Форум » Альманах » "Острый край" - 3 » Ответить

"Острый край" - 3

Falchi: Название: Острый край Жанр: Немного драма, немного авантюра и приключения, немного мелодрама. Продолжение БН, время и место действия без изменений. Герои: Михаил, Владимир, Лиза, Анна, Александр и другие. Пейринги традиционные. Авторское примечание: Фик задумывался в основном о мужской дружбе, потому Владимир-Михаил главные действующие лица. Но любовь и о, ужас, даже розовые сопли пристуствуют. Фик в процессе написания, если он покажется читателям интересен - выложу продолжение. Часть 1 Часть 2

Ответов - 132, стр: 1 2 3 4 5 6 7 All

Царапка: Полной безопасности всё равно не бывает. Владимир и Анна осознали, в чём были не правы, попросили друг перед другом прощения, а то, что Владимир унижал будущую жену, в значительной мере вызвано внешними обстоятельствами - т.е. предрассудками эпохи, на которые эти унижения можно списать.

Falchi: Скорее причина не в эпохе, а в воспитании ИИ. Если бы старый барон не выпячивал свое отношение к крепостной воспитаннице в ущерб общения с сыном, думаю Владимир на Анну вообще внимания не обратил бы. Или относился как к сестре.

Царапка: Возможно, они всё равно полюбили бы друг друга, но без нервозности.


Falchi: На то меньше шансов - а тут Вове нужно было с собой бороться, страдать, ревновать. Он же у нас мазохист, помучиться любит. А будь все тихо-мирно кутил бы да гулял до пенсии, а о Нюше только от случаю к случаю вспоминал.

Царапка: Это гадательно. Не думаю, что он увлёкся Анной исключительно из-за отца. Вполне мог не обращать внимание на батюшкину причуду.

Falchi: Анна совершенно точно поначалу его раздражала и он ревновал отца, потом каким-то чудом ненависть стала любовью. Я ж говорю - мазозист. У всех нормальных людей любовь начинается с симпатии и привязанности, а у него - со злости и ожесточения.

Gata: Не уловила, поверил АХБ Мишастому, или только сделал вид?

Царапка: Даже если поверил, при разоблачении сделает вид.

Gata: Подожду, что скажет автор. На глупого АХБ не хочется время тратить.

Falchi: Гата, ну ты можешь себе представить глупого АХБ? Вот и я не могу. Даже если поверил, при разоблачении сделает вид. Каком разоблчении, Царап?

Gata: Falchi, ты мну успокоила А то Царапыч тут влез, понимаешь, с ложкой дегтя )))

Царапка: Дело вскроется по-любому, и даже если Бенкендорф поверил Мишастому, потом не признается. И, кстати, не вижу ничего глупого в том, чтобы поверить подчинённому - иначе АХБ или телепат, что мне лично скучно - не люблю сверхъестественных способностей в рассказе об обычных людях, или не умеет подбирать подчинённых.

Роза: Царапка пишет: И, кстати, не вижу ничего глупого в том, чтобы поверить подчинённому Да уж, ты умудрилась из АХБ сделать дурака. Falchi пишет: Гата, ну ты можешь себе представить глупого АХБ? Это не трудно, учитывая, что некоторые авторы не понимают, что их герой таким предстает в фике Как гритца, автор не в состоянии отделить зерна от плевел. Как и Гата, не хочу разочароваться.

Falchi: АХБ не нужно быть телпатом, чтобы не попасть впросак, самое главное, что он умеет правильно выбирать получаемую информацию и делать правильные выводы. Миша в разговоре с ним допустил ошибку, которая потом ему может выйти боком. Роза пишет Как и Гата, не хочу разочароваться. Роза, неужели я где-то успела себя скомпроментировать выставив графа дураком?

Gata: Falchi пишет: АХБ не нужно быть телпатом, чтобы не попасть впросак, самое главное, что он умеет правильно выбирать получаемую информацию и делать правильные выводы. Миша в разговоре с ним допустил ошибку, которая потом ему может выйти боком. Пошла вчитываться внимательнее :)

Царапка: Если человек не умеет доверять подчинённым, то он - негодный управленец, а это похуже дурака будет.

Falchi: А если подчиненный ему врет в глаза, а тот не умеет отделить правды от лжи, то он действительно недалек умом. Я даю подсказку - Миша случайно дал повод в себе сомневаться

Роза: Falchi пишет: Роза, неужели я где-то успела себя скомпроментировать выставив графа дураком? Почитаем дальше фик, тогда и будут окончательные выводы

Gata: Царапка пишет: Если человек не умеет доверять подчинённым, то он - негодный управленец, а это похуже дурака будет. На Царапку не угодишь - и если поверил, плохо, и не поверил - еще хуже )))) Насколько я поняла, это было первое поручение Миши у АХБ, рекомендовал его сам император, и причин не доверять ему у шефа жандармов не было. Всё остальное проверяется в работе. Перечитала внимательно диалог. Конечно, АХБ Мишке не поверил :) Я тормоз, конечно, известный, но мне показалось, что Мишка прокололся, когда сказал, что поверил трактирной служанке, отмахнувшись от каких-то деталей, хотя в делах такого рода мелочей не существует. То есть выставил себя глупцом, а ведь АХБ знает, что Мишка далеко не глуп, честен и дотошен.

Эйлис: Царапка пишет: Если человек не умеет доверять подчинённым, то он - негодный управленец, а это похуже дурака будет. "Нанимай лучших и не доверяй им ни в чем" Это не мои слова, это реалии проверенные на деле.

Роза: Эйлис пишет: "Нанимай лучших и не доверяй им ни в чем" Совершенно согласна У меня в подчинении до фига народа, но доверяю я только себе, хотя под рукой у меня профи. Этот принцип меня никогда не подводил, а как раз, наоборот, часто выручал. Это так, лирическое отступление

Falchi: Gata пишет: тормоз, конечно, известный, но мне показалось, что Мишка прокололся, когда сказал, что поверил трактирной служанке, отмахнувшись от каких-то деталей, хотя в делах такого рода мелочей не существует. Следы безусловно ведут в трактир. Но я больше ничего не скажу, и так уж обспойлерилась вся Эйлис пишет: "Нанимай лучших и не доверяй им ни в чем" Мудро

Царапка: Проверка должна быть или выборочной, или при явном сбое, или при испытательном сроке, иначе будет бардак.

Falchi: Глава восьмая Мишель вернулся домой через черный ход, предназначенный для слуг, и завернул из коридора на кухню. Привычку подолгу сидеть в этом теплом уютном месте он перенял от Корфа, на кухне которого за веселыми разговорами они в свое время провели не один вечер. Владимир очень любил присесть на краешек стола и в перерывах между красноречивыми рассуждениями на самые разные предметы, таскать из-под носа у суетившейся возле печки Варвары нашинкованную капусту или яблоки. Кроме того добрая кухарка оказывалась не только мастерицей по части кулинарии, но и интересной собеседницей, к которой барон всегда с любопытством прислушивался. В его собственном доме кухня тоже стала Мише как родная еще и потому, что здесь ему всегда удавалось настроиться и сосредоточиться, если того требовали какие-либо неотложные дела: тихое потрескивание огня в русской печки и звенящий стук переставляемых кухаркой кастрюль являлся прекрасным рефреном для раздумий. Правда сегодня Михаил так устал, что сил на них совсем не осталось, и он зашел сюда просто что-нибудь перекусить, с утра во рту не было ни маковой росинки, а на часах давно перевалило за полночь. – Ты чего не спишь, Глаша? – с удивлением спросил Репнин, увидев служанку, стоящую у печки и вытирающую посуду, - Времени-то сколько! – Ох, Михаил Александрович, напугали, - вздрогнула та и обернулась, - Засиделась я что-то сегодня. Да и вы я погляжу только пришли. – Только пришел, - эхом повторил Мишель, медленно расстегивая пуговицы пальто и опускаясь на стул, - День был тяжелый. – Устали? – сочувственно спросила Глаша, - Давайте я вас покормлю. Я сегодня ваше с барыней любимое жаркое приготовила, а Лизавета Петровна к ужину почти и не притронулась, говорит, одна есть не буду, всё вас ждала. – Да, Глаш, сообрази мне что-нибудь, - кивнул головой Репнин, а потом спросил негромко, - А что Лиза? Служанка пожала плечами: – Да не в духе, барин. Грустная весь день была, задумчивая. Что не спросишь, один ответ – делай, как хочешь. Вы простите, Михаил Александрович, что не в свое дело лезу, но по вам она тоскует, тяжело ей одной с ребеночком. Вы ж помните, какой Лизавета Петровна была, на одном месте и полчаса усидеть не в силах, а тут и не уехать надолго и в четырех стенах сидеть невмоготу. От кормилицы отказалась, всё сама, а вас дома не бывает почти никогда, вот она и скучает. Миша не ответил – обсуждать с горничной свою семейную жизнь ему не хотелось, но Глаша была, конечно, права, в последнее время дома он появлялся нечасто, что не могло не отражаться на Лизином настроении. – Еще что-нибудь желаете? – осведомилась служанка, ставя перед ним тарелку. – Спасибо, Глаша, ты можешь идти, - поблагодарил её Репнин, - Спокойной ночи. – И вам того же, барин. Мишель задумчиво поковырял вилкой жаркое – странный вышел день. Впервые за три месяца поисков Корфа, он сумел приблизиться к разгадке мучившей его тайны так близко. Сегодня он наконец-то лицом к лицу столкнулся с мятежным поляком, ставшим причиной исчезновения барона и только роковая оплошность помешала ему довести расследование до конца. Но больше всего не давало покоя то ощущение присутствия кого-то третьего, посетившее его в заснеженном переулке. А что если… Миша сам удивился мысли внезапно пришедшей ему в голову, - а что если, странный взгляд неизвестного наблюдателя принадлежит Владимиру? Вдруг он тоже очутился там, гонимый желанием вывести поляка на чистую воду, и их пути случайны образом пересеклись? Михаил тряхнул головой – нет, глупости, не может такого быть. Окажись это и в самом деле Корф, он не стал бы от него прятаться. Да и разве можно сказать наверняка, что неизвестно откуда возникший соглядатай – не плод его воображения? От такого вечера, принёсшего уйму невероятных событий, можно было ожидать чего угодно. Миша поднялся наверх, осторожно открыл дверь в комнату. Лиза еще не спала – расчесывала перед зеркалом свои длинные золотистые волосы, блестящие от света горящих на комоде канделябров. – Добрый вечер, - поздоровался Михаил, подходя к жене. В зеркале он увидел её отражение, и от него не ускользнула тихая грусть, застывшая в Лизиных глазах. Репнин наклонился и обнял её, прижавшись губами к хрупкой шее: – Как ты? – Всё хорошо, Миш, - княгиня повернулась к нему, несколько секунд пристально смотрела в лицо мужа, потом нежно провела пальчиками по щеке, - Ты выглядишь таким усталым. Что-то опять случилось? – Случилось, - кивнул головой Михаил, - Я сегодня видел Вейса, причем так близко, как никогда и не мог рассчитывать. Мне даже удалось за ним проследить, но в последний момент я его упустил, он оказался хитрее меня. – Ты говоришь о том польском заговорщике, который написал записку Владимиру? – Да, о нём. Я уверен, не сегодня, так завтра он обязательно выведет на след Корфа. – Неужели это всё скоро, наконец, закончится? – с надеждой спросила Лиза, прильнув к груди мужа. – Я надеюсь, - Миша поцеловал жену в волосы, - Скучала без меня, да? – Ты еще спрашиваешь! Я же тебя почти не вижу. – Может, тебе стоит поехать в деревню? – осторожно предложил Репнин, - Там Соня, Таня, с ними ты немного развеешься и не будешь так тосковать, пока я тут со всем управлюсь. – Нет, не хочу, - решительно мотнула головой Лиза, - Я, конечно, буду рада видеть и Соню и Таню и племянника, но там есть еще и отец. А в последнее время у меня совсем нет желания с ним встречаться. И к тому же в Двугорском сохранилось слишком много тяжелых воспоминаний. Там погиб мой брат, сошла с ума моя мать… Лиза притихла на секунду и отвела взгляд в сторону: – Лучше мне остаться здесь, с тобой. К тому же я вовсе не думаю скучать, - она вновь подняла глаза на мужа и улыбнулась, - Завтра мы с Анной договорились поехать к модистке, а потом я собиралась отвезти её к своему ювелиру. Ты же знаешь, ничто так не поднимает настроение женщине как новая шляпка или колечко. – Ладно, как хочешь, - согласился Михаил, - Если колечко или шляпка помогут тебе избавиться от грусти, то пусть будет так… Внезапный плач ребенка в детской прервал его на полуслове: – Алешенька проснулся, - насторожилась Лиза, - Странно, обычно в это время он всегда хорошо спит. – Наверное, мы его разбудили, слишком громко разговаривали. – Я пойду, посмотрю, что с ним. Княгиня скрылась в дверях детской, а Михаил с наслаждением ослабил ворот рубашки и без сил опустился на кровать, раскинувшись на мягких подушках. Насыщенный событиями день, начавшийся с малоприятной утренней беседы с господином Бенкендорфом и закончившийся вечером погоней за поляком в мрачных подворотнях, порядком его измотал. Пока он нежился на пуховой перине, плач сына всё не смолкал, и Мишель уже начал было слегка волноваться, когда на пороге появилась Лиза, держа малыша на руках. – Миш, я никак не могу его успокоить, - пожаловалась она, - Я пыталась его покормить, но он отказывается. Мне кажется, он соскучился по тебе, за весь день ты даже не подошел к нему ни разу. – Думаешь, я могу тут чем-то помочь? – нерешительно спросил Михаил, поднимаясь на постели. – Конечно, - заверила его Лизавета, - Тебе мои слова покажутся сентиментальной глупостью, но ребенок в таком возрасте прекрасно чувствует, кто и когда берет его на руки. Алеша знает, что ты его очень любишь и ему, как и мне, тебя не хватает. Возьми его, не бойся. – Господи, маленький-то какой, - прошептал Михаил, осторожно прижимая сына к груди и слегка покачивая, - Тише, тише, мой хороший, не плачь. – Ты все еще боишься ненароком ему навредить? – спросила Лиза, с улыбкой наблюдая за мужем. – Не знаю, - ответил Репнин, - Я в жизни не испытывал ничего подобного. Меня учили ездить верхом, правильно держать шпагу, обращаться с ружьем и пистолетом. А что делать с такой крошкой, я понятия не имею. – Глупый ты. – Лиза села рядом и положила голову ему на плечо, - Такому нигде не учат. Ребёнка нужно просто сильно-сильно любить, а у тебя это получается очень хорошо… Ну вот видишь, уже заснул. – Действительно спит, - ответил Михаил, глядя в мгновенно ставшее спокойным личико малыша, - Надо же как быстро. – Ты будешь замечательным отцом, Миша, - прошептала ему на ухо Лизавета, - Я так и вижу, как ты играешь с Алешкой в гостиной или во дворе дома. Строишь снежную крепость или расставляешь на полу оловянных солдатиков. Еще ты наверняка станешь его сильно баловать и всё на свете ему разрешать, а он будет тебя обожать. Я уверена, всё так и случится. – Может быть, - тоже шепотом ответил Репнин, - Ты знаешь, я вспоминаю, как в моём детстве отец никогда мне ничего не запрещал, хотя мама часто ругала его за это, говорила, что он позволяет детям слишком много. Но отец полагал, что мальчишка должен расти на свободе и всё испытать на себе сам. Он всегда предпочитал меня учить собственным примером, а не запретами. Что такое порядок и размеренная жизнь я узнал только в кадетском корпусе, там с этим было строго. Детство же у меня прошло беззаботно и счастливо. – У меня тоже, - задумчиво произнесла Лиза, - Отец обожал меня, я всегда была его любимицей, несмотря на то, что вечно влезала в какие-то истории, затевала разные глупости, да еще втягивала в них Соню. Она вначале пыталась меня отговаривать, а, в конце концов, прятала и выгораживала от маменьки. Папа же смеялся и радовался, что я расту такой бойкой и непоседливой. Как же я его любила, Миша… - княгиня замолчала, а потом добавила очень тихо, - Никогда не прощу ему эту ужасную Марфу и то, как он с нами поступил. Никогда и ни за что. – Он настолько сильно разочаровал тебя? – Я не могу представить ничего страшнее измены. Ведь он предал всех нас, разрушил нашу семью, самое ценное, самое святое из всего, что только можно представить! Как только маменька сумела пережить такое? Ведь он ей в глаза лгал про свои поездки к Корфам, про какие-то шахматы… А на самом деле прятал там крепостную любовницу. Как это низко, подло, гадко! – Оставь, Лиза, не вороши прошлое, - спокойно проговорил Михаил, - Исправить уже ничего нельзя, к чему себя мучить? Что прошло, то прошло и будет лучше, если ты постараешься пусть не простить, но хотя бы понять своего отца. Какой смысл упрекать его в чём-то сейчас? – Смысла нет, но мне по-прежнему больно всякий раз, когда я вспоминаю о его предательстве… Но ты прав, не будем об этом, - княгиня тут же повеселела и склонилась над сыном, - Я хочу думать только о нас троих. Мне кажется, Алёшенка будет похож на тебя. И характером тоже – такой же умный, спокойный и рассудительный. – А с чего ты решила, что от тебя он ничего не возьмет? Может он вырастет неугомонным искателем приключений, как его маменька? – Ну нет, таким он точно не будет, - скривила губки княгиня, - Во всяком случае, так мне подсказывает мое материнское сердце. Поэтому мы просто обязаны родить еще одного ребенка, и непременно девочку, чтоб она была точь-в-точь как я. Мишель повернулся к жене и сделал вид, что погрузился в глубокие раздумья: – Пожалуй, я не соглашусь, - произнес он с наигранной серьезностью, - Вторую Лизавету Петровну мне просто не вынести… – Ах, вот ты как, - возмущенно вспыхнула княгиня, хотя глаза ее смеялись, - Немедленно возьми свои слова обратно! Михаил улыбнулся: – Хорошо, хорошо, - прошептал он, - Конечно, у нас родится девочка, красавица и умница, с серыми бездонными глазами и золотистыми волосами. И, несмотря на несносный характер, она будет такой же доброй, нежной и чуткой, как её мама. – Дай Бог, чтобы так и случилось, - Лиза теснее прижалась к мужу, - Дай Бог… Мише показалось, в голосе ее вновь зазвучала еле уловимая тревога, кольнувшая его изнутри как тонкая стальная иголка, но он тут же усилием воли избавился от этой мысли.

Falchi: – Вам шах, Александр Николаевич, - торжественно произнес Михаил, сдвигая на шахматной доске фигурку черного ферзя, - И мат. – Что? – тут же встрепенулся цесаревич и подскочил в кресле, - Не может быть! Еще минуту назад он с довольным выражением лица наблюдал за тем, как Репнин сосредоточенно разглядывает черно-белое поле боя и посмеивался над ним, призывая немедленно сдаться ввиду бесперспективности дальнейшей игры, как вдруг ему неожиданно объявляют, что на самом деле партия закончилась для него самого. – Миша, вы жульничали, - с отчаяньем произнес наследник, окинув безнадежным взором доску, - Вы нечестно съели моего слона. – Почему нечестно? – невозмутимо произнес Михаил, - Ваш слон был тут, мой ферзь здесь – всё по правилам. Александр нахмурился: – Действительно, мат… Ну что ж поздравляю, князь! Вы только что обыграли цесаревича. Надо будет в следующий раз играть в карты, а то так я скоро растеряю весь свой авторитет перед поданными. – Не расстраивайтесь, ваше высочество, - улыбнулся Мишель, - Вам всего лишь нужно быть чуточку внимательнее и осторожнее. И тогда следующая игра будет за вами. – Нет уж, - наследник поднялся с кресла и подошел к столику, сервированному фруктами и вином, - Шахматные баталии это не моё. Мне ни в жизни не хватит терпенья раздумывать над каждым шагом, так как вы. Вероятно, стратег из меня никудышный… Будете вино, Миш? – Пожалуй, немного выпью, - князь принял из рук цесаревича хрустальный бокал, - Как поживает ваш новый проект о цензуре? Вы нашли убедительные доводы для императора? – Мне удалось смягчить несколько пунктов. Пусть маленькая, но все же победа, - Александр вновь уселся в кресло, откинувшись на спинку, - Я не перестаю думать о том, почему меня так тянет либеральничать в пику жестким мерам моего отца, ведь идеи либерализма никогда меня не прельщали. Скорее это относится к моему брату, он зачитывается французскими книжками, пока, разумеется, не видит государь. Мне просто доставляет удовольствие вставлять ему палки в колеса – чем больше он запрещает, тем больше хочется идти наперекор. Ведь, если вдуматься, ничто так не подстегивает к нарушению, как самый жесткий запрет. – Запретный плод сладок, - задумчиво произнес Михаил, разглядывая переливающееся в лучах солнца вино в бокале. – Именно! Кстати, это была самая главная ошибка Бога – не создать неблагодарных Адама и Еву, а запретить им трогать то злосчастное яблоко. Тогда бы им даже в голову не пришло на него покушаться. Надо будет взять на вооружение такую простую истину, пригодится, когда стану императором. В дверях кабинета наследника неожиданно появился офицер в строгом голубом мундире, остановился на пороге и учтиво поклонился. Увидев его, Миша, ощутил, как в горле у него неприятно заскребло от нехорошего предчувствия. – Прошу прощение за вторжение, ваше высочество, - чинно проговорил офицер, - Я по поручению господина Бенкендорфа. Его сиятельство срочно требует к себе князя Репнина. – По вашу душу, Мишель, - усмехнулся Александр, - Признавайтесь, что успели натворить? Шутливый тон наследника нисколько не утешил Михаила, совсем наоборот, ощущение неминуемых неприятностей только усилилось. Бенкендорф не вспоминал о нем уже несколько дней, и у князя даже появилась надежда, что по известному поводу с шефом тайной полиции встречаться больше не придется, однако судя по всему, он рано радовался. – Не поминайте лихом, ваше высочество, - ответил в тон Александру Михаил, - Надеюсь, я был вам хорошим адъютантом. Цесаревич рассмеялся и дружески хлопнул его по плечу, а самому Мише было не до смеха. Идя по коридору дворца в сторону кабинета Бенкендорфа, он чувствовал, как его охватывает тревога – непременно что-то будет, хотя слабая надежда на всего лишь очередное поручение продолжала теплиться где-то глубоко внутри. Александр Христофорович стоял у окна, спиной к двери, выстукивая пальцами на стекле какой-то незатейливый мотив. Казалось, он находился глубоко в своих мыслях и даже не заметил вошедшего. Михаил замер в дверях: – Ваше сиятельство… – Проходите, князь, - пригласил его шеф жандармов, не поворачиваясь, - Как поживаете? Репнин кашлянул: в горле запершило от волнения: – Благодарю вас, замечательно. Бенкендорф, наконец, оторвался от разглядыванья городских пейзажей и перевел взгляд на Михаила: – Приступим сразу к делу, - шеф жандармов говорил очень тихо и серьезно, - Не буду вас долго томить лишними подробностями. Вейс вновь в Петербурге, к тому же не один. Вместе с ним приехал и Мещерский, а мне это совсем не нравится. Похоже, они решили организовать очередной тайный кружок и вовлекать в него всех сомневающихся, тем более они нашли благоприятное поле деятельности. Идею их я думаю, мы очень быстро зарубим на корню, а вот проверить господина Мещерского на предмет интересующих нас бумаг не мешало бы. Он сейчас остановился в одном трактире недалеко от фабричных кварталов, надо бы туда наведаться и посмотреть, какие вещички он возит с собой, вдруг обнаружиться что-нибудь любопытное. Репнин сразу понял, что за трактир упомянул Бенкендорф – выходит, Третьему отделению понадобилось не так много времени, чтобы напасть на след поляков. Одно радовало – граф не стал вспоминать о таинственном сообщнике Вейса, которого подозревал в сокрытии бумаг по дороге из Польши. – Вы поручаете мне обыск? – осторожно спросил Михаил. – Да, но вы пойдете не один. Отправляйтесь вместе с моим жандармом. Я полагаю, имя его вам знакомо – капитан Волков. – Мы пересекались несколько раз, - кивнул головой Репнин – Прекрасно, значит, в представлении друг другу не нуждаетесь. У вас нет опыта проведения обыска, но зато вы лучше многих знаете, что мы ищем. Как вы понимаете, просвещать слишком широкий круг лиц в столь деликатное дело я не могу, поэтому у каждого из вас свое задание, он проверит вещи Мещерского, а вы должны будете опознать бумаги. Надеюсь, вы не забыли об их содержании? – Разумеется, нет, ваше сиятельство. – Хорошо, - удовлетворился Бенкендорф, - Да и еще, князь, не лезьте на рожон. Ваша задача предельно ясна, ничего кроме обыска не предпринимайте. Вас должны интересовать только документы, остальное оставьте мне. – Я понял вас, - коротко поклонился Михаил, - Я могу идти прямо сейчас? – Да, я вас больше не задерживаю. Репнин поспешил ретироваться, в этот раз вроде бы обошлось, но сухой и скупой тон Бенкендорфа зародил сомнения – расслабляться явно было слишком рано. Заходя в уже ставший до боли знакомым трактир, Мишель пропустил своего спутника вперед. Зная вертлявого проныру трактирщика, можно было не сомневаться, что он тут же захочет выразить свое почтение старому знакомому, а в планы Миши это совершенно не входило, поэтому он незаметно за спиной капитана сделал красноречивый жест, обозначавший, что рот следует держать на замке. Хозяин заведения как всегда оказался на редкость понятлив и улыбнулся гостям привычной радушной улыбкой, как словно бы видел обоих первый раз в жизни: – Что изволите, господа? – учтиво поклонился он. – Комнаты сдаешь? – не здороваясь спросил Волков. – Разумеется, желаете поселиться? – Совершенно верно, на денечек, - капитан положил перед трактирщиком несколько купюр, которые тот немедленно и с благодарностью принял, а затем протянул ключ от номера и засаленный огарок свечи, засунутый в пустую бутылку из-под вина. – Темно у нас на лестнице, не расшибитесь, - напутствовал он уходящим мужчинам. На втором этаже и вправду стояла непроглядная темень. Место оказалось на редкость отвратительным - низкий потолок был полностью покрыт паутиной и пылью, в воздухе пахло затхлостью и сыростью, где-то в углу с назойливом постоянством скреблись мыши. – Ну и дыра, - прошептал Волков, пробираясь по узкому коридору, - Кажется, комната Мещерского здесь, - он остановился у одной из дверей, - Посвети-ка мне. Миша опустил к замочной скважине огарок, а капитан достал из кармана увесистую связку отмычек, повертел в руках, выбирая нужный инструмент, потом осторожно просунул его в замок. Дверь тихонько щелкнула. Волков толкнул ее вперед, но она почему-то не поддалась. – Что за чертовщина, - прошипел он, - Изнутри заперто. – Может, Вейс или Мещерский там? – Исключено, - жандарм еще раз дернул ручку, - Мы не упускаем их из виду, сейчас они в другом месте. – Похоже, к двери что-то придвинули, может шкаф или кровать, - предположил Михаил. – Тихо, - перебил его капитан, вплотную прижавшись к двери, - Там кто-то есть. Репнин прислушался – в самом деле по звукам казалось, что кто-то очень быстро передвигался по комнате, затем раздался какой-то хруст и звон бьющегося стекла. Михаил и Волков переглянулись: – Надо ломать, - решительно произнес капитан, - Давай попробуем вместе. Дверь поддалась с первого раза – сначала жалобно скрипнула под натиском двух мужчин, а потом с грохотом слетела с петель. С обратной стороны к ней вплотную был притиснут тяжелый книжный шкаф. Мишель протолкнул плечом покореженную дверь и сквозь образовавшуюся щель пробрался в комнату, где тут же замер в изумлении от представшей картины. Окно было широко распахнуто, одна из створок разбита, похоже, тот, кто его открывал так торопился, что предпочел высадить стекло, нежели возиться с защелкой. Все вещи были перевернуты вверх дном – ящики письменного стола выдвинуты, постель расправлена, выпотрошены одеяла и подушки. Кажется, разгрома не избежал ни один предмет мебели. Вошедший вслед за Репниным жандарм негромко свистнул: – Кто ж тут так до нас постарался? Михаил рывком бросился к окну – в наступавших сумерках он увидел удалявшуюся темную фигуру. – Ушел? – спросил капитан, приближаясь к Мише и тоже выглядывая в окно. – Ушел. Не догнать. Репнин прошелся вдоль комнаты, разглядывая беспорядок – всё произошедшее было настолько неожиданным, что у него не осталось никаких мыслей по поводу того, что могло здесь случиться. Около кровати он остановился, заметив на полу какой-то лоскуток тонкой светлой ткани. Обычный платок вдруг почему-то выглядел слишком знакомо, Михаил взял его в руки, развернул и в ту же секунду ему показалось, что его ударила молния. В углу ткани были вышиты две переплетенные друг с другом буквы – ВК. Эту монограмму Миша ни с чем не мог перепутать – платок принадлежал Владимиру Корфу. Князь быстро скомкал лоскуток и сунул в карман: «Франт несчастный, - выругался он про себя, - Ты что тут делал?» Сердце забилось как сумасшедшее – шаги в закрытой комнате, удаляющаяся в темноте фигура. Барон Корф был здесь всего несколько минут назад! Михаил обернулся на капитана, сидевшего на корточках перед развалом и перебиравшего разбросанные вещи. Кажется, тот ничего не успел заподозрить. – Похоже, искать здесь что-то бесполезно, - проговорил Волков, - Дело приняло совсем новый оборот. Надо ждать господина Бенкендорфа. Я сам этим займусь, а твоя миссия судя по всему закончена. Если здесь что и было, то теперь уж… - он обреченно махнул рукой. Михаил бегом выскочил на улицу – у него была последняя надежда догнать барона. Незадолго перед их приездом в трактир, выпал снег, покрыв все старые следы, значит, велика вероятность увидеть новые, еще не затоптанные и не заметенные. Моля Бога, чтобы погода не изменилась, князь обошел трактир, выловил взглядом разбитое окно, из которого выпрыгнул Владимир и осторожно приблизился. На белом снежном покрывале отчетливо проступали следы, ведущие к кварталам, где несколько дней назад исчез Вейс. Сердце стучало всё чаще, дышать стало трудно. Миша зачерпнул горсть свежего снега, приложил к лицу, чтобы хоть немного прийти в себя и внимательно глядя себе под ноги, направился по следу. Темнело на глазах, разглядеть начинавшие теряться отпечатки становилось все труднее и в какой-то момент князю показалось, что он уже давно потерял след и идет практически наугад. Миновав пару кварталов, он остановился, упершись в полуразрушенное кирпичное здание, видимо когда-то служившее сараем или фабричным складом. Репнин по привычке достал пистолет, затем огляделся по сторонам, сильно толкнул плечом дверь и осторожно заглянул внутрь. В здании как и повсюду было темно. Пожалев, что не захватил с собой даже ничтожной лучинки, Мишель медленно перешагнул через порог и прислушался – ответом служила глухая тишина, и князь уже начал сомневаться, что правильно выбрал след. Репнин сделал еще несколько шагов вперед – судя по всему в сарае было несколько помещений, - перед собой он увидел зияющую черным пятном дыру в стене, соединяющую эту комнату с соседней. Переступив через валяющиеся на земляном полу доски, Михаил подошел к проему: – Владимир! – крикнул он почти в отчаянии, больше надеясь на чудо, - Владимир, ты здесь? Голые обшарпанные стены сарая вторили ему гулким эхом. По-прежнему держа оружие наготове, князь вплотную приблизился к проходу. Сбоку от него промелькнула чья-то длинная тень, - Михаил вздрогнул и молниеносно взвел курок. – Опусти пистолет, Репнин, - услышал он рядом с собой тихий знакомый голос, - Игры кончились. Через секунду из темноты показалась высокая зловещая фигура Владимира Корфа.

Царапка: Falchi пишет: высокая зловещая фигура Владимира Корфа. Что это наш барон вдруг в зловещие превратился?

Falchi: Темно, страшно, да и нервы у Мишки расшатаны Остальное - в следущей серии.

Gata: Falchi, спасибо за продолжение! Очень увлекательно Falchi пишет: Темно, страшно, да и нервы у Мишки расшатаны Вот именно - у страха глаза велики ))) Falchi пишет: В дверях кабинета наследника неожиданно появился офицер в строгом голубом мундире, остановился на пороге и учтиво поклонился. Увидев его, Миша, ощутил, как в горле у него неприятно заскребло от нехорошего предчувствия. Крут Беня! Его офицеры без доклада и без стука к цесаревичу ходят А если бы он, пардон, был с дамой? А дама - агент Третьего отделения? Представила сценку: "Прощу прощения, ваше высочество, но мадмуазель Нарышкину срочно вызывают на доклад к графу Бенкендорфу" Falchi пишет: Остальное - в следущей серии. Как всегда, на самом интересном

Светлячок: Falchi пишет: ривычку подолгу сидеть в этом теплом уютном месте он перенял от Корфа, на кухне которого за веселыми разговорами они в свое время провели не один вечер. Владимир очень любил присесть на краешек стола и в перерывах между красноречивыми рассуждениями на самые разные предметы, таскать из-под носа у суетившейся возле печки Варвары нашинкованную капусту или яблоки. Кроме того добрая кухарка оказывалась не только мастерицей по части кулинарии, но и интересной собеседницей, к которой барон всегда с любопытством прислушивался. Дай я тебя расцелую Душевно как! Falchi пишет: высокая зловещая фигура Владимира Корфа. Зловещая

Falchi: Gata пишет: Крут Беня! Его офицеры без доклада и без стука к цесаревичу ходят Я знала, что ты оценишь Светлячок пишет: Зловещая И никак-то вам "зловещесть" барона покоя не дает

Gata: Falchi пишет: Я знала, что ты оценишь

Светлячок: Falchi пишет: И никак-то вам "зловещесть" барона покоя не дает Еще бы. Вовка у нас демонически красив

Тоффи: Falchi, в вашей истории есть всё, чтобы приковать внимание читателя: и детективная линия, и драматическая, и любовь, и верная мужская дружба. С особым интересом, конечно, слежу за судьбой моих любимых героев - Владимира и Анны. Спасибо! Очень жду продолжения!

Falchi: Глава девятая Михаил с облеченьем выдохнул, опустив затекшую от напряженья руку, в которой он всё еще сжимал оружие: – Слава Богу, Володя, - радостно воскликнул князь, - Я думал, что никогда тебя не найду. – Отчего же, - нехорошо ухмыльнулся Корф, приближаясь к нему, - Сам граф Бенкендорф поверил в твои силы. Поздравляю, ты только что снискал наградную медаль за заслуги перед отечеством. В глухой тишине неожиданно щелкнул затвор и в следующее мгновение Михаил увидел перед собой направленное на него дуло пистолета. – Володя, что ты делаешь? – непонимающе уставился в его суженные ледяные глаза Репнин, - Это же я, твой друг. – Вижу, Мишель, вижу, - ответил Владимир, по-прежнему держа его под прицелом, - Только ты забыл, мы теперь по разные стороны, неужели у государственных преступников могут быть друзья, приближенные к Третьему отделению? Не тебе ли господин Бенкендорф приказал принести ему мою голову? – Ты ополоумел что ли, Корф? – крикнул Михаил, поочередно переводя взгляд то на угрожающе нацеленное дуло пистолета, то на мрачное лицо барона, - Я прекрасно знаю, что ты не преступник, я пришел сюда не арестовывать тебя, а помочь. Князь сделал полшага вперед и примирительно протянул ему руку: – Убери пистолет, - тихо попросил он, - Я не враг тебе. – Не подходи! – грубо осадил его Владимир, - Я уже решил, кому из нас двоих предназначена эта пуля, но клянусь, если ты сделаешь еще хоть шаг, я убью тебя. Мишель покорился и отодвинулся в сторону – мысли путались от внезапного поворота событий, решительно он ожидал чего угодно, но только не такого. Барон Корф явно сошел с ума, иначе объяснить его поведенье было невозможно. И этот ненормальный горящий взгляд, сжатый в руке пистолет с взведенным курком вот-вот готовый выстрелить. Миша набрал в легкие воздух, голос его дрожал: – Володя, послушай меня, пожалуйста. Я знаю, ты в отчаянье, ты думаешь, что все потеряно и выхода нет, но это не так. Позволь мне помочь тебе, и мы придумаем, что сделать. Владимир насмешливо приподнял бровь: – А ты фаталист, Мишель, - ответил он, неотрывно смотря ему в глаза, - Как ты собираешься искать выход под пристальным оком господина Бенкендорфа? Или ты думаешь, что он настолько доверяет тебе, что позволит водить себя за нос? Что ты скажешь ему, когда он назовет мое имя? Что ты скажешь тому жандарму, который пришел с тобой, как объяснишь? – барон сник, отвел взгляд в сторону, - Напрасно ты нашел меня, теперь я не знаю, что мне с тобой делать. Был бы кто другой, может и пристрелил бы, а ты… - Корф горько усмехнулся, - Вот ведь ирония судьбы, Мишель, мой лучший друг стал моим палачом. – Как ты мог подумать, что я предам тебя? – почти беззвучно произнес Репнин, - Когда я понял, что Бенкендорф ищет тебя, я только и делал, что заметал твои следы. Забрал твой паспорт на польской границе, прятал твой платок в трактире, я лгал в глаза Бенкендорфу и придумывал Бог знает что, лишь бы отвести от тебя подозрения. – Все это бесполезно, - также тихо ответил Владимир, и пистолет дрогнул в его руке, - Не пройдет и пары дней как ищейки Бенкендорфа обо всем догадаются, я не смогу от них прятаться вечно. Сегодня меня нашел ты, а завтра мне уже будут читать приговор за государственную измену. Я загнан в угол… – Но ты же был сегодня у Мещерского, ты нашел бумаги! – Репнин снова кинул осторожный взгляд на его руку, заметив, что барон убрал пальцы с курка, - Это же ты перевернул его комнату вверх дном! – Нет там их, Миша! - отчаянно выкрикнул Корф, - Вейс и его дружок не такие дураки, чтобы держать их на виду у Третьего отделенья. Иначе Бенкендорф давно бы их уже арестовал…. Этот архив был моей последней надеждой. А теперь против меня все улики, даже если Вейса арестуют, он потянет меня за собой. У меня нет выхода – с одной стороны Третье отделение, а с другой – Вейс с сотоварищами, - барон рассмеялся, - Как ты думаешь, Мишель, какое из двух зол мне предпочесть? – Прекрати пороть горячку, - разозлился Репнин, - Всё еще можно исправить! – Только не в моем случае, - князь увидел, как огонь в глазах друга затухает, сменяясь равнодушной апатией, - Я устал прятаться, скрываться, все, что я делаю, оборачивается против меня. Теперь еще ты… Уходи, Миша, ты не должен в это ввязываться. –Я уже ввязался! – прервал его Михаил, - С той самой минуты, когда Бенкендорф приказал мне разыскать тебя и сейчас мне поздно отступать. Пока его жандармы о тебе ничего не знают, мы можем найти выход. Я прошу тебя, успокойся и отдай мне пистолет! – Нет, - Владимир вновь взвел курок, - Всё уже решено. Уходи! Глаза Миши расширились от ужаса, когда он осознал, что задумал Корф. В воздухе вновь воцарилась гнетущая тишина, в которой, казалось, можно услышать, как зазвенели натянутые струной нервы, и князь уже почти почувствовал горький запах сухого пороха, вот-вот готового вырваться из мрачно зияющего дула пистолета. В голове застучало от напряжения: – Володя, подожди, - Репнин понял, что Владимир потерял над собой контроль, так же как когда-то во время дуэли с наследником и находится на самом краю разверзшейся бездны отчаянья, а значит, каждая потерянная секунда может обернуться крахом и возврата уже не будет, - Не делай глупостей! – Поздно, Миша, - рука с пистолетом неумолимо ползла к виску, лишь на мгновенье задержавшись в воздухе, - Ты сам когда-то говорил, что надо уметь умирать достойно. Нынче у меня такой богатый выбор – виселица в Петропавловской крепости или пуля в лоб из именного пистолета. У тебя есть другие предложения? Может, ты думаешь, мне стоит добровольно сдаться на милость господину Бенкендорфу? Понадеяться на его благородство и понимание? Наблюдать, как он с улыбкой отправит меня на эшафот, с лихвой припомнив старые счеты, начиная с дуэли с цесаревичем и заканчивая госпожой Калиновской? Нет, Мишель, прости я не готов доставить ему такое удовольствие, да к тому же я слишком честолюбив, чтобы болтаться в одной петле с такими ничтожествами как Вейс и его приятель, а отдельную виселицу для меня, боюсь, его сиятельство не построит… Уходи, - попросил он в третий раз, - Уходи! – Прекрати ломать комедию, идиот! – не вытерпел Михаил, - О себе не думаешь, так подумай о тех, кто тебя любит и ждет. Что будет с Анной, когда она обо всем узнает? При упоминании имени жены Владимир дернулся как от удара, глаза заволоклись пеленой: – Анна, - тихо проговорил он, еле заметно мотнув головой, - Анна… Я всю жизнь причинял ей только боль, одни страданья за другими, теперь есть шанс все разом закончить. Возможно, так даже будет лучше. – У нее слез уже о тебе не осталось, а ты… - Мишель запнулся, не зная, какие подобрать слова, - Возьми себя в руки в конце концов! – Ты думаешь, ей будет большей радостью увидеть меня за решеткой? Прочитать, как столичные ведомости назовут меня государственным преступником, слушать презрительные крики в свой адрес, что баронесса Корф – жена предателя и изменника? – Стой! – отчаянно крикнул Михаил, цепляясь, как утопающий за соломинку, - Подумай о своем ребенке! Анна ждет от тебя ребенка! Он сам не понял, как слова вырвались наружу, будто неведомая сила вытянула их из него, точно последнюю надежду изменить казалось бы уже невозможное. Владимир опять вздрогнул, в ту же секунду взгляд его прояснился, он медленно повернулся к другу: – Что ты сказал? – полушепотом произнес он, тяжело дыша и опираясь на стену, - Повтори. Вместо ответа Репнин, заметив, что барон, наконец, опустил руку, кинулся к нему и резким движением вырвал пистолет из вмиг ослабевших пальцев. – Всё, Миш, всё, - выдохнул Владимир, - Всё хорошо… – Всё хорошо? – прошипел Михаил, чувствуя как копившееся мучительно долгими минутами напряжение вот-вот готово вырваться наружу, - Всё хорошо? – с остервенением повторил он, - Ах ты сукин сын, фигляр несчастный, я из-за тебя чуть умом не тронулся! И не в состоянии больше сдерживать тугую пружину гнева размахнулся и со всей силы всадил свой кулак в скулу барона. От неожиданности Владимир отшатнулся и, потеряв равновесие, упал навзничь, ударившись плечом о валявшиеся на полу связанные в поленницу доски. Через секунду придя в себя, Корф еле заметно усмехнулся и стер тыльной стороной ладони выступившую на губе кровь: – Отличный удар, брат, - проговорил он своим обычным голосом, - Вот и поздоровались. – Мало тебе еще! – зло бросил Репнин, - Комедиант проклятый! – Прости, Миш, я… я не понимал, что делаю, - Владимир рассеянно покачал головой, - Дай мне руку. По-прежнему с недоверием поглядывая на Корфа, Михаил нехотя подошел к нему и помог подняться с земли. Барон отряхнул пальто от налипшей грязи, выпрямился во весь рост, улыбнулся чуть виноватой улыбкой: – Черт возьми, Миш…если бы ты знал, как я рад тебя видеть, - негромко произнес он и, помедлив немного, наконец, крепко обнял друга. – А уж я-то как, - иронично отозвался Мишель, - Объяснишь, может быть, что происходит? – Подожди, - остановил его барон, присаживаясь на поленницу, - Ты сказал, Анна ждет ребенка… Какой же это должен быть срок? Михаил обмер от его вопроса – стоило Владимиру отказаться от безумной идеи свести счеты с жизнью, как он тут же забыл и о своей спасительной лжи и о том, что ему обязательно придется за нее отвечать. – Владимир, - как можно спокойнее выговорил князь и опустился рядом с ним на сложенные доски, - Нет никакого ребенка. Я соврал, чтобы тебя остановить. Корф повернул к нему свое враз побледневшее лицо, с полминуты недоуменно смотрел в глаза, а потом как-то странно скривил плотно сомкнутые губы и вдруг громко расхохотался, так что у Михаила мороз прошел по коже. – Верни-ка мне пистолет, Репнин, - угрюмо произнес он, отсмеявшись. – Что, снова захочешь застрелиться? – Нет, пристрелю тебя. Чтобы не шутил так больше. – Прости, Володя, - серьезно ответил Миша, - Я знаю, это жестоко, но мысль о ребенке – первое, что пришло мне в голову. – Как она? – резко спросил Владимир, смотря куда-то в сторону. – А сам как думаешь? – устало отозвался князь, - Мы с Лизой пытаемся ее поддерживать, но, ты ж понимаешь, ей нужен муж, а не мы. Владимир зажмурился, без сил опустив голову на согнутые в локтях руки: – Анечка моя, Анечка… - услышал Михаил его шелестящий шепот, затем барон быстро повернулся и в глазах его вновь загорелся страстный огонь, - Мне нужно ее увидеть, Миша! Помоги мне, - Владимир рывком вскочил на ноги, - Ты должен мне помочь! – Подожди, успокойся, - одернул его Михаил, - Сначала ты мне все расскажешь, а потом мы будем думать, как поступить дальше. – А что рассказывать, - нахмурился Владимир, - Ты и сам все прекрасно знаешь, не хуже меня. – Да, знаю, - кивнул в ответ Репнин, - Всё кроме одного. Какого черта ты в этом участвуешь? Корф глубоко вздохнул, сел рядом с другом, откинулся на пыльную стену сарая и прикрыл глаза: –Если бы я мог предвидеть, к чему все приведет! – сокрушенно вымолвил он, - Ладно, слушай. Три месяца назад, я поехал в Польшу, в Варшаву… – Зачем? – тут же насторожился Мишель. –По делам, - Владимир приоткрыл один глаз, - Что не веришь, что у меня могут быть дела? По дороге домой я завернул в этот проклятый трактир, благо других в округе не было, а я очень устал. Вот там я случайно встретил Вейса. – Откуда ты его знаешь? – Ты сам-то его не помнишь? – с интересом посмотрел на него барон. – А должен? – Мы же служили с ним вместе на Кавказе. Правда его звали совсем иначе не Станислав, а Тадеуш и не Вейс, а Мелевский, но ты мог и забыть. Он недолго задержался в нашей части, а ты, кажется, в то время вообще был в отпуске. Помнится, проигрался я тогда в карты подчистую, ни гроша не осталось, а отцу писать не хотелось, и так он уже от меня натерпелся. Вот Вейс мне денег занял, мы с ним даже поладили. Потом он куда-то неожиданно исчез, а долг я ему так и не вернул. – Видимо, ты решил вернуть ему его теперь? – саркастически осведомился Мишель. – Откуда мне было знать, кто он на самом деле? Я встретил старого фронтового приятеля, который мне когда-то помог. Я просто решил его угостить, поговорить, вспомнить былое. Он, кстати, был совсем не против. – А напиваться-то было зачем? – Да не напивался я, Миша! – горячо воскликнул Владимир, - Там было-то всего пара бутылок крымского. Правда потом он заказал горничной еще одну, и у меня после нее всю память отшибло. Всё будто в тумане было – я сам не понял, как так получилось. Репнин задумчиво покачал головой: – Стало быть, подлили тебе туда что-то, брат. – Да, скорее всего. Вейсу дали знать, что в трактир приехали жандармы с обыском, ему нужно было срочно куда-то спрятать документы. Вот он и додумался использовать меня. – Ну и что дальше было? –А то, что я проснулся у себя в номере со страшной головной болью. Я вообще не помнил ничего, с трудом глаза открыл. Потом обнаружил в голенище сапога какие-то бумаги, даже толком не успел их разглядеть, как в комнате появился Вейс. Вероятно, он не ожидал, что я очнусь так быстро, но надо отдать ему должное – не растерялся, достал пистолет и потребовал вернуть документы. Представь мое удивление, Миш, – мой вчерашний приятель в одну секунду превращается во врага, угрожая меня пристрелить. А я даже ничего не могу сделать. – И ты отдал? – У меня выбора не было, кроме того я оказался не готов к такому повороту и ничего не понимал. Потом я случайно услышал, как трактирщик разговаривал с одной из горничных, рассказывал что-то про полицию, обыск. И вот тогда я все понял, а потом обнаружил, что Вейс украл у меня еще и паспорт. – Да уж, - вновь усмехнулся Михаил, - Большая удача, что его нашел я, а не люди господина Бенкендорфа. – Я вернулся домой, на границе заплатил за проход без документов. Вся эта история не давала мне покоя, я даже хотел идти в полицию, только представить мне им было нечего. К тому же я уже тогда понимал, что весь постоялый двор в сговоре с Вейсом. В случае чего я буду первым подозреваемым, каждая собака укажет на меня. – А что, Вейс? Владимир глубоко вздохнул: – Вейс.… Да будет он проклят тысячу раз. В Петербурге он не оставил меня в покое. Представь себе, Миша, он пришел ко мне домой, видите ли, хотел поблагодарить за помощь и предупредить, что за мной следят люди Третьего отделенья. Разумеется, я ему не поверил и послал ко всем чертям. Только через некоторое время я и в самом деле почувствовал за собой слежку. – Это блеф, Володя, - нахмурился Михаил, - Бенкендорф не мог о тебе ничего знать. – Я бы не был столь уверен. Признаться, я до сих пор не знаю, что ему известно. Возможно, он и в самом деле меня подозревает, но и это еще не всё. После того разговора на меня не один раз покушались, и это были товарищи Вейса. Больше терпеть я не мог и решил, что должен во всем разобраться. На полицию рассчитывать мне не приходилось, а жить, как прежде у меня бы не получилось при всем желании. Вейс бы не успокоился, пока не убил меня. – Надо полагать, ты не придумал ничего умнее как исчезнуть? – Я не знал, что он изобретет в следующий раз. Вновь подвергаться опасности и ждать ножа в спину я не хотел. А своим неожиданным исчезновеньем я спутал ему карты. – Но ведь еще была записка, он предлагал встретиться. Почему ты не пришел в тот трактир? Корф повернул голову в сторону друга, его брови изумленно поползли вверх: – Ты и о записке знаешь? – Скажи спасибо Анне. Именно она вскрыла сейф в твоем кабинете и обнаружила письмо Вейса. – Анна вскрыла сейф? – продолжал удивляться барон, - Я думал, такие выходки больше пристали твоей супруге, а не моей. Видимо, общенье с Лизаветой Петровной не прошло даром. – Отчаянье способно толкнуть на что угодно. Владимир не ответил – в очередной раз имя жены болью отозвалось в его сердце. После небольшой паузы он продолжил: – Я приехал в тот трактир, но к Вейсу не подошел, наблюдал со стороны, надеялся проследить за ним. Надо сказать, мне это удалось, и я очень многое узнал об этой честной компании. Похоже, сеть их кружков разрослась не только в Петербурге, они развернули такую подпольную борьбу, что любой французский вольнодумец позавидует. Но самое главное - бумаги, как я понял, в них указаны все действия, которые должны предпринимать заговорщики на местах. Даже если Вейса или Мещерского арестуют, подполье будет продолжать жить и изменится только глава их шайки, и он сможет по ним вести свою войну дальше. – Да, так и есть. Потому Бенкендорф так за ними охотиться. Этот архив – главный козырь людей Вейса. – А потом я узнал, что его сиятельство заинтересовался моей персоной, что он ищет того, у кого были бумаги во время обыска в Рудавке. И представь мое удивление, когда я понял, что задание это он поручил тебе. Я не знал, какое решение ты примешь, когда узнаешь правду, - барон опустил голову, - Прости… – Подожди, - вдруг вспомнил о чем-то Михаил, - А несколько дней назад, когда я следил за Вейсом в рабочем квартале у Маринова трактира, я почувствовал чей-то взгляд рядом с собой. Это был ты? – Я, Миша. Я видел тебя, но не осмелился подойти. А потом пробрался в комнату Мещерского, наделся найти документы там. Но как видишь – безуспешно. Теперь я между двух огней, с одной стороны – господин Бенкендорф с его ведомством, а с другой – Вейс. Вот такая история, Мишель. – Корф замолчал, - Что думаешь? – Никак не могу понять, зачем ты так нужен Вейсу? Почему он не оставил тебя в покое после того как ты невольно помог ему спрятать документы от жандармов? – Сам не знаю. У меня эта мысль тоже никак из головы не идет. – В любом случае первое, что мы должны сделать - найти бумаги и отдать их Бенкендорфу. Только так ты сможешь доказать свою преданность престолу и то, что ты стал жертвой обстоятельств, - Михаил глубоко вздохнул, - Господи, Володя, ну почему ты не рассказал мне все с самого начала? – Я хотел, Миш, я, в самом деле, хотел. Мне бы очень пригодился твой совет, я даже собирался всё рассказать. Помнишь, я как-то приехал к вам и попросил тебя поговорить наедине, но в этот момент появилась Лиза. Она как раз родила и только-только стала вставать с постели – ты на нее так смотрел, такими счастливыми глазами, а она на тебя, что я понял – я не могу вам мешать. Если бы ты узнал правду, ты бы не бросил меня, а твое место теперь рядом с семьей. Я не имел права впутывать вас в свои трудности… - Корф помолчал секунду-другую, - Кстати, а как там мой крестник? – Вырос здорово, увидишь – не узнаешь. Владимир грустно улыбнулся: – Счастливчик ты, Мишель. – Некогда сентиментальничать, Володя, время ждать не будет. Нам надо думать, где искать этот проклятый архив. И думать надо в первую очередь тебе, ты знаешь Вейса лучше меня. – Не сейчас, Миша, - барон решительно поднялся на ноги, - Сегодня мне нужно увидеть Анну. Я не могу больше ждать, особенно теперь, когда она так близко. – Ты с ума сошел? – изумился Репнин, - Ты подвергаешь себя такой опасности. За вашим домом могут следить! – Я буду осторожен, обещаю, - Владимир посмотрел на Михаила полным скорби взглядом, - Я пойду к ней. Пусть у меня и будет всего одна ночь…А завтра мы займемся документами. Князь обреченно покачал головой, но ничего не стал возражать. Бессмысленно, да и страшно представить какую муку он должен испытывать от разлуки с любимой женщиной: – Ладно, - проговорил Репнин после небольшого раздумья, - Мы сейчас пойдем ко мне домой, приведешь себя в порядок, я дам тебе лошадь, съездишь к Анне. А утром, на рассвете встретимся и решим, как быть дальше. – Спасибо, Миш. Я твой вечный должник. – Самое главное, нам выбраться, - Репнин положил руку другу на плечо, - А после уж расплатишься по счетам. Причем сполна, что-что, а это я тебе обещаю. Они осторожно вышли на улицу, Там по-прежнему было тихо, ночная темень поглотила шумные звуки города, даже лай собак, беспрерывно раздававшийся из соседних домов, совсем смолк. Корф огляделся по сторонам, еле заметно кивнул Михаилу: – Вроде все спокойно. – А всё же интересно, что будет делать господин Бенкендорф, когда ему доложат о разгроме в номере Мещерского, - как бы между прочим заметил князь. – Уверен, скоро ты об этом узнаешь, - с мрачной усмешкой повернулся к нему Владимир, - Тебе тоже надо быть осторожным, как только он поймет, что ты знаешь больше него, будет следить за каждым твоим шагом. – Мне кажется, он и сейчас не очень-то мне доверяет, - Миша сделал знак проезжавшему мимо извозчику, - В любом случае, если он доберется до правды, нам с тобой обоим будет головы не сносить. А поскольку умирать я пока не собираюсь, мы обязаны как можно скорее доказать ему твою невиновность. – Миша, - тихо и серьезно выговорил барон, и на лоб его набежала неровная складка, - Ты еще можешь передумать. Остановись пока не поздно, и я пойму. Михаил сощурился, внимательно глядя в лицо друга: – Володя, - столь же тихо ответил он, берясь за облучок повозки, - Ты все еще считаешь, что я вот так легко предам тебя? – Нет, Миш, оттого и прошу еще раз подумать. Ты можешь потерять слишком много. – Тогда хватит нести вздор и поехали. Тебя ждет Анна. Владимир отвернул голову в сторону, простоял молча, слушая тяжелое дыханье запряженной извозчицкой лошади. – Поехали, - решительно произнес он, наконец. Миша так и не увидел его взгляд в нависшей темноте. А вновь поднявшаяся поземка только больше слепила глаза.

Царапка: Корф здесь совсем квёлый.

Falchi: Царап, я от тебя узнаю столько новых слов))) По поводу Корфа - я уж тебе говорила, никогда не видела в нем героя сильного духом и способного на подвиг, вкупе с подверженностью впадать в отчаянье и идти на поводу у эмоций. Впрочем, думаю, ему можно дать шанс.

Gata: Царапка пишет: Корф здесь совсем квёлый. Почему "здесь"? Он по жизни такой. Очень узнаваемы и Вова, и Миша. Falchi, спасибо за продолжение!

Царапка: Gata: Почему "здесь"? Он по жизни такой. Не согласна. Одно дело, в тюрьме хандрить, когда делать нечего, кроме как с другом ругаться, другое - на ровном месте наворотить столько дури, да ещё будучи человеком женатым, а не расстроенным из-за ссоры с невестой. Сериальный Корф в отчаяние особо не впадал, просто заполнял кислостью или вином промежутки времени, когда порядок действий был не очень понятен. Когда соображал, что нужно делать - собирался и действовал. Слабый духом человек застрял бы в тюрьме после убийства Андрея и ждал бы, пока Михаил с Лизой с МА разберутся. И об Анне не стал бы заботиться, лишившись имения. И дуэли с наследником не было бы - хотя там больше дури и гонора, но уж слабый человек постарался бы, чтобы его извинения были приняты. ИМХО, он здесь абсолютно несериальный, сериальные приступы дурного настроения доведены до абсурда. Такое могло быть, если бы угрожали его близким людям, а здесь - подсыпали дрянь какую-то, использовали втёмную, с кем не могло случиться? В полицию, всего и делов. Миша на его фоне, конечно, героем кажется.

Роза: Царапка пишет: Миша на его фоне, конечно, героем кажется. В сериале было тоже самое.

Царапка: Несогласна, ибо к сериальному князю отношусь крайне скептично. Уж кто-кто, а он - не герой.

Роза: У меня совершенно противоположная точка зрения. Мишка - лучший Корф - красивый Falchi , так держать!

Царапка: Здесь Михаил, кстати, показал себя сомнительным другом. Если бы он по-настоящему верил в невиновность Корфа, то не стал бы темнить перед Бенкендорфом. Или он крайне низкого мнения о начальнике, на которого работает.

Gata: Царапка пишет: но уж слабый человек постарался бы, чтобы его извинения были приняты Для этого нужно столько мужества, сколько у десяти сериальных Корфов не хватило бы.

Царапка: Gata:Для этого нужно столько мужества, сколько у десяти сериальных Корфов не хватило бы. или трусости. У Андрея, не сомневаюсь, до дуэли бы не дошло :))) Корф решился на извинения, но ожидал и от Александра разумности, в результате не стерпел новых подначек и оскорблений.

Роза: Царапка пишет: Корф решился на извинения, но ожидал и от Александра разумности, в результате не стерпел новых подначек и оскорблений. О сериальных персах мы говорим в другом разделе.

Falchi: Царапка пишет: Уж кто-кто, а он - не герой. Я тоже Мишку никогда не считал героем, принцем на белом коне и всем прочим. Он просто нормальный адекватный человек, что выгодно отличает его на фоне остальных персонажей. А что до Корфа... Царап, ну тут я могу сказать только отмазу всех художников, известную со студенческой скамьи - "я так вижу"

Царапка: Как видишь, так видишь, я написала, как увидела твоих персонажей ;) Он просто нормальный адекватный человек с этим не спорю, но не считаю, что он выгодно отличается от остальных - он выше головы не прыгнет. А здесь подложил Корфу изрядную хрюшку ;), хотя конечно и барон оказался исключительным идиотом.

Falchi: Царапка пишет: А здесь подложил Корфу изрядную хрюшку ;), Ты даже не представляешь насколько ты права

Царапка: хихи :)

Gata: В этой истории я уповаю на того, кто умнее и Корфа, и Репнина :)

Алекса: Gata пишет: В этой истории я уповаю на того, кто умнее и Корфа, и Репнина Ты про Анну?

Gata: Алекса пишет: Ты про Анну? А что, у нее тут есть задатки? Я про Нюшку всё весело пропускаю :)

Царапка: Ум трудно оценить, когда противостоят дураки.

Gata: Царапка пишет: Ум трудно оценить, когда противостоят дураки. Все дураки мира ополчились против Нюшки. Кто победит?

Алекса: Gata , я поняла, что ты говорила про Беню У Анны здесь проблемы с адекватностью. Считает, что с ее происхождением и крепостным прошлым в свете должны были обрадоваться ее присутствию. Во всем остальном она нормальная.

Царапка: Считает, что с ее происхождением и крепостным прошлым в свете должны были обрадоваться ее присутствию Несколько не так. Удивлена, столкнувшись с тем, что ласковые в лицо люди за глаза говорят о ней гадости.

Алекса: Царапка , я кажется уже просила тебя ко мне не обращаться, мои мысли и замечания оставить в покое? Сделай одолжение, держи при себе комменты к моим словам. Я не нуждаюсь в пояснениях, что я так или не так понимаю. Если я написала, что Анна неадекватна в чем-то, это МОЯ точка зрения и мне безразлично, что ты там думаешь о моих словах.

Царапка: Некорректное изложение деталей сюжета может ввести в заблуждение иных читателей, ничего личного. Мой комментарий относился не к твоему мнению об адекватности Анны, а к тому, что написано в фике. Напоминаю, что именно возмутило и обидело Анну: Почему эти дамы, некогда претворявшиеся её подругами, с ней так поступили, зачем говорили за спиной такие горькие жестокие слова, какая радость им была злословить впустую, издеваясь над чужим горем?

Falchi: Девочки, не ссорьтесь

Gata: В самом деле, сейчас пост, не будем давать волю негативным эмоциям. Царапка пишет: Некорректное изложение деталей сюжета может ввести в заблуждение иных читателей А читателям следует составлять мнение о героях по истории, которую они САМИ прочитают, а не по отзывам к ней :)

Царапка: Поэтому я и процитировала ;)

Светлячок: Слушай Царап, ты бы прекратила всем делать замечания. Мы уж как-нибудь сами решим, что корректно, а что нет. Я согласна с Санькой, Нюшка как всегда ждет, что все перед ней должны ниц падать. И мы будем об этом говорить как считаем нужным. Тебя попросили не лезть к человеку с комментами, вот и оставь ее в покое.

Gata: Админ стучит пальцем по столу. Пока по столу :)

Falchi: Боже, девочки ну неужели мы снова будем выяснять отношения из-за Нюшки? Сколько ж можно? Вдвойне обиднее в контексте данного фика, ибо история вообще не про неё

Царапка: Тебя попросили не лезть к человеку с комментами, вот и оставь ее в покое. Я ни к кому не лезу, но раз уж сюжет был изложен всё равно кем не в соответствии с текстом фика, я привела соответствующую цитату.

Светлячок: Царапка , успокойся уже, а. Falchi пишет: ибо история вообще не про неё Это большой плюс фику. Меня в нем больше мальчики интересуют, чем девочки. Если ты о них вообще не станешь упомнить, я не обижусь

Gata: Светлячок пишет: Меня в нем больше мальчики интересуют, чем девочки. Если ты о них вообще не станешь упомнить, я не обижусь Нет уж, нет уж. Пусть мальчики получат в награду под финал: Миша - объятья Лизы, а Вова... что заслужил

Царапка: Владимир, имхо, здесь вполне заслужил виселицу - за глупость.

Царапка: А Мишель - отставки, по тем же основаниям, но в меньших размерах :)

Роза: Кого мальчики в этом фике интересуют, а кого и мужчины Ждём продолжения. Царапка , Светлячок, Алекса Царапка, еще одна провокация или желание настоять на своем, и последнее слово будет за Администрацией. Светлячок, делаю замечание. Не стоит устраивать разборки в авторских темах. Алекса, спокойнее. Для личного общения существует лс

Falchi: Царапка пишет: Владимир, имхо, здесь вполне заслужил виселицу - за глупость. Добрая ты Царапка, так легко человека на висилицу отправить. Я вот не могу каким бы герой не был смерть это слишком тонкая материя чтоб раздавать ее направо и налево. Gata пишет: а Вова... что заслу Нюшку что ли?

Светлячок: Falchi пишет: Нюшку что ли?

Gata: Falchi пишет: Нюшку что ли? Это слово не я сказала ))))))))))))) Алекса пишет: Gata , я поняла, что ты говорила про Беню Не только, еще и про автора

Царапка: Falchi пишет: Добрая ты Царапка, так легко человека на висилицу отправить. Я вот не могу каким бы герой не был смерть это слишком тонкая материя чтоб раздавать ее направо и налево. Я отношусь к делу иначе. Персонажей не хочется убивать, пока я воспринимаю их живыми, но Владимир здесь слишком жалкий, чтобы его пожалеть. Паясничание может сгладить впечатление, если речь о молодом обормоте - но тут человек семейный. И что, Мишелю теперь его вытягивать, как будто у него нет других дел, в т.ч. и своей семьи? Не на виселицу - слишком пафосно, но барону вполне уместно свернуть где-нибудь шею и не путаться под ногами. И Анну особо не жаль - она здесь слишком чувствительная, спасовала перед сворой крикливых шавок, не боец, одним словом, хотя местами ведёт себя вполне достойно. В общем, заметно, что автор этих персонажей не любит

Gata: Царапка пишет: В общем, заметно, что автор этих персонажей не любит Любовь к персонажам у разных авторов выражается по-разному, а нелюбовь - одинаково :)

Царапка: Угу. Не могу вспомнить автора, который бы удержался от возвеличивания своего персонажа за счёт других, даже если это не было сознательным намерением.

Falchi: Ну вот приехали - я возвысила князя за счет Корфа.)) Хотя признаться, я даже не знаю что возразить, сделать его умнее и благороднее Корфа решила в первую очередь Лиза Сейдман. а не я.

Царапка: Собственно, в том и дело, автор часто переносит на своих персонажей своё отношение к сериальным героям. Я не считаю сериального Михаила умнее и благороднее Корфа, ну и барон всяко не такой идиот, как здесь :)

Роза: Falchi , пиши как ты пишешь. Царапка у нас известна тем, что начинает грызть печень тем авторам, которые не пишут про вонюську так, как ей бы хотелось. Ведь только ей открыта главная истина, кто есть гут в БН, а кто так... погулять вышел. И каждый раз напрашивается за это

Falchi: Царапка пишет: Персонажей не хочется убивать, пока я воспринимаю их живыми, но Владимир здесь слишком жалкий, чтобы его пожалеть. Паясничание может сгладить впечатление, если речь о молодом обормоте - но тут человек семейный. Царап, если честно ты меня удивляешь. В том плане, что неугодного по каким-то причинам человека пускаешь в расход. Я прочитала на своем веку много фиков, так уж сложилось что по самым свежи впечатлениям Корф во многих из них мне не нравился, но мне и в мысли не приходило желать ему смерти. Хотя Корфов видела разных - и жестоких эгоистов, и насильников, и откровенных мерзавцев и слабаков. Может потому что для меня убить даже вымышленного персонажа всегда означает престпуить некую морально-нравственную грань, тем более если речь идет о герое, не мной придуманном. Возвращаясь к восприятию барона, я не могу назвать его слабаком, но я никогда не смогу отнять у него отсутствие здравого смысла, склонность к отчаянию, принятия непродуманных решений, страсть к пафосу и театральщине. На протяжении всего БН его страданья, порой надуманные выглядели ярче всех, конечно, если плохо Корфу - об этом должны знать все и плевать что будет с теми кто его любит и за него беспокоиться. Да, он способен на поступок, но только после того как опуститься на дно и получит чувствительный толчок. Корф - птица горда не пнешь, не полетит, что называется. В приступах отчаянья на помощь ему приходили близкие люди - Сычиха, забредшая в трактир где он пропивал последние деньги или Миша, находивший трезвые решения в непростых ситуациях и поддерживающий его в минуты отчаянья. То что он женился - не знаю, я не увидела особых изменений, к тому же с Анной он так и не нашел общего языка. Царапка пишет: И Анну особо не жаль - она здесь слишком чувствительная, спасовала перед сворой крикливых шавок, не боец, одним словом, хотя местами ведёт себя вполне достойно. Хм, а не ты ли некогда ее защищала утверждая что выйдя замуж она могла стать чувствительнее и расслабиться и что это вполне нормально для женщины? А то что Анна не борец - так разве она когда-то за что-то боролась. за редким исключением все прелести жизни сами текли ей в лапки, ей нужно было вовремя эти лапки раскрыть. Но тут она пологалась на свою женскую интуицию и не промахивалась с нужным моментом. Да и вообще претенезии к Корфу я могу принять - но Анна, я ее по-моему тут даже пальцем не тронула.

Царапка: Расслабиться - это одно, испугаться глупых куриц - другое. Ну и насчёт убивать - это же персонажи, не люди. Если персонаж - не жилец, то не вижу разницы, выписано ему свидетельство о смерти или нет. Смерть несколько скрадывает неприятное впечатление. Ну а если считать претендентов на звание знающих главную истину - компания многолюдная получается. Фальчи, пиши, конечно, как знаешь, я просто несколько разочарована последним фрагментом. Довольно живо нагнеталась интрига, а выявился, имхо, пшик. Здесь нет вопроса - а как нужно было поступать, нет клещей, которые зажимают со всей дури, нет сильной дилеммы - только оплошность и самонадеянность, простительная мальчишкам-кадетам.

Falchi: Царапка пишет: Расслабиться - это одно, испугаться глупых куриц - другое. Ну а разве она испугалась? Мне так не показалось. Царапка пишет: Фальчи, пиши, конечно, как знаешь, я просто несколько разочарована последним фрагментом. Довольно живо нагнеталась интрига, а выявился, имхо, пшик. Да я так и поняла, поэтому особо ничего и не возражаю на этот счет.

Gata: Ой, как всё до смешного знакомо: если Нюшка не отвечает некоему стандарту, значит, и весь фик - пшик

Falchi: Да нет, Царапка о другом говорит, я поняла, что она имеет ввиду.

Царапка: Гата, Анна была давным давно, и на тот момент о пшике я не говорила. К тому же она здесь хотя и слабоватая, но не ужасная, а местами очень даже молодец.

Falchi: Автору жутко любопытно что это за места такие

Царапка: Когда настояла на разговоре с Владимиром.

Falchi: Глава десятая Извозчик остановился у особняка Репнина, когда на улицу спустилась глубокая ночь. Свет горел только в окнах гостиной и на кухне. Похоже, Лиза уже спала, только Глаша по своему обыкновению задержалась, на кухне увлекшись домашними делами. Мишель расплатился с извозчиком и указал Владимиру глазами на черный ход: – Что через парадный дорогого гостя не пустишь? – шепотом спросил барон, отворяя тяжелую калитку заднего двора и проходя внутрь, – Боже, Миш, как давно я не был у тебя, - ностальгически протянул Корф, оглядываясь по сторонам, - И ведь ничего не изменилось, а будто сто лет прошло. – По нормальному дому соскучился? – усмехнулся Михаил, - Надоели грязные трактиры с клопами и тараканами? – Страсть как надоели, - кивнул головой барон и тут же посерьезнел, - А дом… если б ты знал, Миша, сколько раз мне хотелось прийти туда, увидеть её… – Могу представить, - Репнин открыл дверь одной из гостевых комнат, - Проходи. Надеюсь, никто из слуг нас с тобой не видел. – Я все никак не могу перестать думать о Мещерском, - произнес Владимир, опускаясь на диван и закидывая ноги на подлокотник, - Не мог же он приехать из Польши просто так, с пустыми руками, чтобы всего лишь провести несколько дней в трактире. Он был слишком занят в Варшаве, чтобы все там бросать и примчаться сюда. Значит, Вейс его зачем-то вызвал, он доверяет ему как самому себе, а если Вейс чист, волей-неволей напрашивается вывод, что бумаги у его дружка. – Тогда думай, где они могут быть спрятаны. Если ты переворошил всю его комнату и не нашел, значит, они в каком-то тайнике. Может быть, на другом постоялом дворе, на конспиративной квартире или остались где-нибудь на границе. – Не знаю, возможно. Но в одном я уверен, у Вейса их нет. Иначе бы Мещерский не приехал бы в Петербург. – Рассуждаешь как господин Бенкендорф. Он тоже не верит, что Мещерский здесь случайно. – Я польщен твоим сравнением, - Корф неожиданно резко вскочил с места, - Но об этом завтра. Сейчас я еду к Анне. – Сидеть, - Миша надавил ему на плечо, вынуждая вновь опуститься на диван, - Ты на себя в зеркало смотрел? Анна в обморок упадет, когда тебя увидит. – Мда, рожа не для свиданий с любимой женщиной, - помрачнел Владимир, разглядывая свое отражение, - Слушай, будь другом, дай хоть побриться. – Я принесу все необходимое, - Миша кивнул в сторону ширмы, - Горячая вода там. Пока Владимир приводил себя в порядок, Репнин стоял неподалеку, прислонившись спиной к двери и задумчиво поглядывая себе под ноги. – Ты что, Миш? – спросил барон, заметив его меланхоличное настроение. – Да вот представил что должна почувствовать Анна. Каково ей будет увидеть тебя после стольких дней и недель ожиданий, узнать, что ты пришел всего на несколько часов и вновь уйдешь. Не слишком ли это жестоко? – А что ты предлагаешь? – тон Владимира тут же стал колючим и резким, - Не встречаться с ней вовсе? – Раскрыть ей всю правду. От начала до конца. Она твоя жена, она тебя любит и имеет право знать. – Я не хотел её пугать, потому и смолчал… - Владимир застегнул запонки на рукавах рубашки, - Она много знает об этой истории? – Ровно столько же, сколько и я. Я ничего от нее не скрывал, так что твои откровенья не будут для нее таким уж большим сюрпризом. – Я вернусь завтра в пять утра, - отозвался барон, оставив замечанье друга без ответа, - Не закрывай дверь. Михаил проводил взором удалявшуюся в ночной дымке фигуру барона, постоял еще пару минут, вдыхая свежий морозный воздух, и вернулся в дом. Зажег в гостиной пару свечей, посмотрел на настенные часы. Пол-первого ночи. Репнин присел на диван, отрешенно поглядывая на мерцающий огонек свечи и приводя мысли в порядок. Но усталость брала свое, после тяжелого дня в голове гудело от нахлынувших в один момент тревожных событий. – Миша! – услышал он рядом с собой голос жены, - Ты пришел, наконец, я думала уже никогда тебя не дождусь. Князь поднял голову: – Ты не спишь еще? – Какой может быть сон, если тебя нет рядом? – ответила Лизавета с явно скользнувшими нотками отчаянья в голосе. – Лизонька, - Мишель встал навстречу жене, осторожно обнял и зарылся лицом в разметавшиеся по плечам волосы, - Мне нужно кое-что тебе сказать… Он запнулся от закравшегося на мгновение подозрения – а стоит ли? Всё то время, что он потратил на поиски барона, Лиза сдержанно или в открытую заявляла, как устала от выходок Владимира, как ей надоело жить в страхе, что очередная история, в которую он попал, грозит неприятностями для их семьи. Теперь, когда опасения подтвердились, узнать правду ей будет особенно тяжело, и в какой-то момент Мише показалось, что для ее же спокойствия самое верное сейчас – промолчать. От этой мысли по сердцу неприятно царапнуло – ведь раньше он никогда ничего от нее не скрывал, ни разу не лгал в ее огромные небесно-голубые глаза, всегда встречающие его с такой доверчивой нежностью. К тому же рано или поздно, она все равно узнает. И Миша решился: – Иди наверх, Лизонька, я сейчас приду. Княгиня отодвинулась на шаг, слегка запрокинула голову, глядя в его потускневшие и отчего-то столь непривычно серьезные глаза, и нахмурилась: – Миша, мне совсем не нравится твой тон. – Я все тебе объясню, иди, - Репнин поцеловал руку жены, проводил ее взглядом и еще некоторое время пробыл в гостиной, слушая размеренное тиканье часов. Лиза сидела на постели, накрывшись длинной шерстяной шалью, и в ожидании мужа теребила пальчиками ее тонкие кисточки на концах ткани. Нетерпеливо горящие на фоне бледной матовой кожи глаза выдавали ее беспокойство. Увидев вошедшего в спальню Михаила, она тут же вскочила с места: – Миша… - начало было она. – Лиза, присядь, - князь сжал в своих руках ее хрупкие ладони, - Я хотел сказать тебе, что сегодня вечером встречался с Владимиром. – Ты нашел его? – возбужденным шепотом переспросила Лиза, - Где? Что с ним? Анна знает? – Пока нет, но скоро узнает. Владимир только что уехал к ней. – Он был у нас дома? – Да, но самое главное, - Миша еще сильнее стиснул ее пальцы, - Как мы и предполагали, он попал в беду. Его ищет полиция. Давая мне задание найти участника польского заговора, Бенкендорф имел ввиду Владимира. Его я должен был арестовать и доставить людям Третьего отделения. Лиза мотнула головой, непонимающе похлопала длинными ресницами: – Значит Корф заговорщик? – Нет, его оклеветали, и теперь нам нужно во что бы то ни стало доказать его невиновность. Я должен ему помочь. Княгиня слушала мужа низко опустив голову, разглядывая узорчатые переплетенья на шали. Он рассказывал ей обо всем что случилось в Польше, о таинственных документах, о подозрениях господина Бенкендорфа, о покушениях на убийство, подготовленных людьми Вейса, от которых чудом удалось спастись Владимиру. За все время, пока Миша говорил, Лиза не пошевелилась, погруженная в свои мысли. Он закончил, нерешительно коснулся губами ее руки, словно ожидая ответа. – Ты сошел с ума, - бесцветным тоном, наконец, вымолвила Лиза, - Нет, ты определенно сошел с ума! Ты собираешься помогать Владимиру, зная, что его вот-вот арестует Третье отделенье? Неужели ты не понимаешь, что если его поймают, ты отправишься вслед за ним? – Да, но наше положение не так безнадежно. Пока у нас есть шанс опередить Бенкендорфа, все еще можно изменить и восстановить его имя и честь офицера. – А если у вас не получится? – живо отозвалась Лиза, - Бенкендорф поручил тебе найти Владимира, и даже если он не виноват, Его сиятельство считает барона преступником. Ты потворствуешь заговорщику и изменнику, да за это без всякого суда отправляют на виселицу! – Я не могу бросить Владимира в беде, - спокойно и терпеливо выговорил Михаил, - Как я буду жить, зная, что имел возможность ему помочь и ничего не сделал для этого? – Ты не можешь ему помочь, - отчаянно тряхнула головой княгиня, - Если он попал в какую-то историю, пусть выпутывается сам. Почему мы должны страдать из-за него? Если ему нет дела до своей семьи, почему по его прихоти рушится наша? – Лиза, в том, что случилось, никто не виноват. Возможно, Корфу нужно было действовать иначе и не пускать все на самотек, не дожидаться, когда эти люди начнут за ним охоту. Но теперь уже ничего не изменить. Сейчас он зажат между двух огней – Вейс очень опасен, он не остановится, пока не добьется своего, а Бенкендорфу нужны доказательства, чтобы снять с Владимира подозренья. Лицо Лизаветы исказило гримасой боли: – Но Бенкендорф сотрет тебя в порошок, если узнает, что ты ведешь двойную игру! Я уж не говорю о том, что эти ненормальные поляки могут пристрелить тебя заодно с Владимиром в каком-нибудь захолустном трактире, - в глазах княгини заблестели слезы, - Ты подумал о том, что будет со мной, Миша? А с Алешей? Я ведь не смогу без тебя, я не переживу если с тобой что-то случится, - она вцепилась в манжеты его рубашки, - Для меня нет ничего страшнее, чем потерять тебя… Миша, - она всхлипнула, все еще пытаясь не расплакаться, - Скажи, неужели тебе друг важнее меня и сына? – Ты же знаешь, что это не так, - прошептал Репнин, снимая губами с ее щек предательски текущие слезы, - Но и оставить Владимира я не могу, пойми, пожалуйста. Лиза нервно рассмеялась, оттолкнула от себя его руки: – Значит, его бросить ты не можешь? – крикнула она, - А меня можешь? Выходит, сделать меня вдовой в двадцать лет, а сына оставить без отца тебе ничего не стоит? Ты хочешь, чтобы Алеша рос сиротой? – Конечно же нет. И вовсе не собираюсь умирать, я знаю, что делаю, поверь мне, все будет хорошо… – Я не верю! – перебила его Лиза, - Ты постоянно твердишь мне одно и то же, а становится только хуже. Сколько времени ты кормишь меня пустыми обещаньями, что все скоро закончится, и мы будем жить как прежде? А на самом деле происходит то, чего я боялась больше всего – ты рискуешь жизнью из-за человека, который всем приносит одни несчастья. Она замолчала и в спальне на несколько секунд воцарилась гнетущая тишина. Репнин устало покачал головой, развернул к себе ее заплаканное лицо: – Что ты хочешь, чтобы я сделал? – негромко спросил он. – Я хочу, чтобы ты выбрал, Миша, - с горечью произнесла княгиня, - И раз и навсегда решил, кто тебе дороже. Можешь выбрать Корфа, но тогда не меня не сына ты больше не увидишь, обещаю тебе. – Лиза, пожалуйста, не ставь мне условий… – Значит, ты все еще выбираешь, - горько усмехнулась княгиня, - Неужели друг может быть важнее семьи? Объясни, Миша, как такое возможно? Ведь он столько раз предавал тебя, подвергал твою жизнь опасности, из-за него ты оказывался на краю пропасти, откуда мог и не выбраться. И ты все равно остаешься ему верным, прощаешь его, продолжаешь считать его другом? Разве так бывает, Миша? Князь молчал. Лизин вопрос вместе с застывшим в ее пронзительно-чистых глазах немым укором поставил его в тупик. Он не знал ответа, не знал, почему так получилось, что однажды судьба свела их и несмотря ни на что уже столько лет держит вместе. Этот «сумасшедший» «неугомонный» Корф, с кадетских времен вызывавший у окружающих недоумение, страх, зависть, восхищенье, никогда никого не подпускавший к себе, дерзкий и насмешливый, совсем на него не похожий стал ему другом. Самым близким, которому во всем доверяешь, которого чувствуешь и понимаешь, даже если его поступки тебе чужды и кажутся настоящим безумием, которому прощаешь то, что не простил бы никому. В кадетском корпусе их с детства учили мужской дружбе, рассказывали о взаимовыручке и самопожертвовании, на которую идут настоящие мужчины ради товарища на войне, учили делиться бедами и невзгодами, протягивать руку помощи тогда, когда кажется, что все потеряно. Однако там, в четырех стенах суровой офицерской школы, где царили жестокие порядки, и слишком силен был дух соперничества, где слабость безжалостно каралась и высмеивалась, положиться на кого-то было до невозможности сложно. Оттого им обоим так ценна стала их дружба, как спокойный островок надежды, где всегда можно пережить самое трудное, найти поддержку, даже если весь мир от тебя отвернется. Между ними произошло много ссор, недомолвок, не поделенных женщин, нечаянных обид и грубых слов, сказанных сгоряча, но каким-то чудом они меркли по сравнению с пройденной Кавказской войной, тюрьмой, расстрельной стеной у которой они стояли плечом к плечу перед лицом смерти, обреченные, но ни о чем не жалеющие. Как объяснить Лизе эти простые для мужчины, но совершенно неясные женщине вещи, для которой нет ничего важнее семьи, домашнего очага, улыбки своего ребенка; способной пойти на самые страшные жертвы ради любви, но никогда не сумеющей понять, как можно рисковать всем ради дружбы. – Ну что ты молчишь, тебе нечего мне сказать? – все с той же горечью в голосе спросила Лиза, - Я никогда не думала, что ты можешь быть таким жестоким по отношению ко мне… Но если тебе на все наплевать и ты готов спуститься со своим Корфом даже в преисподнюю, то мне нет. И я этого так не оставлю! Она резко дернула на себя одеяло, натянув его до подбородка, и повернулась к мужу спиной, отодвинувшись на самый край кровати. Миша услышал ее тихие всхлипыванья, резавшие как ножом по сердцу. В такие минуты она казалась совсем маленькой и беззащитной. – Лизонька, - Михаил подобрался к ней поближе, осторожно откинул одеяло и поцеловал в обнажившееся плечико, - Ну послушай меня, пожалуйста. Давай поговорим спокойно. Вместо ответа княгиня только раздраженно повела плечом, словно отгоняя назойливую муху, и вновь с головой укуталась в одеяло. Репнин тяжело вздохнул и, задув стоящую на столике свечу, лег рядом. Через некоторое время Лиза успокоилась, но так и не пошевелилась. Впервые за все время совместной жизни, она спала, повернувшись к нему спиной.

Falchi: Заснувший, притихший дом встретил хозяина немым приветствием. Барон зашел в пустынную гостиную, нерешительно замер посредине, расстегнул вдруг отчего-то ставший тесным и удушливым ворот пальто. У дивана на столике он увидел вазу с цветами – её любимые свежие белые розы, неизменно присылаемые ей из цветников Двугорского два раза в неделю. Она собственноручно подрезала их колючие стебли, сбрызгивала водой налитые едва начинавшие распускаться бутоны, ставила в узкую хрустальную вазу, обязательно в тон кружевным салфеткам. И каждое утро любовалась ими, вдыхая своим изящным носиком их капризный тонкий аромат. Владимир сжал пальцами прозрачные лепестки, такие же нежные и легкие как она – как ее кожа, как ее руки, волосы, губы. Корф повернул голову – огромный красного дерева рояль, за которым она провела столько вечеров, погруженная в волшебный мир Моцарта, даже не видя, что он стоит в дверях и слушает ее с еле заметной улыбкой. А когда, наконец, замечала, быстро закрывала крышку и бежала ему навстречу, обнимала за шею, спрашивала, давно ли он так наблюдает и ответ неизменно был один: «Всю жизнь». У дивана камин, в котором как обычно жарко горит золотистый огонь, здесь она тоже любила сидеть, читая какой-нибудь глупый французский роман, а он, требуя к себе внимания, отнимал у нее книгу, притягивал к себе, невзирая на возмущенья и жарко шептал в ухо: «Не забивай себе голову всякой ерундой. Я расскажу тебе столько, что на дюжину романов не хватит». Она делала вид, что сердилась, но потом легко сдавалась под натиском его губ и тут же таяла в горячих объятьях. Владимир прошел на кухню – у печки суетилась Варвара, воинственно гремя чугунными горшками, из которых шел дивный запах свежесваренных щей, такой родной и домашний, что у него тут же защипало в носу. Барон непроизвольно улыбнулся – нет, он ничего не забыл. – Варя! – тихонько окликнул он кухарку. Варвара вздрогнула, не поверив своим ушам, и обернулась: – Владимир Иванович, барин, - испуганно прошептала она, прижимая к груди пухлые ладони, - Да неужто это вы? Родной вы наш, Господи, вернулись, наконец! – Тише, Варечка, тише, - ласково проговорил Корф, легонько сжимая ее плечи, - Это я, со мной все хорошо, не волнуйся. – Аннушка-то как рада, будет! – по лицу доброй кухарки заструились счастливые слезы, - Уж сколько она вас ждала, сколько передумала всего… Ой, барин, как мы переживали, что исчезли Бог знает куда, и ни весточки, ни строчки ни одной от вас. – Где Анна? – прерывисто спросил барон, чувствуя, как внутри мгновенно просыпается нетерпенье, - Она еще не спит? – Аннушка в комнате у себя, Владимир Иванович, я ей только что чай наверх подала. У нее, у голубушки, из-за волнения голова часто болеть стала. Вот доктор и прописал ей травы успокаивающие. От Вариных слов Корф тут же изменился в лице: – Она нездорова? – Так нервы шалили, барин, но вы не беспокойтесь. Как вас увидит, так сразу всю хворь словно рукой снимет. Какое же лекарство пуще любви действует? Аннушка узнает, что вы целым и невредимым вернулись, так и расцветет, будто цветочек и здоровее прежнего будет… Да что вы со мной лясы-то точите, - вдруг спохватилась кухарка, - Идите же к ней скорее! – Варенька, передай, пожалуйста, это управляющему, - барон достал из нагрудного кармана сюртука конверт, - Если он уже ушел, отдашь завтра. – А к чему спешка такая, Владимир Иванович? - кухарка непонимающе повертела письмо в руке, - Дождитесь до завтра, как Дмитрий Степанович придет, так сами ему все и скажете. Корф с грустью посмотрел ей в глаза и едва заметно покачал головой, и Варвара, неожиданно осознав, что хочет сказать хозяин, растерянно охнула: – Но как же так, барин? – запричитала кухарка, - Неужели опять уедете и Аннушку одну-одинешеньку оставите? – Так надо, Варя, - спокойно, но твердо произнес Владимир, - Я пришел всего на несколько часов. Рано утром я уйду. – Да что за напасть приключилась такая, что вы в собственный дом как вор по ночам пробираетесь? – воскликнула Варвара, - Разве ж дело это? –Я объясню всё, но потом. У меня мало времени, ступай, Варечка, отнеси письмо. Владимир остался на кухне один. Прошелся по скрипучим половицам, окинул блуждающим взглядом большую русскую печку, полки, заставленные разномастными котелками и сковородками, накрытый чистой скатертью стол, блюдо, заполненное свежеиспеченными пирожками. Здесь все по-прежнему, живет своей тихой, размеренной жизнью, не ведающей напастей и тягостных забот. Словно маленький светлый мирок, запомнившийся ему еще с детства своими теплотой и уютом с тех пор, когда он, будучи ребенком, прибегал сюда за каким-нибудь угощеньем, приготовленным для него Варварой. Или после очередной шалости прятался от праведного отцовского гнева под крылышком доброй кухарки, всегда жалевшей его и уговаривающей старого барона не ругать непутевого мальчишку. Как же давно это было, сколько всего произошло, а тут жизнь будто замерла, утонув в тягучей, точно патока нежности, над которой даже время оказалось не властно – Варенька, спасибо за чай, - услышал он позади себя тонкий и чистый, словно утренняя роса голосок, мгновенно пробравшийся в самую глубину сердца, - Я принесла чаш… ах! Блюдце с тихим звоном выскользнуло из рук и покатилось по полу. Замерев на пороге и не сводя взора с мужа, Анна вцепилась пальцами в дверной косяк и пролепетала чуть слышно: – Ты… Это ты… Барон стоял не двигаясь и скользил жадным взглядом по ее побледневшему лицу, ясным голубым глазам, затянутой в шелк фигурке, ставшей еще тоньше и хрупче. Стараясь не упустить ни одной мелочи, наслаждался каждой подаренной секундой, в которую он мог ей любоваться, чувствовать ее близость, дышать с ней одним воздухом, позабыв обо всем на свете. – Анечка, - хрипло шепнул Владимир, не в силах пошевелиться, - Анечка… Его слова, прозвучавшие в тишине замершей кухни как молитва, расколдовали её, пробудив от оцепенения, и в следующее же мгновение она сорвалась с места и бросилась в его объятия, крепко ухватила за воротник расстегнутого пальто, покрывала лихорадочными поцелуями шею, лицо, волосы, безотчетно твердя его имя: – Владимир, ты живой, живой, - горячо шептала она ему в ухо пересохшими губами, - Володя, Володенька мой, Володечка… – Живой, Анечка, живой, - выдохнул он в её растрепавшиеся волосы, крепко прижимая к себе, - Успокойся, моя родная, всё хорошо. – Где ты был? Почему бросил меня, не сказав ни слова? Я столько всего передумала, пока ждала тебя. – Прости меня, - с болью в голосе произнес Владимир, виновато целуя ее руки, все еще сжимавшие воротник его пальто, - Я заставил страдать тебя, но я не мог иначе. – Я ничего не понимаю, Володя, - умоляюще посмотрела на него баронесса - Миша говорил мне о каких-то заговорщиках, о том, что ты попал в беду. Я так боялась, что с тобой случиться что-нибудь плохое, что я потеряю тебя навсегда. – Нет, конечно, ты не потеряешь меня, - успокаивающе заговорил барон, - Я никому не позволю нас разлучить. – Значит, Миша ошибся? Тебе ничего не угрожает? Но почему тогда ты исчез так надолго? – Анечка, я все расскажу тебе, - Владимир склонился к ней, прижался лбом к ее лбу, - Но чуть позже, потом… Сейчас я не могу… Боже мой, как же я скучал, - и чувствуя, что разгорающийся внутри огонь начинает охватывать его целиком, быстро накрыл ее губы своими, не в состоянии больше сдерживать томившуюся от мучительного ожидания страсть. – Неужели это ты… неужели все, наконец, закончилось? – бормотала Анна в перерывах между поцелуями, водя ладонями по его волосам, лицу, плечам, словно не веря в реальность происходящего, в то, что он не грезится в одном из преследующих все последнее время снов, а на самом деле стоит перед ней, сжимая в своих сильных объятиях. Владимир услышал её последние слова, и в горле засел тугой комок отчаянья. Он теснее прижал к себе Анну, осторожно взял её лицо в свои ладони, пристально глядя в светлые как горный хрусталь глаза, обволакивающие его своей испуганной искренностью, от которой до боли стягивало в груди: – Я люблю тебя, - только и смог выговорить он. В следующую секунду Владимир подхватил жену на руки, услышав, как тихонько шаркнул по полу подол её пышного платья, потом почувствовал её пальцы, сомкнувшиеся у него на затылке, ощутил её чуть сбившееся дыханье, как только она привычно прильнула щекой к его плечу. В гостиной было темно, он почти на ощупь пересек комнату, прошел к лестнице и, кажется, даже едва не споткнулся о нижнюю ступеньку, вызвав легкий смешок Анны, уже совсем расслабившейся в его объятиях. – Осторожней, - шепнула она ему на ухо, и добавила совсем беззвучно, - Володенька… Совершенно теряя голову, Корф толкнул ногой дверь в спальню и опустил жену на постель, как вдруг замер рядом, смотря в темноту широкого балдахина, словно не веря, что имеет право быть с ней, дотронуться до нее, любить до умопомрачения. Пальто и сюртук полетели на пол, Владимир встал перед женой на колени, и, задыхаясь от волнения, принялся целовать складки шуршащего платья, переплетал её длинные пальцы со своими, повторяя как завороженный: «люблю, люблю…» – Я так ждала тебя… – то ли всхлипнула, то ли пробормотала Анна, но в ту же секунду её оглушил треск рвущейся ткани, и она спиной почувствовала жар его рук и прикосновение его губ на обнажившихся плечах. В висках застучало, горло стянуло от захлестнувшего возбужденья, пальцы комкали простыню. Он никогда таким не был – диким, словно ослепленным безудержной страстью, забывшим обо всем на свете. Не стаскивал одним рывком платье, не сминал бесцеремонным поцелуем рот, не смотрел на нее такими горящими почти безумными глазами. Будто сорвавшийся с цепи, не нежный и внимательный, следящий за каждым своим движеньем, а жадный, требующий, подчиняющий. Испугавшись в первые мгновенья, не зная, как быть с ним таким, потом она вдруг доверилась новым, неожиданно пробудившимся чувствам, притянула его к себе за шею, глядя в подернувшиеся пеленой глаза, и тут же провалилась в разверзшуюся мглу внезапно ставшей такой приветливой ночи.

Falchi: Анна повернулась на огромной постели, потянулась в сладкой истоме, напомнившей ей о волшебном блаженстве, в которое она окунулась несколько часов назад. Ладонь непроизвольно скользнула по простыне, пробралась к соседней подушке в нетрепливом желании дотронуться до теплой чуть влажной кожи любимого, вновь почувствовать её у себя под рукой, но вместо этого пальцы обжег холод гладкого шелка. Анна резко распахнула глаза, ощущая, как вязкая дрожь волной накрыла тело, и подскочила на кровати. Приснилось? Неужели ей всё это приснилось – его руки, глаза, губы, эта сводящая с ума ночь, невероятная, дерзкая, самая лучшая в её жизни? Неужели опять безжалостное, измученное долгими ожиданиями сознания решило сыграть с ней в прятки и окончательно лишить рассудка? Лоб тут же покрылся бисеринками пота, дышать стало трудно, Анна обвела полутемную спальню рассеянным взором, со страхом ожидая вновь встретиться лицом к лицу с пустотой. Владимир сидел в кресле у камина и курил трубку, выпуская в потолок мелкие колечки серебристо-серого дыма, и задумчиво смотрел на потрескивающие в топке угольки. Напрягшееся минуту назад струной тело расслабилось, Анна с облегчением вздохнула – он здесь. Значит, не сон. Он, в самом деле, вернулся, он рядом с ней, как прежде. Она быстро откинула пуховое одеяло, поправила сбившуюся сорочку и, вынырнув из постели, неслышным шагом приблизилась к мужу: – Владимир, - шепотом позвала она его, - Зачем ты встал так рано? Барон обернулся, отложил в сторону трубку и протянул к ней руку: – Замерзнешь, накройся, - он накинул жене на плечи, висящий на стуле плед. – Когда ты рядом я ни за что не замерзну, - улыбнулась Анна и провела ладонью по его непослушным волосам, - Ты здесь, со мной. – Иди сюда, - он притянул её к себе на колени, обнял за талию, вдыхая аромат растрепавшихся локонов, - Какая ты красивая, Аня… – Я так счастлива, Володя. Наконец-то ты вернулся и никуда больше не уйдешь, - прошептала она и словно домашняя кошечка игриво потерлась носом о его шею, даже не заметив, как напряглась рука мужа при её словах, - Но ты обещал мне все рассказать. Что с тобой случилось? Где ты был? – Анечка, я, в самом деле, должен многое тебе рассказать, - ответил Владимир, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче, - Я очень виноват перед тобой. – Но ведь теперь это уже неважно, правда? – тонкие пальчики продолжали теребить его густые темные пряди, - Мы снова вместе, и это главное. – Всё не так просто, Аня, - тихо произнес барон, - У меня большие неприятности. То, что говорил тебе Миша – правда. И сегодня я пришел к тебе ненадолго, мне опять нужно уйти. Его голос приговором звучал в предрассветной тишине спальни, каждое слово било точно молот о наковальню. Анна подняла голову с его плеча, губы ее задрожали: – Что ты сказал? Ты вновь меня бросаешь? - запинаясь вымолвила баронесса, отказываясь верить в услышанное, - Не может быть! Ты не можешь! – Я очень этого не хочу, родная, - Владимир перехватил её тотчас ослабевшую руку, прижал к своим губам, - Но если я останусь, не сегодня-завтра сюда придут люди Третьего отделенья и схватят меня. А я пока ничего не могу предъявить, чтобы себя оправдать. – Тебе обвиняют в государственной измене? Но почему? – Я невольно помог одному преступнику спрятать важные документы, которые ищет полиция. Против меня все улики и Бенкендорф поручил Михаилу мой арест. – Господи… - только и смогла прошептать Анна, закрываясь руками. Владимир тихо начал свой рассказ, к концу которого, всё лицо её было залито слезами, но она даже не пыталась их стереть, заворожено глядя на мужа, своими словами медленно и безжалостно отбирающего у нее последнюю надежду. – Но почему ты не пошел в полицию? Ведь ты ни в чём не виноват! – У меня ничего не было против Вейса, да я и готов был забыть про ту историю, если бы не оказался один на один с его бандой. На меня несколько раз покушались, и только чудом мне удалось избежать смерти. Я стал слишком опасен, я не знал, что он выдумает в следующий раз – выстрелит в спину на темной улице или подожжет дом. Я не мог позволить ему и дальше продолжать это безумие. – А теперь? Этот поляк знает, где ты? – Нет, зато я о нём много знаю. Мы с Мишей найдем нужные Бенкендорфу документы, я смогу доказать ему свою невиновность и у него больше не будет оснований держать Вейса на свободе. Но пока мне по-прежнему придется скрываться, любая неосторожность может обернуться провалом. – Но неужели нельзя придумать что-то другое? – глаза Анны лихорадочно заблестели, - Мы можем сбежать, уехать из России куда-нибудь заграницу. Миша служит при дворе, он сумеет достать нам паспорта, и мы навсегда уедем отсюда. И тебе больше не придется прятаться. – Аня, - покачал головой барон, - Я не могу так, я офицер, я присягал императору, клялся быть верным ему и своему отечеству. Я не хочу позволять изменникам и предателям запятнать мое имя позором, бежать как преступник. – Но какой в этом смысл, если тебе все равно не поверят? А так мы будем вместе, и мне не нужно будет каждый день молиться и ждать от тебя хоть единой весточки. Просыпаться и засыпать с одной лишь мыслью – увидеть тебя живым и здоровым, прислушиваться к каждому шороху на улице, надеясь, что это ты, наконец, вернулся ко мне. Зачем нам позволять кому-то вставать между нами, мешать нашему счастью… - Анна сжала лацкан его сюртука, - Я прошу тебя, давай сбежим, и пусть все идет, как идет. Я не смогу больше ждать тебя так долго, я сойду с ума. – Нас поймают на первой же границе, и мы подвергнем себя еще большей опасности. Единственный способ выбраться – доказать полиции мою невиновность и разоблачить Вейса. Мы с Мишей справимся, я многое знаю о людях Вейса, ему тоже удалось продвинуться в своем расследовании. Только так я смогу вернуть в наш дом мир и покой, о котором мы оба так мечтаем. – Ну почему ты думаешь только о себе? – всхлипнула Анна, - Как ты не понимаешь, что моя жизнь превращается в ад всякий раз, когда я представляю, как ты прячешься по каким-то неизвестным трактирам и постоялым дворам, как я страдаю от мысли, что в любой момент тебя могут убить опасные преступники, у которых нет ничего святого, что люди Бенкендорфа арестуют тебя и отправить в тюрьму как заговорщика. Я не хочу отпускать тебя снова в этот кошмар, я хочу быть с тобой, - она крепко обняла его за шею, - Слышишь? Я хочу быть с тобой, что бы ни случилось. – Аня, Анечка, - Владимир нежно гладил жену по волосам, и ему казалось, что сердце в груди разрывается от её слез, - Я всё понимаю, но нам обоим нужно потерпеть, еще немного, теперь ты всё знаешь, а я буду здесь, рядом. Я постараюсь давать о себе знать всё то время, которое нам понадобиться, чтобы отыскать бумаги… – Не уходи, - с надрывом вымолвила Анна, казалось, она его даже не слышала, погруженная в свою оглушившую и ослепившую ее тоску, - Не уходи, пожалуйста, я умоляю тебя! – Мне надо идти, - произнес Владимир, осторожно отрывая её от своего плеча и опуская на пол, - Я бы всё на свете отдал, чтобы остаться, но не могу. Он поднялся с кресла, сжал в ладонях ее поникшую белокурую головку: – Мне пора, - шепнул он ей в губы, - Миша ждет меня на рассвете. – Ты жестокий, - выпалила она, отворачиваясь от его поцелуя, - Ты всю жизнь меня мучил, мне от тебя одни только несчастья. Тебе никогда не понять, как я страдаю. Ты бесчувственный, бессердечный, ты не о ком не думаешь кроме себя! – Аня… – Отпусти меня, - она попыталась вырваться из его объятий, - Пришел на пару часов, получил, что хотел и снова сбегаешь, как ни в чем не бывало, не заботясь о том, что я чувствую. Мне не нужен такой муж… Лучше бы ты вообще не приходил! – Анна вновь дернулась в сдавливавших ее предплечья руках, - Отпусти! Отпусти сейчас же! – Пожалуйста, успокойся, - тихонько попросил Владимир, еще сильнее прижимая ее к себе, - Мне также тяжело, как и тебе. – Ни капли тебе не тяжело, - со злостью выдавила ему в лицо Анна, - Иначе бы ты не поступал так со мной, не бросал бы меня в одиночестве, не приходил бы на одну ночь только за тем что бы… - щеки ее вспыхнули и, вновь всхлипнув, она отвернулась. - Шли бы вы за этим в бордель, Владимир Иванович. Всё то же самое, и никто лишних вопросов задавать не станет. – Ну, зачем ты так? – обреченно спросил он, - Я пришел, потому что не мог больше не видеть тебя. – А если бы я не проснулась? – не слушая его, продолжала Анна, - Ты бы снова исчез ничего не сказав? Оставил бы на трюмо записку о том, как ты сожалеешь? И ты уверяешь меня, что тебе так же тяжело, как и мне?.. – она в который раз попыталась вырваться, молотя кулачками по его груди, - Да отпусти же ты меня! Ты мне всю жизнь испортил, ненавижу тебя, ненавижу! Барон молчал, хотя каждое ее слово хлестало будто пощечина, не размыкая рук, стоял и ждал пока она успокоиться. Через минуту, выпустив наружу всю скопившуюся злость и обиду, Анна затихла и сама прижалась к нему, так крепко, что на мгновение они стали одним целом. Только тогда Владимир, наконец, ослабил объятья, поцеловал жену в волосы. – Мне пора, - повторил он. – Ты уходишь прямо сейчас? – спросила Анна и сама удивилась, как после недавней истерики ровно прозвучал её голос. – Да, дорога каждая минута. – Подожди, - она поспешно выскользнула из его рук и подбежала к комоду, один за другим выдвинула несколько ящиков, торопливо перебирая хранящиеся в них разные безделушки. Владимир неподвижно стоял посреди комнаты и с удивлением наблюдал за женой. – Вот, нашла, - баронесса вытащила из содержимого ящиков маленькую бронзовую иконку Божьей матери на тонкой цепочке, - Её оставили мне мои приемные родители, она защитит тебя, - Анна надела иконку на шею мужу и живо перекрестила. - Храни тебя Бог! – прошептала баронесса, - А теперь иди, уходи скорее, или я не смогу тебя отпустить, - она отвернулась и села на край кровати, закрыв лицо руками. Слезы вновь застилали глаза, внутри всё раздирало от бессилья и беспощадно настигавшего одиночества. На секунду ей показалось – сейчас всё закончится, испарится, точно плохой сон, он подойдет к ней, обнимет за плечи, прижмется щекой к ее щеке и скажет, как сильно любит. Анна отчаянно обернулась, но в спальне было уже пусто. Владимир ушел так быстро и бесшумно, что даже не скрипнула ни одна половица. Анна до боли стиснула зубы, задавив уже готовый вырваться из груди крик, и без сил упала на постель, уткнувшись лицом в подушку, всё еще хранившую его тепло.

Falchi: Как и просил барон, Михаил оставил черный ход открытым, и Владимир без труда прокрался в спящий особняк Репниных. Тихонько запер за собой дверь, прошел по темному коридору до гостевой комнаты. На него накатила чудовищная усталость, перед глазами все еще стоял образ Анны – её залитое слезами лицо, скривленные в рыданьях губы, умоляющие не уходить, не бросать. Он остановился у двери, прислонился спиной к стене, сжал в ладони надетую женой иконку, поцеловал спокойный умиротворенный облик Девы Марии, зажмурился. Мука расставанья никак не хотела отпускать, давила, словно засевшая в груди пуля, выматывая и опустошая. Владимир вновь разомкнул веки, посмотрел на зажатый в руке образок, тяжело вздохнул и вошел в комнату. К счастью, Мишель оставил ему свечу, горевшую в самом углу письменного стола. Корф приблизился к вьющемуся как мотылек в темноте огоньку, взял в руки подсвечник, как вдруг услышал легкий шорох у противоположной стены комнаты. Владимир вздрогнул и резко обернулся, едва не выронив на пол свечу: – Лизавета Петровна? – изумленно пробормотал он, - Вы… вы здесь? Лиза сидела в кресле, запахнувшись в длинную шаль, и смотрела на него, слегка склонив голову набок. В её глазах засел странный колючий блеск. – Здравствуйте, Владимир, - княгиня поднялась с места и приблизилась к нему, - Не ожидали меня увидеть? – Признаться, нет, - всё еще ничего не понимая произнес барон, - Вы в моей комнате, в такой час. – Я убедилась, что Миша уснул, и пришла сюда. Ждала вас всю ночь. – Но зачем? - оторопело наморщил лоб Владимир. – А вы не догадываетесь? – с вызовом спросила Лиза, подходя еще ближе. Внезапно Корф почувствовал легкое раздражение – тяжелый день, не менее тяжелая и болезненная ночь не располагала к загадкам. А теперь жена его лучшего друга стояла перед ним посреди ночи в шелковом пеньюаре и спрашивала, неужели он не понимает, зачем она пришла. Это было так нелепо, что барон не удержался от сарказма: – Откуда ж мне знать? – усмехнулся он краешком губ, - Однажды вы уже приходили ночью ко мне в спальню. Ничем хорошим это не закончилось. Лицо Лизы вспыхнуло от гнева: – Оставьте ваши дурацкие шутки, - яростно выпалила она, - Они тут неуместны. – Простите, - виновато покачал головой Владимир, - Вы правы, шутка и впрямь дурацкая. Но я не понимаю… – Я пришла, просить вас немедленно покинуть наш дом. И не искать встреч с Мишей. Я знаю, вы попали в неприятную историю, но я не хочу, чтобы из-за вашей глупости пострадал мой муж. Не втягивайте его в свои игры. – Лиза, я понимаю ваше волнение и тревогу, но Миша сам принял решение помогать мне, - спокойно ответил Корф, - Я не заставлял его, наоборот, отговаривал, зная, как это опасно. Миша взрослый и самостоятельный человек, он знает, на что идет. – В отличие от вас Миша порядочен и благороден, он не может бросить вас в беде. Но вы, если и в самом деле ему друг, не должны были принимать его помощь. Поэтому я прошу вас, я даже требую, оставьте нас в покое. Уходите и никогда не возвращайтесь. Владимир опустил глаза: – Поверьте, мне очень жаль, что снова приходится доставлять вам неприятности, я очень не хотел мешать ни вам, ни Мише, но обстоятельства складываются так, что мне на самом деле нужна его помощь. Прошу вас, поймите меня. – Неприятности? – переспросила Лиза, - Мой муж может лишиться из-за вас головы, а вы называете это неприятностями? Если вы не понимаете, что такое страх потерять самого близкого и родного на свете человека, то я вам искренне сочувствую. У вас нет сердца. – Вы ошибаетесь, я прекрасно вас понимаю. Вы имеете все основания меня ненавидеть – я причинил вам много горя в прошлом… – Вот именно, - перебила его княгиня, - Я тысячу раз пожалела, что потратила на вас столько сил, но я вас давно простила. Потому что встретила Мишу, и он сделал меня самой счастливой женщиной на свете, а теперь вы снова появляетесь и хотите отнять у меня самое дорогое. Я вам не позволю это сделать. Владимир молчал, не встречаясь взглядом с княгиней, а она продолжала: – В моей жизни многое изменилось, теперь я жена, я мать, моя семья – это то, что мне ценнее всего на свете, я не хочу потерять ее из-за вашей прихоти. Уходите. Так будет лучше для всех. Барон вновь слегка усмехнулся: – Простите Лизавета Петровна, - ответил он ей после недолгого молчанья, - А что будет, если я вас не послушаю? Лиза нахмурилась, губы непроизвольно сжались в тонкую щелку: – Тогда меньше чем через полчаса здесь будет полон дома полиции и вас арестуют как заговорщика, - она вскинула подбородок, сощурила потемневшие глаза, - Или вы сомневаетесь, что я это сделаю? – О, нет, нет, - поднял руки барон в оправдывающемся жесте, - В этом я нисколько не сомневаюсь, зная вашу решимость. Однако вы не учли, если сюда придут жандармы, вы будете вынуждены объяснять, что я делаю в вашем доме. Вы подставите под удар Мишу. – А я скажу, что вы пришли к нам с просьбой о помощи, а мы как верные подданные не пошли у вас на поводу и вызвали полицию, - живо отозвалась Лизавета, - Кому из нас двоих поверят – мне или вам? Выбирайте, как вам угодно покинуть наш дом – добровольно или под конвоем? Владимир вскинул бровь, еле заметно кивнул: – Вы, действительно, не оставляете мне выбора. Что ж, хорошо, я уйду. Но мне очень жаль, что мы расстаемся с вами врагами, ведь я всегда относился к вам с большой теплотой, я любил вас как сестру, с детства вы были мне боевой подругой. У нас с вами было столько всего хорошего, к чему нам ненавидеть друг друга? – Не заговаривайте мне зубы, - тряхнула головой Лиза, - Вы никогда меня не любили. Ни как сестру, ни как подругу, ни как женщину. И, слава Богу! Вы вообще не умеете любить, иначе вы никогда бы так не поступили с Анной. Не бросили бы её умирать от неизвестности, словно она вещь, которая станет вас дожидаться, пока вы наиграетесь. – Простите, Лиза – тон его из мягкого тут же превратился в суровый, - Но об этом вы не вправе судить. – Пусть так, но что это меняет? Я лишь говорю о том, как есть на самом деле… А теперь уходите, не испытывайте мое терпенье. – Я уйду, обещаю вам. Только дайте мне две минуты. – Нет! – решительно отрезала Лиза, - Я знаю, что вы собираетесь сделать - оставить Мише какой-нибудь знак или записку. Не получится, уходите прямо сейчас. Владимир негромко рассмеялся: – А вы невероятно прозорливы, Лизавета Петровна, - он подошел к ней вплотную, быстрым движением склонился к её руке, одновременно осторожно сдвигая плечом одну из стоящих на полке книг, - Не буду больше досаждать вам. Однако ж я надеюсь, вы проводите меня до дверей, а то вдруг я спрячусь где-нибудь за портьерой. У вас такой большой дом. Княгиня криво усмехнулась и направилась к двери, Владимир галантно распахнул её перед ней, пропуская вперед, потом обернулся и резко выдернул всю ту же книгу, от его движенья с гулким стуком упавшую на пол. Корф потушил свечу, улыбнулся в темноте и проследовал вслед за Лизой, которая так ничего и не успела заметить.

Светлячок: Falchi пишет: в глазах княгини заблестели слезы, - Ты подумал о том, что будет со мной, Миша? А с Алешей? Я ведь не смогу без тебя, я не переживу если с тобой что-то случится, - она вцепилась в манжеты его рубашки, - Для меня нет ничего страшнее, чем потерять тебя… Миша, - он Удивилась такой истерике Лизы. На нее совсем не похоже. Я ожидала что у нее глазки загорятся от предвкушения очередной авантюры. Такое поведение больше бы подошло Нюшке-клушке.

Четвёртая Харита: Светлячок пишет: Удивилась такой истерике Лизы. На нее совсем не похоже. Я ожидала что у нее глазки загорятся от предвкушения очередной авантюры. Такое поведение больше бы подошло Нюшке-клушке. Да, меня тоже удивило. Уж кто-кто, а она не истеричка и не рассчётливая стерва. Даже сейчас, когда у неё сменились приорететы в такое её поведение не верю, спишем на послеродовую депрессию . Не верю, что девушка способная погубить свою жизнь ради счастья брата может так поступить с тем, кто ей помог. Она к ближним довольно сострадательна, по отношению к крепостным, к той же Сычихе, а твоя Лизавета обвинила бы её в том, что попала в передрягу.

Gata: Лизавета меня капитально разочаровала. Надеюсь только, что у автора есть в рукаве козырь для ее реабилитации

Царапка: Лиза здесь - не боевая подруга. С одной стороны, на неё вроде не похоже, но если вспомнить Наташу Ростову... Анна, впрочем, тоже не боец, но в конце-концов взяла себя в руки.

Falchi: Дамы, я, конечно, ожидала похожей реакции по поводу Лизы, но все-таки мне кажется, что вы к ней чересчур строги. Она была авантюрна и склонна к различного рода приключениям до той поры пока не возникало реальной опасности. В данном случае, она убеждена, что ее муж сильно рискует попасть под раздачу и вместе с Корфом оказаться у стенки. С тем же Андреем, потеряв родного брата и будучи уверенной в виновности Владимира она не стала его поддерживать, даже поссорилась с Мишей, пока он не убедил ее в обратном. И теперь она видит в Корфе реальную угрозу своей семье и было б странно если бы она встретила его с горящими глазами. Мне кажется первая спонтанная оборонительная реакция куда логичнее. Gata пишет: Надеюсь только, что у автора есть в рукаве козырь для ее реабилитации Автор тоже на это надеется, я ж Лизоньку люблю. Царапка пишет: С одной стороны, на неё вроде не похоже, но если вспомнить Наташу Ростову... Ой, Царапуль, не вспоминай к ночи)) Хотя аналогия мне понятна.

Царапка: Falchi пишет: Она была авантюрна и склонна к различного рода приключениям до той поры пока не возникало реальной опасности. Мне кажется, у неё не было чувства опасности.

Falchi: Имхо, в БН ей никогда особо опасность и не угрожала. И в безрассудства она впадала в основном от отчаянья и безысходности, когда терять нечего было. А сейчас ей мало того, что есть что терять, так и мотив рисковать ради Корфа явно не перевешивает её счастье в браке и счастье материнства. Я вижу её резкое и может даже инстинктивное поведенье как всю ту же защитную реакцию, но уже через призму новых ценностей.

Gata: Ну ладно, Лиза - немного превратилась в клушку, с молодыми мамашами это случается. А вот Корф опять не по-мужски поступил - мог бы потом и записку Мише послать, чтобы тот его не терял, так ведь нет - наябедал князю на жену.

Falchi: Про ябеду не поняла

Царапка: Дал понять, что был в доме, вместо того, чтобы известить иначе - в доме якобы не был. А так - сразу вопрос, почему был в доме, но не дошёл до хозяина.

Falchi: Глубоко)) Просто я как-то иначе видела эту ситуацию и её последущее развитие, поэтому об этом даже не подумала.

Царапка: Я поначалу не придала этому значения, показалось, оба Лизу и её закидоны не очень принимают всерьёз. Но суждение Гаты вполне обосновано.

Gata: Царапка пишет: суждение Гаты вполне обосновано. Протираю глаза и не верю им. Царапка признала обоснованность моего суждения! Убиться апстенку. Пошла наливать коньяк. Falchi пишет: Глубоко)) Просто я как-то иначе видела эту ситуацию и её последущее развитие, поэтому об этом даже не подумала. Фальчи, ты еще не знаешь, как мы умеем читать )))))

Роза: Gata пишет: Фальчи, ты еще не знаешь, как мы умеем читать Между строк, поверх строк и сквозь невидимые чернила

Царапка: Gata пишет: Пошла наливать коньяк. Виртуально присоединяюсь.

Четвёртая Харита: Фальчи Лиза здесь неблагодарная какая-то, такого в людях не приемлю. Владимир в своё время её спасал, а она помочь отказалась, крайне некрасиво

Светлячок: Вообще-то Владимир для Лизы в некотором смысле близкий человек Не трогаем тему секиса, скажем - первая любовь. И вдруг так резко Лиза поменяла ориентиры. Не верю

Царапка: Светлячок пишет: И вдруг так резко Лиза поменяла ориентиры. Не верю Может, потому и поменяла. Если вспомнить её наезд в финале сериала. Конечно, смерть брата и т.п., но вина Владимира была на мой взгляд выглядела настолько абсурдно, что усердие Лизы я могу объяснить только желанием его обвинить.

Gata: Давайте не будем Лизе раньше времени выносить приговор. Она все-таки женщина, молодая мать, а главное - автор ее любит А виноват во всем, как и в сериале - Корф. Вляпался, и все ему теперь обязаны помогать.

Falchi: Четвёртая Харита пишет: Фальчи Лиза здесь неблагодарная какая-то, такого в людях не приемлю. Владимир в своё время её спасал, а она помочь отказалась, крайне некрасиво Имхо, благодарность благодарности рознь, да помог когда-то, но что ж ей теперь рисковать ради него мужем и ребенком? Неумно поступила, в порыве чувств, тут соглашусь, но неблагодарно - вряд ли. Светлячок пишет: И вдруг так резко Лиза поменяла ориентиры А по-моему она давно их поменяла Gata пишет: а главное - автор ее любит Это действительно самое главное Девочки, спасибо, что читаете

Четвёртая Харита: Falchi фик хороший, интересно, просто Лиза любимая из героинь(хотя не всегда её понимаю, в противовес Нате), подозреваю, что потому и любимая, что вовремя себя в руки взяла и Мишку полюбила, а не этого вечного страдальца, говорят с Мишей скиснуть можно, а с Корфом с его заморочками разве нет?

Царапка: В общем, на данный момент в моих симпатиях лидирует Алекс с большим отрывом от конкурентов!

Роза: Я все жду, когда полноценно в фике появится Беня. Давать комменты к новым открывкам не буду, читала только места, где упоминается граф

Falchi: Роза пишет: Я все жду, когда полноценно в фике появится Беня. Вот прямо сейчас и появится. Мне даже немного страшно следущий кусочек выкладывать, цензура и всё такое)) Ну да ладно была не была

Falchi: Глава одиннадцатая Миша проснулся задолго до рассвета, медленно открыл глаза, привычно глянул на каминные часы. Они показывали без десяти пять, значит, Владимир должен был вернуться с минуту на минуту. «Чуть не проспал», - подумал про себя Репнин, мотнув головой и прогоняя остатки тяжелого короткого сна. Тут же к нему вернулось воспоминание о вчерашнем вечере: трудное объяснение с Лизой, ссора, ее слезы отчаянья и обида. Он повернулся на постели - подушка пуста, простыня чуть смята, пеньюара и шали тоже нет. Миша нахмурился, внутри шевельнулось какое-то неприятное чувство - обычно Лизавета никогда не просыпалась в это время, даже чтобы покормить сына она должна была вставать на полчаса позже. Может, Алеша опять разбудил ее в неурочное время, а он не услышал. Михаил встал с кровати, по-военному быстро оделся, плеснул в лицо холодной воды, заглянул в детскую. Малыш мирно спал в своей колыбельке, но жены здесь не было. Недавнее волнение только усилилось: зная, в каком состоянии находилась накануне Лиза, ожидать от нее можно было чего угодно. Больше всего он опасался, что жена сгоряча решит исполнить вчерашнюю угрозу, и он застанет ее собирающую вещи, но в гардеробной, куда он направился сразу после детской, ее вновь не оказалось. На кухню она тоже не заходила, на его вопрос о том, где хозяйка, суетившаяся там горничная только пожала плечами, ответив, что княгиню сегодня она не видала. Совершенно сбитый с толку, не зная, что думать Михаил пошел в другое крыло особняка, туда, где располагались гостевые комнаты, чтобы встретить Владимира и попросить его подождать. Подойдя к двери, князь увидел, что она слегка приоткрыта, но свет внутри не горит. Миша осторожно надавил на крученую ручку, толкнул дверь и быстрым шагом зашел в комнату. Здесь было тихо и темно, даже свеча, которую он оставил вечером, почти сгорела и сиротливо ютится на краю стола. Ничего не понимая, Мишель зажег от лучинки огарок, растерянно огляделся по сторонам – в спальне никого не было. В голове тут же молнией промелькнула страшная мысль – барон не возвращался после встречи с Анной. – Владимир… - еле слышно пробормотал он, - Неужели Вейс… – Его здесь нет, Миша, - неожиданно услышал Репнин позади себя голос жены, - Он ушел. – Что? – князь обернулся, - Лиза, ты что здесь делаешь? Княгиня остановилась на пороге, заправила за ухо выбившиеся волнистые локоны: – Я пришла сюда, чтобы просить Владимира покинуть наш дом, - произнесла она спокойным и ровным тоном, - Он уехал с четверть часа назад. Михаил поморщился, словно ему в глаза попал песок, рассеянно потер рукой лоб, отказываясь верить в услышанное: – Что ты сделала? – недоуменно переспросил он. – Потребовала оставить нас в покое, - повторила Лизавета, и ни один мускул не дрогнул на ее бледном после бессонной ночи лице, - Если ты не хочешь или не можешь защитить нашу семью, то это сделаю я. Я не желаю терять то, что мне дороже всего на свете только потому, что барону Корфу в очередной раз захотелось испытать судьбу на прочность. – Ты сошла с ума? – повысил голос Михаил, в полной мере, наконец, осознав, что здесь произошло и, чувствуя, как в груди у него начинает клокотать от возмущения, смешанного с отчаяньем, - Я столько сил потратил, чтобы найти его, а ты все испортила в одну минуту. Боже мой, Лиза, да как ты могла? – Я сделала это ради нас с тобой и ради нашего сына, - княгиня была преисполнена решимости, - Я не хочу, чтобы из-за Корфа ты рисковал жизнью, он не стоит того. И рано или поздно ты поймешь, что я поступила правильно. – Черт побери, но это же подло, Лиза! – воскликнул Михаил, злясь от собственного бессилия, - Ты все решила вместо меня, за моей спиной, словно меня это и вовсе не касается. Ты не имела права так делать! – Это твой дружок не имел права приходить к нам и ставить под удар наше благополучие в угоду своим дурацким прихотям! – с раздражением выдала Лизавета, - И я бы пошла на большее, если бы потребовалось. Я на все готова, лишь бы сохранить в нашем доме мир и покой. – Я не узнаю тебя, Лиза, - покачал головой Миша, отстраняясь от неё, - Ты сейчас не похожа на ту милую, нежную, отзывчивую девушку, которой я клялся в любви и верности у икон и перед долгим расставаньем оставлял клетку с голубями на лесной тропинке. Ты будто ослепла и оглохла от своей ненависти к Владимиру и сама не понимаешь, что делаешь. Княгиня открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал ей заговорить. – Вспомни, Лиза, - продолжал Михаил на полтона тише, - Вспомни, что мы с тобой ценили больше всего на свете. Доверие, поддержку, уважение. Я никогда ничего не скрывал от тебя, был искренним, между нами не существовало тайн или недомолвок, мы все знали друг о друге. А что делаешь ты теперь? Ты говоришь о мире и покое и сама же своим поступком его разрушаешь. Неужели ты думаешь, что мы будем счастливы такой ценой? – Я просто не знала, что мне делать, - вымолвила Лиза, но в голосе уже не было прежней уверенности, - Я боюсь потерять тебя. Разве ты не видишь, что я в отчаянии, Миша! – А мое доверие ты потерять не боишься? – по-прежнему очень тихо спросил Репнин, закусывая нижнюю губу и слегка качая головой – верный признак того, что он еле сдерживает напряжение, - Кому я еще мог доверять так, как собственной жене? Князь резко повернулся к ней спиной, нервно барабаня пальцами по спинке стула: – Оставь меня, пожалуйста, - попросил он, - Мне нужно подумать. Лиза растерянно скомкала кончик шали, не зная, как быть. Прежде она не помнила мужа таким: отрешенным, холодным и безучастным. Разумеется, они ссорились и раньше, она могла вспылить или на что-то обидится, но Миша никогда не замыкался в себе, как сейчас, а напротив всегда находил нужные слова, чтобы свести любую неурядицу на нет и доказать жене, что никакие споры не стоят их семейного счастья и благополучия. Теперь же он даже не пытался ее понять, не старался ничего наладить, просто замолчал, отгородившись от нее невидимой стеной, и ждал, пока она оставит его в покое. – Миша! – позвала Лиза, вдруг ощущая совершенную беспомощность, - Миша, выслушай меня, - она нетерпеливо потормошила его за плечо, - Пожалуйста, не молчи, поговори со мной. Репнин не пошевелился и не обернулся, только крепче стиснул ладонями спинку стула. Княгиня предприняла еще пару попыток достучаться до мужа, но, наконец, видя их бесплодность, отодвинулась от него, потом с досадой топнула каблучком об пол и почти бегом выскочила из комнаты. Лишь когда за женой захлопнулась дверь, Миша тяжело выдохнул и разжал руки. Несколько минут назад душившая злость и разочарованье постепенно отпустили, уступая место трезвому рассудку. Мысли вновь стали понемногу приходить в порядок – самое главное, с Владимиром все хорошо, раз он сумел беспрепятственно вернуться от Анны. Осталось только догадаться, куда он мог пойти с Вейсом и Бенкендорфом на хвосте. Трактир в ведении рыжего хорька отпадал сразу, там слишком много лишних свидетелей, может какое-то убежище в рабочем квартале или другой кабак, о котором он не знал, - ничего более толкового Михаилу в голову не приходило. Он в отчаянье огляделся по сторонам – ну же Корф, мысленно взмолился Мишель, - ты не мог уйти просто так, ты должен был что-то оставить. Взгляд скользил по резной мебели, заправленной кровати, дубовому столу – здесь все было по-прежнему, барон долго тут не задержался и явно не успел ни к чему из этого притронуться. Наконец Репнин перевел взор на большой шкаф – рядом с ним на полу валялась какая-то книга. Миша быстро поднял ее - в руках у него оказался толстый старинный фолиант «Евангелие от Иоанна», привезенный его родителями из Италии, несколько месяцев назад. Князь готов был поклясться, что книга все время стояла на верхней полке и никто никогда ее не брал. Выходит, брошенной на полу она оказалась неслучайно. Предположение же, что в ожидании друга Владимир решил провести время за душеспасительном чтением, да еще и на итальянском языке, было крайне сомнительным.… Михаил торопливо пролистал пожелтевшие страницы, надеясь обнаружить внутри какую-нибудь записку, но тщетно. Знак состоял в чем-то другом. Князь вновь принялся разглядывать книгу, беспрестанно повторяя про себя ее название, словно стараясь выудить из пары самых обычных слов бесценный ключ к разгадке. – Ничего не понимаю, - раздраженно пробормотал он, наконец – Ну ты Корф, даешь, шифровальщик чертов, тебе бы у Бенкендорфа работать. Репнин с досадой откинул книгу в сторону, присел на краешек постели, опустил голову на сложенные в замок руки. От раздумий его отвлек робкий стук в дверь: – Да, войдите, - нехотя отозвался Мишель. – Вы тут, барин? – на пороге комнаты появилась Глаша, вид у нее был взволнованный и потерянный, - А я вас по всему дому ищу. – Что случилось? – спросил князь, заметив, какой бледной выглядит служанка. – Михаил Александрович, там господа какие-то к вам приехали. В форме, как на параде, вида такого строгого. Немедленно требует вас к себе. И вот еще… - горничная достала из кармана передника конверт с гербовой печатью. – Строгие господа в форме, - пробормотал Миша, даже не глядя на протянутое письмо, - Скажи, я приду через минуту. – Барин, - помялась служанка, расстроено глядя на хозяина, - Не к добру ведь это? – Всё будет хорошо, Глаш, - успокаивающе улыбнулся Миша, - Иди и ничего не бойся. Репнин устало потер глаза, поднялся с места – только жандармов Его сиятельства сейчас не доставало. Не зря видно, он его только что вспомнил. В том, что внизу его ждали люди господина Бенкендорфа, он не сомневался, а то что они лично почтили его своим присутствием пробуждало самые неприятные подозрения. Редко в каком доме офицеры известного ведомства будут желанными гостями. Михаил спустился в гостиную, у порога его ждали двое неизвестных ему жандармов и капитан Волков, с которым накануне они вместе исследовали комнату Мещерского. Капитан, увидев князя, привычно приложил два пальца к фуражке: – Здравствуй, Репнин, - коротко приветствовал его офицер, - Его сиятельство срочно вызывает тебя к себе. – Я понял, - кивнул головой Мишель, непроизвольно разглядывая суровые лица замерших у двери жандармов, - А к чему этот эскорт? Меня уже провожают под конвоем? Волков ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом: – А есть за что? – Думаю, у каждого из нас найдется повод наведаться в ваше учрежденье. – Да ты я погляжу, шутник, - все так же усмехаясь ответил капитан, - Ладно, поехали скорее. Господин Бенкендорф ждать не любит. Как ни странно перед дверью кабинета графа привычной свербящей дрожи он не почувствовал, лишь легкую усталость от навалившихся за прошедшие несколько часов событий, заставивших его приготовится к самому плохому: шеф тайной полиции вызвал его явно не для того чтобы представить к государственной награде. – А вот и вы князь, - Бенкендорф встретил Мишеля обворожительной улыбкой, - Надеюсь, я вас не разбудил? Но срочные дела не терпят отлагательств. – Я слушаю, ваше сиятельство, - коротко поклонился Репнин, замерев напротив его стола. Граф слегка прищурился, остановил на Михаиле свой внимательный пронзительный взгляд, полный какого-то неясного, настораживающего любопытства. – Интересная история вышла, правда князь? – наконец вымолвил он после непродолжительной паузы, - Вы вчера с господином Волковым отправились в трактир, где скрывался Мещерский, а вас кто-то опередил, перерыл всё вверх дном.… Не догадываетесь, кто бы это мог быть? – Не имею ни малейшего представления, ваше сиятельство, - покачал головой Михаил. Бенкендорф поудобнее устроился в кресле и вновь удостоил Репнина пристальным взором: – Какие у вас однообразные ответы в последнее время, Михаил Александрович, - не без доли иронии проговорил он, - Не видел, не знаю, не думаю. С вашими-то глазами и завидной сметливостью. Странно, очень странно… Мишель замялся, не ожидая такого вопроса и лишь вновь пожал плечами. Чувствовал он себя отвратительно, словно провинившийся кадет в кабинете директора, который вот-вот детально расскажет ему все подробности его недавней выходки и с позором отправит на гауптвахту. Правда, в этот раз гауптвахтой точно не отделаться. А хуже всего то, что у него нет ни малейшего представления, что же на самом деле известно Бенкендорфу. – А давайте-ка я освежу вам память, князь, - произнес шеф жандармов, будто прочитав его мысли, - Помните, в одну из наших последних встреч вы мне поведали свои соображения о том, что хозяин польской гостиницы может быть причастен к заговору и что именно он помог Вейсу спрятать документы, - Александр Христофорович подпер подбородок рукой и продолжил, - Я решил проверить вашу версию и приглядеться к этому господину повнимательнее. Мои люди отправились в Польшу и на границе с ними произошел необыкновенно курьезный случай, - Бенкендорф улыбнулся краешком губ, - Мы решили еще разок допросить начальника заставы, на всякий случай. А он, шельмец такой разговорчивый попался, рассказал, как некоторое время назад к нему приезжал один офицер из нашего ведомства и допытывался о таинственном поляке, который в конце лета провез через границу важные архивы.… Еще так удивился – неужели мы ничего не знаем? При последних словах Александра Христофоровича Мише показалось, будто внутри у него что-то оборвалось, затем по спине стрелой пробежал противный колючий холодок. – Но не это главное, князь. Оказывается, вышеозначенный офицер не только узнал много интересного об известном нам деле, но еще и забрал с собой найденный в то же самое время паспорт, по которому предположительно мог пройти один из заговорщиков. А документ-то, знаете на чье имя? – граф сладко улыбнулся, - Барона Владимира Ивановича Корфа… Репнин продолжал молчать, лишь крепко сцепил пальцы за спиной, чтобы не выдать волнение. – Чудеса, не правда ли? – тон Бенкендорфа вдруг стал нарочито резким, а улыбка тут же сошла с насмешливо изогнутых губ, - Что-то вы побледнели князь, - заметил он, явно наслаждаясь произведенным эффектом. – Я просто удивлен, ваше сиятельство, - пробормотал Михаил, с тоской осознавая, какую глупость он говорит. – Удивлены? – шеф жандармов неторопливо поднялся с кресла, обошел его со спины, медленно приблизился вплотную и, склонившись к уху, проговорил тихим, вкрадчивым голосом, - Где паспорт-то, Михаил Александрович? – Я не понимаю о чем вы, - столь же тихо ответил Мишель, смотря прямо перед собой. – Не делайте из меня дурака, Репнин, - неожиданно грубо оборвал его Бенкендорф, - Мне прекрасно известно, что вы получили достаточно сведений, чтобы сложить дважды два и понять, что Корф причастен к заговору. Кстати, если мне не изменяет память, он куда-то исчез несколько месяцев назад. Еще одно совпадение? – граф вернулся за свой стол, окинул Михаила ледяным взглядом, - Молчите? Хорошо, пойдем дальше. А дальше у нас постоялый двор с тем дурацким названием… «Злото дое» кажется. Тут вы были правы, трактирщик действительно в сговоре с Вейсом и долгое время помогал ему скрываться от полиции, и ваши сведенья дополнили наши давние предположения. Кстати, одна из горничных дала против него показания. Уж не ваша ли это старая знакомая, о который вы мне рассказывали? – граф вновь слегка усмехнулся, - На первых же допросах он рассказал нам, что Вейс был не один, а с товарищем, имя которого мы с вами оба знаем. «Господи, какой же я идиот, - простонал про себя Мишель, - Сдал хозяина гостиницы и себя вместе с ним. Ну и конечно Владимира. Теперь-то уж он точно будет все сваливать на него, чтобы отвести подозренья от Вейса и заставить полицию думать, будто бумаги до сих пор у Корфа». – Мне продолжать или вы все же одумаетесь и сделаете это за меня? – Ваше сиятельство, я ничего не знал, у меня были другие сведенья… - начал было Михаил. – Хватит врать! – рявкнул Бенкендорф так, что Миша слегка вздрогнул, - Вы не умеете это делать. Вы пытались прикрыть барона и обмануть меня, что было с вашей стороны величайшей глупостью. Вы знаете, что за вашу выходку я могу вас отправить в тюрьму? Надолго… на всю жизнь. Или того хуже, - граф слегка приподнял глаза кверху, красноречиво показывая направление, которое грозило князю в ближайшем будущем, - Вы этого очень хотите? Бенкендорф чуть подался вперед, наклонившись над столом, и спросил тихо и жестко: – Где Корф? – Я не знаю, ваше сиятельство, - выдохнул в ответ Михаил. «Самое смешное – мелькнула в его голове мрачная мысль, – Что как раз вот тут я не вру. Я в самом деле понятия не имею, куда его понесло на этот раз». – Поразительное упрямство, князь, - нахмурился шеф жандармов, - Только не пойму, чего ради вы играете с огнем. У вас впереди перспективы сделать блестящую карьеру, вам доверяет сам император, наследник прислушивается к вам и дорожит вашей дружбой. Я уж не говорю о том, что дома вас ждет красавица-жена и маленький сын, а вы здесь ломаете комедию и подписываете себе смертный приговор. И всё это ради жалкого баронишки, который наплевал на данную государю присягу и запятнал честь офицерского мундира? Вы же здравомыслящий человек, князь! – Я не знаю, где Владимир, - еле слышно отозвался Мишель, - Правда, не знаю, - добавил он зачем-то, вновь чувствуя себя провинившимся школяром перед доской позора. Бенкендорф устало провел рукой по лбу, зажмурился на мгновенье, потом произнес: – Хорошо. Я дам вам последний шанс оправдаться. Допустим, вам действительно неизвестно где прячется Корф. Но он же был вашим другом, кто кроме вас лучше знает его привычки, манеры, вам проще других будет напасть на его след. Докажите мне свою верность престолу. У вас будет две недели, чтобы предоставить мне сведенья о бароне Корфе, если же по истечению этого срока всё будет так как сейчас… - граф замолчал, выдержав паузу, - Пеняйте на себя, Репнин. В кабинете шефа жандармов повисла звенящая тишина, Бенкендорф смотрел на Михаила, ожидая его ответа, князь не шевелясь стоял посреди комнаты, лишь сильнее сжимая в замок убранные за спину руки. Казалось, от замершего в воздухе напряжения вот-вот должны были треснуть стекла. – Я согласен, - наконец вымолвил Мишель, - Я докажу свою верность присяге. – Последний шанс, Репнин, - повторил Бенкендорф, - Помните об этом и не вздумайте больше со мной играть. Миша опустил взгляд в пол, в горле пересохло, плечи свело судорогой – он сам не мог поверить в только что произнесенные слова хоть и понимал, что другого выхода у него не было. – Вы свободны, - будто в тумане услышал он голос Бенкендорфа, - Пока свободны. Попробуйте на вкус это слово, Репнин. Оно дорогого стоит. На ватных ногах Михаил вышел из комнаты. Времени оставалось все меньше.

Gata: Falchi, спасибо за продолжение! Я уже даже немножко соскучилась по твоим героям Есть подозрение, что теперь к Мишелю и Третьему отделению в поисках Корфа присоединится Лизавета Петровна А самому князю придется проявить чудеса изворотливости, чтобы помочь другу и сохранить себя для семьи - его сиятельство-то, надо полагать, не очень поверил, что Миша в действительности сдаст друга. Кстати, почему Репнин не рассказал АХБ всё до конца, когда тот прижал его к стенке? Терять-то уже нечего, объяснил бы, что друг впутался в это дело не по злому умыслу, и что ему требуется помощь, а там и главную цель можно достичь. Впрочем, я бы не возражала, чтобы Беня сыграл тут роль "Бога из машины" Бестолковая молодежь способна только дров наломать :) Falchi пишет: Осталось только догадаться, куда он мог пойти с Вейсом и Бенкендорфом на хвосте. С такими фалдами - только топиться )))))

Роза: Falchi пишет: цензура и всё такое Очень хорошо, что автор об этом помнит По отрывку пока рано судить - каков в фике Бенкендорф, но я внимательно читаю все, что с ним связано Когда созреет что сказать, непременно отпишусь.

Алекса: Falchi пишет: Потребовала оставить нас в покое, - повторила Лизавета, и ни один мускул не дрогнул на ее бледном после бессонной ночи лице, - Если ты не хочешь или не можешь защитить нашу семью, то это сделаю я. Я не желаю терять то, что мне дороже всего на свете только потому, что барону Корфу в очередной раз захотелось испытать судьбу на прочность. Лиза меня поразила Вот это характер! Не знаю, мне кажется такие решения должен принимать мужчина. Муж. Falchi пишет: – Я просто не знала, что мне делать, - вымолвила Лиза, но в голосе уже не было прежней уверенности, - Я боюсь потерять тебя. Разве ты не видишь, что я в отчаянии, Миша! В этом вся Лиза. Не успевает подумать, скорее бежит делать Falchi пишет: Бенкендорф встретил Мишеля обворожительной улыбкой Беня Мишу с Ольгой не перепутал? Falchi, я жду продолжения. Очень интересно, что будет дальше. Выкладывай чаще проду, пожалуйста

Falchi: Gata пишет: Есть подозрение, что теперь к Мишелю и Третьему отделению в поисках Корфа присоединится Лизавета Петровна Угу, аттракцион под названием "найди Корфа - получи приз" Еще Нюшку туда же)) Gata пишет: Кстати, почему Репнин не рассказал АХБ всё до конца, когда тот прижал его к стенке? Терять-то уже нечего, объяснил бы, что друг впутался в это дело не по злому умыслу, и что ему требуется помощь, а там и главную цель можно достичь. Подумал, что теперь уж точно поздно, особенное если учесть нежную любовь графа к барону. Gata пишет: Впрочем, я бы не возражала, чтобы Беня сыграл тут роль "Бога из машины" Бестолковая молодежь способна только дров наломать :) Действительно, вся надежда только на Беню Алекса пишет: Лиза меня поразила Вот это характер! Не знаю, мне кажется такие решения должен принимать мужчина. Это ж Лиза, она действует импульсивно в порыве чувств. К тому же она видит в Корфе опасность себе и своим близким и идет на поводу эмоций. Но я все же думаю мы ей можем дать шанс реабелитироваться. Алекса пишет: Беня Мишу с Ольгой не перепутал? Он просто думал о ней в тот момент)) Прекрасная пани покорила его сердце настолько что даже во время решения государственных дел не могла покинуть его мыслей. Алекса пишет: Очень интересно, что будет дальше. Выкладывай чаще проду, пожалуйста Её написать надо сначала)) Но я стараюсь не затягивать. Девочки, спасибо за отзывы!

Gata: Falchi пишет: Угу, аттракцион под названием "найди Корфа - получи приз" Еще Нюшку туда же)) Да-да-да, про Нюшку я благополучно забыла ))) Falchi пишет: Это ж Лиза, она действует импульсивно в порыве чувств. К тому же она видит в Корфе опасность себе и своим близким и идет на поводу эмоций. Но я все же думаю мы ей можем дать шанс реабелитироваться. Конечно, мы ж не звери Falchi пишет: Он просто думал о ней в тот момент)) Прекрасная пани покорила его сердце настолько что даже во время решения государственных дел не могла покинуть его мыслей. Стоп, цензура!

Светлячок: Falchi пишет: Действительно, вся надежда только на Беню Это без шуток Falchi пишет: Но я все же думаю мы ей можем дать шанс реабелитироваться. Мы его можем дать и Нюшке Falchi пишет: Он просто думал о ней в тот момент Автор знает как задеть за живое. Я растаяла

Falchi: Светлячок пишет: Мы его можем дать и Нюшке Честно говоря, не знаю, что там Нюшку реабелитировать - по-моему я ее особо не трогала, так для фона оставила, нужна ж барону жена, коли он сам ее в конце БН себе завел. Анюта фигура второстепенная, мне так скучно про нее писать, что я без небходимости ей слова не даю)) Светлячок пишет: Автор знает как задеть за живое. Я растаяла Тсс! Цензура

Алекса: Falchi пишет: Но я все же думаю мы ей можем дать шанс реабелитироваться. Безусловно. Я имела в виду Лизину категоричность в этом деле. Корф не человек с улицы, она знает его с детства. Надо быть благороднее, ИМХО. Но мне в сериале Лиза особо благородной не виделась. Рита, я не критикую, наоборот, мне кажется, ты точно передаёшь характер Лизы, Миши и остальных персонажей. Falchi пишет: Но я стараюсь не затягивать.

Светлячок: Falchi пишет: Честно говоря, не знаю, что там Нюшку реабелитировать - по-моему я ее особо не трогала У тебя она в глаза не лезет. Я в общем смысле говорила. В фэндомском. Нюшке можно дать шанс. В некоторых фиках она превращается в Анну.

Gata: Falchi пишет: нужна ж барону жена, коли он сам ее в конце БН себе завел Не было заботы, купила баба порося )))

Falchi: Девочки, большое спасибо за внимание! Выкладываю окончание одиннадцатой главы, прошу прощения, что так мало, но времени писать по-человечески нет совсем, хотя сама понимаю, что и так слишком затягиваю. Правда, у меня есть маленькое оправданье, что мы вышли на финишную прямую и осталось не так много

Falchi: Дышать стало легче лишь когда Михаил наконец покинул стены кабинета начальника Третьего отделения. Не помня себя от стянувшего грудь напряжения, он проследовал по длинным коридорам императорского дворца, и почти бегом выскочил на улицу. Еще только-только рассвело, и сиренево-серое декабрьское небо слегка озарили первые солнечные лучи. В воздухе стояла звенящая тишина, свидетельствующая о том, что день еще только начинался. Репнин глубоко вздохнул, пропуская в легкие морозную свежесть. Наконец, утренняя прохлада окутала его и взбодрила как ковш ледяной воды, постепенно избавляя от недавнего оцепенения. Мишель пересек покрытую тонкой снежной дымкой площадь, казавшуюся в нависшем полумраке невероятно огромной, затем свернул в ближайший от нее переулок. Здесь было совсем темно и тихо. Фонари, зажженные вчерашним вечером, уже почти потухли, а их тусклые огоньки, прежде чем навсегда погаснуть, кидали на землю короткие блеклые тени, расплывавшиеся по снегу широкими рваными пятнами. Пройдя еще пару кварталов, Михаил почувствовал, что ему почти удалось вернуть себе только что потерянное равновесие. Где-то глубоко внутри он ждал всего произошедшего – Бенкендорфа невозможно было обманывать вечно. Но когда он решился на этот рискованный поступок, его грела надежда, что он успеет опередить шефа жандармов и его путанная длинная ложь сама собой сойдет на нет. Однако теперь эта надежда растаяла – Бенкендорф знал почти всё, шаг за шагом приближаясь к разгадке и то, что, несмотря на свое недавнее вранье, он все еще продолжает оставаться на свободе воистину казалось настоящим чудом. Хотя теперь уже, обдумывая происходящее, Репнин не особенно удивлялся – вряд ли Бенкендорф отпустил его из-за веры в его невиновность. Шеф жандармов явно надеялся с его помощью выйти на след Корфа, и умело расставив ловушки, наконец, с триумфом завершить это запутанное дело. Наверняка Александр Христофорович уже отдал приказ следить за ним, и ищейки ведомства скоро будут поджидать его в каждой подворотне. От этой мысли Мишель поежился и невольно огляделся, точно ожидал увидеть притаившихся где-нибудь за углом всевидящих жандармов. Однако, не обнаружив рядом с собой ничего кроме затихшей утренней пустоты, он мгновенно пришел в себя. Нервы, похоже, стали неумолимо сдавать, - если так и дальше будет продолжаться, никакого здоровья не хватит. А силы ему сейчас пригодятся – Бенкендорф дал всего две недели на то, что бы доказать свою верность престолу. Выдать Корфа или найти доводы в пользу его невиновности. Михаил горько усмехнулся. «Господи, - проговорил он про себя, - Хоть в церковь иди молиться. Ну и исповедоваться заодно». Стоило Мише подумать о церкви, как внезапно он ощутил странное чувство, словно напоминание о чем-то важном и неразрывно связанным с мучившими на протяжении последнего времени загадками. И вдруг его осенила неожиданная мысль, так что он остановился и замер на месте как вкопанный. В голове тут же всплыло найденное утром Евангелие. А что если…. Перед глазами один за другим стройной цепочкой пронеслись смазанные образы из прошлого. Может такое быть или нет? – спросил сам себя Михаил, - Или вновь разыгралось воображение? Впрочем, если учесть безысходность положения, можно попробовать и такой вариант, в конце концов, он ничего не теряет. Репнин быстро выскочил из переулка на главную дорогу, обернулся по сторонам в поисках извозчика. Улица была пуста - похоже, что в такую рань найти пролетку невозможно, значит, до места придется идти пешком. Оставалось лишь надеяться, что усилия не пройдут даром. Князь поднялся по ступенькам на крыльцо небольшого деревянного дома, местного трактира, расположенного недалеко от старой часовни, названной в честь святого Иоанна Предтечи. Среди местных постояльцев – солдат и мелких чиновников, или изредка заглядывающих крестьян из близлежащих деревень он был известен чаще как Святоиоанновский трактир. Репнин не бывал здесь уже очень давно. Последний раз, кажется несколько лет назад, когда они с Владимиром, будучи еще совсем молодыми офицерами, гуляли здесь вместе с друзьями на многочисленных пирушках. В те годы трактир числился в рядах их излюбленных заведений для беззаботного времяпровождения. Скользнувшее в памяти мгновенье из ранней юности и обнаруженный утром знак неожиданно пересеклись и хоть и были больше похожи на глупую случайность, Миша пусть и от безнадежности не стал ими пренебрегать. Он отворил скрипучую дверь, прошел внутрь огромного полутемного зала, - трактир всегда славился своими просторными помещениями, способными выдержать веселье даже самого широкого размаха. Неспешно пройдясь вдоль пустынных столиков, князь окинул взглядом комнату – с утра народу было немного. Владимира среди посетителей он не увидел. Значит, все же ошибся… Михаил развернулся и медленно направился к выходу. По пути к двери он случайно задел локтем один из придвинутых к столу стульев. – Михаил Александрович, - тут же услышал князь рядом с собой негромкий знакомый голос, - Вы часом не меня ищите? Репнин живо обернулся – Владимир сидел за столом, облокотившись на его грубую выскобленную ножом крышку. Вокруг шеи, барон плотно обмотал шерстяной шарф, скрывавший почти все лицо, ворот зимнего пальто тоже был поднят. Михаил молча подошел к нему, присел рядом, спиной к двери. – Ты что так долго соображаешь, Миш? – иронично спросил его Корф, - Я тебя уже заждался. – Дела были, - коротко отозвался Репнин, - Которые, кстати, касаются тебя напрямую. Но об этом после. Что у вас произошло с Лизой? – Она меня выгнала, - усмехнулся Владимир, - Сказала, что если я не покину ваш дом, она вызовет полицию. И ты знаешь, я ей поверил. Ух, какая женщина, - восхищенно протянул он, - Я себя перед ней чувствовал как солдат перед генералом. Ты как с ней вообще справляешься, Миш? Я прямо за тебя боюсь. – Мне не до шуток, Володя, - озабоченно покачал головой Мишель, - У меня плохие новости. Я только что был у Бенкендорфа. Он знает, что ты это ты. – Не понял, - нахмурился барон. – Ему известно имя человека, помогшего Вейсу избежать ареста. Бенкендорф знает, что это был ты. Владимир слегка вздохнул, подтянул к себе стоявшую рядом кружку: – Что ж я этого ждал, - спокойно ответил он, отпивая глоток, - Рано или поздно он в любом случае обо всем бы догадался. – Хуже другое. Бенкендорф потребовал от меня выдать тебя ему. Он не поверил ни одному моему слову и теперь думает, что я тебя покрываю. Правда, Его сиятельство был столь любезен, что дал мне шанс оправдаться. У меня есть две недели, чтобы предоставить ему сведенья о тебе. – Вот как? – бровь барона выгнулась, изображая удивление, - И что же ты решил? – Обстоятельства решили за нас обоих, - отозвался Миша, - Две недели сроку или петля. Корф потер переносицу, вновь приложился губами к кружке: – Прямо скажем, выбор небогатый. – Больше у нас все равно ничего нет. Владимир ослабил плотно замотанный вокруг шеи шарф, слегка кашлянул и придвинулся поближе к другу: – У меня есть кое-какие соображения по поводу Вейса и его шайки. Здесь в Петербурге у него две конспиративные квартиры, во всяком случае, те, о которых я знаю. Одна на Мойке, в подвале дома кого-то из его дальних родственников, вторая на Обводном канале. Надо бы нам с тобой туда наведаться. Сегодня утром, когда твоя женушка меня выставила из дома, я вернулся в Маринов трактир и видел там Мещерского. Он спешно собирал свои пожитки и убирался восвояси. Мне удалось за ним проследить, сейчас он спрятался в той самой квартире в рабочем квартале на Обводном. Мещерский боится Бенкендорфа как огня и теперь вряд ли станет вылезать из своей норы. – Думаешь, Бенкендорф ничего не знает об этой квартире? – Вряд ли он о ней знает. Наши друзья любят менять места своего пребывания и редко задерживаются в одном доме надолго. Стоит им почувствовать хоть намек на слежку – сразу же бегут как крысы с тонущего корабля. Поэтому и нам медлить нельзя, пока мы их еще не потеряли. – И как ты собираешься туда попасть? – наморщил лоб Михаил, - Залезть через окно как вор? Да и каков шанс, что бумаги спрятаны там? Ведь ты уже пытался однажды устроить обыск в номере Мещерского в трактире и ничего не нашел. – Ни Вейс, ни Мещерский не отпустят архивы далеко от себя, - уверенно ответил ему Владимир, - Пробраться в комнату к Мещерскому с моей стороны и в самом деле было глупо – он не стал бы прятать столь ценные ему документы в месте, где столько свидетелей. Но в своих тайных норах они чувствуют себя в куда большей безопасности. Держать все время бумаги при себе они бы тоже не стали. Значит, велика вероятность, что архивы находятся на одной из их квартир. Миш, я понимаю, вся эта история отдает безрассудством, у нас нет четкого плана, время постоянно поджимает. Но лучше что-то делать, чем ждать. – Хорошо, допустим, - согласился Репнин, - Но я всё равно не понимаю. Как ты собираешься залезать в чужую квартиру и обыскивать ее, не зная ни расположения комнат и не имея представления, где хотя бы приблизительно могут храниться бумаги? Это все равно, что искать иголку в стоге сена. К тому же, памятуя твой предыдущий обыск, Мещерский сразу поймет, что мы у него были. А если мы ничего не найдем – спугнем его окончательно и концы в воду. – Ты, что думаешь, я этого не понимаю? – с легким раздражением прервал его барон, - Но у нас нет времени придумывать хитроумные комбинации и рассчитывать каждый шаг. Ты что забыл об угрозе Бенкендорфа и данном тебе сроке? Держу пари, не сегодня, завтра на твоем хвосте будут сидеть его соглядатаи и не сможешь дыхнуть без того, чтобы он об этом не узнал. Кстати, - заметил Владимир, - Ты по сторонам смотрел, когда сюда шел? – Старался, - ответил Репнин, - Добрался обходными путями. Да и не думаю, что он будет за мной сразу следить, скорее даст время расслабиться. – Ну так что, Миш? – нетерпеливо спросил Корф, - Ты пойдешь со мной? – Твое безумство, Володя, давно уже стало притчей во языцех, - смягчился князь, - Однако из раза в раз ты придумываешь что-то новое еще более безрассудное… Ладно, давай съездим на эту квартиру, посмотрим что там и как. А на месте решим, есть ли у нас возможность туда пролезть незаметно. Заодно, покажешь мне своего приятеля. С Вейсом я уже имел честь встречаться. А вот с Мещерским пока еще не доводилось. – Ты его ни разу не видел? – улыбнулся краешком губ Владимир, - Ну что ж, пойдем познакомлю. Корф залпом допил из кружки последние капли и с шумом отодвинув свой стул, поднялся из-за стол. Михаил встал вслед за ним и теперь уже по привычному обыкновению огляделся, потом застегнул ворот пальто и направился к выходу. Их освободившийся стол тут же заняла пара подвыпивших солдат, пару минут назад зашедших в кабак.

Gata: Безумству храбрых поем мы песню (с)

Алекса: Falchi пишет: Хорошо, допустим, - согласился Репнин, - Но я всё равно не понимаю. Как ты собираешься залезать в чужую квартиру и обыскивать ее, не зная ни расположения комнат и не имея представления, где хотя бы приблизительно могут храниться бумаги? Для Корфа это не впервой. К Забалуеву они тоже лезли на свой страх и риск. Такое ощущение, что Миша об этом забыл. Риточка, спасибо за продолжение!

Falchi: Gata, Алекса

Falchi: Глава двенадцатая Лизавета Петровна не умела долго обижаться. Утренняя ссора с Мишей только поначалу рассердила ее, и она, хлопнув дверью, убежала к себе в спальню совершенно расстроенная и подавленная. Однако вскоре равнодушная Мишина отрешенность и то, как категорически он отказался понять её и встать на её сторону, резко поубавила пыл княгини и лишило прежней уверенности в своей правоте. Так и не сумев пробить броню безразличия мужа, Лиза пулей влетела в комнату, не глядя швырнула в угол ставшую невыносимо колючей шаль, и упала на постель, подоткнув под щеку пуховую подушку. Лизавета привыкла так поступать еще с детства: если что-то шло иначе, чем ей хотелось, она, надувала губки и бежала в свою спальню, где пряталась от несправедливостей судьбы в мягких перинах огромной кровати. В таких случаях ей, как правило, всегда удавалось получить желаемое, благо отец совершенно не умевший терпеть слезы любимой дочери тут же приходил к ней в детскую и начинал утешать маленькую упрямицу, обещая во что бы то ни стало исполнить любой каприз, лишь бы она перестала плакать. В результате Лиза не стесняясь пользовалась своим завидным положением отцовской любимицы, и даже все последующие события столь резко и быстро переменившие ее жизнь и заставившие смотреть иначе на многие вещи не избавили ее от привычки добиваться своего любым способом. Тем более Миша также был склонен смотреть сквозь пальцы на все прихоти супруги, и пусть и не шел у нее на поводу, как отец когда-то, но всегда умел найти способ сгладить острые углы и утешить любимую, чтобы она вновь почувствовала себя самой важной и значимой в его жизни. Сегодня в глубине души она ждала того же, но когда дверь перед ее носом бесцеремонно закрылась, а муж не пожелал с ней разговаривать, Лиза не только растерялась, но и со страхом осознала, что эта ссора может впервые действительно надломить их отношения. Лиза всегда пребывала в уверенности, что Миша обладал воистину ангельским терпением, которое ей самой с ее взрывным характером и не снилось, но вместе с тем каким-то шестым чувством улавливала, что чем дольше он способен выдерживать её капризы или попросту закрывать на них глаза, тем опаснее будет последствия, если однажды он все же дойдет до точки кипения и по-настоящему разозлиться. И, похоже, сегодня она эту грань перешла – никакие объяснения, доводы и уговоры в пользу её поступка не предотвратили той ледяной стены, которая в одно мгновение выросла между ними. Целое утро провалявшись в постели, ворочаясь с боку на бок и мучаясь от дурных мыслей, княгиня всё же решилась вновь поговорить с мужем и уже даже начала придумывать в голове слова, которые ему скажет. Покормив непривычно спокойного для раннего часа сына, Лизавета направилась в кабинет к мужу, но застала там лишь протирающую пыль горничную, которая известила барыню, что князь уже давно уехал. – Уехал? – растерянно переспросила Лиза, чувствуя, как новый приступ волнения подкатывает к горлу, - И ничего мне не сказал? А куда? Глаша обеспокоенно посмотрела на княгиню – от нее не укрылась ее нездоровая бледность и еле уловимый испуг в блестящих глазах. Отчего-то стало необычайно тревожно за любимую хозяйку, и она ответила: – Не знаю, Лизавета Петровна, - солгала служанка, не желая упоминать об утреннем визите жандармов, - Кажется, Михаил Александрович собирался во дворец. Лиза рассеянно кивнула ей в ответ и вернулась в спальню. Бессонная ночь вскоре дала о себе знать и стоило ей снова опустить голову на подушку, как веки сами собой сомкнулись и она проспала несколько часов подряд. Весь последующий день княгиня провела как на иголках, считая минуты до возвращения мужа, даже не пытаясь отвлечься от беспокойства, которое нарастало все больше и больше. На часах было уже около полуночи, когда, наконец, негромко хлопнула входная дверь, и Лиза услышала знакомые шаги. Княгиня молниеносно подскочила с места и выбежала из комнаты. Михаил зашел в гостиную, устало расстегнул пальто, скинул его на руки подоспевшей горничной, попутно о чём-то её попросив, затем медленно опустился на диван. Лиза замерла на верхней ступени лестницы: внезапно накопленная за целый день решимость в одну секунду куда-то испарилась, уступив место незнакомой прежде неловкости. Еще пару минут княгиня наблюдала за мужем, борясь с внезапно сковавшей робостью, затем развернулась и быстро скрылась в дверях спальни. Нахлынувшее смятение оказалось столь велико, что она так и не смогла сделать первый шаг в примирении с мужем и осталась ждать, пока Миша сам поднимется наверх. Чтобы скоротать невыносимо медленно тянущиеся минуты Лизавета взялась за оставленное на прикроватном столике шитье, но по рассеянности тут же уколола палец и с досадой отшвырнула его в сторону. Пройдясь пару раз вдоль по комнате, она заглянула к безмятежно спавшему сыну, аккуратно поправила кружевное одеяльце, накрывавшее детскую кроватку, и вновь вернулась в спальню. Время шло, а муж всё не приходил, и не в силах больше терпеть, Лиза опять выглянула на лестницу. Михаил уже покинул гостиную, зато из полуоткрытой двери кабинета тонкой полоской проникал свет. Просидев в бесплодном ожидании еще с полчаса, Лиза, наконец, поняла, что муж, похоже, вовсе не собирается сегодня приходить в спальню. Она с ногами залезла на кровать, обняла обеими руками большого плюшевого медведя, любимую в детстве игрушку, и снова почувствовала себя маленькой девочкой, которую все позабыли и оставили без внимания. Миша не желает разговаривать с ней, теперь это уже очевидно по всему. Прежде, если муж и был сильно занят, он всегда находил возможность уделить ей хотя бы минутку времени, а сегодня даже не удостоил и мимолетным взглядом, как ни в чем не бывало занявшись своими делами, словно она значила для него не больше чем фарфоровая ваза на полке в кабинете. Впервые за все время их брака, Лиза поняла, что по-настоящему скучает по нему. Даже когда муж уезжал в Польшу, проведенные в разлуке дни не казались такими унылыми, потому что она была уверена, что находясь за сотни вёрст, Миша думает и тоскует о ней, как и она о нём. Ей вдруг так сильно захотелось сорваться с места, забежать к нему в кабинет, обнять, уткнуться носом в шею и ощутить запах его одеколона, заглянуть в теплые карие глаза и услышать ласковый шепот, склонившихся к уху губ, чтобы вновь почувствовать себя защищенной и прогнать прочь все страхи. Оказывается, нет ничего хуже, чем раз и навсегда разочаровать любимого и собственными руками уничтожить всё самое лучшее, что было между ними. Лизавета откинулась на подушку, по-прежнему крепко прижав к груди игрушечного медвежонка. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы разбить ледяную стену, выросшую между ними и всё вернуть на свои места. Миша должен понять её, поверить, что она искренне сожалеет и хочет всё исправить, что она готова поддержать его, даже если сердце сжимается от мысли, чем может обернуться его затея. Она во что бы то ни стало обязана убедить его, что готова смириться с его преданностью Владимиру, если ему это так важно, лишь бы больше никогда не читать в его глазах ту разочарованную отрешенность, с которой она столкнулась сегодня утром. Ведь несмотря ни на что, Корф очень много значил для Миши – лучший друг, с которым они вместе повзрослели, затем прошли войну, разделили на двоих много радостей и горя, который однажды готов был рискнуть своей жизнью и уехать вместо друга на Кавказ, для того чтобы они с Мишей могли построить свое семейное счастье. И, значит, она тоже должна признать его и не вмешиваться в их дружбу. Лиза вспомнила, как однажды у них с Анной случился разговор о дуэли, произошедшей между Владимиром и Михаилом, и княгиня, сгорая от любопытства поинтересовалась у сестры, какого это стать яблоком раздора между двумя лучшими друзьями. Вместо ответа баронесса грустно отвела взгляд, словно вновь перенеслась в тот миг, когда, вздымая пушистый снег, мчалась верхом на лесную опушку, где два друга, потерявшие голову от охвативших их чувств, готовы были нажать на курок. «Это ужасно, - произнесла Анна, после недолгого молчания, - Ты даже не можешь представить, насколько невыносимо смотреть на то, как Владимир с Мишей, еще вчера без раздумья бы отдавшие жизнь один за другого, сегодня целятся друг в друга и говорят такие ужасные вещи, которые можно никогда и не простить. Слава Богу, Лизонька, они смогли помириться и пережить эту дуэль. Мне до сих пор страшно представить, чем всё могло закончиться, если бы они не остановились. – Анна помолчала еще мгновение, а потом выговорила очень твердо, - Не должна женщина становится между двумя мужчинами, тем более между лучшими друзьями. Ничего кроме боли и страданий для всех троих это не принесет». Тогда Лиза не стала больше расспрашивать сестру, согласившись, что нынче нет более смысла бередить старые раны, но теперь тот давний разговор вновь всплыл в её памяти и начал приобретать новый смысл. Слова Анны стали ей вдруг необычайно близки и понятны, и она впервые почувствовал то, о чём говорила сестра. Нет, конечно, Миша и Владимир не дрались из-за нее на дуэли, не ссорились и не целились друг в друга из пистолета, но своей неудержимой ревностью она невольно вставала между ними, мешая их дружбе. Лизавета со стыдом вспомнила, как требовала от мужа выбрать между ней и другом, давила на него, вместо того, чтобы поддержать и без того в нелегком положении. Как прошлой ночью выгнала из дома Владимира, угрожая выдать его полиции, не на секунду не задумываясь о том, как воспримет ее поступок Михаил, как шла на поводу лишь у своего страха и эгоизма. Княгиня свернулась калачиком на постели, уткнувшись носом в мягкий плюш любимой игрушки: господи, какой же она была дурочкой! Ведь теперь Миша может никогда её не простить. Смахнув непрошеную слезу, Лиза живо поднялась с кровати, бегом выскочила из спальни. Свет в кабинете мужа всё еще горел, хотя и было совсем поздно. На цыпочках Лизавета подкралась к двери и не дыша заглянула в щелку. Михаил сидел за столом в глубоком кресле, склонившись над какими-то бумагами, и явно находился целиком в своих мыслях, ничего не замечая вокруг себя. Через приоткрытую дверь Лиза увидела его ссутуленные плечи, кончики пальцев теребивших отточенное гусиное перо, упавшую на лоб густую челку и сразу же почувствовала его усталость. И ей едва хватило сил, чтобы тут же не вбежать в комнату и обнять, прижавшись к напряженным плечам, поцеловать, лишь бы хоть как-то помочь ему - ведь, только одному Богу известно, как ему сейчас тяжело от навалившихся трудностей. Лиза уже готова была постучаться и почти потянулась пальчиками к дверному косяку, но вдруг резко отпрянула и отдернула руку. До чего же оказывается нелегко вот так вот открыть дверь, подойти, сказать «прости», объяснить, как она сожалеет о произошедшем. Больше всего она боялась, что Михаил не захочет с ней разговаривать, замкнется в себе или прогонит прочь, что ей вновь придется увидеть его холодное непроницаемое лицо, так удивившее и испугавшее ее сегодня утром. Лизавета вернулась в гостиную и села на диван. Она не помнила, сколько прошло времени, пока боролась с мучившими противоречиями и очнулась лишь тогда, когда в залу зашла Глаша и с удивлением обнаружила там хозяйку. – Лизавета Петровна, куда ж вы в такую рань? – спросила горничная, - Только-только половина пятого пробило. Никак Алешенька разбудил? – Нет, Глаша. С Алёшей всё хорошо, он в последние дни спит как ангел, - покачала головой княгиня, - А я и не заметила, что уже утро. – И Михаил Александрович, я погляжу, еще не ложился, - продолжала служанка, заметив горящий в кабинете свет, - Что ж у нас за дела-то нынче творятся? Лизавета ничего не ответила на последнее замечание Глаши, только поджала губы и отвела взгляд в сторону – уже даже служанка чувствует нависшее в их доме напряжение. И тут в голове промелькнула неожиданная идея: – Глаша, ты ведь сейчас на кухню идешь? – Да, барыня, - кивнула горничная, - Вам принести что-нибудь? – Нет, нет, - поспешно прервала ее Лиза, - У меня к тебе будет небольшая просьба… Научи меня кофе варить, - на одном дыхании выпалила она. От столь неожиданного заявления горничная растерялась и ненадолго лишилась дара речи: – Кофе варить? – изумленно пробормотала она, - Зачем? – Миша всю ночь не спал, он очень занят. Я хочу отнести ему завтрак. – Так давайте я сама всё сделаю, - продолжала недоумевать Глаша, - Виданное ли дело – княгиня на кухне готовит? – Нет, я хочу сама, - упрямо повторила свою просьбу Лизавета, - Ну пожалуйста, мне очень надо. Служанка пару секунд внимательно разглядывала лицо хозяйки, а потом лукаво улыбнулась: – Никак поругались с Михаилом Александровичем? Задобрить хотите? – Да, Глаша, я перед ним очень виновата. Не знаю теперь под каким предлогом подступиться. – Боитесь, что сердится еще? – добродушно спросила горничная, продолжая улыбаться, - Бог с вами, Лизавета Петровна! Михаил Александрович в вас души не чает. Как посмотрит в ваши ясные глазки, так вся злость сразу пропадет. А повинную голову, сами знаете, меч не сечет. – Я его очень люблю, - оживилась княгиня, - Так люблю, что сердце в груди замирает, когда вспоминаю, что сделала и наговорила. Вдруг он меня не простит? – Простит, барыня, простит, - твердо заверила Лизавету служанка, - Коли любит, всё простит. А в любви-то его вы, чай, не сомневаетесь? – Миша мне как свет в оконце, я только с ним рядом и жить начала. Я ведь, Глаша, второй раз замужем. Первый раз меня маменька против воли за мерзкого старика выдала. Я от тоски такие безумства творила – вспомнить страшно. А потом Мишу встретила, и он мне столько счастья подарил, сколько я раньше и представить не могла. Я так боюсь его потерять! – Вот и, слава Богу, что после невзгод свое счастье встретили. Это ведь такая радость, когда люди по любви женятся. Всё у вас будет хорошо, не волнуйтесь. – Спасибо, - слабо улыбнулась Лиза, - А теперь пойдем, научишь меня готовить. – Ну как знаете, - согласилась Глаша, - Я-то научу, кофе варить наука нехитрая. И они обе проследовали на кухню. Михаил вернулся домой очень поздно. Весь день до позднего вечера они с Владимиром следили за домом Мещерского на Обводном. Расположенный в одном из фабричных кварталов, которыми изобиловал берег канала, он представлял собой одноэтажное ничем непримечательное зданье, как и одно из многих построенных тут и используемых чаще всего в качестве складов или бараков. Через дорогу от дома находился какой-то дешевый трактир, служивший местом для сборищ здешних рабочих. Тут они просидели несколько часов, наблюдая за домом. Судя по тому, что в окнах одной из комнат горел, Мещерский был там. А вскоре поляк появился в трактире собственной персоной – озираясь, зашел в залу, о чем-то поговорил с хозяином заведенья, а затем вновь вернулся в квартиру. Подобно своему другу, он был также высок и худосочен, правда, лет ему на вид было несколько больше чем Вейсу. В течение дня в дом к Мещерскому заходили какие-то люди, задерживаясь там около получаса и затем уезжали, сам же поляк больше не показывался. – Я тебе говорил, Миш, - заметил Владимир, когда они осторожно обходили дом, прикидывая, где что может в нем находится, - Он теперь долго носа не высунет. – В трактир-то он зачем-то выходил, - ответил Репнин, заглядывая в окно одной из комнат, служивших по-видимому спальней, - Может и завтра также будет. – Да он в трактире-то просидел все пару минут, и то дрожал как мышь перед котом. Даже если он и решится повторить свой подвиг, этого времени нам не хватит, - Корф задумался на секунду, - Надо его как-то отвлечь и задержать. – Ну я мог бы попробовать. А ты бы пока залез в дом. – Нет, тебе не надо, - покачал головой барон, - Тебя видел Вейс, мог и Мещерскому рассказать. Даже если он не знает тебя в лицо, может что-нибудь заподозрить. Нужно что-то другое. Только я пока не знаю что. Распрощались они когда стало совсем темно и оба порядком устали, договорившись встретиться завтра на этом же месте. Узнать за минувший день удалось не особенно много, но тем не менее сегодняшний рейд помог хоть немного понять, как устроена квартира поляка. Придя домой, Михаил хотел тут же отправиться лечь спать, но заглянув в кабинет и увидев накопившуюся на столе гору бумаг и писем, оставленных управляющим, вспомнил, что, увлекшись поисками Владимира, совсем запустил поместье и забросил все дела. Похоже, что грядущую ночь вновь предстояло провести без сна: кто знает, когда в следующий раз он сможет выкроить минуты, чтобы разобраться со всеми счетами, купчими и бухгалтерскими книгами. Тяжело вздохнув, Репнин уселся в кресло, придвигая к себе кипу бумаг и прикидывая в уме, как бы ему со всем этим справиться за ближайшие несколько часов. Настенные часы пробили пять утра, когда дверь кабинета тихонько отворилась. Князь поднял голову и перевел на нее взгляд, чтобы увидеть, кто к нему пожаловал в такую рань. – Доброе утро, - нерешительно замерла в дверях Лиза, - К тебе можно? Мишель посмотрел на жену с легким удивлением – она выглядела какой-то подавленной и расстроенный. Изящные ручки сжимали серебряный поднос с дымящимся кофе и горячей сдобой, аккуратно разложенной на маленькой тарелочке. – Доброе, - ответил Михаил, с интересом рассматривая нежданно появившуюся супругу. – Ты всю ночь не спал, - продолжала очень тихо Лизавета, - Наверное очень устал, - княгиня помялась немного у двери, затем подошла к его столу и поставила поднос, - Я приготовила тебе завтрак. Свежие пирожные, только что из кондитерской и кофе, с гвоздикой и корицей, как ты любишь. Голос ее слегка дрожал, а руки беспрестанно теребили пояс платья, будто как не выучившая урок ученица, она не знала куда их деть. – Не подлизывайся, - сощурился Мишель, с трудом пряча улыбку – уж слишком забавно выглядела жена, - Я всё еще на тебя сердит. – Знаю, - согласно кивнула головой княгиня, подходя к мужу, - И как раз хотела с тобой об этом поговорить… Мишенька, прости меня, пожалуйста, - выговорила она чуть слышно, - Вчера я поступила неправильно, даже ужасно. Я очень сожалею. Репнин откинулся в кресле, с любопытством слушая, что говорит супруга: надо же Лизавета Петровна пришла повиниться. Не каждый день такое увидишь. – Я всю ночь думала над тем, что случилось, и теперь мне очень стыдно за свой поступок. Я не имела права решать за тебя. Я должна была считаться с твоими чувствами, должна была думать о том, как дружба с Владимиром много значит для тебя. Прости меня, - повторила Лиза и присела рядом с мужем, робко коснувшись его ладони, - Я виновата и много бы отдала, чтобы всё изменить. Репнин повернулся к жене, осторожно убрал с её лица выбившейся из прически локон: – И что же тебя заставило поменять свое мнение? – мягко спросил он. – Я люблю тебя, - не задумываясь произнесла Лизавета, - И ты был совершенно прав, когда говорил, что мы должны доверять друг другу, уважать и понимать. Я твоя жена, Миша, я перед Богом и людьми давала обет быть тебе верной, делить с тобой все радости и горести. Я хочу быть с тобой, что бы не случилось. И я приму любое твое решение, если оно важно для тебя, всегда и во всем поддержу. Я хочу, чтобы ты мне верил и знал, что я всегда буду рядом. – Лиза, - чуть слышно прошептал Михаил, - Лизонька… Почувствовав, что образовавший лед между ними тает и не желая терять ни одной драгоценной секунды, Лиза тут же подскочила с места и кинувшись к мужу, уселась к нему на колени, крепко обняв за шею: – Я теперь прощена? – княгиня лукаво улыбнулась – Ну, скажи прощена? Прощена? – она касалась губами его щеки, прокладывая дорожку от кончика рта до уха и перемежая слова с поцелуями. – Лиза, если бы ты знала, как мне нужна твоя поддержка, - выдохнул ей в волосы Мишель, прижимая к себе, - Мне, в самом деле, сейчас очень тяжело. – Я понимаю, - Лизавета посерьезнела, а потом спросила неуверенно, - А… Владимир? Ты снова не знаешь, где он? – Знаю, - усмехнулся Репнин, гладя жену по голове, - Как бы ты не старалась избавить меня от общества барона Корфа, ему всё равно удалось оставить мне знак. Я сегодня с ним встречался. – Знак? – округлила глазки Лиза, - Но когда же он успел? – Выходит, не доглядели вы, госпожа Репнина, - развел руками Михаил. – Слава Богу, - с облегченьем вздохнула княгиня, - А я думала, что опять всё начнется по новой и теперь я уже буду виновата… Знаешь о чём я подумала, - Лиза положила головку мужу на плечо, - Мы ведь и в самом деле могли бы спрятать Владимира у нас дома. Полиция вряд ли будет его здесь искать, и вы сможете спокойно решить свои дела. – Ты не всё знаешь, Лиза, - покачал головой Мишель, - Меня вчера вызывал к себе Бенкендорф, он подозревает, что я в сговоре с Владимиром. Боюсь, что теперь он будет за мной следить. – Тогда тем более остаться у нас самое безопасное, - отозвалась княгиня, - Сам посуди – Бенкендорф знает тебя как здравомыслящего человека, неспособного на такой рискованный поступок, как прятать опасного преступника у него под носом. И явно не будет этого ждать. К тому же даже если за нашим домом буду следить, у нас есть черный ход, через который каждый день проходит много людей – булочник, молочник, просто крестьяне, чтобы принести нам дрова. Не станут же они каждому из них заглядывать в лицо или обыскивать. Кроме того Владимир будет рядом и мы всегда сможем его предупредить если что-нибудь случится. Жандармам, если они и в самом деле вас выследят, арестовать вас в каком-нибудь трактире будет куда проще. – Узнаю прежнюю Лизавету, - улыбнулся Миша, - И что это ты вдруг стала такой доброй к Владимиру? – Мне его жаль… Вернее не его, а Анну. Она, бедняжка, так исстрадалась. Да и я очень хочу, чтобы эта история поскорее закончилась. А это будет возможно только тогда, когда вы, наконец, найдете нужные вам бумаги. – Выдумщица ты моя, - князь поцеловал жену в нос, - Твоя идея безрассудна, хотя, признаться, кое-что разумное в ней есть. Можно подумать. Лизавета улыбнулась и теснее прижалась к мужу. Несмотря на все свалившееся опасности и невзгоды, на душе у нее вдруг стало легко и спокойно.



полная версия страницы