Форум » Альманах » Гондорский цикл » Ответить

Гондорский цикл

Falchi: Рассказы по мотивам трилогии П.Джексона "Властелин колец" . Матчасть от профессора Толкина, с большой любовью и уважению к прекрасному автору мира Средиземья

Ответов - 102, стр: 1 2 3 4 5 6 All

Falchi: Часть 1 В этом году февраль в Итилиэне выдался на редкость холодным. Небо заволокло серыми тучами, целыми днями висевшими над землёй и почти не пропускавшими солнечные лучи, которые ближе к полудню всё же иногда осмеливались пробиваться сквозь густую неприветливую пелену. Воздух насквозь пропитался влагой, как если бы целый день шли дожди, на раскинувшихся вдоль полноводного Андуина холмах Эмин Арнен на самых высоких их участках белели рассыпанные снежные шапки. Фарамир надел на начинающие мёрзнуть на ветру руки перчатки, поплотнее запахнул шерстяной дублет и, неторопливо пройдясь по крытой галерее, поднялся на небольшую смотровую площадку, вделанную между бойницами прямо на крепостной стене. Взору его открылось широкое плато, переходящее в равнину у подножья холмов, где постепенно строился и медленно как распускающийся цветок обретал жизнь новый город. Сын последнего действующего наместника Дэнетора Второго носил титул князя Итилиэна почти десять месяцев и всё это время день ото дня поднимал из руин некогда самый богатый и величественный удел Гондора. Орки и харадрим, пытавшиеся укрыться в северных лесах после поражения в битве у Чёрных Врат Мордора, были полностью уничтожены, и последние несколько месяцев разведчики князя не обнаруживали никаких следов их пребывания на землях провинции. Сожжённые слугами Саурона поселения восстанавливались, и в них возвращались вынужденные прежде спасаться бегством люди, чтобы начать новую жизнь: возводить свои дома, возделывать поля и разбивать фруктовые сады. Главным же детищем князя Итилиэна был город Эмин Арнен, который основали в то же время, что и одноименную крепость, ставшую резиденцией князя и его жены принцессы Рохана Эовин. Западная часть нового города почти полностью отстроилась, и началось её постепенное заселение: открылись лавки и рынки, заработали таверны, ремесленные мастерские и лекарни. Всякий раз, посещая лично или наблюдая с высоты своего замка разрастающийся и расцветающий Эмин Арнен, сын Дэнетора испытывал ни с чем несравнимую радость созидания. Наконец, после изнурительной и казавшейся вечной войны его любимые земли возрождались из пепла. От созерцания своего творения Фарамира отвлёк оглушительный звон стали о сталь, доносившейся со внутреннего двора. По всей видимости, несмотря на холодную погоду и пронизывающий насквозь ветер, Берегонд, как и обычно, заставлял своих подопечных упражняться в ближнем бою на мечах. Перейдя вслед за своим господином на службу в Итилиэн, старый гвардеец занимался отбором и обучением новобранцев. Гондорец спустился по каменной лестнице к месту, откуда раздавался звук боя, остановился на последних ступенях и, облокотившись на перила, некоторое время следил за тем, как молодые воины упражняются в отработке высокой стойки. Берегонд справедливо считал этот приём самым действенным для нанесения мощных нисходящих ударов, позволяющих быстро уничтожить противника. Внимание Фарамира привлёк высокий сероглазый и темноволосый юноша. Князь сразу отметил его проворность и способность как быстро избегать атаки соперника, так и столь же стремительно переходить в наступление, успешно используя даже долю секунды его замешательства. Понаблюдав за молодым воином ещё несколько минут и убедившись, что первое впечатление его не обмануло, Фарамир подозвал к себе как раз заметившего его Берегонда. — Кто этот одарённый юноша? — гондорец указал взглядом на заинтересовавшего его воина. — Его имя Налмир, господин, он служит в гвардии Итилиэна третий месяц и уже делает большие успехи. Его гибкости и скорости может позавидовать даже кошка королевы Бирутиэль. Думаю, если он будет продолжать в том же духе, из него выйдет толк. Сын Дэнетора согласно кивнул головой, спустился с лестницы, сделал несколько шагов в сторону упражняющихся солдат. — Налмир! — крикнул гондорец, привлекая к себе внимание, — Подойди сюда. Юноша обернулся на зов, встретился взором с Фарамиром, который сразу отметил про себя, что взгляд молодого воина пронзительный и столь же острый, как и его меч. Оставив поединок, Налмир немедленно приблизился к князю. — Господин, — почтительно поклонился новобранец. — Откуда ты, друг мой? — приветственно улыбнулся ему гондорец. — Я родом из Бельфаласа, господин. — Ты хочешь стать великим воином, Налмир? — Мой отец погиб, когда участвовал в битве при Моранноне, — юноша невозмутимо смотрел Фарамиру прямо в глаза, ни разу не опуская своих собственных и не отводя их в сторону, — Я хочу продолжить его дело. Гондорец кинул взор на руку молодого воина, по-прежнему сжимающую меч, затем снова взглянул ему в лицо: — Ты хорошо держишь удар и проводишь точную атаку. Не останавливайся на достигнутом и тогда в будущем ты, возможно, станешь большим мастером ближнего боя. — Благодарю вас, господин, — ответил Налмир, нимало не смущаясь такой лестной похвалы, — Стоит сказать спасибо Берегонду. Он многому научил меня. Уверенность, с которой держался юноша заинтересовала Фарамира ещё больше. Он помолчал с минуту, а затем спросил негромко: — Не желаешь ли сразиться со мной? — Это была бы большая честь для меня, господин, — молодой воин с готовностью принял предложение князя, и оно, казалось, ни капли не удивило его. Берегонд сделал знак подать кольчугу и меч для своего военачальника, и поединок начался. Налмир в самом деле оказался очень ловким противником, хорошо владеющим маневрами перемещения как по одной линии, так и по кругу. Его движения были быстрыми, но не суетливыми, и пару раз ему даже удалось заставить Фарамира отступить назад и поменять шаг. Гондорец начал с самых простых вертикальных атак, чтобы проверить навыки юноши на себе, однако тот отразил их весьма хладнокровно и молниеносно. Тогда Фарамир сразу перешёл к ударам по диагонали, но, к его удивлению, молодой воин не поддался на эту уловку и не ошибся в защите. Князь должен был признать, что ему нравится, как Налмир держит руку и умело избегает перекрещивание запястий во время нанесения, и он позволил ему на недолгое время перехватить инициативу, чтобы дать возможность в полной мере проявить свои способности. В эти короткие мгновения, вероятно, увлёкшись пылом боя или по неосторожности, юноша зацепил мечом правое плечо гондорца, вынудив того резко отвести его назад. Броня также смягчила удар, пришедшийся на старую рану, полученную под Осгилиатом, но князь всё равно почувствовал острую боль, от которой он слегка вздрогнул. Решив, что на сегодня уже достаточно, Фарамир согнул руку в локте, быстро выбросив её снизу-вверх, чем заставил соперника на секунду потерять равновесие. Следующим столь же стремительным выпадом он в мгновение ока выбил из рук юноши меч. — Очень хорошо, Налмир, — совершенно искренне похвалил его гондорец, — Этому приёму Берегонд тебя тоже научит. — Ваше плечо, господин, — молодой воин пристально посмотрел сыну Дэнетора в глаза, — Я сильно задел его, простите. Фарамир с досадой выругался про себя. Он почему-то был уверен, что юноша не заметит, какое неудобство доставил ему на самом деле его случайный удар. В последнее время плечо все чаще давало о себе знать, особенно в такую сырую погоду. Это обстоятельство несказанно раздражало Фарамира и заставляло чувствовать себя уязвимее чем обычно. Однако он никак не выдал своего недовольства: — Ничего страшного, — спокойно ответил гондорец, снимая кольчугу, — Небольшое напоминание об Осгилиате. Продолжай свои занятия. Слегка кивнув Берегонду, он развернулся и, не оглядываясь покинул внутренний двор. Фарамир поднялся наверх в их с Эовин супружеские покои. Просторные комнаты, выходящие окнами на солнечную сторону, соединялись с небольшим зимним садом, разбитым по приказу его жены. Княгиня сама высаживала и поливала привезённые с разных уголков Средиземья диковинные цветы и растения, и благодаря её стараниям сад оставался зелёным и благоухал тонкими дивными ароматами даже в середине февраля. Вот и сейчас, проходя мимо, гондорец увидел Эовин, сидящую на коленях перед небольшой глиняной вазой. Полы её длинного платья устилали белый камень, которым был вымощен сад, а сама она низко склонилась над каким-то тонким ростком, выбивающимся из земли. По всей видимости внимание княгини было полностью поглощено её новым цветком, так, что она даже не заметила, как муж подошёл к ней и остановился за спиной. — Что ты делаешь, душа моя? — позвал любимую Фарамир. Его голос заставил роханку слегка вздрогнуть от неожиданности. Эовин обернулась, и гондорец увидел, каким воодушевлённым огнём горят её прекрасные светлые глаза. — Господин мой, — улыбнулась супругу княгиня, — Ты всё время так тихо подходишь. Когда же я научусь слышать твои шаги до того, как ты приблизишься? — Значит, из меня всё же вышел неплохой разведчик, — пошутил гондорец, присаживаясь рядом с ней на корточки, — Я не хотел тебя испугать. Расскажешь мне, что вызвало у тебя такой интерес? — Тсс, — роханка приложила палец к губам и заговорщицки указала на росток, — Смотри, сейчас он раскроется прямо на наших глазах. И в самом деле, тонкий зелёный стебелёк, точно живое существо, зашевелился в вазе, вытягиваясь всё выше и выше и выпуская один за другим узкие зелёные листья. Затем на его вершине появился крошечный тугой бутон. Прошло ещё пара минут и бутон начал медленно распускаться, явив на свет золотистый как весеннее солнце цветок, напоминающий по форме звезду. — Настоящее чудо, верно? — спросила Эовин, прочитав во взгляде мужа неподдельное изумление. — Как это возможно, госпожа моя? Ты полила его одним из своих волшебных зелий? — Нет, вовсе нет, — роханка повернулась к Фарамиру, сжала его руки в своих. Лицо жены светилось от счастья, и её радостное возбуждение мгновенно передалось и ему тоже. — Что же это тогда, если не волшебство? — Эланор, цветок эльфов, — пояснила княгиня, — Пока ты ездил по делам в Эмин Арнен, во дворце побывал принц Леголас. Ты его помнишь, один из девятерых хранителей? — Разумеется, я его помню. — К сожалению, принц торопился и не мог дождаться твоего возвращения, но он выразил тебе своё глубокое почтение и попросил дозволения лесным эльфам заселиться в северных уделах Итилиэна. Я с радостью дала ему такое разрешение от твоего имени, и Леголас преподнёс мне в дар цветок эланор как знак дружбы между его собратьями и людьми Эмин Арнен, — Эовин уже не могла сдерживать счастливый смех, — Ты понимаешь, что это значит? Эльфы вернутся в Итилиэн, Фарамир! — Это подлинное счастье, душа моя, — гондорец прижал любимую к себе, от сообщённого ею известия сердце его едва не выпрыгнуло из груди, — Я и мечтать не мог о подобном. Усилия по возрождению Итилиэна стали давать плоды. Тень Мордора навсегда исчезла с наших земель. Эовин кивнула, поудобнее устроилась в объятиях мужа, положила голову ему на плечо. Улыбка по-прежнему не сходила с её уст: — Леголас сказал, его подданые привезут с собой саженцы деревьев, которые произрастают в Лесном королевстве и засадят их вместо тех, что были сожжены орками. Пройдёт совсем немного времени, и Итилиэн вновь превратится в самый красивый край Гондора. Наши дети будут гулять по этим чудесным рощам и познакомятся с настоящими эльфами, о которых мы с тобой в своё время узнали лишь из древних легенд. — Да, Средиземье постепенно возрождается, — Фарамир едва коснулся губами волос на макушке жены и опять посмотрел на цветок, раскрывшийся ещё больше за время их разговора, — Мы живём на пороге новой эпохи, Эовин. — Пока длилась наша с ним беседа, меня не покидала мысль о том, как прекрасны эти создания, Фарамир, — в задумчивости проговорила роханка, — Они очень красивы, но не той земной красотой, которая есть у людей. Одним своим присутствием эльфы будто излучают необъяснимый по своей природе внутренний свет. — Так и есть, душа моя, — согласился с ней гондорец, — Эльфы — любимые дети Эру, он сотворил их совершенными, и несмотря на все беды и потрясения, которые довелось пережить Арде за время её бытия, они не поддались злу. В них нет ни гордыни, ни алчности, ни ненависти, ни каких-либо других пороков, которые навечно исказили мир людей. Потому мы и находим их столь удивительными и прекрасными. Большое счастье, что Леголас и его собратья оказали честь поселиться бок о бок с нами. Эовин позволила себе ещё несколько минут понежиться в объятиях супруга, сорвала с его губ пару тёплых, ласковых поцелуев. Затем вдруг резко выпрямилась, точно вспомнила о чём-то важном: — Я совсем забыла тебе сказать, — роханка вытащила из своего широкого рукава небольшой свиток, — Это письмо пришло из Минас-Тирит, пока ты был в городе. На нём печать короля Элессара. Фарамир принял от жены свёрнутый трубкой лист пергамента, сорвал сургуч с оттиском, сделанным собственной рукой правителя Гондора, пробежал глазами содержащиеся в письме строчки. Послание оказалось очень кратким — Элессар требовал немедленного присутствия своего наместника в столице. — Похоже мне снова придётся ненадолго тебя покинуть, — князь поцеловал Эовин в висок и, выпустив из своих объятий, поднялся на ноги, — Государь срочно вызывает меня к себе. Если отправлюсь тотчас же, быть может, мне повезет добраться до вечера. — Счастливого пути, господин мой, — встала вслед за ним роханка, — Надеюсь, дела не задержат тебя в столице слишком долго. Фарамир слегка кивнул жене головой и на прощание коснулся губами её лба. Когда он покинул зимний сад, Эовин вновь вернулась к своему наблюдению за эльфийским цветком. Княгиня едва дотронулась пальцем до лепестков эланора, как чудесное растение повернуло к ней свою золотистую головку, будто желая поприветствовать свою новую хозяйку. Роханка счастливо рассмеялась — сердце её вмиг наполнилось великой радостью. Итилиэн в самом деле возрождался. Несмотря на поздний час, в который князь прибыл в Минас-Тирит, правитель Гондора сразу же согласился с ним встретиться. Войдя в приёмную залу короля, Фарамир увидел его стоящим вполоборота к окну. Элессар был облачён в очень скромную, без единого знака отличия тёмную одежду, лицо его, как показалось, гондорцу выглядело задумчивым и будто бы уставшим. Они обменялись обычными приветствиями, после чего Фарамир вопросительно посмотрел в прозрачные светло-серые глаза Арагорна, ожидая услышать причину, по которой потребовалось его срочное присутствие. Король, сразу уловив его безмолвный вопрос, подошёл к столу, взял с него сложенный пополам лист бумаги и протянул своему наместнику: — Я хочу, чтобы ты это прочитал, друг мой, — негромко произнёс Элессар. Князь Итилиэна забрал из рук правителя письмо и развернул его. Едва увидев первые несколько слов, Фарамир почувствовал, как в груди его что-то оборвалась. Отказываясь верить написанному, гондорец вновь и вновь перечитывал будто горящие огнём строки, и с каждым разом, напряжение, сковывающее его тело лишь возрастало. «Государь! — гласило послание, — Ты, верно, думаешь, что достиг триумфа и каждый в Гондоре готов поднять кубок во славу короля. Но ты не ведаешь, что тот, кого ты называешь своим другом, предаст тебя. Сын Дэнетора не смирил гордыню. В день, когда ты пойдёшь войной на Харондор, у брода Пороса он обнажит меч против тебя». Фарамир опустил письмо, ощутив, как, кажется, впервые в жизни, у него дрогнула рука. Глубоко вдохнув, он вскинул взгляд на внимательно наблюдающего за ним Арагорна. Лицо государя было совершенно спокойно и лишено какого бы то ни было выражения: он просто смотрел и ждал. — Откуда оно пришло? — чужим голосом спросил, наконец, гондорец. — Письмо было среди прошений, поступающих мне из Минас-Тирит, — столь же невозмутимо ответил ему Элессар. — Государь, это клевета, — чувствуя глубокое отвращение ко всему происходящему вымолвил Фарамир, — Я и мысли бы не допустил… Король приподнял руку и покачал головой, будто прося его не унижаться подобными оправданиями. Он приблизился к князю вплотную, опустил ладонь ему на плечо: — Фарамир, — всё так же тихо и отчётливо произнося каждое слово заговорил Арагорн, глядя ему прямо в глаза, — Я хорошо знал твоего брата. Мне известно, сколько ты сделал для Гондора, рискуя своей жизнью, я также хорошо знаю, какая благородная кровь течёт в жилах сыновей наместника Дэнетора. Читая это письмо, я не поверил ни одной строчке. — Благодарю вас, государь, — отозвался гондорец, однако, не испытал при этом ни малейшего облегчения. Внутри его всё клокотало от возмущения и злости. Элессар, вероятно, прекрасно видя его состояние, несильно хлопнул князя по плечу, чтобы этим дружеским жестом снять хотя бы малую долю напряжения, повисшего в комнате. — Садись, — потребовал он, сам однако же остался стоять на ногах. Взял со стола длинную изогнутую трубку, расположился у окна и закурил, в задумчивости глядя в спустившуюся над городом темноту. — Я бы не стал беспокоить тебя понапрасну и не обратил бы даже внимания на это письмо, если бы в нём не упоминался Харондор, — продолжил после недолгого молчания Арагорн, — Никто из моих лордов, кроме тебя не знает о замыслах об объединении королевства. А это может означать лишь одно — в твоём окружении есть изменник, Фарамир. Сын Дэнетора прекрасно понимал о чём сейчас говорит Элессар. План похода против не подчинившихся новому королю народов Южного Гондора они готовили вместе и в строжайшей тайне. Даже следопыты Итилиэна, проводившие разведку по обоим берегам реки Порос не знали об истинных целях порученного им задания. — Мы должны как следует подумать над тем, кому выгодно столкнуть нас лбами, друг мой. Кто хочет, чтобы я поверил в твоё предательство, кто желает новой междоусобной войны в дни, когда Гондор едва оправился от потерь предыдущих битв с Мордором. — Не знаю, государь, — Фарамир всё ещё с трудом мог поверить в случившееся, — Я сам в полной растерянности. До настоящего момента я был уверен, что у меня нет таких врагов. — В этой истории много подводных камней, гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, — Арагорн перевёл взор с тёмного окна на замершего в мрачном оцепенении гондорца, — Ты принадлежишь к величественному роду наместников, державших власть в Белом городе на протяжении многих веков. Среди них было немало великих правителей, которые своими мудрыми решениями не только из столетия в столетие спасали его от посягательств врага, но и превратили в одно из могущественнейших королевств. Твой дед и твой отец отчаянно сопротивлялись Саурону, ты сам готов был умереть, чтобы сохранить Гондор для будущих поколений. И вот после всего, что тебе довелось пережить, едва отпраздновав долгожданную победу, ты должен был отдать свою страну, — Элессар пренебрежительно скривил губы, — Безродному Бродяжнику Арагорну с северных земель. Такое решение способно ударить по самолюбию любого человека. — Вы наследник Исилдура, государь, это всем известно. И вы сделали для королевства гораздо больше чем я. Только слепой или безумный станет отрицать такую очевидную истину. Кроме того, народ Гондора вас принял. Кому нужно было затевать столь нелепую и бесчестную игру? — И тем не менее, окажись письмо, что ты держишь в руках, правдой, у тебя нашлось бы немало сторонников. Тот, кто задумал развязать войну между нами, прекрасно знает об этом. Саурон пал, но до истинного мира и покоя в государстве ещё далеко. Злоба и зависть рождается не только в глубинах Мордора, её не меньше скрывается и в людских сердцах, — Элессар поднёс руку к пламени одной из горящих свечей и потушил огонь, сжав его двумя пальцами, — Нам нельзя допустить новую междоусобицу, Фарамир. Послание королю лишь первый шаг. Я буду внимателен к тем, кто меня окружает, но судя по тому, откуда тянется нить, сам клубок находится в Итилиэне. Найди того, кто так низко предал тебя, выясни, откуда стали известны сведения о Харондоре и по чьему приказу действовал этот человек. — Мне самому не терпится узнать правду, — хмуро выдавил из себя Фарамир, — О наших с вами планах на военную кампанию из моих приближённых знал только Берегонд, но он верно служит мне много лет и будет последним, кого я стану подозревать. — Я знаю это, но, как видишь, круг осведомлённых оказался шире. В зале снова воцарилось долгое молчание. Князь едва ли мог описать все страсти, которые кипели у него внутри. Больше всего его давило отвратительное и ни с чем не сравнимое чувство униженности от внезапного удара в спину. И хотя Элессар ни в чём не обвинял его и не лишал своего доверия, гондорец не мог заставить себя посмотреть в его сторону. Присутствие короля угнетало его с каждой минутой всё больше. — Какие мысли ещё тебя тревожат? — Арагорн был слишком прозорлив, чтобы позволить утаить от себя что-либо, — Прошу, откройся мне. Сын Дэнетора выпрямился во весь рост и все же сумел взглянуть Элессару в лицо. Быть может ему показалось, но в бездонных глазах государя читалось самое настоящее, искреннее участие. — Я не хочу сказать, что подвергаю сомнению ваше доверие и очень благодарен вам за него, но это письмо… оно будто яд. Каждое слово в нём точно отравлено. — Верно, письмо словно яд, — медленно изрек правитель Гондора, подступая к нему вплотную, — И, как я погляжу, несколько капель этого яда всё же смогли просочиться в твою душу. Я сказал, что ни на мгновение не усомнился в тебе, однако же ты не можешь мне поверить, — Элессар еле заметно усмехнулся, — Послушай, Фарамир, ты один из немногих, кому позволено заходить ко мне не сдавая оружия. Прочитав вчера утром это злосчастное письмо, я не изменил нашей традиции, — король указал взглядом на закреплённый на поясе гондорца меч, — Разве такой мой поступок не свидетельствует о том, что я по-прежнему убеждён в твоей преданности и всё также считаю тебя своей правой рукой? Взгляд глубоких, точно море, серых глаз короля стал очень серьёзным: — Перестань терзаться понапрасну, — очень твёрдо вымолвил он, — Мне нужны твоё хладнокровие и здравый рассудок. От того, какие шаги мы предпримем в будущем, зависит очень многое, — Арагорн слегка кивнул головой, давая понять, что не собирается больше его задерживать, — А теперь возвращайся в Эмин Арнен. Я буду ждать от тебя новостей. Неподвластная никаким бурям выдержка Элессара в конце концов возымела своё действие — Фарамир почувствовал, как слишком надолго утраченное самообладание постепенно возвращалось к нему: — Разумеется, государь. Малая толика гнева ещё стучала в его гудящих висках, когда он одним махом вскочил в седло. Возбуждение всадника тотчас передалось его коню. Жеребец взметнулся на дыбы и стрелой пустился в темноту опустевших улиц Минас-Тирита. Гулкий стук его копыт по мостовой ещё долго отзывался эхом в тишине ночного города.

Lana: Falchi пишет: Может быть, ему тоже следует жениться? Тогда он наверняка сразу станет добрее. — Берегонд давно женат и у него трое прекрасных детей, — поймал удивлённый взгляд роханки и опять слегка кивнул головой, будто бы в подтверждении своих слов, — Возможно, мой верный гвардеец выглядит суровым, как и все гондорцы, но на самом деле он очень хороший человек. Falchi пишет: По всей видимости, несмотря на холодную погоду и пронизывающий насквозь ветер, Берегонд, как и обычно, заставлял своих подопечных упражняться в ближнем бою на мечах. Все пропало, он женат на Ксантипе. От размышлений о живописно обрисованной яростной привлекательности Эомера меня отвлекло мелькнувшее ангельское личико Леголаса, цветочки он в чужих садах сажает, благо его привлекают только гномы и слонопотамы. Жду развития событий в области раскрытия личности и писательских талантов автора письма Арагорну.

Falchi: Lana пишет: Все пропало, он женат на Ксантипе. Это типа, была бы жена хорошая, дома бы сидел и других не мучил? Lana пишет: Леголаса, цветочки он в чужих садах сажает, благо его привлекают только гномы и слонопотамы. О, в моем представлении эльфы совершенно асексуальные существа. Они поди и размножаются-то как цветочки. Даст Эру, Леголас ещё мелькнёт своим личиком вживую, а не в рассказах очарованных им роханских дев


Lana: Falchi пишет: Это типа, была бы жена хорошая, дома бы сидел и других не мучил? Я хочу сказать, что часто супруги сглаживают недостатки друг друга . [ut] http://www.youtube.com/watch?v=W8khvu_-Rvk[/ut] Falchi пишет: О, в моем представлении эльфы совершенно асексуальные существа. Они поди и размножаются-то как цветочки. Даст Эру, Леголас ещё мелькнёт своим личиком вживую, а не в рассказах очарованных им роханских дев Вот и я про то же, ходят, цветочки звездообразные дарят, а потом собирай по всему Средиземью Дюймовочек. И Эовин понимаю, до сих пор храню фоточку Леголаса за шкафом. Впредь обещаю быть серьезной как Сэм и тихой как Кольцо.

Falchi: После просмотра клипа меня вытаскивали из-под стола, а соседи наверняка решили вызвать скорую Фарамир-то душка какой, супчик съел и даже на развод не подал. Коммент не в тему - какой у Дэвида Уэнэма все же красивый подбородок. Каждый раз смотрю - наслаждаюсь. Lana пишет: Впредь обещаю быть серьезной как Сэм и тихой как Кольцо. Да стебись на здоровье, все ж решено уже давно)) Мне вот с Леголасом было тяжко, в книге его мало, а из фильма я помню только гоблиновское "бей в глаз, не порти шкуру" и "кашшется мы попали". А в фик это, увы, не выставишь. Какой уж тут постканон!

Lana: Falchi пишет: Фарамир-то душка какой, супчик съел и даже на развод не подал. Ещё и жалел, когда сама попробовала. Сильного духа человек, что в каноне, что в фаноне. Уэнэму, как и всем мужчинам во Властелине Колец, приумножили и подчеркнули достоинства. Не помню, чтобы он ещё где-то выглядел так мужественно. Falchi пишет: Да стебись на здоровье, все ж решено уже давно)) Мне вот с Леголасом было тяжко, в книге его мало, а из фильма я помню только гоблиновское "бей в глаз, не порти шкуру" и "кашшется мы попали". А в фик это, увы, не выставишь. Какой уж тут постканон! Фик не вызывает у меня желания стебаться, я для "поговорить". По мне можно за основу брать и Гоблина, потому что, благодаря Джексону и Блуму, Леголас ещё тот эльфийский тролль на минималках. Заправляли всем детским садом, как ни странно Арагорн и Гендальф, а Принц Лихолесья вкушал все прелести подростковой свободы 400 летнего мужика, дергающего гнома за косички, желающего драки с Эомером и истерящего, пока Элессар не успокоит, даст лук, подзатыльник и пару орков поиграться.

Falchi: Lana пишет: пока Элессар не успокоит, даст лук, подзатыльник и пару орков поиграться. Двадцать один - очко! Lana пишет: Фик не вызывает у меня желания стебаться Ну и хорошо) Я это сказала в том смысле, что после стеба мне не придется на серьезный лад настраиваться. А так я тоже поржать над бравыми мужами Средиземья не против. С любовью, конечно) Все, я спать, у меня завтра очередной тыг-дык по полям в 10 утра. Целую

Falchi: Часть 2 Холодный зимний ветер, бьющий в лицо во время неистовой гонки, остудил пыл Фарамира окончательно. Гнев и смятение, вызванные поразившей в самое сердце новостью о его мнимом предательстве, уступили место яростному желанию найти того, кто осмелился нанести ему столь неожиданный удар в спину. Беспрерывно понукая мчащегося во весь опор коня, гондорец поймал себя на мысли, что впервые в жизни столкнулся с настолько откровенной изменой. Больнее всего было осознавать, что она могла исходить от тех, кого он привык считать братьями по оружию, с кем на протяжении многих лет делил тяготы изнурительных, полных опасностей военных походов, и с кем бок о бок сражался в течение всей войны против восточного врага. В продолжении их долгого пути случалось всякое: люди порой уступали страху, впадали в отчаяние или же просто уставали от бесконечной череды лишений и потерь, но никогда не случалось, чтобы гондорские воины пятнали своё имя чёрной меткой изменника. Больше всего на свете князю Итилиэна хотелось верить, что Элессар ошибся, и угроза престолу исходила не от его удела, а от других земель. В своих осторожных намёках на то, что не все его подданные готовы рукоплескать новому королю, возможно, Арагорн был и прав. Занимая должность наместника Гондора и глубоко погружённый в государственные дела, Фарамир хорошо знал, что и Арнор, и Харондор и тем более мятежный пиратский Умбар отнеслись к его восшествию на трон с большим подозрением. Когда князь въехал в ворота замка, над горизонтом уже забрезжил ленивый февральский рассвет. В скудных отблесках лучей восходящего солнца стены крепости показались гондорцу угрюмыми и неприветливыми. Возможно, причина крылась в том, что отныне на их белый камень по чужой воле была брошена мрачная тень предательства. Спрыгнув с лошади и передав повод в руки подоспевшего конюха, Фарамир заметил, как тяжело дышит и широко раздувает ноздри его конь. И сразу же гондорец испытал острый приступ раскаяния из-за того, что в порыве собственного гнева едва не загнал до смерти ни в чем не повинное животное. Ведь его Янтарь был уже далеко не молод, и подобные скачки наперегонки с ветром вполне могли закончится для него разрывом лёгких. Извиняюще потрепав жеребца по спутанной, взмокшей от пота гриве, он велел слуге отшагать и вдоволь напоить коня. Наблюдая за тем, как грузно ступает Янтарь по мощённому двору замка, Фарамир подумал, что, хоть ему и нелегко это осознавать, но настала пора выбрать себе другую лошадь и отпустить своего верного друга на заслуженный отдых. Мужчина проследовал по длинной полутёмной галерее, которую освещали лишь несколько закрепленных вдоль стен факелов. Несмотря на целый день, проведенный на ногах и бессонную ночь в седле, он не чувствовал усталости, скорее испытывал что-то сродни внутреннему опустошению. Прикрыв дверь своих рабочих покоев, он зажёг свечи, скинул на спинку кресла дорожный плащ и перчатки, тяжело опустился на самый его краешек. С полчаса Фарамир воспроизводил в мыслях имена и лица своих следопытов, участвующих в вылазках на земли Южного Гондора последние несколько месяцев. Он вспоминал их нрав, поведение, сказанные слова или совершенные поступки, но на ум не приходило ровным счётом ничего странного или необычного. Все его солдаты были надёжно проверены временем, закалены в бесчисленных боях и никогда не давали повода вызвать к себе подозрение или недоверие. Гондорец долгие годы командовал отрядом разведчиков Итилиэна и прекрасно знал, как искусно люди этой породы умеют прятать свои истинные чувства под маской совершенного спокойствия и безразличия. Их бесстрастности и самообладанию могли бы позавидовать даже горные пики Эред Нимраис, но и он сам, будучи одним из них, всегда считал, что научился за это время хоть сколько-то читать сердца людей и отличать правду от лжи. Тем сложнее было признавать, как горько он, однако, ошибался и в себе в том числе. Фарамир вытащил из прикрепленной на поясе связки один из ключей и открыл стоящий в углу помещения сундук, где хранились документы. Запор почему-то поддался не с первого раза, так, как если бы был повреждён. Почувствовав неладное, гондорец взял со стола одну из свечей и, присев на корточки, поднёс пламя к зияющей прорези. Его опасения подтвердились — железные стенки замочной скважины были покрыты мелкими царапинами, и Фарамир готов был поклясться, чем угодно, что совсем недавно их здесь не было. С холодеющим сердцем, он откинул крышку и принялся перебирать спрятанные внутри бумаги. Увидев на самом дне секретные карты с планом наступления на Харондор, он облегченно выдохнул. Попытка неизвестного злоумышленника выкрасть бесценные свитки, по счастью, не удалась. Однако уже в следующую секунду сердце вновь как будто сжала ледяная рука — все ещё теплящаяся надежда на ошибку Элессара на счёт его солдат, погасала окончательно. — Вот такие дела, Берегонд, — невесело закончил свой рассказ князь Итилиэна, когда на следующий день, они вместе с гвардейцем стояли на смотровой площадке на стенах Эмин Арнен. Ветер вновь усилился, с неба падал мелкий мокрый снег и, опускаясь на длинные чёрные волосы следопыта, будто добавлял в них новой седины. Когда Берегонд узнал от своего господина все подробности встречи с королём и услышал о попытке похищения плана военной кампании, его всегда непроницаемое лицо посерело от ошеломляющей неожиданной новости. Некоторое время он молчал, будто пытался осознать только что услышанное. — Не могу поверить, что всё сказанное вами правда, — стирая с щеки влажный след от снежинки, выговорил, наконец он, — Даже на войне не случалось ничего подобного. Я большую часть жизни отдал службе, бывало всякое, но никто никогда не осмеливался так хладнокровно и низко предавать своего господина. — Я бы тоже предпочёл, чтобы случившееся оказалось кошмарным сном, но придётся взглянуть правде в глаза — на мне лежит подозрение в государственной измене и произошло это по вине кого-то из моих людей. Если бы в довершении ко всему из сундука исчезли ещё и карты, то даже милость короля Элессара бы себя исчерпала, — гондорец замолчал ненадолго, — Хорошо, мой отец не дожил до этого дня. Иначе сердце бы его разорвалось во второй раз. Затем горько усмехнулся, посмотрел куда-то в сторону и добавил гораздо тише: — Может он был и прав, когда говорил, что я ни на что не годен. Берегонд слегка тронул его за плечо: — Да полно тебе, Фарамир… — Попытаться отпереть замок мог любой из живущих во дворце, — резко перебил гвардейца сын Дэнетора, — От следопыта до конюха. Я теперь не верю ни одной живой душе, кроме тебя. Я отдал приказ закрыть ворота крепости и не выпускать никого без моего позволения. Хочу присмотреться к солдатам повнимательнее, особенно к побывавшим в Харондоре. Тот, кто это сделал, рано или поздно должен себя выдать, очень возможно, он захочет повторить попытку. Ты тоже смотри в оба, Берегонд. Гвардеец слегка кивнул головой, рукой, облачённой в перчатку, расчистил со стены тонкую кромку снега: — Стало быть, настал тот час, когда нам приходится следить за теми, с кем мы разламывали напополам один кусок хлеба, сидя у костра? Не чаял, что стану свидетелем подобного позора. — Думаешь, я этого хочу? — слишком резко отозвался на его неявно высказанный упрек Фарамир, — Но что мне прикажешь делать? И, кстати, отложи пока все военные учения, я хочу, чтобы у солдат появилось больше свободного времени, посмотрим, чем они будут заниматься. — Как пожелаете, господин, — только и ответил гвардеец, и с этими словами бесшумно удалился с крепостной стены. Снег стал ещё гуще, и Фарамир вскоре также покинул бойницу. Во дворе, недалеко от крепостных ворот, он увидел жену. Эовин стояла посреди заметенной белым кружевом площадки, укутанная в длинную до пола шубу, и выглядела как будто растерянной. Заметив супруга, она тут же поспешила к нему приблизиться: — Господин мой, — роханка вскинула на мужа свои ясные как небо глаза, — Мы на осадном положении? Стража сказала, никто не имеет права покидать замок без твоего позволения. Фарамир ничего не успел рассказать жене. Он даже толком не видел её после своего возвращения из Минас-Тирит, заглянув в покои лишь утром, когда она ещё спала. Ощутил на себе её полный искреннего изумления взгляд и потерялся — он понятия не имел, как выложить ей правду обо всех своих злоключениях. — Небольшие меры предосторожности, госпожа моя, — пояснил князь, не найдя ничего лучшего, чтобы ей ответить, — Надеюсь, это ненадолго. — Но мне-то ты разрешишь выйти? — ресницы Эовин дрогнули от попавшей в глаз снежинки, — Я с утра собиралась в город. Мы должны встретиться с главным целителем, я обещала ему привезти сбор трав от лихорадки. Становится холодно, люди могут начать болеть. Все эти повседневные заботы и хлопоты, за последние пару дней разом вылетевшие из головы Фарамира, как и обычно целиком занимали её разум и сердце. Эовин не могла оставаться в стороне, если кому-то нужна была её помощь. Неудивительно, что люди Эмин Арнен за столь короткий срок успели сильно полюбить свою госпожу — она всегда была чуткой и внимательной к чужой боли. — Конечно ты можешь поехать, — мужчина легонько сжал в своих руках её тонкие пальцы, — Я немедленно распоряжусь, чтобы тебя пропустили. — Что происходит, Фарамир? — княгиня склонила голову набок, к удивлению в её взгляде добавилось еле уловимое волнение, — Тебя не было всю ночь, утром ты даже не зашёл ко мне. А теперь этот странный приказ закрыть ворота, — протянула к нему ладонь и едва коснулась плеча, — И я вижу, как ты напряжён. — Я не хотел тебя будить, — голос гондорца прозвучал очень ровно, он уже решил, что не станет её беспокоить своими трудностями, — Поезжай в город, госпожа моя, и не тревожься ни о чём. Привычно поцеловав жену в лоб, Фарамир отправился к дежурившей на посту страже. Эовин поплотнее надвинула отороченный мехом капюшон, посмотрела вслед его высокой удаляющейся фигуре. Она не могла не заметить, как в совсем не свойственной ему манере супруг только что ушёл от ответа. Следующие несколько дней прошли без видимых изменений, разве что погода испортилась ещё больше, да настроение гвардейцев, вынужденных находится в крепости почти что под арестом, заметно ухудшилось. Не привыкшие к такому обращению, и, догадываясь, что подобные меры вызваны каким-то подозрением в их сторону, они всё чаще стали требовать объяснений от своего командира, не удовлетворяясь туманными отговорками, которыми пытался утихомирить их Берегонд. Фарамир прекрасно понимал, что долго так продолжаться не может, и время неумолимо уходит, а он не на шаг не приближается к разрешению мучившей его загадки. Предположение о том, что жаждущий похитить карты военной кампании на Харондор, снова себя проявит также себя не оправдало, скорее, наоборот, если он и находился до сих пор в пределах Эмин Арнен, то предпринял все усилия, чтобы не привлекать лишнего внимания. В тысячный раз обдумывая новую для себя задачу, гондорец стоял на ступенях лестницы, ведущей на задний двор, и, опершись на перила, наблюдал за тем, как новобранец Налмир, с которым он ранее уже имел удовольствие познакомиться ближе, упражняется в стрельбе из лука. Пожалуй, молодой воин был одним из немногих, кого происходящее в гвардии нисколько не удивляло и не трогало. Единственное, что заботило юношу — это совершенствование своих навыков в боевом искусстве, потому что ни очевидные изменения в укладе жизни войска, ни плохая погода не могли заставить его отказаться от ежедневных занятий. Фарамир смотрел, как Налмир последовательно вгоняет стрелы в расставленные по двору кольца, постепенно уменьшая их размер, и ловил себя на мысли, что ему всё больше начинает нравиться его упорство и невозмутимость. Казалось, ничто не могло сбить его с намеченной цели. Кроме того, гондорец заметил, как, несмотря на совсем небольшой срок пребывания в гвардии, уверенно держится юноша со всеми, с кем имеет дело, независимо от возраста и статуса. И с ним в том числе — обыкновенно такие молодые воины начинали тушеваться, видя перед собой князя Итилиэна, прославившегося подвигом под Осгилиатом и занимавшего второй после короля пост в государстве. Налмир же даже в недавнем поединке на мечах вёл себя со своим командиром почти на равных. Мишень достигла размера чуть большего, чем размер монеты, порывы ветра усилились, и удача изменила молодому воину. Стрела улетала то правее, то левее кольца, упрямо не желая ложиться в цель, однако постигшее невезение не охладило пыл юноши, он вновь и вновь повторял попытки её укротить. Фарамир медленно приблизился к новобранцу, остановился сбоку от него: — Стрельба из лука даётся тебе так же хорошо, как и ближний бой на мечах, мой друг, — обратился к юноше сын Дэнетора. Налмир опустил оружие, повернул голову в сторону командира, сдержанно поклонился: — Простите, я не сразу заметил вас, господин, — перевёл взгляд на качающееся на ветру кольцо, — Нынче у меня выходит гораздо хуже, чем обычно. — Сегодня сильный ветер, — заметил гондорец, — Он способен помешать точности даже самого умелого лучника. — Нет большого мастерства в том, чтобы поразить цель в полный штиль, господин. Юноша предпринял ещё одну попытку вогнать стрелу в мишень, но она вновь улетела мимо, на этот раз над кольцом, задев оперением его верхний край. — Позволишь дать тебе пару советов? — не дожидаясь ответа, Фарамир подошёл к воину вплотную, встал за его спиной, чтобы тоже видеть мишень. — Руку, которой натягиваешь тетиву подними немного выше… да, вот так, — осторожно опустил ладонь ему на предплечье, — Напряги мышцы изо всех сил и не расслабляй их до тех пор, пока не выпустишь стрелу. Если шевельнётся хотя бы один мускул во время выстрела, она непременно отклонится. При таком встречном ветре сопротивление воздуха движению стрелы будет гораздо больше чем обычно, поэтому не бойся поднять её ещё выше. Когда ты накопишь опыт, то сам научишься чувствовать эту грань. И самое главное, — гондорец пересекся взглядом с внимательно следящим за ним Налмиром, — Дыхание. Ты слишком резко его задерживаешь в момент выстрела, поэтому есть риск, что рука дрогнет. Пока натягиваешь тетиву, дыши медленно и неглубоко и остановись только тогда, когда твои пальцы начнут разжиматься. Это всего лишь одно короткое мгновение, но именно оно является определяющим. Убрав ладонь с плеча юноши, отодвинулся на шаг назад и кивнул в сторону колец: — Попробуй. Налмир помедлил немного, вероятно, столь повышенное к себе внимание со стороны князя, пробило небольшую брешь в его самообладании. Вняв советам Фарамира, он совершил ещё один выстрел, однако же, опять неудачный. Юноша с досадой закусил губу. — Посмотри, куда улетела твоя стрела, — гондорец сделал вид, что не заметил его раздражения, — Как думаешь, почему? — Из-за ветра, — ответил тот после недолгого молчания, потраченного на размышления, — Я должен был держать её на полпальца выше. — Верно, — слегка улыбнулся ему Фарамир, — Пробуй ещё раз. Вскоре упорство и труд молодого воина всё же возымели действие. После нескольких промахов, сопровождающихся краткими объяснениями Фарамира, стрела, наконец, покорилась и просвистела прямиком в центр кольца. — Хорошо, — удовлетворённо кивнул ему сын Дэнетора, — Ты быстро учишься. Это твой отец давал тебе уроки стрельбы из лука? — Да, с самого детства, — не сразу отозвался Налмир, — Но в отличие от вас он не был столь терпеливым учителем. Благодарю вас, господин. Фарамир опустился на ступеньку лестницы, взглядом указал юноше на место рядом с собой: — Я вижу, ты много перенял от него. По всей видимости, он был хорошим воином. Научить быстро и метко стрелять при большом желании можно каждого, однако настоящий дар наследуют единицы. В сочетании с твоим упорством ты многого можешь добиться. Налмир также присел на ступень, но не слишком близко к своему господину, поставил лук между согнутых колен и некоторое время молчал, поигрывая его тетивой. — Он был хорошим воином, — эхом повторил юноша вслед за князем, глядя куда-то в сторону, — Однако славы в бою не искал и мечтал, чтобы война поскорее закончилась. Больше всего на свете мой отец любил охотиться в лесу рядом с нашей деревней в Бельфаласе. А ещё он любил наш красивый дом на берегу озера, который построил собственными руками для своей семьи. Надеялся прожить там до конца дней, но судьба распорядилась по-иному. Голос Налмира звучал почти безразлично и отстраненно, но князь сумел уловить в нём глубоко запрятанную боль от потери. Война закончилась, и пришло время хоронить павших, а вместе с каждым захороненным отрывать по кусочку сердца. В едином строю пришедших к вратам Мордора, всякий витязь считался лишь одним из многих — просто лучник, просто копейщик или всадник, а для кого-то ещё он был самым родным и близким человеком, являл собой целый мир. — И что теперь с твоим домом? — осторожно осведомился гондорец. — Ничего, — отрезал юноша, потом повернулся к своему командиру и добавил уже совсем бесстрастно, — Ничего не осталось, господин. Фарамир почти готов был услышать такой ответ. Кому как не ему должно быть известно, как долго Белому городу ещё придётся зализывать раны, нанесённые орочьими мечами. Но всё равно ему стало жаль мальчишку, хотя, конечно, его жалость — меньшее в чём Налмир нуждался в данный момент. Гондорец посмотрел на лук, который юноша по-прежнему сжимал между колен: — Похоже, от ветра тетива ослабла, — перевёл он тему разговора, — Принеси мне какой-нибудь нож, я тебе её перетяну. Заодно покажу, как завязать узел, чтобы крепче держалась. Налмир коротко кивнул и скрылся в дверях казармы, через непродолжительное время вернулся и протянул гондорцу небольшое по размеру лезвие, которое гвардейцы обычно использовали для своих повседневных нужд. Фарамир взял в руки нож и хотел было уже начать снимать с лука тетиву, но один взгляд на его острие заставил князя позабыть обо всех уроках стрельбы и способах завязывания узлов вместе взятых. Кончик клинка был погнут внутрь, а края его в нескольких местах покрывали зазубрины, какие остаются после трения об очень твёрдый металл. — Где ты взял его? — тихо спросил юношу сын Дэнетора. — На столе в казарме, наверное, кто-то забыл его там, — пожал плечами молодой воин, не понимая, почему обычный старый нож вызвал у командира такой интерес. — Пойдём со мной, — Фарамир решительно поднялся со ступеньки и быстрым шагом пересёк задний двор. Столь же стремительно отворил двери корпуса, служившего жилыми помещениями для его гвардейцев. Находившиеся внутри солдаты немедленно встали со своих мест, чтобы поприветствовать командира, но тот едва удостоил их кивком головы. — Где он был? — обратился князь к юноше. В ответ Налмир указал взглядом на один из столов. Фарамир обернулся к наблюдающим за ними воинам: — Чей это нож? — спросил он, внимательно вглядываясь в смотрящие на него с разных сторон лица. Каждый из присутствующих чувствовал, что творится что-то неладное, и напряжение возрастало с каждой секундой. — Это мой нож, господин, — слева от гондорца раздался голос одного из гвардейцев — высокого крепкого мужчины средних лет с чёрной окладистой бородой. Воина звали Фалмахил, он служил в войске следопытов Итилиэна больше пяти лет, получил тяжелое ранение ноги под Осгилиатом, которое также, как и рана его командира, время от времени причиняло значительные неудобства. — Откуда на нём царапины? Гвардеец кинул взор на лезвие, которое держал перед ним Фарамир, затем неуверенно покачал головой: — Я не знаю, господин. Совсем недавно их не было. Он лежал на столе, может кто-то другой брал его… — Несколько дней назад сундук, в котором я храню важные бумаги, пытались открыть каким-то острым предметом. Быть может, даже этим ножом. — Вы что же, полагаете, это был я? — от слов командира на скуле воина вздулся желвак, — Зачем мне нужно трогать ваши бумаги? Кроме того, я никогда не покидал корпус и не выходил с заднего двора. Любой может это подтвердить. — Фалмахил говорит неправду, господин, — князь услышал позади себя невозмутимый голос Налмира, — Я сам видел, как он не однажды покидал ночью казарму. Как раз с неделю назад. — Ты не с того начал службу в гвардии Итилиэна, мальчик, — обратился к юноше следопыт, и в голосе его послышалась явная угроза, — Не стоит возводить напраслину на своих братьев по оружию. Дорого придётся заплатить. Но замечание Фалмахила совершенно не тронуло новобранца. Он продолжал стоять в дверях казармы, опираясь плечом о косяк. На губах его играла едва заметная ухмылка: — Если ты совершил что-то противозаконное, придётся отвечать. Мне-то какое до этого дело? — Это ты плохо знаешь законы, Налмир, — гвардеец подступил к нему на шаг, с трудом сдерживая раздражение, — Берегонд подобрал тебя на улице, надеясь превратить в достойного человека, но ты всё равно продолжаешь себя вести как бродяга. — Ещё нужно разобраться, кто из нас ведёт себя как бродяга. Все знают о твоей страсти к вину. Дай тебе волю — из таверны не вытащишь. — Да как ты смеешь! — руки Фалмахила уже сжались в кулаки, и он был почти готов броситься на зарвавшегося юношу, однако раздавшийся рядом голос командира не позволил ему это сделать. — Прекратить, — не повышая тона приказал Фарамир, — До чего вы дошли, готовы глотки перегрызть друг другу не хуже орков. Глазам не верю, что это происходит в гвардии Итилиэна, — посмотрел в лицо чернобородому следопыту, — Я хочу поговорить с тобой наедине. Сын Дэнетора велел застывшему от удивления воину следовать за ним. Войдя в свои рабочие покои, он сразу же подошёл к злосчастному сундуку и приставил нож к замочной скважине — лезвие с легкостью проскользнуло внутрь. Фарамир ещё раз оглядел оставленные на клинке царапины, и последние сомнения отпали — замок пытались отпереть именно этим ножом. Наблюдающий за ним солдат разом побледнел, больше от негодования, чем от страха: — Господин я, быть может, позволил себе лишнего в сторону мальчишки, но любой скажет, что дерзость Налмира не знает предела. Однако, клянусь, я никогда в жизни не стал бы совершать того, в чём вы меня хотите обвинить. Я всегда был вам предан. — Я ни в чём тебя не обвиняю, Фалмахил, — устало ответил следопыту гондорец, — Я знаю, что это не ты. Просто вспомни, когда ты видел нож последний раз, подумай, кто мог его взять. — Кто угодно, господин. Вы знаете, что у нас в казарме всё общее, тем более такая пустяковая вещь как обычный нож. Да тот же Налмир мог его взять, а потом оболгать меня. Одному Эру известно, что на уме у этого бродяги. — Ну сейчас в тебе говорит злость на него, — Фарамир сам не знал, почему захотел встать на защиту юноши, хотя его поведение и в самом деле оставляло желать лучшего, — Не суди его строго, он ещё очень молод. — Мы все были молоды, — твёрдо возразил командиру Фалмахил, — Однако не позволяли себе и малой части того, что позволяет он. Объясните ему, как должен держаться солдат гвардии Итилиэна. Или это придётся сделать нам, и тогда будет хуже. — Не трогайте его, — покачал головой сын Дэнетора, — Я сам с ним поговорю, пусть он тотчас же зайдёт ко мне. Чернобородый следопыт был уже в дверях, когда князь, как будто о чём-то вспомнив, снова окликнул его: — Куда же ты ходил по ночам, Фалмахил? — очень тихо осведомился гондорец, не отрываясь глядя ему в глаза. От услышанного вопроса воин заметно сник, отвёл взор в сторону: — Мальчишка правду сказал насчёт вина, — с тоской в голосе признался он, — Но вы поймите, господин, иногда нога мучает меня невыносимо. И кошмары после Осгилиата. Вы же знаете, вы там были… — Это последний раз, когда я прощаю подобное, — жёстко прервал его речь Фарамир, не желая слушать никаких оправданий, — Обратись за помощью к моей госпоже. Она знает толк в травах и настоях, её лекарства смогут облегчить твою боль. Оставшись один, князь присел на краешек стола, продолжая вертеть в руках лезвие. Найденный нож ничем не помог ему в поисках — по словам Фалмахила, взять его, точно так же, как и положить обратно, мог любой вошедший в казарму. Последнее обстоятельство показалось сыну Дэнетора особенно странным. Было бы куда разумнее сразу выбросить клинок, а не ждать пока его найдут и захотят выяснить происхождение оставленных на лезвие повреждений. От мыслей о ноже и сломанном замке князя отвлёк стук в дверь, но на пороге вопреки его ожиданию возник не Налмир, а встревоженный Берегонд. В руках старый гвардеец сжимал какую-то верёвку. — Господин, случилось невероятное… — Что теперь произошло? — спрыгнул со стола Фарамир и подошёл к нему ближе. — Этот новобранец, Налмир, он сбежал, господин, — Берегонд поднял перед лицом своего командира верёвку, — Стена в южной стороне крепости ниже остальных и имеет несколько уступов, хотя и очень отвесных. Уж не знаю, как ему это удалось, не сломав себе шею. Но, воспользовавшись, шумихой, вызванной найденным ножом и подозрением Фалмахила, он незаметно улизнул из казармы и спустился вниз по стене. И в ту же минуту Фарамир всё понял. Зачем Налмир так усердно тренировался все минувшие дни, зачем принёс ему этот зазубренный нож, зачем намеренно выводил беднягу Фалмахила из себя. От очевидности всего случившегося его разобрал приглушённый, недобрый смех. — Что ж тут весёлого, господин? — удивился такой реакции старый гвардеец. — То, какой я дурак, Берегонд, — смех прекратился столь же резко, как и начался, — И ты, между прочим, тоже. Нас обвёл вокруг пальца какой-то мальчишка, вот где настоящий позор. Чума на мою голову, откуда ты его притащил ко мне в замок? Последние слова были произнесены князем с плохо скрываемым раздражением. Берегонд, понимая своё прямое участие в произошедшем, тяжело вздохнул: — Видимо я стал слишком стар и утратил прежнюю проницательность, господин. Я увидел Налмира на городском празднике во время состязаний лучников, я бывал там и раньше и иногда встречал весьма способных молодых людей. Так было и с Налмиром, мне понравилось, как он себя показал. На следующий день я увидел его в таверне, юноша ссорился с хозяином, потому что у него не оказалось лишней монеты. Я предложил заплатить, после мы разговорились, и он рассказал мне о своём отце, деревне, которую разрушили орки и я подумал, что можно дать ему шанс. — Какой же ты стал добрый, Берегонд, — без доли иронии проговорил Фарамир, обнимая его за плечи, — Это нас и погубило. Но что ж поделаешь, зато нам известно теперь, кого искать. Скорее всего, история про отца и деревню в Бельфаласе — выдумки, тем не менее надо же с чего-то начинать. А самое главное, мы должны выяснить, чей приказ исполняет этот необыкновенно одарённый мальчик. — Мы найдём подлеца, господин, — пообещал гвардеец, — Я сам готов ради такого хоть всю Арду обойти. Теперь это уже дело чести.

Lana: Falchi пишет: Все, я спать, у меня завтра очередной тыг-дык по полям в 10 утра. Целую После разговора о прекрасных воинах и их подбородках, я поступила как всякая порядочная дева - сомлела. Так что целую сегодня в обе щеки; за вчера и за продолжение е. Не успели оглянуться, а нас вынесло уже на хвост заговорщикам. Все же Фарамиру пора заканчивать хранить планы в сберегательных сундуках, раз к ним имеет доступ последний конюх. Еще великая Элессарская мудрость гласит: кто к нам с чем зачем, тот от того и того. И учить эльфийский, сам Гендальф пароль на нем не с первого раза взломал.

Falchi: Lana пишет: Все же Фарамиру пора заканчивать хранить планы в сберегательных сундуках, Расслабился в мирное время. Надеюсь, тебе снились храбрые средиземские воины и их подбородки. У Элессара мне, кстати, больше всего нравятся глаза, такие они у него томные. А у нас сегодня -20 за городом, я грела руки в гриве Бумера, у него там тёпленько-тёпленько. В этот раз в полях он был молодцом, а то в прошлый подорвал-таки, когда я бдительность потеряла. Хорошо снег мягкий

Lana: Falchi пишет: Расслабился в мирное время. Ему простительно, молодая жена, обустройство гнезда размером с крепость. Falchi пишет: Надеюсь, тебе снились храбрые средиземские воины и их подбородки. У Элессара мне, кстати, больше всего нравятся глаза, такие они у него томные. Несите все, вчера подбородки, сегодня глаза Арагорна, к концу недели сновидений соберу всех, вдоль по линии прибоя за собою уведу. Falchi пишет: А у нас сегодня -20 за городом, я грела руки в гриве Бумера, у него там тёпленько-тёпленько. В этот раз в полях он был молодцом, а то в прошлый подорвал-таки, когда я бдительность потеряла. Хорошо снег мягкий Хулиган. До нас еще не дошли морозы, хоть и ощутимо похолодало, но скоро придут. Когда холод, в полях особенная тишина стоит.

Falchi: Lana пишет: Несите все, вчера подбородки, сегодня глаза Арагорна У Боромира руки близки к идеалу, но он, к сожалению, уже умер. Я, кажется, чувствую себя доктором Франкенштейном. Lana пишет: Когда холод, в полях особенная тишина стоит. Да, уже всё в инее, но к концу недели растает. Я не фоткала, боялась отморозить пальцы, пока телефон достану. Давно такого не припомню.

Lana: Falchi пишет: У Боромира руки близки к идеалу, но он, к сожалению, уже умер. Я, кажется, чувствую себя доктором Франкенштейном. Мне повезло больше - руки нравятся Элессаровы. Он жив. А самый красивый мужик Средиземья - Боромир, но он умер. Ох уж этот конфликт физики и лирики. Все без исключения прекрасны своей небритостью; столь любимую мной щетину удается на собственном мужике взрастить только на три дня, и то путем настояний, дальше все гладко выбрито. Так что Средиземье - просто райские кущи, если к эльфам не соваться, оно и понятно, как установила наша маленькая зрительская коллегия - эльфы ассексуальны.

Falchi: Часть 3 Король Элессар верхом на вороном коне проезжал через заново отстроенные Мощённые Форты. По своему обыкновению он был облачён в неприметную дорожную одежду, плечи его укрывал тёмный, весьма скромно расшитый по краям гондорскими узорами плащ. Если бы не царственная осанка сына Араторна и не сопровождающая на почтительном расстоянии свита из нескольких всадников, его можно было бы принять за богатого горожанина, отправившегося на каждодневную прогулку. Поравнявшись с ожидающим его на берегу Андуина Фарамиром, он приветствовал его сдержанной улыбкой, затем обернулся на своих воинов и сделал им знак не приближаться. В эту минуту князю почему-то подумалось, что сам Арагорн не пребывает в восторге от необходимости появляться на людях в сопровождении свиты, и делает это только из необходимости следовать устоявшимся многовековым традициям. Фарамир придержал своего коня, враждебно прижавшего уши при появлении другого жеребца, и отступил на несколько шагов назад: у его Янтаря несмотря на солидный возраст, до сих пор осталась скверная привычка вытеснять со своей территории всех чужаков, пусть даже они и принадлежат конюшне королевского дома. На небольшом расстоянии друг от друга двое всадников медленно шагали по мощённой дороге по направлению к мосту через Великую реку. Элессар в лёгкой задумчивости слушал рассказ своего наместника о произошедших за последние дни событиях в Эмин Арнен. Князь не стал скрывать от государя новость о предпринятой попытке похитить секретные чертежи, но Арагорна полученное сообщение, казалось, немало не обеспокоило и не расстроило. — Даже если твой несостоявшийся гвардеец и успел посмотреть план военной кампании, большой беды не случилось, — заверил Фарамира сын Араторна, — В Южном Гондоре нет вождей или лордов, которые могли бы противопоставить нам что-то серьёзное, они больше увлечены междоусобными распрями, и победа над ними вопрос времени. Я лишь не хотел, чтобы о походе узнали в Гондоре раньше положенного часа, пока он полностью не восстановит силы после войны с Мордором. Кроме того, думается мне, сами чертежи Налмира не интересовали, он искал любые сведения, которые могли бы подтвердить твою неверность мне. По воле случае выбор пал на Харондор, о котором и упоминалось в том письме. Не тревожься из-за этого, — Арагорн помолчал недолго, — Так, значит, твои следопыты смогли найти парнишку? — Да, причём поиски не заняли много времени. Самое удивительное, что он ведёт себя так, будто и не собирается прятаться, — сын Дэнетора слегка усмехнулся, — Его времяпровождение выглядит весьма странно. Бровь Арагорна изогнулась, выражая заинтересованность, а Фарамир тем временем продолжал свой рассказ: — Я думал, что вырвавшись из крепости, он убежит как можно дальше и спрячется по меньшей мере в непроходимых ущельях Эред Нимраис или где-нибудь в отдалённой провинции Гондора. Но вместо этого он с завидным постоянством наведывается во все таверны Эмин Арнен и гуляет там так, будто у него карманы полны золота, хотя, когда его подобрал Берегонд, ему не хватало даже на то, чтобы купить себе кружку вина. — Ну мы уже поняли, что мальчик воспользовался добросердечием твоего воина. Впрочем, как и твоим тоже, — добавил Элессар с мягкой иронией. — Вынужден признать, что он в самом деле ловко всех нас провёл, — Фарамир не мог не заметить его беззлобный укол в свою сторону, — Откровенно говоря, мне не терпится поскорее добраться до него и допросить лично, но я хочу выждать время. Рано или поздно мальчик должен встретиться с тем, кто поручил ему добыть эти сведенья. Кроме того, я думаю, попойки в тавернах с большим количеством народа он устраивает не просто так. Налмир много болтает, и то, что он говорит, мне не нравится. — Как и любой король, я очень люблю слушать, о чём судачат мои подданные, — Арагорн произнёс эти слова шутливым тоном, но рука его, сжимающая повод, едва заметно напряглась: он понимал, что его наместник не станет обращать внимание на пустые сплетни. — Налмир до сих пор носит плащ гвардейца Итилиэна, государь. Люди принимают его за одного из моих приближенных, и он пользуется этим, чтобы преподносить сведения об обстановке в крепости Эмин Арнен по-своему. Мальчишка уверяет, что наместник впал в немилость к королю Элессару, и удел в скором времени ожидают неблагоприятные перемены. В вашу сторону он тоже позволяет себе нелестные замечания. — Лишать его такого удовольствия я не вправе, друг мой, — с улыбкой на устах заметил Арагорн. — Не в том дело, государь. Я пытаюсь разгадать, зачем он распускает подобные слухи. Люди Итилиэна преданы вам, кроме того не любят пустословия и не особенно принимают его россказни всерьёз, но есть же причина, по которой мальчишка затеял свою игру. Берегонд полагает, что Налмир вообще не имеет отношения к нашему делу и сбежал из крепости вследствие вздорного нрава, а теперь всего лишь мается от безделья. Но я не особенно верю в совпадения. К тому же, мне кажется странным, откуда у простого парнишки из Бельфаласа, потерявшего на войне всю свою семью, столько денег, что хватает напоить половину квартала. — Я тоже не верю в совпадения, — уже со всей серьёзностью согласился с гондорцем Элессар, — Я внимательно слушаю каждое твоё слово и тщательно обдумываю его. У меня уже есть кое-какие соображения, и в скором времени я поделюсь ими с тобой. Но вот, что я скажу тебе, Фарамир. Когда ты решишь встретиться с этим мальчиком, соблюдай осторожность. Его вольное поведение, в самом деле, может оказаться не следствием дурного нрава, а намеренно расставленной ловушкой для тебя. Сын Дэнетора слегка усмехнулся на подобное замечание короля: — Вы полагаете, мне стоит опасаться какого-то мальчишку? — У зла не всегда облик отвратительного орка с обнажёнными клыками и жаждой убийства в глазах. Арагорн немного отвернулся в сторону, уклоняясь от потока холодного воздуха, налетевшего с Андуина. Его плащ и тёмные длинные волосы, едва тронутые сединой, всколыхнулись под порывом ветра. Выдержав ещё одну небольшую паузу он продолжил негромко: — Когда мы воевали с Мордором, было очень сложно, порой страшно и безнадёжно, но мы всегда твёрдо знали, кто наш враг. Приспешники Саурона являли собой чистое зло, которому не ведомо ни любовь, ни жалость, ни сострадание, и мы уничтожили их без всякой пощады недрогнувшей рукой. Но сейчас, в преддверии эпохи людей, границы добра и зла стираются. Когда против тебя обнажает оружие такой же человек, как и ты сам, даже наблюдая в его сердце ненависть, тебе хочется думать, что в нём ещё осталось место и тем свойствам души, какими наградил его Эру много веков назад. Государь склонил голову набок, заглянул своему наместнику в глаза, и тот вновь прочитал в них уже знакомое проникновенное участие: — Тебе ведь жаль, что этот мальчик оказался предателем, не так ли, Фарамир? Смею думать, ты успел к нему, — замолчал на мгновение, подбирая подходящее слово, — Немного привязаться. Князь Итилиэна неопределённо пожал плечами, накинул на голову капюшон, также спасаясь от пронзающего ветра: — Я поверил в его непростую судьбу, надеялся помочь ему встать на ноги, государь. И вы правы — мне жаль, что так вышло. — Ты думал, что сумеешь приручить дикого зверька, а он в самый неподходящий момент укусил тебя за руку. К сожалению, теперь нам придётся часто сталкиваться с подобным. А мне, как королю, предстоит залечивать раны не только на теле Гондора, но и в очерствевших от страданий людских сердцах, Фарамир. Арагорн развернул своего вороного жеребца по направлению к городским воротам, кинул взгляд на послушно ожидавших его всадников: — Сейчас я вынужден с тобой проститься, моего присутствия требуют другие дела, — дотянулся рукой до руки Фарамира, сжимающей поводья и слегка коснулся её, — Я желаю тебе удачи. Гондорец почтительно склонил голову, Элессар также ответил ему сдержанным кивком и пришпорил коня, пустив его рысью. Фарамир покинул мост, когда фигура короля полностью скрылась из виду. Таверна на окраине Эмин Арнен была заполнена до отказа — жители города с удовольствием проводили холодный зимний вечер за кружкой доброго эля в веселой компании. Фарамир с Берегондом сидели за одним из столов, наблюдая за тем, как их старый знакомый Налмир развлекает подвыпивших посетителей солдатскими байками. Они оба были одеты в неприметные чёрные плащи, лица их скрывали капюшоны. Чернобородый Фармахил в сопровождении ещё одного гвардейца остались на улице караулить под окнами трактира, двое других затерялись в толпе пирующих горожан, также спрятав себя под тёмными одеждами. — Поглядите-ка, господин, он снова за всех платит, а мне жаловался, что с тех пор как сгорела его деревня, сидит на хлебе и воде, — насмешливо обратился старый следопыт к своему командиру. — При этом сам ни капли не пьёт, — ответил ему сын Дэнетора, также пристально следя за юношей, — Ты заметил, какой чистый у него взгляд, и как рука крепко держит кружку? Любопытно, сколь долго он собирается продолжать это представление? Тем временем, за столом, где расположился молодой человек, зашёл разговор о событиях, имевших место в крепости Эмин Арнен. Кто-то поинтересовался у Налмира, как идут дела у князя Итилиэна и правда ли слухи о том, что их лорд впал в немилость к королю Элессару. — Поживём — увидим, друзья мои, — беспечно ответил на заданный ему вопрос юноша, — Только, вернувшись из своей последней поездки во дворец Минас-Тирит, князь пребывает в самом недобром расположении духа. Не знаю, что уж ему сказал Элессар, да только есть предположения, что нашему господину недолго осталось управлять Итилиэном. Похоже, государь, как и многие до него, стал не в меру подозрительным и уже видит вокруг себя заговоры. Слишком рано для недавно воцарившегося на престоле, но, судя по всему, король напрочь позабыл прежние заслуги князя. — Вы полюбуйтесь, каков подлец, — возмущенно прошипел Берегонд, а Фарамир лишь приложил палец к губам, предлагая дослушать. — Хватит болтать чепуху, мальчик, — обратился к юноше сидевший поодаль грузный мужчина, правый глаз которого скрывала шерстяная повязка, — Мы все долго ждали возвращения короля. Элессар принесёт в Гондор давно утерянный покой. — Неужели? — повернулся к говорившему Налмир, — Кстати, где ты потерял свой глаз, Мервелег? Вероятно, там же, где и весь обоз с шёлком, который уничтожили орки рядом с Западным трактом. Слышал, торговля у тебя идёт теперь неважно. Съезди к своему королю, пожалуйся ему, говорят, он даже обладает даром исцеления. Может быть, и глаз тебе второй вернёт. — Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову. Твои небылицы нас здорово утомили, — не стал поддаваться на его язвительные насмешки торговец. — Нынче же и уйду, друзья мои, — заверил его Налмир, — Моя служба в гвардии окончена. Поеду подальше отсюда, всё равно ничего хорошего Итилиэн не ждёт. Услышав последнее заявление мальчишки, Фарамир и его помощник как по команде переглянулись: — Вы думаете, он правду говорит? — тихо осведомился у князя Берегонд. — Похоже на то, во всяком случае в таверне он появляться больше не собирается. Иначе не стал бы сообщать о своём отъезде во всеуслышание. — Надо бы его задержать, господин, да привезти прямиком в крепость. Не будем же мы бегать за ним по всему Гондору. Он в любую минуту может ускользнуть, ищи его потом как хочешь. Фарамир ответил не сразу, раздумывая над предложением своего гвардейца. Наконец, спустя пару минут он согласно кивнул головой: — Ладно, — князь незаметно сделал знак своим следопытам перекрыть выходы, — Иди к нему, и приведи на второй этаж, я поднимусь вслед за вами. Только постарайся не наделать лишнего шума, ни к чему нам чужие глаза и уши. Фарамир первым встал из-за стола и неторопливо направился к дальней стене, чтобы оттуда наблюдать за происходящим. Берегонд также медленно поднялся вслед за своим командиром и начал пробираться сквозь толпу ничего не подозревающих завсегдатаев трактира. Близко к месту, где сидел юноша ему подойти не удалось — Налмир узнал его и мигом выскочил из-за стола. В его серых глазах проскользнул испуг, но лишь на мгновение. Обернувшись в сторону выхода, он сразу заметил замерших у дверей гвардейцев. Оценив положение, молодой человек живо проскользнул под рукой у кого-то из сидевших возле него постояльцев, и кинулся к лестнице, преследуемый резво бросившимся за ним Берегондом. Фарамир перевёл взор на спрятанные за стойкой трактирщика ещё одни ступени, по всей вероятности, используемые прислугой для того чтобы попасть в верхние комнаты через боковой коридор. Не теряя ни секунды, гондорец в два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от стойки, отодвинул в сторону удивлённо взирающего на него хозяина таверны и взобрался наверх. Оказавшись в полутёмном сыром проходе, князь прислонился к стене и прислушался к приближающимся торопливым шагам. По счастью его расчёт оказался верным. Спасаясь от преследователей, юноша проворно миновал коридор, затем свернул вправо, и уже в следующее мгновение крепкая рука гондорца мёртвой хваткой сжала ворот его плаща. — Ты заставил меня побегать за тобой, Налмир, — недобро прошептал ему на ухо Фарамир. — Это вы, господин, — молодой человек изобразил подобие улыбки, казалось, незавидное положение, в котором он очутился, нисколько не страшило его, — Большая честь, что вы решили проведать меня лично. Простите, но не могу склонить перед вами голову. Ваша рука не позволяет мне поприветствовать вас так, как того требуют обычаи. — Прощаю, — тихо отозвался князь, обернулся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии лишних свидетелей, затем резко втолкнул своего пленника в одну из ближайших комнат. Получив на краткий миг неожиданную свободу, юноша отшатнулся от своего командира к противоположной стене и потянулся к рукоятке закрепленного на поясе кинжала. Заметив его движение, Фарамир предостерегающе покачал головой: — Даже не думай. Ты же знаешь, я обезоружу тебя раньше, чем ты глазом успеешь моргнуть. — Справедливо, — на удивление легко согласился с ним Налмир, убирая руку, — Полагаю, вы желаете задать мне некоторые вопросы? — У меня накопилось их достаточно, — гондорец прикрыл за собой дверь, сбросил с головы капюшон, — Пожалуй, начну с самого простого — что за вздор ты мелешь, разгуливая по всем тавернам Эмин Арнен? Кто приказал тебе распускать эти слухи? — Никто, господин, — со свойственным ему хладнокровием отозвался молодой человек, поправляя смятый на шее плащ, — Всё мной сказанное — мои собственные мысли. Я в самом деле не испытываю восторга от воцарения короля Элессара. Или думать так нынче запрещено законом? Произнеся эти слова, Налмир с вызовом посмотрел сыну Дэнетора в глаза: — Можете так ему и передать при случае. Пусть он знает, что не все готовы бросать ему под ноги цветы и подобострастно кланяться. К примеру, как это делаете вы, — губы юноши искривила пренебрежительная усмешка, — Вы же даже трон Гондора ему отдали. — Я не собираюсь обсуждать это с тобой, — Фарамиру показалось, в последней фразе мальчишки проскользнуло не только презрение, но и затаённая злость, — Зачем ты пытался открыть сундук с моими бумагами? Чего ты там искал? — А это был не я, господин, — промелькнувший во взгляде Налмира всполох неприязни сменился почти искренним смирением, — Я и близко не подходил к вашим рабочим покоям. У вас что-то пропало? — сочувственно поинтересовался он. Глядя в лицо стоящего перед ним мальчишки, Фарамир начал понимать, почему гвардейцы Итилиэна так теряли самообладание от его дерзости. Он сам едва сдерживался от желания влепить ему оплеуху, чтобы стереть с лица эту наглую ухмылку. — Почему же тогда ты сбежал? — Надоело сидеть на одном месте, — небрежно пожал плечами юноша, — Ворота крепости были закрыты, а я умирал от желания промочить горло в ближайшей таверне. Готов понести заслуженное наказание за самовольное оставление поста. Князь слегка усмехнулся — похоже мальчишка и впрямь решил устроить изрядную проверку на прочность его терпению: — Последний раз спрашиваю тебя, Налмир, — медленно, выговаривая каждое слово, обратился к нему гондорец, — По чьему приказу ты прибыл в Эмин Арнен? — А если я не скажу? — выражение лица молодого человека вмиг стало серьёзным, — Неужели пытать меня станете, господин? — Послушай меня, мальчик, — также медленно продолжил Фарамир и придвинулся к нему на шаг, тем самым, заставив отступить ближе к окну, — Невзирая на всё то, что ты натворил у меня в крепости, я не желаю тебе зла. Ты впутался в какую-то неприятную историю и сам не понимаешь, как плохо для тебя это может закончится. Если ты перестанешь изображать непонимание и расскажешь мне всю правду, то, вероятно, я ещё смогу тебе помочь. Не ухудшай своё положение ещё больше. Налмир некоторое время молчал, точно в самом деле размышляя над предложением своего командира. Затем ответил ему совершенно невозмутимо, без тени сомнения в голосе: — За своё положение я как раз-таки спокоен, господин, — юноша перевёл свой острый взор на окно, — А вот на счёт вашего — не уверен. В следующее мгновение князь услышал оглушительный треск и грохот, раздавшийся с улицы, ещё секунду спустя, в комнату стремительно влетел пылающий факел. Огонь тут же взметнулся по портьере, оставляя после себя столб едкого серого дыма. Фарамир пришлось сдёрнуть горящее полотно на землю и отвлечься от своего пленника. Вынужденной заминки Налмиру хватило, чтобы с проворностью дикого зверя подскочить к окну и, отодвинув его решётку, выскользнуть наружу. Князь негромко выругался, надеясь, что оставшиеся снаружи следопыты успеют его задержать. Сбив пламя, он отворил дверь комнаты нараспашку и выбежал в коридор. Спускаясь по лестнице, гондорец почувствовал запах гари — весь первый этаж был охвачен огнём и дымом, находившиеся в таверне люди в панике выбегали на улицу, а ошеломлённые внезапно начавшимся пожаром, хозяин трактира и слуги отчаянно пытались его потушить, выливая на пламя бадьи с водой и забрасывая его сорванными с окон портьерами. Прикрывая лицо полой плаща, чтобы не надышаться дымом, Фарамир выскочил на улицу, где его тут же встретил встревоженный и от злости горящий не меньше устроенного пожара, Берегонд: — Где мальчишка? — крикнул своему помощнику гондорец. — Помчался к реке, но за ним уже отправились наши солдаты. Далеко не убежит. — Вы видели, кто помог ему удрать? — Таверну окружили какие-то люди в чёрных плащах, лица их были закрыты. Они подожгли солому во дворе и бросили факел. Дом вспыхнул в мгновение ока. Фалмахил и ещё один из гвардейцев погнались за ними. Не дав Берегонду договорить, Фарамир сорвался с места и кинулся с постоялого двора по дороге, ведущей к пристани. Впереди он заметил двух своих воинов, склонившихся над лежащим на земле каким-то мужчиной, по всей видимости, одним из поджигателей. Увидев своего командира, Фалмахил выпрямился во весь рост и оглянулся в его сторону. Лицо солдата было белым как полотно: — Я выстрелил ему в ногу, господин, чтобы задержать, клянусь, ранение не должно было принести ему большого вреда… — Что с ним? — коротко спросил гондорец, поворачивая распластанного на каменной мостовой незнакомца, на спину. — Он мёртв, господин. Фарамир взял у подоспевшего Берегонда горящий факел и поднёс его к телу погибшего. Им оказался немолодой мужчина высокого роста, прекрасно сложенный. Выбившиеся из-под капюшона светло-русые волосы спускались до плеч, лицо обрамляла ровно подстриженная густая борода. Кожа неизвестного мужчины была мертвенно-бледной, под закатившимися глазами выступили голубые нити вен, с уголков губ тонкой струйкой стекали пузырьки пены. — У меня, конечно, тяжёлая рука, господин, но не настолько, — продолжал оправдываться следопыт. В ответ на его слова князь Итилиэна лишь слегка покачал головой: — Он умер не от стрелы, Фалмахил, а от яда. Фарамир приподнял безжизненно упавшую руку погибшего, снял с пальца причудливой формы перстень. Каст кольца, держащий огромный рубин, был слегка сдвинут, под ним все присутствующие увидели небольшое отверстие, которое хозяин украшения использовал в качестве сосуда для хранения яда. — Поняв, что преследования не избежать, он отравил себя, — пояснил своим людям гондорец, — Смерть забрала его мгновенно. — Вот так дела, — растерянно протянул Фалмахил, — Сроду не видывал самоубийц. Фарамир некоторое время молча осматривал тело мертвеца. Одежда, сапоги, кинжал, заткнутый за пояс, — все эти вещи были выполнены из очень добротных, дорогих материалов. Без сомнения, перед князем Итилиэна и его воинами оказался не обыкновенный разбойник. — Помнится, подобным образом поступали чёрные нуменорцы, — подал, наконец, голос сын Дэнетора, поднимая голову, — На войне они предпочитали смерть позорному плену врага. — Опять старинные легенды, господин, — недовольно пробормотал Берегонд, вероятно, раздражённый, что неизвестный злоумышленник предпочёл убежать от своих преследователей столь вероломным способом, — Их уже сотни лет, как нет в Арде. — Я бы не был в этом столь уверен… Фарамир не договорил, услышав, как к ним приближаются гвардейцы, отправившиеся на поиски беглеца. Оглядев подошедших, он с досадой заметил, что Налмира с ними не было. — Простите, господин, — задыхаясь от быстрого бега обратился к нему следопыт, — Мальчишка и его сообщники смогли удрать. Похоже, они знали короткую дорогу к пристани, где их ждала лодка. Мы пытались стрелять вслед, но сейчас такая темень. Скорее всего они перебрались на ту сторону, к югу от Минас-Тирит. Течение очень сильное, долго плыть они не смогут. — Я говорил вам, господин, — второй удар судьбы вывел Берегонда из себя ещё больше, — Надо было сразу хватать мальчишку и везти его в замок. Вам же было угодно нянчиться с ним, как с младенцем. Фарамир ничего не стал отвечать на гневные выпады своего верного помощника. Всё внимание его было приковано к кольцу, снятому с пальца самоубийцы. От тщательного осмотра перстня его отвлёк взволнованный голос хозяина таверны, внезапно появившегося у него за спиной. По всей видимости трактирщик сумел всё же узнать в нём князя Итилиэна: — Что же это делается, господин? — возмущённо размахивал руками пострадавший, — Сначала орки жгли наши деревни, а теперь тем же занимаются какие-то разбойники. Да ещё и на ваших глазах! Так-то вы защищаете своих людей? Моя таверна сгорела, на что я теперь буду жить? — Я всё вам возмещу, не волнуйтесь, — как можно спокойнее ответил кипевшему от праведного гнева хозяину таверны гондорец, — Есть пострадавшие? — Мой слуга сильно обжёг себе руки, когда пытался потушить огонь. Бедняга ужасно мучается от боли. — Я тотчас же пришлю вам лекаря, — откликнулся Фарамир, понимая, что дело принимает серьёзный оборот, — Приношу вам свои искренние извинения. Виновные будут наказаны. Князь поочередно посмотрел в лица, замерших рядом с ним гвардейцев. На них были написаны самые разные чувства: от удивления и растерянности до истинного негодования. Пожалуй, сам он испытывал все эти чувства одновременно.

Lana: Дело приняло серьезный оборот, это вам не кучка недовольных феодалов. Досада Фарамира мне понятна, а вот мимолетную привязанность, которую угадал Элессар могу объяснить только силой мгновения и молодостью Налмира. В принципе, если знать младшенького Денетора, историей про желание быть достойным отца, помноженной на силу и упорство, его легко зацепить. Но это если знать. Поведение Налмира рождает ряд вопросов, пока я не додумалась до ответов, буду ждать, когда их в клюве принесут. Юноша спокойно подошёл к моменту, когда за ним придет Фарамир, но чего этим добился? Такое ощущение, что добычей, с которой играли был вовсе не юный воспитанник Берегонда. Поживем-увидим.

Falchi: Спасибо за развернутый отзыв, Светик) Я вот что думаю по данному вопросу. Привязанность, как и любое чувство иррационально, особенно когда речь идёт о человеке, способном проявлять эмпатию и умеющему сопереживать. Фарамир обладает такими способностями. К тому же он почти год занимается тем, что воссоздаёт из руин Итилиэн, возвращает людей к мирной жизни, причем делает это весьма успешно, раз к нему даже эльфы попросились жить. Эльфы ж они как белые аисты, раз прилетели, значит экология улучшилась) В нем, как мне кажется, сильно созидательное начало, в отличие от брата, которому в кайф на мечах порубиться с двух рук по-македонски, Фарамир воспринимает войну как необходимое зло и лучше бы ее не было. И это, кстати, роднит его с Элессаром. Возвращаясь к Налмиру - он замечает юношу с непростой судьбой, как он видит, разрушенной этой войной. Угадывает в нем потенциал, развить который в его силах. В каком-то смысле он может помочь юноше возродиться из руин подобно Итилиэну. Он тратит на него время, делится с ним опытом, закрывает глаза на его непростой характер и в таких поступках как раз проявляется его созидательное начало. И Элессар ему как раз говорит об этом - ты хочешь увидеть даже в предателе хорошее, и я тебя понимаю, мне тоже предстоит размораживать охладевшие сердца людей. То, что у нас есть такое желание - это совершенно нормально. Люди не орки, они не чистое зло и пока получается, мы будем за них бороться. К этому между ними был разговор. Но по-хорошему не вышло, как следует из предыдущей серии))

Lana: Falchi пишет: Фарамир воспринимает войну как необходимое зло и лучше бы ее не было. И это, кстати, роднит его с Элессаром. Помнишь, в конце Толкин говорит, что они похожи силой духа? Что не будучи, как его король нуменорцем, Фарамир каким-то образом уловил этот дух, сделал частью своей природы. Falchi пишет: Возвращаясь к Налмиру - он замечает юношу с непростой судьбой, как он видит, разрушенной этой войной. Угадывает в нем потенциал, развить который в его силах. В каком-то смысле он может помочь юноше возродиться из руин подобно Итилиэну. Он тратит на него время, делится с ним опытом, закрывает глаза на его непростой характер и в таких поступках как раз проявляется его созидательное начало. И Элессар ему как раз говорит об этом - ты хочешь увидеть даже в предателе хорошее, и я тебя понимаю, мне тоже предстоит размораживать охладевшие сердца людей. То, что у нас есть такое желание - это совершенно нормально. Люди не орки, они не чистое зло и пока получается, мы будем за них бороться. К этому между ними был разговор. Falchi пишет: Все еще пытаюсь понять для себя: какой здесь Фарамир, мы мало видим его раздумий, в словах он тоже скуп. Наверное, все же скорее книжный, чем киношный, тот подозрительнее, немного суше. Заметить способного мальчишку, и дать себе труд его чему-нибудь научить, очень естественно для мужчины-наставника. А вот пытаться увидеть свет в предателе, вот оно. Хоть ты и говоришь, что ориентируешься на фильм, но это очень по-книжному (вопреки мнению эльфов, люди больше склонны сопротивляться злу, чем даже сами подозревают как-то так у Толкина). И в то же время, есть в этом какая-то жизненная логика, психологическая. Когда победители, выдержав тяжелое испытание, отстояв свою справедливость, мнят, что и мир, и люди рядом станут лучше. Чего, естественно, не случается (как следует из предыдущей серии). Эльфы ж они как белые аисты, раз прилетели, значит экология улучшилась) Угу, как шмели, только у шмеля попа мохнатая, а у этих ушки).

Falchi: Помнишь, в конце Толкин говорит, что они похожи силой духа? Что не будучи, как его король нуменорцем, Фарамир каким-то образом уловил этот дух, сделал частью своей природы. Да) Это хорошо, что ты тоже помнишь. Несмотря на то, что в первоисточнике больше уделяется времени отношениям Боромира и Арагорна и их развитию от взаимного подозрения до искренней дружбы, я думаю, что у Элессара и Фарамира должна образоваться гораздо более тесная связь, когда они вместе начнут работать над восстановлением Гондора. Как раз потому что они едины духом и похожи по тому как воспринимают устройство мира и людские сердца. Не хочется раскрывать все карты, но фик я задумывала как раз об отношениях короля и его наместника. Дальше взаимодействия такого рода будет больше. Все еще пытаюсь понять для себя: какой здесь Фарамир, мы мало видим его раздумий, в словах он тоже скуп. Наверное, все же скорее книжный, чем киношный, тот подозрительнее, немного суше. Джексону не хватило экранного времени чтобы раскрыть образ Фарамира и он, вероятно, слишком буквально воспринял слова о том, что младший находится в тени старшего. У Толкина это совсем не так, у Боромира сила громкая как звон меча, у Фарамира тихая как свист стрелы. Джексон своего героя задвинул в тень и местами даже исказил. Но мне нравится его внешность и манера игры Дэвида, поэтому картинка из фильма, а содержание и мышление, исходя из того как я вижу героя в мире Толкина. Когда победители, выдержав тяжелое испытание, отстояв свою справедливость, мнят, что и мир, и люди рядом станут лучше. Типа того. Мы же Саурона победили, теперь заживём, все заново отстроим, всех научим и перевоспитаем. А вот и нет. Элессар, кстати, прекрасно это понимает, благо давно живёт и Фарамира предупреждает чтобы он не переоценивал свои силы. До настоящей победы ещё очень далеко.

Falchi: Часть 4 — У меня есть новости о нашем беглеце, господин, — сообщил Фалмахил, входя в рабочие покои своего командира, где тот совместно с Берегондом в весьма напряжённой обстановке обдумывал план дальнейших действий. С момента неудачной попытки задержать Налмира и после пожара, устроенного его неизвестными сообщниками, прошло около недели. Князь Итилиэна допросил свидетелей произошедшего, однако подвыпившие завсегдатаи трактира не смогли поведать ему ничего путного. Некоторые из них несколько раз видели мальчишку, весело проводящего время за кружкой эля и болтающего разные глупости, но не замечали за ним ничего необычного. Также они никогда не видели, чтобы с ним приходил кто-нибудь ещё и ничего не знали о таинственных поджигателях в плащах, явившихся со стороны реки той ночью. Самоубийцу с кольцом тоже каждый из допрошенных видел впервые. Все эти бесконечные разговоры здорово изматывали и вновь неуклонно уводили гондорца в тупик. — У вас получилось узнать, где он прячется? — поднял на вошедшего солдата глаза Фарамир. — Пока нет, но кое-что выяснить удалось. Как мы и ожидали, лодка не смогла справляться с течением слишком долго, и они должны были высадиться на противоположном берегу. Мы обследовали каждый участок Анориэн, южнее Минас-Тирит вдоль всего побережья. Недалеко от одной деревни в кустах была обнаружена брошенная лодка, похожая на ту, в какой могли бы уплыть мальчишка и его спасители. — Вы нашли какие-нибудь следы вокруг? — Как раз перед нами пастух прогонял стадо, следы были затоптаны и пришлось потратить больше времени, чтобы определить путь, по которому они двигались. Он вывел нас к ближайшей таверне, и хозяин припомнил, что несколько дней назад к нему на постоялый двор заходили трое мужчин и юноша. Они остановились ненадолго, взяли лошадей и уехали по направлению к Южному тракту. Пробовать найти что-то на такой большой дороге почти невозможно, господин, сами понимаете, сколько людей там проходит каждый день. — Мыслимое ли дело, две недели гоняемся за каким-то мальчишкой, — недовольно пробурчал себе под нос Берегонд, вероятно ожидая большего от похода следопытов в Анориэн. — Вы спрашивали хозяина и его слуг о Налмире и его спутниках? Что они говорят? — Фарамир пропустил брюзжание старого гвардейца мимо ушей. Фалмахил в нерешительности почесал свою чёрную бороду: — Только то, что постояльцы оказались не особенно разговорчивы, трактирщик не знает, куда они собирались направиться дальше. Ну и то, что наш Налмир, судя по всему, утратил свою былую веселость. Хозяин говорит, юноша выглядел чем-то озабоченным. Я полагаю, случай с пожаром напугал его. — Такого напугаешь, — с усмешкой вставил Берегонд. Князь Итилиэна опустил лоб на сложенные в замок руки, некоторое время молча обдумывая рассказанные его гвардейцем сведенья. — Думаю, нам стоит пройти путь, которым следовал Налмир и его знакомые. Хочу сам поговорить с трактирщиком, может он ещё что-то вспомнит. Потом дойдём до Южного тракта, он ведёт в Пеларгир, по дороге тоже есть и деревни, и постоялые дворы, кто-то в любом случае должен был их видеть. — По Южному тракту можно ещё добраться в Лоссарнах или Эред Нимраис, — негромко заметил Фалмахил, — Они могли направиться в другую сторону. — Пеларгир — большой порт, через него лежит морской путь на мятежные земли Харондора или даже Умбара, — возразил следопыту Фарамир, — Исходя из того, что мы знаем о Налмире и его приспешниках, первое мне видится более вероятным. — Я согласен с господином, — решительно поддержал гондорца Берегонд, прохаживаясь взад-вперед по комнате, — В любом случае это лучше чем сидеть без дела. Сказать по правде, у меня уже заканчивается терпение. Мы сумели победить Саурона с его многотысячными армиями орков, а не можем справиться с каким-то мальчишкой. Если мы снова его упустим, клянусь, я съем свои перчатки. — Он действует не один, и к тому же ты сам учил его военному делу, мой друг, — вздохнул Фарамир, — Даже за такой короткий срок он смог кое-что у тебя перенять. Во всяком случае, в умении уходить от преследования ему не откажешь. Берегонд в ответ лишь раздражённо передернул плечами. Самолюбие умудренного житейским и военным опытом гвардейца от казавшегося ему столь нелепым поражения неимоверно страдало. Эовин узнала о грядущем отъезде мужа в то же утро. Фарамир в нескольких словах сообщил ей, что отправляется в Анориэн по поручению короля. Также он сказал ей, что пока не знает точно сроки своего возвращения и попросил в его отсутствие взять на себя переписку с сооружающемся южным уделом Эмин Арнен: князь не хотел, чтобы на время его отсутствия строительство города приостанавливалось. Роханка давно уже заметила перемену в настроении своего супруга, наступившую сразу после его возвращения из Минас-Тирит. Он выглядел озабоченным, погружённым в свои мысли, постоянно уезжал из крепости и возвращался очень поздно, ссылаясь на важные дела. Эовин хотя и сильно скучала по нему все последние дни, не тревожила его лишними вопросами, смиряясь с тем, что пост наместника Гондора, который он занимал, требует частого его пребывания в столице. Однако сегодня, услышав от Фарамира новость о его отъезде, по необъяснимой причине сразу же испытала сильное душевное волнение. Они как раз стояли у одной из колонн в полумраке галереи замка, укрываясь от налетавшего порывами ветра, когда муж посвящал её в свои планы. — Эмин Арнен останется на тебе, душа моя, — говорил ей гондорец, — Все ключи и печати я положу в сундук в наших покоях. Мой наместник в городе уже знает, что пока меня не будет, по любым вопросам он сможет обращаться к тебе. Эовин слабо кивнула в ответ — ей не впервые приходилось распоряжаться делами супруга, пока он находился в отъезде. Фарамир охотно посвящал жену во всё, что касалось Итилиэна, часто спрашивал у неё совета в тех или иных вопросах, как и обещал, брал с собой во время поездок по провинции, поэтому ей не стоило труда заменить его на какое-то время. Обычно, провожая любимого в Минас-Тирит с лёгким сердцем, Эовин охотно пробовала себя на поприще правительницы удела и с успехом справлялась с возложенными на неё обязанностями. Но в этот раз всё почему-то было по-другому. Глядя в с нежностью смотрящие на неё глаза мужа, слушая его тихий и размеренный голос, княгиня чувствовала, как с каждым его словом внутри у неё словно снежный ком нарастет беспокойство, а всё тело начинает охватывать колючий, пронизывающий холод. Сначала роханке подумалось, что причина кроется в её тоске по нему — в последние дни он уделял ей мало внимания, а предстоящая разлука лишь усиливала её огорчение, но вскоре поняла, что чувству, которое она испытывает есть другое название — страх. По неведомым причинам ей до дрожи не хотелось его отпускать из города. И чем дольше длился их разговор, тем отчётливее она начинала испытывать тревогу, в один миг переросшую в настоящую панику. Сама не понимая природу своего испуга, Эовин пыталась успокоить себя, чтобы не выдать мужу своего настроения, однако в какой-то момент самообладание ей изменило настолько, что она готова была схватить его за руку и умолять не покидать Эмин Арнен. — Эовин, ты слушаешь меня? — голос мужа прозвучал над её ухом точно из другого мира. Скрыть охватившие её переживания, княгине всё же не удалось. Фарамир слишком хорошо знал свою любимую, чтобы не заметить перемены. — Я слушаю, — торопливо кивнула головой роханка, — Не переживай за Итилиэн, я сделаю всё, как ты скажешь. — А что с твоим прекрасным лицом? — гондорец аккуратно погладил её тыльной стороной ладони по щеке, — У тебя взгляд как у затравленной лани. — Просто я… — осеклась Эовин и сглотнула застрявший в горле комок, — Тебе в самом деле нужно уезжать? Нельзя ли отменить эту поездку? Фарамир удивлённо посмотрел на неё — раньше жена никогда не обращалась к нему с подобными просьбами. — Я должен ехать, Эовин, я не могу отказаться от выполнения приказа короля. — У меня отчего-то сердце не на месте, — роханка протянула к нему обе руки, которые он тут же сжал в своих, — Никогда прежде я не чувствовала такого волнения, как сейчас. В ответ на преисполненные искренним беспокойством слова жены, гондорец лишь улыбнулся, поднёс её ладони к губам и запечатлел на них несколько лёгких, согревающих кожу поцелуев: — Для тревоги нет причины, родная, — мягко заверил он её, — В этой поездке не больше опасности чем в любой другой. Сейчас мирное время, бояться нечего. Кроме того, я еду не один, меня будут сопровождать Берегонд и мои гвардейцы. — Ты знаешь, что женщины обладают умением чувствовать события наперёд, — сказанное мужем нисколько не успокоило Эовин, — Моя тревога родилась так внезапно не на пустом месте. — Поверь, я смогу о себе позаботиться, — Фарамир привлёк любимую к себе, обнял за плечи, желая забрать хотя бы часть её внезапного волнения, — Думаю, причина в другом. Я был сильно занят последнюю неделю, не уделял тебе должного внимания, — коснулся губами её уха, перешёл на шёпот, — Вечером я закончу свои дела пораньше и приду к тебе. Побудем вместе подольше перед моим отъездом. Эовин уткнулась носом в грубую шерсть его дублета, сцепила ладони у него за спиной, прижалась так крепко, насколько хватало сил: — Не уезжай, — еле слышно, почти без надежды попросила роханка. Фарамир никак не откликнулся на её мольбу, в этом не было нужды, ведь она и сама знала ответ. Он лишь обнял жену покрепче, спрятал её хрупкую фигурку под полами своего плаща, осыпал поцелуями выпавшие из-под капюшона завитки волос. Такое поведение Эовин было ново для него, а её искренние переживания заставляли сердце болезненно сжиматься, но он не знал, чем ещё утешить её, кроме как своими объятиями и обещаниями скорого возвращения. — Тогда возьми меня с собой, — роханка подняла голову с груди супруга, устремила на него широко распахнутые небесно-синие глаза, от взгляда которых он никогда не мог устоять, — Я помню про наш уговор, и я ни разу не просила тебя о подобном. Но сейчас я чувствую, что не могу с тобой расстаться. Прошу тебя, не пренебрегай моими страхами, господин мой, не считай их обычным женским капризом. Возьми меня с собой, — повторила она. Фарамир ощущал себя совершенно обезоруженным под этим умоляющим взором, но изменить ничего не мог. В поездке, которую он намеревался предпринять, Эовин места не было. — Ты останешься дома, госпожа моя, — ответил он, наконец, тоном, который означал, что все дальнейшие увещевания бесполезны, — Впредь мы не станем возвращаться к этому разговору. Роханка опустила глаза, вновь спряталась в крепко обнимающих её руках мужа. Она не стала больше повторять свою просьбу, прекрасно зная, что если он принял какое-то решение, заставить его отступиться равносильно тому, чтобы голыми руками сдвинуть крепостную стену Минас-Тирит. Ей приходилось лишь надеется, что необъяснимое смятение, столь неожиданно овладевшее ее сердцем, постепенно само сойдет на нет. Однако эти надежды не оправдались. Минувшей ночью Эовин не смогла сомкнуть глаз до самого утра. Она лежала на боку, устремив блуждающий взгляд на незанавешенное окно, сквозь решётку которого проникал холодный лунный свет. Отяжелевшая во сне рука мужа привычно покоилась у неё на талии, у себя за спиной она слышала его тихое, мерное дыхание. Сегодня они долго любили друг друга, как и всегда перед предстоящей разлукой, и на какое-то время в объятиях Фарамира она смогла позабыть о своих тревогах. Но стоило страсти остыть, как терзающие сердце страхи вернулись вновь, а от мысли, что время, отведенное им быть вместе истечет всего через несколько часов, возросли с ещё большей силой. Эовин пыталась убедить себя, что всё это пустое и нет смысла волноваться из-за обычной поездки, но трезвый рассудок никак не мог справиться с охватившими её дурными предчувствиями. Роханка осторожно повернулась к спящему рядом мужу, дотянулось рукой до его чуть спутанных на лбу волос, провела ладонью по щеке, едва коснулась кончиками пальцев подбородка, затем плотно сжатых губ, вызвав его недовольное сонное ворчанье. Она знала каждую, даже самую крохотную, чёрточку его лица, ощущала каждую клеточку его тела как свою собственную, любила так, как никогда и никого в жизни. Фарамир пришёл к ней неожиданно, в самые тяжелые и безнадёжные дни, и от его появления её собственный маленький мир стал ярче. Он подарил ей свою любовь и заботу, сделал её женщиной, пробудил в ней чувственность, о которой она сама даже никогда не подозревала, можно ли было желать чего-то большего? И смотря в его спокойное, погруженное в объятия сна лицо, ей оставалось лишь молиться, чтобы их волшебный мир никогда не разрушился. Фарамир и трое его гвардейцев выехали из Эмин Арнен ранним утром следующего дня. Чуть больше суток им понадобилось на то, чтобы обойти белеющие в раскинувшемся над Пеленнором тумане крепостные стены Минас-Тирит, и выйти на берег реки Эруи, несущей свои воды из ледников Эред Нимраис в Андуин. Зима в равнинном Анориэне была немного мягче чем в холмистом Эмин Арнен, снег не лежал в его долинах, трава, растущая вдоль дороги ещё кое-где оставалась зелёной, на высоких гнущихся к земле деревьях шелестели не до конца опавшие буро-красные и желтые листья. Земли к югу от столицы Гондора постепенно оживали после войны. По пути князю Итилиэна и его воинам попадались небольшие заново отстроенные деревни, а уничтоженные орками дороги, соединяющие крепостные стены Минас-Тирит и проходящий в нескольких лигах Южный тракт, также медленно входили в строй. Отряд заночевал на небольшом постоялом дворе у дороги, а на следующий день продолжил двигаться по направлению стоящей у излучины Андуина деревушки, где, по словам Фалмахила, сразу после побега побывали Налмир и его спутники. Дорога шла под гору и внизу они увидели растянувшиеся примерно на половину лиги развалины бывших фортов Гондора. В войну они постоянно переходили из рук в руки, оказываясь то под контролем войска людей, то во власти орочьих отрядов, пребывавших с востока. Незадолго до сражения у Пеленнора слуги Саурона заняли их окончательно, превратив в свой опорный пункт, а после победы форты оказались заброшены. Новый государь Гондора планировал уничтожить их до основания, так же, как и оскверненный королём Ангмара Минас-Итиль, чтобы не оставить в краях Анориэна ни единого упоминания о былой силе и могуществе врага. — Я помню времена, когда эти форты было видно с башен Минас-Тирит, — нарушил тишину Берегонд, едва они поравнялись с руинами, — Вон там, ближе к реке на бастионе развевался флаг Белого древа. — Я тоже застал те дни, Берегонд, — отозвался на его замечание Фарамир, — Раньше здесь стоял королевский корпус. Отец возил нас с Боромиром показать укрепления. Моему брату как раз только-только исполнилось восемнадцать, а я был ещё почти мальчишкой. Тогда стены форта мне казались огромными и нерушимыми. — Государь окончательно решил ничего не восстанавливать? Остатки крепости будут уничтожены? — с осторожностью осведомился старый гвардеец. — Да, король Элессар непреклонен в своем мнении — всё, к чему прикасались слуги Саурона, используя в своих целях, должно быть стёрто с лица земли. Насколько я знаю, работы по сносу фортов начнутся нынешней весной. На их месте будут основаны рыбацкие деревни. — Быть может, это и к лучшему, — после недолгих раздумий промолвил Берегонд, — От свежей рыбы людям больше пользы, чем от старых камней, хранящих печальные воспоминания. — Тихо, — быстро прервал его гондорец, внимательно прислушиваясь и поворачивая голову вправо, — Там какой-то странный шорох, — он указал рукой на разбросанные вдоль дороги останки укреплений. Сопровождающие своего командира воины придержали коней и также посмотрели в указываемую князем сторону. Чернобородый Фалмахил предусмотрительно опустил ладонь на рукоятку меча. — Может быть, птица или кролик, их много в этих местах… — начал было он. Следопыт не успел договорить, как шедший впереди остальных Янтарь вдруг громко заржал и взвился на дыбы, едва не сбросив своего всадника. На несколько мгновений он задержался в воздухе, молотя передними ногами, затем пошатнулся и, разом осев на круп, грузно завалился на бок. Из его мощной груди, между ребрами торчала окровавленная стрела, вонзившаяся в самое сердце. Несчастное животное издало тихий свистящий хрип, дёрнуло несколько раз ногами и резко замерло. Ещё не успев толком ничего понять, приземлившийся рядом со своим конём Фарамир опустился на колени у его головы, положил ладонь на широкую крутую шею, окликнул по имени, однако Янтарь остался безучастен к призыву хозяина: его тёмные бездонные глаза закатились, ноздри неестественно раздулись, а дыхание навечно остановилось. Поражённые случившимся гвардейцы спешились в одно мгновение и окружили своего командира, живо озираясь по сторонам. Князь медленно поднял голову, посмотрел на них полными боли и бессильной ярости глазами: — Найди, откуда стреляли, — процедил он сквозь зубы, обращаясь к Фалмахилу, а когда тот со всех ног бросился выполнять приказ, вновь наклонился к своему погибшему другу. Несколько минут гондорец смотрел не верящим взглядом на бездыханное тело коня, гладил его ещё тёплую золотисто-рыжую шею, трепал густую, с белесой проседью гриву. Двадцать лет они провели вместе, для животного это почти целая жизнь. — Мне очень жаль, Фарамир, — подал голос, оставшийся стоять рядом с ним Берегонд. — Он долгие годы служил мне верой и правдой, — едва слышно ответил ему Фарамир, — Спас мне жизнь под Осгилиатом, ни разу не предал. А я даже не смог обеспечить ему достойную старость. — Янтарь всегда бунтовал, если ты садился на другую лошадь, — попробовал утешить своего командира гвардеец, — Он был настоящим боевым конём, и если бы ты мог его спросить, как он желает умереть: на мягкой соломе в конюшне или на поле битвы, уверен, он выбрал бы второе. — Спи спокойно, мой друг, — гондорец скинул с плеч свой длинный плащ, укрыл им лежащего на земле Янтаря, — Прости, что не уберёг тебя. Рывком поднялся на ноги, обернулся к третьему следопыту, сочувственно наблюдающему за своим командиром: — Отправляйся в ближайшую деревню, попроси жителей, пусть они помогут отвезти тело моего коня в Эмин Арнен. Я хочу, чтобы его погребли как воина. — Здесь есть следы, господин! — позвал гондорца Фалмахил с возвышавшегося над дорогой обломка форта, — Поднимитесь сюда! Фарамир бегом взобрался на небольшой холм, в мгновения ока достигнув указанное воином укрепление. Осмотрев место, откуда произвели выстрел, кинул пристальный взгляд на дорогу. — Ровно пятьсот шагов, направление выстрела сверху вниз, упреждение в три корпуса. Идеальная мишень, — губы князя изогнулись в недоброй усмешке, — Я сам учил его этому. Мерзавец! — выплюнул он со злостью, — Я убью его собственными руками. Пойдёмте по следу, он где-то здесь. — Фарамир, — Берегонд удержал своего командира за плечо, — Надень кольчугу. Налмир целился в тебя. Князь взял из рук гвардейца лёгкую походную броню, укрывавшую спину и грудь. В тот момент он почти забыл о предосторожности, в висках стучала бешеная ярость, какую он давно уже не испытывал. Проводил взглядом дорожку из оставленных на примятой траве следов пребывания лучника, указал рукой на тянущуюся вдоль низких холмов гряду обломков, некогда бывших стеной форта: — Отпечатки обуви заканчиваются здесь, значит дальше он следовал по камням, сейчас деревья почти без листвы, он сможет спрятаться только за остатками укреплений. Фалмахил, отправляйся левее, Берегонд, ты зайди с той стороны. Воины молча кивнули и разошлись в разных направлениях. Гондорец ещё раз осмотрелся вокруг себя, прислушиваясь к каждому шороху. Медленно, шаг за шагом он ступал по осыпавшимся развалинам, поднимаясь на вершину, где некогда стояла башня, используемая гондорскими воинами как флагшток. По обе её стороны также расходились прерывающиеся в некоторых местах цепи из каменных осколков. С противоположного края башню огибала часть уцелевшей крепостной стены и дальше начинался спуск к реке. По левую руку Фарамира в низкорослом кустарнике что-то шевельнулось, он живо обернулся на хруст, но это оказалась вылетевшая из травы птица. Громко хлопая крыльями, она поднялась над землёй и взгромоздилась на один из уступов высившейся впереди башни. Почти сразу из крайней бойницы вылетел маленький камешек и скатился по склону. Гондорец резко бросился в сторону, прижался спиной к ближайшей обвалившейся стене форта, поднял голову на темнеющее око бойницы. Каким-то внутренним чутьём он понял, что его враг скрывается внутри и, возможно, готовит новый выстрел. Фарамир продвинулся ещё немного вперёд, осознавая, что находится в заведомо невыгодном положении. Если мальчишка затаился на самом верху башни, то, подойдя ближе, он во второй раз может стать ему удобной мишенью — от бойницы до его укрытия оставалось не более чем триста шагов. Мужчина осторожно повернул голову: боковым зрением он увидел Фалмахила, который столь же крадучись и прячась за руинами, подбирался к вершине холма с другой стороны. Держать под прицелом сразу двоих преследователей на таком расстоянии было бы сложно даже опытному лучнику, Налмир должен был выбрать кого-то одного, и князь прекрасно понимал, на кого падёт этот выбор. Стена, за которой он прятался обрывалась, и чтобы добраться до следующего укрытия, он вынужден был снова оказаться в поле зрения юноши. Если ему удастся миновать открытый участок, то он выиграет время для Фалмахила, если нет — рискует направить против себя ещё один удар, но зато точно узнает в каком месте скрывается стрелок. Желание расквитаться с предателем, и по-прежнему сжимающая горло холодная ярость одержали верх. Гондорец сделал шаг вперёд, затем ещё два и почти не удивился, когда правое плечо обожгла острая пронзающая боль. Скривившись, он метнулся обратно в укрытие, крикнул замершему на подступах к башне Фалмахилу: — Двадцать шагов слева от края! Держи его! Упершись в холодный камень и тяжело дыша, князь попытался вытащить стрелу. Однако малейшее прикосновение к древку вызывало новую волну невыносимой боли, и Фарамир сразу понял, что выстрел Налмира пришёлся на старую рану. Осгилиат, и прежде не оставлявший его надолго, в очередной раз напомнил о себе. Откуда-то сбоку возник запыхавшийся Берегонд, он спешно отрывал от краёв рубашки лоскуты ткани, перематывая истекающее кровью плечо. Помог своему командиру сесть на груду камней, резко и без всяких церемоний выдернул угрожающе торчащую стрелу, так, что Фарамир едва не потерял сознание от прожегшей насквозь боли: — Ты только что сам чуть не убил меня, Берегонд, — сердито зашипел на него гондорец. — Это всё, что я могу для тебя сейчас сделать, — гвардеец затянул потуже самодельный бинт, — Кровь течёт как водопад на Хеннет Аннун. — Какое возвышенное сравнение, — усмехнулся гондорец, стараясь не обращать внимание на словно загорающееся огнём плечо, — Где этот негодяй? Надеюсь, я не просто так принёс себя ему в жертву. — Фалмахил уже наверняка в башне, он должен его схватить, — Берегонд с опаской посмотрел на начинающего бледнеть командира, — Фарамир! Ты меня слышишь? — Да, всё в порядке, — отозвался гондорец, хотя перед глазами его начали вовсю расплываться тёмные круги, — Наверное просто забыл, каково это, когда тебя дырявят насквозь. — Нужно срочно отвезти тебя к лекарю… — Можешь есть свои перчатки, Берегонд, — раздался рядом мрачный голос Фалмахила, — Я обшарил башню и все укрепления вокруг неё. Мальчишка как сквозь землю провалился. — Ты шутишь? — с трудом выдавил из себя сын Дэнетора, — Куда он мог деться? — Не знаю, сам ума не приложу, — чернобородый следопыт посмотрел на ранение своего командира, переглянулся с будто потерявшим дар речи гвардейцем, — Господин, вам нельзя здесь оставаться. Вернёмся в Эмин Арнен, в деревне можно взять лодку и пересечь на ней Андуин. Так будет быстрее всего.

Lana: Falchi пишет: Если мы снова его упустим, клянусь, я съем свои перчатки. Я сейчас в процессе прочтения, и вспомнила Губерниева с последних стартов, он там тоже перчатки съесть обещал, но только пожевал. Насыщенный событиями отрывок, гибель Янтаря на поле боя, действительно, лучший из путей, которые конь бы мог выбрать. И все равно потрясает. Чувства Фарамира понимаю, боевой друг погиб на глазах, а тот и сделать ничего не смог, но не поддерживаю как командира и правителя - стрела могла быть отравлена. Он не мог этого не знать. Очень согласуется с порывом отбить заведомо неприступный форт у орков. Невыдержанность в отношении близких, выдержана)))).



полная версия страницы