Форум » Альманах » "Острый край" - 2 » Ответить
"Острый край" - 2
Falchi: Название: Острый край Жанр: Немного драма, немного авантюра и приключения, немного мелодрама. Продолжение БН, время и место действия без изменений. Герои: Михаил, Владимир, Лиза, Анна, Александр и другие. Пейринги традиционные. Авторское примечание: Фик задумывался в основном о мужской дружбе, потому Владимир-Михаил главные действующие лица. Но любовь и о, ужас, даже розовые сопли пристуствуют. Фик в процессе написания, если он покажется читателям интересен - выложу продолжение. Начало
Ответов - 74, стр:
1 2 3 4 All
Царапка: Роза пишет: Лично для меня в этом фике интерес представляет только один персонаж - Беня а я его почти не заметила. Заметила не особенно любимого мной Алекса, потому что он показан необычно и интересно.
Falchi: Ну вот в этом смысле тоже - служба за счёт крестьян и неясно, как там приходится этим крестьянам. Но конкретно я имела в виду блестящее сочетание двух тезисов - половина попросится обратно и "я разорюсь". Второй - о разорении, вполне достаточно, а первое - жалкий фиговый листик, ибо что ж он вторую половину не отпустит на волю? Я понимаю, о чём ты говоришь, но ты попробуй с другой стороны смотреть, не с точки зрения современного человека, которому в Конституции прописана свобода и неприкосновенность личности. Миша вырос во время, когда большая часть населения рассматривалась как собственность и это никого не удивляло. Он верен царю и своей родине, для него они основные приоритеты, другой страны у него нет и он не считает себя вправе осуждать существующие в ней законы. Поэтому и не представляет, что может быть как-то иначе. При всём при том он сочетает в себе замечательные человеческие качества и не станет позорно пользоваться данной ему властью, начиная от незначительных мелочей и заканчивая такими ужасами, как кого-то пороть на конюшне, тащить в койку подневольных девиц ну и прочее, о котором мы читали в классической литературе. В таком ракурсе, это не самый плохой вариант. Что касается "разорюсь". Ну а как иначе, он действительно живет за счёт крепостного труда и другого источника доходов нет. Государственная служба не в счёт, это несерьёзно. А тут сидит такой умный наследник и говорит ему, Миш, а отпустите их всех с богом. А кушать он на что будет? Сама понимаешь, что идея Алекса про вольнонаемный труд - утопия, невозможно устроить маленькое капиталистическое государство в отдельно взятом поместье, когда вся остальная экономика - крестьянская. Это знаешь как вот если бы сейчас пришел какой-нибудь перец к современному работодателю и сказал что-нибудь вроде: а давайте сократим рабочий день до четырех часов, ну восемь часов это много, работники устают, у них семья-дети. Конечно тот бы отказался по той же причине - разорюсь. Мы все повязаны одной экономической и политической системой и играть должны по её правилам. Миша ответил в свойственной ему деликатной манере - аккуратно выразил свою точку зрения и наследнику не перечил, типа чем бы дитя не тешилось. Ибо пока Алекс идеализирует ситуацию, в силу молодости, я думаю. Потому что Анна, как была, так и осталась отверженной. По-моему мы о разных эпизодах говорим. Я-то имела ввиду медитации Нюры перед зеркалом и воспоминания о первой брачной ночи, а ты кажется опережаешь события
Алекса: Falchi пишет: Ибо пока Алекс идеализирует ситуацию, в силу молодости, я думаю. Я тоже так думаю
Царапка: Falchi пишет: Я-то имела ввиду медитации Нюры перед зеркалом и воспоминания о первой брачной ночи, а ты кажется опережаешь события опережаю, конечно :))) уже запуталась, где сколько выложено. Falchi пишет: Что касается "разорюсь". Ну а как иначе, он действительно живет за счёт крепостного труда и другого источника доходов нет. Если бы он на этом остановился, то вопросов бы не было. Но он личную выгоду (которую в силу происхождения и воспитания считает законной - с этим ладно) прикрывает якобы интересом тех, за счёт кого живёт, и тут же подставляется, говоря о половине Пример капиталиста не очень точен, т.к. капиталист де-факто управляет своей фабрикой, и если она разорится, его люди останутся без работы вообще. А Мишель по отношению к своим крепостным чистый потребитель, что оправдывалось (?) государственной службой и связанными с ней большими расходами.
Falchi: Царапка пишет: Но он личную выгоду (которую в силу происхождения и воспитания считает законной - с этим ладно) прикрывает якобы интересом тех, за счёт кого живёт, и тут же подставляется, говоря о половине Здесь тоже не совсем согласна, Миша человек ответственный и скорее воспринимает крепостных не как живой товар, а как людей от себя зависимых, опять-таки в хорошем смысле этого слова, ну из серии "в ответе за тех кого приручили". Вспоминается известный разговор с Григорием, в котором тот совершенно спокойно говорил, что барин самый главный и мы должны знать своего место. И не было в этих словах грусти или отчаяния, он отдавал себе в этом отчёт и воспринимал как должное. И случаев возвращения крепостных к своим хозяевам ибо идти некуда история знает массу. Да тот же Никита из БН, дали ему вольную, а он все у Корфа без дела ошивался. И Миша прекрасно понимает, что отпусти он своих крепостных, им жить не на что будет, на всех работы на фабриках не найдется, земля - помещечья. А то хоть за еду работают. Так что я думаю, в данном случае князь совершенно искренне переживал за судьбу своих людей, а не прикрывал мелочные меркантильные интересы О, боги о чём мы говорим, какие у Миши крепостные, у него даже уздечка для лошади корфовская была. Чистейший полет фантазии
Царапка: Falchi пишет: И Миша прекрасно понимает, что отпусти он своих крепостных, им жить не на что будет, но половине-то будет, если вернётся, по его оценке, только половина А эту половину он всё равно не собирается отпускать. Falchi пишет: О, боги о чём мы говорим, какие у Миши крепостные, у него даже уздечка для лошади корфовская была.
Gata: Почитала вашу дискуссию и не согласна ни с одной из сторон :) На мой взгляд, Репнин ни эгоист, ни альтруист, а самый что ни на есть реалист: понимает, что и ему самому без крестьян придется испытать материальные затруднения, и им без него нелегко придется. Годы спустя Некрасов это озвучил: "Порвалась цепь великая, порвалась и ударила: одним концом - по барину, другим - по мужику". Репнин - нормальный, трезвомыслящий человек, без либеральных закидонов. Если они принимают решения, то взвешенно, без эмоций и пафоса, которыми была пронизана речь юного цареныша. Хорошо рассуждать о свободе, только для этого нужно иметь соответствующую политическую, а главное - экономическую базу. Политическую подорвали своей эскападой господа декабристы, а экономически Россия в первой трети 19 века еще не созрела для отмены крепостного права, хотя Николай об этом подумывал. Сравнивая Корфа и Репнина, думаю, что попади они оба в 1825 год, барон бы наверняка вылез "погеройствовать" на Сенатскую площадь, князь - нет. А вот подготавливать с будущим Александром Вторым знаменитую реформу - очень даже. Без романтических соплей, просчитав экономическую выгоду для всех сторон и для государства. Пытаюсь проследить детективную линию, но как-то она теряется в Корфо-Репнинском быту
Olya: Дискуссия рулит... Царапыч в своем репертуаре - происхождение и воспитание... Вечные вопросы! Как будет время, почитаю. Если есть Беня - все остальное меня не волнует
Роза: Полностью согласна с предыдущим оратором, качательно дискуссии о либерально-демократических ценностях Царапка пишет: а я его почти не заметила. Заметила не особенно любимого мной Алекса, потому что он показан необычно и интересно. И что с того?
Царапка: Gata пишет: что и ему самому без крестьян придется испытать материальные затруднения, и им без него нелегко придется Но зачем он тогда вставил "половина назад попросится"? Gata пишет: а экономически Россия в первой трети 19 века еще не созрела для отмены крепостного права, Для отмены купли продажи людей, как скотины, вполне созрела. Роза пишет: И что с того? Да так, ничего, читаю фик и делюсь впечатлениями о прочитанном. Если бы моих любимых героев не было или они были на десятом плане, всё равно бы читала.
Роза: Царапка пишет: Да так, ничего, читаю фик и делюсь впечатлениями о прочитанном В данном случае, ты не делилась впечатлениями, а вступила в спор со мной о предмете, о котором спорить бессмысленно - о предпочтениях
Алекса: Мне понравилось продолжение. Очень воспоминания про первую брачную ночь Анны и Владимира Так трогательно с браслетом получилось. Только автор, я тебе не поверила, а этого я не люблю, меня сразу настораживают такие моменты. Владимир на настойчивый вопрос Анны говорит, что когда покупал браслет, думал о ней, как о жене. Не верю! Тот Владимир, какой был в сериале даже такой мысли не допускал. А фик вроде как продолжение сериала.
Царапка: Алекса пишет: Владимир на настойчивый вопрос Анны говорит, что когда покупал браслет, думал о ней, как о жене. Не верю! Возможны шутки памяти. Т.е. теперь Владимиру кажется, что в мыслях он всегда считал Анну будущей женой, просто гнал от себя эти мысли.
Роза: Царапка пишет: Т.е. теперь Владимиру кажется, что в мыслях он всегда считал Анну будущей женой, просто гнал от себя эти мысли. Теперь уже я, как Станиславский, воскрикну - не верю!!! Это уже будет не сериальный Корф, а фантазия Царапки
Falchi: Я в общем согласна с Гатой и пыталась сказать нечто подобное, но мне видимо не удалось выразить эту мысль столь чётко и емко. Действительно, Миша реалист и в отличие от наследника иллюзий относительно легкого и безболезненного освобождения крестьян не питает. Царапка пишет: Но зачем он тогда вставил "половина назад попросится"? Это было образное выражение, не мог же он сказать, что все попросятся. А почему не отпустит желающих, ну будем считать, что ему просто некогда этим заниматься Алекса пишет: Владимир на настойчивый вопрос Анны говорит, что когда покупал браслет, думал о ней, как о жене. Не верю! Я в данном случае заступлюсь за барона. Он всегда на вопрос Анны о том, когда он её полюбил, отвечал, что любил её всю жизнь, просто тщательно скрывал. В принципе, и в данной ситуации он мог где-то глубоко подсознательно думать о ней, ну и сублимировать свои комплексы через этот браслет. Возможно, про жену он ей немножко слукавил, чтобы даму порадовать, но любил-то он её всегда. Во всяком случае, Вова так говорил. Мне понравилось продолжение. Очень воспоминания про первую брачную ночь Анны и Владимира Фух, ну хоть кому-то понравилось
Царапка: Falchi пишет: Это было образное выражение, не мог же он сказать, что все попросятся. вот-вот, понимал, что забота о крестьянах - фиговый листик по крайней мере наполовину. Falchi пишет: А почему не отпустит желающих, ну будем считать, что ему просто некогда этим заниматься Хм... вообще-то он отвечает за своих людей, вопросы службы и Корфа не могут быть важнее.
Falchi: Царапка пишет: вот-вот, понимал, что забота о крестьянах - фиговый листик по крайней мере наполовину. *сложила лапки* Всё, я сдаюсь))
Алекса: Falchi пишет: Возможно, про жену он ей немножко слукавил, чтобы даму порадовать, но любил-то он её всегда. Об этом и разговор. Понятно, что слукавил. Любить и хотеть жениться - разные вещи.
Falchi: Глава пятая Императорский театр был переполнен до отказа. Новая постановка, привезенная труппой из знаменитой французской оперы, имела оглушительный успех. Волшебная музыка Доницетти вкупе с романтическим либретто Руайе способна была творить чудеса и растопить сердце любого своей трогательной историей о несчастной Леоноре и её возлюбленном Фердинанде, которым даже после прохождения приготовленных судьбой тягот и испытаний, так и не суждено было остаться вместе. – Я говорила тебе, что опера чудесна, - делилась в антракте впечатлениями Лиза, обмахиваясь веером, - А какое красивое меццо-сопрано у Леоноры. Правду говорят, что Парижская опера сегодня затмит самые лучшие театры Европы. – Баритон Альфонса тоже необычайно хорош, - негромко отозвалась Анна, - И такая грустная история. Ну почему все пьесы о любви должны иметь несчастливый конец? Баронесса долгое время не выходившая в свет чувствовала себя немного неловко среди шумного зала театра. Отвыкшая от такого количества гостей, блеска и роскоши, она немного смущалась, но вместе с тем крутящийся водоворот событий, новые лица, мелькавшие перед ней, беззаботные разговоры захватывали в свою канитель, поглощая без остатка и позволяя всем беспокойным мыслям временно отойти на второй план. – В этом их особая прелесть, в каждой истории любви должна быть печальная нота романтики. Представь, если бы мы всё время смотрели только комедии, то наверняка бы перестали относиться к такому великому чувству серьёзно… Ой, смотри, - вдруг прервала свои размышления Лизавета, - По-моему вон там, недалеко от ложи Александр Николаевич с супругой. – Цесаревич? – настороженно переспросила Анна – Да, и похоже он нас увидел и идёт сюда. – О Боже, - прошептала баронесса, - Мне бы совсем не хотелось говорить с ним сейчас. – Но почему, Аня? – удивилась княгиня, - Ведь Его высочество всегда был так добр к нам. Анна не успела ничего ответить, потому что Александр и Мария уже практически добрались до кресел на балконе, где они с Лизаветой расположились. – Здравствуйте, Анна, - цесаревич поцеловал руку баронессы, - Елизавета Петровна, - обернулся он к Репниной, повторив свой галантный жест, - Какая приятная и неожиданная встреча. Те ответили почтительным реверансом, а когда с церемониалом приветствия было покончено, Александр предложил дамам присесть: – Мы так давно с вами не виделись, - обратился наследник к баронессе, - Вы совсем перестали выходить в свет. Признаться, придворные балы без вашего чудесного голоса потеряли прежний шарм. – Мне сейчас не очень хочется, просите, - потупила взор Анна, - Может быть позже. Я и в оперу не собиралась, но Лиза меня уговорила. Правда, я вовсе не жалею. – Как вы находите постановку? – раздался нежный голосок Марии, - На мой вкус это настоящий шедевр. – А по мне не хватает какой-то живости, - вскинул бровь Александр, - Слишком много слёз и сентенций. Я бы с большим удовольствием посмотрел что-нибудь военно-историческое или на худой конец водевиль. Но милые дамы выбирают иное, и нам мужчинам ничего не остается как подчиняться. – Миша бы сказал тоже самое, - улыбнулась Лиза, - Когда я предложила ему послушать эту оперу, он пришёл в ужас и только и искал повод избежать поездку в театр. – И у него нашёлся достойный повод, государственный долг, - торжественно заметил наследник, - Кстати, он уже доехал до Польши? – Миша обещал написать, как доберется до места. Но пока никаких известий, я не получала. Они обменялись ещё несколькими фразами, относительно спектакля, потом между Лизой и Марией завязалась оживлённая беседа о французской музыке и, воспользовавшись случаем, Александр решил поговорить с баронессой наедине. – Ваше нынешнее состояние меня очень тревожит, - с грустью в голосе проговорил наследник, внимательно глядя ей в глаза, - Я боюсь представить, какую муку вы сейчас переживаете. Я бы очень хотел вам помочь, но не знаю чем. Организованные мной поиски не возымели действия, а я даже не могу предположить, что ещё можно сделать. – Спасибо за заботу, Ваше высочество, - улыбнулась ему в ответ Анна, - Я очень ценю ваше участие и вашу помощь. Но, судя по всему, в этой истории мы все бессильны. Только Господь Бог знает, где сейчас мой муж и как скоро он вернется домой. – Но нельзя же сидеть сложа руки. Должен быть какой-то выход, - горячо проговорил Александр, - Я тоже ужасно волнуюсь. Ведь Владимир мой друг и я места себе не нахожу всякий раз когда думаю о нём. Я не понимаю, каковы должны быть мотивы такого безрассудного поступка. – Нам всем это трудно понять. Михаил Александрович обещал помочь, и что-нибудь разузнать о поездке Владимира в Польшу. Он полагает, что главная причина его исчезновения связана именно с ней. – А что думаете вы? – Я не знаю, я устала гадать, - вздохнула баронесса, - Мои надежды теперь только на Мишу. – Князь всегда держит своё слово, - попытался ободрить Анну Александр, - К тому же мы с вами прекрасно знаем, какой он отменный сыщик. И если он захочет докопаться до правды, то непременно всё разузнает. – Однако это ожидание так мучительно. Если бы время могло бежать чуть быстрее. – Анна, я хочу, чтоб вы знали, - цесаревич бережно взял её руку в свою, - Вы всегда и во всём можете на меня рассчитывать. Как только вам что-нибудь понадобиться, пожалуйста, не стесняйтесь обратиться ко мне за помощью, и я сделаю всё от меня зависящее. Я очень рад, что судьба меня свела с вашим мужем, он позволил мне посмотреть на мир совсем с другой стороны, и я бесконечно ему благодарен. И вы не менее близкий мне человек и я бы очень хотел о вас позаботиться. – Владимир тоже дорожил дружбой с вами. Думаю, ему было бы очень приятно слышать ваши такие тёплые слова участия. А теперь, простите меня, Ваше высочество. Я только что увидела одних своих хороших знакомых, и мне бы хотелось пойти с ними поздороваться. – Разумеется, - Александр кивнул головой, - Я думаю, мы с вами ещё сегодня увидимся. Анна действительно заметила в стороне, за колонной стоящих и мило беседующих трёх благородных дам. Они были жёнами офицеров, с которыми когда-то служил на Кавказе Владимир, с двумя из них княгиней Киреевой и графиней Щербаковой она была хорошо знакома и довольно часто проводила время за непринуждёнными разговорами во время светских приёмов. Третью хрупкую белокурую барышню, на вид чуть младше её самой она видела впервые. Баронесса приблизилась и уже собиралась поприветствовать подруг, как внезапно услышала обрывки происходящей между ними оживлённой беседы: – Представьте, моя дорогая, это последняя новость, - щебетала княгиня, - Говорят, что барон Корф куда-то исчез, причём так неожиданно, будто сквозь землю провалился. И никто не знает, где он теперь. Держу пари, ему надоело коротать дни со своей недотрогой женой, и он сбежал от неё к какой-нибудь таинственной прелестнице. – Да, у него всегда была горячая голова, а его сердца хватало на несколько женщин сразу, - вторила ей Щербакова, - Ни за что не поверю, что он вмиг отказался от прежней жизни, да ещё ради этой жеманной особы. Она же холодна как лёд, бедный Владимир, с тем же успехом можно было жениться на мраморной статуе. – Но говорят, что они выглядели вполне счастливыми, - осторожно заметила белокурая барышня. – Это она выглядела вполне счастливой, что мне очень даже понятно. Если бы вы видели, ma chere, сколько денег он на неё тратил. На каждом приёме она сверкала бриллиантами и дорогими шелками. Не удивлюсь, если на самом деле Владимир никуда не исчезал, а просто оказался в долговой яме. С такими аппетитами как у баронессы Корф и разориться недолго. – А я слышала ещё более ужасную новость. Кажется, наша Annette только выдает себя за дворянку. Вроде бы раньше она была крепостной в доме Корфов, и молодой барон так в неё влюбился, что дал ей вольную и женился на ней. Вы можете себе такое представить? Дамы звонко рассмеялись: – О, нет, нет, я не за что в это не поверю, - пропела графиня, - Конечно Владимир всем известен своими безрассудными поступками, но чтобы жениться на крепостной нужно быть просто умалишённым! Больше слушать Анна уже не смогла. Она отскочила в сторону, спрятавшись за колонну, и закрыла лицо руками. На глаза навернулись предательские слёзы, щёки и уши пылали от стыда и обиды. Услышанное было настолько отвратительным, что Анне показалось, будто в одну секунду ей перестало хватать воздуха, в груди всё сжалось, словно кто-то сдавил её железными тисками. Господи, за что ей такие мучения, почему все напасти сваливаются одна за другой, перемешиваясь в туго сплетенный клубок, который никак нельзя разорвать? Почему эти дамы, некогда претворявшиеся её подругами, с ней так поступили, зачем говорили за спиной такие горькие жестокие слова, какая радость им была злословить впустую, издеваясь над чужим горем? Быть может, в них говорила зависть чужому счастью, или простая женская ревность, что такой завидный жених как Владимир предпочёл не их, а Анну, но разве была во всём этом её вина? Если бы барон был сейчас рядом, он бы смог её защитить, никому не позволив сказать дурного слова в её адрес. Или одной улыбкой заставил бы её забыть обо всём на свете, но сейчас она была одна, а горе обострило чувства и, слушая весь этот ужасный обидный вздор двуличных сплетниц, она думала, что её бедное сердце не выдержит последней капли и вот-вот разорвётся на части. – Ты здесь, Аня, а я тебе ищу повсюду - услышала она рядом с собой далёкий, словно из другого мира голос Лизы, - Пойдём скорее, сейчас начнётся второе действие. – Что? – она уставилась на Репнину невидящим взглядом, - Ты что-то сказала? Княгиня встревожено посмотрела в лицо подруги, она заметила, как сильно та переменилась: – Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Лиза, - Ты так побледнела, словно в обморок собираешься падать. – Нет, нет, всё в порядке, - пролепетала баронесса, - Не беспокойся. Прости меня, пожалуйста, но мне нужно домой. – Да, что с тобой? – спросила вконец сбитая с толку Лизавета, - Тебя кто-то обидел? Что произошло в эти несколько минут, которые мы не виделись? – Я домой поеду, - повторяла как заклинание Анна, - А ты оставайся и дослушай оперу. И извинись за меня перед Александром Николаевичем. – Какая опера, Анна? – воскликнула Лиза, - На тебе лица нет, объясни, что происходит. И никуда я тебя не отпущу в таком состоянии. – Всё хорошо, я сама доберусь, - и, не дав Репниной больше вставить ни слова, опрометью кинулась прочь из зала. – Аня… - растеряно крикнула ей вслед княгиня, - Какой кошмар, - она потерла виски, тряхнула головой, прогоняя смятение, - Что такое могло произойти? Анна забралась в карету, и только оказавшись наедине со своим горем в тесном полутёмном пространстве экипажа, дала волю слезам. Глупая, наивная дурочка, - ругала она себя, понадеялась, что сможешь изменить прошлое, что когда-нибудь сумеешь войти в этот благородный мир, что обманешь его, заворожишь своей добротой и очарованием, что когда-нибудь тебя смогут оценить по достоинству не за происхождение и голубую кровь, а за твою душу и сердце. Какое жестокое разочарование, но разве не ждала ты его однажды, не боялась, что призраки прежних лет воскреснут и разрушат все мечты, которые с таким трудом удалось осуществить? А ведь Владимир предупреждал её, предостерегал не доверять лживой приветливости света, не позволять ему диктовать свои условия, не принимать всё то, что происходит в модных салонах близко к сердцу, чтобы потом не страдать от обиды и несправедливости. Этот разговор случился совсем скоро после их свадьбы, прошло не более пары-тройки месяцев, они тогда отправились погостить в Двугорском после недавнего переезда в Петербург. Пётр Михайлович устроил небольшой семейный приём, пригласив своих дочерей и их мужей, а также несколько близких знакомых из уездных дворян. Вечер обещал быть спокойным и тихим, если бы только в один прекрасный момент Долгорукому не захотелось вспомнить времена своей молодости и поговорить о падении нравов в нынешнем обществе по сравнению с прошлым. Стоящий рядом Владимир слушал его с неподдельным вниманием, периодически выражая самые разнообразные эмоции на лице, то иронически поднимая бровь или кривя красивые губы, то пряча насмешливую улыбку. Наконец, не выдержав нравоучительного тона тестя, он заговорил с заметной доли сарказма: «О да, вы как всегда бесконечно правы, уважаемый Пётр Михайлович. Пока я слушал вашу пламенную речь, я вдруг понял, что я до ужаса безнравственный человек. У меня было много женщин, я проиграл в карты кучу отцовских денег, у меня очень странные представления о чести, я всегда говорю то, что думаю, одним словом, хам, циник и грубиян, которому нет места в приличном обществе. Но самое ужасное, что не позволяет мне встать в ряд с благородным дворянством, так это то, что женившись, я не завёл себе крепостную любовницу, не сбежал с ней от законной супруги, не позволяю себе читать проповеди о том, о чём не имею ни малейшего представления. Но, о чудо, я чувствую себя абсолютно счастливым, а всё оттого, что я честен перед самим собою. Я люблю в открытую, я ненавижу в открытую, я свободен от этой проклятой морали и ничего не боюсь. И это так прекрасно, - Владимир улыбнулся и поднял бокал с шампанским, - Ваше здоровье, Петр Михайлович». Долгорукий побледнел как мел, стоящие рядом знакомые переглянулись, а Корф пожал плечами и отошёл в сторону, Анне ничего не оставалось, как извиниться и отправиться за мужем. «Ну и что за спектакль ты тут устроил? - напустилась она на него, - Зачем тебе это понадобилось?» «А что я не так сказал? – мило улыбнулся Владимир, - И вообще давай поедем домой. А то на меня твои новоиспеченные родственники тоску наводят». Тогда Анна только обречённо махнула рукой. «Ну почему ты такой, Володя? - спрашивала баронесса, когда они уже вернулись домой и сели пить чай в гостиной, - Неужели ты не мог сдержаться и не говорить Петру Михайловичу всех этих обидных слов?» «Прости, не вытерпел, - Владимир по-хозяйски обнял жену за талию и привлек к себе поближе, - Я понимаю, он твой отец и мне нужно быть с ним любезным, но у меня на самом деле нет сил выносить его сентенции. Всякий раз, когда он пускается в нравоучительные разговоры о чести и достоинстве, мой язык перестает меня слушаться, и я плету Бог знает что». «Я не требую от тебя уважения к моему отцу, ты волен сам решать, как к нему относиться, но можно быть хоть немного более чутким и не выставлять его, да и нас тоже в таком не благовидном свете. Что теперь о нас подумают?» «А тебе не всё равно, что будут думать несколько пустоголовых сплетников нашего уезда? – совершенно искренне удивился Владимир, - По мне так пусть хоть подавятся своей болтовней, какое мне до них дело?». «Как ты можешь так говорить, ведь они наши друзья», - укоризненно заметила Анна, подняв на него лучистые серые глаза. Барон рассмеялся: «Друзья? Боже правый, какие они нам друзья? Не знаю, как у тебя, а у меня есть только один друг, мнение которого меня интересует». Корф поставил на стол пустую чашку и внимательно посмотрел на жену: «До чего же ты у меня всё-таки наивная, если и вправду считаешь, что эти люди относятся к тебе искренне. Поверь мне, Анечка, они все фальшивы как тряпичные куклы, и их улыбка или одобрение стоят не больше ломаного гроша. Бесполезно ждать сочувствия и уважения от тех, кто постоянно носит маски, не открывая лица, а лишь меняя их по случаю нового повода. Держу пари, что каждая вторая из твоих, так называемых подруг, отвернётся от тебя, если узнает, что ты когда-то была крепостной. Происхождение и статус в обществе может сыграть злую шутку даже с самым лучшим из людей». Его спокойный и уверенный голос, которым он говорил о таких значимых для неё вещах, смутил Анну, и она отвернулась, обиженно поджав губы: «Если ты хотел меня сейчас задеть, то тебе это удалось, - баронесса сделала попытку выбраться из кольца его рук, - Так деликатно обозвать меня дурочкой, да ещё недостойного происхождения надо было постараться». «И в мыслях не было называть тебя дурочкой, - Владимир лишь крепче обнял супругу и запечатлел поцелуй за ушком, отчего она тут же успокоилась и перестала вырываться, - Я просто не хочу, чтобы ты питала иллюзий насчёт тех, кто нас окружает. В людях больно разочаровываться, особенно когда им доверяешь и имеешь неосторожность надеяться на взаимность. Но вместо этого получаешь нож в спину, а повод может оказаться куда ничтожнее, чем незнатное происхождение». Анна в задумчивости погладила мужа по руке, обвивавшей её талию, потом прижалась затылком к его плечу, слегка запрокинув голову, так чтобы видеть его глаза и спросила: «А ты? Разве для тебя такой, как ты выразился, ничтожный повод никогда не имел значения?». Владимир еле заметно нахмурился, видно было, что вопрос жены неприятно кольнул его: «Я тоже раньше был болен этими предрассудками, - ответил он, после секундной паузы, - Не хочу оправдываться, но трудно оставаться в стороне, если тебе с детства твердят о том, что мерилом человеческого достоинства служит табель о рангах. Однако мне хватило сил справиться. Я ненавижу ложь и лицемерие и всегда говорю то, что думаю, поэтому если меня раздражает, когда человек рассуждает о чести, пряча от жены крепостную любовницу, я так ему об этом и скажу». Анна открыла было рот, чтобы возразить, но он её тут же перебил не дав вымолвить ни слова: «Да, моя дорогая, именно так. И знаешь, почему эти почтенные господа друзья твоего отца так обомлели от того, что я сказал? Потому что у всех них есть точно такая же любовница. Но никому не хватит духу в этом признаться, ибо иметь адюльтеры на стороне с холопками - атрибут едва ли не каждого уважающего себя дворянина, и никто не посмеет его им попрекнуть, но зато попробуй он найти в себе мужество жениться на предмете своей тайной страсти, как у него перед носом закроются все двери. Стоит ли принимать законы такого общества, где нет права любить открыто, не боясь кривотолков и пересудов?» «И что же теперь? Никому не доверять и жить изгоем? Может, ты хочешь, чтобы я заперлась у себя в комнате и целыми днями смотрела только на одного тебя?» Барон улыбнулся краешком губ: «Хм, неплохая мысль, - шутливо произнёс он, - Но я не такой деспот, как ты можешь подумать, и не собираюсь сажать молодую красивую жену под замок. Просто не идеализируй своих многочисленных новых знакомых и не суди их по себе. Они далеко не все так чисты и непорочны как ты, мой ангел». «Значит, по-твоему я совершенно не разбираюсь в людях? – Анна даже обиделась от такого менторского тона, ей совсем не нравилось, что он разговаривал с ней как с ребёнком, - И не умею отличать хорошее от дурного? Если ты не забыл, я собиралась стать актрисой и научилась прекрасно чувствовать ложь». «Угу, и поэтому ты угодила в цепкие руки мадам де Воланж, - с лёгкой усмешкой поддакнул Корф, - А также в подвал к Андрею Платоновичу Забалуеву. А уж во что могла превратиться невинная репетиция с незабвенным господином Шишкиным, не подоспей я вовремя, вообще молчу». «Я помню, ты тогда сказал, что меня нельзя выпускать из дому. Но это было давно, я изменилась и многое поняла. А ты по-прежнему относишься ко мне как к маленькой». Владимир нежно погладил жену по виску, поправив выбившуюся прядь волос: «Наверное, это всё потому, что мне нравится о тебе заботиться, оберегать и баловать. Не слушай меня, я иногда бываю ужасно скучным, просто верь мне, ладно? Ты же не будешь отрицать, что я знаю жизнь светского общества лучше тебя. И с разных сторон» - добавил он последнюю фразу чуть тише. «Я верю тебе, - Анна теснее прижалась к мужу, - И люблю, очень люблю». От её слов лицо Владимира тут же расплылось в довольной улыбке мартовского кота, а на щеках заиграли озорные ямочки: «Вот как? – весело спросил он, но уж через секунду принял скорбный вид и проговорил самым жалобным тоном, на который был только способен: «Однако ж, баронесса, мне с трудом в это верится. Последние полчаса мы только и делаем, что спорим о всяких глупостях, и вы в своём запале совсем позабыли о том, что ваш муж очень нуждается в ласке и внимании. Поэтому вам придётся сильно постараться, чтобы я поверил в то, что вы меня на самом деле любите». Анна заглянула в его смеющиеся глаза и тоже улыбнулась: «И что же я должна сделать?» - таинственным шёпотом спросила она. «А ты угадай». «Я попробую», - баронесса потянулась к нему и нежно потёрлась носом о его шею. «Мм, тепло», - отозвался Владимир и блаженно зажмурился, а Анна тем временем осторожно коснулась губами его щеки. «Ещё теплее», - удовлетворился барон, потом вдруг резко распахнул веки и не дожидаясь продолжения сам поцеловал жену в манящие алые губы. «Анечка, моя любимая, - прошептал он через некоторое время, медленно отрываясь от неё и пристраивая белокурую головку супруги у себя на плече, - Ты не представляешь, как я счастлив, что ты у меня есть». Анна вытерла платком ещё невысохшие слёзы, зашла в дом и опустилась без сил на диван в гостиной. Как же ты был прав, Володя! Никому в целом свете нет дела до её беды, до снедающего отчаяния и одиночества, а её горе, в одну секунду перевернувшее прежнюю жизнь, стало лишь поводом для насмешливых сплетен. Всё решено - никогда и ни за что она больше не вернётся в этот парадный сверкающий и влекущий, но удивительно равнодушный мир, куда таким, как она путь заказан. Где смех и слёзы наигранны, а за милой приветливой улыбкой прячется кривой оскал. Где нет грани между притворством и истинными чувствами, и только такая наивная простушка как она могла принять столь очевидную фальшь за чистую монету. И пускай, пускай так и будет, ей не жаль расставаться с этим искусственным блеском, потому что её место здесь, дома, рядом с теми, кто её любит. Рядом с доброй Варварой и верной Дашей, рядом с настоящими друзьями, которые никогда не предадут, рядом с Владимиром – навсегда, с ним одним. Таким родным и знакомым и разным и непредсказуемым одновременно, но самым нужным, самым любимым, и будь у неё десять жизней, она, не задумываясь прожила бы их все только ради него. Анна перевернула на запястье рубиновый браслет – тот самый, который должен был стать талисманом их любви, которой сохранит их счастье во что бы то не стало, ведь Владимир обещал, а значит так и будет, потому что он никогда ей не лгал. Она прижалась к украшению щекой и прошептала: «Я дождусь тебя, обязательно дождусь, и мы всем назло будем самыми счастливыми».
Falchi: Миша приехал на границу с Польшей, когда начинало темнеть. Кратко представился одному из служащих и попросил проводить его к начальнику заставы, усатому поляку, расположившемуся в одной из комнат большого бревенчатого здания, служившего помимо своего прямого назначения проходного пункта ещё и постоялым двором. – Рады видеть господ из столицы, добро пожаловать, - приветствовал он вошедшего в кабинет Михаила, - Желаете проехать? – Желаю, - князь положил перед ним свои документы, - Но не так скоро. У меня к вам лично есть дело государственной важности. Поляк поднял на него глаза и прищурился: – Простите, господин, - он глянул в паспорт, - Репнин. А на каком основании, собственно? Вы что из…, - и он испуганно возвёл глаза к небу, недвусмысленно указывая на известное всей империи ведомство, название которого не рекомендовалось упоминать всуе. – Ну будем считать, что так, - ответил Миша, усмехнувшись про себя произведенному эффекту, - Я по поручению господина Бенкендорфа, надеюсь, слышали о таком? – Шутить изволите, - пошевелил усами поляк, - Вижу, и вправду разговор вы ко мне имеете большой важности. Чем могу быть полезен? Или, может, устали с дороги, прежде вина не угодно ли? – Из той бутылки, что вы спрятали под стол, когда я зашёл? – иронично поинтересовался Мишель, - Нет, благодарю. В отличие от вас я на службе не пью. Начальник заставы слегка побледнел – Виноват, Ваша светлость, но сами ж понимаете, день трудовой тяжёлый, а так я и не капли в рот не беру. – Видимо настолько тяжёлый, что по его окончании вы не в состоянии отличить настоящий паспорт от подделки, - Михаил указал глазами на всё ещё лежащий на столе документ, - Там печать фальшивая. И в подтверждении своих слов достал из кармана платок, сунул его кончик в рот, а потом быстро стёр с бумаги отметку государственной власти. Поляк уставился на него непонимающим взглядом – происходящее ему решительно не нравилось. Только что он замечательно проводил время, погрузившись в приятные безмятежные думы, запивая удовольствие отменным французским вином. И вдруг откуда-то свалился как снег на голову этот офицер из известного ведомства, так внезапно поймавший его на небрежности и ненадлежащем исполнении служебных обязанностей. Трудно было представить себе более неприятного развития событий: – Ваша светлость, ведь я проверить-то не успел, а уж после того как вы представились ведомством господина Бенкендорфа, у меня и мысли такой не возникло. – А если бы я вам папой римским представился, вы бы мне тоже поверили? - Мишель расстегнул пуговицы пальто и присел напротив, - Я правильно понимаю, что с таким бдительным начальником, границу может пересечь всякий желающий, предъявивший подобную филькину грамоту? – Ваша светлость, каюсь, не доглядел, - поляк молитвенно сложил руки на груди, - Но это редкость у нас, голову на отсечение даю. – И напрасно, так и без головы недолго остаться, - заметил Репнин, - А известно ли вам, что несколько месяцев назад в августе этого года границу точно так же легко пересек государственный преступник, хранящий при себе очень важные документы? Вот если бы вы на посту не спали и не пили, то смогли бы его задержать. Поляк вздохнул и обреченно покачал головой: – Так вот оно что за дело. Были уже ваши люди здесь, выясняли, что да как… Может, всё же хоть кофе отведаете? Разговор-то не из приятных. – Ну что ж, не откажусь. – Вот что я вам скажу, сударь, - поляк поставил перед Мишей поднос с двумя чашками дымящегося кофе, - Я понимаю, на мою заставу проще всего всё свалить, мол, прохлопали, не заметили. Только скажу я вам по совести – какая у нас граница? Чай, в одном государстве живём, ну поставили столбики, да будку с часовым. Посмотрит он документы, да отпустит. Наше-то дело маленькое. – А досмотр, обыск? – Не имеем права без особого распоряжения. Вот, кабы было всё как на прусской границе, там и таможня и обыск, потому как контрабандистов-то нынче много развелось. А у нас по-простому: бумажкой махнул и свободен. – А что, липовые паспорта от настоящих вы отличать не научились? – Фальшивые паспорта ещё не самое худое, Ваша светлость. Вот когда документ настоящий, а человек под ним совсем другой проходит, тут вы не в жизнь не разгадаете. – Это как? – удивился Мишель – А проще простого. Берете паспорт того, с кем вы внешне схожи и проходите с ним. Ну посмотрим мы, рост ваш, цвет глаз сравним, только ведь всё это навскидку. Коли описание с бумагой совпадает – идите с Богом, а уж кто на самом деле по ней прошёл, так не в жизнь не догадаешься. – И часто подобное случается? – Мы несколько раз ловили таких молодчиков, но на деле их гораздо больше прошло. Которые попались в основном зеленые, в первый раз так сказать. А вот те, что вам нужны науку дурить полицию хорошо изучили. Пойти по подложному или чужому паспорту внутреннюю границу им раз плюнуть. Михаил задумчиво постучал пальцами по столу: – Я вас понял, впрочем, я не сильно удивлён, - он отхлебнул из чашки глоток ароматного кофе, - А, может, вспомните, не случалось ли чего подозрительного в тот период? – Нет, сударь, всё как обычно. Единственное, что меня насторожило, как раз в конце августа, когда вся шумиха вокруг нужных вам заговорщиков поднялась, один из часовых сразу за шлагбаумом, что на российской стороне паспорт обнаружил. И интересное дело, был он не фальшивый, а самый что ни на есть подлинный с годной датой, хоть прям сейчас с ним на таможню. – Так, может, потерял кто? – спросил Мишель. – Вот я поначалу тоже так и подумал. И значения особого не придал, оставил у себя, решил, коли надо будет хозяину, сам заберет. А некоторое время спустя у нас с этим часовым, что документ обнаружил, разговор случился. Вот он и обмолвился, бумагу эту, дескать, в лесу нашел. Ну, по нужде отошел и в траве её и заприметил. От главной дороги недалеко, может, с десяток саженей. Мне тогда в голову мысль-то и закралась: странное дело, коли потеряли бы паспорт, так на колее бы и валялся, а тут в стороне. Как будто специально выкинули. Репнин нахмурился: – Вы полиции об этом сказали? – Да не пришлось как-то. Жандармы-то к тому времени уже уехали, а в нашу управу без толку обращаться. Паспорт петербургским ведомством выдан, разбираться никто не будет. – И чем вы здесь только занимаетесь, - покачал головой князь, - Документ сохранили? – Так точно, Ваша светлость, поглядеть желаете? – Очень желаю. Начальник заставы поднялся с места и направился к внушительного вида секретеру, стоявшему в углу комнаты. Затем открыл один из ящиков и, порывшись немного, достал требуемый документ. – Вот, сударь, смотрите, - победно улыбнулся он, показывая Репнину бумагу, - Сохранил в лучшем виде. Фамилия владельца странная какая-то, немецкая. Барон Владимир Иванович Корф. При этих словах Миша подавился кофе и вскинул на собеседника полный неподдельного изумления взгляд: – Что вы сказали? – приглушенным шепотом спросил он, откашлявшись от застрявшего в горле напитка, - Повторите. Поляк равнодушно пожал плечами, не понимая, чем была вызвана такая странная реакция, и произнёс ещё раз, чеканя имя по слогам: – Барон Владимир Иванович Корф. Я не пойму, что-то не так? – Ну-ка дайте сюда, - Миша вскочил со стула и почти силой вырвал из рук ошеломленного мужчины паспорт и уставился в выведенные каллиграфическим почерком буквы, перечисляя в голове указанные сведенья: Владимир Иванович Корф, дата и год рождения, поручик, женат.… Никаких сомнений быть не могло. Документ принадлежал его лучшему другу Владимиру. Репнин шумно выдохнул, потряс головой, приходя в себя от огорошивающей находки, потом сел обратно на место и, подняв на поляка глаза попросил тихо и серьёзно: – А теперь рассказывайте мне всё, что вы знаете об этом документе. От начала и до конца. И не вздумайте утаить ни одной детали.
Алекса: Falchi пишет: Почему эти дамы, некогда претворявшиеся её подругами, с ней так поступили, зачем говорили за спиной такие горькие жестокие слова, какая радость им была злословить впустую, издеваясь над чужим горем? Быть может, в них говорила зависть чужому счастью, или простая женская ревность, что такой завидный жених как Владимир предпочёл не их, а Анну, но разве была во всём этом её вина? Разве в свете могут быть подруги? Тем более у бывшей крепостной. Не ожидала от Анны такой наивности. На сериальную это не похоже.
Gata: Ну вот и корфослед слабо обозначился :)
Бреточка: Gata пишет: корфослед Гата, теперь это моё любимое слово
Ифиль: Gata пишет: Ну вот и корфослед слабо обозначился :) ооо! Какое интересное слово! надо будет запомнить!
Gata: Бреточка, Ифиль, Почитаем, куда этот след Мишастого и нас приведет
Ифиль: Gata пишет: Почитаем, куда этот след Мишастого и нас приведет Я уже жду не дождусь следующей главы! Так меня заинтриговал этот фик!
Falchi: Благодарю за внимание, дамы мои дорогие! Честно скажу, от следующей главы две страницы написаны, у меня даже руки не доходят про выделение пером написать (так стыдно, обещала же), но сил нет никаких, устаю на работе. Загрузили сволочи по-полной. И Алексе в ответ на отзыв про Анну хочу отписаться, но никак мысли не формулируются, моск умирает после трудового дня. Но я все хвосты подтяну, вы меня только дождитесь, ладно? Гата, теперь это моё любимое слово Слово шикарное
Ифиль: Falchi пишет: Но я все хвосты подтяну, вы меня только дождитесь, ладно? Будем ждать! Falchi пишет: Загрузили сволочи по-полной. Действительно, хады. Так жалко! Ведь это действительно целый роман! А сколько глав планируешь?
Алекса: Falchi пишет: И Алексе в ответ на отзыв про Анну хочу отписаться, но никак мысли не формулируются, моск умирает после трудового дня. Я подожду Я имела в виду, что у сериальной Анны было много недостатков, но наивностью и глупостью она не страдала. Тем более можно сказать "из грязи в князи". Понимала, что будучи полу-княжной и нынешней крепостной баронессой светские снобы не примут с распростёртыми объятиями.
Царапка: Человек слаб, а когда всё складывается хорошо, особенно после долгих мытарств, склонен смотреть на жизнь через розовые очки. Умом можно понимать всё, что угодно, но попав в свет, Анна могла обмануться и даже хотеть этого. Что ей мнение света, если рядом любимый муж? Зачем анализировать? Другое дело - пропал, неизвестно, где он и что с ним, тут и такой пустяк ранит. Плюс в финале БН Анну признали княжной, резко изменив её положение. Анна в сериале не была глупой, но, мне кажется, не была и циничной, а чтобы предвидеть и раскусить, на мой взгляд, нужен цинизм.
Алекса: Царапка пишет: Анна в сериале не была глупой, но, мне кажется, не была и циничной, а чтобы предвидеть и раскусить, на мой взгляд, нужен цинизм. Я уже перестала удивляться представлениям Царапки о жизни ДлЯ того, чтобы предвидеть нужны МОЗГИ! Буду считать, что автор отказала в этом Анне в фике
Царапка: Мозги - субстанция сложная, не всегда хорошо работают во всех направлениях, плюс на работоспособность сильно влияет важность задачи и эмоциональный фон. Если человеку попросту не нужно решение той или иной задачи, он не тратит время на анализ и принимает на веру шаблон, видимость и т.д. Потом, да, важность задачи может повыситься, но это спрогнозировать трудно. К тому же Анна всего лишь расстроилась от услышанного. Она не откровенничала с этими дамами, что было бы неумным и неделикатным с её стороны. Хорошо думать о людях, считать возможным, что даже в свете есть исключения из общего правила - не есть признак глупости.
Роза: Царапка , да ладно тут разводить антимонии. Я перечитала о чем речь в фике, согласна с Алексой - Анна тут глуповата. И читать интересно про всех, кроме неё.
Царапка: Я бы сказала иначе - слишком нежна и чувствительна. Хотя об уме это и не свидетельствует :))) Читать мне интересно про Алекса прежде всего, к остальным пока не прониклась.
Falchi: Раз все-таки зародилось некое подобие дискуссии по поводу Анны, я не могу удержаться чтобы не вставить свои пять копеек. Начнем с того, что я действительно не считаю Анну шибко умной, именно с точки зрения общепринятого понятия ума, а именно способности логически мыслить, выстраивать некие умозаключения, анализировать события, давать им объективную оценку и т.д. Справедливости ради, стоит отметить, что умом в БН не отличалась ни одна представительница слабого пола. В Анне, как мне кажется, сильно развито женское начало: интуиция, чувствительность, умение принимать решения скорее на уровне эмоций чем на уровне интеллекта. Поэтому ей не стоило труда придумать, как обмануть охранников Забалуева, но при всём при том она так легко попалась в сети мадам де Воланж. В случае со сценой в опере, я допускаю её отчаяние во-первых действительно в силу расстроенных и расшатанных нервов, а во-вторых, мне кажется, она никогда не воспринимала свое крепостное положение как преграду на пути. Скорее как досадное недоразумение, от которого ей не терпелось избавиться. И хотя она может и не планировала стать одной из представительниц высшего общества, но она привыкла вращаться в этих кругах и могла банально забыть что стоит приветливость света. Царапка пишет: Читать мне интересно про Алекса прежде всего, к остальным пока не прониклась. Царапыч, в таком случае вынуждена тебя расстроить. У цесаревича роль в этом фике определена бесспорно и он там мелькает не просто так, но Алекс герой не моего романа, много его тут не будет)) В любом случае ты большая молодец, раз читаешь фик, где главный герой князь Репнин, которого ты терпеть не можешь)) Спасибо, дарла!
Роза: Falchi пишет: Справедливости ради, стоит отметить, что умом в БН не отличалась ни одна представительница слабого пола. Согласна. В БН нет ни одной доведенной до ума героини. Анна - ГГ, с неё спрос больше Falchi пишет: во-вторых, мне кажется, она никогда не воспринимала свое крепостное положение как преграду на пути. Скорее как досадное недоразумение, от которого ей не терпелось избавиться. Вот поэтому мы ее умственные способности в фике и оценили соответсвенно "Досадное недоразумение", ржунимагу, это в 19 веке!
Царапка: Кстати, да, ИИ Анну воспитывал как раз в таком духе, что её крепостное положение - пустая формальность.
Gata: У меня сложилось впечатление, что Нюрхен в этом фике больше для фона, как и Лиза. Если только их не угораздит вляпаться в какую-нибудь историю, чтобы оказать влияние на сюжет :)
Царапка: Возможно. Мишастого в сериале я действительно не люблю (это заметно усилилось в последний год), и здесь его считаю очень соответствующим образом. Но я признаю за ним сильную сторону как человека добропорядочного, и в стандартных ситуациях действующего по правилам в лучшем смысле этого слова. Рамки правил ведь обычно широки от великодушия до грани, за которой начинается подлость. Мишель обычно держится верхней границы интервала.
Falchi: Gata пишет: У меня сложилось впечатление, что Нюрхен в этом фике больше для фона, как и Лиза. Если только их не угораздит вляпаться в какую-нибудь историю, чтобы оказать влияние на сюжет :) Лиза не совсем для фона *черт, опять спойлер*, а Нюра да, ей особо поучаствовать в происходящем вряд ли удасться. Не могу я придумать для неё достойной роли кроме бесплатного приложения к Корфу. Но что делать - Владимир Иванович сам выбрал себе её в жены, мне приходится смириться Ифиль пишет: Ведь это действительно целый роман! А сколько глав планируешь? Точно не скажу, но ещё столько же будет как минимум. Я ж словоблудка, ты меня знаешь)) Роза пишет: "Досадное недоразумение", ржунимагу, это в 19 веке! Ну, а что не так? Никита, например, тоже на волю хотел, но свое место всегда знал. А Нюша явно себя крепостной никогда не считала
Царапка: Falchi пишет: Никита, например, тоже на волю хотел, но свое место всегда знал. Ему никто не говорил, "ты дворянин". Впрочем, он весьма усердно старался прищучить Модестыча, и удрать был очень не прочь
Светлячок: Falchi пишет: а Нюра да, ей особо поучаствовать в происходящем вряд ли удасться. Не могу я придумать для неё достойной роли кроме бесплатного приложения к Корфу Это самая лучшая авторская позиция, чтобы я стала читать фик. Спасибо Falchi пишет: Но что делать - Владимир Иванович сам выбрал себе её в жены, мне приходится смириться Я не такая покладистая и плюю с высокой колокольни на канон. Люблю читать фики и смотреть клипы, где Корф с кем угодно, кроме Нюшки Falchi пишет: Ну, а что не так? Роза верно заметила, что Нюшка в 19 веке полная дура, если не понимает, что ее никто не примет в обществе после крепостного положения. Для этого стать баронессой недостаточно. Falchi, учитывай общественные нравы того времени. Тут только, если как Петя Первый на ней женился император, тогда в обществе её приняли
Царапка: Светлячок пишет: Нюшка в 19 веке полная дура, если не понимает, что ее никто не примет в обществе после крепостного положения. Зависит от уровня общества. Тем более, что внебрачных детей знатных дворян вполне принимали, даже от крепостных матерей. Анна по документам урождённая княжна Долгорукая.
Светлячок: Царапка пишет: Анна по документам урождённая княжна Долгорукая. И что с того? Все будут ей в нос тыкать, что она до 20 лет в крепостных числилась. А про княжну и думать особо не будут. Такое прошлое не перечеркнешь, хоть в какие баронессы залезь. Фальчи это уже в фике показала. А уж репутация Долгоруких после всего, что было в БН (фик продолжение) такая, что лучше быть бывшей крепостной Корфов, чем членом этой семейки
Falchi: Светлячок пишет: Роза верно заметила, что Нюшка в 19 веке полная дура Ну может не полная дура, а скажем так, местами не слишком умна. Впрочем, я этого и не отрицаю и свое мнение по этому поводу уже высказывала. Светлячок пишет: А уж репутация Долгоруких после всего, что было в БН (фик продолжение) такая, что лучше быть бывшей крепостной Корфов, чем членом этой семейки Гы)) Ржунимагу
Роза: Светлячок пишет: Роза верно заметила, что Нюшка в 19 веке полная дура Про "полную дуру" я ничего не писала Я считаю Аннушку и в БН, и в этом фике не великого ума, это да. Мужчины не любят слишком умненьких. Буквально вчера-сегодня у меня был на эту тему разговор, подтвержающий эти слова Проблема Нюры в БН и здесь в другом. И это не лечится Автор порадовала, что Нюры будет не много, Нюра - второй план. Спасибо, Фальчи!
Царапка: На моей практике, мужчины (да и женщины) не любят не "слишком умненьких", а тех, кто к месту и не к месту старается подчеркнуть, что он (она) умнее других.
Светлячок: Роза пишет: Про "полную дуру" я ничего не писала Это я просто от души обобщила. От большой любви к героине
Царапка: Falchi пишет: Почему эти дамы, некогда претворявшиеся её подругами, с ней так поступили, зачем говорили за спиной такие горькие жестокие слова, какая радость им была злословить впустую, издеваясь над чужим горем? Коль на то пошло, Анна была поражена вовсе не тем, что её не приняли в обществе - её отлично там приняли, а обыкновенной человеческой подлостью, которая одного рода на кухне и в высшем свете. Ну да, не предвидела, что пресловутый свет - заурядный клоповник, в котором завистливые квочки только и рады, что льстить в глаза и шипеть за спиной О наивности это может свидетельствовать, но нельзя же всех людей заведомо за сволочь держать
Светлячок: Царапка пишет: О наивности это может свидетельствовать, но нельзя же всех людей заведомо за сволочь держать О элементарной глупости это свидетельствует. Нюшка наивная Не смеши меня, бога ради!
Falchi: Глава шестая Поляк продолжал смотреть на Михаила с неподдельным удивлением, он явно не ожидал такой метаморфозы в прежде спокойном и уверенном в себе Репнине. Князь за одну секунду изменился в лице и теперь смотрел на него горящими от нетерпения глазами, требуя незамедлительного ответа. – Сударь, я ведь вам всё рассказал уже, - ответил поляк, - Мне многого неведомо. А, я прошу прощения за любопытство, чем вас так увлек этот паспорт? – Человек, которому принадлежит документ, три месяца назад пропал, и до сих пор о нем нет никаких известий, - мрачно произнес Михаил, - Будьте любезны, вспомните день, когда был найден паспорт. – Дату точно я вам не назову, только дело было в августе, через некоторое время после того, как уехали люди из вашего ведомства. Впрочем, я вам уже об этом говорил. Стало быть, и бумагу выбросили в то же время, - поляк покачал головой, - А я ведь, ваша светлость, недооценил значимость документика-то. Теперь мне всё как божий день ясно. – И что же вам ясно? – Ну как же, сударь, глядите, - начальник заставы выпрямился в кресле, очевидно радуясь пришедшей в голову идее, - Заговорщика ищут в Польше, за ним по пятам следуют жандармы, вот-вот схватят, а при нем документы, за хранение которых ему не сносить головы. Как ему через границу перейти? Под своим именем нельзя, обыщут и найдут бумаги, стало быть, надо под чужим. Вот он и взял паспорт этого барона, благо документ исправный, ни к одной букве не придерешься, а как от погони удрал, так и выкинул его. По времени всё сходится – разница между событиями дня три не более. Я хорошо помню, когда паспорт нашли, у нас на заставе шумиха вокруг преступников ещё не улеглась, только-только жандармы в столицу отбыли. Стало быть вот кого вам искать надобно – барона Корфа. А то, что пропал он, как вы говорите, видно не зря, есть от чего прятаться. Подсудное дело, сударь, это вам не шутки. Мишель нахмурился: – Глупости, - отрезал он, - Заговорщик мог пройти по поддельному паспорту, а не по чужому настоящему. Я имел удовольствие наблюдать, как внимательно вы читаете предъявляемые документы, труда пересечь границу при помощи фальшивки ему бы не составило. Кроме того, человек, которому принадлежит паспорт, верой и правдой служит царю и отечеству, он никогда не ввязался бы в заговор. Поляк расплылся в ехидной улыбке: – Простите сударь за дерзость, молоды вы ещё, жизни толком не знаете. Это сегодня он верой и правдой служит, а завтра государственный переворот замышляет. Много нынче в головах офицерских сумасбродных мыслей гуляет, гляди и до беды недалеко. Вы вспомните, те, что на Сенатскую площадь вышли тоже царю присягали, а теперь снег в Сибири разгребают. – Нет, барон Корф не может иметь отношение к этому делу, - Михаил решительно покачал головой, - Я слишком хорошо его знаю, чтобы подозревать в подобной мерзости. Должно быть и другое объяснение. – Вам виднее, сударь, только коли барон не причем, что ж он за паспортом не вернулся? Если бы потерял, так разве не пытался бы найти? А тут наоборот, словно специально брошенный, да так чтоб не отыскал никто. Эх, что ж я раньше не смекнул, - горестно вздохнул поляк, - Глядишь, услужил бы господам из ведомства, так может мне б награду какую выписали. Не каждый день государевы преступники границу переходят. – Не обольщайтесь, - сурово прервал его фантазии Михаил, - Свою награду вы уже упустили, когда беспрепятственно позволили заговорщикам провести архив. Он поднялся с места и направился к выходу: – Я лошадей просил подготовить, сделали? – Так точно, сударь, - начальник заставы тоже встал из-за стола и засеменил вслед за Репниным, - Только может у нас остановитесь, отдохнете, дорога из столицы всё ж неблизкая, устали наверное. – Нет, у меня времени мало. До Рудавки далеко? – Верст сорок будет. На ночь-то глядя не гоже ехать, может, всё же останетесь, а с утра в путь-дорогу отправитесь, со свежими силами. – Где ближайший от границы постоялый двор? – спросил Миша, пропуская настойчивые уговоры поляка мимо ушей. – Так в Рудавке и есть. «Злото дое» называется, он у нас единственный в округе. Доходное место, сударь – там и гостиница хорошая, и станция почтовая и кабак отменный. Говорят, у тамошнего хозяина даже прелестницы имеются, чтоб уставшего путника ублажить, - весело подмигнул поляк, - Одно плохо, далеко ехать. – Ничего, не тревожьтесь, доеду, - Репнин подошел к карете и протянул начальнику заставы купюру, - За лошадей. Всего доброго. – Счастливого пути, ваша светлость! Повернув на дорогу, ведущую, в Рудавку, Михаил откинулся на сидении кареты и, прикрыв глаза, погрузился в невеселые думы. В кармане лежал случайно найденный паспорт Владимира, а из головы не выходили слова поляка, которые, несмотря на все попытки забыть их как вздорные и бессмысленные, упрямо наступали и рождали опасные подозрения. Репнин изо всех сил старался найти происходящему логическое объяснение, пытаясь уложить путающиеся мысли в один ряд и связать в последовательную цепочку. Получается, что Корф приехал на границу в то же самое время, что и Вейс, в этом уже не могло быть никаких сомнений. Если верить начальнику заставы, первым границу пересек поляк, скорее всего по поддельному паспорту, потому что под настоящим именем его бы заметили. Был ли архив при нем, или всё же, как утверждает Бенкендорф, его вёз отдельно некий сообщник, понять невозможно. Хотя, если принять во внимание, что Третье отделение только что отпустило его за неимением оснований для ареста, пройти в открытую было бы куда надежнее и подтвердило бы тем самым статус Вейса как честного гражданина. Значит, всё же нельзя совсем отказаться от мысли, что у него были мотивы пройти тайком, и документы он мог везти сам. Теперь осталось понять, паспорт Владимира, оказавшийся в столь странных условиях выброшенным на обочине дороге аккурат в то самое время, когда границу пересекал заговорщик – важная улика или просто совпадение. Больше всего Михаилу хотелось верить во второе и исключить даже маломальскую возможность участия друга в этом преступном деле. Но сказанные начальником заставы слова: «коли барон не причем, что ж он за паспортом не вернулся?» не давали покоя. Несмотря на всю их неприглядность, в них был резон. Кроме того Мишеля не отпускала мысль о несостоявшемся свидании Корфа с неизвестным поляком. Им ведь мог оказаться Вейс. Или ещё одно совпадение? Миша вздохнул: везет Владимиру на поляков. То Калиновская, не к ночи будет помянута, то теперь какой-то ещё один неизвестный поляк, который мог втянуть его в неприятную историю. Хорошо, - сказал Репнин сам себе, допустим Вейс, действительно, прошел по документу Владимира. Паспорт мог оказаться в руках заговорщика только двумя путями – либо его каким-то чудесным образом выкрали, либо Владимир отдал его добровольно. В первом случае барон наверняка известил бы об этом начальника заставы иначе он просто не смог бы пройти. Но никаких сообщений подобного рода на границу не приходило, значит, всё же второй вариант - Владимир знал, что его документом воспользовался другой человек и не препятствовал этому. Но тогда непонятно, как он прошел сам, без паспорта? И самое главное – зачем Корфу понадобилось покрывать Вейса? Версию, что барон по собственной воле решится принимать участие в заговоре, Репнин отмел сразу. Владимир последний человек, которого он станет подозревать в государственной измене. Его отец был героем войны с Наполеоном, он сам воевал на Кавказе, ни разу не уронив достоинства и не поправ честь мундира, долг перед отечеством для него никогда не был пустым звуком, и он скорее бы застрелился, чем примкнул к изменникам. Здесь было что-то другое: обман, шантаж, интриги… или всё же глупое совпадение и ответ нужно искать в другом месте. Миша устало потер глаза – бесполезно гадать, имея на вооружении только предположения и домыслы. Надо проверить виделись ли Корф и Вейс когда-то раньше, и только потом делать выводы. Постоялый двор Рудавки встретил его ярким светом, бьющим из оконных стекол и лаем собак. Начальник заставы был прав – место оказалось оживленным и явно служило пристанищем для большинства проезжающих по дороге путникам. Михаил вышел из кареты и вдохнул свежий морозный воздух ясной декабрьской ночи. Долгая дорога в трясущейся на ухабах карете порядком его измотала, больше всего на свете сейчас хотелось лечь и хоть немного выспаться. Откуда-то из-за забора, окружавшего здание, выскочила большая лохматая дворняга и с громким лаем кинулась навстречу Репнину, а затем на крыльце дома появился и сам хозяин, вероятно потревоженный шумом снаружи. – Добрый вечер, - поздоровался Мишель, рассеянно потрепав по загривку крутящуюся у ног собаку, - Мне нужна комната, дней на пять. – Здравствуйте, здравствуйте, - улыбнулся ему в ответ хозяин, выговаривая слова с сильным польским акцентом, - Добро пожаловать. Проездом у нас? – Проездом, - Репнин секунду помедлил с ответом, - Из Петербурга в Варшаву. Поляк понимающе кивнул головой: – Понимаю, сударь, у нас таких гостей много. Кто из Варшавы в Петербург, кто обратно – все у нас останавливаются. Проходите, прошу вас. Михаил даже толком не стал разглядывать помещенье гостиницы, решив оставить это занятие на завтра. Пройдя к себе в номер, он не глядя бросил вещи на пол и с наслаждением растянулся на кровати, чувствуя как, волной накатившая усталость стала постепенно отступать, а затекшие мышцы расслабились. Заложив руки за голову, и разглядывая закопченный потолок комнаты Миша неторопливо обдумывал план предстоящих действий. По совету Бенкендорфа он решил не спешить и пару дней приглядеться к местной публике и лишь потом попытаться что-то разузнать о Вейсе и заодно о Владимире. Волей-неволей теперь получалось, что они как-то связаны между собой. Сегодня же нужно было поскорее уснуть и набраться сил, и Михаил прикрыл глаза, надеясь тут же погрузиться в царство Морфея, но, несмотря на усталость, сон почему-то не шел. Ворочаясь на жесткой постели, заправленной грубыми казенными простынями, он поймал себя на мысли, что совсем отучился от спартанской жизни, и если раньше ему было практически всё равно где преклонить голову, то сейчас он мучился от отсутствия мягкой перины и чистого шелкового белья и светлой просторной спальни в родном особняке. Но, самое главное, он отвык спать один, и теперь ему ужасно не хватало Лизы, мирно дремлющей рядом. Оказывается он уже не может не целовать перед сном её душистые волосы или раскрасневшуюся после их любви щеку, а потом долго смотреть, как она спокойно засыпает и слушать её тихое ровное дыханье. Или просыпаться от ноющей боли в затекшей ладони, потому что Лиза не признавала никаких подушек кроме его руки и даже во сне старалась быть к нему как можно ближе. И ему нужно как воздух, встав утром с постели заглянуть в детскую, чтобы увидеть, как Лиза кормит сына, склонившись над его белокурой ангельской головкой, а вернувшись вечером со службы, закружить в объятиях свою красавицу-жену, которая скажет, как сильно она по нему соскучилась и уткнется носом в воротник мундира. Всё это незаметно, но быстро и прочно стало неотъемлемой частью его жизни, простые кусочки повседневного быта, о которых прежде он никогда и не думал, а теперь именно они составляли его спокойствие и семейное счастье. Лизонька, Лизонька, всего несколько дней в разлуке, а уже так сильно тебя не хватает – твоей улыбки, ясных глаз и нежных рук от прикосновений которых по телу разливается сладостная дрожь. Мишель усмехнулся про себя, он-то думал, что романтичность и сентиментальность свойственны только юности и остались в прошлом, но, оказывается, с возрастом они никуда не исчезают, а лишь приобретают новые совсем другие очертания. Но как бы то ни было, заснуть всё же придется, завтра предстоит трудный день, и Михаил нехотя смежил веки, медленно погружаясь в сон.
Falchi: Уже с полчаса Михаил в задумчивости потягивал вино из венецианского бокала, сидя за дальним столиком здешнего кабака. Прошло несколько дней с того момента как он приехал на постоялый двор Рудавки, знаменитый в округе «Злото дое» и упомянутый Бенкендорфом во время их последней встречи. Заведенье пользовалось невероятным успехом у заглядывающих на огонек постояльцев не только из-за того что являлось единственным пристанищем в окруженной непроходимыми лесами Рудавке, но и потому, что за весьма умеренную плату любой желающий мог заказать себе здесь сносный номер. Кроме того, тут можно было отведать недурно приготовленные местным поваром блюда, заботливо поданные улыбчивыми горничными, которые, по слухам, кроме всего прочего за пару монет оказывали и иного рода услуги для уставших с дороги путников. Что-то нового за время своего пребывания здесь Мише узнать не удалось: слишком много людей успело побывать в гостинице в последние три месяца, чтобы кто-то из прислуги мог вспомнить о возможном заговорщике-поляке или его тайном сообщнике. Хозяин заведенья на все осторожные и будто бы невзначай заданные вопросы Репнина отвечал с уклончивой вежливость, отчего у Миши стало невольно создаваться впечатление, что он знает гораздо больше чем говорит. Сейчас князь раздумывал над тем, есть ли у него еще шансы выведать что-нибудь интересное или можно со спокойно совестью возвращаться в Петербург и рассказать Бенкендорфу те скудные сведенья, которые он успел почерпнуть и вплотную заняться разгадкой тайны Владимира, которая в свете последних событий не давала ему покоя. В том, что Третье Отделение с поимкой государственных преступников прекрасно справиться и без него, он не сомневался, зато ежели всё же окажется что Корф каким-то образом связан с поляками будет лучше если он узнает об этом раньше шефа жандармов. Всё ещё пребывая в потоке неторопливых раздумий, Репнин вдруг почувствовал, как на его плечо опустилась тонкая женская рука. От неожиданности князь слегка вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стояла одна из прислуживающих в трактире горничных – молоденькая сероглазая полячка, улыбающаяся и румяная как наливное яблочко. – Не желает ли ещё вина, барин? – спросила служанка, кокетливо склоняя голову набок, - А то я смотрю, ваш бокал опустел, а вечер ещё только начинается. – Не нужно, благодарю, - нехотя отозвался Репнин, а полячка лишь улыбнулась ещё шире и произнесла: – Напрасно отказываетесь, вино у нашего хозяина отменное, в бургундских погребах выдержанное. – Я сказал, не надо, иди, - повторил Мишель, стараясь поскорее избавиться от навязчивой горничной. – Вы только скажите, барин. В нашем доме всё имеется – и вино, и жаркое, и забава, чтобы ночь скрасить, - и полячка как будто случайно провела изящными пальчиками по довольно-таки откровенному вырезу на платье. «Этого ещё не хватало» - с отвращением подумал князь и уже готов был в гораздо более жесткой манере отправить девушку предлагать свои услуги кому-нибудь другому, как вдруг в его голове промелькнула случайная мысль: а ведь горничная может ему помочь в расследовании. Она целые дни проводит в трактире, развлекая гостей, и вполне вероятно знает несколько больше остальных, ибо где как не в постели даже самые стойкие мужчины решаются раскрыть свои секреты. Особенно если речь идет о дорожной проститутке, которую видят первый и последний раз в жизни. – Скрасить ночь, говоришь? – спросил он, стараясь придать голосу развязанность, - Может быть, может быть. Затем окинул горничную оценивающим взглядом и ухмыльнулся: – А ты весьма недурна. Ну что ж, пошли. Служанка вновь стрельнула ясными очами, поправила волосы и, захватив со стола ей же принесенную бутылку с вином, проследовала вслед за Михаилом в его комнату. Стоило Мише прикрыть дверь номера, как полячка тут же опустилась на постель и начала проворно расшнуровывать завязки на платье, обнажая округлые белые плечи. – Погоди, погоди, - остановил её Репнин, опешив от такой прыти, - Выпей со мной сначала. И откупорив бутылку, князь наполнил два бокала вином. – Тебя как звать-то, пани? – спросил он, протягивая ей фужер. – Марией, - улыбнулась девушка и пригубила из своего бокала, - Как Мадонну. Однако, парадокс, - подивился про себя Михаил, - проститутку зовут именем самой непорочной женщины на свете. А вслух произнес: – И сколько же стоят твои… услуги? – О цене вы с хозяином столкуетесь. Господа мне подарки дарить любят – кто сережки, кто колечко. Много мне не надо. – Так это тебя твой хозяин ко мне послал? – с подозрением спросил Репнин. – Ну почему же послал? – снова улыбнулась красавица, - Просто велел узнать, не желаете ли вы чего. А я вам по нраву пришлась. Полячка поднялась с кровати и, вальяжно приблизившись к Михаилу, положила руки ему на плечи: – Так что ж, барин? К делу приступим или разговоры разговаривать будем? – Подарки, значит, любишь, - проговорил Миша, аккуратно высвобождаясь из её объятий, - А хочешь я тебе серьги из настоящего золота куплю, в десять раз дороже тех, что ты носишь? Тебе все твои товарки чёрной завистью завидовать будут. А ты мне взамен помоги. Мария пристально посмотрела ему в глаза: – Странный ты какой-то, - произнесла она, - Что ж тебе нужно? Только смотри, я с причудами не люблю. – На этот счёт можешь не беспокоиться, - заверил её Репнин, - Расскажи мне кое-что. Почему твой хозяин подослал тебя ко мне? – Не знаю, - ответила полячка после некоторого молчанья, - Не нравишься ты ему. Ты вопросы какие-то задавал, а он этого больно не любит. Велел мне разузнать, что ты ищешь. Ну вот, пожалуйста, - подумал Михаил, - не зря я ему не поверил. Значит, всё же есть, что скрывать. – Имя Станислава Вейса тебе о чём-нибудь говорит? – в лоб спросил Репнин, решив больше не прятаться. Если девушка и осведомлена о происходящем, то явно не настолько, чтобы понимать всю его серьезность. Значит, скажет и так. Полячка слегка вздрогнула: – А кто же его не знает. Он на нашем постоялом дворе частый гость, только вот имени своего он никогда не называл. Я случайно услышала, когда они с хозяином разговаривали, Вейс этот в друзьях у него ходил. – Когда он бывал у вас последний раз? – Давно, месяца три прошло. Я тот приезд его никогда не забуду. – Почему? – тут же насторожился Репнин. – Так полицию за собой привел, они весь трактир с ног на голову подняли. Уж не знаю, что искали, да только вывернулся он как-то, жандармы с пустыми руками уехали. – Вейс был один? – Нет, с приятелем… Будь он неладен, - чуть тише выговорила полячка. Михаил наклонился к девушке, ему показалось, что в глазах её отчетливо промелькнул то ли испуг, то ли затаенная боль: – Ну? – нетерпеливо спросил князь, - Дальше-то что было? Не молчи, рассказывай. Или ты боишься чего? – догадался он. – Нет, я не боюсь, - не сразу отозвалась полячка, - В общем сначала они весь вечер пили, гуляли, вино рекой лилось. Довольные были оба, словно сто лет не виделись. А потом уж когда захмелели, правда, Вейс-то почти трезвый был, а друг его на ногах не держался, мне хозяин велел гостя развлечь. Сказал, чтобы я его к себе проводила и спать уложила, я и пошла. Только он ни в какую, говорит, женат, а другие его не интересуют. Я и подумала тогда: надо же, лыка не вяжет, а о жене помнит, нечасто такого мужчину встретишь. Не вышло у меня ничего, тогда хозяин осерчал на меня страшно…две недели синяки не сходили. Репнин поморщился от её признания, но допрос не прекратил: – А потом? – Вейс приятеля своего до комнат проводил, а через некоторое время полиция приехала. Больше я ничего не знаю. – Опиши мне человека, с которым был Вейс, - потребовал Михаил: внутри него уже вовсю начали шевелиться неприятные подозрения. – Твоего возраста, высокий, волосы темные, глаза серые, пронзительные. Красивый барин, с таким и в постель лечь не противно. – А имени его ты случайно не узнала? – Я не уверена, - наморщила лоб полячка, - Мне кажется, Вейс звал его Владимиром. Михаил глубоко вздохнул – он уже почти готов был услышать эти слова, но до последнего продолжал верить, что ошибается. Однако имя, вылетевшее из уст проститутки, окончательно поставило крест на всех надеждах. Он присел на кровать и обхватил голову руками, сосредоточенно собирая осколки только что узнанных событий в единое целое и совсем позабыв о стоящей рядом полячке. – Эй, ты чего? – удивленно окликнула его Мария. – Ты ещё что-нибудь помнишь? – спросил Репнин, - Утром ты их видела? Куда они поехали? – Не знаю, - покачала головой полячка, - Ни Вейса, ни его приятеля я с тех пор ни разу не встречала. Мишель снова поднялся на ноги, прошелся взад-вперед по комнате, потом обернулся к девушке: – Что я могу для тебя сделать? – спросил он, - Может, ты уехать хочешь? – Да куда я поеду? – обреченно ответила та, - Везде одно и то же. – Ладно, тогда возьми, здесь на дюжину золотых серег хватит, - Михаил протянул ей несколько ассигнаций, - Я скажу твоему хозяину, что остался тобой доволен. – Заплати ему побольше, если можешь, - полячка спрятала деньги в корсет, - О тебе я что-нибудь совру. – Хорошо, договорились, - согласился Репнин, - А теперь ступай. Девушка усмехнулась: – Что ж, прощай. Но если вдруг тебе всё же захочется скоротать ночные часы, позови меня. Я сумею доставить удовольствие. Едва за полячкой закрылась дверь, Михаил уже в который раз обогнул комнату по периметру, не находя места от волнения, потом силой воли всё же заставил себя успокоиться и попытаться найти ответы на мучающие вопросы. Владимир и Вейс знакомы, более того знакомы достаточно близко, раз Корф стал напиваться с ним в придорожном трактире, потому что пить со случайными собутыльниками было не в его правилах, особенно в последнее время, - женитьба на Анне иначе расставила приоритеты в его жизни. Однако ж описанные полячкой события больше напоминали заговор против барона нежели дружескую попойку - вино, которое поляк подливал «приятелю», а сам не пил, нанятая для соблазнения проститутка. Вот только зачем, какова должна быть конечная цель этого спектакля, если бы его организаторам удалось всё же исполнить задуманное целиком? И вдруг князя осенило. Паспорт! Ну, конечно же, пока Корф находился в невменяемом состоянии Вейс беспрепятственно забрал у него документы, которые теперь лежат у Миши в кармане. Выходит, поляк хорошо знал Владимира и его слабость к выпивке и женщинам, ведь именно таким он был в юности – беззаботным гулякой и мотом, способным просадить целое состояние за одну ночь в первом попавшемся кабаке. Правда, в одном Вейс просчитался: проститутки Владимира никогда не интересовали, он считал ниже собственного достоинства покупать любовь за деньги. Даже в пору кадетских забав, когда каждый из начинавших мужать воспитанников корпуса считал своим долгом периодически сбегать с занятий и наведываться в известные заведенья, обучаясь искусству соблазнения у опытных жриц любви, Корф откровенно брезговал такими развлечениями, утверждая, что падшая женщина помимо того, что хранит в себе прикосновения других мужчин, отталкивает своей развратностью и доступностью. Владимир не любил легких побед – в отношении с противоположным полом его больше всего прельщал долгий и оттого особенно сладостный период ухаживаний за объектом страсти, когда Корф мог в полной мере проявить свое природное обаяние и утонченную галантность. Он всегда нравился дамам и с юных лет умел поражать одним чуть насмешливым взглядом или очаровательной улыбкой; не тушевался даже рядом с самой неприступной и гордой красавицей, неизменно находя нужные слова, чтобы прелестница сама рано или поздно с восторгом падала в его объятия. Миша так никогда не умел и потому втайне восхищался, а может, даже и слегка завидовал донжуанским умениям друга. Сам он не был влюбчив, как Владимир, потому к понравившейся девушке нерастраченные чувства всегда имели особый смысл и приобретали трепетный оттенок. В отличие от Корфа Миша не мог сразу же бросаться в бой, волнительный миг восхищения возлюбленной и робость перед таинственным, обворожительным идеалом превращали его в мечтательного романтика, наблюдающего за предметом обожания со стороны. Владимир порой посмеивался над идеалистическими грезами друга и говорил ему: «Смелее, Миш, это тебе не арифметика, оттого что дольше думаешь, задачка правильнее не решится». Однажды, когда они еще учились в корпусе на последних курсах и только стали посещать модные кадетские балы, устраиваемые военными училищами Петербурга, на которые приглашались и хорошенькие воспитанницы пансионов для благородных девиц, Михаил познакомился с одной милой барышней, изящной и хрупкой как молоденькая осинка на ветру, сразу же пленившей его своей кроткой нежностью. После нескольких встреч красавица начала отвечать юному кадету взаимностью, подарив неповторимые минуты восторженной радости и вновь погрузив в романтические думы. Владимир, заметив преображение друга и сразу догадавшись о его причинах, как бы мимоходом посоветовал: «Торопись, Миша, ветреность второе имя таких чудесных барышень, не ровен час увлечется другим». Репнин не придал словам Корфа особого значения и продолжил грезить о новых встречах с красавицей, тем более что свидание обещало вот-вот состояться – близился очередной кадетский бал. Едва дождавшись знаменательного события, обещавшее подарить неземное блаженство, Миша, как на крыльях прилетел на праздник и первым делом принялся искать глазами свою очаровательную возлюбленную, но к его великому разочарованию, красавицы нигде не было. Расстроенный Мишель вышел на террасу, вдохнуть свежего воздуха и внезапно увидел в беседке неподалеку знакомую точеную фигурку, а рядом с ней силуэт какого-то юноши. Тут же почувствовав прилив раздраженья и отчаянья, князь приблизился к парочке и к своему ужасу разглядел в незнакомце лучшего друга, непринужденно беседовавшего с прелестницей. Не желая верить в предательство, Репнин сначала полагал, что Владимир просто оказывает привычные знаки внимания, не таившие в себе ничего предосудительного. Но вдруг Корф склонился к шейке уже порядком покрасневшей барышни, легко отодвинул завитые кудри и быстрым ловким движением сорвал поцелуй с её алых губок. Красавица зарделась еще больше и опустила голову, а Владимир продолжал с лукавой улыбкой что-то шептать ей на ушко. Не в силах наблюдать за происходящим, Миша слегка кашлянул, чтобы привлечь внимание забывшихся в блаженной неге голубков – больше всего на свете ему сейчас хотелось посмотреть в глаза лучшего друга и своей бывшей возлюбленной, так безбожно обманувших его за спиной. Девушка, заметив Репнина, сразу скромно потупила глазки, а Корф резко вскочил на ноги и растерянно взглянул на друга, лихорадочно пытаясь придумать приличествующие случаю слова. Миша грустно усмехнулся, пожелал парочке приятного вечера и, развернувшись, направился к выходу, испытывая прежде незнакомую щемящую боль в груди, порожденную сдавливающим как хвост змеи предательством от человека, которого меньше всего мог в нем подозревать. «Миша, подожди, Миша! - услышал он позади прерывающийся от волнения голос Владимира, - Послушай меня, пожалуйста, - Корф догнал его и схватил за руку, - Позволь мне всё объяснить». «Пошел вон», - коротко отозвался Михаил, не остановившись и даже не взглянув на друга. «Миш, ты что, обиделся? Перестань, ну не будем же мы, в самом деле, ссориться из-за женщины, это так пошло! К тому же я всё могу объяснить, только выслушай меня». «Я тебе доверился, а ты меня предал, - тихо произнес Репнин, - Впрочем, чему я удивляюсь, для тебя люди – игрушки». «Да ну нет же, всё было не так. Она сама стала оказывать мне знаки внимания, даже не вспомнив о тебе. Я просто решил проверить, как сильны её чувства к тебе, и, видишь, не ошибся – она никакой не идеал, а обычная пустоголовая кукла, которая не стоит твоих страданий. Я бы обязательно тебе обо всем рассказал, поверь мне, пожалуйста» «То есть мне тебя еще и благодарить надо? - язвительно усмехнулся Мишель, - Спасибо брат, что б я без тебя делал?.. Руку убери!» - угрожающе процедил он сквозь зубы, высвобождая рукав мундира из его пальцев. «Миш, ну прости, - взмолился Корф, - Я думал, так будет лучше. Хочешь, вызови меня на дуэль, хочешь, просто так убей, только давай не будем ссориться!» «Дуэли это по твоей части, - огрызнулся Репнин, - Оставь меня в покое, - и добавил еле слышно, - Друга у тебя больше нет». Последующие две недели они не разговаривали, демонстративно не замечая один другого. Владимир ходил мрачнее тучи, ругаясь со всеми подряд или проводя свободное время за беспорядочной стрельбой по мишеням. Михаил внешне выглядел как обычно спокойным и невозмутимым, не обращая внимания на то, как исходится от бессильной злости Корф. Внутри же него самого кипел ураган страстей – обида, боль предательства, раздражение и глухое разочарование от того, что, несмотря на все произошедшее, он нуждается в друге и ему уже нет никакого дела до легкомысленной красавицы, а ссора с Владимиром, напротив, тяжким камнем висит на сердце. Как-то шел обычный урок фехтования, раньше Миша с Владимиром всегда занимались вдвоем, традиционно превращая обычные упражнения в удивительной красоты поединок, но после случая на балу, Репнин отказывался фехтовать с Корфом, чем приводил в недоумение учителя, привыкшего видеть юношей всегда вместе. В этот раз все должно было получится также, но учитель, решив взять дело в свои руки и помирить двух упрямых мальчишек, запретил Репнину выбирать себе другого партнера. Ветеран войны двенадцатого года, умудренный житейским опытом, он по-отечески любил всех своих воспитанников, искренне переживал за них и вовсе не хотел, чтобы по непонятной причине они поставили крест на такой прежде крепкой и верной дружбе. Владимир, услышав приказ учителя, только мрачно усмехнулся и посмотрел Мише в глаза. Наверное, он хотел прочесть в них хоть призрачный намек на прощение, но, столкнувшись с бездушным презрением, не выдержал и произнес с издевкой: «Такой хороший шанс со мной поквитаться, Репнин. Не упусти его». Михаил почувствовал, как кровь закипает в жилах и, выхватив шпагу, кинулся на Корфа, который уже ждал его, всё так же криво ухмыляясь. Ярость прибавила Мише сил, и он почти в беспамятстве принялся наносить удары, с наслаждением слушай звенящий стон стальных шпаг, бьющихся друг о друга. Он ничего не видел перед собой от гнева, застилавшего густой пеленой глаза, только колол почти наугад, вымещая на противнике всю скопившуюся обиду и горечь. В какой-то момент ему показалось, что рука Владимира ослабла, и он перестал сопротивляться, отражая удары лишь для вида, но Мишель уже не мог остановиться, всё бился и бился, так словно перед ним был целый вражеский полк. И только встревоженный голос учителя вывел его из осатанелого оцепенения. «Репнин, ты что творишь? Убьешь же!» - кричал ему офицер. Михаил опустил руку и тяжело дыша посмотрел на Корфа. Владимир стоял чуть согнувшись и обхватив ладонью плечо - из-под пальцев тоненькой струйкой стекала кровь. В порыве злости Миша даже не заметил, как задел его острием шпаги. «Под трибунал захотели? – грозно спросил учитель, приблизившись к ним, - Вы что, с ума сошли?» Ни один, ни второй ничего ему не ответил, они только стояли и молча смотрели в пол, стараясь не встречаться взглядом друг с другом. «Так, а ну за мной, оба, - приказал офицер и, чтобы не привлекать внимания остальных кадетов, отвел их в сторону. «Объясните мне, два лба упрямых, что у вас происходит? – кипятился учитель, - С малых лет вместе не разлей вода и вдруг на тебе! Корф, - он повернулся к Владимиру, - Хоть ты мне скажи». «Это касается только меня и Михаила, - спокойно ответил молодой барон, - Мы сами как-нибудь разберемся». «Не знаю, из-за чего вы повздорили, - продолжал офицер, - Но я уверен, что оно не стоит и десятой доли той дружбы, которая была между вами. Вы еще сами потом пожалеете, что не пошли друг другу навстречу. Прекращайте немедленно этот балаган и миритесь. Вы слышите меня?» Репнин вытер ладонью выступившей после драки пот, потом отшвырнул шпагу и проговорил: «Не ставьте нас больше вместе». Его слова отразились скорбью в глазах Владимира, но лишь на секунду. В следующее мгновение Корф вновь принял надменное и холодное выражение лица и, посмотрев на учителя, кивнул головой: «Я согласен с Репниным». Так прошла еще неделя - ни один из бывших товарищей не делал шага для примирения, хотя невооруженным взглядом было видно, как мучительно им было друг без друга. По корпусу поползли слухи, - новость о том, что два закадычных приятеля крепко поссорились, и легендарной дружбе Корфа с Репниным настал конец, облетела всех кадетов, от мала до велика. К ней относились по-разному, кто-то искренне сожалел о случившемся, кто-то не упускал случая позлорадствовать. У Владимира с Михаилом всегда было много завистников. Однажды после очередных занятий, когда Владимир переодевался, погруженный в тоскливые мысли, и лениво застегивал пуговицы на форменной рубашке, он услышал неподалеку разговор трех кадетов, их с Мишей сокурсников. Отношения с ними у Корфа не сложились еще с детства и ни одна, ни другая сторона не упускала случая уколоть недруга при каждом удобном случае. «А знаете из-за чего эти два орла поссорились? – насмешливо говорил один, - Из-за юбки. Корф у Репнина девицу из-под носа увел, а тот возьми, да и не прости его. Видно надоело за Вольдемаром объедки подбирать, взбрыкнулся». «Все великие события происходят из-за женщины, - отозвался другой, - Вот вам и хваленая мужская дружба. Не вынесла проверки губной помадой и надушенными буклями. Какой, однако, пассаж!» «Ничего, ничего, может Корф спесь с себя собьет. А то привык, что ему все на блюдечке приносят. Вон, видели, как бесится, посмотреть приятно!» Владимир неторопливо приблизился к сплетникам и окрикнул их. Лицо его было бледно как смерть. «Слушайте вы, шавки, - спокойно и тихо проговорил барон, - Заткните свои глотки или вам не поздоровится». «А ты не распоряжайся здесь, не на конюшне, - ответил ему один из кадетов, - Ты не забыл, что один остался? Некому больше прийти на помощь и спасти твою дурную голову». «Да, Корф, каково без Репнина-то? – с издевкой спросил его другой, - Вижу, что плохо. Не такой уж твой дружок и лопух, не позволил на себе как на мерине ездить. И поделом». Владимир быстро приподнял уже успевшую сжаться в кулак руку и без предупреждения нанес наглому насмешнику сокрушительный удар в челюсть. «Еще хоть слово скажешь о Михаиле и я тебе все зубы выбью, - зло прошипел барон, - Ты понял меня?» Кадет усмехнулся, сплюнул кровь, выступившую на разбитой губе, и ответил ему в тон: «Напрасно ты это сделал, Вольдемар, напрасно». Трое приятелей обступили его со всех сторон, давая понять, что шутить не собираются. Владимир поочередно встретился взглядом с каждым из них и плотоядно улыбнулся: что ж одному с ними со всеми ему не справится, но наставить приличное число синяков и шишек сумеет бесспорно. А если они думают, что он сдастся без боя, то глубоко заблуждаются. Барон отодвинулся на шаг и приготовился к драке, прикидывая в уме, с кого бы ему начать. «Эй, Корф, - вдруг услышал он за спиной чуть насмешливый голос Репнина, - Помощь нужна?» Не веря своим ушам, Владимир обернулся и счастливо рассмеялся: «Миша!» - с нескрываемой радостью крикнул он, кинувшись было к нему навстречу. «Володя, сзади!» - живо предупредил его Михаил, заметив, как один из кадетов, воспользовавшись секундной паузой, готовится к нечестной атаке. Но теперь это было уже неважно – ведь они с Мишей опять оказались плечом к плечу по одну сторону, а, значит, вновь стали непобедимы и никакая сила неспособна была их сокрушить. Пыл драки остудил только невесть откуда взявшийся Гильдебрант, тот самый немец, из-за кола по поведению, поставленного которым, они однажды подружились. На их беду немец невзлюбил обоих и только и искал повод придраться к какой-нибудь ерунде, поэтому теперь, увидев представшую картину, долго разбираться не стал: «Что здесь происходит? – заорал он, - Корф, Репнин, опять вы! Ох, как же вы мне надоели! Пять суток гауптвахты, каждому!» «Слушай, Миш, - спросил Владимир, когда они вдвоем коротали арестантские часы на холодных жестких матрацах карцера, - А почему ты за меня заступился?» «Жалко тебя стало, - съязвил в ответ Михаил, - Не дай Бог разукрасили б твое лицо, сразу девушки любить бы перестали». Корф рассмеялся, но уже через секунду вновь стал серьезным и произнес негромко: «Прости меня, Миш, ладно? Я, правда, сожалею». «Сочтемся», - лениво ответил Репнин, не пряча довольную улыбку. «Тогда, мир?» – Владимир протянул ему руку. «Мир», - кивнул головой Михаил и они обнялись, как в старые времена, совершенно счастливые от того, что все обиды, наконец, остались в прошлом. Тьфу ты, - выругался про себя князь, - нашел время юность вспоминать. Владимир в беде, я не знаю, что делать, в голове нет ни одной стоящей мысли. Так, на чем я остановился. Паспорт. Ах да, паспорт. Теперь есть хотя бы одна более или менее правдоподобна версия того, как он оказался у Вейса. Правда, по-прежнему тут не всё чисто: барон должен был заявить о пропаже на границе иначе бы он просто не прошел. Но, тем не менее он каким-то образом вернулся домой и, если верить Анне, был зол как сто чертей. А потом неожиданно исчез, ничего не объяснив. И ещё эта встреча в трактире с Вейсом. Стоп, - осадил сам себя Михаил. А где в это время находился пресловутый архив, из-за которого начался весь сыр-бор? Сначала его привез Вейс и он был всё время при нём, потом они пили с Владимиром, а затем сразу же приехала полиция и бумаг уже не оказалось. Конечно, Вейсу мог помочь хозяин постоялого двора, но уж слишком быстро всё произошло… Неожиданно Мишу бросило в дрожь от страшной догадки. Он подскочил с места, подошел к умывальнику, плеснул в лицо холодной воды и пристально посмотрел на себя в зеркало. – Или я сошел с ума, - произнёс он вполголоса, разглядывая свое отражение, - Или Владимир и есть тот человек, который нужен Бенкендорфу…
Светлячок: Falchi пишет: Поляк продолжал смотреть на Михаила Прочитала: "Пошляк продолжал..." и удивилась Falchi пишет: То Калиновская, не к ночи будет помянута Не согласна Ольгу лучше всего к ночи и поминать, чтобы сны снились романтического свойства Falchi пишет: «Да ну нет же, всё было не так. Она сама стала оказывать мне знаки внимания, даже не вспомнив о тебе. Я просто решил проверить, как сильны её чувства к тебе, и, видишь, не ошибся – она никакой не идеал, а обычная пустоголовая кукла, которая не стоит твоих страданий. Я бы обязательно тебе обо всем рассказал, поверь мне, пожалуйста» Ну и ну Корф с юности не привык девушкам отказывать Хороший дружок у Мишки. С таким врагов не надо. Вечно в передрягах застревает, а безотказный Мишутка его выручает. Такая дружба вредна для здоровья и опасна для жизни
Бреточка: Светлячок пишет: Прочитала: "Пошляк продолжал..." Это сильно! Falchi пишет: «Еще хоть слово скажешь о Михаиле и я тебе все зубы выбью, - зло прошипел барон, - Ты понял меня?» Какой защитник у Мишы
Светлячок: Бреточка пишет: Какой защитник у Мишы Ага, сразу видно - такой риторике могли обучить только в кадетском корпусе
Бреточка: Светлячок пишет: такой риторике могли обучить только в кадетском корпусе опыта ещё поднабрался после кадетства
Gata: Falchi пишет: Вы вспомните, те, что на Сенатскую площадь вышли тоже царю присягали, а теперь снег в Сибири разгребают. Какие розовые у поляков представления о сибирской каторге :) То-то они и бунтовали постоянно, что не боялись трудов тяжких Falchi пишет: – Или я сошел с ума, - произнёс он вполголоса, разглядывая свое отражение, - Или Владимир и есть тот человек, который нужен Бенкендорфу… Бедный умный Миша... Falchi, спасибо за продолжение!
Falchi: Светлячок пишет: Прочитала: "Пошляк продолжал..." и удивилась Подстолом Светлячок пишет: Такая дружба вредна для здоровья и опасна для жизни Ну с этим трудно не согласиться, особенно если посчитать сколько раз Мишастый подвергал себя опасности ради Корфа. Но веротяно оно того стоило, раз они столько лет вместе. Gata пишет: Какие розовые у поляков представления о сибирской каторге :) То-то они и бунтовали постоянно, что не боялись трудов тяжких Помните, как в "Формуле любви": -И тебя отправят в Сибирь расчищать снег. -Весь? -Весь!
Царапка: Falchi пишет: если посчитать сколько раз Мишастый подвергал себя опасности ради Корфа Мне кажется, у них тандем
Gata: Falchi пишет: Помните, как в "Формуле любви" О да! Это авторитетный исторический источник
Falchi: Царапка пишет: Мне кажется, у них тандем Да уж ладно, Вовчик ради Миши не особенно шевелился, один раз на Кавказ ехать собирался, да и то потому что с Нюшкой поссорился, а так бы фиг)) Вообще Корф свинтус неблагодарный, так уж если по совести говорить)) Gata пишет: Это авторитетный исторический источник Нестареющая классика
Царапка: Справедливости ради, в дуэль Мишеля втравил Алекс. Владимир же - Андрея, причём Андрей ни капли не пострадал за это дело :)))
Falchi: Царапка пишет: Справедливости ради, в дуэль Мишеля втравил Алекс. Ну если б не Алекс втравил бы Вова. Мише посчастливилось быть другом обоих
Тоффи: Falchi, ваш рассказ мне с первых строк показался очень интересным. К сожалению, сразу всё прочитать не могу, потому что очень много, но я скопировала, распечатаю и почитаю.
Falchi: Тоффи, спасибо большое за отзыв, мне приятно, что вам нравится. Насчет распечатки - там 90 страниц, кажется... много, я бы бумаги пожалела
Falchi: – Мигрень, - негромко констатировал врач, отходя от постели, - А что вы хотели? Так себя изводить, конечно, не только голова разболится. Анна устало провела руками по вискам и опустилась на подушку: – Дайте какие-нибудь пилюли, пожалуйста, сил нет терпеть, - простонала она. – Вам сударыня, прежде всего, успокоиться надо. Когда нервы в порядке, то и голова не болит. Я вашей кухарке сказал, какие травы заварить, она вам отвар приготовит успокоительный. Поспите, отдохнете, но, главное, перестаньте себя мучить. Пустые терзанья до добра не доводят. – Я всё сделаю, барин, не беспокойтесь, - отозвалась стоящая рядом Варвара, - Главное чтоб Аннушка выпила, а то она любит в последнее время над собой измываться. Смотреть страшно. Доктор покачал головой и, провожаемый причитающей кухаркой, покинул спальню. Анна посмотрела ему вслед безразличным взглядом и натянула одеяло до подбородка. – Варя, а Миша не приехал ещё? – спросила она. – Нет, не приехал. Давеча у Лизаветы Петровны узнавала, говорят, в дороге пока. Да и если бы вернулся, неужто не зашел бы к тебе? – А вдруг он узнал что-нибудь ужасное и не хочет меня расстраивать? Его так долго нет. – Так, чай не на прогулку поехал, дела у него важные. Как вернется, всё расскажет, - заверила Анну кухарка, - Уж про Владимира Ивановича он точно не забудет. – Знаешь, Варенька, иногда мне кажется, я сама виновата во всём, что произошло, - задумчиво произнесла баронесса, - Я ведь не ценила нашу с Владимиром любовь, так как должно и вот, видишь, Господь наказал меня. – Ну что ты городишь такое? – возмущенно воскликнула Варвара, - Ты, я погляжу, с горя совсем умом тронулась. Какие вы счастливые с Владимиром Ивановичем были, глаза у обоих от любви горели, и говоришь – не ценила. – Владимир окружил меня заботой, всё время баловал, и я привыкла к тому, что так должно быть всегда, позабыла, как долго мы шли к нашему счастью, как трудно оно нам далось и что если его не беречь, оно в любой момент может рассыпаться. – Кто ж тут знать-то мог? – вздохнула кухарка, - А счастьем наслаждаться надо, а не каждую минуту думать и страдать: ах, не упустить бы, ах не рассыпалось бы. Тем, кто любит, никакие преграды не страшны. Бог он всё видит и больше чем ты сможешь пережить, не пошлет. Так что перестань слезы лить понапрасну и запасись терпеньем. Анна не ответила, грустно глядя перед собой. Она и вправду позабыла о том, каким тяжелым был их с Владимиром путь, как много пришлось пережить и перенести. Даже после свадьбы всё складывалось совсем не так гладко, неожиданно семейная жизнь приготовила свои сюрпризы. Только-только закончился медовый месяц и потихоньку быт вступал в свои права, как Анна вдруг стала понимать: что-то идет не так. Владимир был постоянно рядом, как всегда даря ей тепло и нежность и, казалось, о чем ещё можно мечтать, но она неизменно ощущала как между ней и мужем неизвестно откуда вырастает невидимая преграда, отдаляющая их друг от друга. Она всё чаще стала замечать его напряженность, словно он постоянно боялся что-то сделать не так, будто ходил по острому лезвию ножа, опасаясь оступиться, и тоже начинала бояться вместе с ним. Её пугала его замкнутость, но сама, будучи не слишком откровенной, она не хотела и не знала, как лучше спросить у него о том, что происходит, отчего напряжение продолжало расти как снежный ком. Однажды, она всё же решилась и спросила осторожно: «Владимир, а ты случайно, не жалеешь, что женился на мне?» Барон с удивлением взглянул на нее: «Ну, конечно же нет, откуда такие мысли?». Анна увидела плескавшийся в его глазах страх и неуверенность и тут же прикусила язык: «Просто мне показалось… а, впрочем, не важно». «Главное, чтобы ты ни о чем не жалела», - тихо ответил Корф, прижимая жену к себе. И эти испуганные объятия насторожили и расстроили её еще больше. В один из осенних дней они гостили в Двугорском, и Анне вдруг захотелось побродить по помещеньям старого театра, в котором она когда-то играла на радость дядюшке и его гостям. В сопровождении служанки она пробралась в одну из комнат, похожих на чулан, доверху забитую костюмами к разным спектаклям. «Барыня, поглядите, красота-то какая! – восторгалась горничная, разглядывая расшитые золотистыми нитями одежды, - Такие вещи чудесные без дела валяются, даже жалость берет». «Хочешь, возьми себе что-нибудь, - предложила Анна, - Правда, не знаю, можно ли их носить в повседневной жизни. Ой, смотри, - баронесса вытащила из кучи цветастых тряпок шелковое платье, украшенное парчовыми вставками, - В нём я играла Джульетту, Иван Иванович очень любил этот спектакль… А вот платья для Офелии, тоже очень красивое». «И, правда, барыня, загляденье. Жаль, что сцена заброшена, я бы посмотрела, как в спектаклях играют, ни разу не доводилось». «Владимир Иванович в отличие от своего отца не очень жалует театр, так что боюсь, как прежде здесь уже ничего не будет». «Анна Петровна, выйдите-ка на минутку, - услышали они голос самого Владимира, мелькнувшего в дверях кладовки, - Мне надо кое-что вам сказать». «Да?» - подошла Анна к мужу. «Ты что там делаешь?» - спросил он. «Ничего особенного, просто разглядываю старые вещи, в которых я когда-то выступала на сцене». «Видимо, очень старые, - усмехнулся барон, снимая с её волос застрявшую в них паутинку, - Я зашел сказать, что уеду ненадолго, мне нужно к исправнику по делам. К ужину вернусь». «Хорошо, я буду тебя ждать, не задерживайся». «Постараюсь», - Владимир поцеловал жену в лоб и ушел, а Анна вернулась к разбирающей вещи служанке. Они еще долго смотрели любопытные безделушки, благо за годы нарядов накопилось очень много, и Анна уже собиралась вернуться в гостиную и приказать накрывать ужин, как вдруг крепостная, что-то найдя в одном из сундуков, её окликнула: «Ой, барыня, поглядите что это? Срам-то какой, неужто на себя такое одеть можно?» Баронесса обернулась и неприятный холодок тут же пробежал по её спине. В руках служанки она увидела несколько пестрых лоскутков дорогой ткани, в которых с первого взгляда узнала костюм Соломеи, однажды принесший ей столько страданий и унижений. «Даша, отдай мне его, пожалуйста, - она постаралась придать голосу уверенность, - Я помню этот наряд, он нужен для одного танца, но у нас его почти никогда не ставили». Пряча от возможных любопытных глаз костюм, Анна бегом поднялась в спальню и бросила его на постель. Сердечко часто забилось и готово было вот-вот выпрыгнуть из груди, как загнанный заяц, баронесса неотрывно смотрела на костюм, путаясь в захлестнувших эмоциях и чувствах, но постепенно стала успокаиваться, ощущая, как волнение отступает. Некогда невыносимые, пропитанные горечью воспоминания потеряли для неё прежнее значение. Теперь, преодолев первый порыв, баронесса совсем ничего не чувствовала, кроме усталого разочарования, какое возникает от надоевших и казавшихся прежде важных вещей. Сама удивившись сделанному открытью, она продолжала разглядывать блестящую ткань, дабы убедиться, что она не ошиблась - как бы близко она не подпускала к себе минувшее, оно неспособно ей навредить. Анна сама себе улыбнулась и готова была уже унести наряд в старый сундук кладовки, где ему и было самое место, но только-только она нагнулась над кроватью, как в спальне с легкими скрипом приоткрылась дверь. «Это что такое?» – тут же услышала она за спиной тихий голос мужа; Анна вздрогнула от неожиданности и обернулась. Владимир стоял в паре шагов от неё, наверное, он только что вернулся из города. Сапоги заляпаны дорожной грязью, поднятый ворот пальто, в руке хлыст для верховой езды. Похоже, барон прямо из седла помчался в комнату к супруге, чтобы поскорее поприветствовать её, но вместо этого замер посреди спальни и пристально смотрел на разбросанные по постели цветные лоскутки. На секунду Анне показалось, что перед ней словно ниоткуда возник грозный незнакомец: столько пугающе зловещего таилось в его высокой статной фигуре. Серые глаза барона были холодны, между бровей залегла неровная складка, а губы сжались в тонкую ниточку. Анна вздрогнула и непроизвольно отступила от него, где-то глубоко внутри шевельнулся позабытый образ прежнего Корфа, который давно уже казался ей умершим и похороненным призраком далекого прошлого. «Я спрашиваю, что это? – так же тихо повторил Владимир, в голосе отчетливо послышались стальные нотки. – Зачем ты принесла сюда эти тряпки?» «Я нашла наряд, когда разбирала старые вещи», - пролепетала в ответ Анна, растерявшись под сверлящим взором мужа. «Его давно надо было выкинуть, - грубо оборвал её барон и протянул руку к костюму, - Дай сюда!» Повелительный тон Владимира неожиданно подействовал на Анну: к горлу подступил комок возмущения и обиды. Он не имел право так разговаривать с ней, приказывать и распоряжаться как простой служанкой. Баронесса не стала молчать: «Зачем он тебе?» – спросила Анна, собирая с покрывала одежду Соломеи и прижимая её к груди. Владимир, сразу же заметив её жест, сильно побледнел: «Я сказал, дай сюда», - крикнул он неожиданно и, выхватив из рук жены наряд, быстро швырнул его в полыхавший в камине огонь. «Что ты наделал? – Анна в отчаянье прижала ладони к вискам, наблюдая за тем, как безжалостные языки пламени с треском пожирают пестрые обрывки ткани, превращая их в бесформенную груду пепла, - Ведь это наше прошлое!» «К чёрту такое прошлое, - на скулах Корфа заиграли желваки, - Я не понимаю, ты издеваешься надо мной? Я столько усилий приложил, чтобы навсегда вычеркнуть тот кошмар из нашей жизни, а ты приносишь к нам в спальню эту дрянь и утверждаешь, что таково наше прошлое. Я, по-твоему, радоваться должен?» «Ты всё не так понял, - попыталась успокоить его Анна, видя, что муж начинает приходить в бешенство, - Я совершенно случайно обнаружила костюм в старом сундуке, и мне захотелось понять, какие чувства я испытываю, когда вижу его. И я уверилась, что ни он, ни всё, что с ним связано, не имеет для меня никакого значения. Прошлое давно отступило, глупо ссориться из-за него теперь». «Замечательно, - рот Владимира скривился в усмешке, - А какие ещё предметы из минувшего вы разглядываете на досуге? Дуэльный пистолет, из которого вы однажды неудачно пытались меня застрелить? Или, может, розу, подаренную Михаилом? Вероятно, теперь она превратилась в гербарий, но зато сколько воспоминаний!» «Перестань говорить всякий вздор! – теперь уже рассердилась Анна, в свою очередь ощутив болезненный укол давних обид, - Я не понимаю, почему тебя это задело. Неужели бесполезные старые вещи из прошлого способны так сильно тебя разозлить?» «Я полагал, мы поставили точку в истории, принесшей обоим столько боли, - медленно проговорил Корф, чеканя каждое слово, - К чему нам вновь её поднимать?» «Мне тоже казалось, что в ней всё предельно ясно. Но я ошибалась, оказывается ты, а не я не можешь о ней забыть, если тебе невыносимо смотреть на какой-то глупый костюм. Ты не считаешь, что нам нужно объясниться?» Барон тяжело выдохнул, лицо его всё больше начинало походить на непроницаемую маску: «Мои объяснения вы уже слышали, - холодно ответил он, - Повторять их я не намерен и наблюдать в своей спальне этот, как вы выразились, глупый костюм тоже». «И ты думаешь, спалив его в огне, ты сожжешь вместе с ним все мучающие тебя воспоминания? Справишься со всем, что тебя гложет?». «Я не хочу говорить об этом», - упрямо процедил сквозь зубы Корф и опустил голову, стараясь не встречаться взглядом с женой. «Владимир, - продолжала настаивать Анна, - Я давно собиралась тебе сказать, я прекрасно вижу, что наши отношения складываются совсем не так гладко, как мы о том мечтали. Есть какое-то препятствие, которое нам мешает и я теперь понимаю, в чём дело. Костюм Соломеи открыл мне глаза – тебе не дает покоя прошлое, оно не отпускает тебя и из-за этого между нами появляется какая-то пропасть, мы перестаем понимать друг друга. Ты чего-то боишься и потому отгораживаешься и прячешься от меня, ты мне не доверяешь». Лицо Владимира потемнело: «О чем ты говоришь, Анна? – спросил он, тут же сорвав с себя маску ледяной надменности, под которой только что старательно прятался, стремясь покончить с неприятным разговором, - Какая пропасть, какое недоверие? Я никогда и не с кем не был более искренним чем с тобой. В чём ты меня обвиняешь, что я опять сделал не так?» «Ты нежный, чуткий, ласковый, ты окружил меня заботой, я не сомневаюсь в тебе, но сердце мне подсказывает, на душе у тебя тревожно. Мы не будем счастливы, пока не разберемся с этим, не покончим с прошлым навсегда. Владимир усмехнулся: «У меня какое-то странное ощущение дежавю. Мне кажется, нечто подобное у нас уже было. Вероятно, сейчас вы начнете сравнивать меня с каменной стеной? А я должен буду перед вами оправдываться и клясться в неземной любви. Только, по-моему, кого-то не хватает… Ну, конечно, уже пора появиться вашему батюшке, - Владимир огляделся по сторонам, - Где же вы, Пётр Михайлович? Такую сцену пропустите. Самое время хвататься за сердце! «Ты можешь сколько угодно паясничать, пытаясь уйти от правды. Но всё равно ничего не изменится, если ты не справишься с собой». «Не с собой, а с плодами вашей фантазии, - сухо ответил Корф, с трудом сдерживая гнев, - Я погляжу, нежность и забота вам наскучили? Вероятно, вам больше по душе ненависть? Может оттого, вы принесли сюда костюм Соломеи, захотелось вспомнить былое? Анна вздрогнула от его слов: «Зачем ты обижаешь меня? Я всего лишь хочу, чтобы мы были счастливы». «А так ты несчастлива, - выкрикнул Владимир, окончательно теряя над собой контроль, - Я по кусочкам собирал нашу нынешнюю жизнь, на коленях вымаливал у тебя прощение, делал все, чтобы каждый твой день был похож на сказку, гнал прочь любую мелочь, которая могла бы напомнить тебе о перенесенных унижениях. Я хотел навсегда перевернуть горькую страницу прошлого и начать отношения заново. А ты собираешься всё разрушить в одну секунду. Кому из нас двоих дороже наша любовь?» «Твоя любовь пропитана чувством вины, - выпалила Анна, - И ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что я этого не вижу. Ты балуешь меня как ребенка, даришь платья и драгоценности, выполняешь любой каприз, но откуда мне знать, что твоя забота не вызвана одним лишь желанием исправить ошибки прошлого? Зачем мне нужны новые наряды и бриллианты, когда у меня нет главного – доверия и понимания собственного мужа!» Выброшенные как вулканом лава слова повисли в воздухе. Владимир выпрямился во весь рост, и Анне показалось, что он тут же стал в два раза выше. Барон приблизился к ней на шаг, вслед за ним по стене промелькнула его длинная черная тень. Потом Анна отчетливо услышала, как в воцарившейся тишине хрустнула рукоятка хлыста, которую Корф до сих пор сжимал в руке. «Вот как ты заговорила? – спросил он, и от его тона кровь застыла в жилах, - Значит, ты считаешь, я покупаю твою любовь за безделушки? – Владимир кивнул головой в сторону зеркального комода, заваленного дорогими украшениями, - Я восхищен тем, как глубоко ты ценишь мои чувства. Да ты и вправду прирожденная актриса, раз с таким изощренным мастерством всё это время притворялась довольной и счастливой, - он вплотную подошел к ней и наклонился к её лицу, обжигая тяжелым дыханием, - Что еще тебе не хватает для счастья, любовь моя? Что я должен для тебя сделать? До каких пор ты будешь мучить меня?» Анна отвернула голову, не в силах выдержать его испепеляющего взора, и, потеряв равновесие, упала на кровать. Владимир продолжал смотреть на неё сверху вниз, ожидая ответа, а она слишком поздно поняв, что переступила грань, молчала и испуганно глядела в его перекошенное от злости лицо. «Владимир, - прошептала она, - Перестань, прошу, я… я боюсь тебя таким…» «Боишься? – его голос больше походил на звериный рык, - Так ты меня ещё и боишься?» Барон резко дернул плечом, Анна тут же отшатнулась, закрыв лицо руками, будто так она могла спрятаться от его гнева. Владимир нервно сглотнул - её съежившаяся, словно ожидающая оплеухи фигурка вывела его ещё больше и, не зная, куда излить ярость, он что было силы ударил кулаком по стоявшей на столе вазе, тут же рассыпавшейся по полу грудой сверкающих осколков. Анна вскрикнула и пуще прежнего вжалась в кровать, моля небеса только о том, чтобы этот кошмар поскорее закончился, а он стоял посреди комнаты, сжимая кулаки в бессильной злобе: «Черт возьми!», - полушепотом выругался Владимир и кинулся к двери, силой дернув на себя медную ручку. В проеме возник силуэт служанки, вероятно, собиравшейся доложить господам, что ужин готов, но, увидев перед собой грозного барона, горничная тут же лишилась дара речи и застыла на месте. «Уйди с дороги!» – рявкнул Владимир, вылетая из комнаты и едва не сбивая её с ног. Дарья, придя в себя после секундного оцепенения, ловко отскочила в сторону, но стоило хозяину скрыться из виду, как она сразу же подбежала к сгорбившейся и безудержно рыдавшей на постели баронессе: «Анна Петровна, голубушка, - служанка присела перед ней на корточки, - Что с вами, что? Плохо? Воды принести?» Анна отрицательно покачала головой и подняла на неё заплаканные глаза: «Куда он пошел, Даша? – спросила баронесса, глотая слезы, - Посмотри, прошу». «Так кто ж знает, куда? Вон, слышите топот копыт, уехал, стало быть, - горничная выглянула в окно, - Ну так и есть. Ускакал прочь со двора, только пыль столбом». «Господи, Господи, - всхлипнула Анна, - Он же в таком состоянии может что угодно натворить!» «Не печальтесь, барыня, - пыталась утешить её служанка, - Разве вы Владимира Ивановича не знаете? Посерчает немного и успокоится, он, слава Богу, отходчивый, долго зла не держит». «Нет, Дашенька, я его так обидела, так обидела, - баронесса прижала ладони к мокрым щекам, - Он никогда в жизни меня не простит». Горничная убрала осколки, заварила хозяйке успокаивающий чай, но Анна к нему так и не притронулась, продолжая сидеть в одной позе на кровати и неотрывно разглядывать узоры на пушистом ковре у себя под ногами. Шли минуты, часы, а Владимира всё не было. На улице давно стемнело, осенний ветер свистел в трубах и гулко бился о стекла, нагнетая удушающую тоску. В голове баронессы одна за другой просыпались тревожные мысли и, не преставая ругать себя за глупость, она прислушивалась к каждому шороху, вздрагивая от малейшего движения на улице. Время уже перевалило за полночь, но Анна так и не пошевелилась, сидела вытянувшись струной и комкала в руках мокрый от слез платок. «Поскорее бы вернулся, поскорее бы вернулся» - рефреном звучало в отяжелевших от неподвижного сидения висках. Было около четырех часов утра, когда ей почудилось, что снаружи хлопнула калитка. Анна подняла голову и насторожилась. Дыхание сбилось от волнения, сердце жило само по себе и стучало где-то в области шеи, так что она боялась его проглотить, пальцы ещё крепче вцепились в ткань изрядно потрепанного платка. На лестнице послышались шаги, затем дверь в спальню осторожно приоткрылась. В отблеске свеч, горевших на комоде, она увидела Владимира, нерешительно замершего на пороге. Казалось, за несколько часов он похудел и осунулся, в волосах блестели капли дождя, осыпающиеся на воротник распахнутого пальто серебристыми гроздьями. Больше всего на свете Анне хотелось кинуться ему на шею и возблагодарить небеса за то, что он вернулся, но тело не слушалось воззваний сердца, и она продолжала оставаться на месте безмолвной каменной статуей. «Аня, - севшим голосом проговорил Владимир, приблизившись к жене, - Анечка!», - и тут же как подкошенный рухнул перед ней на колени и принялся покрывать жаркими поцелуями безвольно опущенные руки, - Прости меня, прости…» «Слава Богу, с тобой всё в порядке, - прошептала Анна, проводя ладонью по его густым влажным от дождя волосам, - Я волновалась». «Прости, - повторил Владимир, глядя на неё полной мольбы глазами, - Я опять причинил тебе боль». «Нельзя же так, Володя, - начала было баронесса, но вдруг замолчала, увидев на его щеке огромный лиловый синяк, как раз в том месте, где, когда он улыбался, образовывались игривые ямочки, - Что это?»– с испугом спросил Анна, осторожно дотронувшись припухшей скулы. «В трактире подрался», - коротко ответил Владимир. «О Господи, - покачала головой баронесса, - Вставай, нужно скорее приложить что-нибудь холодное». «Забудь, само пройдет,- Корф вновь коснулся губами её руки, - Скажи, ты простишь меня?» «Мне не за что тебя прощать, вставай, пожалуйста, - она всё же вынудила его подняться с колен, - Это я должна просить прощения, за те слова, которые не имела права говорить». Владимир удивленно посмотрел на неё и попытался что-то ответить, но Анна прервала его: «Я не желаю ничего слушать, пока не обработаю твой синяк», - строго проговорила она и, не внимая возражениям, тут же быстро спустилась на кухню за холодным компрессом и чудодейственной Варвариной мазью. «Ты как мальчишка, Володя, - с укоризной отчитывала его баронесса, смачивая ушиб пропитанной лекарством ватой, - Сбегаешь из дома, дерешься. Я виновата перед тобой, но разве же это способ решать проблемы?» «Ты виновата? – грустно переспросил Владимир, морщась от неприятных ощущений в скуле, - В чем ты можешь быть виновата?» «Я много думала после нашей ссоры, старалась понять, почему так произошло и мы не смогли поговорить спокойно, - она взяла его руки в свои и заглянула в глаза, - Пожалуйста, давай сделаем это сейчас, нам обоим сразу станет легче. Расскажем то, о чем молчали долгое время, стыдились, боялись или старались забыть. Мы любим друг друга, но живем как на вулкане, потому что опасаемся любого неосторожного слова или жеста, которые могли бы напомнить нам о прошлом. Но я устала пугаться теней минувшего и не хочу, чтобы мы становились его рабами только потому, что нам не хватило духу однажды поговорить начистоту. Пусть это больно и неприятно, но лучше один раз всё выяснить, чем потом постоянно обходить подводные камни». Барон вздохнул и слегка покачал головой: «Ты права, - тихо ответил он, - Прошлое по-прежнему стоит между нами… Я вышел из себя, когда увидел в твоих руках костюм Соломеи, я сразу вспомнил тот вечер, то как унизил тебя, твои слезы по Михаилу, собственную злость и отчаянье. Я ужасно испугался, что ты тоже всё вспомнишь и то хрупкое счастье, которые мы с таким трудом создавали, разрушится в одну минуту. Мне хотелось навсегда вырвать старую боль из нашей памяти, уничтожить её без остатка, но я понимал: так не бывает. И злился еще больше… Я очень боюсь, что ты никогда не сможешь простить меня до конца». «Я давно простила, потому что смогла понять, за что ты так обошелся со мной. Дело ведь не во мне. Ты не можешь простить сам себя, - Владимир не ответил, - Но, подумай, какой толк в твоих терзаниях? Помнишь, ты говорил однажды, что мы не сможем позабыть тот вечер? Да, так и есть, но теперь после всего, что пережили, мы обязаны смотреть на те события иначе – как на прошлое, неспособное повлиять на будущее… Расскажи мне всё, - вновь попросила она, - От начала до конца: все свои чувства, мысли, переживания. А потом расскажу я, и мы, наконец, сможем покончить с обидами и недомолвками навсегда». «Хорошо, - согласился Владимир глядя куда-то поверх её головы, - Сначала так сначала, - он приобнял жену за плечи, прижал к себе, словно черпая силы в её близости, - Видишь ли, когда я был ещё ребенком, меня сильно баловали – сначала мать, потом тетка, я никогда не в чём не нуждался и постоянно находился в центре внимания. Только отец всегда был со мной сдержан и строг, считал, что лишний раз приласкать мальчишку ему же во вред, но я всё равно очень любил его. Я восхищался им, он был для меня эталоном справедливости, чести, достоинства, я очень хотел быть на него похожим. Потом мама умерла, тетка сошла с ума, а отец погрузился в себя, убитый горем. Я словно перестал для него существовать и впервые в жизни почувствовал настоящее одиночество, мне казалось, я в целом свете никому не нужен, - барон еле заметно усмехнулся, - А вот ты совсем другое дело. Ты стала для моего отца настоящим подарком судьбы, отдушиной, ты смогла помочь ему справиться с болью утраты. Он окружил тебя таким вниманием, восхищался, баловал, целыми днями только и говорил о тебе – какая ты замечательная, умная, красивая… Мне он никогда такого не говорил. В первые дни, когда ты только появилась в нашем доме, я был поражен твоей хрупкостью, нежностью, ты была как цветок, который хотелось оберегать, но потом, - в голосе барона вдруг вновь зазвучала сталь, - ты отняла любовь моего отца, забрала, то, что тебе не принадлежало, то на что ты не имела права». «Владимир… - испуганно прошептала Анна, вздрагивая от его тона. Но Корф тут же улыбнулся и нежно погладил её по волосам: «Я тогда так думал, - уже спокойно произнес он, - Я не понимал, почему ты в одну секунду, не прикладывая никаких усилий, получила то, что мне не удавалось добиться столько времени. Я считал тебя коварной притворщицей, обманувшей моего отца. Я мучился от ревности, боли, одиночества. Но, впрочем, ты всё это знаешь». «Я не думала, что ты так страдаешь. Ведь Иван Иванович очень любил тебя, и я полагала, ты это знаешь». «Сейчас знаю, то тогда я был ребенком и не мог догадаться о его истинных чувствах. Мне нужно было, чтобы он хотя бы иногда говорил, что любит меня. Но он предпочитал молчать. Даже когда я уехал учиться в кадетский корпус, мне казалось, он только радовался, что может поскорее от меня избавиться. Сначала я очень старался – хорошо учился, примерно вел себя, хотел, чтобы отец мной гордился. Но моих успехов он почти не замечал, зато стоило мне чуть-чуть оступиться, как он тут же напоминал мне, что я порочу его честное имя. Даже в Петербург он приезжал не для того чтобы проведать меня, а чтобы порадовать свою прелестную воспитанницу… Тогда я решил, что пусть все горит синим пламенем, стал ужасно себя вести, срывал уроки, доставлял неприятности всему корпусу, это вообще чудо, что меня оттуда не выгнали. Наверное, я хоть так пытался привлечь внимание отца. И всё же несмотря ни на что, я по-прежнему очень любил его и волновался за него. Однажды, с ним случился приступ, я испугался, что это из-за меня, пробрался ночью в кабинет учителя и исправил все свои дурные оценки, чтобы, когда отец увидит ведомость ему, не дай бог не стало хуже. Ох, помню, и досталось нам с Мишей, когда всё вскрылось. Но я зря старался, отцу по-прежнему было наплевать». «С Мишей? – не смогла скрыть удивлением Анна, - Ты ещё и Мишу втянул в свои выходки?» «Конечно, - кивнул головой барон, - Мы с Мишей были главные оторвы корпуса. Вообще я очень ему благодарен за то, что он всегда находился рядом. Мне трудно было сходится с людьми, и врагов я наживал легче, чем обзаводился друзьями, а с Мишей как-то само собой получилось. Не знаю, что бы я без него делал, наверное, озверел бы окончательно. «Но Миша всегда был таким спокойным и рассудительным, неужели он тоже участвовал в твоих проделках?» «Сначала он был очень послушным и примерным мальчиком, - барон хитро улыбнулся, - Но потом он познакомился со мной и я показал ему вкус к жизни. Нам было невероятно весело. Помню, был у нас такой воспитатель-немец, злющий как черт, очень уж нас с Репниным невзлюбил, впрочем, мы платили ему тем же. О, как же мы над ним издевались! - Владимир ностальгически поднял глаза к потолку, - Однажды, когда он в очередной раз перебрал со спиртным мы с Мишей завернулись в простыни, взяли по свечке и пробрались к нему в комнату. Ему с пьяных глаз показалось, что это души его умерших родственников пришли, чтобы утащить его в преисподнюю. Он так орал от ужаса, что перебудил всех в округе, а потом даже вызывал священника, чтобы очистить свою спальню от злых духов». «Володя! – весело рассмеялась Анна, пряча лицо на груди у мужа, - Какие вы гадкие мальчишки, он же мог умереть от страха!» «Ничего бы с ним не случилось, к тому же он сам виноват. Хорошо, хоть он никогда не узнал, кто послужил причиной его испуга, а то б три шкуры спустил». «Ну а потом?» - осторожно спросила баронесса, возвращая его из сладостных детских воспоминаний. «Потом… - Владимир посерьезнел, - Я приезжал в Двугорское на каникулы, с отцом у нас всё было как раньше, но я уже перестал пытаться что-то исправить, старался быть вежливым и почтительным с ним, как того требовали приличия, а ещё, - Корф опустил глаза, - Наблюдал за тобой». «Как это?» - изумилась Анна. «Ты так сильно изменилась – подросла, расцвела, превратилась из маленькой девочки в красивую, нежную, застенчивую барышню. Ты была такая серьезная, строгая, все время разучивала свои гаммы, а я украдкой за тобой подглядывал». «И дразнил меня!» «Ну, я же не мог раскрыть тебе свои настоящие чувства. Отец научил меня тщательно их скрывать, да, признаться, я и сам не понимал, что со мной происходит. Тогда нас сосватали с Лизой, я не имел ничего против, я любил её, но как сестру, и она всегда была у меня как на ладони. А ты… ты оставалась для меня загадкой, тайной, манящей, запретной. Я гнал прочь твой образ, уверял себя, что не могу испытывать к тебе ничего кроме ненависти и презренья и только подпитывал в себе злобу. Поездки в Двугорское превращались для меня в сущий ад, я возвращался в Петербург и пускался во все тяжкие, только чтобы забыть твои огромные глаза, твою улыбку, твой голос. Но тщетно, по воле судьбы ты украла мое сердце и ни одна женщина не могла заменить мне тебя». «А я ведь ничего не знала, думала, ты меня ненавидишь». «Я пытался, считал тебя недостойной своих чувств. Я никогда не позволял никому собой управлять, а тебе это удалось… Ну а потом ты влюбилась в Мишу, а он в тебя. На моих глазах ты превращалась в любящую женщину, дарила восторженные взгляды и улыбки другому. А я ревновал и сердился на вас обоих – на Репнина за то, что он увидел в тебе идеал и в отличие от меня, не побоялся в этом признаться, а на тебя за то, что ты отняла у меня не только отца, но ещё и друга. Ты всех очаровывала, как будто мне назло, доказывала, что можешь свести с ума кого угодно». «Я ничего такого не хотела…» - начала было Анна. «Знаю, но я был слишком увлечен собой и своей обидой, чтобы рассуждать здраво. Понимал, что вести войну с беззащитной девушкой недостойно благородного человека, но ничего не мог поделать. Правда, после смерти отца я хотел дать тебе вольную, исполнить его последнее желание. Да и сам я думал, что когда ты уедешь. поступишь в свой театр, я наконец-то смогу позабыть тебя, справится с наваждением, мучившим долгое время». «И что ж тебя остановило?» - спросила Анна, глядя на него широко распахнутыми, полными удивления глазами. «Я спустился в гостиную, хотел отдать бумагу, но тут увидел тебя и Мишу. Вы целовались и выглядели такими влюбленными, такими счастливыми. Я был вне себя от гнева, ревность и отчаянье задушили меня, поэтому я сжег документ и… и заставил тебя танцевать, чтобы унизить и раскрыть Мише глаза, показать, кто ты есть на самом деле. Я надеялся испытать облегченье, но вместо этого стал сам себе противен. Как будто я взрослый и сильный мужчина обидел маленькую девочку, находящуюся в полной моей власти, только потому что не справился с гордыней. Что может быть отвратительнее?» «А когда ты всё же решил раскрыть свои чувства?» «Когда Миша вернулся и выразил желание бороться за твое сердце. Я понял, что потеряю тебя, если ничего не сделаю. Репнин был настроен слишком серьезно. Ну а дальше ты всё знаешь». Владимир замолчал, вопросительно глядя на жену, по-прежнему прижимавшуюся к его груди, словно ожидая её реакции, но Анна молчала, задумчиво глядя куда-то в сторону. «Мне и в голову не могло прийти, что ты так страдал. Ревность и ненависть иссушает душу и приносит много боли. Почему ты не сделал первый шаг в примирении с отцом? Ведь на самом деле вы очень любили друг друга». «Я хотел, чтобы он сам признался мне, можешь считать это упрямством, но я всегда полагал, что раз он старше, то и виноват больше. Я ждал, когда же он захочет наладить отношения, а потом было уже поздно. По сути я так и не успел сказать, как он мне дорог». «Он всегда это знал, но вы оба оказались слишком замкнуты, чтобы признаться в своих истинных чувствах». «Так и есть, отец учил меня сдержанности и я, как и он, считал, что дать слабину – позор для настоящего мужчины, - Владимир взял руки жены в свои и поочередно поцеловал их, - Ну, а теперь ты мне расскажи о себе, я ведь тоже многого о тебе не знаю». «Я тоже виновата перед тобой, Володя, - ответила Анна, - И, вероятно, ничуть не меньше чем ты». Барон улыбнулся: «Этого не может быть», - покачал головой он, - «Ты же настоящий ангел». «Я, действительно, отняла любовь твоего отца, хотя не имела на неё права. Кроме того, я не сразу смогла оценить силу и глубину твоих чувств ко мне. Ты обрушил их на меня как лавину, и я побоялась в них захлебнуться, испугалась не справиться, ведь ты привык всему отдаваться полностью, а я так никогда не умела. А еще я хотела тебя переделать, пыталась вылепить тот идеал, который нравился бы мне, любить только твои достоинства, а от недостатков избавиться. И только когда осознала, что могу потерять тебя навсегда, поняла, как сильно я ошибалась. Что на самом деле нет большего счастья, чем принимать того кого любишь таким какой он есть, без всяких условностей, претензий и обвинений. И поняла, насколько мне больно видеть, как ты пытаешься сломать себя мне в угоду. Только я, как и ты, не смогла найти нужных слов, чтобы это выразить. Пожалуйста, прости меня, прости за мои капризы и придирки, за ту ужасную дуэль с Михаилом, за мои сегодняшние слова о твоих подарках, за тот день, когда я разорвала помолвку и малодушно от тебя сбежала, оставив одного, прости, что никогда не говорила, как сильно люблю тебя просто потому что ты – это ты. И не пытайся ничего исправить в себе, не вини за прошлое, ты для меня самый лучший на свете каким бы ты ни был. Я люблю тебя любым, Володя, ты мне веришь?» «Я думал, что никогда не услышу ничего подобного, - тихо ответил Владимир, - Я и мечтать о таком не мог». «Теперь всё будет иначе, правда? – с надеждой спросила Анна, - Нам больше нечего бояться?» «Всё в наших руках, родная, но ты права, нам давно надо было поговорить друг с другом… Смотри-ка, - барон указал взглядом на окно, - Уже рассвет». «И какой красивый, я раньше такого не видела». «Да, я тоже ничего подобного не припомню. А, пойдем, на крыльцо, посмотрим, - вдруг предложил он, - Дождя уже нет». Несколько минут спустя они стояли в обнимку на ступеньках особняка и молча наблюдали, как просыпается новый день, озаряя небо пепельно-алыми лучами, дарящими удивительное умиротворение и спокойствие и, прячась от осеннего холода в нежных руках мужа, согревающего её своей любовью, Анне показалось, что большего счастья в жизни и быть не может.
Falchi: Михаил возвращался домой, покидая негостеприимную Польшу, с тяжелым сердцем. Теперь ему нужно было искать новые пути разгадки страшной тайны, придумывать, как использовать увиденное, чтобы найти Владимира. Ничего нового в «Злото дое» он больше не узнал, но, другого он и не ждал – на следующее утро после приезда полиции и Вейс и Корф в самом деле покинули постоялый двор и исчезли в неизвестном направлении. Но самое неприятное было то, что теперь ему нужно было придумать какую-нибудь правдоподобную ложь для Бенкендорфа и постараться избавиться от дальнейших поручений, чтобы не дай Бог он не узнал о возможном участии барона в этом деле. – Михаил Александрович, а я слышала, подъехал кто-то, думаю, вы не вы, - встретила его служанка, - А мы и заждались вас уже. Хорошо добрались? – Да, Глаша, всё в порядке, дорога быстро прошла. Ну а вы как здесь без меня? – С Божью помощью, барин, - отозвалась крепостная, - Только вот Лизавета Петровна тосковала по вам сильно, каждый день вспоминала. А сегодня с самого утра в окно глядела, всё никак дождаться не могла, когда ж карета подъедет. Михаил непроизвольно улыбнулся. Его Лизонька, милая, нежная, ласковая, как он только вынес почти две недели без её звонкого смеха и веселого огонечка в глазах? От мысли, что сейчас он, наконец, увидит её, крепко прижмет к своей груди и покроет поцелуями, сердце забилось чаще: – А где же Лиза? Не слышала, что я приехал? – спросил князь. – Барыня отдохнуть прилегла. Сегодня ночью Алёшенька спал плохо, и она вместе с ним, вот и утомилась немного. – Что случилось? – тут же всполошился Мишель, - Уж не заболел ли? Врача вызывали? – Доктор был, не тревожьтесь. Сказал, страшного нет ничего, сейчас уже успокоился, снова смирный стал как ангелочек. Да, вы, чай и не узнаете его, как вырос-то за эти дни, богатырь наш, - успокоила его Глаша, - А вы ведь устали, поди, с дороги, проголодались? Я ужин пойду вам накрою. – Хорошо, спасибо, но может позже. Ты подожди, Глаш, - остановил её Михаил и вытащил из-под полы пальто какой-то бумажный свёрток, быстро развернул его и извлек на свет большой красный платок, расшитый золотистыми цветами, - Вот, держи, это тебе, - он накинул его служанке на плечи, - Увидел в одной лавочке на границе, решил купить. Настоящий шелк, говорят. Крепостная несколько секунд растерянно смотрела на него, потом бережно провела руками по блестящей ткани платка и улыбнулась: – Ох, спасибо, Михаил Александрович. Красивый-то какой! Добрый вы, барин, я за вас вечно Бога молить буду. – Ну и правильно, - рассмеялся Миша, - Должен же кто-то мои грехи замаливать. Носи на здоровье, - он уже было собрался подняться по лестнице, потом вдруг что-то вспомнил и обернулся, – Да, Глаш, попроси кого-нибудь из мужиков вещи мои из кареты принести. И пусть ещё колесо посмотрят, с ним неладное что-то, всю дорогу скрипело. Михаил потихоньку открыл дверь в комнату, Лиза, действительно, спала, свернувшись клубочком на неразобраной постели, подложив руку под голову. По сравнению с огромной кроватью её съёжившаяся фигурка казалась совсем маленькой и беззащитной, как у ребенка. Репнин подошел поближе, поставил на тумбочку купленную коробку с любимыми Лизиными пирожными и осторожно присел рядом с женой. Несколько секунд любовался красивым безмятежным лицом, золотистыми волосами, разметавшимися по подушке, хрупкой белоснежной шейкой, затем нагнулся к ней и ласково погладил тыльной стороной ладони по щеке: – Лиза, - позвал он её негромко, - Просыпайся, муж приехал. Княгиня невнятно пробормотала что-то во сне и отвернулась. – Лисёнок, - Мишель отчего-то вспомнил это уже порядком подзабытое домашнее прозвище, - Вставай, всё на свете проспишь. Видя, что никакой реакции его слова не вызывают, Миша протянул руку к подушке, выдернул из неё длинное тонкое пёрышко и легонько пощекотал супругу под носом. Лиза поморщилась, мотнула головой и медленно разомкнула веки. Мгновение смотрела на него удивленными, не до конца проснувшимися глазами, словно не понимая, сон это или явь, а потом радостно вскрикнула и, рывком поднявшись с постели, кинулась мужу на шею: – Мишенька! - княгиня принялась осыпать его нос, губы, щеки короткими беспорядочными поцелуями, - Ты приехал, наконец-то приехал, родной мой, любимый, ненаглядный… – Приехал, приехал, - смеялся Репнин, пытаясь поймать её губы своими, - Соскучилась? – Ужасно, безумно, невозможно соскучилась. Ты знаешь, сколько тебя не было? Я считала - двенадцать дней, двадцать часов и сорок восемь минут. – Так вот прямо сорок восемь минут? – весело спросил Михаил – И ни минуты меньше, - заверила его Лизавета, - Мне казалось, что эта разлука продлится вечно, не оставляй меня больше так надолго. – Я тоже скучал по тебе и по Алёше, - ответил князь, - Как он? Глаша меня напугала, говорила, что он плохо спит. – Нет-нет, всё в порядке. Доктор сказал, у детей его возраста такое бывает, не волнуйся. Расскажи мне, как твоя поездка, ты узнал всё, что хотел? Миша помедлил с ответом, потом слегка усмехнулся: – Узнал, кажется, даже больше чем следовало. Теперь пытаюсь осмыслить, хорошо это или плохо. – Я не поняла, - в голосе Лизы зазвучали нотки удивления, смешанного с легким беспокойством, - Объяснишь? – Потом, - негромко отозвался Михаил, бережно откидывая со спины жены пышные длинные волосы, освобождая себе путь к хрупкой шее и покрывая её поцелуями, - Я сейчас ни о чём другом думать не могу, только о тебе. – Мишенька, - томно вздохнула Лиза и повела шеей вслед за его прикосновениями, - Как мне тебя не хватало! – У меня же совсем из головы вылетело, - вдруг очнулся Мишель и, оторвавшись от нежной кожи супруги, потянулся за оставленной на столике коробкой с пирожными, - Смотри, что я тебе купил. – Мои любимые, - радостно воскликнула Лиза и слизнула с пальчика воздушный крем, - Мм, вкусно, только ты забыл, мне много сладкого нельзя. – Будешь есть по чуть-чуть, - улыбнулся Репнин, - А остальное я тебе с легкостью возмещу, - и в подтверждении своих слов поцеловал жену в предусмотрительно подставленные губки. – Подожди, Миш, - проговорила княгиня, глядя на мужа блестящими от счастья глазами, - Ты ведь устал, наверное. Я пойду, распоряжусь наполнить для тебя горячую ванну. А ещё, знаешь, я велела сделать на ужин жаркое по итальянскому рецепту, как готовят у твоих родителей. Тебе должно понравиться. – Как, оказывается, меня ждали! – А ты сомневался? – склонила голову набок Лиза, - Я специально всё приготовила к твоему приезду, чтобы ты понял, как хорошо дома и никогда больше никуда не уезжал, - она перешла на шепот, крепко обняв мужа за шею, - Слава Богу, ты вернулся целым и невредимым, Я так волновалась за тебя…. *** – Представляешь, в опере мы встретили цесаревича с женой. Принцесса так похорошела, видно жизнь в России идет ей на пользу. А Александр Николаевич спрашивал о тебе, говорил, что ему тебя очень не хватает, - раздавался журчащий Лизин голосок в тишине супружеской спальни. Её пальцы неторопливо перебирали густые волосы мужа, удобно пристроившего голову у неё на коленях. Бурный восторг от долгожданной встречи постепенно сменился мирным вечерним покоем, окутавшим их обоих и позволившим как и прежде наслаждаться плавным течением семейной жизни. – Его высочество очень просил, чтобы ты обязательно зашел к нему, когда поедешь во дворец, кажется, он сильно соскучился по своему адъютанту… Миш, ты меня не слушаешь, - вдруг прервалась княгиня, заметив его блуждающий по потолку взгляд. – Что? – переспросил Репнин, - Нет, почему же, слушаю, ты говорила о цесаревиче. – Я же вижу, что ты думаешь о чём-то другом. Мишель слега вздохнул: – Если я скажу, о чём я сейчас думаю, ты меня убьешь. – Значит о Владимире, - тут же догадалась Лизавета, - Давай, выкладывай, что ты ещё такого страшного о нем узнал? – Скажи-ка мне, Лиза, я похож на сумасшедшего? – задумчиво произнес Михаил вместо ответа. Княгиня удивленно наморщила лобик: – Ты задаешь очень странные вопросы. Не пугай меня, говори скорее, что произошло? – Понимаешь, такая необычная история, - Миша поднялся на постели и сел рядом с женой, - Дело в том, что после этой поездки меня неотступно преследует мысль, что задание, которое поручил мне Бенкендорф каким-то образом связано с исчезновением Владимира. Я понимаю, звучит нелепо и похоже на вздор, но чем больше я думаю об этом, тем очевиднее мне становится мысль, что так оно и есть. – Почему? – Прежде всего, на границе с Польшей был обнаружен паспорт Владимира, именно в то время, когда её пересекал один из заговорщиков, везя при себе весь архив. Бумага валялась в стороне от дороги, словно специально выброшенная. Начальник заставы сказал мне, что у них часто бывают случаи, когда преступники переходят границу с чужим документом, а потом от него избавляются. Вместе с тем Владимир должен был встретиться с неким поляком в трактире, как раз спустя месяц после этих событий. Правда, судя по всему, встреча так и не состоялась, но в том, что поляк дожидался именно Владимира, у меня нет никаких сомнений. Понимаешь, к чему я веду? – Ты хочешь сказать, что этот преступник прошел по паспорту Владимира, а потом его выкинул? – Лизины глаза округлились от удивления, - Да быть такого не может! Зачем Корфу связываться с заговорщиками? Скорее всего, у него просто украли документы и воспользовались ими без его ведома. – Я тоже так думаю, но есть кое-что ещё. Владимир был хорошо знаком с одним из заговорщиков. И, похоже, непроизвольно помог ему избежать ареста. – Зачем? – продолжала изумляться Лиза, - У Владимира много недостатков, иногда он совершает необдуманные поступки, но он всегда был верен императору и не смог бы его предать. Что бы Корф участвовал в государственной измене, нет, это за пределами моего понимания! Может, ты с кем-то его перепутал? – Я уверен, что он не участвовал в государственной измене, но, к сожалению не с кем его не перепутал и убедился в этом окончательно, когда приехал на постоялый двор, где по предположению людей Бенкендорфа останавливался Вейс и его сообщник. Там мне удалось поговорить с одной… - Мишель запнулся, - с одной дамой и она мне рассказала, что видела в этой гостинице человека похожего по описаниям на Владимира. Будто бы он с кем-то праздновал в местном трактире и ужасно напился. И тот второй, с кем он пил вел себя с ним как хороший знакомый. Время этих событий приходится на время пребывания Вейса в Польше, - князь озабоченно покачал головой, - Я не верю в такое количество совпадений. Осталось только понять, что связывало Владимира и Вейса на самом деле. – Ты скажешь о своих подозрениях Бенкендорфу? – осторожно спросила Лиза – Нет, разумеется. Пока это всего лишь предположения и я очень надеюсь, что они не подтвердятся. Хотя когда я сопоставляю все факты, вывод напрашивается сам собой. Но я отказываюсь в него верить. – Не зря у меня было дурное предчувствие, - тихо проговорила княгиня после некоторого молчания, - Я уверена, это что-то очень опасное. Умоляю, будь осторожен, я ужасно за тебя боюсь. – Ну что ты, Лиза, - Михаил погладил жену по щеке, заметив, как она напряглась, - Конечно, я буду осторожен. Не в первый раз мне приходится сталкиваться с опасностями. А я и не знал, что ты у меня такая трусишка, - попробовал пошутить он, - Куда делась моя отважная, храбрая Лиза, не перед чем не останавливающаяся, чтобы добиться своего? – Твоя Лиза вышла замуж, родила ребенка и теперь ей очень хочется тишины и покоя рядом с семьей. А её муж вместо того чтобы обеспечить этот покой, гоняется за преступниками. Будь моя воля, я бы тебя никогда от себя не отпускала. – Но я ведь и так всё время рядом, - улыбнулся Миша, - Я вернулся и обещаю, что больше никогда не оставлю тебя одну. – Мне этого мало, - капризно отозвалась Лиза, опуская руки ему на плечи, - Я хочу, чтобы ты был только моим. Но ты постоянно занят. А я тебя ревную ко всему свету – к цесаревичу, к государственным делам, а особенно к Владимиру. Ты уделяешь ему времени больше чем мне. – О Боже, - сделал страшные глаза Мишель, - Моя жена ревнует меня к мужчине! – Не издевайся надо мной, я серьезно. Меня пугает твоя преданность ему, это ненормально… Анна! - внезапно спохватилась Лиза, будто вспомнив о чём-то, - Бедная Анна! Как она переживет эту новость? – Ты полагаешь, ей надо всё рассказать? Может, не стоит беспокоить её раньше времени, до тех пор пока не выяснятся детали. Княгиня задумалась на секунду, а потом решительно покачала головой: – Мы обязаны рассказать ей всё, что знаем. Мало того, что Владимир скрыл от неё правду о своём исчезновении, так ещё и мы будем её обманывать. Нет, так нечестно, Анна имеет право знать. Если хочешь, я сама с ней поговорю. – Ладно, я ей всё расскажу. Надеюсь, я найду нужные слова, чтобы облегчить признание. Но могу представить, как ей тяжело будет услышать правду. – Вот видишь, а ты удивляешься, что я за тебя беспокоюсь. Всё так запутано и непонятно, - Лиза прижалась к Мишиному плечу, - Помнишь, я говорила, что очень боюсь тебя потерять? В последнее время этот страх всё чаще просыпается во мне, особенно сейчас, когда ты ввязался в историю с заговором. Она помолчала немного, потом продолжила негромко: – Ты и наш сын самое дорогое, что есть у меня в жизни. Знаешь, я часто думаю: ещё совсем недавно я и помыслить не могла, что буду так счастлива. После того как отец нас бросил, мать насильно выдала замуж за отвратительного старика, а человек, которого я любила, от меня отказался, я твердо уверилась, что никогда не смогу полюбить по-настоящему, не познаю это чувство, никогда не стану кому-то нужной и желанной. – Полно, Лизонька, - остановил её Мишель, - Зачем об этом сейчас думать? Всё уже позади. – Нет, подожди, я скажу. А потом я встретила тебя и поняла – то, что было раньше, не имеет никакого смысла, что прежде я и не жила вовсе, а лишь тешила себя бесплодными мечтами и пустыми иллюзиями. Ты будто разбудил меня от долгого сна и показал мне истинную любовь, которую я так долго искала, но не находила. Ты подарок, данной мне Богом, уж не знаю за какие заслуги, но я не могу представить свою жизнь без тебя. Ты мне так нужен, Мишенька. – И ты мне нужна, Лиза, - ответил Репнин, целуя жену в макушку, - Только отчего такая грусть в твоих словах? Ведь всё же хорошо. – Нет-нет, я не грущу. Просто в разлуке я много размышляла, вспоминала и поняла, как сильно я тебе люблю. Мне ужасно хочется об этом кричать, рассказать всему миру, как я счастлива. А ещё я очень скучала, особенно по ночам, - на губах княгини заиграла лукавая улыбка, - Эта огромная кровать без тебя такая холодная и пустынная. – Лизавета Петровна, - сощурился Мишель, - И о чём вы только думаете? – Я думаю о том, - Лиза крепче обняла мужа, мечтательно закатив глаза, - Что мы с тобой никогда не расстанемся. И даже если ты захочешь снова от меня сбежать, я никуда тебя не отпущу, - она сжала его голову руками, - Я тебя задушу в своих объятиях, я тебя зацелую, - и Лиза, в самом деле, принялась покрывать его лицо страстными поцелуями, - Ты только мой, слышишь, только мой! – Ну конечно, твой, чей же ещё? – смеясь ответил князь, жмурясь под натиском её настойчивых губ, - Ай, Лиза, Лиза, осторожно, ты мне ухо оторвешь!.. Всё, я прошу пощады, - взмолился он через секунду и упал на постель, позволяя жене делать с собой, все, что ей вздумается. – Не будет тебе пощады, - победно отозвалась княгиня и, поудобнее устроившись на муже, принялась расстегивая пуговицы на его одежде. – Ах, так, - живо откликнулся Мишель и, в одно мгновение освободившись из плена рук супруги, легко опрокинул её на спину, - Ну тогда держись у меня! – пригрозил он и рывком стянул с себя рубашку. Глаза княгини тут же загорелись знакомым возбужденным огнем. – Значит, соскучилась, говоришь? – спросил Репнин, впиваясь губами в её изящную шею, – Сейчас проверим! – Миша! – захлебнулась звонким смехом Лиза, возвещающим о том, что всё вновь встало на свои места, как будто и не было томительной двухнедельной разлуки…
Falchi: Глава седьмая Утром Миша проснулся раньше обычного, медленно открыл глаза и с удовлетворением обнаружил над собой потолок собственной спальни и мягкую подушку под головой. Какое всё же блаженство встречать утро дома, а не в придорожной гостинице или захолустном кабаке. Он осторожно повернулся – Лиза крепко спала рядом, как обычно устроившись у него на плече, щекоча кожу тихим, мерным дыханием. Мишель легонько поцеловал её в висок и аккуратно, чтобы случайно не разбудить, вытащил руку, потом глянул на стоящие на каминной полке часы. Вставать не хотелось, особенно при мысли, что предстоящий день обещает непростую встречу с Бенкендорфом и такой же непростой разговор. Врать в глаза начальнику тайной полиции – хоть дело, конечно, привычное, но оттого менее опасным оно не становится, а всё по милости Владимира, что, впрочем, тоже довольно обычно. «Найду - убью, - лениво подумал про себя Репнин, - Ответит мне за всё хорошее». А подниматься тем не менее нужно, к тому же цесаревич просил к нему зайти, а зная Александра, так просто он от себя не выпустит, потребует рассказать всё до мелочей. Князь так же тихо встал с постели, чтобы не потревожить спящую жену и направился к гардеробу, где его ждал привычный темно-зеленый мундир, две недели весящий без дела. Надо же, а он и по нему успел соскучиться, оказывается, сила привычки имеет особенность распространяться даже на самые обыкновенные вещи. Пока Миша неспешно одевался, Лиза всё же проснулась – вздохнула, потягиваясь от сна, приподнялась на постели: – Ты уже уходишь? – спросила она, чуть хрипловатым после пробуждения голосом. – Да, мне пора, - ответил Миша, невольно любуясь своей красавицей-женой: слегка припухшие губы, свежий румянец на щеке, золотистые волосы, обрамляющие обнаженные плечи, - Мне ещё нужно зайти к наследнику. – А почему меня не разбудил? – Не захотел тревожить. Тебя и без меня Алёшка успеет не один раз разбудить, - улыбнулся он, - Поспи, рано ещё. – Ты сегодня пойдешь к Бенкендорфу? – спросила Лиза, тон её был каким-то чересчур напряженным и серьезным. – Да, придется. Разговор, конечно, предстоит не из легких, но куда деваться? – И что ты ему скажешь? – Придумаю что-нибудь, постараюсь убедить, что никакого сообщника у Вейса не было, и он со всеми делами справился сам. Я не могу допустить, чтобы Бенкендорф узнал о Владимире раньше, чем я разберусь в этой истории. Лиза едва заметно нахмурилась: – И ты об этом так спокойно говоришь? Бенкендорф не любит, когда его обманывают и никому не прощает ложь. – Ну, а что мне остается делать? – пожал плечами Миша - разговор неуклонно катился к своей самой болезненной точке. Княгиня помолчала немного, разглядывая кружевную оборку простыни, затем спросила негромко: – А потом? Снова отправишься искать своего лучшего друга и вернешься домой после полуночи? Репнин вздохнул, - похоже, он не ошибся и всё начинается сначала. Михаил подошел к кровати, сел рядом с женой: – Лизонька, ну ты же сама всё понимаешь, - как можно мягче произнес он. Лиза не ответила и по-прежнему сидела, прикрывшись шелковым одеялом и отрешенно глядя перед собой. – Пообещай мне, - наконец вымолвила она, теребя пальцами пуговицу на его мундире, - Пообещай, что когда всё это закончится, мы уедем отсюда. Уедем далеко и надолго: только ты, я и Алёша. – Куда уедем? – непонимающе посмотрел Репнин на такую непривычно поникшую и притихшую жену. – Я не знаю, куда угодно – на воды, за границу, к твоим родителям. Только подальше отсюда… Я так устала, Миша, - она подняла на него глаза, - Мне надоело, что нам всё время кто-то мешает или постоянно что-то происходит, надоело видеть своего мужа всего несколько часов в сутки, ждать и бояться чего-то плохого. Я хочу отдохнуть от такой жизни. Обещай мне, пожалуйста. – Конечно, обещаю, родная. Если хочешь, поедем во Францию, в Ниццу, ты же мечтала увидеть море. Только потерпи немного, ладно? – Миша нагнулся к ней с намерением поцеловать, но Лиза, будто случайно отвернулась от него, потянувшись за пеньюаром и, казалось, даже не заметила его неловкого движения. – Я пойду к Алёше, - безразличным тоном произнесла княгиня, завязывая пояс и выбираясь из постели, - Позавтракаешь один. Репнин грустно посмотрел ей вслед – в последнее время такие перепады в настроении жены случались довольно часто: ещё вчера она могла быть веселой и беззаботной, а сегодня, ни с того ни с сего на нее нападала необъяснимая хандра и уныние. Возможно, так действовало материнство, ведь Лиза, несмотря на помощь Глаши, целиком сама занималась сыном и должна была сильно уставать, а, может, и он виноват – слишком мало уделял ей внимания в последнее время, увлекшись государственными делами и исчезновением Владимира. Его жена привыкла быть в центре событий, неудивительно, что теперь ей не хватает тех дней, когда они принадлежали только друг другу так, будто находились одни в целом свете. Миша на ходу привел себя в порядок, выпил поданную горничной чашку кофе и собрался уезжать, но всё же заглянул в детскую - Лиза кормила сына, сидя спиной к двери. – До вечера, - негромко попрощался Михаил. Княгиня обернулась, кивнула головой, в какой-то момент ему захотелось подойти, обнять жену, но он передумал – сейчас не самое время. Лизе нужно побыть одной, когда она в таком состоянии лишний раз о себе напоминать не стоит. Приехав во дворец, Миша первым делом испросил аудиенции у Бенкендорфа. Ему ответили, что нужно подождать с четверть часа и, воспользовавшись отведенным временем, Репнин заглянул в кабинет к наследнику. Александр сидел за своим рабочим столом и с увлечением читал какой-то напечатанный на гербовой бумаге документ, словно перед ним лежал захватывающий французский роман. – Ваше высочество! – позвал его Михаил, - Вы ли это? Цесаревич тут же поднял глаза и улыбнулся: – Черт побери, Репнин, - рассмеялся он, вставая князю навстречу, - Не прошло и полгода как вы почтили меня своим присутствием!.. Здравствуйте, дорогой друг, здравствуйте. Наследник радушно протянул ему руку: – А я, Миша, скучаю. Так скучаю, что от нечего делать решил прочитать последний проект об ужесточении цензуры, разрабатываемый нынче в министерстве. Моему батюшке вновь кругом мерещится крамола, оттого он и другим не дает жить спокойно. Вот я теперь изучаю сей занимательный документ, ищу к чему можно придраться, чтобы убедить государя в его полной абсурдности и несостоятельности. Ну а как ваше расследование? – Более или менее, - уклончиво ответил Михаил, - Мне сейчас как раз по этому поводу предстоит беседа с господином Бенкендорфом. Я зашел только поздороваться. – Потом обязательно расскажете, - потребовал Александр, - Мне очень любопытно знать, что за тайные дела у вас с Бенкендорфом. А вы что-то невеселы - заметил цесаревич, внимательно вглядываясь в лицо своего адъютанта, - Неужели с женой поругались? Мишель слегка усмехнулся: – Как вы догадались, ваше высочество? – А у вас, Миш, на лбу всё написано. Что, так серьезно? – Ничего особенного, - покачал головой князь, - Просто небольшая размолвка. Лизавета Петровна полагает, что я уделяю ей слишком мало времени. – Зная ваше рвение в том, что касается государственных дел, не вижу ничего странного. Впрочем, нельзя забывать и то, что, сколько не уделяй женщине времени, ей всё равно будет казаться мало. Но вот лично вам, князь, давно пора в отпуск. Когда закончите свои дела с Александром Христофоровичем, напомните мне, чтобы я похлопотал за вас. Отдохнете немного, побудете с женой, сыном. Разве вам самому не хочется? – Конечно, хочется, - вздохнул Михаил, - Только боюсь, что ждать отпуска придется очень долго. Вряд ли его сиятельство освободит меня от заданий в ближайшее время. – Кстати, Миша, - вспомнил о чем-то наследник, - Я хотел вас спросить о Владимире. Некоторое время назад в опере я встретил Анну, она была очень подавлена. Говорила, что вы надеетесь узнать о нем что-нибудь в Польше. – Да, так и есть, - медленно отозвался Репнин, - Владимир ездил в Варшаву незадолго до своего исчезновения. Я думал найти его след там. – И что? – нетерпеливо спросил Александр, - Получилось что-нибудь разведать? – Ваше высочество, я бы не хотел делать выводы раньше времени, потому что то, что я узнал мне не понравилось. Я прошу вас, не задавайте мне пока никаких вопросов, боюсь, что сейчас я не готов на них отвечать. – Миша, я обижусь, - нахмурился цесаревич, - Между прочим, у меня от вас нет никаких секретов, а вы напустили тумана, заинтриговали и хотите сбежать? Может, вы забыли, но Владимир мне тоже друг и я за него волнуюсь. – Если бы это была только моя тайна, - пожал плечами князь, - Я обещаю, что все расскажу вам, но не сейчас. – Боитесь сглазить? – сощурился Александр. – Будем считать, что так. – Ладно, я смирю свое любопытство на время. Но не думайте, что вам удастся улизнуть от ответа. Ну хотя бы скажите, Владимир попал в какую-то неприятную историю? – Пока не знаю, но и исключать такую возможность не могу. – Честно говоря, этого я боялся больше всего, - серьезным тоном проговорил наследник, - Миша, я прошу вас, как только вы узнаете что-то определенное, не таите от меня. Я смогу помочь и всегда приму сторону Владимира. Михаил непроизвольно усмехнулся: – Не слишком ли громкое заявление, ваше высочество? Иногда обстоятельства складываются таким образом, что мы не можем с уверенностью сказать, на чью сторону встанем. Тем более если речь идет о наследнике престола. Александр резко выпрямился: – Миша, вы начинаете меня пугать. – Дайте срок, ваше высочество и я вам все расскажу. Но не сейчас. А теперь простите, меня ждет господин Бенкендорф, - Миша почтительно кивнул головой и покинул кабинет, а цесаревич еще некоторое время напряженно глядел ему вслед. Начальник тайной полиции развернулся в кресле и величественным жестом пригласил Репнина подойти. Золотистые эполеты голубого мундира Бенкендорфа искрились в лучах солнца, в уголках губ затаилась довольная улыбка, выражавшая спокойную уверенность и торжественность, серые глаза пронизывали насквозь, так, что казалось, их обладателю доступны самые сокровенные мысли собеседника. Михаил коротко поклонился и замер под пристальным взглядом графа, готовясь к непростому испытанию, которое ему предстояло пройти. – Ну что князь, - начал Александр Христофорович, - Как Польша? Всё бунтует и надеется на независимость? Не дожидаясь ответа от смутившегося странным вопросом Репнина, Бенкендорф указал ему рукой на соседнее кресло: – Чем порадуете? Узнали что-нибудь интересное? – Ваше сиятельство, - выдохнул Михаил, стараясь не смотреть ему в глаза, - В соответствии с вашим распоряжением я съездил в Рудовку на тот самый постоялый двор, где останавливался Вейс. У меня есть достоверные сведенья, что он и хозяин гостиницы – давние друзья, и что Вейс пользуется его покровительством. Одна из горничных, работающих в трактире, это подтвердила. Она же уверила меня в том, что в вечер ареста Вейс был один, - Мишель сделал акцент на последнем слове, - Я считаю, что спрятать бумаги Вейсу помог трактирщик. – Вот как? – Бенкендорф изогнул бровь в задумчивом удивлении, - Значит, хозяин этого клопиного рая тоже в сговоре. Нечто подобное я предвидел, а ваши слова развеяли мои сомнения. Спасибо, князь, мы обязательно примем меры, если то, что вы говорите правда, то ему недолго осталось держать свою гостиницу. Но, вернемся к сообщнику, вы утверждаете, что Вейс всё время своего пребывания в трактире провел в одиночку? – Я не вижу оснований предполагать обратное. – А как же таинственный незнакомец, с которым он разговаривал вечером до приезда полиции? Странно, что ваша горничная его не заметила. – Возможно, встреча была краткой и не имела значения для обсуждаемого нами дела. Ваше сиятельство, - горячо заговорил Михаил, - У меня есть своя версия произошедшего, которую я надеюсь, вы не оставите без внимания. Мне кажется, что Вейс приехал на постоялый двор, везя с собой документы, но о преследовании не догадывался, поэтому когда его застали врасплох отдал бумаги тому, кого хорошо знал и в ком был уверен – своему приятелю-трактирщику, который давно уже его покрывал. А когда полиция уехала, забрал их обратно и сам перевез через границу. На заставе Вейса никто не опознал, значит, он прошел по подложному паспорту, но если ему нечего было прятать, зачем нужны были такие сложности? Его только что отпустила полиция, гораздо логичнее было бы пройти по собственным документам, чтобы подтвердить свою чистоту перед законом, а он вновь заставляет подозревать себя в преступлении. Без особых распоряжений на границе обыскивают, вы знаете это не хуже меня, поэтому пройдя по подложным бумагам, он беспрепятственно мог провести архив сам. Бенкендорф откинулся в кресле и с любопытством посмотрел на Репнина: – Стройная версия, князь, - неторопливо произнес он, вертя в руках оточенное гусиное перо, - Только кое-что не складывается. Не забывайте, мы провели тщательный досмотр трактира и гостиницы, но заветных документов не нашли. Вряд ли за столь короткий срок трактирщик успел спрятать их так надежно. И сейчас мы по-прежнему ходим по кругу – ждем, когда же Вейс соизволит ими воспользоваться, но безрезультатно. Возможно, он специально водит нас за нос, чувствуя слежку, а может что-то еще.…Только я пока никак не могу понять что. А вам как кажется, Михаил Александрович, - вопросительно кивнул ему граф, - где могут быть бумаги? Миша пожал плечами: – Ваши люди на некоторое время теряли след заговорщика, как раз когда он возвращался из Польши. Вероятно, Вейс это понял и успел спрятать архив в каком-нибудь надежном тайнике. Я полагаю, нужно ждать, ведь рано или поздно, он в любом случае ему понадобится. Бенкендорф не ответил, продолжая в раздумьях теребить пестрые ворсинки пера, потом отложил его в сторону и поднял на Репнина свой пронзительный орлиный взгляд. – А вы точно мне всё поведали, князь? Ничего не упустили? – спросил он тихим вкрадчивым голосом. – Никак нет, ваше сиятельство, - коротко по-военному ответил Михаил, надеясь не проиграть в этой дуэли взглядов, - Я рассказал, всё что знал. – Хорошо, - удовлетворился Александр Христофорович расслабившись и позволяя знакомой лисьей улыбке вновь заиграть на аристократически сомкнутых губах, - Вы можете идти. Когда возникнет необходимость, я вас позову. Мишель облегченно вздохнул про себя и, поднявшись с места, направился к выходу. – Удачного дня, Репнин, - крикнул ему Бенкендорф вдогонку.
Falchi: Крохотные снежинки тихо падали на землю, покрывая её тонким пушистым ковром. Не шелохнувшись стояли запорошенные деревья, сгибаясь под тяжестью навалившего за последние несколько ночей снега. Воздух был морозный и свежий и будто звенел в тишине неторопливо наступавшего зимнего вечера. Анна сошла с обледеневшего от зимней стужи крыльца, потеплее запахнула шаль и ступила в опускавшиеся на двор сумерки. Узкой тропинкой побрела к воротам особняка, остановилась у калитки, безразлично разглядывая пустынную улицу, потом медленно провела пальцами по прутьям решетки, счищая с них белую пелену. Через несколько минут образовавшиеся проемы вновь заполнялись без перерыва сыплющим снегом, но Анна этого не замечала. Нужно было хоть чем-то занять себя длинным тоскливым вечером, когда одиночество становится особенно мучительным и невыносимым. Вдруг баронесса почувствовала, как о полу пальто ударилось что-то тугое и плотное. Она оглянулась – двое мальчишек, дети кого-то из крепостных играли в снежки прямо на дворе барского дома. Один из них случайно попал своим нехитрым снарядом в Анну, и тут же застыв в испуге от собственной дерзости, смотрел на нее огромными широко распахнутыми глазами: – Простите, барыня, - прощебетал он, отступая от нее на пару шагов, - Я нечаянно. – Ничего страшного, - улыбнулась баронесса, отряхнула одежду и повернулась к мальчишке. Крепкий, черноглазый, с розовыми от мороза щеками, беззаботный в своей детской непосредственности он тут же тронул её успевшее загрустить сердечко. – Что ж ты без варежек-то в снежки играешь? - обратилась она к нему, подойдя поближе, - Замерзнешь, смотри какой холод на улице. И, сняв свои перчатки, принялась бережно растирать ими уже порядком покрасневшие пальцы мальчугана. Обомлев от столь неожиданного к себе внимания, тот не сопротивлялся, послушно подставив барыне свои окоченевшие руки. – Как тебя зовут? – ласково спросила его баронесса. – Ваней, - тихонько отозвался мальчик. – Ванечка, - с трепетом повторила Анна, - Красивое имя. Где ж твои рукавицы, Ваня? – Потерял давеча, когда в сарай лазил, - ответил он и, видимо, проникшись доверием к доброй барыне, со вздохом поделился, - Мамка узнает – убьет… – Возьми пока мои, а потом мы тебе другие найдем, - предложила Анна и дотронулась до лица мальчишки, - Ой, а щеки-то какие холодные. Так же и заболеть недолго! Давай-ка ты зови своего приятеля и бегите к Варваре на кухню. Она сегодня чудесные пирожки напекла. И пусть вас чаем с вареньем напоит. Ваня переглянулся с товарищем, который все это время с любопытством наблюдал за ними со стороны, потом вновь перевел взор на хозяйку. – Идите, идите, - ободрила мальчишек баронесса, заметив их смущение, - Скажете, что барыня накормить вас велела. А то совсем носы себе отморозите. Наконец, довольные мальчуганы наперегонки кинулись в дом, а Анна с улыбкой проводила их взглядом. Какие же они все-таки чудесные, настоящий Божий дар для своих родителей, о котором необходимо заботиться, который хочется любить и оберегать. Баронесса обвела глазами опустевший двор – неожиданно на неё нахлынула новая волна тоски. Еще совсем недавно они с Владимиром мечтали, как их собственные дети будут точно так же резвиться, играть здесь в снежки и радовать их своим звонким смехом. «Я хочу видеть нас женатыми, счастливыми и с кучей маленьких детишек» - говорил ей барон в незабвенный день помолвки, и она безоговорочно ему верила, была убеждена, что непременно так и случится. Но за полтора года совместной жизни она не смогла забеременеть, а теперь… теперь её мечты стать матерью разбивались о жестокие превратности судьбы, в которой раз решившей сыграть с ней злую шутку. За воротами на улице хрустнул снег, из загустевших сумерек появилась фигура всадника, остановившегося напротив калитки. Анна настороженно всмотрелась в силуэт нежданного гостя, который, однако же, показался ей знакомым. Через несколько секунд всадник спрыгнул с лошади и подошел вплотную к решетке, дернул разок на себя, проверяя заперта ли дверь. – Миша! - воскликнула баронесса, сразу разглядев в неизвестном мужчине князя Репнина, - Господи, Миша, если бы вы знали, как я вас ждала, - Анна подбежала к калитке и быстро впустила его во двор. – Добрый вечер, - баронесса заметила, каким напряженным и суровым было лицо Мишеля, - Я вернулся из Польши всего сутки назад. Простите, раньше приехать не успел. У вас все хорошо? – осведомился он, тут же осознавая нелепость заданного вопроса. – У меня все без изменений, - потупила взгляд Анна, - Пойдемте же скорее в дом, ведь вам наверняка есть, что мне сказать. – Прежде всего, вот, держите, - произнес Михаил, доставая из кармана паспорт Корфа, когда они расположились у камина в гостиной, - Узнаете этот документ? Анна взяла в руки листки тонкой гербовой бумаги, пробежала по ним глазами и с удивлением посмотрела на Репнина: – Но как же… - пробормотала она, - Паспорт Владимира? Как он у вас оказался? О Боже… - вдруг всхлипнула баронесса, прижимая пальцы к губам в ужасе от посетившей её страшной мысли. – Нет, нет, это не то, что вы подумали, - поспешил успокоить её Миша, - Владимир потерял паспорт во время своей поездки в Польшу три месяца назад. Я случайно нашел его на границе…. Анна, - собрался с силами Репнин, - Видит Бог, как мне не хочется пугать вас или расстраивать еще больше, но я думаю, точнее, я почти уверен в том, что Владимир имеет отношение к заговору, который поручил мне расследовать Бенкендорф. Пока Михаил осторожно и тщательно подбирая слова делился с баронессой тем, что узнал во время своей поездки в Польшу, Анна неподвижно сидела в кресле, сжав руками виски и рассеянно качала головой, словно совершенно не понимала происходящего. Ясные голубые глаза подернулись пеленой отчаянья. – Этого не может быть, - пробормотала баронесса, когда Михаил закончил свой рассказ, - Нет, это невозможно. – Я понимаю, что вам трудно поверить… - начал было Репнин, но Анна его прервала: – Вы меня не поняли, - голос её слегка дрожал от волнения, - Я кое-что вспомнила о Владимире. В самом деле, как она могла забыть один странный эпизод, произошедший незадолго до исчезновения мужа. В тот вечер Анна сидела в гостиной и пролистывала один из своих любимых романов, когда барон вернулся домой. Он вошел в комнату неслышным кошачьим шагом, не снимая пальто быстро пересек гостиную и приблизился к камину. Даже не взглянув на жену, с удивлением наблюдавшую за ним, Корф налил из стоящей на каминной полке бутылки бренди, осушил залпом стакан и устало прикрыв глаза оперся на стену. Измученный и опустошенный вид мужа испугал Анну не на шутку: «Владимир, - с тревогой в голосе позвала баронесса, подходя к нему, - Что с тобой? Тебе плохо?» Корф обернулся, кинул рассеянный взгляд на жену, так точно видел ее впервые в жизни, и слегка покачал головой: «Нет, не волнуйся, всё в порядке». «Да как же в порядке! – воскликнула Анна, - На тебя страшно смотреть. Что произошло?» Владимир не ответил, только продолжал блуждать лихорадочным взором вокруг себя, а потом вдруг произнес очень тихо: «Аня, обними меня, пожалуйста». Баронесса растерялась – никогда прежде она не видела его таким: раздавленным и беспомощным, словно потерявшийся на городской улице щенок. Не зная, как облегчить его боль, Анна обхватила мужа за шею, прислонила к своему плечу его прежде гордую буйную голову, беспрестанно гладила густые смоляные волосы: «Что с тобой такое, что? – спрашивала она, - Скажи мне, наконец, не мучайся». «Анечка, прошу тебя, - тяжело дыша произнес Владимир, - Что бы не случилось, что бы ты обо мне не узнала, верь мне, всегда верь». «Я верю, конечно, я тебе верю, но я не понимаю…» Корф не дал ей закончить, крепко стиснув в объятиях, так что на секунду Анне не хватило воздуха, прижался губами к волосам, покрывая их нетерпеливыми поцелуями: «Не говори ничего, - услышала она его горячий шепот, - Потом ты всё поймешь, просто будь со мной. Ты нужна мне сегодня, сейчас…» «Володя, подожди, так нельзя, - Анна попыталась вырваться из его рук, но страстные поцелуи и ласки сделали свои дело и она подчинилась, а утром всё уже было как прежде и ничто не напоминало о произошедшем накануне. Потом он уехал – неожиданно, быстро, не объяснив ни слова, и она тоже толком ни о чём не успела спросить. – Видите, Миша, он просил меня ему верить, - воскликнула баронесса, в двух словах поведав князю о том, каким необычным был в тот день Корф, - Он каким-то образом предвидел, что его несправедливо обвинят в том, чего он не совершал. Владимир не может быть преступником! – Я уверен, что его втянули в историю с заговором не по доброй воле и убежден, что он не пошел бы против императора, но ваш рассказ лишь окончательно подтверждает догадки относительно Вейса и Владимира. – Но эти люди… Бог знает, что они могли сделать с ним! – Анна, давайте не будем заранее думать о плохом. Я хорошо знаю Владимира, нам доводилось попадать в разные неприятности, и он никогда не давал себя в обиду. Меня гораздо больше волнует господин Бенкендорф. Сегодня я пытался убедить его в том, что у поляка не было никаких сообщников и, возможно, он мне поверил, но у нас всё равно слишком мало времени. Я просто обязан найти Корфа раньше чем Третье отделение что-нибудь пронюхает. – И как вы намерены поступить? – спросила Анна, глядя на него с такой искренней надеждой, что у Миши защемило в груди. – Я много раз ставил себя на место Владимира, пытаясь понять, что он хотел добиться своим исчезновением, отчего бежал и прятался. Если таким образом он старается вернуть свое доброе имя и вывести на чистую воду тех, кто его опорочил, то ему также, как и Бенкендорфу нужен тот самый поляк. Я знаю, что Вейс сейчас в Петербурге и подозреваю, что он обязательно наведается в известный нам с вами трактир. Слишком уж многое его связывает с этим кабаком. Думаю, это наш шанс. Анна помолчала немного, поправила сползшую с плеча шаль, потом произнесла с легкой неуверенностью в голосе: – А как же вы, Миша? Ведь вы служите Бенкендорфу, а если всё о чем мы с вами говорим на самом деле правда, то Владимир в его глазах окажется государственным преступником. И вы… вы тоже, раз покрываете его. Репнин покачал головой: – Но мы же оба знаем, что Владимир не виноват. – И, тем не менее, вы сильно рискуете. – Конечно, - усмехнулся Михаил краешком губ, - Но мне не привыкать. – Раньше вы были один, а теперь у вас семья, которая в вас нуждается. Что будет с Лизой, Алешенькой, если все пойдет не так, как вы задумали? – баронесса опустила взгляд, - Я очень благодарна вам за вашу помощь и поддержку, но вы не обязаны жертвовать своими близкими ради нас с Владимиром. Мишель покачал головой – бедная Анна, она готова отказаться от надежды найти любимого, чтобы не разрушать их с Лизой семейного счастья и спокойствия. Как и любая женщина, для которой ценность домашнего очага стоит превыше всего. Что уж говорить тогда о тревогах и волнениях Лизы, с которой они в последнее время всё чаще ссорятся из-за его поисков барона. – Анна, послушайте меня, - мягко произнес Михаил, - Много лет назад, в кадетском корпусе, когда мы еще были детьми, мы подружились с Владимиром из-за его очередной глупой выходки, с самого начала обреченной на провал. Я до сих пор не знаю, почему захотел ему тогда помочь, понимая, что ничего путного из этого не выйдет, но я принял такое решение, не отступился и стоял с ним до конца. Тогда нас обоих сурово наказали, однако я не пожалел о том, что пострадал из-за него, наоборот я был очень счастлив разделить все горечи и невзгоды со своим товарищем. И с тех пор я понял – Владимира бесполезно отговаривать от безумного шага, приводить какие-то доводы и убеждать, он все равно не послушает и сделает по-своему. Единственный способ помочь ему – быть с ним рядом, по одну сторону, даже если его затея опасна и безрассудна. Так было всегда и всегда будет. Я свой выбор уже давно сделал. Баронесса смущенно улыбнулась: – Владимир мне рассказывал ту историю – кажется, вы подделали оценки в его ведомости. – Да, именно, - кивнул головой Репнин, - Это была величайшая глупость, нас сразу же раскрыли. – Вы чудесный друг, Миша, - она протянула ему руку, - Спасибо за всё, что вы делаете. – Держитесь, Анна, - князь легонько коснулся губами её тонких пальцев, - Я уверен, мы найдем Владимира, и у вас снова все будет хорошо. Вы оба уже достаточно настрадались и заслуживаете счастья, Бог не может так жестоко с вами поступить.
Falchi: Князь толкнул дверь трактира, огляделся вокруг себя – здесь было все как прежде: убогая деревянная мебель, огарки свечей, вставленные в черепки горшков вместо подсвечников и все те же горемычные пьяницы, пришедшие сюда пропивать от скуки свои последние гроши. Миша быстрым шагом подошел к деревянной стойке и окликнул хозяина заведенья, возившегося в противоположном от него углу. Тот обернулся и, мгновенно узнав Репнина, приветливо улыбнулся знакомой заискивающей улыбке. – Доброго вам вечера, барин, - трактирщик приблизился к нему, вытирая о подол запачканные чем-то руки, - А я ведь, верите, вспоминал о вас намедни. – Что это вдруг? – поинтересовался Михаил, - Деньги кончились? Кабатчик довольно ухмыльнулся: – Дело у меня к вам, срочное. Узнал я кое-что наверняка вам полезное. – Ну, точно деньги кончились, - удовлетворенно проговорил князь, - Что, голубчик, понравилось языком чесать, да рубли на том зарабатывать? – Обижаете сударь, я ведь вам помочь хотел. – Ладно, выкладывай, что у тебя за дело. О плате не волнуйся, если сведенья и впрямь ценные в долгу не останусь. – Знаю, знаю, - заюлил трактирщик, - Только, может, все же по-деловому сойдемся – хоть копеечку вперед? Вместо ответа Михаил окатил его ледяным взглядом, определенно дающим понять, что торговаться с ним он не намерен, и хозяин заведенья тут же сдался. – Так уж и быть, слушайте, - трактирщик наклонился к Репнину, заговорщицки озираясь по сторонам, - Поляк тот, ну про которого вы меня спрашивали пару недель назад, сюда наведывался. Вот только вчера, ближе к полуночи заходил. Да не один, с другом со своим. Михаил глубоко вздохнул – похоже, ставка на трактир была не напрасной. – Каким еще другом? – спросил он, стараясь насколько возможно сохранять спокойствие. – Есть у него приятель, тоже поляк. Заглядывал он раньше, но не так часто, а давеча вместе были. «Мещерский, - мелькнуло у Репнина в голове, - Стало быть, вся компания здесь. Что ж вы так плохо бдите, Александр Христофорович. Кажется, у вас под носом затевается что-то очень интересное». – И что же? –Да как обычно, посидели, поговорили. Про что толковали, уж простите, не слышал. Были недолго с полчаса, не пили почти. Думается мне, сударь, не за беленькой они сюда приходили. Странные господа, одним словом. – Больше ничего необычного не заметил? – Вроде бы нет. – призадумался трактирщик, но потом вдруг резко изменился в лице и указывая глазами на дверь за спиной Михаила, прошипел, - Так вот же он, поляк этот… Сюда идет. Репнин ощутил, как дрожь стремительно пробежала по позвоночнику, и ему едва хватило сил не обернуться вслед за взглядом трактирщика. Быстро приложив палец к губам, он произнес еле слышно: – Поговори с ним. Веди себя как всегда. Услышав позади себя шаги, Михаил слегка отодвинулся в сторону и облокотился на стол, подперев подбородок рукой. Затем осторожно повернул голову и краем глаза посмотрел на подошедшего к ним поляка. Вейсу на вид казалось не больше двадцати пяти лет. Он был высокий, худой и очень бледный: короткие темные волосы, зачесанные назад, тонкие губы и холодные серые глаза, от даже мимолетного взгляда которых почему-то становилось не по себе. «Все сходится, - подумал Михаил, - С такими данными ему ничто не мешало пройти по паспорту Корфа». – У меня к тебе просьба, приятель, - обратился поляк к трактирщику. Голос Вейса под стать облику вызывал необъяснимое отторжение, - Ко мне сейчас должен подъехать мой товарищ, мы с ним встретиться договорились. Да не могу я его ждать, дело есть срочное. Как он придет, обо мне спросит, скажи пусть едет, куда договорились без меня. Я потом сам его найду. Понял? – Сделаю все как велено, барин, - поклонился кабатчик. – Водки мне налей, - коротко приказал Вейс, швырнув на стол монету, - И побыстрее. Репнин продолжал не шевелясь сидеть на своем месте и следить за ним боковым зрением, стараясь ничем себя не обнаружить. Получив требуемую стопку, поляк опрокинул её одним махом, поставил на стол и направился к выходу. Миша осторожно проводил его взглядом: на принятие решения у него оставалось не больше пары минут. Сейчас или никогда… Князь вскочил со стула, не глядя вынул из кармана несколько ассигнаций и, оставив их на стойке перед изумленным трактирщиком, опрометью бросился вслед за Вейсом. «Только бы не упустить, только бы не упустить», - повторял про себя Репнин, выходя на улицу. Непроглядная ночная темень еще больше осложняла задачу. Миша видел, как поляк спустился с крыльца и твердым уверенным шагом направился по разбитому тротуару. Снегу намело немерено, он противно налипал на сапоги, не позволяя идти быстрее. Князь перешел на другую сторону улицы и, не отпуская из виду высокую худощавую фигуру Вейса, двинулся вслед за ним, пытаясь ступать как можно мягче – в безлюдной ночной тиши хрустящий под ногами снег мог легко его выдать. Поляк шел очень спокойно и быстро, не разу не оглянувшись, словно проходил обыкновенный повседневный маршрут. У развязки он свернул с главной дороги в узкий переулок, ведущий в квартал, застроенный простыми деревянными бараками, служившими жильем для фабричных работников, прошел еще с несколько метров, как вдруг неожиданно остановился и, резко обернувшись, встретился своим колючим взглядом с Михаилом. Репнин инстинктивно отскочил в сторону и, ругая себя за нерасторопность, ухватился рукой за стену дома, в надежде спрятаться в её тени. Но было поздно – Вейс его уже заметил и, не мешкая не секунды, опрометью кинулся в ближайшую подворотню. Теряя самообладание, Миша выбежал из своего укрытия и бросился вслед, сжимая рукоять в одно мгновение выхваченного пистолета. Однако за углом, куда скрылся поляк, никого не было – улица оказалась совершенно пуста, только холодный ветер крутил поземку из сплетенных друг с другом снежинок. Михаил отчаянно огляделся по сторонам, все еще питая хоть самую слабую надежду на чудо, но Вейса уже и след простыл, как будто его и не было здесь вовсе всего лишь каких-то пару минут назад. Князь злобно сплюнул и убрал пистолет – сам виноват, стоило расслабиться на короткое время, как Вейс тут же почуял неладное. Интересно, сумел ли поляк разглядеть его лицо, или ночная темнота не позволила ему это сделать? В любом случае, он себя только что очень глупо выдал, чего нельзя было допускать ни при каких обстоятельствах. Вейс и так слишком осторожен, теперь же, можно было не сомневаться, что его бдительность увеличится в разы. Репнин еще раз на всякий случай окинул улицу разочарованным взглядом и медленно направился обратно в сторону трактира. Торопиться сейчас уже было все равно некуда. Миша свернул из переулка и собрался вновь перейти дорогу, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Это было очень странное ощущение – словно кто-то пристально рассматривал его, на миг ему даже показалось, что он слышит позади себя прерывистое дыханье. Готовый поклясться, что во всем квартале он только что был совсем один, князь точно так же как Вейс резко повернул голову. Но заснеженный переулок ответил ему мрачным, пустынным молчаньем. Репнин тяжело выдохнул, рука вновь потянулась к пистолету. Несколько секунд он простоял не шевелясь, жадно вслушиваясь в холодную тишину – ни звука, ни шороха, даже свистящий неугомонный прежде ветер совсем смолк. «Так и с ума сойти недолго», - подумал про себя Михаил, запахивая пальто. А вокруг по-прежнему было мертвенно тихо.
Ифиль: Falchi, твой фик рискует стать самым большим фиком БН.
Алекса: Falchi пишет: «И ты думаешь, спалив его в огне, ты сожжешь вместе с ним все мучающие тебя воспоминания? Справишься со всем, что тебя гложет?». Нельзя просто так перечеркнуть и забыть, что было до свадьбы между Анной и Владимиром. Они никогда не простят друг другу то, что пережили. Будут думать, уговаривать себя, что все в прошлом, но оба слишком больны этим, чтобы растворить такое прошлое в любви. Не верю им обоим. Спасибо, Falchi . Ты очень достоверно передала то, что я себе рисовала в воображении.
Царапка: Почему не простят? Ничего свехнепростительного и не было, и всё к моменту свадьбы простили.
Алекса: Унижение забыть невозможно. Всегда есть опасность, что всё повториться снова. Такие вещи отравляют жизнь. Это я вижу в фике. Очень достоверно написано.
полная версия страницы