Форум » Альманах » Гондорский цикл » Ответить

Гондорский цикл

Falchi: Рассказы по мотивам трилогии П.Джексона "Властелин колец" . Матчасть от профессора Толкина, с большой любовью и уважению к прекрасному автору мира Средиземья

Ответов - 102, стр: 1 2 3 4 5 6 All

Falchi: Название: Храброе сердце Автор: Falchi Фендом: Властелин колец, фильм П. Джексона Рейтинг: PG Жанр: мелодрама, приключение, альтернатива Размер: миди Статус: завершён Герои: Фарамир/Эовин (основные), Эомер, Дэнетор, Берегонд, упоминается Боромир, Теоден, Гэндальф Примечание автора: Время действия - Эпоха Битвы кольца, некоторые места и события изменены. Часть 1 Солнце медленно клонилось к закату, цепляясь последними своими лучами за острые пики гор и отбрасывая на землю длинные, неровные тени. Мрачный, высушенный свирепыми ветрами, прилетавшими из глубин Мордора хребет Моргай багряным кольцом охватывал горизонт. Вспышки огня то и дело сверкали на его вершинах, а удушающий запах гари и пепла постоянно висел в воздухе и как будто служил напоминанием всем живущим, что черный враг день ото дня крепнет и набирает силу. Но здесь, у подножья водопада, диким потоком сбегающего в крохотное прозрачное озеро, спрятанное от чужих глаз плотной цепью скал и ущелий царил вечный полумрак. В самые жаркие летние дни, когда трава сгорала и превращалась в пыль, а зной становился беспощадным, это тайное убежище умело сохранять свежесть и прохладу. Яростные и порой опасные горные вихри над ним также были не властны. И даже зловонные пары Мордора, распространившиеся по всем соседним землям не могли проникнуть в этот уединенный тихий островок, ставший символом крохотной надежды на спасение от неумолимо наступающей с востока тьмы. Молодой гондорец, закутанный в длинный темно-зеленый плащ с капюшоном в задумчивости глядел на бурлящий горный поток, пролетающий прямо у него под ногами. Брызги воды, разбиваясь о камни время от времени окатывали его высокие сапоги и полы длинной туники, но мужчина не обращал на это никакого внимания. Целиком погруженный в свои думы, он, казалось, ничего не замечал вокруг себя. Его ладонь, затянутая темной кожаной перчаткой, покоилась на рукоятке воткнутого в землю меча, а взгляд гондорца был устремлен вниз, в самый центр озера, где от воды медленно поднималась серо-голубая полупрозрачная дымка. Туман. Туман в последнее время преследовал Фарамира, командира Следопытов Итилиэна и капитана Гондора, повсюду: в тревожных и тягостных снах, заставлявших просыпаться среди ночи, и наяву- когда в предрассветные часы он в одиночку обходил лагерь. Такой же густой туман стоял и над великой рекой Андуин в тот день, когда он увидел в ее быстро несущемся течении лодку с израненным телом старшего брата. Боромира больше нет в этом мире. От осознания утраты каждая частичка тела молодого гондорца наполнилась горечью скорби и невыносимой болью, навечно оставившей след на его челе. Между бровями залегла тонкая глубокая складка, не исчезающая даже в те ныне редкие мгновения, когда он улыбался. Туман заволок его мысли, на краткий миг помутив рассудок, когда Фарамир понял, что потеря того, кого он любил больше всего в своей жизни безвозвратна, и он остался один в целом свете, без единой родной души точь-в-точь как холодный камень у него под ногами, застрявший посреди стремительного водного потока. Судьба подарила ему шанс узнать правду. Встретившиеся на границах Итилиэна загадочные существа-полурослики, прибывшие из дальних земель, поведали ему историю последних дней жизни старшего брата. От их рассказа печаль еще сильнее завладела его сердцем, когда один из тех странников обмолвился, каким испытаниям подвергся Боромир под властью погибели Исилдура. Его сильный, благородный и справедливый брат едва не сдался черным силам, и чувство вины, преследующее Фарамира с того самого дня, когда он согласился отпустить брата в Ривенделл нахлынуло с новой силой. Быть может, хвати ему мужества и настойчивости уговорить отца отправиться в земли эльфов самому, всё сложилось бы иначе. Туман ярости и боли заполонил душу Наместника Гондора, когда младший сын принёс ему весть о смерти старшего. На глазах Фарамира всегда жесткий, несгибаемый даже под самыми страшными ударами фатума Дэнетор сломался точно хрупкий стебелек от порыва ветра. В считанные дни его изборожденное морщинами лицо посерело, властный огонь в глазах погас, а статная, высокая фигура сгорбилась и осунулась, как будто вместе с гибелью Боромира в ней навечно иссяк источник жизни. Несколько суток Наместник не шевелясь просидел в своём кресле, в темноте и в полном одиночестве, не беря в рот ни капли воды и ни кусочка пищи. Всё это время он сжимал в длинных, разом скрючившихся пальцах разломанный рог – единственное напоминание, оставшееся у него о любимом сыне. А когда Фарамир всё же решился обратиться к нему, переборов собственное отчаяние и страх, в ответ он услышал лишь тихий шепот, больше похожий на шипенье змеи: «Уходи. Лучше бы ты погиб вместо него». Слова отца отравленной стрелой вонзились в сердце. В них было столько злости и презрения, что Фарамир ощутил, как сочивший из них яд будто в самом деле пробежал по его венам, уничтожив последнюю надежду сохранить родственную связь. И молодой гондорец осознал, что такой надеждой всегда был Боромир – как шаткий мост над пропастью, соединяющий два отвесных берега. А теперь эта переправа рухнула, и нет в целом мире такого средства, которое было бы способно ее починить. Фарамир коротко поклонился не глядящему в его сторону отцу: «Как пожелаете, государь», - только и вымолвил он, сам удивляясь как ровно и спокойно звучит его голос. Но если больше нет надежды, нет и бесплодных ожиданий, нет разочарования от того, что они не оправдались. Лишь одна пустота. И с этой пустотой в сердце он покинул стены Белого города, как казалось ему тогда навсегда. Негромкий шорох за спиной заставил командира отвлечься от своих мыслей. Он обернулся, устремив рассеянный взор на нарушителя его уединения. В нескольких шагах от входа в пещеру прямо под струями бьющей воды возникла также одетая в длинный плащ фигура немолодого следопыта. Его лицо было сурово, в уголках плотно сомкнутых губ залегли острые, будто выточенные из камня морщины, выдававшие много испытывавшего на своём веку воина. В выбивавшихся из-под капюшона тёмных волосах белела седина. - Простите, что беспокою вас, капитан, - верный соратник был прекрасно осведомлен, как его командир глубоко переживает постигшее его горе, - Но я принёс срочное известие. - Говори, Берегонд, - кивнул головой гондорец. - Несколько человек из нашего отряда патрулировали лес к югу от Хеннен Аннун и неожиданно обнаружили там странную находку. Девушка, господин, совсем юная. Она пряталась в кустарнике, когда один из следопытов услышал шорох. Одежда на ней была вся изорвана, а сама она крайне измождена, но несмотря на это она попыталась дать нам отчаянный отпор. Мы привели её в лагерь, чтобы допросить, но она не говорит ни слова. Фарамир удивлённо приподнял бровь, слушая рассказ своего воина. Хеннен Аннун располагался далеко от земель, заселенных людьми, с одной стороны его проходила граница с Мордором, с другой окружали непроходимые леса и болота. Прежде оживленный великий западный тракт опустел – из-за постоянных набегов орочьих отрядов мало кто отваживался ступить на него без оружия. - Стало быть вы не смогли выведать, откуда она появилась на этих землях? – уточнил капитан. Берегонд отрицательно покачал головой: - Её присутствие настораживает тем больше, что нынче в лесах затаилось множество вражеских приспешников. Кто знает, какова ее истинная цель. - Уж не думаешь ли ты, что юная девушка – лазутчица Саурона? – усмехнулся Фарамир. - В теперешние времена, господин, зло может принять любой облик. Гондорец оторвал от земли свой меч, спрятал его в ножны, затем скинул с головы капюшон, выпустив на свободу густую копну медных волос, приблизился к Берегонду, положил руку ему на плечо и слегка улыбнулся – много лет старый гвардеец был ему преданным другом. В юности он обучал его военному искусству, плечом к плечу они обороняли западный берег Андуина от вторжения Короля Назгулов, теперь же Берегонд вместе с ним добровольно принял изгнание на неспокойные земли Итилиэна. Вход в шатер, служивший временным пристанищем капитана гондорцев охраняли двое следопытов. Их лица были также спрятаны за плотной тканью капюшонов, за плечами у каждого висел лук и колчан со стрелами. Фарамир жестом велел им удалиться и вошёл внутрь, Берегонд последовал за ним. В глубине шатра, на простом походном ложе из шкур капитан увидел тонкую женскую фигурку. Девушка, как и сказал его старый друг, была совсем юной. Плечи ее покрывал изорванный тёмно-синий плащ из-под которого выглядывало испачканной землей платье. Золотистые длинные волосы, вероятно прежде заплетенные в косы, были растрепаны, лишь в паре прядей сиротливо ютились обрывки голубых лент. Увидев вошедших мужчин, девушка резко отшатнулась, тут же упершись спиной в стену шатра, вскинула на них большие голубые глаза, в которых одновременно отразились и страх, и отчаянная решимость защищаться. Фарамир медленно приблизился к своей неожиданной пленнице, по-прежнему следившей за ним пристальным взором, присел на корточки у её ног: - Не бойся, дитя, мы не причиним тебе вреда, - как можно мягче произнёс мужчина, чтобы не испугать её еще больше, - Расскажи нам кто ты, и как оказалась в этих диких местах? Девушка продолжала молчать, лишь кинула осторожный взгляд на Берегонда, замершего с непроницаемым лицом за спиной капитана. Фарамир заметил, что по её телу проходит мелкая дрожь. Вытащив из-за пояса флягу с вином, он отвинтил крышку и протянул по-прежнему безмолвствующей незнакомке: - Выпей, ты сразу согреешься и тебе станет легче. С этими словами гондорец улыбнулся, словно давая понять, что в самом деле не желает ей зла. Девушка выглядела такой маленькой и хрупкой, что вопреки предупреждениям осторожного Берегонда, он не мог поверить, что от столь беззащитного создания может исходить опасность. Вероятно, его попытка расположить пленницу возымела действие – незнакомка приняла из его рук флягу и отпила пару глотков. - Понимаю, что в нынешние неспокойные времена тебе трудно довериться чужестранцам, - продолжал командир следопытов тем же тихим и мягким голосом, - Поэтому позволь представиться первым. Я Фарамир, капитан Гондора. Ты в краю Итилиэн, и здесь тебе ничего не угрожает. Голубые глаза девушки расширились, едва она услышала с кем имеет дело. Отставив флягу в сторону, она, наконец ответила чуть хрипловатым от долгого молчания голосом: - Меня зовут Эовин. Я с земель эорлингов, господин. Фарамир и Берегонд переглянулись. Старый воин едва заметно нахмурился. Он успел застать далекие времена, когда свободолюбивые роханцы и доблестные гондорцы были союзниками в борьбе с темными силами востока. Теперь же, когда отношения двух королей заметно охладели, вероятно, он не был уверен в том, что всякий выходец с земель отважных всадников является другом. - Я рад приветствовать дочь славного народа Рохана в своих владениях, - тон же Фарамира по-прежнему оставлася приветливым и миролюбивым, - Мой отец, наместник Дэнетор хорошо знаком с королём Теоденом и не раз выступал с ним рука об руку на полях сражений. Когда из уст мужчины прозвучало имя правителя эорлингов, девушка опустила глаза. Гондорцу показалось, что они наполнились грустью. - Как же ты очутилась в Итилиэне? Эовин неподвижно замерла на ложе и всё также не поднимала головы. Казалось, ей требовалось собраться с силами, чтобы начать свой рассказ, наполненный печальными воспоминаниями. В том, что история её будет с трагичным исходом, Фарамир не сомневался. Недавно сам испытавший боль утраты, он научился лучше понимать чувства других. - Я родом из Истфолда, господин, - вновь заговорила роханка, - Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой и меня вырастил дядя. Он целитель и научил меня своему ремеслу. Благодаря ему я знаю, как залечивать раны и неплохо разбираюсь в травах… Но нашу землю постигло большое горе. Всё чаще границы стали атаковывать полчища орков, сжигающие дотла наши деревни. Едва ли не каждый день по дорогам проходили вереницы людей, убегающих вглубь страны подальше от войны и пожаров. Их жилища спалили, а многих родственников убили или угнали в плен, и страдания их были безграничны. Эовин глубоко вздохнула, помолчала немного: В один из дней беда пришла и к нам в дом. Накануне, мой дядя уехал в Эдорас, а я осталась в деревне принимать раненных, кои в большом количестве прибывали с приграничных районов. Но однажды на горизонте появился отряд воинов и это не были всадники Рохана. Он состоял из орков и некоторых людей с юга, их иначе называют харадрим и они не уступают в жестокости своим командирам. Я смогла спастись вместе с несколькими жителями деревни, однако дорога в столицу оказалась отрезана и нам пришлось уходить сначала через леса, а затем по реке. Но плот, на котором плыли я и еще двое моих собратьев, оказался непрочным и разбился о пороги, - девушка смахнула слезу рукавом платья, - Меня вынесло на берег, где я и повстречала ваших людей. Не уверена, что кому-нибудь кроме меня удалось выжить. Фарамир слушал историю чудесного спасения роханки не проронив ни слова и не меняясь в лице, лишь складка, залегшая между бровей стала глубже. - И что же король Теоден предпринимает против орочьих набегов? - Это мне неизвестно, господин. Но многими людьми движет отчаяние, всё чаще проходят слухи о падении Рохана. Говорят, никогда еще враг с востока не был так силён. Гондорец еле заметно кивнул, отошёл от ложа, где разместилась Эовин. Рассказ девушки о бедственном положении соседнего государства и прежде верного союзника лишь усилил его подозрения. В родном для него Гондоре, который как бы не старался сильной рукой удерживать от бунтов и волнений его отец, настроения среди подданных были немногим лучше. С гибелью Боромира, народного любимца и главного наследника престола, смятения усилились в несколько раз. - На твою долю выпало много тяжких испытаний, дитя, - заговорил он, наконец, - Я очень сожалею о том, что тебе пришлось перенести. Здесь ты можешь чувствовать себя в безопасности и спокойно отдохнуть. Лагерь следопытов скуден на добрую еду и одежду, но, думаю, мы сможем найти что-нибудь для тебя получше, - взглядом Фарамир указал на разорванный плащ девушки, - Я дам распоряжение, чтобы о тебе позаботились. - Благодарю вас, господин, - впервые за время их разговора Эовин позволила себе улыбнуться, - Вы очень добры. - Вы поверили её рассказу, капитан? – обратился Берегонд к своему командиру, когда они оба покинули шатёр, - Не кажется ли вам, что девушка выглядит слишком хорошо для простой селянки из дальней провинции? Да еще и после всех напастей, которые с её слов, ей довелось пережить? - Платье её сшито из дорогой ткани, это верно, - согласился со старым гвардейцем Фарамир, - Но вид у неё изможденный и испуганный и в то, что последние дни ей пришлось бродить по лесам и болотам в одиночестве, я верю. Однако меня занимает другое, Берегонд. Ты слышал, что она поведала о положении Рохана? С её слов оно кажется куда более бедственным, чем мы представляли. От короля Теодена давно не слышно никаких вестей, а мой отец не спешит приходить ему на выручку. - Государь обеспокоен тем, что творится на рубежах нашего королевства. Западный берег едва держит оборону… - Государь обеспокоен тем, чтобы удержать власть, - перебил своего друга капитан Гондора, - Он стал настолько подозрителен, что кругом видит заговоры. Он не верит ни мне, не Митрандиру, ни тем более Теодену, точно позабыв о том, что тот всегда был ему союзником. Если всё будет продолжаться в том же духе, Саурон перебьёт нас поодиночке. - Ваши речи столь же опасны, сколь и правидивы, капитан, - осторожно заметил Берегонд. Фарамир грустно улыбнулся и кинул взгляд на догорающий костёр. Солнце меж тем окончательно скрылось за горизонт, уступая место холодному мартовскому сумраку. Лишь на вершинах мрачного хребта Моргай по-прежнему время от времени вспыхивали яркие всполохи огня, чтобы через мгновение столь же быстро погаснуть.

Lana: Как любительница пары, радуюсь, что в фике их история получит большее развитие. И с радостью поброжу по Средиземью вместе со следопытами. Надеюсь, Эовин представится случай умело наложить повязку-шапочку мужественному сыну Гондора .

Falchi: Lana пишет: Надеюсь, Эовин представится случай умело наложить повязку-шапочку мужественному сыну Гондора Смешно) Не провоцируй меня на стёб, у меня в кои-то веки романтическое настроение. Хочется волшебной сказки посреди серых будней. Вот чтоб с мужественными рыцарями, златогривыми конями и прочими эльфами


Falchi: Часть 2 Эовин скинула с плеч нательную рубашку и босыми ногами ступила на скользкие камни. Глубоко вдохнув подставила руки под ледяные струи, сбегающие из глубин ущелья, помедлив секунду сделала еще один шаг. Вода окатила с головы до ступней, заставив зажмуриться. Тело в первые секунды охватила сильная дрожь, но постепенно оно привыкло к холоду, и девушка с наслаждением отдалась горному потоку, смывающему не только пыль дорог, но и многодневную усталость. Лишь от тревоги, терзающей душу юной княжны все последние месяцы, вода не могла избавить. Мыслями Эовин была далеко – в самом сердце Рохана Эдорасе, рядом с её царственным дядей королем Теоденом, неожиданно впавшим в пучину безумия. С раннего детства заменившей ей и ее брату Эомеру умерших родителей, он был для неё самым родным и близким человеком, которого она полюбила беззаветно и всей душой. И тем больнее было наблюдать как день ото дня прежде полный жизни, смелый и рассудительный правитель угасает на глазах, теряя разум и силу воли. Прошло слишком много времени прежде чем сын короля Теодред и Эомер смогли догадаться, что причина страданий государя в колдовстве, насылаемом советником Гримой. К моменту, когда правда всплыла на поверхность, проклятый предатель Гнилоуст уже успел завладеть расположением Теодена и отдалил от него самых верных ему людей. Правитель Рохана оставался глух к призывам сына и племянников. Тьма, сгущавшаяся над землей эорлингов, также более не трогала его ум и сердце. Не в силах наблюдать за медленным разрушением королевства Теодред и Эомер втайне от государя и его лживого советника взяли управление в свои руки. Принц Рохана, узнав от своих разведчиков о наступлении армии орков на Изенских бродах, спешно отправился в западные земли, а Эомер с верными ему всадниками умчался на восточные рубежи. Оставшись во дворце один на один с врагом, Эовин как могла пыталась поддерживать умирающего правителя, но он был настолько слаб, что даже перестал узнавать некогда любимую племянницу, чем заставлял её сердце рваться на части от боли и отчаяния. А Грима Гнилоуст лишь набирался сил, словно черпая их из тела и рассудка Теодена. В отсутствии его сына и племянника он ощущал себя в столице полноправным владельцем, не чураясь при всякой возможности напоминать об этом окружающим. Однажды ночью мучимая бессонницей Эовин вышла прогуляться на смотровую башню. Свежий ночной воздух немного успокаивал и давал короткую передышку от тревожных дум и волнений. В свете луны рядом с одной из бойниц она разглядела силуэт Гримы, явно замершего в ожидании кого-то. Снедаемая гневом и страхом, девушка спряталась за колонной и смогла проследить за изменником. Своими глазами она увидела, как Гнилоуст через своих сообщников передает магу Саруману сведения о состоянии короля Теодена. И в тот миг подозрения, мучившие братьев и её саму подтвердились. Долгие годы претворявшийся другом Рохана чародей на самом деле служил врагу Средиземья. Не желая терять ни минуты Эовин решилась на отчаянный шаг. Во дворце не от кого было ждать помощи и той же ночью, собрав небольшую горстку верных всадников, девушка отправилась вдогонку за Эомером, чтобы сообщить ему, кто на самом деле стоит за безумием короля. Но ни она, ни её спутники не знали, что часть Великого тракта, по которой они надеялись сократить путь давно захвачена орками. Ценой своей жизни преданные слуги смогли уберечь роханскую княжну от плена, позволив ей убежать, и она осталась в лесах совершенно одна, невесть сколько блуждая по непроходимым чащобам и болотам, потеряв надежду на спасение, пока её не обнаружили следопыты Итилиэна. Эовин почти ничего не знала о соседнем королевстве – в её памяти сохранились лишь отрывочные сведения о прекрасном белом городе, славившемся подвигами в борьбе с тёмным врагом. Знала она и то, что в последние годы правитель Дэнетор стал замкнут и нелюдим, прекратив все связи с Роханом. Об этом с сожалением упоминал Теоден еще до того, как поддался чарам Сарумана, сокрушаясь, что в случае войны у него не будет уверенности в поддержке Гондора, предпочитающего действовать в одиночку, несмотря на заключенный когда-то договор о вечном союзничестве. Потому, оказавшись в лагере следопытов она сочла за благо смолчать о своём истинном происхождении, хотя провела уже здесь несколько дней. По обрывкам разговоров между воинами и их капитаном она смогла убедиться, что гондорцы едины с роханцами в стремлении уничтожить наступающую с востока тьму, но её по-прежнему терзал страх неизвестности за судьбу братьев и дяди, оставшегося в Эдорасе. Всё также предаваясь невесёлым думам, Эовин вытерлась куском шерстяной ткани и начала поспешно одеваться: на берегу задувал студёный мартовский ветер. Склонив голову выжала воду из золотистых прядей, потянулась за брошенным на камнях плащом. - Не слишком ли холодное время для купания ты выбрала? – услышала она за спиной негромкий бархатный голос. Девушка вздрогнула и резко обернулась, так и замерев с плащом в руках. Фарамир стоял в несколько шагах, скрестив на груди руки и наблюдая за ней взглядом внимательных серых глаз. За те дни, что Эовин провела среди следопытов она успела лучше познакомиться с капитаном – он много расспрашивал её о Рохане и о событиях, происходящих в государстве эорлингов. Девушка успела заметить, что сын Дэнетора не только обходителен и вежлив в беседах, но и необычайно красив. Она не раз замечала за собой, как ей хотелось подольше рассматривать его высокую статную фигуру, сильные руки, благородное лицо с правильными чертами, обрамленное длинными светлыми волосами. Ей нравилось проводить с ним время, однако теперь, поняв, что он следил за ней у водопада, княжна испытала прилив гнева и смущения. - Не забывайте, что я родом из сурового края, господин, - ответила Эовин, стараясь придать голосу как можно больше уверенности, - Мы не боимся ни жары, ни холода. Но очень не любим, когда кто-то проявляет к нам неуважение. Вы не должны были подсматривать за мной. - Я подошёл не больше минуты назад, ты можешь быть спокойна, - гондорец продолжал оставаться невозмутимым как скала, - Я обещал, что в моём лагере тебе ничего не будет угрожать. И, разумеется, твоей чести тоже. Но уходить так далеко к реке было опрометчиво с твоей стороны, в этих местах опасно находиться одной слишком долго. Роханка оставила его слова без ответа, испытав облегчение, что капитан не был свидетелем того, как она плескалась под струями водопада. Воспользовавшись небольшой заминкой, девушка закуталась в плащ, словно хотела спрятаться от его испытывающего взгляда. Налетевший вновь порыв ветра заставил её поёжиться – даже плотная ткань не спасала от холода. - Вернёмся к костру, - Фарамир протянул девушке руку, - К сумеркам ветер только усилится, ты замёрзнешь. Помедлив пару секунд Эовин вложила свою ладонь в ладонь гондорца и почувствовала, как ей сразу становится теплее. И несмотря на то, что рука его была жесткой как железо, а от необходимости постоянно держать меч и натягивать тетиву лука пальцы огрубели, само прикосновение показалось ей мягким и нежным. Пока они шли к лагерю, девушка решилась нарушить молчание: - Имею я право спросить вас кое о чём? – и, получив утвердительный кивок головой, продолжила, - Смогу ли я в ближайшее время вернуться домой? Я очень беспокоюсь о своих родных. Мой дядя в Эдорасе, если он вернется в деревню и застанет там одни лишь руины, то сойдет с ума от горя. Фарамир не сразу ответил, словно подбирая слова, прежде чем выдать неприятную правду: - Мне представляется это маловероятным. Дороги, соединяющие Гондор и Рохан перекрыты и понадобится много времени, чтобы отыскать обходные пути. К тому же мне нужно в скором времени отправляться в Минас-Тирит. Сведения, которые я получаю с восточного форта очень беспокоят меня, я обязан передать их отцу. - А что будет со мной? – с тревогой осведомилась Эовин. - Ты поедешь с нами, - Фарамир успокаивающе сжал её ладонь, - Мне жаль, что тебе придется пережить разлуку с твоим дядей, но сейчас иного выхода нет. Мы сможем передать ему послание, когда вернемся в столицу. От мысли, что она так и не успеет увидеться с братом и рассказать ему всё, что ей удалось выведать о королевском советнике и Сарумане, сердце девушки болезненно сжалось. Нельзя было терять ни минуты, а обрисованный капитаном Гондора план мог отсрочить её возвращение на неопределенное время. Первым стремлением роханки было раскрыть Фарамиру всю правду, но она тут же отбросила эту мысль. Слишком много тайн, не предназначенных для чужих ушей крылось в её истории, да и капитана больше волновала судьба собственного народа, которому грозила не меньшая опасность. - Я не могу здесь оставаться, - упрямо пробормотала Эовин, высвобождая руку, - Если вы знаете, как можно добраться до границ Рохана, минуя орочьи заставы, скажите мне. Я пойду одна и сумею остаться незамеченной. Гондорец остановился, заглянул в её глаза, которые так и горели решимостью: - Выбрось из головы эту глупую затею, дитя. Пока ты находишься в моём лагере, я отвечаю за тебя и ни за что не позволю пойти на верную смерть. - Я всего лишь хочу вернуться домой, также, как и вы, - не желала сдаваться роханская княжна, - К тому же я понимаю, что своим присутствием я доставляю вам ненужные хлопоты. Ваш советник и так смотрит на меня с недоверием. При упоминании о родном доме Фарамир слегка усмехнулся – в отличие от Эовин он не был уверен, что его там кто-то ждёт. А вслух произнёс всё тем же ровным и спокойным тоном: - Берегонд всегда был осторожен и предусмотрителен. Это одни из тех качеств, за которые я его очень ценю, но он верно служит мне, и ты можешь не беспокоиться на его счёт. Мой воин сделает так, как я ему прикажу. Они уже подошли к укрытому в лесной чаще военному лагерю, где следопыты разводили костры и готовили в навесных котлах свою нехитрую походную пищу. Девушка заговорила тише, чтобы не привлекать к себе внимание: - А мне вы тоже собираетесь приказывать? – размеренный, но при этом не терпящий возражения тон гондорца порядком задевал её самолюбие, - Я никогда не забуду, что вы спасли мне жизнь, но я не ваша пленница. - Разумеется, нет, - Эовин показалось, что серые глаза капитана похолодели,- Но я действую в интересах твоей безопасности и безопасности вверенных мне людей. Тебе придется подчиниться. Роханка от обиды закусила губу, понимая, что любые её доводы мгновенно разобьются о каменную стену непоколебимой уверенности сына наместника. Краем глаза она увидела, как к ним приближается Берегонд. Не желая лишний раз встречаться с подозрительным гвардейцем, она решила, что лучше будет заблаговременно удалиться: - Позвольте мне вернуться в шатёр, господин, - голос её был исполнен нарочитым почтением, - Снаружи в самом деле становится очень ветрено. - Иди, Эовин, - отпустил её Фарамир и едва она скрылась из виду, повернулся к своему преданному солдату, - Вижу тревогу на твоём лице, мой друг. Что за известия ты мне принёс? - Гонец сообщил, что нынче ночью на Каир Андрос совершено нападение. Десант орков высадился у восточного форта. Гарнизон отбил атаку, благодаря хорошо укреплённому берегу, но никто из командиров не сомневается, что в скором времени они повторят попытку. Кроме того, с башен форта дозорные несколько раз наблюдали крылатых тварей в долине над Минас-Моргулом. - Это слуги короля Ангмара, - гондорец в задумчивости опустил взгляд на разгорающийся костёр, - Помнишь, мы с ними однажды уже встречались на западном берегу Андуина. Тогда обороной руководил мой брат Боромир, он был один из немногих, кто не потерял волю перед видом этих чудовищ. Всех прочих, не столь сильных духом при одном взгляде на них охватывал леденящий ужас. - Но тогда они отступили, - заметил с осторожностью Берегонд. - И я не раз задавался вопросом, почему Чёрный предводитель смирился с поражением. Я хорошо помню ту битву и имею все основания полагать, что у него хватило бы сил полностью завладеть Осгилиатом. Думаю, король Ангмара преследовал иную цель, ведь он по своему происхождению нуменорец. А, значит, обладает недюжинным умом и хитростью. Перейдя на сторону тьмы он лишь преумножил эти качества, обратив их в искусное оружие зла, - Фарамир перехватил вопросительный взгляд старого гвардейца, - Он принц Нуменора, ты не ослышался. В беседах с Митрандиром, мы часто заводили о нём разговор, могу с уверенностью сказать, что из всех приспешников Саурона он самый ловкий и опасный. - Неужели же в Средиземье нет средства, способного его остановить? - Ему ещё не судьба погибнуть, и падёт он не от руки смертного мужа – так сказано в древнем пророчестве, Берегонд. Старый гвардеец пожал плечами: - Вы верите в эти вековые легенды? - Я изучил много старинных манускриптов, скрытых в библиотеке моего отца. И чем больше я наблюдаю за происходящем в Арде сейчас, тем больше убеждаюсь, что это не сказки. Король Ангмара пощадил Осгилиат не из трусости или слабости, он проверял, насколько сильный отпор могут дать ему гондорские воины. И если крылатые твари вновь запарили в воздухе над Минас-Моргулом я готов поклясться Белым древом, он предпримет еще одну попытку в самое ближайшее время. Берегонд опустил голову на грудь, и седая прядь упала ему на чело. Неотвратимость грядущей кровопролитной битвы омрачила его разум: - Каковы будут ваши распоряжения, господин? Фарамир, погруженный в свои мысли, вертел в руках поднятый с земли прутик. Прошло несколько минут, прежде чем он удостоил воина ответом: - Оставьте в Каир Андрос малую часть наших людей, только лишь чтобы держать укрепления, пока не закончатся снаряды и продовольствие, - прутик хрустнул в его длинных пальцах, - Остальные должны немедленно отправиться в Осгилиат. Пусть король Чародей думает, что мы не осведомлены о его планах. Мы вернёмся в Минас-Тирит, я должен сообщить о своих догадках государю. Эовин сидела на ложе из шкур, завернувшись в тёмно-зеленый плащ, одолженный у следопытов Итилиэна. От него исходил терпкий аромат сочных трав и костра – вечных спутников гондорских странников, проторивших сотни троп в лесах и ущельях Арды. Она слышала, как за стеной шатра воины собираются в долгий путь, на север, в сторону неизвестных ей земель, на которых она никогда не бывала. И мысль о том, что ей тоже придется уйти с ними той же дорогой, всё дальше от родного Рохана, так и не успев предупредить брата о нависшей над их королевством угрозой жгла сердце каленым железом. Когда Фарамир неслышным шагом вошёл в шатёр, она едва удостоила его взглядом. Первый раз за всё время их знакомства, ей не хотелось заговаривать с ним или слышать его голос. Вопреки его заверениям, она сейчас ощущала себя пленницей, без возможности выбора и едва сдерживала в себе негодование. - Ты всё ещё злишься на меня? – будто прочитав её мысли обратился к ней капитан Гондора. - Смею ли я держать на вас обиду после того, как много вы для меня сделали? – самообладание всё же не изменило юной княжне, - На этой земле вы в своём праве. Мужчина присел рядом с ней на расстеленные шкуры, отстегнул от пояса спрятанный в ножнах меч и положил на землю у своих ног. Впервые он предстал перед ней без оружия. Фарамир находился так близко, что его колено касалось полы ее длинного платья. Эовин заметила, каким усталым он выглядел – вне всякого сомнения разум его терзали мрачные думы. - Я прекрасно понимаю твоё стремление вернуться в Эдорас, - тихим голосом начал он, - Но сейчас я не могу изменить свои планы. Над моим государством нависла большая опасность. - Над моим тоже! – неожиданно резко даже для самой себя выпалила девушка, - Рохан погибает изнутри, его бескрайние степи топчут полчища орков, деревни сжигают дотла, и никто не в силах это остановить. Но я понимаю, что тебя бедствия земли эорлингов не волнуют. В порыве отчаяния Эовин забыла о своей прежней почтительности, которую следовало бы выражать простолюдинке перед сыном наместника. В ней разом заговорил голос Белой девы Рохана. - Почему ты говоришь, что твоя страна погибает изнутри? Княжна с глубоким вздохом закрыла лицо руками – её разом охватили болезненные воспоминания: - Ты спрашивал, по какой причине король Теоден не защищает свой народ от вражеских набегов, так знай, что наш правитель давно утратил власть в государстве. Он находится под чужим влиянием, которое медленно его убивает. Народ перестал узнавать своего конунга, славившегося отвагой и справедливостью. Вне всяких сомнений его опутали сети врага и в скором времени нас всех ожидает смерть. Рохан падёт, и если этому суждено случится, я хочу погибнуть вместе с ним. - Так вот отчего несмотря на постигшие его бедствия Теоден ни разу не направил в Гондор красную стрелу, - в растерянности проговорил Фарамир, - Его разум не подчинён воли. А как же его сын Теодред и князь Эомер? Неужели они тоже пали жертвой заговора? Эовин покачала головой, в глазах её стояли слёзы: - По слухам они покинули столицу и от них нет никаких вестей. Гондорец осторожно положил ладонь ей на плечо: - Не думай, что твоё горе не трогает меня, - он почувствовал, как девушка неловко подалась ему навстречу и так же бережно обнял её второй рукой, - И участь Рохана беспокоит меня не меньше судьбы Гондора. Я обещаю тебе, что непременно расскажу обо всём наместнику. Какими бы трудными не были сейчас времена, государь всегда считал Теодена своим союзником, он не оставит эту новость без внимания. Эовин ощутила, как вокруг неё сомкнулось кольцо его рук и в первые секунды испытала испуг и смущение - прежде ни один мужчина, кроме дяди и братьев не смел касаться её. Но присутствие молодого гондорца оказалось таким приятным и успокаивающим, от его тела исходило столько тепла и заботы, что она тут же позабыла про свой страх, прижалась к его груди и дала волю душившим её слезам: - Тебе не хуже меня должно быть известно об истинном положении дел между двумя государствами. Я давно поняла, что в этой войне каждый сам за себя. Слова, вырвавшиеся из уст девушки, повисли в воздухе. Они являли собой чистую правду, которую сын наместника втайне от себя самого не хотел признавать. Прочный некогда союз Гондора и Рохана давно дал трещину и виной тому было не только и не столько безумие конунга степных всадников, сколько властолюбие и гордыня его собственного отца. - Не всё ещё потеряно, Эовин. Когда мы вернемся в Минас-Тирит я постараюсь отыскать Митрандира. Он всегда мог дать добрый совет даже в те минуты, когда положение казалось безвыходным. Девушка подняла голову – в её глазах отразилось неподдельное любопытство: - Я никогда не слышала этого имени. О ком ты говоришь? Фарамир загадочно улыбнулся, стёр большим пальцем с её щеки слезинку. Эовин слегка вздрогнула от его прикосновения, но не отстранилась. Гондорец тоже не спешил разжимать объятия: - Неужели в твоих землях никогда не слышали о странствующем чародее, появляющимся из ниоткуда и развлекающем народ на площади разными фокусами вроде разжигания огня из воздуха? Его иногда ещё называют Гэндальфом Серым. В прежние времена он был частым гостем в Минас-Тирит и его прибытие всегда ознаменовывалось для его жителей большим праздником. На самом деле это великий маг, он столь же древний как и сама Арда, а его мудрость простирается далеко за пределы Средиземья. В пору моей юности мы с ним провели много дней в библиотеке моего отца, разбирая старинные письмена. Благодаря ему я очень много узнал об истории Гондора и Нуменора, он научил меня расшифровывать давно канувшие в воду языки, постигать силы природы, черпать опыт из прошлого, которое теперь незаслуженно забыто. К несчастью, государь не разделял моей радости от подобных встреч, считая их пустой тратой времени. Он предпочитал видеть меня с мечом и луком, а не с книгой, поэтому в конце концов наши пути с Гэндальфом разошлись, но он всегда чувствовал, когда мне нужна была его помощь. Эовин с замиранием сердца слушала рассказ гондорца, который смог ненадолго заглушить её собственную печаль и тревогу. Она никак не могла поверить, что перед ней сидит человек, собственными глазами видевший древнего мага: - В родном мне Рохане о таких чародеях можно было узнать только лишь из преданий. И то, не думаю, что кто-то принимал их за чистую монету. - А что тебе известно об эльфах и гномах? - Вероятно ещё меньше чем о твоём волшебном друге Митрандире. Неужели с ними ты тоже обсуждал древние манускрипты в библиотеке Гондора? Фарамир добродушно рассмеялся, с удовольствием отмечая, что юная роханка совсем расслабилась и доверчиво льнула к его груди. Слёзы в бездонных глазах высохли, не оставив и следа. Он поудобнее устроился на походной постели из шкур, по-прежнему прижимая её к себе. Странное чувство овладело командиром Итилиэна – точно он выбрался на островок тишины и умиротворения посреди бушующего моря. Присутствие хрупкой прекрасной девушки с диких земель отогревало его замершее от непрекращающихся испытаний сердце. — Митрандир часто рассказывал мне об этих таинственных существах. Возможно, он один из немногих, кому посчастливилось знать их лично. — Расскажи мне, — попросила Эовин, и в голосе ее было столько искреннего нетерпения, сколько бывает у ребёнка, выпрашивающего сказку на ночь, — Расскажи мне что-нибудь. — Хорошо, как пожелаешь. Я поведаю тебе о том, как первые эльфы изобрели музыку. Они создали её раньше, чем дали название всем предметам, которые их окружали. Это случилось очень-очень давно, мир тогда был совсем другим, чистым и прекрасным, потому что в нём еще не пробудилось зло, не правили гордыня и ненависть… Роханка слушала его низкий протяжный голос, звучащий как красивая мелодия, рождаемая струнами лютни в руках искусного музыканта. Он говорил тихо, неторопливо и складно, и в описываемых им историях она уже перестала отличать правду от хитросплетенного вымысла. Голова её будто налилась свинцом, а веки сами собой смежались, по телу блаженным потоком разливались покой и безмятежность. — Прошу, продолжай, — пробормотала Эовин, когда Фарамир прекратил свой рассказ, заметив, что её клонит в сон. — Ты злоупотребляешь моим красноречием, дитя, — полушутя отозвался гондорец, — Я знаю ещё сотни подобных историй. Чтобы выложить тебе их все, одной ночи не хватит. Девушка открыла глаза, повела немного затекшей шеей: — Не называй меня так, — произнесла она с нотками обиды в голосе. — Должен же я как-то тебя называть. — Моё имя Эовин, — напомнила роханка, — И я уже не ребёнок! Фарамир посмотрел ей в лицо долгим пристальным взглядом, от которого по телу прошёл уже знакомый, неясный по своей природе трепет. — О, да, ты не ребёнок, — каким-то странным голосом выговорил он, затем наклонился к ней и запечатлел на лбу быстрый короткий поцелуй, — Теперь я это точно вижу. Девушка растерянно вскинула на него глаза, ощущая, как кожа в том месте, где он коснулся её своими губами начинает гореть. Не дав ей ничего сказать, гондорец легко отстранил её от себя, рывком поднялся на ноги. — Ложись спать, Эовин, — произнёс капитан своим обычным ровным голосом, — Завтра мы тронемся в поход, дорога будет утомительной. С этими словами, он столь же быстро скинул с плеч свой длинный плащ, накрыл им лежащую на шкурах роханку. — А как же ты? — только и смогла вымолвить Эовин, удивленная такой переменой его настроения, — Ночью холодно, ты замёрзнешь без него… — Я воин, и мне не привыкать спать на голой земле, — точно в подтверждении своих слов мужчина растянулся прямо на полу в другом конце шатра и сложив руки на затылке, — Спокойной ночи, набирайся сил. Эовин ещё с полчаса лежала, закутавшись в до сих пор хранивший его тепло плащ. Сердце никак не могло успокоиться и бешено колотилось в груди, а память из раза в раз возвращала её к событиям минувшего вечера. Приподнявшись на локте девушка устремила взгляд в темноту, внимательно прислушалась. Ответом ей служило лишь его ровное, размеренное дыхание. Глубоко вдохнув она без сил опустила голову на постель, и сама не заметила, как провалилась в сон.

NataliaV: Эовин моя любимая женская героиня в ВК, как их пара с Фарамиром. Спасибо, Falchi, за поднятую тему.

Lana: Falchi пишет: Не провоцируй меня на стёб, у меня в кои-то веки романтическое настроение. Хочется волшебной сказки посреди серых будней. Я со всей любовью и уважением к чувствам хоббитов, эльфов, гномов, их коней, особенно вороной масти #жизнивороныхважны и прочих меньшинств, тут даже Арагорн приклонил колено. А если серьёзно, я с нетерпением жду развития отношений Эовин и Фарамира. Пока дошла они уже пообниматься успели, лапули. Правильно, после холодной ванны девушку надо согреть, заботой и поцелуями.

Falchi: Очень сложно быть серьезной и не скатиться в гомерический хохот когда Ворд из раза в раз предлагает тебе исправить Гондор на Гондурас)) Домой приеду, закину ещё кусочек. NataliaV пишет: как их пара с Фарамиром. Моя тоже, спасибо за внимание!

Falchi: Часть 3 Следующие дни они провели в пути. Разведчики Следопытов Итилиэна, шедшие на несколько лиг впереди сообщили, что часть Великого тракта, пролегающая через Серый Лес занята разрозненными отрядами орков, вероятно прибывшими с подножья Кирит Унгол. У излучины Андуин, где начинается небольшой участок мелководья они обнаружили грубо вытесанные поваленные деревья, по всей видимости служившие диким пришельцам переправой. Фарамир повёл своих людей в обход через заболоченный берег реки, окруженный небольшим редким лесом. Тропы, спрятанные между мшистыми кочками были совсем узкими, на некоторых участках земля проваливалась под ногами и оставленные следы мгновенно заливались мутной серо-бурой водой. Воздух был пропитан болотистым газом, иногда его скапливалось так много, что становилось трудно дышать. Им пришлось спешиться и замедлить ход — за часы долгой и трудно дороги лошади устали и недовольно фыркали, когда их копыта увязали в грязи. Эовин держала в поводу свою гнедую кобылу, время от времени поглаживая её по узкой белёсой морде, успокаивая и подбадривая. Скакуны с севера отличались горделивой статью и горячим нравом, подобно их всадникам, но явно уступали в выносливости роханским степным лошадям, способными держаться на ногах сутками и преодолевать огромные расстояния, не теряя своей прыти. Девушка выловила взглядом среди впереди идущих воинов фигуру Фарамира. Его голова была покрыта капюшоном, из-под которого выбивались завитки длинных волос, тетива лука, висевшего за плечами, поблескивала в лучах пробивающегося сквозь кроны деревьев солнца. Правая ладонь его лежала на рукоятке меча, а левой он изредка похлопывал по шее своего огромного рыжего жеребца. Красивый и резвый как ветер конь по кличке Янтарь в отличие от своего хозяина не мог похвастаться любезной учтивостью. На одном из привалов Эовин попробовала погладить его по широкому, прорезанному белой полосой лбу, но в ответ получила лишь презрительное ржание. Жеребец забил копытом и задёргал привязь, однако стоило только Фарамиру к ним приблизиться, как тут же успокоился и замер, смиренно опустив голову. «Похоже я не слишком ему понравилась», — заметила тогда Эовин с чуть виноватой улыбкой. «Не думаю, — отозвался гондорец, протягивая своему любимцу кусочек хлеба, — Просто он к тебе ещё не привык. Кроме того, он видел, как мы только что разговаривали у костра. Янтарь ко всему прочему страшно ревнив». В ответ на его слова девушка лишь отвела взор, и вновь посмотрела на коня, наблюдающего за ней умными тёмными глазами. «Я уверен, что вы подружитесь, — продолжал тем временем капитан, — Кому как не рохиррим знать, как следует правильно обращаться с лошадьми». Медленно сгущались сумерки, когда путники, наконец покинули неприветливую болотистую топь и вышли к Андуину. Они оказались на лесной опушке, которую с одной стороны огибала гряда камней, а с другой надёжно защищали несколько зелёных холмов. Услышав приказ командира остановиться на ночлег, Эовин с наслаждением опустилась на один из камней и вытянула перед собой гудевшие от долгого перехода ноги. Некоторое время она наблюдала за тем, как следопыты разнуздывают коней и ставят лёгкие, но надёжно укрывающие от ночной прохлады палатки, однако вскоре не желая оставаться в стороне и быть для воинов ненужной обузой, поднялась и помогла приготовить для разжигания хворост. По счастью гондорцы за те дни, что она провела в их обществе успели немного привыкнуть к столь необычному для них соседству и иногда доверяли несложные поручения. Отдав одному из мужчин горстку только что собранных веток, девушка поискала глазами капитана и тут же увидела его, стоящим на краю полянки. Фарамир в окружении нескольких своих людей проверял меч. Лицо его казалось обеспокоенным и сосредоточенным, и Эовин сразу почувствовала охватившее её волнение. Капитан положил руку на луку седла и занёс ногу в стремя с явным намерением куда-то уезжать. Улучив момент, когда воины отошли в сторону, чтобы подготовить оружие и взобраться на своих коней, девушка проворно подбежала к нему и негромко окликнула: — Фарамир! Гондорец обернулся, и она поняла, что не ошиблась — взгляд его был очень серьёзным. — Что-то случилось? Ты уезжаешь? — Необходимо проверить окрестности, — коротко сообщил ей капитан, — Мы скоро вернёмся, пока нас не будет, ни на шаг не отходи от лагеря. Эовин торопливо кивнула в ответ, настороженно наблюдая за тем, как он пришпоривает Янтаря и вместе с другим всадниками скрывается в лесной чаще. Смотря ему вслед, девушка вдруг осознала, что испытывает неподдельную тревогу. Проведенные вместе дни в длительных переходах и вечера у костра сблизили их, и, хотя Фарамир больше ни разу не коснулся её, не рассказывал столь воодушевивших историй о диковинных волшебниках и эльфах и не оставался ночевать в её палатке, она постоянно чувствовала его присутствие рядом с собой. Сама мысль, что с ним может случится что-нибудь плохое внушала ей ужас. Прошло больше часа с момента ухода капитана Гондора, а от него по-прежнему не было никаких вестей. Костры уже вовсю разгорелись, по лагерю разносился пряный запах тушёного мяса, возбуждающий аппетит уставших путников, однако Эовин не могла заставить себя притронуться к еде. Её волнение нарастало с каждой минутой, но, украдкой разглядывая непроницаемые лица солдат, каждый из которых был занят своим делом, она понимала, что не может ничего спросить у них о Фарамире. Никто из них не обязан был докладывать неизвестной чужестранке о делах своего капитана, и ей ничего не оставалось кроме как терпеливо ждать его возвращения. Чтобы отвлечь себя от грустных мыслей девушка решила заняться приготовлением отвара из целебных трав, которые она успела собирать по дороге. Один из воинов в пути подхватил простуду и мучился от сильных приступов кашля. Сделанное её руками лекарство уже начало действовать, и Эовин радовалась, что хоть чем-то может быть полезна своим спасителям. Закинув в кружку щепотку душицы, она обнаружила, что в её мешочке значительно иссяк запас багульника. Девушка вспомнила, что видела его заросли у подножья камней на самом берегу реки. Чтобы добраться до места, нужно было обогнуть поляну и, хотя Фарамир просил её не на шаг не отдаляться от лагеря, ей показалось, что река совсем недалеко: шум плескавшейся воды Андуина постоянно достигал её слуха. Эовин поднялась на ноги и неприметно для остальных отошла от костра. Вечерний воздух был пропитан речной свежестью, задувал лёгкий ветерок приятно остужая разгорячённое после долгого сидения у огня лицо. Природа вокруг наполнилась тишиной и прохладой, позволяя ненадолго забыть о полыхавшем в землях Арды пламени войны. Добравшись до каменистого берега, девушка отчётливее услышала гул Великой реки. Андуин беспрестанно нёс свои глубокие, тёмные воды вниз по течению. Хлопья пены, во множестве собиравшиеся на гребне волн, сияли в лучах заходящего солнца. Рассеянные вдоль отмели островки скал, покрытые редким мхом, сверкали различными оттенками, отливая, то золотом, то серебром, и казалось, будто бы сами хранители подземных сокровищ трудолюбивые гномы разбросали на них свои драгоценные монеты. Нарвав нужных ей трав, Эовин уже хотела также потихоньку вернуться на привал, но, залюбовавшись красотой бурлящей под ногами реки, поднялась на камень у обрыва и замерла в восхищении перед величественной стихией. В её родных краях земля была преимущественно покрыта степями и редкими низкорослыми деревьями, а протекавшие через них реки никогда не отличались полноводностью. Здесь же, на огромных просторах Итилиэна Андуин представал во всей красе своего могущественного великолепия. Роханка перевела взгляд на тропинку, сбегавшую вниз к реке. Она была настолько крутой и узкой, что даже одному человеку было бы трудно по ней спуститься, скорее всего её протоптали какие-то дикие животные, дабы наведываться к воде в поисках рыбы. Взор девушки всё также рассеянно блуждал по камням, как вдруг в самом низу дорожки, она заметила предмет, своими очертаниями напоминающий перчатку, какую носили воины. Приставив ладонь козырьком ко лбу, Эовин сделала шаг вперёд и вновь вгляделась в обнаруженную находку. Сердце в груди забилось сильнее — вне всякого сомнения перед ней лежала вещь, принадлежавшая кому-то из людей. Цепляясь за острые уступы, девушка спустилась вниз, не обращая внимания на осыпающиеся с тропы камешки, больно царапающие пальцы. Всё её внимание было приковано к перчатке, а когда, преодолев отвесный спуск, княжна, наконец, добралась до желаемой цели и взяла её в руки, из горла её вырвался сдавленный стон. Перчатка была сделана из грубо выдубленной кожи и уже порядком поистёрлась и сжалась под лучами солнца, но на тыльной стороне её Эовин смогла разглядеть выцветший герб королевского дома эорлингов. Вне всякого сомнения, найденная ей вещь принадлежала кому-то из воинов рохиррим. Девушка быстро спрятала находку за пазуху. Стараясь унять дрожь в руках, торопливо огляделась по сторонам — один из эоредов был здесь, проходил по этим землям, несмотря на расставленные на границах с Гондором вражеские отряды. Возможно Эомеру или Теодреду удалось направить гонца в северные края, чтобы просить наместника Дэнетора о помощи. От постигшей её догадки тело охватила новая волна дрожи. Брошенная перчатка могла означать, что верный воин короля не достиг своей цели и встретил на берегах Андуина свою смерть. Позабыв об опасности и о предостережениях Фарамира, Эовин принялась в волнении осматривать берег, всё дальше уходя от лагеря. Она надеялась, что ей удастся отыскать ещё какие-то приметы пребывания роханцев, но попытки не увенчались успехом. Покрытая разбитыми водой камнями и редкими кустарниками местность не сохранила больше никаких следов. От тщетных поисков её отвлёк хруст веток и приглушённое рычание, раздавшееся совсем близко. Вжав голову в плечи, девушка обернулась на шум — в росшем неподалёку кустарнике явно кто-то затаился и внутренний голос мгновенно подсказал, что от незваного гостя ей не стоит ожидать ничего хорошего. С быстротой лани Эовин метнулась в сторону большого, зазубренного как крепостная стена камня, и прижалась к нему спиной. На лбу выступили бисеринки холодного пота, рука потянулась к закрепленному на поясе кинжалу, в который она вцепилась вмиг онемевшими пальцами. Осторожно выглянув из своего укрытия, Эовин увидела, как ветки кустарника с треском раздвинулись и на тропу из него вывалился приземистый, закованный в броню орк. Его маленькие, налитые кровью глаза живо шарили по сторонам, а узкие ноздри вздымались, как у хищного зверя, выслеживающего добычу. Девушка слышала его хрипящее тяжёлое дыхание, а в нос ударил тягостный, удушающий запах крови и гнили, всегда следующий за этими отвратительными порождениями зла. Осознавая, что орк с минуты на минуту её обнаружит, Эовин глубоко вздохнула и прижала клинок к груди. Она помнила, как брат рассказывал ей, что у этих тварей есть одна уязвимая брешь в доспехах на шее под подбородком и изо всех сил старалась сосредоточиться на лезвие, понимая, что для спасения у неё есть только один шанс из тысячи. Тем временем монстр уже напал на её след и быстро преодолел отделяющее их расстояние. Заметив свою жертву, он свирепо осклабился, обнажив ряд кривых жёлтых клыков и обдал девушку зловонным дыханием, вырвавшимся из огромной, широко разинутой пасти. Собрав всю волю в кулак, Эовин вскинула руку, сжимающую кинжал, приготовившись нанести удар, как вдруг воздух над её головой разрезал свист летящей стрелы. Секунда и пронзенный в самое горло орк с диким воем упал к её ногам. Две острые стрелы довершили дело, и монстр замер, распростертый на каменистой земле. Гримаса бессильной ярости навсегда исказила его уродливый облик. Ещё не успев окончательно отойти от страха, девушка обернулась в сторону, откуда пришло её спасение. На горной тропинке она увидела три высокие фигуры с опущенными луками в руках. Она не смогла разглядеть их лиц, но отчётливо видела, как в отблесках солнечных лучей на их груди горят вышитые символы Белого древа. Оставив своё укрытие, с радостно колотящимся сердцем, Эовин бегом кинулась им навстречу. Впереди прочих шёл Берегонд, лицо его было холодно и сурово. — Глупая девчонка! — с трудом сдерживая раздражение выкрикнул он, когда роханка приблизилась, — Как посмела ты покинуть лагерь без разрешения? Ты едва не выдала всех нас! В первое мгновение княжна оскорбилась подобному обращению от обыкновенного солдата, но тут же вспомнила, что для верного советника Фарамира, она была лишь простой, никому неизвестной девушкой из чужих земель, в очередной раз доставившей лишние заботы. По воле случая справляться с ними вновь пришлось Берегонду, который вовсе не пребывал от этого в восторге. Смирив уязвленную гордость Эовин поклонилась ему в знак благодарности и выдавила из себя слова извинения, но они нисколько не смягчили праведный гнев старого гвардейца. — Посмотрим, что на это скажет капитан, — продолжал тем временем следопыт, — Обнаружив твоё исчезновение, он как с цепи сорвался, поднял на ноги весь отряд. По твоей милости мы почти что угодили в засаду, из тебя едва не вышла отличная приманка на радость врагу, — без намёка на вежливость солдат схватил её за руку выше локтя, дёрнув за собой, — Пойдём, объяснишь ему свои ночные прогулки по берегу. — Прояви учтивость, Берегонд, — заметил один из до сих пор молчавших его спутников, — Командир сам будет решать, как поступить с девушкой. Эовин не стала сопротивляться и послушно отправилась вместе с воинами обратно к лагерю. От пережитого волнения и страха голова у неё кружилась, и даже просыпавшаяся на задворках сознания мысль, что её судьба была настолько не безразлична Фарамиру, что он не раздумывая бросил в бой всех своих людей, не придавала ей сил. Капитана гондорцев она увидела сразу. Его высокая, статная фигура, темневшая в лучах заходящего солнца, вытянулась как тугая струна, а взгляд был устремлён к реке, откуда возвращались Эовин и его следопыты. Подойдя к своему командиру, Берегонд вытолкнул девушку вперёд, так, что она лишившись равновесия, упала на колени к его ногам. В растерянности подняв глаза, роханка хотела что-то сказать, но, увидев его лицо, тут же осеклась. Смотрящий на неё мужчина был мрачен как грозовая туча: всегда мягко улыбающиеся ей губы, на этот раз были плотно сжаты, на скулах ходили желваки. Весь его вид напоминал вулкан, готовый вот-вот взорваться. На секунду ей показалось, что эта непроницаемая маска исчезнет, и он вновь превратится в заботливого, нежного Фарамира, утешавшего её тем памятным вечером и рассказывающего истории о магах и эльфах. Что он не позволит ей валяться у него в ногах как простой служанке, поднимет и прижмёт к груди, но вместо этого над ней продолжал возвышаться грозный незнакомец, сверливший её беспощадным и суровым взором. — Господин, я прошу простить меня, — испуганно пролепетала девушка, не зная, как вести себя с ним таким, чужим и неизвестным. — Ты покинула лагерь, несмотря на мой запрет, Эовин, — голос его был холоден как сталь гондорского клинка. — Я виновата перед вами, но у меня были на то причины… — Нет таких причин, чтобы нарушать мой приказ, — жёстко оборвал её речь капитан, — Ты подвергла опасности всех нас. — Позвольте мне объясниться, господин! — Позже, — Фарамир указал головой в сторону своего шатра, — Иди и старайся лишний раз не показываться на глаза моим людям. Своей глупой выходкой ты многих настроила против себя. Как в тумане девушка поднялась с земли, неловко отряхивая сухие травинки, зацепившиеся за полы плаща. Пытаясь не смотреть ни на кого вокруг, она медленно побрела к палатке, но, сделав несколько шагов, не выдержала и обернулась. Ей было невыносимо знать, что она оставляет капитана в такой ярости и что, возникшая между ними близость так быстро и нелепо оказалась утеряна: — Фарамир, прошу тебя, — отчаянно позвала она, глядя ему в спину. Но мужчина как будто не слышал её, продолжая о чём-то говорить с склонившемся к нему Берегондом, и ей ничего не оставалось, как выполнить приказ и поскорее удалиться с его глаз. — Какие у нас потери? — обратился гондорец к своему преданному советнику. Он уже успел взять себя в руки и говорил спокойно и сдержанно, как обычно. — Двое раненных, господин. Надеюсь, что ничего серьёзного, их сейчас осматривает лекарь. Но придётся задержаться на несколько дней, пока они не восстановят силы. Фарамир согласно кивнул головой, а Берегонд тем временем осторожно коснулся рукава его туники: — Вы должны это увидеть, господин. Мы кое-что обнаружили в стане орков. Следопыт подвёл своего командира к собранному в большой узел полотну и быстрым движением открыл его. На устланной покрывалом земле лежали захваченные врагом трофеи — резные клинки, латные перчатки и пробитый на лбу шлем. Все они принадлежали павшим воинам эорлингов. — Почтим память славных витязей рохиррим, — тихо проговорил Фарамир, беря в руки покореженный шлем, — Это герб королевского дома. Нам следует передать доспехи Теодену, если, конечно, он окажется в силах их принять. Похоже Эовин оказалась права в своих догадках о том, что Теодред и Эомер вынуждены сражаться с врагом в одиночку. Берегонд не сразу ответил своему командиру, словно размышляя о чём-то. Его лицо, сокрытое надвинутым на лоб капюшоном, как и всегда оставалось суровым и непроницаемым. — Фарамир, — наконец выговорил он негромко, — Я как раз хотел поговорить с тобой об этой девушке. Поговорить не как старый гвардеец с капитаном, а как твой учитель и друг. Произошедшее сегодня с ней немыслимо и недопустимо в условиях войны, которую мы ведём. Она подставила под удар всех нас. Ты потерял голову и поспешил ей на выручку, забыв про осмотрительность, не рассчитывая силы, не изучив расположение противника. Окажись их больше, всё могло окончиться гораздо хуже. — Ты что же, хочешь сказать, я должен был бросить её одну в лесу, на растерзание оркам? — нахмурил брови сын наместника. — Я хочу сказать, что её поступок не должен остаться безнаказанным. И сейчас я выражаю не только своё мнение, но и настроение многих солдат. Ты знаешь, все мы преданы тебе и не раздумывая отдадим свою жизнь за государя, за процветание и спокойствие королевства, но никто не хочет умирать по вине глупой девчонки, презревший правила военного времени. Раз уж она ступила на землю Гондора, то должна уважать его законы, — Берегонд замолчал ненадолго, — Мне известно, что у тебя доброе сердце и мягкий нрав, но если ты хочешь удержать в повиновении своих людей, тебе следует проявить жесткость в отношении тех, кто нарушает установленные требования. Фарамир продолжал хмуриться — было видно, что затеянный гвардейцем разговор ему не по душе. — Пойдём, осмотрим раненых. И прикажи надёжно укрыть трофеи, мы должны вернуть их в сохранности. Эовин беспокойными шагами мерила земляной пол шатра, прислушиваясь к происходящему снаружи. Откуда-то издалека до неё долетал голос Фарамира, звон оружия и ржание лошадей, свидетельствующие о каких-то приготовлениях. Неизвестность мучила, как и ожидание расплаты за содеянное. Из обрывочных фраз Берегонда и сына наместника, она смогла догадаться, что её неожиданная отлучка из лагеря подвела гондорцев и, быть может, едва не разрушала их планы. Однако вспоминая равнодушный и холодный взгляд Фарамира, даже не подавшего ей руки, она думала, что хуже возмездия, чем его презрение и утраченное доверие, быть уже не может. Покрывало, загораживающее вход в шатёр отодвинулось, и на пороге возник тёмный силуэт, в котором девушка мгновенно узнала капитана. Замерев на одном месте, она с опаской взглянула вошедшему мужчине в лицо, пытаясь угадать его настроение. Гнев, по всей видимости, уже покинул его разум, но от былой учтивости не осталось и следа. — Господин, — начала было роханка, но он знаком велел ей замолчать. — Говорить буду я, Эовин, — тихо и жёстко вымолвил Фарамир, — Ты без позволения покинула лагерь, окруженный со всех сторон врагом, который только и ждёт, что мы дадим слабину, и ты предоставила ему сегодня такую возможность. Двое моих солдат ранены, этого можно было бы избежать, если бы ты не нарушила мой запрет. Девушка опустила глаза, терзаемая чувством вины. Кажется, только теперь она начала осознавать, как дорого обошелся её необдуманный поступок тем, кому она была обязана жизнью. — Вы знаете, что я обладаю навыками целительства, — еле слышно проговорила она, — Если это позволит хоть как-то искупить мою вину и облегчить страдания ваших воинов, вы могли бы разрешить мне… — В этом нет необходимости, — всё также резко оборвал её капитан, — Я должен держать ответ перед своими людьми за то, что они бессмысленно рисковали своей жизнью тогда, когда каждый человек на счету. Ты нарушила закон, Эовин, подвергла лагерь опасности, некоторые из моих следопытов требуют наказать тебя. И я вынужден признать, что их требования справедливы. В воздухе повисло молчаливое напряжение. Фарамир не шевелясь, смотрел на неё в упор, точно ожидая ответа. Девушка оторвала глаза от пола — в них блеснул огонёк решимости: — Что ж, ты прав, — медленно произнесла она, — Если так велит закон гондорских земель, сделай то, что должен сделать. В продолжении своих слов Эовин обвела глазами шатёр, подняла с пола грубую верёвку, служившую привязью для лошадей. Свернув её вдвое как хлыст, вложила в руку капитана, затем сбросила на землю плащ и повернулась к нему спиной. Фарамир несколько секунд непонимающе смотрел на неё, а когда, наконец, смысл её действий дошёл до его разума, с отвращением выбросил верёвку прочь от себя. — Не зли меня еще больше, Эовин, — с досадой в голосе пробормотал гондорец. Затем прошёл мимо замершей посреди палатки девушки, присел на постель из шкур и уронил голову на сцепленные в замок руки. Роханка постояла в нерешительности, наблюдая за ним, чувствуя всё его смятение и раздражение, вызванные её безрассудством. Сердце сжалось в груди, как запертая в клетке птица, и не в силах больше смотреть на него такого, опустилась на землю рядом с ним, робко коснулась ладонью его колена: — Меньше всего мне хотелось, чтобы по моей вине ты потерял уважение своих людей. Я прошу, прости меня. Фарамир поднял голову, глубоко вздохнул, затем положил руку ей на плечо, весьма чувствительно стиснув его: — Мы на войне, Эовин, здесь нет места никаким своевольным решениям. Я командир лагеря и каждый, кто находится под моим попечением обязан беспрекословно выполнять мои приказы. Если ты ещё хоть раз меня ослушаешься, мне в самом деле придётся тебя наказать. — Я всё поняла, господин… Глядя на её поникший, полный сожаления вид, гондорец почувствовал, что не в силах больше на неё сердиться. Сейчас она выглядела как ребёнок, искренне раскаивающийся в своём необдуманном поступке. Да в сущности она таковым и являлась. Напряжение, вызванное страхом за её жизнь, и накопившаяся усталость постепенно начали отступать, и Фарамир вновь привлёк её к себе, на этот раз для того, чтобы крепко обнять. — Неразумное дитя, как ты напугала меня, — прошептал он ей на ухо. Эовин не ответила, только прижалась к его груди, слушая глухие удары бьющегося в ней его благородного сердца. Тепло сильных рук согревало, как не в силах был согреть ни один даже самый лучший гондорский плащ, а блаженный покой вновь ненадолго поселился в её душе. 

Lana: Falchi пишет: По воле случая справляться с ними вновь пришлось Берегонду, который вовсе не пребывал от этого в восторге. Просто в ревнивой придирчивости он даст фору Янтарю. Falchi пишет: Фарамир вновь привлёк её к себе, на этот раз для того, чтобы крепко обнять. Наказал, так наказал. Человек-кремень. Жуть, конечно, как Эовин думает о наказаниях и нравах отряда, который возглавляет не кто-нибудь, а сын Наместника Гондора. Но либо Ристания очень суровый край, либо и правда Белая дева дите-дитем. Понимаю, что ее неосторожность могла привлечь огромный отряд, который группку следопытов бы быстро изничтожил. С другой стороны она женщина, еще и из мирного населения, пусть военизированного общества. Княжна. В общем Теоден там Гримо дал полный карт-бланш.

Falchi: Lana пишет: Но либо Ристания очень суровый край, либо и правда Белая дева дите-дитем. И то, и то, думаю. На войне законы суровы, тем более они люди, а не воздушные эльфы. Мне кажется, в войске Гондора ли или Рохана была очень жёсткая дисциплина.

Falchi: Часть 4 В крепких объятиях гондорца время будто бы остановилось, и Эовин сама не знала, сколько счастливых минут она провела, нежась в кольце его рук. Девушка уютно устроилась у него на коленях, положив голову на широкое плечо, задумчиво водя пальцем по вышитому на груди Белому древу. Теперь, после всего пережитого, этот знак принадлежности к древнему величественному городу казался ей по-особенному родным и дорогим сердцу. — Ты больше не сердишься на меня? — нарушила, наконец, молчание роханка. Она чувствовала, что уже получила прощение, но ей важно было услышать это из его уст. — Нет, но я по-прежнему желаю узнать, какие причины побудили тебя на столь безрассудный поступок. Эовин тихонько пошевелилась, вытащила из-за пазухи найденную на злополучной тропе перчатку и протянула её Фарамиру: — Я пошла собирать целебные травы рядом с лагерем и даже не помышляла уходить слишком далеко. Но случайно обнаружила эту вещь в зарослях возле реки и не смогла пройти мимо. Перчатка принадлежит одному из всадников Рохана, я лишь хотела осмотреть берег, думала найти что-то ещё, а вместо этого наткнулась на орочью стоянку. — Эти твари все до единого мертвы, — Фарамир накрыл её руку вместе с перчаткой, — Тебе следовало тотчас же показать её мне, а не обследовать дикие кустарники в одиночку. — Я знаю, но меня охватило такое волнение… я не в силах оставаться в стороне, когда речь заходит о моём народе. Гондорец посмотрел куда-то поверх её светлой макушки, чело его вмиг омрачилось: — Я должен кое-что сказать тебе, Эовин, — произнёс он после недолгого молчания, — Найденная тобой перчатка не единственное, что несли с собой орки. Мы обнаружили среди вражеских трофеев много оружия и частей доспехов. Мне жаль сообщать тебе такую новость, но похоже их обладатели погибли смертью храбрых. Быть может, твоё горе облегчит мысль, что все воины твоего народа отомщены. Перчатка с глухим стуком выпала на землю из её вмиг разжавшихся пальцев. Девушка в отчаянии закрыла лицо руками и даже бережные объятия Фарамира не в силах были утешить её боль. Она знала, что князья Теодред и Эомер отправились к северным границам Рохана и в ужасе думала о том, что самые большие её опасения могут сбыться. — Прошу, покажи мне их, — с мольбой в голосе обратилась к капитану Эовин, — Мне нужно их увидеть. — Ты уверена, что ты этого хочешь? Стоит ли растравливать раны? Девушка кивнула в ответ, хотя решение далось ей нелегко. Тогда Фарамир поднялся с места, сжал её ладонь в своей и вывел прочь из палатки. Снаружи уже наступила ночь, и вокруг стояла беспросветная тьма, нарушаемая только отблесками от костров, разожжёнными дозорными по периметру лагеря. Гондорец проследовал к одному из шатров, где его следопыты хранили оружие и припасы, отодвинул занавешивающую вход плотную ткань, пропустил свою спутницу вперёд. Затем запалил один из закреплённых в земле факелов и точь-в-точь как ранее Берегонд развернул перед ней покрывало. Вопль глубокой скорби сорвался с губ Эовин, едва она бросила взгляд на разложенные на полу трофеи. Разбитый шлем и сломанный меч принадлежали сыну короля рохиррим — его оружие она узнала бы из тысячи. — Теодред! — с громким плачем юная княжна упала на колени перед доспехами поверженного принца, прижимая их к груди и покрывая поцелуями, — Теодред, нет! Девушка так упивалась своим горем, что совсем позабыла о стоящем рядом Фарамире. Позабыла она и о том, что своими слезами может выдать себя и своё истинное происхождение, о котором она до сих пор умалчивала. Капитан дал ей время выпустить наружу всю скопившуюся боль, а когда рыдания девушки немного улеглись, осторожно тронул её за плечо: — Пойдём, Эовин, ему ничем нельзя уже помочь. Роханка покинула шатёр как привидение — еле слышно всхлипывая и с трудом переставляя ноги. Накатившая волной боль заполняла каждую частичку её тела. Впервые после смерти родителей её настигла такая опустошающая потеря. Пошатываясь она отошла прочь от палатки, остановилась в нескольких шагах, рассеянно глядя на влажную от ночной росы траву. Фарамир замер у неё за спиной — он был очень близко, так, что она ощущала тепло его тела. — Ты оплакивала князя, будто знала его лично, — как будто невзначай заметил гондорец. — Теодред был наследником престола и часто бывал среди народа. Я много раз видела его в Эдорасе. Люди любили его, теперь, после того, как он погиб, никто более не сможет его заменить. Пока она говорила, Фарамир отчего-то вспомнил Боромира. Если бы народ Гондора увидел его тело, проткнутое десятком стрел, весь Минас-Тирит на несколько дней наполнился бы слезами и безудержным плачем. Капитан запрокинул голову, устремив взор в далёкое, усыпанное звёздами небо. Образ старшего брата, ненадолго отпустивший его разум, вновь как живой встал перед глазами. — Поверь, я знаю, какую печаль ты сейчас испытываешь, — сын наместника опустил ладони девушке на плечи, призывая повернуться к нему, — На этой войне я потерял брата. Не было в целом мире человека, которого я любил так же, как его. Эовин подняла на него блестящие от слёз глаза, положила ладонь ему на грудь: — Мне очень жаль, Фарамир. — Я думаю о нём каждый день, каждый час и несмотря на то, что я собственными глазами видел его бездыханным, до сих пор не могу поверить, что Боромира нет среди живых. Говорят, что время способно залечивать любые раны, но я с трудом могу представить, что шрам от его смерти, оставленный на моём сердце когда-нибудь затянется. Я потерял любимого брата, а Гондор — великого воина и наследника престола. Народ тоже им восхищался, так же как рохиррим почитал князя Теодреда. — У Гондора есть ты, — с жаром выпалила девушка, понимая, что его боль и обеспокоенность судьбой Белого города не меньше, чем её собственная, — Ты так же заслуживаешь этого титула. Ты смел, благороден и справедлив. Боромира не воскресить, но я уверена, что когда настанет час, ты сможешь управлять королевством с не меньшим достоинством, чем он. Грустная полуулыбка тронула губы Фарамира, и Эовин показалось, что его печаль связана не только со смертью брата. — Как знать, душа моя, как знать… Это новое неожиданное обращение, сказанное горячим шепотом так взволновало и взбудоражило её, что девушке почудилось, будто пламенный шар обжёг её сердце. По всему телу пробежала незнакомая дрожь — не та, которая рождается от страха или тревоги, а какая-то иная, исходившая от неизведанного чувства, которому она пока не могла дать название. Фарамир подступил к ней ещё на один короткий шаг, медленно взял лицо юной роханки в свои ладони, не отрываясь смотря на её губы, будто спрашивая разрешение. Эовин сомкнула веки, рот её сам собой приоткрылся и в следующую секунду, она ощутила на своих устах его поцелуй — лёгкий и нежный, как прозрачные, трепещущие крылья бабочки. Непроглядная мгла скрыла выступивший на её щеках румянец, сбитая с толку, она не знала, что ей делать с клубком разнообразных чувств, сплетающихся воедино, а Фарамир продолжал целовать её, всё настойчивее побуждая ответить. В один миг сердце девушки дало верную подсказку, и она сама прильнула губами к его губам, одновременно обнимая руками за шею. И этот долгий ночной поцелуй пьянил и кружил голову так, что казалось, весь мир вокруг перестал существовать. Гондорец первым отпустил её, осторожно погладил тыльной стороной ладони по разгоряченной щеке. — Вернёмся в шатёр, — хрипловатым шепотом проговорил он, — Тебе нужно отдохнуть после тяжёлого дня. — Ты останешься? — с надеждой спросила его Эовин. — Да, я же обещал рассказать тебе ещё сотни историй. Я успел убедиться, что ты засыпаешь от них не хуже, чем от любой колыбельной. Фарамир вместе с Берегондом склонились над разложенной на плоском камне картой. С того вечера, когда отряд столкнулся с неожиданной орочьей засадой у окраины Серого Леса, прошло уже несколько дней. Раны, полученные в бою гондоскими следопытами, затянулись и в вынужденной остановке больше не было необходимости. Эовин всё же смогла настоять на своей просьбе осмотреть пострадавших. Забота о больных помогала ей справиться с грустью от потери Теодреда, почувствовать себя полезной и нужной. Ко всему прочему ей двигало и внезапно проснувшееся в своенравной роханской душе упрямое желание продемонстрировать капитану своё искусство врачевания, о котором, как ей казалось, он был невысокого мнения. Фарамир стоял у входа в полевой лазарет и внимательно наблюдал за тем, как девушка быстро и со знанием дела перевязывает пробитое стрелой плечо одного из воинов, а когда та, закончив работу, с победным видом повернулась к нему, лишь улыбнулся краешком рта и бесшумно покинул шатёр. — Если мы пойдём этой тропой вдоль ущелья, то уже через пару дней достигнем Амон Дин, — говорил Берегонд, водя указательным пальцем по пожелтевшему пергаменту, — Оттуда лежит прямой путь до Минас-Тирит. Мы прибудем в город меньше через неделю. Сын наместника в задумчивости потёр подбородок: — Меня настораживает, что на холме уже несколько дней не зажигают сигнальные огни. Быть может, у дозорных появилась какая-то причина покинуть аванпост. Мы давно утратили прежний контроль над переправой. Ты сам мог убедиться, что орки в нескольких местах свободно переходят Андуин и шныряют по Итилиэну как у себя дома. — Вы предлагаете пойти в обход? — Пусть дорога займёт больше времени, но я не хочу лишний раз рисковать людьми. Они нам потребуются в Осгилиате. Старый гвардеец помолчал немного, постукивая кончиками пальцев по развёрнутой карте, затем произнёс на полтона тише: — Каир Андрос держится, господин, но уже второй раз они посылают просьбу дать приказ об отступлении. Запасы на исходе. Капитан покачал головой — он предвидел заранее подобное развитие событий: — Три дня, друг мой. Этого будет достаточно, чтобы перераспределить силы. После я сразу же отдам такой приказ. Воин перевёл взгляд на лицо своего командира. В его глазах Фарамир мгновенно прочитал глубокое сожаление о необходимости бросить ещё одну цитадель на попрание врагу. Берегонд много лет службы отдал на укрепление Каир Андрос, а теперь собственными руками обрекал своё детище на неминуемую погибель. Как только гарнизон покинет форт, и в него войдут дикие племена орков, без сомнения, они не оставят от него камня на камне. — Государь до сих пор не подразумевает о ваших планах. Страшно представить, как он разгневается, когда узнает, что вы самовольно приняли решение сдать крепость. При упоминании об отце губы капитана искривила усмешка. Последняя встреча с Дэнетором оставила в его душе такой неизгладимый след, что привычная выдержка изменила ему: — Пускай гневается, Берегонд. Мне не привыкать. Советник собирался было что-то ему ответить, как внезапно его речь оборвал непонятно откуда налетевший ветер, мигом перешедший в вихрь. Кроны деревьев зашатались, стволы их заскрипели, небо потемнело как перед надвигающейся грозой. Со стороны границ с Роханом быстро наползала большая тёмная туча, постепенно превратившаяся в стаю огромных крылатых созданий. Следопыты, собиравшие поклажу в дорогу стремительно начали подниматься с мест, многие схватились за оружие. Но когда Фарамир поднял глаза к небу, разглядывая вторгшихся в расположение его войска нежданных гостей, лицо его разом просияло. Он знаком приказал своим людям успокоиться и убрать подготовленные к бою луки: — Орлы Митрандира, — с восхищением прошептал капитан, — Ты не забыл про меня, старый друг. Птицы с громким криком парили в воздухе, когда их предводитель, огромный, ширококрылый Торондор, отделился от своих сородичей и стремительно начал приближаться к замершим у камня командиру и его верному помощнику. Как только отделявшее их расстояние достигло менее полусотни шагов, орёл разжал когтистые лапы, сбросил на землю какой-то предмет и столь же молниеносно взмыл вверх. Затем покружил над поляной, шумно хлопая крыльями, и опустился на вершину одной из скал. Из раскрытого клюва птицы вырвался протяжный приветственный клич. — Благодарю тебя, — обратился к Торондору на синдарин Фарамир, а Берегонд с облегчением выдохнул и утёр рукавом пот со лба. — У Митрандира всегда была весьма своеобразная манера здороваться, — пробормотал старый гвардеец, — Боюсь, мне ни в жизнь к ней не привыкнуть. Капитан с воодушевлением хлопнул его по плечу. Появление вестей от странствующего мага мгновенно привело его в прекрасное расположение духа: — Не ворчи, Берегонд. Пойдём лучше посмотрим, что он желает нам сообщить. Послание, принесённое Торондором представляло собой туго свёрнутый лоскуток плотной материи. Раскрыв его, Фарамир увидел, что это был обрывок роханского стяга. Наблюдавший за ним гвардеец одарил капитана вопросительным взглядом. — Митрандир хочет, чтобы мы отправились в землю эорлингов. — Это невозможно, господин, — тут же воспротивился Берегонд, — Тракт занят орками, а обводными путями мы будем добираться вечность. К тому же такое решение означает, что мы должны повернуть назад, когда большая часть пути уже пройдена. Вы сами говорили, как нам дорога каждая минута. Сын наместника обернулся к по-прежнему сидящему на камнях пернатому гонцу. Птица склонила голову набок и издала какой-то клокочущий приглушённый звук. В следующую минуту орёл расправил крылья и сорвался с места, направляясь в сторону Серого Леса. Фарамир проследил за его полётом и вновь заговорил с гвардейцем: — На восточном краю Друадан начинается Долина каменных телег. Это старая дорога, ведущая в Эдорас. В наши дни о ней давно позабыли, и теперь её нельзя найти ни на одной карте, но Митрандир не раз упоминал о ней. Торондор хочет показать её, он будет ждать нас на входе в Серый Лес. Тревога, зарождающаяся в душе Берегонда, с каждым словом гондорца нарастала всё больше, он вовсе не разделял восторженного настроения своего командира. В какой-то момент ему даже показалось, что капитан сошёл с ума, если отважился следовать по пути, указываемом непонятной, свалившейся с неба птицей. — Фарамир, послушай, — верный друг попытался воззвать его к голосу рассудка, — Нельзя принимать такие решения сгоряча. А если это ловушка? Может орёл отправлен не Митрандиром… — Я хорошо знаю Торондора, другой такой птицы нет в Средиземье. К тому же он понимает и говорит на синдарин. Никто из слуг Саурона не в силах выучить это наречие, его звучание невыносимо для существ, порождённых злом. Он прибыл сюда по поручению Митрандира, а Митрандиру я доверяю больше чем себе. Мы немедленно направляемся в Эдорас. — Будь же благоразумен, — крикнул уже вслед отправившемуся отдавать распоряжения капитану гвардеец, — Если ты ошибаешься, нам всем грозит гибель. Сын наместника обернулся, смерил солдата долгим пристальным взглядом: — Это приказ, Берегонд, — тихо, но твёрдо проговорил он. Советник глубоко вздохнул и поклонился: — Слушаюсь, господин. Гондорец нашёл Эовин в походном госпитале. Она как раз закончила накладывать бинты, сообщив шедшему на поправку воину, что рана окончательно затянулась и в скором времени надобность в повязке отпадёт окончательно. Следопыт с улыбкой благодарил юную целительницу, вероятно, окончательно позабыв, что она сама в значительной мере поспособствовала его пребыванию в лазарете. Заметив Фарамира, девушка тут же извинившись, поднялась с места и направилась ему навстречу. — Твои люди почти здоровы, с ними всё будет хорошо, — с улыбкой сообщила она. — Я рад, — отозвался капитан и тронул её за рукав платья, призывая выйти из шатра, — Мне есть, что тебе сказать, Эовин. Они прошлись вдоль разложенных рядком мешков с провизией, остановились в тени деревьев у края поляны. — Я получил известие от Митрандира, и наши планы изменились. Мы направляемся в Рохан, как ты и хотела. От неожиданного, радостного известия у Эовин перехватило дыхание. В порыве чувств она позабыла обо всём на свете и бросилась капитану на шею, крепко его обняла, прижавшись к плечу. Затем, помедлив немного, быстро поцеловала в губы. По счастью, они находились на окраине лагеря и рядом не оказалось свидетелей её вольности. — Спасибо, Фарамир, — глаза её сияли как две маленькие звёздочки посреди небосклона, — Я так счастлива, что даже дальняя дорога меня не пугает. — Путь в самом деле предстоит неблизкий, — капитан переплёл её пальцы со своими, — Но когда мы прибудем в Эдорас, ты, наконец, сможешь встретиться со своим дядей. От этих слов гондорца, которыми он явно надеялся её ободрить, девушка потупила взгляд и робко кивнула. Она вдруг осознала, что до сих пор не рассказала Фарамиру всей правды о себе, и возвращение в столицу Рохана означало неминуемое разоблачение. Когда Эовин задумала выдать себя за простую врачевательницу из Истфолда, ей руководили страх и недоверие к незнакомым воинам. Постепенно, узнавая гондорцев и их капитана всё больше, она поняла, что в их лице ей ничего не угрожает, но по-прежнему оттягивала признание. Ей казалось, что, узнав правду, Фарамир тут же изменит к ней отношение — возможно, отдаст все почести, полагающиеся благородной княжне, но вместе с тем и отдалится. Не будет уже никаких рассказов о прошлом Арды по вечерам, и тем более нежных объятий, лёгких поцелуев и ласковых слов. Такую простую и естественную близость он мог позволить только в отношении безродной простолюдинки, но никак не княжны, племянницы правящего короля эорлингов. А Эовин, сидя однажды у костра рядом с ним и слушая его голос, вдруг осознала, что отчаянно влюбилась в этого сильного, красивого, великодушного человека и своим молчанием безотчётно пыталась продлить волшебную сказку, подаренную ей судьбой в долинах Итилиэна. Фарамир же, хоть и был с ней всегда добр и ласков ни разу не заговаривал о своих чувствах, но она не смела об этом и мечтать, понимая, что его разум и сердце сейчас заняты совсем другими, куда более важными заботами. — А как же твой отец? — спросила она, наконец, стараясь прогнать невесёлые думы, — Он ждёт тебя в Гондоре со дня на день. — Я направлю в Минас-Тирит гонца, который сообщит, что я вынужден задержаться. — Вероятно, он будет очень сильно волноваться. Капитан изменился в лице, и роханка вспомнила, что точно такое же выражение она видела в ту ночь, когда они говорили о его брате Боромире и будущем гондорского престола. В ту же незабываемую ночь, он впервые подарил ей свой поцелуй. — Вероятно, — коротко отозвался Фарамир, затем быстро коснулся губами её лба, — Мне нужно идти, у меня ещё есть дела. Эовин проводила его долгим, пристальным взглядом. В эту минуту ей подумалось, что внутри он тоже носит какую-то горестную, омрачающую душу тайну. 

Lana: Правильно, Гендальф мудрейший из мудрых. Совместил полезное с полезным, и помощь Рохану окажет, и Фарамир с будущей родней познакомится. Пытаюсь пока поймать образы Фарамира и Эовин в нетипичной ситуации. Белая Дева Ристании вынуждена смирять гордость, характер воина. В ней нет подхлестывающей чувства обиды, а рука больше обучена дарить исцеление, чем обрывать нить жизни. Обстоятельства сложились так, что и Фарамир может быть более раскованным и решительным в действиях по отношению к женщине. А вот за действия по отношению к государству, отец по головке не погладит. Но тут и так в принципе терять нечего.

Falchi: Lana пишет: Правильно, Гендальф мудрейший из мудрых. Совместил полезное с полезным, и помощь Рохану окажет, и Фарамир с будущей родней познакомится. Гэндальф фигни не посоветует)

Falchi: Часть 5 В ущелье, раскинувшееся перед входом в Серый лес, они прибыли на восходе солнца. Сопровождающий отряд следопытов орёл Торондор парил в воздухе, широко расправив крылья, не позволяя воинам останавливаться надолго, поэтому минувшую ночь они провели на ногах. Эовин мягко раскачивалась в седле, окутанная лёгкой дремотой. К утру накопившаяся усталость всё чаще давала о себе знать, и девушка разрешила себе ненадолго закрыть глаза и выпустить из рук повод, позволяя своей резвой гнедой кобыле самой выбирать дорогу. Лёгкая, дробная рысь лошади и её мерное фырканье медленно и постепенно погружали юную роханку в сон. Звенящую предрассветную тишину внезапно рассёк оглушительный крик орла, предостерегающий об опасности. Отряд мгновенно остановился, один из следовавших впереди солдат проворно взобрался на выступающий из скал большой валун, обозрел окрестности из-под сложенной козырьком ладони. - Впереди орки, господин, - коротко доложил он своему капитану. - Похоже, что ваш любезный Торондор всё-таки заблудился, - с насмешкой в голосе пробурчал Берегонд, берясь за рукоятку меча, - Хорош проводник, ничего не скажешь. Сон Эовин сняло как рукой. Спрыгнув с лошади, она в два шага преодолела разделяющее их с Фарамиром расстояние. Гондорец как раз обнажил оружие и обернулся к девушке. Лицо его было напряжено и серьезно, как никогда: - Спускайся вниз по тропе к пещере и укройся там, пока мы не разделаемся с этими тварями, - приказал он. Волнение охватило девушку с головы до ног, но вместе с тем мысль о надвигающемся сражении придала храбрости. Она поняла, что в эту минуту ни за что на свете не хочет с ним расставаться: - Фарамир, позволь мне остаться. Я тоже могу с ними драться. Однако капитан явно не разделял её порыв и не был настроен на переговоры: - Делай, что я говорю, - оттеснил её плечом в сторону спасительной тропы, - Быстро! Не смея возражать, Эовин торопливо подобрала под уздцы встревоженно бьющую копытом лошадь и побежала по узкому проходу, пробитому в гряде осыпавшихся камней. Перед поворотом, который вёл к укрытию, она обернулась на готовящихся к бою гондорцев. Фарамир, держа в правой руке сверкающий на солнце меч, коротко и чётко раздавал указания своим людям, и даже в такой угрожающий миг, она не могла им не восхититься. Столько мужества, уверенности и бесстрашия скрывалось в его высокой, будто выточенной из самого прочного гранита фигуре. Добравшись до входа в пещеры, густой сетью покрывавших весь берег Андуина, Эовин сбавила ход, восстанавливая дыхание. Несколько раз хлопнула по шее свою гнедую кобылу, понукая её скрыться в проёме между скал, опустилась на мокрую жёсткую землю. По стене пещеры тонкой струйкой сбегал один из многочисленных горных потоков, и девушка подставила под него руки, зачерпнула горстью обжигающе ледяную воду, умыла разгорячённое лицо. Некоторое время она неподвижно сидела, прислонившись спиной к холодному камню, с тревогой прислушиваясь к гремящему снаружи бою. Долину, где разгорелось сражение, отделяла громада сточенных водой и ветром камней, но всё же до неё изредка доносились приглушенные крики, звон закалённой стали, рёв, издаваемый орками в предсмертной агонии. Звуки всё не стихали, и Эовин ощущала, как от нарастающей тревоги в горле у неё пересыхает, а ладони становятся влажными. Все её мысли были поглощены Фарамиром – образ его, стоящего среди своих воинов в развевающемся плаще и с выхваченным из ножен мечом, постоянно возникал перед глазами. В какую-то минуту девушкой завладела отчаянная решимость. Она поняла, что не может более так просто сидеть и ждать в полном неведении, мучимая страшными догадками. И если она не имеет права сражаться с врагом наравне с мужчинами, то хотя бы должна видеть, что происходит, своими глазами, а не терзаться пыткой неизвестности. Покинув своё временное пристанище, Эовин выбежала на тропу и вдруг вспомнила слова, сказанные Фарамиром ей на прощание. Конечно, узнав, что она снова его ослушалась, гондорец наверняка рассердится, но тут же отбросила последние сомнения. Пусть Фарамир гневается на неё сколько угодно, если пожелает. Страх за его жизнь оказался сильнее и неумолимо гнал её через острые скалы к месту сражения. Роханка вскарабкалась на огромный плоский валун, образующий небольшую площадку на вершине горы. С одной стороны, от него протягивалась узкая дорога, сбегающая к пещерам, другой его край нависал над долиной, откуда всё отчётливее раздавался звук битвы. Сглотнув застрявший в горле комок и пытаясь унять часто бьющееся сердце, девушка опустилась на колени, чтобы посмотреть вниз, и тут же быстро отпрянула. Она и не ожидала, что сможет подобраться к полю боя так близко. Боясь любого неосторожного движения, Эовин подползла к росшему на самой кромке валуна деревцу, впилась похолодевшими пальцами в его тощий ствол, молясь, чтобы никто её не заметил, и вновь предприняла попытку увидеть происходящее. Бой уже подходил к концу. Трава на опушке обагрилась от крови, повсюду валялись мёртвые тела орков. Приглушённые вопли их ещё оставшихся в живых сородичей, раздавались в дальней части поляны и тут же смолкали под быстрыми, сокрушительными ударами гондорцев. Эовин увидела Берегонда, неторопливо вытирающего меч о поросший мхом камень – полы его плаща и сапоги сплошь были забрызганы тёмными неровными пятнами. Девушка с тревогой осматривала пространство, торопливо выискивая взглядом единственное, ставшее таким родным и любимым лицо. Командир следопытов стоял широко расставив ноги, в полсотни шагов от её укрытия. Его меч насквозь протыкал бьющегося в предсмертных судорогах монстра, забирая последние секунды его омерзительной жизни. Выдернув из упавшего навзничь орка оружие, Фарамир выпрямился, откинул со лба длинную прядь волос. Эовин с облегчением вздохнула, ощущая, как напряженные мышцы тела начинают постепенно расслабляться – хвала Оромэ, он цел и невредим! И вдруг ужас вновь сдавил её горло. Ворох орочьих трупов за спиной капитана начал шевелиться. Один из поверженных слуг Саурона, вероятно, найдя в себе последние силы отомстить, медленно выползал из-под мёртвых тел и, свирепо скаля зубы, приближался к отвлёкшемуся на очередного орка гондорцу. Когтистая лапа сжимала изогнутый кинжал, а рядом с Фарамиром не было никого из тех, кто мог бы его предупредить об опасности. Позабыв о всякой осторожности, Эовин молниеносно вскочила на ноги и подалась вперёд. Её первой мыслью было крикнуть ему, но она быстро поняла, что этим лишь помешает Фарамиру еще больше. Решение нашлось мгновенно. Эомер много времени потратил на то, чтобы обучить её искусству ведения боя и, кажется, настал тот час, когда его уроки пригодились. Выхватив из-за пояса острый роханский клинок, девушка, что было сил метнула оружие в подбирающегося всё ближе орка, целясь ему в шею. Лезвие со свистом пронеслось по воздуху и воткнулось в плечо чудовища, заставив того пронзительно взвизгнуть. Гондорец резко обернулся и быстрым рубящим движением снёс корчащемуся от боли монстру голову. Наконец, всё было кончено. И тут, будто бы ощутив её присутствие, Фарамир поднял глаза наверх и сразу же увидел свою спасительницу. Эовин не могла точно сказать, сколько разных чувств выражал его взгляд, в нём перемешались и удивление, и испуг, и, кажется, даже восхищение. Тяжело дыша, она замерла на самом краю валуна, даже не замечая, как от пережитого волнения дрожат её руки и ноги. Не заметила девушка и то, как хрупкий камень под ступнями дал трещину, мгновенно разбиваясь в мелкую крошку. Ненадёжная почва ускользнула и, потеряв равновесие, девушка почувствовала, как стремительно она летит вниз, сопровождаемая градом камней и облаком пыли. Тупая боль ударила её по затылку и последнее, что мелькнуло перед затуманивающимся взором – встревоженное лицо Фарамира. Затем роханка почувствовала, как его руки отрывают её от земли, услышала голос, зовущий по имени, но не могла найти в себе силы ответить и провалилась в беспамятство. Эовин пришла в себя, почувствовав, как на лоб её опустилась тёплая влажная повязка. Голова гудела подобно разворошенному улью, а в затылке отдавало противной, ноющей болью. Мысли путались, цепляясь одна за другую, и она лежала некоторое время, пытаясь понять, что случилось и почему она оказалась здесь, ощущая себя такой беспомощной и разбитой. Наконец, в памяти цветной мозаикой стали всплывать картинки последних дней. Она вспомнила, как отряд следопытов двинулся в долину Друадан, как перед входом в Серый Лес их поджидали орки, потом сражающегося с мечом в руках Фарамира, охвативший её ужас, когда одно из чудовищ вероломно замахнулось на него кинжалом. А также собственный застрявший в горле крик отчаяния и рассекающий воздух клинок, который она бросила в монстра. Последним в череде ярких вспышек появилось перепуганное лицо капитана, торопливо склонившегося над ней, а затем — темнота и полное забытье. Девушка попробовала пошевелиться и, когда ей это удалось, медленно открыла глаза. Взгляд её тут же упёрся в потолок шатра, украшенного знакомыми гондорскими узорами, и она с облегчением вздохнула. Сквозь рассеивающую обморочную дымку до неё долетели негромкие голоса, один из которых она мгновенно узнала. Вторым говорящим оказался Берегонд. Прислушавшись, роханка сразу поняла, что речь идёт о ней. — Как себя чувствует девушка? — спрашивал старый гвардеец. — По-прежнему, Берегонд. Она ни разу не пришла в себя пока мы добирались до Друадан. Но дыхание у неё ровное, надеюсь, скоро она вернётся в сознание. — Хорошо, что мы сейчас в безопасности, господин. Торондор в самом деле знал верную дорогу, эта долина надёжно укрыта от соглядатаев Саурона. Мы хотя бы можем ненадолго остановиться и перевести дух. — Я говорил тебе, что Митрандир никогда меня не подводил. Берегонд кашлянул, затем произнёс полушепотом: — А, что касается этой девушки, на вашем месте я бы в следующий раз привязывал её к дереву. Похоже это единственный способ удержать её на месте. У неё удивительная способность попадать в неприятности. — Она хотела уберечь меня, мой друг, — Эовин показалось, в голос Фарамира вкрались мягкие, ласковые нотки. — Похвальное стремление, — буркнул гвардеец и, судя по качнувшемуся полотну, впустившему поток свежего воздуха, покинул шатёр. Проводив своего воина, гондорец повернулся к постели, где лежала роханка, и сделал пару шагов в её сторону. Краем глаза заметив его движение, Эовин тут же поспешила притвориться спящей. Обрывки сознания услужливо напомнили ей последний разговор с капитаном, во время которого, он запретил ей и близко подходить к месту сражения. Теперь он наверняка снова начнёт отчитывать её за безрассудство. Предвкушая неприятные последствия очередного своего непослушания, она изо всех сил старалась их отсрочить. Но, увы, от Фарамира не ускользнул её бесхитростный манёвр. — Ты очнулась, душа моя? — услышала она прямо над головой его тихий голос. Княжна усилием воли разлепила веки и сразу же встретилась с его пристальным взглядом. Всматриваясь в лицо гондорца она пыталась угадать, сильно ли он рассержен, но прочитала в его глазах только безграничную нежность и глубоко запрятанную тревогу. — Пить, — пробормотала девушка, в самом деле чувствуя сильную жажду, — Пожалуйста, воды. Фарамир аккуратно положил руку ей под голову, помогая приподняться, поднёс к губам глиняную кружку. Отхлебнув несколько глотков, Эовин ощутила заметный прилив сил, попробовала слабо улыбнуться: — Мне лучше, только в голове немного шумит и вот здесь, — она дотронулась до затылка и жалобно поморщилась, — Больно. — У тебя там шишка: ты сильно ударилась о корень дерева, — гондорец поставил кружку на место, — По счастью, это не смертельно. Эовин внимательно наблюдала за его плавными, неторопливыми движениями. Когда мужчина опустился на край её ложа, она немного отодвинулась от него, сжалась под длинным тёплым плащом, служившим ей одеялом. Кинула в его сторону опасливый взгляд исподлобья, точно ожидая приговора. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — по-прежнему очень тихо спросил её Фарамир. — Кажется, я опять нарушила твой приказ. — Похоже на то, — согласился с ней гондорец, однако глаза его смеялись, — Не скажу, что удивлён этому, но если у тебя найдутся объяснения, я с удовольствием их выслушаю. — Я испугалась за тебя, — просто ответила девушка, — И не смогла бы пережить, если бы с тобой что-то случилось. — Я воин, Эовин, — повторил Фарамир однажды уже произнесённые им слова, — И потому постоянно вынужден рисковать жизнью, ты не сможешь каждый раз пытаться прийти мне на выручку. Хотя не буду скрывать, что твой смелый поступок очень тронул меня. Роханка робко улыбнулась в ответ на его слова: — Зато твои солдаты, наверное, вновь начнут осуждать меня за дерзость, — изрекла она, вспомнив последнее предложение Берегонда привязать её к дереву, - Мужчины вечно твердят, что война не женское дело. — Отнюдь, многие искренне восхищаются твоим храбрым сердцем и ловкостью. Не каждый день они видят хрупкую девушку, с таким мастерством метающую кинжалы. — И всё же я немного промахнулась, — Эовин пошевелилась под плащом, вытягивая затёкшие от неподвижного лежания ноги, — Значит я могу надеяться на твоё прощение? Фарамир усмехнулся, неопределённо пожав плечами: — Что проку сердиться, если ты всё равно будешь поступать по-своему. — Только лишь, когда дело касается тебя, — сама пугаясь своей решимости девушка сжала его руку и поднесла к губам, — Будь у меня хоть сотня жизней, я бы не раздумывая отдала их все за твою одну. В эту секунду она вдруг ощутила в себе невиданную доселе смелость. Пережитая угроза потерять его придала ей уверенность, и Эовин поняла, что не может дольше скрывать рвущиеся наружу чувства: — Я люблю тебя, Фарамир, — еле слышно призналась она. Гондорец накрыл её ладонь своей, поймал смущённый, растерянный взгляд. Ласковая улыбка заиграла на его губах: — А я-то думал, что по всем традициям должен сказать это первым. Но раз уж ты меня опередила, — он осторожно приподнял тотчас же раскрасневшееся лицо девушки за подбородок, заставляя посмотреть на себя, — Я люблю тебя, моя храбрая роханская дева. И буду любить до конца своих дней. В тишине шатра столь желанные, восхитительные слова прозвучали подобно музыке и в один миг окрылили её. Перестав обращать внимание на усталость и головную боль, Эовин подскочила на своём ложе и бросилась ему на шею. Путаясь пальцами в густых волосах, покрывала поцелуями лоб, щёки, заросший колючей щетиной подбородок, жадно прильнула к губам, даже не прося, а требуя ей ответить. И когда он поддался её непредсказуемому порыву, сцепила ладони на затылке, увлекая за собой на расстеленные звериные шкуры, разом позабыв и о приличиях, и о девичей чести, как будто не существовало ничего в мире, кроме их двоих. Единственным её желанием в тот момент было чувствовать его тело, его объятия, раствориться в них целиком. Фарамир пришёл в себя первым, резко оборвав жаркие поцелуи. Отшатнулся от неё как ужаленный и подскочил на ноги, тряхнул головой, точно скидывая наваждение. — Кажется, теперь мне тоже не терпится поскорее увидеть твоего дядю, — севшим голосом сообщил он, затем, поймав удивлённый взгляд роханки пояснил, — Попросить у него твоей руки. В противном случае, боюсь, долго мне не продержаться. Эовин поспешно накрылась плащом, принялась дрожащими пальцами застёгивать пряжку. Щёки у неё пылали, и она сама уже устыдилась собственной горячности — что Фарамир о ней теперь подумает? Но, услышав его последние слова, тут же прекратила своё занятие. Устремила на него полный изумления взор: — Ты говоришь о женитьбе? — Нам не стоит с этим затягивать, — гондорец окончательно сумел обуздать свои желания и говорил совершенно спокойно, — Надеюсь, что в Минас-Тирит ты вернёшься уже моей невестой. Не бойся разлуки со своим дядей, для хорошего лекаря в Гондоре всегда найдётся служба. Замолчал, видя, как меняется в лице девушка, как начинают дрожать её губы то ли от испуга, то ли от волнения. Мгновенно став серьёзным, приблизился к ней, опустился на одно колено у её изголовья: — Что с тобой, Эовин? — Фарамир, я … — начала было княжна, но осеклась, не зная, как ей раскрыть всю правду, не готовая к столь стремительному развитию событий. Но молчать дальше уже не представлялось возможным. Сердце часто забилось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. — Ты отказываешь мне? — нахмурился гондорец, не находя иного объяснения столь разительной перемене. — Никогда не разлучаться с тобой — единственное моё желание, — с жаром возразила роханка, — Но прежде я должна тебе кое-что сказать. Стук камня о камень снаружи палатки внезапно прервал её речь. Он означал, что капитана ждут безотлагательные дела в лагере. Фарамир поднялся с колен, поплотнее закутал девушку в плащ, уложил обратно на постель: — Ты очень взволнованна, душа моя, тебе нужно отдохнуть, — коснулся её лба целомудренным поцелуем, — Постарайся поспать, когда я вернусь, мы продолжим наш разговор. И, не дав ей возможности возразить, капитан быстрым шагом покинул шатёр. Эовин в растерянности уронила голову на руки. Тупая боль в затылке вновь начала нарастать. У входа в палатку Фарамир увидел улыбающегося Берегонда. Глаза его счастливо сияли, и капитан удивлённо приподнял бровь: должно было произойти нечто невероятное, чтобы вызвать у скупого на чувства старого гвардейца столь неподдельную радость. - Наконец-то хорошая новость, господин, - проговорил советник, указывая рукой за спину гондорца, призывая его посмотреть назад. Фарамир тотчас же обернулся вслед за его движением и увидел в дальней части лагеря отряд неизвестных воинов, закованных в латы. Их высокие шлемы были отделаны украшениями из конских волос, каждый из витязей сжимал в руке копьё. Когда сын наместника приблизился к ним, от группы незнакомцев отделился высокий, молодой человек, по всей видимости их командир. Лицо мужчины, обрамленное длинными прядями соломенных волос выражало уверенность и недюжинную отвагу. Остановившись в нескольких шагах от капитана, воин приложил ладонь к левой стороне груди и негромко произнёс: - Приветствую тебя, славный сын Гондора, - склонил голову, выражая глубокое почтение, - Я князь Эомер.

Lana: Мне сегодня пришел очередной отказ в регистрации санитарно-защитной зоны нашего предприятия в Росреестре, в принципе, ожидаемый, мы еще с директором до получения результата решили, что нас пошлют, но все равно было обидно, ведь нашей вины здесь нет. Так что появление Эомера весьма кстати. После встречи с орками, у меня наконец сложился образ Фарамира. Эовин я себе изначально представляла такой, какой увидела её в книге (только с возрастом приняла видение Джексона внешности некоторых персонажей). Фарамир в фильме вполне устраивал, но никак не хотел жить в условиях "Храброго сердца". Сегодня представила более могучего воина с брутальной щетиной и мечтательной душой и "кадр"выстроился. Таким он даже больше соответствует Толкину. Встреча родственников обещает быть занимательной не только для меня, но и отважному капитану будет весьма интересно узнать побольше о будущей жене. Объяснение пары мне понравилось. Когда любимого человека можно завтра больше не увидеть, чувства переполняют со всей силой и ясностью нежданной влюбленности, решительная душа Эовин молчать не стала. Жду объяснения родственного, содержание которого представляемо, но хотелось бы знать подробности .

Falchi: Ты знаешь, когда я писала фик, про Толкина старалась не думать, потому что после его трилогии рука не поднимется писать даже слово "по мотивам". Помню, одна актриса, когда готовилась к роли Мачехи в спектакле по мотивам советской Золушки, говорила мне, что намеренно его не смотрела заранее. Раневскую не переиграть и нужно искать своё. Я её в общем прекрасно понимаю. К чему я это - от фильма я отталкивалась в плане визуального ряда, картинка меня устраивает, а остальное моё видение, переосмысление, фантазии.

Falchi: Часть 6 Подобно ветру эоред князя Рохана пролетел сквозь Долину Каменных телег, соединяющую Эдорас с границами Гондора. Дело, с которым он спешил к лагерю командира следопытов Итилиэна было безотлагательным, ведь последние дни не только в корне перевернули жизнь свободолюбивых всадников, но и показали неизбежность грядущих перемен во всём Средиземье. Эомер был занят обороной восточных рубежей, когда гонец принёс ему приказ Теодена немедленно возвращаться в столицу. Отважный воин встретил это распоряжение с опаской, однако, едва он переступил порог королевского дворца, как тут же великая радость наполнила его сердце. Конунг Теоден полностью излечился от своего недуга и с большими почестями встретил племянника. Государь поведал, что в Эдорас неожиданно прибыл таинственный маг Гэндальф, сумевший освободить его от злых чар и раскрывший глаза на истинные помыслы Сарумана и его приспешника Гримы. И, хотя вначале сам маг и его странное окружение, состоявшее из эльфа, гнома, двух диковинных существ-полуросликов и молчаливого сурового воина с северных земель, не внушили ему доверия, спустя короткое время мудрость, рассудительность и глубокая осведомлённость Гэндальфа о происходящем в Средиземье, убедили Эомера в том, что мага и его спутников можно считать верными друзьями Рохана. Но вместе со счастливым избавлением Теодена от проклятия, королевский дом эорлингов посетила и огромная беда. Наследник престола Теодред погиб на Изенских бродах. Тело князя обнаружили его верные воины. К их ужасу доспехи, оружие и шлем павшего смертью храбрых принца стали добычей отступавших орков и не могли быть захоронены в фамильном кургане эорлингов, как того требовали традиции. Ещё большим ударом для Эомера и его венценосного дяди стало известие о бесследном исчезновении княжны Эовин, Белой девы Рохана. Слуги сообщили князю, что его сестра покинула дворец в спешке, почти следом за ним с явным намерением доставить ему некое важное послание, но сразу за пределами Эдораса следы её терялись, и попытки Эомера отыскать любимую сестру не принесли плодов. Обвиняя себя в случившимся с Эовин, сын Эомунда впал в глубокое отчаяние, пока Гэндальф в одной из бесед с ним как-то не оборонил, что в скором времени, князь сумеет найти, то что ищет, и своими словами посадил в его душе росток надежды. На военном совете, устроенном Теоденом, маг сообщил роханцам, что у них появился шанс восстановить распадающийся союз с Белым городом. Он указал им на Долину каменных телег – небольшой клочок земли, затерявшийся в глухих лесах Друадан. Это было едва ли не единственное место Средиземья, куда не успело добраться всевидящее око Саурона и, по заверению Гэндальфа, именно там сейчас разместился отряд следопытов под предводительством сына наместника. Теоден приказал племяннику немедленно отправляться на встречу с Фарамиром, чтобы провести переговоры о совместных действиях и убедить того в своем намерении оказать Гондору любую помощь, которая в его силах. Сам же король Рохана начал готовиться к обороне Хельмовой пади, ставшей главной целью объединенных сил Сарумана. Эомер не был знаком ни с одним из сыновей Дэнетора, однако слава о ратных подвигах Боромира и его младшего брата в войне с врагом с востока бежала впереди них. Когда его эоред, наконец, достиг лагеря следопытов, и князю выпала честь говорить с капитаном Гондора лично, сын Эомунда сразу проникся уважением к этому хладнокровному, сдержанному и искренне преданному своему народу человеку. Также с большой благодарностью он принял переданные Фарамиром латы погибшего принца Теодреда. Теперь Эомер мог быть спокоен, что доспехи и оружие, хранящие память о доблести славного наследника рохиррим никогда не станут трофеем кровожадного врага и не сгинут без следа в мрачных землях Мордора. Двое военачальников беседовали, сидя под навесом в тени могучих многовековых деревьев. Прямо на траве был подан скромный ужин, состоящий из поджаренного на углях мяса, хлеба и вина. Разговор их был похож на встречу двух старых приятелей, давно не видевшихся друг с другом, ибо ничто так не способно сближать людей, как общая беда и обеспокоенность о будущем родных земель, за которые эти два воина чувствовали равную ответственность. Эомер слушал капитана Гондора, сжимая в руке простую глиняную кружку, из которой он время от времени отпивал по глотку. Превосходное вино, выдержанное в погребах Белого города отменно утоляло жажду и придавало сил. Его взор рассеянно блуждал по поляне, занятой лагерем следопытов, как вдруг он увидел, что из шатра, расположенного на самом дальнем её краю, вышла хрупкая златовласая девушка, закутанная в длинный не по размеру плащ. Один взгляд на неё заставил роханца отбросить кружку и вскочить на ноги. Вмиг лицо его просияло: - Эовин! – крикнул он, не веря своим глазам, - Дорогая сестра моя! Княжна вздрогнула от неожиданности и тут же обернулась на зов. Несколько кажущихся бесконечно долгими мгновений, она смотрела в лицо брата, а потом со всех ног бросилась ему навстречу. - Эомер! - подавилась воздухом роханка, когда князь заключил её в объятия и прижал к своей груди, - Брат мой, какое счастье, что ты жив и здоров! А затем они наслаждались счастливым моментом долгожданного воссоединения. Эомер никак не мог заставить себя выпустить её из своих рук, точно боясь, что любимая сестра вновь исчезнет. Гладил по волосам, покрывал её ладони поцелуями, шептал, как боялся за неё все эти дни, и как благодарен судьбе, что смог наконец обрести её заново после невыносимой разлуки. - Фарамир! – обернулся, наконец роханец к сыну наместника, всё это время молча наблюдавшему за ними, - Ты вернул мне самое главное сокровище. Я в неоплаченном долгу перед тобой. - Вашу сестру нашли мои следопыты на южных границах Итилиэна, - ответил ему гондорец, не отводя пристального взора от прячущей лицо на груди брата княжны, - Леди Эовин удивительно храбрая девушка, она мужественно выдержала все испытания, которые выпали на её долю. Голос Фарамира вернул Эовин в реальность. Она подняла глаза и посмотрела на гондорца, боясь увидеть в его взгляде что-то очень страшное, быть может разочарование или даже пренебрежение, вызванное её невольным обманом. Но лицо капитана ровным счётом ничего не выражало. Фарамир выглядел ужасающе спокойным и сдержанным, как будто ничего не произошло, и более того, как будто ничего и никогда между ними не было. - Это я виноват в том, что случилось, - князь Рохана находился в таком счастливом возбуждении, что не замечал повисшего в воздухе напряжения, - Моя бедная сестра покинула дворец в Эдорасе в порыве отчаяния. Хотела предупредить о грозящей опасности, а в итоге сама попала в беду. Никогда не прощу себе того, сколько ей пришлось пережить. Счастье, что Эовин обнаружили твои люди, а не слуги Саурона. - Да, - по-прежнему невозмутимо отозвался сын наместника, - Это большое счастье. Княжне показалось, что ноги у неё подкашиваются. Тон, в котором Фарамир разговаривал с братом, на куски резал сердце. Она бросила на него умоляющий взгляд, точно прося подождать с решениями, дать ей возможность оправдаться, но её немая мольба не нашла отклика. - Ты побледнела, Эовин, - Эомер с тревогой заглянул в лицо сестры, - Тебе нехорошо? - Госпожа с утра неважно себя чувствовала, - с ледяной вежливостью ответил за роханку Фарамир, - Думаю, ничего серьёзного, но ей будет лучше прилечь. - Не волнуйся, со мной всё в порядке, - девушка, наконец, нашла в себе силы раскрыть рот. Её мысли в настоящую минуту занимало только одно – найти способ поговорить с Фарамиром, объясниться, не позволить ему думать о ней плохо, но Эомер сам того не подозревая лишил её такой возможности. - Так в самом деле будет лучше. Мы разбили лагерь совсем близко, - он сделал знак одному из своих воинов, - Проводи госпожу в мой шатёр. Затем князь Рохана нежно поцеловал сестру в лоб: - Нам нужно закончить нашу беседу с капитаном. После я обязательно приду к тебе, и ты сможешь обо всём мне рассказать. Девушка вновь взглянула на Фарамира, тот слегка кивнул головой в знак того, что согласен с Эомером. В полной растерянности она последовала за учтиво поклонившемся ей соратником князя Рохана. Перед тем, как исчезнуть за деревьями, обернулась украдкой, всё ещё цепляясь за последнюю надежду не расставаться с тем, кто стал ей так дорог, но капитан Гондора уже не смотрел на неё. - Фарамир, - обратился сын Эомунда к командиру следопытов, когда они вновь устроились под навесом, - Гэндальф рассказал о том, в каком сложном положении оказался Гондор, вынужденный вести военные действия по всей восточной границы. Мне известно, что в последние годы наши государства не поддерживали тех отношений, которые должны были связывать двух союзников, и я очень сожалею об этом. Но сейчас настал тот момент, когда мы должны бороться вместе, плечом к плечу, как братья. Конунг Теоден выражает глубокое почтение наместнику Гондора и его народу и готов оказать любую помощь, которая потребуется, чтобы сокрушить Саурона и его приспешников. - Я очень благодарен королю рохиррим за протянутую руку дружбу, Эомер, - выговорил капитан после недолгого молчания, - И если бы дело было только во мне, я бы не раздумывая её пожал. Но прежде нам с тобой предстоит непростой разговор, исход которого решит, состоится ли этот союз или нет, - ощутил на себе удивлённый взгляд князя, слегка приподнял руку, прося позволить ему продолжать, - Речь пойдёт о твоей сестре. Фарамир говорил очень медленно, тщательно подбирая каждое своё слово: - Дело в том, что об её истинном княжеском происхождении я узнал всего несколько минут назад из твоих уст. Всё это время, находясь в лагере следопытов, леди Эовин, вероятно из предосторожности или по каким-то иным причинам выдавала себя за простую целительницу из Истфолда. В переходах во время путешествия по Итилиэну она намеренно отказалась от всех привилегий, которые полагались ей по статусу и занимала место немногим выше чему у простого солдата. Однако, стоит сказать, очень храброго солдата. - Это похоже на Эовин, - согласился с сыном наместника князь, всё ещё не понимая, к чему клонит его собеседник, - Она не раз порывалась уйти со мной в военный поход, переодевшись в мужское платье. - За те дни, что мы провели вместе, нам удалось лучше узнать друг друга и в один час в моём сердце родились самые искренние и сильные чувства по отношению к твоей сестре. Я полюбил её, Эомер, так же и она полюбила меня. Но тем не менее, госпожа продолжала умалчивать о своём происхождении, - Фарамир понизил голос, - Тебе, вероятно, не слишком приятно будет об этом услышать, но не видя её княжной, я не всегда был сдержан в проявлении своих чувств. - Разрази меня гром! – ошеломлённый услышанным, князь Рохана не стал выбирать выражения, он побледнел от вмиг поразившей его догадки, - Уж не хочешь ли ты сказать… - Нет, Эомер, - поспешил успокоить его капитан, - Клянусь Белым древом, я не сделал ничего, что могло бы угрожать чести госпожи. Я посвящаю тебя в такие подробности, потому что ты её брат. Ты отвечаешь за неё, как и я теперь, и имеешь право знать о случившемся всё, без утайки. Также знай, что я не о чём не жалею и хочу видеть леди Эовин своей женой, - он вновь замолчал ненадолго, - Теперь тебе всё известно, и ты сможешь решить, по-прежнему ли ты готов протянуть Гондору руку помощи. Князь Рохана залпом осушил кружку вина. Было заметно, как много противоречивых чувств терзают его горячее, гордое сердце. Наконец, глубоко вздохнув, он изрёк с легкой усмешкой: - Всё, что ты мне только что поведал, выглядит сущей нелепицей. Хотел бы я знать, зачем моей сестре понадобилось так долго морочить тебе голову, - улыбка стала шире, он легонько хлопнул Фарамира по плечу, - Ладно, закончится война, устроим вам пышную свадьбу. - Благодарю тебя, - с явным облегчением произнёс капитан. - Теперь к делу, - Эомер посерьёзнел, - Какую помощь Рохан может оказать Гондору? Вопрос князя заставил Фарамира принять озабоченный вид – как бы не питала его надежда на лучшее, он прекрасно осознавал, какое страшное несчастье грозит его родным землям. Он наполнил кружку, медленно отпил первый глоток: - Ты прав, говоря о бедственном положении гондорских войск. Сегодня ночью мы сдали форт Каир Андрос. Благодаря отчаянному сопротивлению гарнизона мы смогли выиграть немного времени, чтобы переправить часть войск в Осгилиат. Исходя из сведений, которые я получаю от своих разведчиков, это следующая цель Саурона. Буду искренен с тобой, Эомер. У меня почти нет надежды на то, что нашим солдатам хватит сил выстоять. Если мы отдадим и Осгилиат, следом падёт и Минас-Тирит. Князь Рохана нахмурил брови - его красивое лицо вновь помрачнело. Он поднял правую руку и положил её поверх руки гондорца: - В моём распоряжении несколько десятков эоредов, это большая армия, быть может, не такая многочисленная, какой располагает Саурон, но все мои люди хорошо обучены, смелы и беспощадны к врагу. Они устали наблюдать за тем, как орки и харадрим бесчинствуют на землях эорлингов, и рвутся в бой. Если наместник Дэнетор позволит, клянусь, я приведу своих всадников к стенам Осгилиата. Фарамир сжал в ответ ладонь Эомера. Его горячность и готовность сражаться до последнего затрагивали самые потаённые струны души молодого гондорца. В очередной раз он убедился, какое благородное и храброе сердце бьётся в груди у воинов этого величественного степного народа. Но, глядя в пылающие жаждой сражения глаза князя Рохана, капитан медлил с ответом. Эомер был прав – отдать приказ о соединении двух войск мог только наместник Дэнетор. Слишком гордый, чтобы просить о помощи, слишком подозрительный, чтобы доверять и почти под корень уничтоженный известием о гибели любимого сына. Когда Фарамир видел его последний раз, он не был похож на сильного и мудрого правителя, каким слыл когда-то, но больше напоминал озлобленного, потерявшего всякую надежду жить и бороться старика. Сможет ли он, Фарамир, отверженный и изгнанный сын убедить своего отца принять предложение Теодена сохранить неприкосновенность Гондора, довериться ему, отдать командование последними силами Белого города и повести их в бой? Если бы на его месте оказался Боромир, все сомнения бы развеялись в прах. Но старший брат почил навсегда в водах Андуина, и все решения младший брат теперь должен был принимать сам, не надеясь более ни на его поддержку, ни на защиту. И сын наместника сделал свой выбор. Не разжимая руки Эомера, он потянулся за картой и одним движением раскрыл её перед роханцем. Глаза молодого военачальника эорлингов загорелись с новой страстью - Фарамир увидел в них огонь от предвкушения жестокой битвы. - Мы должны рассчитать всё до мелочей, не упустить ни одну деталь. У нас будет на это всего одна ночь, а завтра утром я поеду в Минас-Тирит и добьюсь согласие государя. Ты получишь от меня красную стрелу, и мы дадим бой под Осгилиатом, - капитан Гондора замолчал на мгновение, - Эомер, исход битвы полностью будет зависеть от роханской конницы. - Даю слово, я не подведу тебя. Вопреки опасениям не сомкнуть глаз из-за вереницы пережитых за день событий, Эовин проспала всю ночь как убитая. Ранним утром следующего дня она открыла глаза и не сразу сообразила, где находится. Вместо ставшим привычным потолка, расписанного узорами в виде Белого древа, со стен шатра на неё смотрели мчащиеся по бескрайним полям златогривые лошади. Остатки сна спали как снежная пелена, и девушка до мелочей вспомнила каждую минуту, которую ей довелось пережить вчера. Признание Фарамира, его нежные поцелуи, неожиданную тёплую встречу с любимым братом… и вмиг разбившиеся мечты. Непозволительно долго она оттягивала момент, который должен был определить её судьбу, а когда решилась, стало слишком поздно. Она села на постели, отбросив покрывало, которым заботливо укрыл её кто-то из роханцев, бегом выскочила из шатра. Эомер стоял в нескольких шагах от палатки и грел руки у костра. По его виду она догадалась, что брат не сомкнул глаз всю ночь. - Как ты спала, милая? Тебе удалось отдохнуть? - обратился к сестре князь, едва та приблизилась. - Да, я прекрасно выспалась, - с неуверенностью в голосе вымолвила роханка. - Мы скоро отправимся в путь. Дорога, проложенная через Долину Каменных телег гораздо короче Западного тракта. Через пару дней мы уже прибудем в Эдорас, - Эомер кашлянул, окинул сестру долгим внимательным взглядом, - Фарамиру также нужно срочно возвращаться в Минас-Тирит. Мне известно, что перед тем как уехать, вам обоим следует объясниться. Иди скорее, он ждёт тебя. Вздох облегчения сорвался с губ Эовин. Внутри неё пробудилась безумная надежда – значит, Фарамир рассказал брату обо всём, что им обоим довелось пережить. И этот холодный взгляд, и ужасающее равнодушие, которыми он щедро наградил её вчера перед расставанием не означают, что он разлюбил её. Он не отказывается от неё, не думает о ней плохо, он всего лишь хотел проучить её за обман, заставить испытать на себе то, что в полной мере ощутил сам, став заложником её глупого поступка. С благодарностью кивнув брату головой, Эовин, не оглядываясь побежала через лес к соседней опушке, где вчера стояли шатры гондорцев. Костры были уже потушены, палатки собраны, солдаты укладывали на спины лошадей последние мешки с провизий. Отряд должен был с минуты на минуту тронуться в путь. Командир следопытов Итилиэна стоял в стороне от своих людей, опираясь на луку седла и в задумчивости разглядывая землю у себя под ногами. Его верный Янтарь по всей видимости, разделяя настроение хозяина топтался на месте и, издавая тихое жалобное ржание, беспрестанно тёрся своей широкой мордой о его рукав. Собравшись с духом, девушка быстро преодолела разделявшее их расстояние, но не дойдя нескольких шагов остановилась. - Фарамир! – позвала она еле слышно. Гондорец оторвался от созерцания травы, поднял голову. Он был спокоен, как и обычно, и не слишком знакомому с ним человеку ничто не позволило бы догадаться, какая буря разгорается у него внутри. Однако роханка слишком хорошо успела изучить его нрав, чтобы увидеть, что на самом деле скрывает внешняя невозмутимость. - Госпожа, - поклонился ей сын наместника, и от этого нарочито вежливого жеста горло девушки болезненно сжалось. - Пожалуйста, не обращайся ко мне так, - тихонько попросила девушка. - А как ещё мне следует обращаться к княжне, племяннице конунга эорлингов? – он слегка усмехнулся, - Не знал, что король Теоден так искусен в науке врачевания. - Ты сердишься, думаешь, я дурачила тебя, понимаю, что оскорбила твоё самолюбие своей ложью, но это вышло непреднамеренно…, - торопливо заговорила девушка, цепляясь за путаные слова, как утопающий за соломинку, но гондорец не позволил ей закончить. Подойдя к ней вплотную, Фарамир стиснул её лицо в своих ладонях, склонился, так что её обдало его горячим дыханием, заставил не отрываясь смотреть ему в глаза: - Да, я сержусь, я очень сержусь. Неужели же ты не понимаешь, Эовин, что любая ложь, пусть самая нелепая и ничтожная пятнает искренние чувства? Я от начала до конца был честен с тобой во всём. Разве я не имел права ждать от тебя того же? - Ты прав, но прошу, позволь мне объяснить, - роханка запнулась, сжалась под его проникающим в самое сердце взглядом, - Поначалу я скрывала правду о том, что я племянница короля, потому что не знала, кто ты, друг мне или враг. Но потом ты раскрылся мне, был так заботлив, так нежен, твои объятия и поцелуи – лучшее, что я испытала за свою жизнь. Ведь с обыкновенной девушкой из Истфолда, не обремененной никакими княжескими обязанностями, ты мог быть настоящим и в словах, и в поступках, а благородная роханка требует другого обращения. И я боялась, что твоё отношение ко мне может измениться, я молчала, но вчера, когда ты сказал, что любишь меня, клянусь, я собиралась во всём признаться. Фарамир выпустил её, отвернулся на мгновение, с досадой ударил кулаком по росшему рядом дереву: - Я полюбил девушку. Красивую, смелую, с добрым и чутким сердцем и мне нет дела до того, княжна ли она или целительница из Истфолда. Но мне невыносима сама мысль, что ты могла мне так долго лгать глядя прямо в глаза. Эовин выпрямилась во весь рост, покачала головой, в голос её вернулась уверенность: - Но, Фарамир, если бы ты с самого начала знал, кто я, разве ты стал бы рассказывать мне о своём брате, оставался бы ночевать в одной палатке, позволил бы себе целовать так, как целовал той ночью? Нет, ты запер бы меня в шатре, приставил охрану и «доброе утро, госпожа, хорошо ли вы спали?» - вот всё, что мне довелось бы от тебя услышать. Я всю жизнь прожила в четырёх стенах в окружении царедворцев и слуг, и я прекрасно знаю, что полагается мне по статусу. Всё, кроме свободы, и эту свободу я обрела здесь, в Итилиэне, рядом с тобой. Гондорец глубоко вздохнул, вероятно, призывая на помощь всё своё самообладание: - Довольно, Эовин, тебя всё равно не переспорить, - вновь протянул руку, положил ладонь ей на затылок. И тут только девушка заметила, сколько тревоги и беспокойства прячется в его глазах, - Теперь я скажу тебе главное. Мне нужно как можно скорее возвращаться в Минас-Тирит. Война ещё не окончена, впереди меня ждёт возможно решающее и самое беспощадное сражение в моей жизни. На карту поставлена судьба Гондора, - прижал к себе ещё крепче, - Ты помнишь, что я сказал тебе вчера? - Что будешь любить меня до конца дней,- прошептала Эовин, ощущая, как подгибаются у неё колени. Она прекрасно понимала, к чему он ведёт, что не осмеливается сказать вслух. - Всегда помни об этом, - слишком нежно после охватившей совсем недавно вспышки ярости коснулся губами её лба, - Ступай к своему брату. С ним ты будешь под надёжной защитой. Фарамир быстро выпустил девушку из своих объятий, не оглядываясь подошёл к послушно ждавшему его Янтарю, вскочил в седло, с места пустил его в галоп, догоняя тронувшихся уже в путь следопытов. Эовин поднесла руку ко рту, сцепила что есть силы кожу зубами, чтобы не расплакаться. А в это время с востока неумолимо продолжала наступать тьма.

Lana: Falchi пишет: ы знаешь, когда я писала фик, про Толкина старалась не думать, потому что после его трилогии рука не поднимется писать даже слово "по мотивам". Да, об этом я тоже думала. К чему я это - от фильма я отталкивалась в плане визуального ряда, картинка меня устраивает, а остальное моё видение, переосмысление, фантазии. Мне, как читателю легче, я могу соединить в голове и те, и эти образы. А писать бы тоже стала держа в голове мир Питера Джексона. Просто фильм мало уделяет внимание стороне Фарамир-витязь, у Толкина про это больше, и фанфик раскрывает именно эту грань его образа. Он силен, не менее могучий воин, чем старший брат, но и мудр не по годам. Falchi пишет: Ладно, закончится война, устроим вам пышную свадьбу. Человек действия. Falchi пишет: Не разжимая руки Эомера, он потянулся за картой и одним движением раскрыл её перед роханцем. Глаза молодого военачальника эорлингов загорелись с новой страстью от предвкушения жестокой битвы. Дважды человек действия . Falchi пишет: Эовин поднесла руку ко рту, сцепила что есть силы кожу зубами, чтобы не расплакаться. А в это время с востока неумолимо продолжала наступать тьма. Я тоже расчувствовалась, сцена прощания очень трогательная.

Falchi: Lana пишет: А писать бы тоже стала держа в голове мир Питера Джексона. Просто фильм мало уделяет внимание стороне Фарамир-витязь У Джексона для этого есть Арагорн и Боромир, третьего столь же могучего витязя фильм уже не выдержит. Закон жанра. По-хорошему и Эомер ничем не уступает этой троице В общем вот ещё одна глава, пожалуй, самая у меня любимая. Остальное потом выложу, надо поправить запятые и окончания в причастных оборотах. Я со школы с ними не дружу.

Falchi: Часть 7 Наместник Гондора Дэнетор расположился в кресле, низко склонившись над своим столом, где воцарился подлинный хаос. Повсюду были разбросаны свёрнутые трубкой бумаги, перо, давно забывшее о заточке, смятая карта северных земель. Прямо на ней стоял высокий кубок, наполовину заполненный вином. Сам же хозяин этого беспорядка, казалось, и вовсе его не замечал, погруженный в сумрачные, тяжёлые думы. Увидев отца, первое о чём подумал Фарамир — как же сильно он постарел, будто бы с их последней встречи прошли годы. В волосах, цвета вороного крыла, ниспадавших на плечи, вдвое прибавилось седины, высокий благородный лоб ещё гуще избороздили морщины, складки у губ стали глубже и сползали к шее. Сгорбленный, одетый во всё чёрное, застывший в центре огромного, светящегося белым мрамором зала, он выглядел как одинокое высохшее дерево посреди цветущей поляны. Воздух в комнате был пропитан удушливой тяжестью, словно хотел задавить каждого, кто осмеливался переступить порог. Фарамир испытал это особенно явно после того как вернулся с дышащих свежестью и источающих аромат трав просторов Итилиэна. Молодой гондорец остановился в нескольких шагах от неподвижно сидящего отца, поклонился, привлекая к себе внимание: — Государь! Дэнетор пошевелился, будто нехотя очнулся от затянувшегося небытия, поднял голову, вскинул на сына покрасневшие после бессонных ночей глаза. Капитан почти физически чувствовал, как удручён и сломлен сидящий перед ним человек, но несмотря на всю боль, что он нёс в своей душе, взгляд у правителя Гондора остался прежним — пронзительным, внушающим трепет, всё так же имеющим власть казнить и миловать. — Фарамир, это ты, — сухо приветствовал сына наместник, — Я ждал тебя раньше. — Дела на границе с Роханом задержали меня в пути. Дэнетор приподнял руку, унизанную перстнями, сделал ему знак приблизиться. Фарамир подметил, как истончились его пальцы, они ещё больше напоминали ветки старого, доживающего свои дни дерева. — Ты непременно расскажешь мне о них, но прежде я хочу знать, почему гарнизон Каир Андрос столь неожиданно покинул крепость, а я узнаю об этом последним? Кто отдал приказ сдать форт? — Этот приказ отдал я, государь, — Фарамир поймал цепкий, загоревшийся негодованием взгляд отца, и выдержал его, — В сложившихся обстоятельствах мне показалось такое решение уместным. Повелитель сжал пальцами лежавший перед ним лист бумаги, скомкал его и тут же выпустил: — Вот как? — вопреки ожиданию молодого гондорца секунду назад вспыхнувший гнев отца не получил своего выхода, голос его был спокойным и ровным, — Изволь объясниться. Фарамир посмотрел на стол наместника, заваленный всевозможными предметами. Среди сложенных в кучу свитков он увидел сломанный рог, некогда принадлежащий Боромиру, и тут же ощутил, как сердце в груди будто начало наливаться свинцом: — Вам прекрасно известно, государь, — командир следопытов продолжал изучать взглядом сияющие холодным блеском осколки, — Что любая крепость, как бы хорошо она не была оснащена может держатся лишь до тех пор, пока в ней достает запасов оружия, пороха и продовольствия. Дороги, по которым мы ранее пополняли эти запасы находятся под пристальным вниманием слуг Саурона и сейчас не могут быть использованы. Отдать приказ стоять до последнего означало бы обречь гарнизон на медленное и бессмысленное умирание. Поэтому я посчитал правильным оставить в обороне Каир Андрос малую часть людей, чтобы отвлечь внимание врага, пока вторая часть войска втайне была направлена к стенам Осгилиата. У меня есть сведения, что король Ангмара собирается предпринять новую атаку западного берега, и я распорядился заблаговременно его укрепить. Как только отряд достиг города, я отдал приказ сдать Каир Андрос, чтобы избежать лишних потерь. В мраморном зале повисла гробовая тишина. Наместник опустил подбородок на сцепленные в замок руки и устремил свой тяжёлый взгляд куда-то вдаль комнаты. Одному Эру известно, какие мысли одолевали его в эти минуты. Капитан Гондора молчал, дожидаясь его ответа. — Что ж, — неторопливо выговорил Дэнетор, — Это было верное решение. Ты поступил разумно, сынок. Услышав такое обращения Фарамир дёрнулся как от удара. Он был готов к любой реакции, уже мысленно подбирая новые доводы в пользу своего поступка, но это невероятное слово «сынок», вырвавшееся из уст отца, привело молодого гондорца в смятение, ненадолго лишив дара речи. Последний раз Дэнетор называл его так очень давно, кажется, в далёком теперь уже детстве. А после прочной стены непонимания, которую отец возводил между ними долгие годы, и вовсе отчаялся когда-нибудь заслужить это обращение снова. Капитан кинул на Дэнетора подозрительный взгляд — тот по-прежнему неподвижно сидел в своём кресле. Наверное, всё же Фарамиру почудилось. Чтобы унять волнение, он подошёл к столу, взял в руки части некогда целого рога Гондора, медленно провёл пальцами по гладкой сияющей поверхности. Капитану показалось, что в эту минуту он даже услышал его громкий и пронзительный трубный звук. Наместник внимательно следил за действиями сына из-под полуприкрытых ресниц. — Вы по-прежнему не можете с ним расстаться? — глухим голосом спросил Фарамир. — Не могу, — после недолгого молчания ответил Дэнетор, — Понимаю, что каждый взгляд на этот злосчастный рог добавляет по новой ране в моём сердце, но не в силах ничего с собой поделать. Я постоянно думаю о Боромире. — По правде сказать, я занимаюсь тем же самым, — молодой гондорец вернул рог на место, — В лесах Итилиэна, в дороге, в кратких битвах на какое-то время удавалось отвлечься от мыслей о брате, но, стоило мне войти в палаты дворца, как воспоминания нахлынули с новой силой. — Представь, каково мне жить с этими воспоминаниями каждый день, — государь подтянул к себе позабытый кубок с вином и сделал один глоток, — Боромир родился в этом дворце, делал первые шаги, рос и мужал на моих глазах. А теперь ничего не осталось, только вот, — Дэнетор кивнул на обломки, — Что может быть страшнее для родителя. Фарамир отвёл взгляд, чувствуя угнетающую неловкость. Он уже начал жалеть, что затеял этот разговор. Но глаза наместника вдруг заволокла мутная, прозрачная пелена, он заговорил тихо, мягко, обращаясь скорее к самому себе, чем к замершему возле него сыну. Это не был голос властного, величественности правителя Белого города, это был голос отца, по воле рока пережившего своего любимого сына. — Несколько дней назад я в полном одиночестве прогуливался по западной галерее. Теперь она почти заброшена и безлюдна, а когда вы с братом были детьми, то часто там играли. Однажды вы нашли где-то порох и решили его поджечь, как раз в той галерее. Я увидел на стене отметины, оставшиеся после взрыва. Странно, но раньше я никогда их не замечал. Молодой человек чуть усмехнулся: он тоже вспомнил тот день. Из-за их с Боромиром излишней любознательности запросто могло сгореть полдворца. Вот только от отца подобной сентиментальности он едва ли мог ожидать: — Вы не забыли этот случай? Кажется, мне было лет десять… — Одиннадцать, Фарамир, — наместник посмотрел на него долгим пристальным взглядом, — Я помню всё, что связано с моими детьми. — Настоящее чудо, что тогда никто не погиб, — капитан сам не заметил, как вслед за отцом принялся перебирать в памяти события минувшего, — Когда пожар потушили, и выяснилось, кто в этом виноват, вы велели мне и Боромиру самим восстанавливать галерею и запретили слугам нам помогать. Мы провозились несколько дней без отдыха, так что валились с ног от усталости. Вы хотели показать нам, что за любые поступки придётся отвечать сполна, даже если это обычная детская шалость. Что иногда на исправление одной нелепой ошибки могут уйти годы. Пожалуй, я до сих пор благодарен вам за тот урок. — Да, за свои поступки рано или поздно придётся отвечать, — задумчиво повторил вслед за ним Дэнетор, — Я хотел научить этой простой истине своих сыновей, но сам не особенно ей следовал. А тем временем час расплаты всё ближе… Прекрасно понимая, что имеет ввиду наместник, Фарамир разом скинул нахлынувший поток из событий прошлого: — Отец, мы еще сможем спасти Гондор, — тихо и серьёзно произнёс он. — Я говорю не только о Гондоре, — возразил Дэнетор, вновь умолк, словно сомневаясь в необходимости продолжать, — Я говорю о тебе. Видя, как от его слов сын побледнел, как непроизвольно сжались его кулаки, наместник выставил вперёд руку, призывая его дослушать. — Я был не слишком хорошим тебе отцом, Фарамир, пора бы уж в этом признаться, — очень медленно заговорил он, — Ты не похож ни на меня, ни на Боромира, потому что нравом пошёл в свою мать. Она была удивительной женщиной, очень мягкой, с большим сердцем, способной сочувствовать и проявлять снисхождение. Я любил эти качества в ней, но полагал, что мужчине они ни к чему и очень злился, если замечал их в тебе. Порой я был груб, унижал и насмехался в минуты, когда тебе, напротив, нужна была моя поддержка. Поступая таким образом, я надеялся, что, однажды, ты разозлишься, найдёшь силы доказать, что ты вовсе не такой, как я о тебе думаю, — Дэнетор поджал губы, каждое его слово будто бы рождалось в муках, — Но я добился лишь того, что ты вовсе от меня отдалился, предпочитая проводить время с братом, друзьями или этим сумасбродным Митрандиром… Будущее видится мне туманным, поэтому я хочу, чтобы ты знал, — голос его стал приглушенным, еле слышным, — Не думай, что я не любил тебя, что не замечал твоих успехов, не сопереживал твоим неудачам. Пусть и непохожий на меня, ты всегда был мне очень дорог. Волнение захватило Фарамира с такой силой, что он почти перестал дышать, а лоб его покрылся испариной. Он смотрел на сидящего перед ним отца и не мог поверить, что всё это с ним происходит на самом деле. Видел, чего тому стоило признаться, переступить через непомерную гордость, показать себя слабым. На краткий миг что-то шевельнулось в сердце молодого гондорца, ему захотелось подойти, быть может даже обнять родителя, чего он не делал уже много лет, но ноги его точно приросли к полу. Запрокинул голову к потолку, чтобы не позволить непрошеной слезе выкатиться из глаз. Слишком долго он ждал этих слов, а, когда, наконец, услышал, оказалось, понятия не имел, что с ними делать. — Я всегда относился к вам с большим уважением, отец, — спустя короткое время Фарамир совладел с собой и смог вновь говорить без колебаний, — И вам это доподлинно известно. К тому же сейчас не время ворошить прошлое, нужно думать о будущем. Дэнетор ненадолго закрыл лицо руками, а когда отвёл их и посмотрел на сына, тот опять увидел перед собой наместника Гондора — властного, сурового, холодного. Государь указал ему рукой на соседнее кресло: — Ты хотел рассказать мне, что произошло в Итилиэне. Я слушаю. — Несколько дней назад в долине Друадан я встречался с Эомером, князем эорлингов, который прибыл туда по поручению короля. Теоден предлагает восстановить союз Гондора и Рохана и выступать против Саурона единым фронтом, — Фарамир заметил, как сжались губы сидящего перед ним наместника, — Я взял на себя смелость принять это предложение. — За моей спиной? Снова? — вскинул бровь Дэнетор. — Вы же понимаете, что в одиночку мы не отобьём Осгилиат. Князь готов выставить тридцать пять эоредов, у нас нет такой конницы. — Теоден слаб, — резко ответил наместник, — Он давно потерял власть в собственном государстве. Что он может нам предложить? — Король был в самом деле болен, но излечился от своего недуга. Его намерения помогать Гондору искренни. Увидев, как тень сомнения промелькнула по лицу отца, Фарамир, не теряя времени, усилил напор: — У нас с Эомером есть подготовленный план атаки восточного берега. Если мы будем действовать быстро и сообща, есть шанс не только не допустить новое нападение короля Ангмара, но и полностью вернуть Осгилиат. Дэнетор выпрямился в кресле, в глазах его впервые за долгое время загорелся огонёк надежды: — Говори, — нетерпеливо потребовал наместник. Некогда Осгилиат был первой столицей Гондора, а ныне представлял собой разбившийся на две половины полуразрушенный город, правую часть которого войска Короля- Чернокнижника превратили в свой военный лагерь, а левая до сих пор находилась под управлением остатка армии Белого города, ранее возглавляемой Боромиром. Однако обе стороны прекрасно понимали, что захват левого берега слугами Саурона — вопрос времени. И как только враг преодолеет этот последний рубеж, ему откроется дорога на Минас-Тирит. Фарамир предлагал опередить планы короля Ангмара, воспользовавшись резервами Эомера, сделать ставку на внезапное появление роханцев. Военный совет двух командиров проходил в укрытых от глаз лазутчиков землях, и никто из них не знал, что бывшие союзники вновь решили действовать сообща. В ночь перед предполагаемым наступлением Эомера, отряд гондорцев должен был добраться до излучины Андуина и взорвать построенную там ещё во времена правления людей плотину, сдерживающую мощный водный поток от вторжения в Осгилиат. Неминуемое наводнение заставит орков открыть город и высадиться на берег к оставшимся в распоряжении гондорцев укреплениям. Чтобы избежать открытого боя с превышающим по численности неприятелем, достаточно продержать оборону до захода солнца. За это время, ожидающий сигнала в долине Каменных телег Эомер успеет со своей армией добраться до Осгилиата и направить неожиданный удар со стороны Пеленора. Фарамир очень долго излагал свой план, рассчитанный практически по минутам, обрисовывая наместнику каждую деталь предполагаемого наступления. За этим занятием они провели несколько часов, пока, наконец, Дэнетор не отодвинул от себя разложенную карту, устало откинувшись в кресле: — Это самое безумное предложение, которое я когда-либо слышал, — вырвалось из его уст, — Если ты надеешься добиться от меня согласия, то, знай, ты его не получишь. Фарамир перевёл взгляд с карты на раздражённо кусающего губы отца: — Что заставляет вас сомневаться, государь? — Всё, — резко бросил наместник, — Начиная с этого князя Эомера. Почему ты ему так доверяешь? Ты делаешь на него слишком крупную ставку, хотя знаешь всего пару дней и никогда не видел на полях сражений. — В годы смуты, постигшей Рохан, Эомер был одним из немногих, кому удавалось сдерживать орды орков. Он спас свою страну от разорения, кроме того, за время нашего пусть и краткого знакомства, я успел убедиться, что Эомер — человек чести. Он сдержит своё слово. — Честь! — с насмешкой воскликнул Дэнетор, — Не суди всех по себе, Фарамир, в нынешние времена честь немного стоит. Когда приходит беда, именно о ней прежде всего забывают люди. Правитель Гондора впервые за время их с сыном разговора встал с места, прошёлся по залу, заложив руки за спину. Обернулся к тут же поднявшемуся вслед за ним капитану: — В вашем с князем плане риск проиграть превышает все допустимые пределы. Смотри, — наместник чересчур проворно для своего царственного статуса подскочил к столу и ткнул пальцем в карту в нескольких местах, — По дороге к Осгилиату здесь, здесь и здесь войска Эомера могут стать жертвой орочьих засад. И это только те участки пути, о которых мы знаем. Даже если его всадники хорошо подготовлены, понадобится время, чтобы отбить атаки, а у твоих солдат этого времени не будет. Вас переубивают как зайцев на охоте, — Дэнетор запнулся, понизив голос — И тебя в том числе. Ты отправляешься на верную смерть. — В случае даже самой хорошо подготовленной битвы всегда есть вероятность потерпеть поражение, государь. Это не означает, что от неё нужно отказаться, — Фарамир тоже заговорил тише, — Если мне суждено погибнуть, защищая Гондор от падения, так тому и быть. Гораздо тяжелее мне будет смириться с мыслью, что я не воспользовался пусть и небольшим шансом его сохранить. — Нет, — отрезал наместник, крепко стиснув зубы, — Я не позволю тебе так нелепо умереть. Может, ты забыл, но судьба распорядилась таким образом, что отныне ты наследник трона. Ты не имеешь права столь безрассудно рисковать своей жизнью. Горький смешок сорвался с губ капитана — теперь ему всё стало ясно: — Вот, чего вы боитесь, — некстати проснувшаяся и почти детская по своей нелепости обида кольнула его сердце, — Что некому будет занять трон. В этом причина столь неожиданной перемены в вашем отношении ко мне. Вы всегда знали, как мне претит эта роль… только, государь, если Гондор падёт, не будет ни престола, ни неугодного наследника. Дэнетор в ярости ударил кулаком по столу, заставив Фарамира резко замолчать. Усилием воли подавив острую вспышку гнева, наместник приблизился к сыну, медленно и с осторожностью приподнял руку, как будто хотел дотронуться до его лица, но в последний момент резко её отдёрнул. Он был очень бледен, губы искривились, выдавая глубокие душевные муки: — Да пойми же ты, — Фарамир услышал свистящий шёпот отца, — У меня не получилось уберечь Боромира от смерти, теперь я могу потерять ещё и тебя, а я не хочу этого. И не только потому что ты единственный наследник, или что ты там себе выдумал… Я же сказал, что люблю тебя. Разве этого мало? Левую сторону груди молодого гондорца во второй раз обожгло как огнём. Он пристально посмотрел Дэнетору в глаза. В них снова читалась тревога отца за своего сына, и она во стократ превосходила самые честолюбивые планы и помыслы великого короля. — Если то, что вы сказали, правда, отец, — Фарамир тем не менее не собирался сдаваться, — Тогда прошу вас, доверьтесь мне хоть раз в жизни. Отдайте приказ о наступлении. — Упрямец! — вновь не сдержал вскрик негодования Дэнетор, поражённый такой несговорчивостью сына, — Ты спорить со мной вздумал? — Упрямство одно из тех немногих качеств, которые я унаследовал от вас, государь. Наместник резко развернулся, чёрной сгорбленной тенью проследовал к своему столу. Тяжело дыша упёрся в него обеими ладонями, вонзил свой острый как нож взор в расстеленную карту. Несколько свечей, горящих в зале внезапно погасли, а воздух стал плотным точно туман, восходящий над Великой рекой. Казалось, само время остановилось в ожидании его решения. — Делай то, что задумал, — наконец, раздался его тихий голос, — Я отдаю приказ. Фарамир с облегчением прикрыл глаза. Кажется, ни одно сражение не давалось ему с таким трудом. Он поклонился, преисполненный самой глубокой и искренней благодарности: — Я очень ценю ваше доверие, государь, — помедлил, точно собираясь сказать что-то ещё, но передумал, — Не смею больше вас задерживать. — Фарамир! — уже в дверях догнал капитана надтреснутый голос отца, — Мальчик мой, подойди ко мне! Не в силах больше сдерживать раздиравшие изнутри чувства, Фарамир резко развернулся, как в тумане преодолел разделявшее их с отцом расстояние, и, поддавшись внезапному порыву, с благоговением опустился перед ним на одно колено. В следующую секунду горячие сухие ладони наместника Гондора легли ему на голову, гладили его волосы в сдержанной неумелой ласке, дарили давно позабытое, но такое необходимое в этот трудный час тепло. Дэнетор легко коснулся губами лба сына, прошептал еле слышно: — Благословляю тебя, пусть удача будет на твоей стороне. — Я вернусь с хорошими вестями, отец, — поднялся на ноги Фарамир, — Даю вам слово. — С хорошими ли, с дурными, — голос наместника дрогнул, — Но я заклинаю тебя — вернись.



полная версия страницы