Форум » Альманах » Гондорский цикл » Ответить
Гондорский цикл
Falchi: Рассказы по мотивам трилогии П.Джексона "Властелин колец" . Матчасть от профессора Толкина, с большой любовью и уважению к прекрасному автору мира Средиземья
Lana: Falchi пишет: По-хорошему и Эомер ничем не уступает этой троице Никогда Карл Урбан не был так хорош, как в битве за Средиземье. Небрит, пылен, яростен и волосат. Я тут подпростыла, почти целый день тюленю завернувшись в одеяло у компа. И с третьей попытки пытаюсь написать отзыв. Первые две провалились из-за того, что коту-младшему не хватало внимания Этот подход увенчался успехом кот выспался и оголодал, а потому могу сказать, что разговор отца с сыном пролил бальзам на мою гудящую голову. Папа тебя любит, а ты его бесишь. Я, как и Фарамир, готовилась к непростому разговору, который оставит тяжелый осадок в душе. Но родственники наоборот перед лицом опасности нашли друг для друга важные слова и вместе воскресили утраченного в воспоминаниях. В мире можно готовиться к решительной битве. Уже чую, что Эовин разумно рассудит, что брат и жених воины, конечно, могучие, но без помощи роханской женщины, которая коня на скаку остановит, в горящую крепость войдет и назгула приструнит, не справятся. Ясно же сказано, не пересилит муж в битве с королем Ангмара, а у них перед решающей схваткой не то, что женщины, ни одного златовласого эльфа нет.
Falchi: Хорошо, что фик написан, а то я бы никогда уже не смогла вернуться к нему с серьёзным настроем. Я и так всю волю в кулак собирала, пыталась на романтический лад настроиться и Гоблина выключала из головы. Но вот после такого Lana пишет: Никогда Карл Урбан не был так хорош, как битве за Средиземье. Небрит, пылен, яростен и волосат. Lana пишет: Папа тебя любит, а ты его бесишь У меня дикая и непрекращающаяся истерика Фух, как мне плохо, аж живот свело. Если всё же серьёзно, я всегда нежно любила эту Гондорскую семейку Аддамс. В то время как остальные герои прямые как параллельные прямые, то Дэнеторы - сплошные зигзаги и спирали. Никогда не знаешь чем обернётся и у каждого свой непростой характер и тихие (или не очень) подводные течения. Lana пишет: Уже чую, что Эовин разумно рассудит, что брат и жених войны, конечно, могучие, но без помощи роханской женщины, которая коня на скаку остановит, в горящую крепость войдет и назгула приструнит, не справятся. Не знаю даже, не знаю) Привет котам, поправляйся, не болей
Lana: Falchi пишет: Хорошо, что фик написан, а то я бы никогда уже не смогла вернуться к нему с серьёзным настроем. Мое счастье, что он дописан . Falchi пишет: Если всё же серьёзно, я всегда нежно любила эту Гондорскую семейку Аддамс. В то время как остальные герои прямые как параллельные прямые, то Дэнеторы - сплошные зигзаги и спирали. Никогда не знаешь чем обернётся и у каждого свой непростой характер и тихие (или не очень) подводные течения. Мне их линия была интересна, в ней драматизм и человеческие страсти, которые очень понятны и близки Эпохе людей. Falchi пишет: Привет котам, поправляйся, не болей Спасибо, передам им привет и буду поправляться.
Falchi: Там ещё Теоден где-то маячит. С высоты Хельмовой пади с невозмутимым лицом призывает начинать мочить козлов. Так всё, я взяла себя в руки
Falchi: Часть 8 Фарамир стоял на верхней части валганга, упираясь ногой в широкий каменный выступ и смотрел на темнеющий вдали горизонт. Вокруг царила удивительная тишина — ни дуновения ветра, ни шороха травы, ни вскрика птицы, как будто сама природа затаилась в ожидании надвигающегося великого сражения. На противоположной стороне реки в слабом отблеске дозорных огней мрачным пятном вырисовывались полуразрушенные, устрашающе ощерившиеся зубцы крепостных стен — то немногое, что осталось от некогда царственного и богатого города Осгилиат. Когда-то давно первая столица Гондора славилась пышностью и торжественностью белокаменных зданий, широкими, восходящими к небу лестницами, открытыми площадями, так любимыми жителями во времена праздников и шумных ярмарок. Осгилиат был гордостью всех северных земель, его сердцем, неприступной твердыней, героем многочисленных народных песен и сказаний. Каждый путник, ступивший в эти края посчитал за счастье войти в его ворота, увидеть великолепие просторных улиц и мраморных фасадов, и до конца своих дней уже не мог позабыть его ослепительную красоту. Теперь же древний город лежал в руинах. Его стены помнили кровопролитные гражданские распри, Великую Чуму, заставившую жителей покинуть их дома, а затем почти полностью обескровленный, он окончательно склонил голову перед дикими ордами Саурона. Пришедшие с востока несчётные полчища войск безжалостно уничтожили до основания его былое величие. Не выносившие ничего прекрасного, уже рождённые с единственным присущим им стремлением разрушать и сжигать в пепел всё созданное руками людей, в короткие сроки они навсегда прекратили биение его каменного сердца. Фарамир слушал то нарастающий, то стихающий под крепостной стеной шум вод Андуина и ждал. Несколько самых ловких и бесстрашных гондорских воинов уже подобрались к плотине, расположенной в паре десятков лиг, и в это время зажигали порох. Очень скоро вырвавшиеся на свободу мощные потоки Великой реки, должны были достичь Осгилиата, и тогда древнему городу предстояло принести свою последнюю жертву. Молодой гондорец чувствовал себя на удивление совершенно спокойно. Он трезво оценивал свои возможности, понимал, на какой великий риск отправлял последние силы королевства, осознавал разрушительные потери, которые непременно последуют, если его план не приведет к успеху, но не испытывал ни малейшего волнения. Всякое решение даётся трудно только в первый момент, когда же оно уже принято и пути назад нет, в дело включается лишь холодный рассудок и твёрдая рука. За спиной капитана из темноты возник высокий силуэт. Старый гвардеец Берегонд, сменивший свой плащ следопыта на прочные латы, как и прежде в самый трудный и опасный миг встал плечом к плечу со своим командиром. Фарамир обернулся в его сторону, еле заметно кивнул: — Момент истины близится, мой верный друг. — Плотина взорвана, господин. Орудия на бастионах готовы к бою, в первые часы после того, как Андуин начнёт затапливать правый берег, в стане неприятеля поднимется паника. Чем дольше она продлится, тем больше времени мы сможем выиграть. — Плотину охраняли? — Горстка орков. Их застали врасплох и сопротивления почти не последовало. Фарамир вновь одобрительно кивнул головой: — Ты уверен, что никто из них не успел передать сигнал в крепость? — Маловероятно, господин. Они не ожидали нас увидеть. Саурон убежден, что гондорцы затаились в Минас-Тирит и не будут предпринимать никаких действий, сосредоточившись на укреплении города. — Саурон упивается своей победой, — продолжил за воина Фарамир, — Он явно не ожидает от Гондора такой дерзости. Особенно после отступления из Каир Андрос. — В наше время говорили, кто высоко взлетает, тому больно падать, — Берегонд привычным солдатским жестом поправил латную перчатку, — Как всякое бессмертное существо, он рискует поддаться гордыни и забыть, что ничто в мире не бывает неуязвимым до конца. — Гордыне поддаются не только бессмертные существа, мой друг. Все самые опустошающие войны в Средиземье начинались именно из-за неё. Они провели в молчании несколько минут, устремив взор на по-прежнему пустынный темнеющий горизонт. До восхода солнца оставалось ещё пара часов. — Фарамир, — вдруг осторожно обратился к капитану гвардеец, — Сердце подсказывает мне, что в эту минуту ты думаешь не только о предстоящей битве. В твоих мыслях остаётся место и для кое-чего ещё. Наш последний поход, долины и леса Итилиэна в этот раз стали тебе по-особенному дороги, не так ли? Гондорец усмехнулся краешком рта: — Ты читаешь меня как открытую книгу, Берегонд. — Не стоит этому удивляться, я ведь знаю тебя с детства, — верный помощник понизил голос, — Та девушка, леди Эовин, оставила в твоём сердце глубокий след. Фарамир отвлёкся от изучения туманных далей, повернулся к своему воину: — Ты как всегда прав, мой друг. Берегонд не сразу ответил, в задумчивости постукивая железной перчаткой по краю стены: — Княжна, конечно, ловко водила тебя за нос все эти дни. И всё же она обладает поистине бесценной способностью самоотверженно любить. Я видел у неё этот дар своими собственными глазами. — Как непривычно слышать от тебя подобные слова, — в удивлении изогнул бровь сын наместника, — Обычно ты уверял меня, что от неё одни неприятности. Берегонд в ответ пожал плечами, улыбнулся, так что его глубокие морщины вокруг губ немного разгладились: — Рядом с ней ты выглядел счастливым. Леди Эовин подарила тебе утешение после гибели Боромира, залечила раны, вернула способность вновь радоваться жизни. А что ещё нужно старому учителю, как не видеть счастливым своего любимого ученика? — Оставим эти беседы до лучших времён, Берегонд, — покачал головой гондорец, указывая рукой на противоположный берег, — Огни стали ярче. Прислушайся, Андуин наступает. Прорвавшие последний рубеж, могучие потоки Великой реки с угрожающей быстротой неслись к городу. Волна за волной они накатывали на крепостные стены, окружавшие правый берег. Оставляя после себя высокие фонтаны брызг и песка, вода стремительно наполняла широкие рвы, заливала укрепления, наводняла узкие бойницы, пробитые в камне. Неожиданный удар стихии привёл засевших в крепости орков в замешательство. Первые часы рассвета они тщетно пытались остановить бурлящее течение, выставляя на пути наступающей из всех щелей воды преграды из остатков каменных домов, обломков статуй и мраморных лестниц. В этой схватке Андуин одержал победу. Ближе к полудню, под лучами холодного мартовского солнца из полностью разрушенного Осгилиата начали выходить десятки, затем сотни узких суденышек, до отказа набитые разозлёнными, жаждущими жестокого отмщения орков. В первые минуты, увидев представшее перед его глазами зрелище, Фарамир ощутил, как тугой комок ужаса застрял в его горле. Их было очень много, в разы больше, чем он мог себе представить. Вооружённые до зубов, неукротимые в своей ярости, подгоняемые окриками беспощадных командиров, полчища отвратительных созданий неумолимо приближались к берегу. Гондорцы замерли в ожидании команды капитана. — Подпустите их ближе, — кричал своим людям Фарамир, не отводя взгляд от надвигающегося чёрного пятна, — Ещё! Начинайте справа, затем слева, потом центр. Не позволяйте им высадиться! — глубоко вздохнув, поднял вверх правую руку, — Огонь! Оглушительные взрывы, прогремевшие с нескольких сторон рассекли сдавленный от напряжения воздух. Выпущенные из луков стрелы градом посыпались, пронзая первых, подплывающих к берегу смельчаков. Над долиной повис удушливый дым от сожжённого пороха, река наполнилась кровью, унося течением щепки от потопленных лодок и разломанные орочьи доспехи. Фарамир верхом на взбудораженном пылом сражения Янтаре перемещался от укрепления к укреплению и отдавал быстрые, короткие приказы. Время от времени он поглядывал на зависшее на чистом мартовском небе яркое солнце. Его цель удержать всеми силами берег от вторжения хотя бы несколько часов была достигнута, но запасы пороха истощались с каждым новым выстрелом, и капитан понимал, что ближний бой с превышающим по численности противником неизбежен. В пять часов пополудни орочьи шлюпки пристали к берегу. У войск защитников Белого древа, несмотря на отчаянное сопротивление, больше не оставалось возможности сдерживать натиск врага. Глядя в измождённые, почерневшие от копоти лица своих солдат Фарамир обратился к ним с последней речью перед решающим боем. Он искренне и от души благодарил их за отвагу и мужество, призывал собрать все оставшиеся силы во имя Гондора, превратить свою ненависть к восточным захватчикам в мощное оружие. Перед тем как повести за собой армию, он кинул долгий, полный отчаянной надежды взгляд на длинную полосу зелёных Пеленнорских холмов. Горизонт был пуст. Возле рухнувших стен Осгилиата завязалось ожесточенное, изнурительное сражение. Трава под ногами окрасилась в красный цвет, в воздухе летали тучи стрел, звон клинков не смолкал ни на мгновение. Гондорцы дрались отчаянно, цепляясь за каждый клочок земли, за каждый выступ, за каждый камень, но силы были слишком не равны. Кольцо орков смыкалось с ужасающей быстротой, и Фарамир с рвущимся от боли и тревоги сердцем, наблюдал, как редеет колонна его войска, как всё меньше остаётся тех, кто был способен выдерживать удар и сжимать в руках оружие. Выждав момент, сгибаясь под облаком стрел, к нему подбежал Берегонд. Его меч утопал в крови, доспехи почернели. Всегда сильный, уверенный и непоколебимый как скала он задыхался и едва стоял на ногах: — Фарамир, всё кончено, надо отступать. Сейчас это уже превращается в избиение, — голос его сорвался, — Вероятно, с князем что-то случилось в пути. Капитан огляделся по сторонам, признавая убийственную правоту своего верного гвардейца. Крик бессильной ярости сорвался с его губ. Неужели это конец, неужели Гондор падёт и так же как и Осгилиат превратится в прах под разрушительным натиском бешеной своры, в своей жестокости превосходящей даже стаю диких волков? Неужели города его родной страны растопчут и сравняют с землёй, а их жителей зверски убьют — женщин, стариков, детей, всех без разбора? Неужели же он, капитан Гондора, сын наместника одного из величайших королевств, что знала Арда, не в силах ничего изменить? Неужели всё, что он может — это стоять и смотреть, скованный собственной беспомощностью и отчаянием? Пелена гнева застелила ему глаза, затуманила разум, но вместе с тем прибавила сил. Сжимая в руках меч, он в последнем безысходном порыве пришпорил своего коня и бросился в строй орков, как ураган сметая всё живое на своём пути. Меч летал направо и налево, срубая головы, пронзая насквозь. Вдохновлённые подвигом своего капитана, воины с громким криком кинулись вслед за ним, также сокрушая ненавистного врага, возжелавшего уничтожить их земли. И в какой-то момент, поражённые безумной храбростью защитников Гондора, орки дрогнули и отступили обратно к реке. Но передышка оказалась недолгой, в прорванный строй возвращались всё новые и новые, ещё более отвратительные в своей злобе чудовища. Каждый из последних оставшихся в живых понимал — это конец. Как вдруг горячий от кровопролитного боя воздух огласил громкий рёв, издаваемый сотнями труб. Небо над горизонтом со стороны Пеленнорских полей побелело от развевающихся на ветру стягов, топот копыт, скачущих во весь опор лошадей сотряс землю. Тяжело дыша, Фарамир поднял голову и обернулся — с холмов, точно безудержная снежная лавина на бешеной скорости спускалась огромная роханская конница. — Эомер, — одними губами прошептал капитан, опуская меч, — Эомер! С невероятным наслаждением он наблюдал, как полные сил, неутомимые в своём стремлении уничтожать вражеские орды, всадники эорлингов врезаются на полном ходу в обескураженных неожиданной атакой орков, как пригвождают их к земле своими острыми копьями, как мощные и бесстрашные роханские кони топчут своими коваными копытами поверженных, разбивая их шлемы и доспехи на куски. Паника охватила слуг Саурона. Один за другим, их ещё совсем недавно уверенные в своей победе отряды с воем и криками ужаса начали отступать, а затем и вовсе убегать с поля боя, бросая оружие. Но воины не собирались давать проигравшим пощады, настигая и громя их всё с новой и новой силой. Фарамир как завороженный смотрел на разворачивающуюся перед его взором картину. Впервые за много часов обречённого боя, сердце его забилось с надеждой. И тут внезапно его пронзила острая как осколок стекла боль, в глазах мгновенно потемнело. Он непонимающе повернул голову — стрела протыкала броню в районе плеча. Первой мыслью капитана было, как неосмотрительно с его стороны, забыть об опасности в такой момент, поддавшись чувству предвкушения сладостной победы. Потом он подумал, что это ерунда, стрелу легко вытащить, но руки его почему-то не слушались, а всё тело сковывало так, будто его опутали сотни цепей. Вторая стрела пришлась куда-то в живот, наконец, третья воткнулась в правый бок, заставив его болезненно вздохнуть и согнуться почти пополам. Цепляясь непослушными пальцами за густую гриву своего коня, он из последних сил пытался удержаться в седле, но нарастающая боль становилась всё невыносимее, перед глазами плыло, воздуха не хватало, точно лёгкие его залились свинцом. Его верный Янтарь забеспокоился под седлом — он никогда не убегал с поля боя, не поддавался страху и смиренно ждал команды хозяина даже стоя под градом стрел, но сейчас каким-то своим животным чутьём угадал, что команды не будет. Громко заржав, конь резко сдвинулся вправо, чтобы удержать падающего всадника, развернулся на месте и помчался в тыл, унося на себе его неподвижное тело. Фарамир уже не мог направлять своего преданного друга — тьма целиком поглотила его разум. Военный совет короля Теодена закончился поздним вечером. Князь Эомер медленно поднимался по узким винтовым лестницам дворца, направляясь в комнату сестры. Он чувствовал себя очень утомлённым и опустошённым. Несмотря на радость от оглушительной победы под Осгилиатом, лицо его было мрачно и исполнено скорби. Руку выше локтя обматывала повязка, через которую явно проступали тёмные пятна крови. Когда Эомер перешагнул порог покоев княжны, то нашёл её неподвижно застывшей у окна. Она смотрела вдаль, провожая взглядом почти полностью скрывшееся за горизонтом солнце. Князь не мог не заметить перемену в настроении и поведении Эовин после возвращения из Итилиэна и прекрасно знал причину. Никогда не отличавшаяся излишней словоохотливостью, она стала говорить еще меньше и совсем редко улыбалась, в сердце её поселилась не отпускающая ни на один миг тревога. Все эти дни она жила ожиданием новостей из Гондора, и вот теперь он сам должен был принести весть, которая причинит ей невыносимую боль. Обернувшись на стук, а затем звук открывающейся двери, Эовин слегка улыбнулась брату, но радость от возвращения его из очередного сражения, тут же сменилась тихим вскриком, когда взгляд её упал на повязку: — Эомер, ты ранен? — с тревогой спросила девушка, подбегая к нему, — Позволь мне осмотреть. — Пустое, — отмахнулся князь Рохана, — Многим досталось больше. Но нам удалось совершить задуманное — Осгилиат отошёл к Гондору, орки отступили далеко за реку. — Это же прекрасно! — бережно, чтобы не потревожить рану, Эовин обняла брата и тут же отстранилась, видя каким каменным и напряжённым выглядит его лицо, — Но почему же тогда ты так расстроен? Что-то случилось? — Осгилиат отбит, но победа омрачена ужасным событием. Я обязан тебе кое-что сказать, Эовин, а ты должна постараться это принять, — каждое слово давалось Эомеру с большим трудом, — Капитан Гондора тяжело ранен отравленными стрелами. Лучшие лекари королевства делают всё, что в их силах, однако яд стремительно разливается по телу. Мне невыносимо говорить об этом, но похоже близок тот час, когда наместник Дэнетор потеряет и второго своего сына. И тут Эовин закричала так пронзительно, так истошно и так отчаянно, что князь вздрогнул от неожиданности. Не на шутку испугавшись за состояние сестры, он крепко прижал её к себе, пытаясь объятиями задушить рвущиеся наружу рыдания, но все его стремления были тщетны. — Нет! Нет! Нет! — повторяла роханка как заведённая, вырываясь из рук брата, не слушая его нежных слов и терпеливых призывов успокоиться. — Эовин, я понимаю, как дорог тебе Фарамир, мне он тоже друг, и моё горе не меньше твоего, но слезами ты ему не поможешь. — Я не смогу жить, если потеряю его, — девушку продолжала сотрясать мелкая дрожь, — Сначала родители, потом Теодред, теперь Фарамир. Да будь же проклят этот мир, где царит одно зло и насилие! — Фарамир очень сильный, он будет бороться до последнего, — Эомер понимал, что говорит эти слова лишь для того, чтобы хоть как-то облегчить страдания любимой сестры, — Постараемся не терять надежды. — Эомер! — княжна вдруг резко успокоилась и вскинула на него горящие беспокойным огнём глаза, — Когда ты собираешься ехать в Минас-Тирит? — Завтра утром, наместник Дэнетор собирает военный совет, я буду на нём присутствовать. — Умоляю, возьми меня с собой, я должна увидеть Фарамира, — Эовин так крепко сжала раненную руку брата, что тот даже слегка поморщился от боли, однако девушка не обратила на это никакого внимания. — Но, милая моя, как же это возможно? Чем я объясню наместнику твоё присутствие? — Можешь рассказать ему правду, мне всё равно, — Эовин обняла Эомера за шею, из глаз её вновь потекли слёзы, — Мне нужно его увидеть! — Хорошо, хорошо, не плачь, — здоровой рукой князь неловко погладил девушку по волосам, поцеловал в бледный, похолодевший лоб, — Мы что-нибудь придумаем, обещаю тебе. Сам он пребывал в настоящем смятении, не очень представляя, что может сделать для маленькой, хрупкой и такой беззащитной в своём горе сестры. Над Эдорасом спускалась ночь, но темнота её не шла ни в какое сравнением с темнотой отчаяния, окутавшей его сердце.
Lana: Falchi пишет: С высоты Хельмовой пади с невозмутимым лицом призывает начинать мочить козлов. Так всё, я взяла себя в руки И подсчитывает: сколько водки нужно на серьезное мероприятие, на пышную свадьбу в смысле. Falchi пишет: Часть 8 Не скажу, что с моей стороны не было прозрачных манипуляций в желании получить еще кусочек. Но цель оправдывала средства. Теперь я знаю, что Эовин едет к почти свекру, за Фарамира почти не волнуюсь, сила любви его поднимет с ложа болезни.
Falchi: Lana пишет: за Фарамира почти не волнуюсь, сила любви его поднимет с ложа болезни. Ну не зверь же я
Falchi: Часть 9 Фарамир пробирался сквозь густой, непроглядный туман, обволакивающий его со всех сторон. Он был таким плотным, что гондорец не различал, куда ступают его ноги, не видел даже собственных рук. Он шёл медленно, глядя прямо перед собой, повинуясь какому-то внутреннему чутью, хотя не имел представления, где находится. Фарамир вспомнил, что точно такой же туман преследовал его во снах перед гибелью брата и являлся почти каждую ночь во время походов по долинам Итилиэна. Им овладело совершенное спокойствие, он не испытывал ни страха, ни удивления, ни тревоги, ничего из того, что ощущают люди, оказавшись в незнакомом месте. Боль, которая на протяжении последних дней сжигала изнутри всё его тело, покалеченное отравленными стрелами, неожиданно отступила, и Фарамир чувствовал, как оно наполняется лёгкостью и блаженством, каких он не испытывал никогда в жизни. Капитан не мог сказать точно, сколько времени он шёл, окутанный этой прохладной чарующей дымкой, быть может несколько минут, а, может, и целую вечность, как заметил, что впереди туман начал немного рассеиваться, и он оказался на берегу какой-то реки, очень похожей на знакомый ему быстрый и полноводный Андуин, с той лишь разницей, что от этой реки веяло леденящим холодом, таким пронзающим, какого никогда не случалось в его родных краях. Течение её неслось стремительно и на удивление бесшумно, вода была совершенно прозрачной, но когда Фарамир подошёл к самому краю и посмотрел вниз, то не увидел там дна. На противоположном берегу, также охваченном туманом, он вдруг заметил какой-то нечёткий, медленно надвигавшийся на него силуэт. Когда неизвестная фигура подошла к воде совсем близко и вынырнула из полупрозрачной пелены, Фарамир тотчас же узнал в незнакомце старшего брата. Боромир стоял как живой прямо напротив него, отделённый лишь быстро мчащимся бурным потоком воды. На нём была та же самая одежда, что и в тот день, когда капитан обнаружил в лодке его бездыханное тело, только без следов от погубивших его стрел. Длинные волосы ровной волной ниспадали на плечи, на устах его играла улыбка, а глаза лучились тёплым и мягким светом. — Брат мой, — одними губами прошептал гондорец, не веря увиденному, — Боромир! — Здравствуй, Фарамир, — приветствовал его старший сын наместника, — Как я рад тебя видеть после столь долгой разлуки. У тебя сегодня такой важный день, я знаю, ты совершил почти невозможное, ты спас наш родной Гондор от неминуемой погибели. Я так горжусь тобой. — Мне очень хочется обнять тебя, — Фарамир двинулся было вперёд, но внезапно наткнулся на невидимую, крепкую стену, преградившую ему путь, и с удивлением посмотрел на брата. Боромир слегка покачал головой, указал ему взглядом на пробегающие между ними потоки воды: — Я знаю, и, поверь, хочу этого не меньше, но ты видишь эту реку? Она разделяет мир живых и мёртвых. Меня уже нет в Средиземье, но ты по-прежнему жив, и ты должен жить. Я понимаю, как тебе тяжело, тебе кажется, будто земля уходит из-под ног, что воздух заканчивается в лёгких, горло сжимается и нет возможности издать ни звука. Тебе хочется закрыть глаза и никогда их не открывать, но несмотря ни на что, ты должен продолжать бороться. — Я не могу больше, Боромир, — тяжело выдохнул гондорец, — У меня не осталось сил. Моё тело горит как в огне, руки и ноги отказываются мне служить, разум не подчиняется. А сейчас, здесь, с тобой я ощущаю такую невероятную лёгкость. Я не желаю, чтобы она пропала. Прошу, позволь мне приблизиться. И Фарамир вновь попробовал сделать шаг вперёд, с изумлением обнаружив, что разделявшей их преграды больше нет. Он ступил одной ногой в воду, и ледяной поток тут же окатил его, дойдя почти до колена. В глазах наблюдавшего за ним Боромира мгновенно вспыхнул огонёк тревоги: — Остановись! — тотчас властно приказал он, — Не делай этого! Но, видя, что брат его не слушает и собирается идти дальше через стремительно несущуюся вдаль реку, вновь заговорил тихим и ласковым голосом: — Фарамир, ты помнишь, как в юности, мы дрались на мечах, и у тебя так же заканчивались силы, ты падал и уверял меня, что ты больше не можешь, что ты проиграл. А я говорил тебе: вставай брат, никогда не сдавайся. Ты меня слушал, превозмогая усталость, поднимался на ноги и побеждал. — Я думал, ты мне поддаёшься, — Фарамир замер на месте, и вода следом сразу же отхлынула от его ног. — Нет, — заверил его Боромир, — Я всегда сражался честно, ты знаешь. — Однако же настал день, когда ты не смог подняться, — с болью проговорил гондорец, — Ты проиграл сражение со смертью. — Да, у меня не получилось выиграть, — ответил старший брат после короткого молчания, — Но если ты сейчас сможешь победить, то тогда тебя впереди будет ждать долгая счастливая жизнь, ты совершишь ещё много славных подвигов, которые навечно войдут в летопись Средиземья. Голос его с каждым произносимым словом становился всё тише и тише, силуэт начал медленно растворяться в тумане: — Никогда не сдавайся, Фарамир! — донеслось до слуха гондорца. — Смогу ли я увидеть тебя снова? — крикнул капитан, не желая отпускать его так быстро. — Очень нескоро, — фигура Боромира почти полностью исчезла из виду, — Но не забывай, что бы не происходило, я всегда буду рядом с тобой: в твоих мыслях, снах, воспоминаниях. Я очень люблю тебя… мой маленький братик. Темнота ещё некоторое время не отпускала Фарамира, окружив его плотной завесой. В ушах звенело как будто сотни молоточков отбивали свой ровный и последовательный ритм. Однако спустя какое-то время, свет медленно начал проникать сквозь полуприкрытые ресницы и, преодолевая ужасную слабость ему удалось полностью открыть глаза. Взгляд его сразу упёрся в белый, мраморный потолок, он почувствовал, что лежит на широкой постели, укрытый мягким бархатным одеялом. Окончательно придя в себя, капитан Гондора понял, что находится во дворце Минас-Тирита, в своих покоях. Невыносимая боль, терзавшая его, будто целую вечность, наконец отпустила, уступив место страшной усталости. Фарамир с трудом обвёл взглядом пространство вокруг себя и сразу увидел отца, сидящего в изножье его кровати. Наместник Дэнетор по-прежнему был одет во всё чёрное, только теперь его фигура ещё больше сгорбилась и истощилась, на безвольно опущенных руках явно выступили тёмные бугристые вены. Он выглядел уставшим и измождённым, пустой и безжизненный взгляд его смотрел прямо перед собой. Фарамир пошевелился, попробовал подняться на подушке, но сил хватило лишь для того чтобы слегка оторвать голову. Заметив его движение, наместник разом вышел из забытья, подскочил на ноги — долгожданное, но уже почти невероятное пробуждение сына, казалось, тут же оживило его. — Фарамир! — хрипло пробормотал Дэнетор, — Не шевелись, не шевелись, ты ещё слаб. Отец наклонился к нему, опустил руку на влажные после лихорадки волосы. Улыбка осветила его изборождённое глубокими морщинами лицо, дыхание участилось. Капитану подумалось, что давно он уже не видел сурового правителя Гондора таким счастливым. — Я сдержал своё слово, государь, — с великим трудом вымолвил Фарамир, — Осгилиат наш. — Знаю, знаю, — торопливо кивнул наместник, — Князь Эомер мне всё рассказал. Орки отброшены далеко за реку, они бежали как стая трусливых собак. Ты целый день удерживал их натиск, совершил настоящее чудо. Ты подарил Гондору надежду вновь стать великим королевством, — Дэнетор понизил голос, — Я очень горжусь тобой, сынок. Фарамир слабо улыбнулся, на секунду прикрыл глаза: — Чтобы услышать от вас такие слова, отец, — прерывистым шёпотом произнёс он, — Стоило даже умереть. Наместник рассмеялся коротким нервным смешком, пряча за улыбкой увлажнившиеся глаза: — Глупый мальчишка, — поцеловал сына в покрытый испариной лоб, — Что за вздор ты говоришь? Молодой гондорец вновь повторил попытку приподняться, и на этот раз ему это удалось. Силы постепенно возвращались: — Я помню, что мы попали в окружение. Как мне удалось выбраться? — Тебя вынес твой конь. Воины говорят, он прискакал в тыл, дрожа как осиновый лист, весь в мыле, однако до последнего удерживал тебя в седле. Фарамир слегка опустил голову, мысленно говоря спасибо своему преданному другу. Благородное животное не бросило его в беде, до конца исполняя свой долг. — Мой верный Янтарь… надеюсь, он не ранен? — С ним всё хорошо, — заверил сына наместник, — Если не считать, что он разнёс почти всю конюшню и не подпускал к себе никого из слуг. Успокоился только вчера, вероятно, почуял, что ты придёшь в себя. — Как вы себя чувствуете, господин? — услышал вдруг гондорец из другого конца комнаты робкий женский голос, от звука которого, сердце забилось чаще. Фарамир повернул голову и увидел замершую в нескольких шагах от постели тонкую девичью фигуру, смотрящую на него широко распахнутыми голубыми глазами. Думая, что горячка, ставшая следствием раны, ещё не отпустила его, капитан вытянул вперёд руку и несколько раз провёл ей по воздуху, полагая, что видение исчезнет. Но Эовин продолжала стоять перед ним — настоящая, из плоти и крови. Губы её тронула лёгкая улыбка. — Так, будто по мне промчался отряд роханских всадников, — в растерянности пробормотал гондорец, — Госпожа, неужели это в самом деле вы? — Можешь даже не сомневаться, — выпрямился во весь рост Дэнетор и встал позади девушки, — Леди Эовин провела у твоей постели несколько бессонных ночей, перевязывая и омывая раны. Травы, которые госпожа привезла с собой из Эдораса, вытянули яд из твоего тела. Ты дышишь и говоришь благодаря ей. — Выходит, вы снова спасли меня от смерти? — Фарамир не отводил от роханки влюблённого взгляда. Сказанное отцом так сильно задело его за живое, что он едва сдерживал слёзы. — Я говорила вам, господин, — Эовин подступила к нему на шаг, — Будь у меня хоть сотня жизней, я не раздумывая отдала бы их все за вашу одну. — До меня дошли слухи, — наместник легко коснулся рукава платья княжны, — Что ты, Фарамир, собирался делать предложение леди Эовин. Так вот, если тебя интересует моё мнение, то я буду очень рад видеть Белую госпожу Рохана своей невесткой. Слова Дэнетора заставили девушку тут же залиться краской, а гондорец лишь кинул на него недовольный взгляд исподлобья. Ему совсем не нравилось, что родитель так твёрдо решил взяться за устройство его судьбы. — Отец, пожалуйста, позвольте нам поговорить наедине, — попросил Фарамир. После того, как наместник покинул покои, они несколько минут провели в полном молчании, не отрываясь глядя друг на друга. Наконец, Эовин осмелилась нарушить тишину первой: — Фарамир, ты, наконец, очнулся, и мой мир вновь наполнился светом. Прости, что пришлось всё рассказать государю без твоего согласия, но иначе я бы не смогла... — Душа моя, как же я по тебе скучал, — еле слышно проговорил Фарамир, не позволив ей продолжать. Нежность и трепет, так знакомые Эовин, послышались в голосе гондорца. Перед глазами сразу проплыли леса Итилиэна, горящие на поляне костры, она вновь ощутила вечернюю прохладу и его согревающие объятия на берегу реки. Не желая терять ни минуты, девушка сорвалась с места, подбежала к нему, сжала его потеплевшую руку в своей. — Прости меня, моя госпожа, — Фарамир погладил её по щеке, — Страшно подумать, сколько ты выстрадала по моей вине, сколько слёз пролила у моего ложа. — Каждую минуту я молилась, чтобы ты поправился. И не на миг не сомневалась, что смогу выцарапать тебя из лап смерти. — Всё теперь позади, — успокаивающе улыбнулся капитан, — Благодаря тебе. Эовин села к нему на постель, которая оказалась гораздо больше узкой походной кровати, осторожно прижалась лбом к его плечу. Фарамир опустил ладонь ей на затылок, нежно перебирал пальцами мягкие как шёлк золотистые волосы. — Князь Эомер здесь, с тобой? — тихонько, на ушко спросил её гондорец, — Мне не терпится поблагодарить его. — Да, это он привёз меня в Минас-Тирит, когда отправился на военный совет. Он увидел тебя раненным на поле боя перед Осгилиатом, и сердце его едва не остановилось от горя. Эомер тебя очень уважает и будет счастлив знать, что твоей жизни, наконец, ничего не угрожает. Он восхищен твоей храбростью и сочтёт за честь стать твоим другом. — Я уже могу назвать его другом, — серьёзно ответил ей Фарамир, — То, что твой брат сделал для Гондора неоценимо. Эовин подняла голову, подвинулась к нему ещё ближе и коснулась поцелуем его губ, отмечая про себя, как сильно ей не доставало их тепла. Затем вновь прижалась к его плечу, переплела пальцы возлюбленного со своими: — Я вспомнила, как мы точно так же лежали в шатре на берегу Андуина, и ты рассказывал мне истории про Арду. Я чувствовала себя так безмятежно, так спокойно. — Только не проси поведать их сейчас, душа моя, — с улыбкой отозвался гондорец, — Нынче из меня выйдет плохой рассказчик. Князь Рохана неторопливо спустился в сад, разбитый перед дворцом в Минас-Тирит, подошёл к каменным перилам, в задумчивости положил на них ладони. Впереди ему открывался обширный вид на Пеленнорские поля, он мог наблюдать развалины Осгилиата, любоваться величием бурной реки Андуин, разделившей собой два берега. На востоке по-прежнему горели огни Мордора, Саурон пока не был побеждён и продолжал собирать в своих мрачных землях огромные армии. Эомер понимал, что судьба Рохана и Гондора не определена, и его самого впереди ещё ждёт много кровопролитных сражений, и, быть может, после одного из них он уже не вернётся домой. Однако сердце его было спокойно, ведь как бы не повернулось колесо судьбы в будущем, его главное сокровище, любимая сестра, остаётся в надёжных руках.
Falchi: ЭПИЛОГ Из-за полученных в бою под Осгилиатом ран, Фарамир не смог участвовать в последней битве добра и зла у ворот Мордора под предводительством Арагорна, будущего короля Элессара. Один из девятерых, полурослик Фродо Бэггинс из Шира сумел добраться до огненный горы Ородруин и уничтожил Кольцо всевластия. Саурон пал, и в Средиземье, наконец, наступил долгожданный покой. Наместник Дэнетор отошёл в мир иной спустя короткое время после победы — выпавшие на его долю испытания, по всей видимости, нанесли непоправимый вред его здоровью, он резко слёг и за несколько дней его властное, гордое сердце перестало биться. Незадолго до смерти правитель Гондора признал права короля Элессара на престол и передал ему ключи от Белого города. Также он соединил руки своего сына и его избранницы, благословив их на долгую жизнь в любви и согласии. Фарамир тяжело переживал боль утраты, но удар, вызванный смертью отца смягчала мысль о том, что он успел сказать ему на прощание, как сильно любит и почитает его. После коронации Элессар с теплотой встретил капитана во дворце, поблагодарил за преданную и верную службу во благо государства и пожаловал ему титул князя Итилиэна. В тот же день он назначил его пожизненным наместником Гондора. Всё то время, что ушло на решение дел, связанных с присуждением почетного статуса, княжна Рохана, Эовин дожидалась своего возлюбленного в Эдорасе, направляя ему в Минас-Тирит полные проникновенной нежности письма. Наконец, время вынужденной разлуки подошло к концу и Фарамир отправился в землю эорлингов, где князь Эомер устраивал пышный праздник в честь помолвки своей сестры с князем Итилиэна. Сын Эомунда радушно принял друга во дворце, накрыв в главном зале большой стол, однако во время трапезы Фарамир почти ничего не ел и не пил, нетерпеливо поглядывая на двери в ожидании появления любимой. Ужин подходил к концу, а Эовин не приходила, зато одна из её служанок, подавая кубок с вином незаметно вложила ему в руку записку с посланием от княжны — роханка просила его тотчас же прийти в одну из дворцовых башен. Преодолев сотни ступеней винтовой лестницы Фарамир поднялся на самый верх и оказался на небольшой смотровой площадке, окна которой выходили на главную площадь Эдораса. Прождав ещё добрых полчаса и уже начиная волноваться, гондорец, наконец услышал за спиной лёгкий шелест платья, а затем две тёплые девичьи ладони закрыли ему глаза. Фарамир улыбнулся, положил свои руки поверх её: — Я слышал тебя, Эовин, — мужчина обернулся и подхватил княжну в объятия, закружил, потом бережно поставил на пол, — Очень сложно подобраться к кому-то из следопытов Итилиэна незамеченным. — В самом деле, а я и забыла, — княжна опустила ладони ему на плечи, одарив счастливой солнечной улыбкой, — Выходит, я зря на цыпочках взбиралась по этим невыносимо крутым ступеням. — Почему ты решила устроить нашу встречу здесь? Я ждал тебя ещё в парадном зале. — Потому что старая башня — самое укромное место во дворце, — загадочно прошептала роханка, — Там внизу, под пристальным взором моего брата мы бы ни за что не смогли сделать это… — поймала его губы своими, прильнула долгим, жарким поцелуем, потёрлась носом о его нос, — Эомер считает, что жених и невеста могут до свадьбы позволить себе только улыбаться друг другу за разными концами стола. А я так по тебе соскучилась. — Князь человек строгих правил, — Фарамир запустил пальцы в её сплетённые тугими прядями косы, поймал себя на мысли, что ему больше нравится видеть их распущенными, — Нам стоит соблюдать традиции, пока мы находимся в его доме. — Мы вместе сидели с тобой у костра и ночевали в одном шатре, а теперь должны следовать каким-то традициям. По-моему, это очень глупо. — Потерпи немного, душа моя. Нас ждёт впереди ещё много-много дней и ночей вместе. Эовин помолчала несколько минут, словно раздумывая над чем-то, после спросила негромко: — Фарамир, а тебе не было тяжело отдавать Гондор королю Элессару? Я знаю, что ты должен был это сделать, и у него есть все права, но всё же престол несколько веков принадлежал твоей семье. — Трон Гондора никогда не был моей мечтой, Эовин, — покачал головой капитан, — Я всегда любил Итилиэн, считал его своим домом и буду очень счастлив прожить там до конца своих дней. Этот край сильно разрушен войной, мне предстоит много работы, чтобы вернуть ему прежний облик. К тому же я знаю, что Гондор перешёл к достойнейшему из достойных. Мне не о чем сожалеть. — Вместе мы превратим Итилиэн в большой цветущий сад, — девушка перешла на шёпот, — Я тоже полюбила эти земли всем сердцем. Ведь там я встретила тебя. Княжна подступила к окну, откуда раздавался шум готовящегося празднества. Фарамир остановился за её спиной, тоже кинул долгий взгляд на ярко украшенную городскую площадь. С высоты дворцовой башни она была вся как на ладони. — Эомер распорядился дать салют в нашу честь, — проговорила девушка, — Война закончилась, и по всей видимости он очень скучает по звуку взрывов. Никак не может привыкнуть к мирной жизни. — Тебе не по нраву такой праздник, моя госпожа? — Не знаю, — Эовин пожала плечами и вновь обернулась к жениху, — Я много времени проводила в тишине и одиночестве и не очень люблю подобные торжества. Я бы с гораздо большим удовольствием осталась наедине с тобой, — чуть помедлив, девушка осторожно запустила ладони ему под плащ, с нежностью погладила по груди, — Мне хочется поскорее стать твоей женой, — прошептала она, глядя в его потемневшие глаза. — Не дразни меня, душа моя, — Фарамир аккуратно отнял от себя её руки и поочередно поднёс их к губам, — Природа устроена так, что мужчинам ожидание даётся гораздо сложнее, чем женщинам. Эовин не сразу поняла, что он имеет ввиду, лоб её озадаченно нахмурился: — Вот почему в лагере, оставаясь со мной на ночь, ты всегда ложился на землю, да ещё в другом конце шатра? Мне так было тебя жалко. Особенно, когда ветер задувал из всех щелей. В ответ на её неожиданное признание Фарамир запрокинул голову и громко, заливисто рассмеялся: — Какое же ты всё-таки ещё дитя, Эовин! — Ты обещал не называть меня так, — легонько толкнула его в плечо, затем вмиг посерьёзнела, — Я хочу родить тебе сына. Такого же смелого, благородного и с точно такими же серыми глазами. — Всё непременно будет, родная, — прошептал князь Итилиэна, прижимая невесту к груди и глядя поверх её головы на зажёгшуюся разноцветными огнями главную площадь Эдораса, — Непременно.
Lana: Falchi пишет: Я хочу родить тебе сына. Такого же смелого, благородного и с точно такими же серыми глазами. — Всё непременно будет, родная, — прошептал князь Итилиэна, прижимая невесту к груди и глядя поверх её головы на зажёгшуюся разноцветными огнями главную площадь Эдораса, — Непременно. Раны затянулись. И населяли они цветущие сады Итилиэна маленькими витязятами долго и счастливо . Спасибо за маленькое путешествие в Гондор.
Falchi: Lana пишет: Спасибо за маленькое путешествие в Гондор. Спасибо, что были с нами. Пузырь с Теодена, с Элессара закусон.
Lana: Falchi пишет: Пузырь с Теодена, с Элессара закусон. Меня терзают смутные сомнения, что я тот поручик, которому надо молчать.
Falchi: Lana пишет: Меня терзают смутные сомнения, что я тот поручик, которому надо молчать. Я такая же Какие лапушки на гифке Я и подзабыла, что Джексон подарил им не одну вырезанную, а целых 1,25 совместной сцены))
NataliaV: Я дочитала и в восторге от стиля повествования. Как будто оказалась рядом с героями в их мире. Полное погружение. Спасибо.
Falchi: NataliaV , спасибо за внимание! Выдержать стиль повествования в таких фиках самое сложное, ибо фэнтези это настолько обособленный мир, что риск включить в него по нелепой случайности какой-нибудь алогизм очень велик. Пришлось подтянуть матчасть, многое уж забылось. Рада, если удалось передать атмосферу старого доброго Средиземья
NataliaV: Falchi, согласна с тобой - фэнтези особый жанр, не всем подвластный. Твой фик мне подарил живое ощущение реальности происходящего.
Falchi: На длинных каникулах от нечего делать я вспомнила что в далекие 2000-е была двинутой толкинисткой и из глубин Мордора моей души появилась новая история. Идея фика родилась, когда я подтягивала матчасть при написании предыдущего рассказа и углубилась в изучение хроник Нуменора. Потом, после окончания "Храброго сердца" подумала, что она вполне может вписаться в продолжение с уже созданными героями. Так и вышло) По традиции, буду выкладывать продолжение, если найдутся желающие его узнать. Спасибо за внимание!
Falchi: Название: Послание черного нуменорца Автор: Falchi Фендом: Властелин колец, фильм П. Джексона, матчасть от профессора Толкиена Рейтинг: PG Жанр: драма, приключение, альтернатива, постканон Герои: Фарамир, Арагорн (Элессар), Эовин, Берегонд, Леголас, Эомер, оригинальные персонажи Статус: завершён Саммари: — И тем не менее, окажись письмо, что ты держишь в руках, правдой, у тебя нашлось бы немало сторонников. Тот, кто задумал развязать войну между нами, прекрасно знает об этом. Саурон пал, но до истинного мира и покоя в государстве ещё далеко. Злоба и зависть рождается не только в глубинах Мордора, её не меньше скрывается и в людских сердцах, — Элессар поднёс руку к пламени одной из горящих свечей и потушил огонь, сжав его двумя пальцами, — Нам нельзя допустить новую междоусобицу, Фарамир. Примечания автора: Вольная трактовка событий в Гондоре после победы в Битве Кольца Сиквел рассказа "Храброе сердце" ПРОЛОГ Первый день празднования свадьбы Белой девы Рохана Эовин с князем Итилиэна Фарамиром, сыном последнего действующего наместника Гондора Дэнетора, подходил к концу. Эомер, некогда пообещавший гондорцу устроить им с княжной пышное торжество, в полной мере сдержал своё слово. Благодаря его стараниям весь Эдорас на несколько суток обещал превратиться в одно сплошное пиршество. Город щедро украсили цветами, повсюду горели яркие огни и звучала музыка, вино и эль текли рекой, небо над главной площадью пылало от пёстрых фейерверков. Народ Рохана восторженно встретил любимую госпожу и её мужа, когда они вышли на парадную лестницу дворца после свадебного ритуала. На улицах города люди искренне веселились, весь день пели и танцевали в их честь. Сам король Элессар, четыре месяца назад взошедший на престол Гондора, вместе с женой Арвен Ундомиэль почтил своим присутствием церемонию. Со свойственными ему учтивостью и сдержанностью Арагорн поздравил невесту, а затем крепко, как старого друга, обнял князя Итилиэна — за то время, что Фарамир служил королю в качестве правителя одного из уделов Гондора, они успели очень сблизиться. К завершению свадебной трапезы Эовин чувствовала себя ужасно уставшей. Громкий шум торжества, музыка и излишнее внимание к своей персоне порядком утомили её. Она не привыкла к подобного рода праздникам и ловила себя на мысли, что мечтает поскорее покинуть этот кажущийся вечно длящимся пир и остаться наедине с мужем. Новоиспеченная княгиня вспоминала их тихие вечера в шатре на берегу Андуина, когда она сидела в его объятиях, укрывшись тёплым плащом и слушала доносившееся снаружи палатки потрескивание костра. Никто не смел им мешать в такие минуты, и Эовин чувствовала себя тогда совершенно счастливой. Теперь же роханке казалось, что она вынуждена делить Фарамира со всем миром, и от такого количества свидетелей их любви испытывала досаду и лёгкое раздражение. С превеликим удовольствием Эовин, наконец, оставила парадный зал, направившись вместе со служанками в покои, где они должны были помочь ей переодеться и расплести волосы. Напоследок она кинула взгляд на стоящего у праздничного стола брата, и заметила, что тот едва держится на ногах. Во время застолья Эомер позволил себе без перерыва прикладываться к вину, чего она раньше никогда за ним не замечала. И хотя князь даже после возлияния изрядного количества горячительных напитков продолжал, как и прежде полностью владеть собой, по его взгляду и неловким движениям, роханка догадалась, что брат был мертвецки пьян. Торжество во дворце закончилось и плавно перетекло в шумные гуляния на главной площади Эдораса. Фарамир направлялся по опустевшей полутёмной галерее в сторону покоев своей молодой жены, когда вдруг заметил высокий силуэт у одной из статуй, украшавших анфиладу. Подойдя поближе, гондорец тут же узнал в стоящем мужчине Эомера. Князь подпирал спиной холодный мрамор, глаза его осоловело смотрели прямо перед собой, а сам он явно пытался справиться с головокружением, постигшим его после множества выпитых кубков вина. — Эомер, — негромко позвал его сын наместника и несильно потряс за плечо, — С тобой всё хорошо? Ты еле стоишь на ногах. Князь повернул голову, губы его растянулись в широкой улыбке: — Фарамир, это ты, мой друг. Да, я перебрал немного и, должно быть, выгляжу неважно, но не суди меня слишком строго. Сегодняшний день принес мне больше радости, чем даже вам с Эовин. — Не может быть, — в тон ему ответил гондорец, одновременно следя за тем, чтобы храбрый маршал эорлингов окончательно не потерял равновесие. — Может, Фарамир. Я, ведь, признаться, думал, этот день никогда не наступит. Что мне не доведётся увидеть свою сестру такой счастливой, рядом с человеком, которого она по-настоящему и искренне любит, а он любит её, — Эомер отодвинулся от статуи, выпрямился насколько позволяло ему его состояние, — Ты ведь наверняка не знаешь, как много всего ей довелось пережить. Роханец пристально посмотрел на Фарамира, улыбка исчезла, лицо его стало серьёзным и даже слегка отрешённым: — Эовин росла без родителей. У неё не было матери, которая так нужна любой девочке. И я, и дядя Теоден, и мой брат, мы делали всё, чтобы она жила, не испытывая боли от этой потери, окружали её заботой, вниманием, — князь слегка усмехнулся, — Но разве могут грубые неотёсанные мужчины-воины, которые только и умеют, что скакать верхом и рубить головы направо и налево заменить самого родного на свете человека? Потом эта бесконечная война, орочьи набеги, безумие короля и проклятый Гнилоуст, втёршийся ему в доверие. Я разывался между необходимостью находится в Эдорасе и охранять границы государства, а пока меня не было во дворце, пользуясь своей безнаказанностью, Грима оскорблял Эовин, внушал, что королевский дом эорлингов падёт, Рохан превратится в пустыню, а все, кого она любит, погибнут, — губы Эомера скривились от болезненных воспоминаний, а руки сжались в кулаки, — Меня охватывала жгучая ярость от собственного бессилия. Виданное ли дело — я мужчина, воин, а не могу защитить даже собственную сестру. Сын Эомунда на несколько секунд отвёл глаза в сторону, выдохнул точно собираясь с мыслями. Фарамир молчал, понимая, как тяжело ему заново переживать то, о чём он сейчас говорил. — Я хотел, чтобы Эовин ни в чём не нуждалась, обрела свой собственный дом, свою семью. Но она замкнулась в себе, редко смеялась и веселилась, не желала ни с кем лишний раз разговаривать, и я начал бояться, что она так и не сумеет познать счастья, которое необходимо каждой женщине — выйти замуж, быть любимой, прижать к груди ребёнка, — Эомер снова улыбнулся краешком рта, положил свою руку поверх руки гондорца, — А потом появился ты, Фарамир, и в глазах Эовин зажегся огонь, которого я никогда прежде не видел. Я бы жизнь отдал за то, лишь бы он ни на миг в них не угасал. — Я сделаю всё, чтобы твоя сестра была счастлива и не вспоминала о перенесённых ею горестях, — негромко отозвался сын наместника, глубоко поражённый такой внезапной откровенностью роханца, — Обещаю тебе. — Знаю, друг мой, знаю, потому и говорю тебе всё это, — Эомер неожиданно рассмеялся, точно вспомнив о чём-то, — У меня в памяти всплыла наша с тобой первая встреча в Друадан, когда ты рассказал мне о том, что произошло между тобой и Эовин. Признаться, в одно мгновение у меня промелькнула мысль проткнуть тебя копьём за то, что ты посмел хоть пальцем до неё дотронуться. Но ты сказал, что любишь её, что готов взять за неё ответственность, я оценил твою честность и решил тебе поверить и ради неё тоже, о чём ни секунды не жалею. Фарамир вслед за роханцем слегка усмехнулся: — Откровенно говоря, я был почти уверен, что ты проткнёшь меня своим копьём. Потом я увидел тебя под Осгилиатом и подумал, мне очень повезло, что ты этого не сделал. Сын Эомунда громко расхохотался, хлопнул гондорца по плечу: — Да, брат, тебе повезло, — протянул он, затем потёр виски, точно собираясь с силами, изрядно истощившимися под воздействием горячительного, — Ну, довольно, не буду больше досаждать тебе. Догадываюсь, что в эту минуту ты хочешь видеть перед собой прекрасное лицо Эовин, а не мою пьяную физиономию. Иди к ней, а я схожу проверю, сколько ещё вина в погребах дяди Теодена осталось без моего внимания. И с видом полководца, оглядывающего поле сражения перед началом смертоносной схватки, Эомер окинул взором полутёмный коридор галереи, который ему предстояло пройти. Фарамир удержал его за руку: — Может, хватит тебе, Эомер, — мягко заметил гондорец, — Ложись лучше спать, давай я провожу тебя в твои покои. Князь Рохана отрицательно помотал головой: — И не уговаривай, мой праздник только начинается. Сегодня я буду пить до тех пор, пока останусь в силах сжимать кружку. А сил у меня ещё много. Ступай к жене, — повторил он, — Не беспокойся обо мне. Фарамир ещё некоторое время понаблюдал за тем, как Эомер нетвёрдой походкой шествует в сторону лестницы, ведущей в подземелье дворца. Затем, когда его шаги стихли, в задумчивости направился к Эовин. Он знал, что заговор Гримы и смута, посеянная лживым советником, тяжело отразились на всех членах королевского дома эорлингов, но даже представить не мог, как на самом деле сильно переживала по этому поводу его невеста, а теперь уже жена. Сама княжна предпочитала об этом никогда не распространяться. В спальне царил полумрак, свет источали лишь пара свечей, зажжённых служанками перед уходом. Гондорец увидел Эовин стоящую у окна, спиной к дверям. По всей видимости она наблюдала за продолжающимся на улице праздником и не слышала, как он вошёл. Она уже сняла свадебное платье, оставшись в одной лишь длинной нательной рубашке и укрыв плечи шёлковым палантином. Волосы, днём уложенные в затейливую причёску, были расплетены и свободно спускались по спине до самой талии. Фарамир замер на пороге, позволил себе полюбоваться ею несколько минут, пока она ещё не обнаружила его присутствие. Такая красивая, такая хрупкая и такая сильная внутри, что даже самые тягостные испытания не смогли её сломить, не сумели погасить горевший в её душе огонь жизни. Князь приблизился на несколько шагов, негромко окликнул жену по имени. Эовин тут же обернулась на зов, улыбнулась ему чуть робкой улыбкой. Девушка так долго ждала этого дня, который по разным причинам всё время откладывался и почему-то была уверена, что едва закроются двери, отделяющие их с мужем от всего мира, она бросится в его объятия, как когда-то в лагере, на берегу Андуина, после его признания в любви. Но то ли из-за тяжелого дня, то ли из-за того, что теперь они находились совсем в ином статусе, Эовин вдруг почувствовала смущение и неловкость. Переборов неизвестно откуда взявшееся замешательство, роханка шагнула ему навстречу и крепко обняла, тут же ощутив, как его руки легли ей на талию, а губы медленно заскользили по волосам. — Ты долго не приходил, — девушка подняла голову с его груди, заглянула в серебристо-серые, такие родные и любимые глаза, — Где ты был? — Говорил с твоим братом, — ответил Фарамир и поцеловал любимую в кончик носа, — Похоже Эомер так счастлив за нас, что решил вступить в неравный бой со всеми винными погребами королевского дворца сразу. Не уверен, что он выйдет из него победителем. Я хотел проводить его в покои, но он, кажется, желает продолжить праздник в одиночестве. — На Эомере многие годы лежал груз ответственности, — в задумчивости проговорила роханка, — За все земли эорлингов, за нашу семью, за меня. Страшно представить, как он устал жить в этой вечной борьбе. Думаю, мой брат заслужил хотя бы несколько часов полной свободы. Фарамир еле кивнул ей в ответ, затем провёл большим пальцем по её лицу, очерчивая овал изящной скулы, склонился к её губам, поцеловал, очень неторопливо, с такой нежностью и чувственностью, что мимолётное напряжение, завладевшее Эовин в первые мгновения, испарилось само собой. Как и обычно его присутствие рядом дарило неповторимое ощущение безмятежности и покоя. Гондорец пропустил сквозь пальцы золотистый каскад её волос, вновь заговорил тихо и ласково: — Я видел, как ты устала к концу дня. Наверное, такие шумные торжества и вправду тебе не по душе. — Да, все эти люди мне порядком надоели. Особенно служанки, расчесывающие и переодевающие меня после свадьбы. Они болтали без умолку всякие глупости, мне казалось ещё чуть-чуть, и они осмелятся давать мне советы, как вести себя в первую брачную ночь, — заметив, как губы мужа расплылись в улыбке, немного откинула голову назад, чтобы видеть его глаза, — И почему мы не могли пожениться ещё тогда, в Итилиэне, у костра на берегу реки? Сейчас мне кажется, я готова была бы взять в свидетели даже твоего старого ворчуна Берегонда. Фарамир коротко рассмеялся, невесомо поглаживая жену по спине кончиками пальцев: — Берегонд, кстати, просил засвидетельствовать тебе своё искреннее почтение. — В таком случае, передай ему, что я ни капли на него не сержусь, — подумав немного, Эовин лукаво прищурилась, — Может быть, ему тоже следует жениться? Тогда он наверняка сразу станет добрее. — Берегонд давно женат и у него трое прекрасных детей, — поймал удивлённый взгляд роханки и опять слегка кивнул головой, будто бы в подтверждении своих слов, — Возможно, мой верный гвардеец выглядит суровым, как и все гондорцы, но на самом деле он очень хороший человек. Девушка не стала ничего отвечать, вместо этого сама прильнула к устам мужа. Почувствовав, как он аккуратно сбросил с её плеч палантин, проследила взглядом за скользнувшим к её ногам шёлком. — Я немного волнуюсь, — честно призналась она, — Совсем чуть-чуть… Гондорец поцеловал её в лоб, потом в слегка подрагивающие веки, мазнул губами по щеке: — Доверься мне, — еле слышно произнёс он, — И своим чувствам. — В целом мире нет человека, которому я доверяла бы больше чем тебе, Фарамир. От такого проникновенного признания сладостная дрожь пробежала по спине мужчины. Он сразу вспомнил недавний разговор с Эомером, о том, как трудно было его жене раскрываться людям и быть с ними искренними, не боясь предательства, как долго её храброе сердечко оставалось глухо ко всем радостям жизни, а теперь он слышал от неё такие удивительные слова. Захотелось прижать её к себе, укрыть в своих объятиях от всех мыслимых и немыслимых огорчений, защитить, сделать самой счастливой на свете. И особенно сегодня, в такую важную для неё ночь. Фарамир взял руки Эовин в свои, поочередно поднёс к губам узкие прохладные ладони, опустился перед ней на одно колено, нежно и осторожно покрывал поцелуями спрятанный под тонкой тканью живот, ощущая, как пульсирует её кожа от его прикосновений. Поднял голову, глядя в блестящие в полумраке спальни глаза жены: — Моя госпожа, — очень тихо прошептал гондорец, — Отныне и навечно. Фарамир проснулся оттого, что солнечный луч, пробравшийся в покои сквозь решётку окна, скользнул ему на лицо. Гондорец открыл глаза, резко сел на постели, тряхнул головой, прогоняя остатки крепкого сна. В следующую секунду тонкие руки его молодой жены обвили шею, а поток из золотистых локонов мягко упал на грудь. — Доброе утро, муж мой, — прошептала Эовин куда-то ему в ключицу и дотянулась губами до колючего подбородка. — Доброе утро, жена моя, — столь же тихо отозвался Фарамир, поворачиваясь в её сторону. Лицо его прекрасной супруги так сияло от счастья, что он улыбнулся сам, поцеловал в чуть припухшие, алые губы. — Сегодня ты наконец-то дал мне возможность посмотреть на тебя спящим. В лагере ты всегда уходил из шатра ещё до зари. — В Итилиэне меня мучила бессонница, — князь принялся поглаживать руки жены, которыми она по-прежнему обнимала его за шею, — Сейчас расслабился, наверное. — Жаль, что мы не сможем уехать в Итилиэн сегодня, — Эовин пошевелилась, поудобнее пристраивая голову у него на плече, — Праздник будет продолжаться ещё несколько дней, а мне уже хочется домой. Сердце гондорца мгновенно сжалось в груди в ответ на эти простые слова — не было большей радости осознавать, что Эовин, также, как и он, считает южную провинцию Гондора своим домом и желает поскорее туда вернуться. Фарамир успокаивающе ей улыбнулся, стараясь не выдать собственное волнение, вызванное этим признанием: — Скоро поедем, родная. — Когда мы вернёмся, давай отправимся к той поляне на окраине Серого леса, — загадочно прошептала роханка, — Поставим шатёр на берегу Андуина, разожжём костёр, будем слушать как шелестят листья, поёт ветер и плещется вода. Только ты и я. Мужчина слегка кивнул головой в знак согласия, прижался губами к её лбу. Эовин была так трогательна и нежна в своих мечтах, что он тоже воскресил в памяти то путешествие — кто бы мог подумать, что один из самых тяжёлых походов в дни, когда мир Арды раздирался напополам от кровопролитной войны, обернётся для него таким счастьем. Эовин помолчала ещё несколько минут, наслаждаясь воцарившейся утренней тишиной. Даже шум торжества за окнами смолк, похоже, всю ночь гуляющие по улицам люди решили дать себе недолгую передышку. — У меня есть одна просьба, Фарамир — заговорила вновь роханка, и в её голосе он уловил едва различимую грусть, — Я знаю, что по долгу службы тебе предстоит много разъезжать по Итилиэну, бывать в самых разных его уголках. Мне также известно, что говорят по этому поводу традиции — жена должна верно ждать мужа дома, но я прошу, бери меня с собой хотя бы иногда. Не запирай меня в четырёх стенах, пожалуйста. — Душа моя, даже если бы я и хотел, разве же тебя запрёшь, — с лёгкой усмешкой ответил гондорец, — Конечно ты будешь меня сопровождать. Уверен, народ Итилиэна с радостью примет свою госпожу и полюбит её так же горячо, как и народ эорлингов. Но ты мне тоже должна кое-что пообещать, — погладил тыльной стороны ладони по её щеке, — В отдалённых лесах Итилиэна ещё сохранились разрозненные отряды слуг Саурона. После падения Мордора они не представляют большой угрозы, но всё же иногда мне придётся выступать против них лично, чтобы уничтожить окончательно. Ты не станешь просить меня брать тебя с собой в военные походы, а будешь терпеливо дожидаться дома. — Мне уже совсем не хочется сражаться с врагом с мечом в руках, — отозвалась роханка, поразмыслив немного, — Но разве отряду следопытов помешает во время похода искусная целительница? — Эовин, — предостерегающе покачал головой Фарамир, — Пообещай. — Хорошо, обещаю, — улыбнулась княгиня и подкрепила своё слово долгим поцелуем. Затем она отодвинулась от него немного, провела обеими ладонями по широкой спине мужа, беззастенчиво его рассматривая. Она видела его без рубашки и раньше, когда перевязывала раны, полученные под Осгилиатом, но тогда была слишком обеспокоена его выздоровлением и не обращала внимание ни на что, кроме страшных следов от стрел. Минувшей ночью их тела были укрыты полумраком, а теперь Эовин ничто не мешало насладиться им при свете дня. — У тебя шрам под лопаткой, — вдруг заметила роханка, — Кто посмел напасть на тебя со спины? — Орки, кто ж ещё, — отозвался Фарамир, наблюдая за ней из-под полуприкрытых ресниц и, радуясь в душе, что остатки смущения окончательно покинули её, — Давно дело было. — А это? — Эовин коснулась пальцем тонкой белой полосы на внутренней стороне его левой руки. — Это вышло случайно. Боромир задел меня остриём меча во время тренировки. Пустяковая царапина, должно было всё зажить, но след почему-то остался. — На твоём теле так много ран, — обеспокоенно нахмурилась роханка, — Сколько же ты вынес? — Я воевал годами, не зная ни минуты отдыха, чему тут удивляться? — пожал плечами гондорец, постарался придать голосу беспечность, не желая огорчать её старыми воспоминаниями о невеселых событиях, — Придётся тебе любить меня со всеми этими шрамами. — Как хорошо, что война закончилась, — Эовин обняла мужа за пояс, прижалась щекой к его спине, — Когда-то я в самом деле хотела сражаться против Саурона наравне с мужчинами. Мной двигала ненависть к оркам за всё то зло, что они сеяли на моих родных землях. Теперь я не желаю ничего подобного ни себе, ни кому-либо другому. — И что же ты желаешь? — Только одно, Фарамир, — быть тебе хорошей женой. Ничего иного мне не нужно. Гондорец обернулся к ней, притянул к себе так, что они легонько соприкоснулись лбами. Её длинные ресницы мягко щекотали кожу на щеке, он слышал, как чаще начинает биться сердце в её груди. — С этим ты несомненно справишься, душа моя… Их губы вновь встретились, и Фарамир осторожно опустил любимую на постель, чуть отстранился, заглянул ей в глаза, точно хотел убедиться, что она желает его также сильно, как и он её. Эовин сразу же ответила на его призыв, обхватила обеими руками за плечи: — Мне очень нравится быть твоей женой, — с улыбкой сообщила она.
Lana: Дайте нашим авторам точку опоры свободное время, и они перевернут мир подобно Эомеру, нисповергающему погреба Теодена. Что-то будет дальше. Подарки к Новому году посыпались .
Falchi: Lana пишет: они перевернут мир подобно Эомеру, нисповергающему погреба Теодена. Вот ты знаешь, как я люблю этого персонажа. Помимо того что бравый маршал Рохана пылен, яростен и волосат он еще до чертиков силен, несгибаем под ударами судьбы, принципиален и горяч как русская печка. Если надо и кулаком по столу может стукнуть. Идеальный мужчина короче. Повезло Лотириэль. Lana пишет: Что-то будет дальше. Подарки к Новому году посыпались . Лови)
полная версия страницы