хочу, чтобы она так думала...» И синьор Сфортунато малодушно остался. Наутро он потребовал у возлюбленной отчета за сделанное им ночью приятное открытие. Лиза скорчила брезгливую гримаску и стала рассказывать, как после свадьбы супруг хотел ее заставить танцевать перед ним в спальне индийские танцы, а когда она, заплакав, ответила, что ничего подобного танцевать не умеет, ужасно на нее рассердился, назвал бестолковой и пообещал отдать в обучение актеркам из императорского театра, а покуда велел читать ему вслух фривольный французский роман, чем бедняжке и пришлось заниматься вплоть до самого рассвета, пока у нее не стал заплетаться язык. Назавтра она заперлась в своей комнате, заявив, что скорей подожжет дом, чем станет учиться непристойным танцам, и неоднократно потом повторяла свою угрозу, прежде чем старый князь уразумел, наконец, что склонить жену к служению Терпсихоре не удастся, и вернул внимание актеркам, куда более покладистым и талантливым. «Сколько пороков могло уместиться в одном тщедушном старикашке?» – с отвращением подумал Михаил о дяде. – Но зачем ты солгала про любовников? Лиза засмеялась, потом вздохнула. – Я обиделась на твою глупую ревность. Если бы ты меня не простил, мне было бы, конечно, очень больно, но я смогла бы это пережить, потому что потеряла бы не очень много – всего лишь человека, который меня не любит, раз не хочет принять такой, какая я есть. Но ведь ты меня простил… простил, да? – она снова засмеялась и принялась его тормошить. «Простил, – подумал он с тоскою, – хоть не за что было прощать. Моя же вина перед нею столь велика, что покаяться – и то страшно, а уж уповать на прощение и вовсе бессмысленно… Жалкий, ничтожный я трус, недостойный ее любви», – продолжал он мысленное самобичевание, отвечая на поцелуи Лизаветы Петровны. Окончание следует.
Ифиль: Gata пишет: В этот месяц он многое успел о ней узнать: что ее смешит и что способно рассердить, в какие места она любит ездить на прогулки и почему терпеть не может водевили, с кем предпочитает играть в карты и от каких цветов у нее болит голова. Он успел узнать, что полюбил ее, и что это чувство взаимно. Не знал он только одного – что будет делать дальше. Никогда не знаешь, чем это может закончится! Столько страстей! Узнаю нашу Лизаньку! Gata пишет: Окончание следует. ооо! Скоро развязочка!
Алекса: Читаю урывками между экзаменами. Гата, из-за твоих фиков я совсем не успеваю готовиться Очень увлекательные. Про мистера Икс я знаю, поэтому чем закончится догадываюсь Мне Анна с Андреем нравятся
Gata: Мяурси за отзывы! Приятно, что моя история вам интересна Алекса пишет: Мне Анна с Андреем нравятся Самое ужасное - мне Анна тут самой нравится )))))) Алекса пишет: Гата, из-за твоих фиков я совсем не успеваю готовиться Ой, ой, ой, посыпаю свою голову пеплом. И что же мне теперь делать? Боюсь окончание выкладывать
Ифиль: Gata пишет: Боюсь окончание выкладывать Правильно, не надо пока! Учится, учится, и еще раз учится!
Алекса: Gata пишет: И что же мне теперь делать? Боюсь окончание выкладывать Выкладывай! Мне очень интересно, что там дальше
Gata: Ну хорошо, не будем затягивать, чтобы вам потом не пришлось перечитывать сначала и тратить в четыре раза больше времени :) * * * Санки весело летели с горы, разбрызгивая снежную пыль вперемешку с громким смехом. Оперная дива Марианна Маскарпоне, в белой шубке и пуховом платке, зажмурив глаза, визжала от страха и восторга. Андрей наклонился к ней и крикнул, безуспешно борясь со свистом ветра: - Аня, я тебя люблю! - Не слышу! – со смехом прокричала она ему в ответ. Князь теснее прижал ее к себе одной рукой, другой правя санки - в залепленных снегом очках не видя, куда, - вниз, к черту, к счастью! - Люблю! Слышишь? - Не слышу! – она мотнула головой, сбив с Андрея очки, которые тут же исчезли в белой пыли, но князь не заметил потери. Верней сказать, заметил и обрадовался, потому что мог теперь видеть румяную щечку Марианны. Санки подпрыгнули на кочке, и девушка уронила голову ему на плечо. - Люблю! – прокричал князь у нее над виском, пытаясь губами пробраться под платок, к ушку, но щека была ближе, и он, бросив попытки докричаться, стал целовать свою ненаглядную – в лоб, в щеки, в губы. Она ткнулась холодным носом ему в глаз, Андрей засмеялся, нечаянно выпустил из рук веревку, и санки не замедлили съехать в сугроб. Растрепанные и счастливые, молодые люди возвращались к княжескому возку, оставленному неподалеку. Андрей то и дело останавливался, чтобы помочь девушке отряхнуть снег с шубки или платка, но чаще – чтобы поцеловать. Марианна не возражала и, кажется, нарочно замедляла шаг, чтобы продлить эту упоительную прогулку. - Я не знала, как это весело – кататься с горки! - Мы будем кататься каждый день, ты хочешь? – князь закружил ее, схватив за руки. - Я скоро уезжаю… мы с Ринальдо уезжаем. Нас ждут в Австрии. - Уезжаете? – голос Андрея дрогнул. – Когда? - Через неделю, - девушка опустила глаза, чтобы князь не увидел в них слез. - Так быстро? – растерялся он. – Почему? Нет, я не хочу, чтобы ты уезжала! - Я буду часто тебя вспоминать… - Но я не хочу быть только твоим воспоминанием! – Андрей привлек ее к себе и обнял так крепко, что она вскрикнула. – Мы сейчас отправимся в какую-нибудь кондитерскую, и я накормлю тебя мороженым, чтобы у тебя заболело горло, ты не смогла петь и не поехала в эту проклятую Австрию! - Мороженое? – развеселилась Марианна. – А если снег? – она зачерпнула из ближайшего сугроба и скатала маленький, похожий на пломбирный, шарик. - Я буду по нему скучать… по снегу и по тебе… Около возка их поджидал Карл Модестович и поджидал, видимо, давно, так как на его рыжих усах успели намерзнуть сосульки, которые жалобно позвякивали, когда он припрыгивал и охал, похлопывая себя по бокам, чтобы согреться. - Что случилось, Карл Модестович? – тихо спросил Андрей, усадив Марианну в возок. - Ваша матушка велели вам напомнить, что вы приглашены нынче на ужин к господину Забалуеву, и чтобы были всенепременно-с. - Да помню я, помню, - раздраженно отозвался князь. - Не только это, - покосившись на девушку, господин Шуллер понизил голос и прошуршал возле уха князя: - Имею вернейшие сведения, что Марья Алексеевна намерена сегодня объявить о вашей помолвке с графиней Нарышкиной. - Что-о?! – выпучил глаза Андрей. - Увы, - голос Карла Модестовича был полон сострадания. – И хоть известие принес я вам печальное, однако смею рассчитывать, - он стыдливо потупился, теребя карман, - смею рассчитывать, что моя преданность будет вознаграждена… - Ну уж нет, не бывать этому! – перебил его князь. - Как не бывать? – неподдельно огорчился управляющий. – Раньше, Андрей Петрович, вы никогда меня не обижали… - Помолвке не бывать! – рявкнул Андрея. – А ну, едем! - Куда? – испуганно хрюкнул господин Шуллер, но молодой хозяин без дальнейших разговоров схватив его за шиворот, втолкнул в возок, сам прыгнул следом и крикнул кучеру: - Гони! Ужин медленно спешил к апогею, звон бокалов и приборов становился всё ленивей, и всё оживленней – разговоры; воздав должное напиткам и яствам, гости с упоением предались светским сплетням. Раздавались и анекдоты – чинные, ввиду присутствия дам, иные из которых, может, и не прочь были бы услышать или поведать пару-тройку пикантностей, но боялись прослыть вульгарными. Хозяин всеми фибрами источал радушие, однако косил злобным глазом на лже-князя Мерцалова, который, как донесли графу верные соглядатаи, провел прошлую ночь у госпожи Оболенской. Это не могло бы вызвать столь бурного негодования в Андрее Платоновиче, происходи сообразно его коварным планам, но, судя по тому, какими нежными улыбками обменивался синьор Сфортунато с капризной для всех остальных дамой, действовал он исключительно в собственных интересах. «А все равно ж будет по-моему!» - мстительно подумал господин Забалуев и, прокашлявшись, громко стал рассказывать ближайшим застольным соседям «побасенку, имевшую случиться наяву»: - Жил-был один безродный, но не обделенный красотой и талантами юноша… Марья Алексеевна наклонилась к сыну, прошипев: - Когда ты объявишь о помолвке с Катенькой? - Маменька… - страдальчески простонал Андрей. - Ты же не сможешь опозорить девушку! - Мне не нравится Катенька, и я ей не нравлюсь, - шепотом упорствовал сын, - ей нравится князь Шубин, он необыкновенно расцвел с тех пор, как моя сестра дала ему отставку. - Ты лучше! – убежденно заявила княгиня. – А Катенька еще глупа и ничего не понимает, но ее родители… Что должны были предпринять родители Катеньки, Андрей так и не услышал, потому что голос господина Забалуева, подобный громыхающему водопаду, успел к той минуте возобладать над журчанием ручейков отдельных разговоров: - …и вот сей предприимчивый актеришка, назвавшись фальшивым титулом, обольстил даму, до того отказавшую полудюжине достойных и благородных людей… - А успел ли он на ней жениться? – полюбопытствовал кто-то из гостей. - Нет-с, правда выяснилась накануне свадьбы, и проходимец был с позором изгнан, однако и репутация дамы была погублена безвозвратно, - говоря эти слова, граф ощупывал цепкими глазками лицо соперника, рассчитывая найти там следы испуга или паники, но князь с невозмутимым видом промокнул салфеткой губы и изрек: - Весьма печальная история. - Вы уверены, что ваша выйдет счастливей, синьор Сфортунато? – прищурился Андрей Платонович, внутренне ликуя: уж эта-то стрела не пролетит мимо цели! По застолью прошелестел шепоток, где-то испуганно звякнула вилка, и воцарилась полная тишина. Все забыли про десерт и с вожделением ждали развязки нарождавшегося скандала, а кое-кто, сопоставив анекдот, рассказанный графом, с его выпадом против мнимого князя Мерцалова, уже навел любопытный лорнет и на княгиню Оболенскую. Михаил пожал ей руку под столом и широко улыбнулся Забалуеву: - Настолько уверен, что даже решил взять новое имя – Фортунато. - Что значит – счастливец, – не преминул блеснуть познаниями в итальянском Андрей Долгорукий. - Вы совершенно правы, князь, - кивнул ему Михаил. - Ах, Боже мой! Неужели это синьор Сфортунато? – запоздало испустила стон восторга одна из дам. – О, спойте, спойте нам арию конкистадора, умоляю вас! - Извольте, - галантно поклонился он и, пересев к роялю, знаменитым на всю Европу баритоном исполнил требуемое. Застолье взорвалось аплодисментами, громче всех рукоплескала Лизавета Петровна. - Не понимаю причины вашей радости, - буркнул ей Забалуев, в уме у которого никак не сходились два и два. - Чему же мне огорчаться? – с искренним недоумением пожала та плечами. Граф погрузился в замешательство, а потом два и два вдруг сошлись. - Неужели он сам рассказал вам о себе?! - Разве можно что-то скрыть от Лизаветы Петровны, – с улыбкой развел руками синьор Фортунато. - И вы согласны стать женой безродного итальянца?! – чуть не подпрыгнул Андрей Платонович. - А вот это вас совершенно не касается, милый граф, - весело ответила ему Лизавета Петровна. Среди гостей произошла небольшая сумятица: княгиня Долгорукая лишилась чувств. Кто-то стал махать над ней веером, Андрей, не найдя воды, брызгал матери в лицо шампанским, Лиза тоже подбежала. - Вези маменьку домой, - велела она брату. - Но господин Забалуев, кажется, вознамерился тебя съесть. - Ну и пусть, зубов у него все равно нет, - беспечно отмахнулась сестра. Андрей посмотрел на мнимого итальянца, подумал, что тот, пожалуй, не позволил бы съесть Лизу, даже расти у графа зубы в несколько рядов, как у акулы, и отбыл восвояси, поддерживая под руку очнувшуюся и беспрерывно охавшую мать. Этого времени хозяину вечера хватило, чтобы собраться с силами для новой атаки. - Не думаю, чтобы ваш избранник был с вами до конца откровенен, Лизавета Петровна, - пропел он сладким голосом, едва за ее родственниками закрылась дверь, - иначе бы вы и мысли не допустили об этих отношениях. - Еще одно слово, и я вас вызову к барьеру, - прошипел ему в ухо баритон на чистом русском языке. - Вспомнили старые замашки, князь Репнин? – громко фыркнул граф. - Да-да-да, - подтвердил он взволнованно всколыхнувшемуся обществу, - это князь Михаил Александрович Репнин, племянник покойного супруга Лизаветы Петровны! – и подмигнул разоблаченному сопернику. - Тогда вам, правда, стреляться не пришлось, вы были лишь секундантом при одной высокопоставленной особе, однако неужто ж печальные последствия не отвратили вас навсегда от мыслей о дуэлях? Лиза разочарованно протянула: - Кажется, я проиграла. - О чем вы? – нахмурился Андрей Платонович. - Я держала с Михаилом Александровичем пари, что вам ничего не известно о его прошлом. - И велик ли бы заклад? – спросил кто-то. - Пять рублей, - вздохнула княгиня. - Я их сохраню, как сувенир, - поцеловал ей руку Михаил. Минуту или две Забалуев пребывал в конфузе, но потом его физиономия опять просияла злорадством. - И тем не мене, Лизавета Петровна, племянник вашего покойного супруга утаил от вас кое-что… кое-что, ему самому неизвестное, - граф сел, закинув ногу на ногу, и продолжил, наслаждаясь хищным вниманием прочих гостей. - Десять лет назад князь Оболенский отчаянно искал, где раздобыть денег, чтобы скрыть от родни невесты свое бедственное положение, и в это время его племянника, весьма состоятельного юношу, отлучили от придворной должности. С горя бедняга однажды крепко напился, добрый дядюшка это запомнил, и другой раз подослал к нему сообщника, некоего Шишкина, чтобы тот нарочно подпоил молодого князя и соблазнил на игру, а за игрой, пьяному, подсунул на подпись долговую бумагу. Ныне господин Шишкин во всем сознался и покаялся… - Ну, дядюшка, - процедил сквозь зубы Михаил. Лиза, не стесняясь посторонних, взяла его под руку и положила голову ему на плечо. - Надеюсь, сегодня мы слышим о нем последний раз! - Как бы не так! – хохотнул Забалуев. - Увы, Лизавета Петровна, вам больше не принадлежит ни копейки из наследства покойного мужа, - он хотел изобразить сострадание, но не выдержал и злорадно хрюкнул. – Вам придется всё вернуть молодому князю, законному владельцу, а заново насладиться сим богатством вам не позволит ни один архиерей! Да-с, тетушек с племянниками не венчают! - Но уж этого-то мне никто не запретит сделать! - сказал князь Репнин, вынув из кармана перчатку, и, к вящему восторгу собравшихся, отхлестал ею графа по физиономии. Княгиня Долгорукая возлежала в кресле на горе подушек и громко стонала. - Какой позор, какой стыд… это невыносимо… Моя дочь сбежала за границу с каким-то нищим итальяшкой!.. - С позволения вашего сиятельства, господин Репнин не итальяшка и уж тем более не нищий, - заметил Карл Модестович, стоявший рядом, в смиренной позе сложив ручки на животе. - Да, - кивнул Андрей, который был там же, - господин Забалуев с таким тщанием копал Михаилу яму, что восстановил его во всех правах на наследство. - Бедный, бедный Андрей Платонович! – разохалась княгиня. - Этот изверг прострелил ему на дуэли ляжку! - Врач сказал, что кость не задета, - попытался ее утешить господин Шуллер. - И этот злодей, разбойник увез мою дочь! Без венца, без родительского благословения – какой позор!.. - Они обязательно обвенчаются, маменька, - прервал поток ее причитаний Андрей. – Только еще не решили, по-католически или по-лютерански. - По-лютерански!.. – горестно возопила Марья Алексеевна. – Нет, я этого не переживу! - Вы бы предпочли, чтобы они сбежали в Китай? - Ты совсем не любишь свою мать! – забилась княгиня в истерике. – Ты хочешь моей смерти! - Выпейте, Марья Алексеевна, вам станет легче, - на ломаном русском сказала Анхен-Марианна, а отныне просто Аня, протянув ей микстуру на ложечке. – Доктор сказал, что это замечательное средство. - Что она здесь делает? – слабым голосом спросила княгиня. - Ухаживает за вами, - ответил Андрей. - Я не хочу, чтобы она за мной ухаживала! – Марья Алексеевна оттолкнула Анину руку с ложкой. – Хватит с меня итальянских голодранцев! - С позволения вашего сиятельства, синьорина Анна не голодранка, - снова подал голос управляющий. - Она весьма состоятельная особа, а по линии прабабки происходит от старинного рода Борджиа… - О Боже, отравители! – заголосила княгиня. - Андрюша, она хочет меня отравить! - Не мелите чепуху, маменька! – возмутился Андрей. – Анечка так о вас заботится, сама сварила бульон… - По итальянскому рецепту! – похвасталась Анна. Марья Алексеевна закатила глаза. - А вечером она споет вам колыбельную, на русском языке, - улыбнулся Андрей. – Маменька, вы очень скоро поймете, какое Аня сокровище! - Ты так ее защищаешь, будто… - княгиню пронзила ужасная догадка. – Ты влюблен в нее?! Андрей переглянулся с Анной и вздохнул: - Хуже, маменька… - Хуже?! Ты меня пугаешь, Андрюша! Что может быть хуже? Ты просил ее руки?!! – мать схватилась за сердце. - Хуже, маменька… - князь виновато поправил новые очки. - Мне страшно… - прошептала Марья Алексеевна. - Ничего страшного, ваше сиятельство, - Карл Модестович заботливо поправил у нее под спиной подушку и, пользуясь тем, что Андрей отвернулся к Анне, незаметно чмокнул хозяйку в локоток. - Успокойтесь, они уже женаты. Конец.
Алекса: Гаточка, спасибо Увлекательно. Мне больше всего понравились Анна и Андрей, но и другие герои замечательные. Лиза меня никогда особенно не интересовала. В сериале, в фиках. Всегда так себе. Если автор очень любит героиню, старается убрать черты, которые резали глаза в БН. Это на пользу героине. Я заметила, что ты Лизу очень любишь и много о ней пишешь.
Gata: Алекса, спасибо за отзыв! Рада, что тебе понравилось Алекса пишет: Если автор очень любит героиню, старается убрать черты, которые резали глаза в БН. Это на пользу героине. Я заметила, что ты Лизу очень любишь и много о ней пишешь. Сейчас люблю чуть меньше, по понятным причинам. Но нежность к этому персонажу у меня осталась. Я о Лизе писала очень много, и далеко не всегда ее идеализировала - мне она всегда была дорога такой, какая она есть, милая взбалмошная Лизанька. После небольшой редакции выложу еще один фик с ней в главной роли, романного объема :)
Алекса: Gata пишет: После небольшой редакции выложу еще один фик с ней в главной роли, романного объема Поклонники ЛизМиши будут счастливы Я очень жду, когда будут дописаны фики про другую пару
Gata: Алекса пишет: Поклонники ЛизМиши будут счастливы К сожалению или к счастью, там будет не про ЛизМишу :) Алекса пишет: Я очень жду, когда будут дописаны фики про другую пару Будут, будут, только чуть больше свободного времени появится
Четвёртая Харита: Очень понравилось . Такая целеустремлённая Лизавета и благородный Миша . А Андрей с Анной вообще песнь отдельная, в конце после слова хуже смеялась как помешанная . И КМ просто прелесть .
Ифиль: Gata пишет: Успокойтесь, они уже женаты. Ну не уж-то и Андрюше счастье привалило! Gata, спасибо за фик про Мишу и Лизу! Очень меня порадовала! Gata пишет: После небольшой редакции выложу еще один фик с ней в главной роли, романного объема :) Ого-го! Ждемс, ждемс!
ИринаЛ: È stato bellissimo! Это было прекрасно! Как я удачно открыла фик, споткнувшись об интересное имя в названии! Единственный, кому не повезло здесь, - благородный князь Сергей Степанович Оболенский. Зато все остальные персонажи просто чудо как хороши. А уж как некоторые выросли в чинах и титулах: Шубин-то, оказывается, граф, а Никита Хворостов и вовсе князем оказался Жаль, Сонечки в семействе Долгоруких здесь нет, а то, может статься, и ей счастье наконец-то выпало бы. Анна здесь просто чудесная, наверное, именно такой она должна была быть в сериале, но по целой куче причин я её такой не увидела. - Он – князь, не забывай. - Да, он князь, но он ничуть не похож на всех этих чванливых аристократов! - Не ошибись, девочка, - тихо и очень серьезно сказал Ринальдо. - Я знаю, - вздохнула она. – Я все знаю… Но иногда так хочется помечтать!Вот здесь сразу верится в искренне чувство девушки. Удивительно, но Gata воплотила одну из моих самых первых ассоциаций, к концу сериала ставшую инцестом. Мне всё время казалось, что Анна была бы для Андрея Долгорукого идеальным выбором: получившая прекрасное образование и дворянское воспитание, но умевшая, в отличие от Натали, прятать свои коготки и казаться не менее кроткой, чем Татьяна. Она смогла бы не давить на Андрея, но втихую вертеть им, а тот бы даже не догадывался о прелестном каблучке на своей шее. Но в этом фике они просто прекрасная пара, вылитые Мейбл Гибсон и Тони Шлюмбергер или Мари Латуш и просто Тони, - не знаю уж, чем вдохновлялась Gata при написании: оригинальной опереттой "Принцесса цирка" или фильмом "Мистер Икс" с Георгом Отсом. Карл Модестович просто как сошёл с экрана: - Опять не хватает, и еще больше, чем в прошлом месяце! – княгиня сердито захлопнула гроссбух. - Сознайтесь же, Карл Модестович – украли? - За что ж вы так обижаете меня, Марья Алексеевна? – обиженно пропыхтел рыжеусый и приложил к глазу платок, промокая мнимую слезу. – За столько лет верной службы…Марья Алексеевна, лишённая тяги к смертоубийствам по причине отсутствия причины, колоритна неимоверна, и с Шуллером у них получился потрясающий дуэт. После двух комических пар разных возрастов в классической оперетте последняя пара - романтическая. Тут я снимаю шляпу Лизонька, конечно, по сравнению с сериальной мудрее и самостоятельнее - но так ведь и 10 лет с замужества даром пройти не должны были - зато абсолютно также равнодушна к мнению общества. А Репнин, как мне показалось, при таких обстоятельствах именно таким и был бы. И немалых размеров булыжник в огород сценаристов "БН": Лиза скорчила брезгливую гримаску и стала рассказывать, как после свадьбы супруг хотел ее заставить танцевать перед ним в спальне индийские танцы, а когда она, заплакав, ответила, что ничего подобного танцевать не умеет, ужасно на нее рассердился, назвал бестолковой и пообещал отдать в обучение актеркам из императорского театраВот плохо, очень плохо воспитала дочь княгиня Долгорукая, нужно ей было у соседа поинтересоваться, что нынче модно включать в образовательную программу юных дворянок. Спасибо, Gata, фик прекрасен! Хорошо, что когда-то одной из твоих любимых героинь была Лиза.
Gata: Ира, спасибо за обстоятельный отзыв Почти забыла эту историю :) Но помню, что мне там удался момент про катание Дюсика с Нюрцом на санках. Промотала, и нате вам - нету этого момента! Выпал при публикации Порылась по сусекам, вставила. ИринаЛ пишет: не знаю уж, чем вдохновлялась Gata при написании: оригинальной опереттой "Принцесса цирка" или фильмом "Мистер Икс" с Георгом Отсом. "Мистером Иксом", дружининскую экранизацию терпеть не могу.
ИринаЛ: Gata пишет: Почти забыла эту историю :)Неудивительно при таком творческом наследии. Gata пишет: "Мистером Иксом", дружининскую экранизацию терпеть не могу.Так и я не про фильм Дружининой, а про классическую оперетту. Просто в фильмах имена и фамилии действующих лиц сильно отличаются от немецкого либретто, у Дружининой, правда, ближе к оригиналу, но это почти единственное достоинство фильма. Gata пишет: Но помню, что мне там удался момент про катание Дюсика с Нюрцом на санках. Промотала, и нате вам - нету этого момента! Выпал при публикации Порылась по сусекам, вставила.А вот это сюрприз! А ведь точно - мне в самом деле не хватило сцен объяснения обеих пар. Но с Лизой и Репниным было понятно, что она опущена для поддержания интриги, а с Андреем и Анной я подумала, что не хватило сил, желания или времени. Ан нет, всё на месте! С удовольствием перечитала фик с добавленной сценой. Андрей с Анной стали ещё чудеснее, а Карл Модестович - так просто душка – И хоть известие принес я вам печальное, однако смею рассчитывать, - он стыдливо потупился, теребя карман, - смею рассчитывать, что моя преданность будет вознаграждена… - Ну уж нет, не бывать этому! – перебил его князь. - Как не бывать? – неподдельно огорчился управляющий. – Раньше, Андрей Петрович, вы никогда меня не обижали…Шуллер просто великолепен в своём невинном бескорыстии. Впрочем, в этой сцене великолепны оба - и князь, и управляющий.
полная версия страницы