Форум » Альманах » Искупление » Ответить
Искупление
Хюррем-султан: Название: Искупление Пейринг: В/А Жанр: мелодрама с элементами драмы Рейтинг: NC-17 Время: канонное Бета: Уралочка
Ответов - 8
Хюррем-султан: Миша, посмотрите на меня! Я все та же. Репнин медленно обернулся. Девушка смотрела на него полными слез глазами. Анна уже успела переодеться в черное платье и снова казалась благородной воспитанницей покойного барона, словно это не она несколько минут назад извивалась в бесстыдном танце, а кто-то другой. Губы князя дрогнули в усмешке: — Разве?! Вы уверены, что я вижу перед собой прежнюю Анну? Ту, которую полюбил всей душой? Я вижу перед собой те же глаза, слышу тот же голос, только теперь мне известно — это крепостная актриса, а не благородная девица. Браво, мадемуазель! Ваш спектакль, устроенный вместе с Корфом, удался на славу! Представляю, как вы веселились, обдумывая свой план. Еще бы — дворянин у ног крепостной. Дальше говорить он не смог: рану нещадно саднило, голова кружилась, и Михаил, пошатнувшись, оперся на одну из колонн. — Михаил Александрович, что с Вами?! Вам плохо?! Голос девушки был полон тревоги, только она теперь казалась ему такой же фальшивой, как все в этой актерке. — Не подходите ко мне! — собрав остатки сил, Репнин направился к своему коню, которого Григорий подвел к крыльцу. Превозмогая боль сел в седло, но тронуться не успел. — Прошу Вас, выслушайте меня! — рука Анны судорожно вцепилась за уздечку.— Выслушать очередную ложь? Увольте, сударыня! — с этими словами князь пришпорил коня. — Подождите! — девушка все еще надеялась объясниться, но всадник, рванувшись, взял с места в галоп. Понукая жеребца, Репнин ни разу не обернулся. Он не видел, как Анна, не удержавшись, упала на колени в осеннюю грязь, да так и застыла. Ей казалось — она умирает от горя и безысходности. Девушка не понимала, что ей говорит подошедшая Полина, не слышала ее злорадного смеха. Анна смотрела, как удаляется князь, увозя с собой последнюю надежду на счастье. Единственное, что жило в ней — заунывная мелодия, под которую ей пришлось танцевать, она звучала в голове, сводя с ума. Медленная, тягучая музыка снова возвращала ее назад, в ярко освещенную столовую, где она пережила самый большой позор в своей жизни. Анна вцепилась в виски, не желая слышать ее больше. Ей хотелось выть во весь голос, заглушая боль и отчаяние, но сил ни на что не было. Девушка только тихо поскуливала, словно щенок, выброшенный хозяевами за ненадобностью. Сейчас Анна не чувствовала холода, не видела ничего вокруг, ей казалось — она осталась совсем одна в кромешной темноте, которая окутывала ее плотной пеленой, не оставляя свету ни малейшего шанса. Погруженная в отчаяние девушка даже не поняла, что происходит, когда сильные руки оторвали ее от земли. Владимир в одиночестве сидел за столом, глядя перед собой невидящим взглядом. Недавнее унижение Анны не принесло желанного облегчения, скорее наоборот. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — он проиграл эту войну с отцовской воспитанницей. Гнев Оболенского, растерянность Мишеля и отчаяние во взгляде Анны камнем лежали на душе. Сергей Степанович уже выразил свое отношение к этому фарсу, отчитав его, как нашкодившего мальчишку, а впереди еще объяснение с Репниным. Сейчас князь ушел, но вернется обязательно, вот тогда придется отвечать за свою выходку сполна. К тому же, если Михаил не простит его, о многолетней дружбе придется забыть. Об Анне ему и думать не хотелось, вернее о том, каково ей сейчас. Корф даже представить себе не мог, что он должен будет сделать для искупления своей вины. Барон в бессильной ярости ударил кулаком по столу. Хотелось крушить все вокруг, вымещая злость на весь мир, на упрямую холопку, на друга, который не понял его, хотя Владимир старался только ему во благо. Ведь неизвестно, куда бы его завела любовь к крепостной. Выходит — он был прав, во всем прав. Тогда почему так гадко на душе? Налив рюмку, Корф одним глотком осушил ее, не чувствуя, как водка обожгла горло. Спасительный хмель не помог ему, не избавив от угрызений совести. Терзаемый сомнениями барон сидел, не поднимая головы, поэтому не заметил, как в приоткрывшуюся дверь кто-то вошел. Он очнулся только в тот момент, когда на его плечо легла теплая рука. Недоумевая «неужели Анна?!», Владимир обернулся и увидел Полину, стоявшую почти вплотную к нему. Девка вовсе не скрывала, зачем явилась сюда: в глазах томление, губы призывно приоткрыты, она даже не сняла костюма, в котором выглядела весьма соблазнительно. Корф усмехнулся: «А почему бы нет?» Если уж быть негодяем, так до конца. Схватив Полину за руку, он грубо притянул ее к себе не обращая внимание на то, что причиняет ей боль. Владимир вовсе не собирался дарить нежность этой холопке, хотелось просто выпустить пар, забыться, не думать ни о чем, стискивая мягкое податливое тело. Когда все закончилось, он оттолкнул девку и оглядел разгромленную комнату: разбитая посуда, сброшенная скатерть, осколки на ковре под ногами и Полька, восседавшая на столе словно королева. Почему-то ее вид был особенно неприятен Корфу. Холодно бросив уничижительное «прибери здесь все», он схватил со стола графин с коньяком и отправился к себе. Оказавшись в своей спальне, опустился на разобранную кровать прихлебывая прямо из горлышка. Так и сидел, прикладываясь к графину, пока тот не опустел, а сам он не свалился на подушки, забываясь пьяным сном. А Полина после ухода барина вовсе не спешила слезть со стола, чтобы выполнить его распоряжение. С чего это ей надрываться, убирая комнаты да натирая паркет! Хозяйской любовнице можно и побездельничать. Наглая девка чуть только не облизывалась, представляя себя примой крепостного театра, одетой в дорогие наряды. Ведь барон богат, если угождать ему во всем — не поскупится на подарки. Замечтавшись, она не заметила вошедшую Варвару и очнулась только тогда, когда услышала возмущенный возглас: — Господи Боже, что ж это деется?! Что за погром тут господа учинили?! А ты, позорница, отчего здеся нагишом сидишь?! Совсем стыд потеряла! — Ругайся, ругайся, недолго тебе осталось командовать, — огрызнулась Полька. — Теперь я здесь буду вместо Аньки, потому как мой танец барину больше понравился. С этими словами девка лениво слезла со стола и отправилась к себе, где уснула сном праведницы, в котором она блистала на подмостках Императорского театра. Едва продрав утром глаза, Полина тут же бросилась к сундуку, отыскивая платье понарядней. Она понимала — вчерашнего вечера мало, надо закрепить свой успех, а для этого необходимо выглядеть как можно привлекательней. Одевшись, она вышла из комнаты и нос к носу столкнулась с управляющим, который посмотрел на нее с нескрываемым удивлением. — Ты чего это сегодня так вырядилась? — полюбопытствовал Карл Модестович. — Неужто в этом платье собралась в комнатах прибираться? — Кто тебе сказал, что я теперь в комнатах прибирать буду? — девка нагло подбоченилась. — Я, может быть, тебе больше не подчиняюсь. — Да ты никак белены объелась?! — немец возмущенно встопорщил усы. — На конюшню захотела?! — Ты не очень-то грози! — фыркнула Полина. — Я вот барину пожалуюсь — узнаешь, как надо мной измываться. — Барину? — начиная догадываться, протянул Карл Модестович. — Ну, ловка! — То ли еще будет, — горделиво выпятила грудь горничная, — скоро совсем Анькино место займу. — Вовремя ты об Аньке заговорила, — спохватился управляющий, — как раз хотел у тебя спросить — не видела ее? — Только вчера вечером, после танца. Когда она за князем своим выскочила, удержать хотела. А он ей: «увольте, сударыня!» С тем и уехал, а она осталась — ему вслед смотреть, — злорадно хихикнула Полина. Но потом вдруг, словно что-то сообразив, спросила: — Тебе какая надобность до Анны, Карл Модестович? — Так это, — немец замялся, — она же говорила — будет ждать меня после танца в своей спальне. Я-то пришел, только там никого. — Неужто сбежала?! — ахнула девка. — Ты думай, чего болтаешь! — Шуллер не на шутку испугался. — Это выходит — холопка сбежала, а я ни сном ни духом! Да барин мне голову оторвет! Искать надобно! — Погоди, Карл Модестович, — Полина схватила его за руку, — не торопись ты Аньку искать. — Это как? — уставился на нее управляющий. — Подожди маленько. Если барин о ней не спросит — ты молчи. Может, она в лес убежала с горя, вот пусть там и замерзает. А если сбежала — пускай барин ее поищет подольше, разозлится сильнее, глядишь — отправит на скотный двор или в деревню, с глаз долой. — Тебе-то какой в том резон? — полюбопытствовал Модестович. — Вдруг Анька больше барину глянется, останусь я тогда с носом. Надо от нее навсегда избавиться. И тебе, и мне выгодно, чтоб духу ее здесь не было. Не забывай, сколько ты ей гадостей делал. Стань она барской любовницей — мигом все припомнит. — Дело говоришь, — немец почесал макушку. — Только как мне перед барином оправдываться, когда он узнает об исчезновении Анны? — Скажи — искал, но не нашел, а его беспокоить не хотел до поры. — Попробую, — управляющий говорил как-то неуверенно. — Постарайся, Карл Модестович, — елейно проговорила Полина. — Придет время — я тебя не обижу. — Ох, девка, — покачал головой Шуллер, явно поддаваясь на ее уговоры. Владимир проснулся поздним утром. Голова раскалывалась, во рту пересохло. Хорошо хоть портьеры были задернуты, и дневной свет не раздражал воспаленных глаз. Сев на кровати, барон со стоном схватился за голову. К мучительному похмелью добавились не менее мучительные воспоминания о вчерашнем вечере. Да еще эта Полина! Что же ему теперь делать со всем случившимся?! Посидев немного, Корф через силу встал и, приведя себя в порядок, спустился в столовую. Здесь уже было чисто убрано, и ничего не напоминало о прошедшей вакханалии. Разве только Полина, разодетая в платье попугайской расцветки, что крутилась возле стола, глядя на него маслеными глазами. От пестроты ее наряда рябило в глазах, запах дешевых духов вызывал тошноту, поэтому Владимир с трудом сдерживал желание рыкнуть на назойливую девку. Находиться за столом в одиночестве было непривычно, но нынче никто не составил ему компанию: Оболенский уехал еще до завтрака, Репнин, судя по всему, не вернулся, Анна вообще не спустилась из своей комнаты. Скорее всего, не хотела его видеть, а может быть, оплакивала разбитые надежды на счастье с Репниным. От этой мысли и воспоминании об их поцелуе вновь накатила непонятная злоба, заставляя скрежетать зубами и сильнее сжимать кулаки. Почти ничего не съев, барон встал и отправился в библиотеку. Нужно было все обдумать, чтобы принять правильное решение в отношении Анны. Но почему-то решать ничего не получалось. В голове роились воспоминания о тех днях, когда жизнь была беззаботно-счастливой, когда отец с Анной были самыми дорогими ему людьми и не было этого изматывающего чувства то ли ненависти, то ли еще чего-то. «Помнишь?» — шептала память. «Зачем ты это сделал?!» — не унималась совесть. «Ты спасал друга!» — пафосно заявляло самолюбие. Измученный внутренней борьбой, Корф не вышел к обеду, рявкнув «пошла вон!» на сунувшуюся к нему с подносом Полину. И только когда стало темнеть да вошедший лакей зажег свечи, Владимир решился. Взяв из ящика лист гербовой бумаги, он написал вольную на имя Анны, поставив внизу размашистую подпись. В конце концов, это была воля покойного отца и он обязан ее выполнить. Завтра надо будет отправить Никиту в уезд, пусть официально заверит бумагу — и все. Анна будет вольна поступать так, как ей заблагорассудится: уехать из поместья, поступить в театр, играть свои роли. Только почему-то эта мысль не вызывала радости. Представив себе дом без Анны, барон почувствовал в душе пустоту. Странно, неужели он так привязался к отцовской игрушке, что жалко ее отпускать? Ладно, все пройдет, махнул рукой Владимир, теперь же необходимо извиниться перед Анной. Как ни крути — он унизил ее, поэтому надо постараться загладить свою вину. Вздохнув, барон вышел из библиотеки и легко поднялся на второй этаж. Подойдя к комнате Анны, он немного постоял, преодолевая непонятную робость, а потом негромко постучал. За дверью стояла тишина. Стукнув сильнее, Владимир толкнул дверь. Комната была погружена в темноту: свечи не зажжены, камин не затоплен. Стараясь что-нибудь разглядеть, Владимир позвал: — Анна, Вы здесь? Из тьмы, окутавшей комнату, не донеслось ни звука. Решив — Анна, скорее всего, на кухне, возле Варвары, Корф закрыл дверь и отправился во владения своей кухарки. Войдя на кухню, он застал за ужином почти всю дворню, но Анны среди них не было. Недоумевая, он обвел взглядом присутствующих, потом спросил: — Варя, а где Анна? — Дык не знаю, барин, — кухарка выглядела растерянной. — Я думала, в комнате она. — Нет ее там, — Владимир начинал нервничать. — Я только что оттуда. Кто-нибудь видел ее сегодня? — барон обращался уже ко всем. Молчаливое покачивание голов было ответом на его вопрос. Полька единственная осмелилась подать голос. — Сбежала, барин! Точно сбежала! — затараторила она. — Выпороть ее надобно как следует, — попыталась было продолжить девка, но осеклась под ледяным взглядом. — Ты мне советовать будешь?! Сама на конюшню захотела? — раздражение барона росло. — Где Карл Модестович?! — У себя, барин, — робко сказала Варвара. — Григорий, скажи ему — пусть мигом явится, если не хочет получить расчет. С этими словами он вышел из кухни, направившись в гостиную, где принялся расхаживать из угла в угол в ожидании управляющего. Через несколько минут дверь отворилась, и Шуллер робко вошел в комнату. Видимо, Григорий успел предупредить его, что хозяин не в духе. — Звали, Владимир Иванович? — подобострастно спросил он. — Где Анна?! — рык Корфа, казалось, сотрясал стены. — Ищу, господин барон. — То есть как — ищете?! Вы знали, что ее нет в доме и молчали?! — Тревожить Вас не хотел. Надеялся сам управиться. Не могла она далеко убежать. — А Вы уверены в том, что она убежала? С кем? С Репниным? — Думаю, князь здесь ни при чем. Полька утверждает — он рассердился на Анну и уехал. Говорил, будто видеть ее не хочет. Выходит — сама сбежала. - Сбежала ли? — Владимир не отрываясь смотрел на управляющего. — А вдруг руки на себя наложила? Запомните, Карл Модестович, если с Анной что-нибудь случится, Вы мне за это головой ответите! — Найдем, найдем, господин барон, — зачастил немец. — С утра начнем искать. Сейчас-то все равно без толку, ночь на дворе. — Убирайтесь, Карл Модестович, — процедил сквозь зубы Корф. — И помните о том, что я Вам говорил. Управляющий бочком протиснулся в двери, поспешив убраться подальше от хозяйского гнева, а Владимир продолжил расхаживать по гостиной. Мысль о том, что с Анной может случиться беда, не давала ему покоя. Видит Бог — он не желал ей зла, просто хотел разоблачить обман. И вот что из этого вышло. В тревоге за девушку Владимир не сомкнул глаз всю ночь, а с рассветом, собрав мужиков, решил прочесать лес. Прав был Шуллер, далеко она уйти не могла, если только… Об этом «только» даже думать не хотелось. Оставалось надеяться, что богобоязненная Анна не решится на самоубийство. Какое-то чутье подсказывало Корфу — она жива и находится недалеко. Поэтому прежде чем начать поиски, он решил заглянуть в избушку Сычихи. Может быть, Анна спряталась там, а возможно — тетушка знает, где она. Ведь недаром же ведьмой считается. Барон собрался было выходить, но покинуть комнату не успел: дверь распахнулась и на пороге возник Репнин.
Gata: Хюррем-султан, с новым фиком! Снова Аннушке от хозяина-самодура досталось, посмотрим, как будет вину искупать :)
Хюррем-султан: Добрый вечер. Gata, спасибо большое за внимание и отзыв, . А как и что придется искупать барону, хотя, может быть, не только ему станет ясно постепенно. Так что - милости прошу.
Хюррем-султан: Взлетая над землей, Анна даже не успела испугаться. Пережитое притупило чувства, и в первую минуту она не понимала, что происходит. А придя в себя, оказалась в объятиях Михаила, который уносил ее непонятно куда. Вспомнив недавний разговор, Анна попыталась было вырваться, но князь только крепче стиснул ее. Подойдя к привязанному коню, он посадил на него девушку и, отвязав поводья, сел в седло сам. Заметив, что Анну, одетую в одно платье, сотрясает озноб, князь расстегнул свой редингот и обернул ее подбитыми мехом полами, прижимая к себе. Продрогнувшая до костей девушка не пыталась протестовать, она тихо сидела, уткнувшись в грудь мужчины желая только одного – чтобы их путь продолжался как можно дольше. Но вопреки ожиданиям ехали они недолго, и вскоре остановились на поляне, уставленной кибитками. Анна видела их на земле Забалуева каждую весну и лето, это были цыгане, которым уездный предводитель разрешил останавливаться в своих владениях. Выходит, Михаил привез ее в цыганский табор. Вопрос – зачем? К чему князю, не пожелавшему даже выслушать оправданий, возвращаться и забирать ее? Из чувства вины, а может быть, из желания насолить Корфу? Девушка вздохнула, так или иначе – у нее появился шанс объясниться с Репниным. И пусть на их отношениях можно поставить крест, ей бы очень не хотелось выглядеть перед Михаилом лживой интриганкой. Тем временем князь, сняв ее с коня, спешился сам и передал поводья подошедшему цыгану. Взяв Анну за руку, он направился к одной из кибиток, стоявшей несколько в стороне от других. Поднявшись по некоему подобию ступенек, он откинул цветастый полог и слегка подтолкнул девушку, заставляя ее войти. Оказавшись внутри, Анна огляделась. Дощатый пол, застланный потертыми коврами, несколько огромных подушек и какая-то посуда в углу – вот и все убранство. Здесь царила неприкрытая нищета, но сейчас она была для нее куда милей, чем роскошь фамильного особняка Корфов. Протиснувшись в дальний угол, девушка села подальше от князя, не глядя на него и ничего не говоря. Репнин тоже не спешил заводить разговор, похоже, он еще не собрался с мыслями, да и рана давала о себе знать. Посидев немного, он выпил из кружки какого-то отвара, а потом, глядя Анне в глаза, произнес: - Рассказывайте. - О чем, Михаил Александрович? – Анна чувствовала себя весьма неуютно под его пристальным взглядом. - Обо всем! О Вашем положении в доме Корфов, о том, почему Вас выдавали за дворянку и о спектакле, который Вы затеяли вместе с Владимиром. В ответ девушка печально улыбнулась: - Я не смогу ответить на все вопросы, поскольку на некоторые тоже не знаю ответа. Мне неизвестно, почему Иван Иванович забрал меня в свою семью и воспитывал наравне с родным сыном. Он всегда относился ко мне как к дочери, запретив всем рассказывать о моем происхождении под страхом наказания. - Даже Владимиру? – полюбопытствовал Репнин. - Даже ему, – девушка усмехнулась удивлению Репнина. – Мало того – барон потребовал от сына клятвы в том, что он никому не расскажет обо мне. - Поэтому Владимир молчал, – Репнин не спрашивал, а утверждал. - Да, будь его воля, Вы бы узнали о моем происхождении еще на балу у Потоцкого. Он ненавидит меня, как самого большого врага, и не скрывает своего отношения. Хотя я старалась лишний раз не досаждать ему, это ничего не изменило, его ненависть становилась все сильней. При жизни отца Владимир еще сдерживался, а после… - Выходит – между вами не было сговора с целью одурачить меня? – князь говорил уже более мягко. - Конечно же нет. Это всецело идея барона – раскрыть таким образом мое истинное положение. Я пыталась сопротивляться, только бесполезно. - Понимаю – у Вас не было выбора, – вздохнул Репнин. - Выбор у меня был, – покачала головой Анна. – Владимир предложил мне либо танцевать, либо отказаться от Вас, сказав, что между нами все кончено. - И Вы согласились на унижение? – Казалось, Михаил был потрясен. - Для меня было более унизительным предать свои чувства, позволить растоптать свою душу. - Какие чувства?! – Репнин подался вперед, не сводя с девушки глаз. Анна отвела взгляд в сторону. Если бы совсем недавно Михаил выслушал ее, а не оттолкнул, бросив одну в холоде ночи, она бы с радостью призналась ему в любви, но теперь недоверие не позволяло ей сделать этого. Не дождавшись ответа, Репнин перевел разговор на другую тему. - Скажите, почему покойный барон не освободил Вас? – спросил он. - Я не знаю. Дядюшка никогда об этом не говорил, а я не решалась спрашивать. Хотя, подождите, – Анна задумалась словно что-то вспоминая. – Когда у дядюшки стало плохо с сердцем, он говорил, будто отдал Полине вольную для передачи мне. Но она показала мне только лист бумаги с цитатами из Шекспира. А потом Иван Иванович неожиданно умер. - Даже так? – князь нахмурился, что-то обдумывая. – Ладно, утро вечера мудренее. Отдыхайте, сударыня. Завтра посмотрим, что нам делать дальше. - Как Ваша рана? – спросила Анна. Девушка чувствовала себя немного виноватой, все-таки раненому Репнину было нелегко нести ее. - Пройдет, – отмахнулся князь. – У Рады неплохие снадобья, – он указал на кружку, из которой пил: – надеюсь, до свадьбы заживет. Спокойной ночи, мадемуазель, – и Михаил вышел из кибитки. Оставшись одна, девушка поудобней устроилась в подушках и закрыла глаза. Однако несмотря на усталость, сон не шел. Мысль о том, что с нею теперь будет, не давала покоя. Выходит – она теперь беглая, и Владимир может даже отправить ее на каторгу, если пожелает. Конечно, он вряд ли на такое пойдет, но все равно боязно. Непонятным оставалось и отношение Михаила к ней. Расспросив ее, князь просто ушел, ничего не сказав о своих планах. Может быть, Репнин сумеет добиться от Владимира вольной для нее, и она поступит в театр, как того хотел дядюшка. Уставшая от мыслей и сомнений Анна уснула почти под утро и проснулась довольно поздно. Посидев немного, она решила осмотреться, чтобы решить, как поступить дальше. Поднявшись, она откинула полог и вышла наружу. Табор уже вовсю шумел: мужчины чистили лошадей, женщины суетились возле котлов, подвешенных над огнем – казалось, никто не обращал на Анну никакого внимания. Она огляделась в поисках Михаила, но его нигде не было. Скорее всего, князь уехал и ей здесь тоже делать нечего. Еще немного постояв, Анна решила возвратиться в поместье, может быть, ее отсутствия никто не заметил и все обойдется. Но не успела она сделать несколько шагов, как дорогу ей заслонила молодая цыганка. - Далеко ли собралась, красавица, – полюбопытствовала она. - Домой пойду, – спокойно ответила Анна. - Э, нет! Князь велел с тебя глаз не сводить, из табора не отпускать и от чужих прятать. Хорошо за это заплатил, видать, дорога ты ему. - Меня, поди, уже ищут – пыталась протестовать Анна. - Это не наше дело. Вот вернется князь – с ним говорить будешь. А сейчас – ступай в кибитку, не надо, чтоб тебя лишние глаза видели. Ни слова больше не говоря, девушка вернулась в свое убежище, куда скоро уже знакомая цыганка принесла чашку, в которой была каша, приправленная кусками репы. - Вот, поешь, – она придвинула посуду к Анне, – ты ведь с вечера ничего не ела. - Не только с вечера, – ответила девушка, вспомнив вчерашний день, когда от переживаний она не могла проглотить ни кусочка. Зато теперь, почувствовав запах еды, поняла, как проголодалась. Взяв посудину, Анна принялась есть, поражаясь тому, какую вкусную кашу ей принесли. Пожалуй, даже у Варвары не получалось такой. Доев, она протянула пустую чашку цыганке и сказала: - Спасибо большое! А как тебя зовут? - Рада, – девушка с любопытством смотрела на нее. - Так это твои снадобья Михаил Александрович хвалит? Ты его лечишь? - Я, – кивнула цыганка. – Поправится князь, не сомневайся. От моих трав и не такие раны затягивались. А вот ты поперек своей судьбы идешь, красавица, и дорого тебе за это платить придется. Много горя еще изведаешь. С этими словами она взяла чашку и вышла так быстро, что Анна не успела расспросить ее подробнее. Девушку очень испугало это предсказание, хотя она даже не поняла, о чем шла речь. Какое-то смутное чувство подсказывало ей – все сказанное цыганкой правда, и в будущем ее ждут тяжелые испытания. Растерявшаяся Анна не знала, как ей поступить, а посоветоваться было не кем, Михаил еще не вернулся, Рада же больше не приходила. Князь появился после полудня, очень возбужденный, с радостной улыбкой, и войдя в кибитку, молча протянул Анне какие-то бумаги. Взяв их, она не смогла сдержать возгласа изумления, когда поняла, что держит в руках вольную и паспорт на имя Анны Платоновой. - Миша, как такое возможно?! – потрясенно выдохнула девушка. - Все очень просто, – князь довольно улыбался. – Помните, Вы говорили, будто Иван Иванович передавал Полине Вашу вольную. Я решил это проверить. Ведь если вольная была выписана, то ее обязательно заверяли в уездной управе. Как видите, все оказалось правдой, покойный барон действительно оформил бумаги, предоставляющие Вам свободу. Я только восстановил их, а заодно сделал паспорт. - А где же тогда вольная, подписанная дядюшкой? – прошептала Анна. - Это еще предстоит выяснить, - лицо Репнина помрачнело. – Думаю, Полина из зависти не отдала Вам документ. - Значит, я теперь свободна? – Анна до сих пор не верила в свою удачу. - Абсолютно свободны, но думаю – это продлится недолго. – Михаил как-то странно смотрел на нее. - Что Вы имеете в виду? – Князь не переставал удивлять Анну. - Ровным счетом ничего, сударыня. А теперь мне бы хотелось вернуться к нашему вчерашнему разговору. - Вчерашнему? Но я Вам уже все сказала. - Нет, не все. Когда я спросил, отчего Вы не согласились на предложение Корфа, то ответа не услышал. Поэтому – ответьте сейчас, зачем Вы решились на этот танец. - Отвечу Вам так же, как Владимиру, – голос Анны звучал твердо, – я бы никогда не смогла, глядя Вам в глаза, сказать, что не люблю Вас. Немного помолчав, Репнин взял руку девушки и поднес к губам: - Спасибо, Анна. Это все, что мне нужно было знать. Я должен опять отлучиться, но надеюсь увидеть Вас вечером. Очень прошу – не покидайте табора, здесь Вы в безопасности. Еще раз склонившись к ее руке, князь ушел, оставив девушку наедине со своими переживаниями. После этого разговора Анна не знала, что ей думать: в мыслях был разброд, в голове туман, да и слова Рады не давали покоя. Цыганка сказала, будто она идет поперек своей судьбы, но сколько Анна помнила себя, она всегда подчинялась обстоятельствам. Даже попытка противостоять Владимиру закончилась неудачей. Так что имела ввиду Рада? Какие беды ее ожидают? В размышлениях и сомнениях время пролетело быстро, и Анна не заметила, как наступил вечер. Только когда, откинув ткань полога, в кибитку вошел Репнин, девушка увидела – день заканчивается, отгорая багровым закатом. - Вы вернулись, Михаил Александрович, – голос Анны звучал радостно. - Только для того, чтобы забрать Вас, – князь протянул к ней руку, – пойдемте. - Куда? – ее пугал тон Михаила, он говорил так, будто принял очень важное решение. - Скоро узнаете. Идемте же, Анна, нехорошо заставлять ждать нас. Не без внутреннего трепета девушка поднялась и вышла в вечерние сумерки. К вечеру сильно подморозило, а легкое платье совсем не спасало от холода. Заметив, как она зябко повела плечами, Репнин вновь укутал ее в свой редингот и, усадив на коня, тронулся неторопливой рысью по дороге, ведущей к поместью Корфов. Анна догадалась – он решил отвезти ее обратно домой, и хотя ей теперь нечего было опасаться гнева Владимира, на душе было тоскливо. Она понимала – князь сделал для нее все, что мог, надеяться на большее было бы просто глупостью с ее стороны. Благодаря Михаилу она теперь свободный человек, поэтому должна сама о себе заботиться. И только когда они проехали поворот, ведущий к усадьбе, до нее дошло – Репнин вовсе не собирается возвращать ее в дом барона. - Миша, куда мы направляемся? – осмелилась она спросить, когда поворот скрылся из виду. - Потерпите немного, мадемуазель. Скоро уже приедем – тогда Вы все поймете. Притихнув, Анна не сказала больше ни слова, полностью доверившись князю, она просто наслаждалась теплом и покоем в его объятиях еще некоторое время, пока они не остановились возле небольшой церкви. Сняв девушку, Михаил отвел жеребца к коновязи и вернулся к ней. Все еще недоумевая, Анна спросила: - Зачем мы здесь? - Затем, чтобы навсегда быть вместе, делить горе и радость, воспитывать детей и умереть в один день. - Вы… Вы хотите жениться на… мне?! – от волнения Анна с трудом могла говорить. - Именно так, сударыня. - Михаил Александрович, Вы представляете себе последствия?! О службе придется забыть, знакомые от Вас отвернутся, даже Ваши родители никогда не примут меня. Вы же станете изгоем! - После нашей авантюры с дуэлью вряд ли меня ожидает блестящая карьера, по крайней мере в царствование нынешнего императора. Что касается света, то здесь Вы правы – в Петербурге нас не станут принимать, поэтому мы поселимся в имении. Оно довольно далеко от столицы, и там никому не будет дела до происхождения княгини Репниной. А родители… Думаю, узнав Вас получше, они примут мой выбор. Если же нет… Они почти все время живут в Италии, маменька не любит Петербург, так что у нас не будет возможности часто видеться с ними. У меня только одна просьба к Вам: Вы не против, чтобы некоторое время наш брак был тайным? - Некоторое время?! – Анна удивлялась все больше. - Только до свадьбы Наташи и Андрея, мне бы не хотелось осложнять сестре жизнь. А сразу после их женитьбы мы уедем в поместье. - Но ведь когда станет известно о нашем венчании... все равно, – Анна замолчала. - Тогда это будет головной болью Андрэ. К тому же сильно сомневаюсь, что Натали даст себя в обиду. Надеюсь, она еще станет нашей защитницей перед моими родителями и светом. Теперь я жду Вашего согласия. Решайтесь, Анна! Неужели согласиться на брак со мной тяжелее, чем выполнить ультиматум Корфа? - Но ведь это на всю жизнь, – девушка все еще была растеряна. – Вдруг через какое-то время Вы поймете, что ошиблись, но вернуть все назад будет невозможно. - Когда я бросил Вас возле дома Корфа, мною двигала только обида, мне казалось – я стал жертвой злобного розыгрыша, но даже тогда я был готов простить, поэтому вернулся. Услышав же о требовании барона, понял, насколько неправ в своих обвинениях. Я люблю Вас, поэтому буду бороться за свое счастье до конца и никогда не пожалею о своем выборе. Идемте, мадемуазель. Мы заставляем священника ждать нас, а это неприлично. Больше не переча, Анна оперлась на предложенную руку и направилась вместе с Михаилом к храму, подчиняясь власти мужчины, покорность которой заложена в любой женщине. В церкви их уже ждал священник, готовый совершить обряд, дьячок и жена священника, еще молодая привлекательная женщина. Свидетелей не было, поскольку венчание было тайным. Увидев траурное платье невесты, матушка неодобрительно покачала головой и вышла. Вернувшись, она протянула Анне белый платок, который девушка накинула на голову. Все еще не веря в реальность происходящего, Анна слушала слова молитвы, обменивалась кольцами с Михаилом, обходила вместе с ним вокруг аналоя. Какое-то неясное беспокойство сжимало ей сердце, происходящее казалось сном, который вот-вот закончится, и снова начнется привычная жизнь крепостной воспитанницы барона Корфа. Это чувство не отпускало даже в тот момент, когда Михаил склонился к ней с поцелуем, а несколько минут спустя батюшка протянул ему свидетельство о венчании. Анна удивлялась: сегодня сбылась ее самая заветная мечта – она стала женой любимого человека, но почему-то девушка не сходила с ума от счастья, не радовалась, а только замерла в непонятной тревоге. - Прочь недостойные мысли! – сказала она себе, увидев сияющие глаза мужа. Они обязательно будут счастливы, и нечего выдумывать несуществующие беды. Улыбнувшись Михаилу, она взяла его под руку, вместе с ним направившись к выходу. Остановившись на паперти, Репнин стал раздавать нищим милостыню, и в этот момент к ним подошел юродивый, которого не было возле храма, когда они шли венчаться. Не обращая внимания на протянутую князем монету, он подал Анне что-то завернутое в платочек, сказав: - Возьми, княгиня, пригодится тебе. - Откуда Вам известно, что я княгиня? – изумилась Анна, но нищий уже уходил от них, заливаясь безумным смехом. Пожав плечами, девушка развернула кусок ткани и увидела огарок церковной свечи. Отчего-то этот дар произвел на нее тяжелое впечатление, вспомнились слова Рады: «против судьбы идешь» и сердце вновь сжалось. - Почему Вы грустны, душа моя? – ласково спросил Михаил, обнимая ее за плечи. – Улыбнитесь же, Анна, Вы ведь не на панихиде. Успокоенная словами мужа, новоиспеченная княгиня положила подарок в карман и отправилась вслед за Михаилом к коновязи. Они уезжали так же, как приехали: Михаил посадил Анну впереди, крепко прижав к себе. Гораздо крепче, чем в прошлый раз, но теперь у него было на это право. Поначалу Анна решила, что они возвращаются в табор, однако Михаил направил коня к лесу, и вскоре они оказались возле охотничьего домика, стоявшего на границе между поместьями Корфов и Долгоруких. Войдя в сторожку, Анна поняла – Михаил принял решение о венчании еще ночью и заранее подготовил им пристанище. Здесь было тепло натоплено, на столе стояли закуски и бутылка вина, некое подобие кровати было застелено пушистой шкурой, а в изголовье лежали подушки. Стараясь не смотреть на мужа, Анна прошла к печке и протянула к огню озябшие руки. Заметив ее состояние, Михаил вновь обнял ее притягивая к себе: - Не обижайтесь на скромность нашего свадебного ужина, ma chieri, – прошептал он. – У нас с Вами впереди еще много времени и поводов для праздничных застолий. - Я вовсе не обижаюсь, Миша, – смущенно произнесла девушка, – наоборот – благодарна Вам. Когда Вы успели все устроить за столь короткое время? - Рад, что Вам понравилось, – довольно сказал Репнин. – Прошу к столу. Сидя за столом напротив князя, Анна почти не прикасалась к еде. Это был ее первый семейный ужин, ужин с мужчиной, с которым они связаны навсегда, но мысль о том, что их ждет в будущем, не оставляла ее. Она знала – впереди много трудностей, а для их преодоления понадобятся силы и немалое терпение. Между тем ужин подходил к концу. Поднявшись из-за стола, Михаил встал за стулом Анны, и она вздрогнула, почувствовав его ладони на своих плечах. - Не стоит меня бояться, дорогая, – тихо сказал он. – Я не причиню Вам вреда. Князь помог жене подняться, а затем, подхватив на руки, направился к кровати, шепча слова любви то на русском, то на французском. Опустив Анну на постель, он стал покрывать поцелуями ее лицо, легко прикасаясь кончиками пальцев к тоненькой жилке на шее. Бархатистость ее кожи, шелк распущенных волос сводили с ума, но он старался быть терпеливым, осторожно освобождая девушку от одежды. Незнакомые ощущения захлестнули Анну. Умелые ласки кружили голову, кровь бежала по жилам раскаленной лавой, заставляя забыть обо всем, кроме чувственных удовольствий, которые ей дарил муж. Она уже не сдерживала стонов страсти, когда мужские губы и руки касались ее тела. Ей хотелось большего, и сдаваясь под его напором, она обвила шею Михаила руками, притягивая супруга к себе. Проснувшись утром, княгиня не обнаружила рядом мужа. Репнин, уже одетый, сидел на краешке постели, глядя на нее. Увидав, что Анна проснулась, он улыбнулся: - Доброе утро, душа моя. Как Вам спалось? - Спасибо, хорошо! – вспомнив прошедшую ночь, Анна залилась румянцем. - Я рад, ma chieri! – рассмеялся ее смущению князь. – А теперь нам пора собираться. - В табор? – княгиня вопросительно смотрела на мужа. - Нет. Вы немного побудете на постоялом дворе, мне необходимо завершить кое-какие дела. А потом мы отправимся в Петербург.
Хюррем-султан: Некоторое время друзья смотрели друг на друга молча. Первым пришел в себя пришел Корф. - Миша, - сказал он, протягивая руку – рад тебя видеть. – Где ты был все это время? Вместо ответа Репнин вскинул кулак, и Владимир упал на пол, сбитый с ног сильным ударом. - Неплохо, - сказал он, поднимаясь и вытирая кровь с разбитой губы. – Полегчало? - Ты… ты! – князь буквально задыхался от переполнявшего его негодования. – Как ты мог дойти до этого?! Так унизить Анну! Стыда у тебя никогда не было, но остатки совести имелись. По крайней мере, я на это надеялся. - А если у меня ее нет? Что ты будешь делать? Забьешь до смерти? Прямо вижу заголовки газет: «Барон Корф убит своим лучшим другом!» Или лучше – «забит насмерть»? - Перестань паясничать! – Михаил смотрел на него с нескрываемым презрением. – Неужели тебе совсем не стыдно? - Стыдно, Мишель, очень стыдно. И перед тобой, и перед Сергеем Степановичем. Из-за того, что я не мог рассказать вам всей правды еще при жизни отца. - Я сейчас говорю не о нас с дядей, а об Анне. За что ты так с ней? Вы ведь выросли вместе, она для тебя как сестра. - Она никогда не будет мне сестрой! – лицо Корфа перекосила ярость. – Она всего лишь крепостная, взятая моим отцом в семью неизвестно почему. Я много раз намекал тебе на ее настоящее положение, однако ты был глух к моим словам. Признаюсь – я поступил некрасиво, только мне хотелось избавить тебя от этого нелепого чувства к крепостной, а теперь я виноват во всех смертных грехах: Сергей Степанович меня видеть не хочет, ты мне морду набил, Анна вообще сбежала. Даже не знаю, где она сейчас. Владимир думал, что Репнин, услышав последние слова, забеспокоится, но на лице князя не дрогнул ни один мускул. Барону это показалось странным: ведь несколько минут назад друг был готов убить его, а услышав об исчезновении предмета своей страсти, и ухом не повел. - Я как раз собираюсь отправиться на ее поиски, – барон не сводил глаз с Михаила – не желаешь присоединиться? - Нет, – князь по-прежнему был абсолютно спокоен. – Мне известно, где Анна, это я и пришел тебе сказать. - Значит она с тобой убежала?! – Владимир на какое-то время растерялся. - Не убежала – я ее увез, после твоей выходки ей нечего делать в этом доме. - Зачем? А, понимаю – отправишь на театральные подмостки, чтобы стать ее единственным покровителем. Или только первым? В глубине души Владимир понимал, что несет отвратительную пошлость, только его будто черт дергал за язык. Услышав последнюю фразу Репнин побледнел и схватил его за лацканы так, что затрещал сюртук. - Не смей в подобном тоне говорить о моей жене! – прорычал он. - О ком?! – от удивления Корф едва не лишился дара речи. - Я говорю – не смей обливать грязью княгиню Репнину! – Михаил еще раз тряхнул барона. - Миша! – Владимир не мог поверить в сказанное другом. – Хватит меня разыгрывать! - Это не розыгрыш. Вчера мы с Анной обвенчались, поэтому выбирай выражения, когда будешь говорить о ней. - Ты женился на моей крепостной?! Хочешь, чтоб я в это поверил? - Я женился не на крепостной, а на свободной женщине. И в связи с этим у меня вопрос: ты ведь наверняка знал, что твой отец выписал вольную Анне и скрыл это от нее? Да еще и прилюдно унизил. Кстати – где вольная? В ящике твоего стола? - Откуда ты узнал о вольной? – спросил Владимир и тут же осекся, понимая, что проговорился. - Поинтересовался в управе, – ответил Репнин. – Скажи, где все-таки вольная? - Я сжег ее, – признался барон. - Ну и мерзавец же ты, Корф! – глаза Михаила потемнели. - Полегче, Мишель, я уже выслушал достаточно оскорблений от тебя. Не будь ты моим другом… - Ты был мне другом, – тихо сказал князь. – Я не смогу тебе простить этого фарса. - А я не могу поверить, что ты решился на подобную авантюру. - Моя женитьба на Анне не более авантюрна, чем вызов наследнику престола. - Выходит – мы с тобой оба авантюристы. И когда ты намерен объявить о своей женитьбе? - Пока наш брак тайный. До свадьбы Наташи и Андрэ. Тебе ведь хорошо известен характер его матушки. После их венчания я все расскажу родным, и мы с Анной уедем в поместье. - Станешь провинциальным помещиком? Будешь по осени продавать гречиху, лен, пеньку да подсчитывать доходы. А Анна станет следить за подвалами и кладовыми? - Почему бы нет. Должен же я что-то оставить своим наследникам, коль скоро они у меня появятся, – пожал плечами Репнин. - Я до сих пор не могу поверить в сказанное тобой, – Владимир потер виски. – Надеюсь, ты представляешь себе последствия. - Представляю. Но я пришел сюда, чтобы разобраться с тобой, а не слушать нравоучения. Предупреждаю – не лезь больше в нашу жизнь. Теперь Анна не твоя собственность, и сегодня мы уезжаем в Петербург. Прощай, Вольдемар. - Миша, – окликнул его Корф, – видит Бог, я не желал ничего плохого. Просто хотел оградить тебя от этой пагубной страсти. - Благими намерениями, – усмехнулся Репнин и захлопнул за собой дверь. Сразу после его ухода в библиотеку заглянул Шуллер: - Мужики собрались, Владимир Иванович, – сказал он, – только Вас дожидаемся. - Отпустите их – махнул рукой Корф. - А как же… - начал было управляющий, но барон перебил его. - Вам не ясно, Карл Модестович? – резко спросил он. – Я сказал – отпустите. Никого не надо искать, Анна уехала в Петербург. - Как скажете, – и управляющий поспешил убраться подобру-поздорову. Закрыв дверь, он увидел стоявшую неподалеку Польку, которая явно намеревалась подслушать разговор. - Карл Модестович, – поинтересовалась она, – когда оправляетесь Аньку искать? - Барон приказал отпустить мужиков, – кисло ответил Шуллер. – Нечего Аньку искать, в Петербурге она. - Вот ведь зараза! – лицо горничной исказила ненависть. – Сумела-таки до театру добраться! - Тебе-то что за горе в том? – ухмыльнулся немец. – Анны теперь не стало, а ты при барине останешься. - И то правда! – обрадовалась Полина. – Пусть убирается в свой Петербург, мне без нее вольготней будет. Пока Полька с управляющим обсуждали последние новости, по ту сторону двери Владимир расхаживал по библиотеке, четко печатая шаг. Через несколько минут, когда бесполезное хождение опостылело, он сел в кресло, устремив взгляд на противоположную стену. Если бы он только мог знать, чем окончится устроенное им разоблачение! Прав был Репнин, когда говорил о благих намерениях, которыми вымощена дорога в ад. Желая другу добра, он потерял и Мишеля, и Анну. Анна! Кажется – надо радоваться, что не увидит ее больше, но почему-то от этой мысли сжимается сердце, как в тот момент, когда Репнин сообщил об их венчании. Анна теперь замужем, скоро уедет вместе с князем в поместье, и возможно, они больше никогда не увидятся. У нее будет своя семья, муж, дети, а про него она даже не вспомнит. Да и что вспоминать-то? Как он отравлял ей жизнь? Иное дело – Михаил. Этого рыцаря без страха и упрека она будет любить всей душой! Ведь для нее он больше чем любимый мужчина, он избавитель от бездушного тирана-хозяина. На мгновенье представив себе Анну в объятиях Репнина, ласковую, покорную, Корф скрипнул зубами, борясь с желанием свернуть князю шею. Весь день барон ходил мрачнее тучи. Слуги пытались не попадаться ему на глаза, управляющий куда-то исчез, даже Полина, и та не решалась подойти к нему. Ночью Владимир долго не мог уснуть, вспоминая дружбу с Михаилом: их учебу в Корпусе, совместные проделки, службу. Ему было очень тяжело осознавать, что их отношения разрушены, но он понимал – восстановить все как было уже невозможно. Заснув далеко за полночь, Владимир проснулся довольно поздно. Спустившись в гостиную, обнаружил там неожиданных посетителей: княгиню Долгорукую и Забалуева в обществе исправника. Не дав ему опомниться, княгиня потребовала выплатить долг, который якобы отец не вернул покойному Петру Михайловичу. В доказательство своих слов она продемонстрировала расходную книгу, в которой не было ни слова о выплате долга. - Но, позвольте, – Владимир растерялся, – долг был выплачен. Отец говорил – этому есть свидетели, и один из них наш управляющий. - Тогда позовите его, дорогой барон, – сладко пропела княгиня. – Пусть подтвердит свое свидетельство. Владимир приказал лакею позвать управляющего, и через несколько минут Шуллер предстал пред всей честной компанией. - Скажите, Карл Модестович, – обратился к нему Корф, – Вы присутствовали при выплате моим отцом долга князю Долгорукому? Глаза немца воровато забегали. Он переводил взгляд с княгини на барона и обратно, а потом, решившись, отрицательно покачал головой. - Ничего не могу сказать, Владимир Иванович, поскольку этого никогда не видел. - Вот видите! – торжествующе воскликнул Забалуев. – Долг не был погашен. Господин исправник, – обратился он к представителю закона, – надеюсь, Вы сумеете защитить интересы одинокой беспомощной женщины. - Господин барон, – исправник кашлянул, – Вы можете выплатить долг Ее Сиятельству? - Таких денег сейчас у меня нет, – развел руками Владимир. - В таком случае, чтобы завтра к вечеру ноги Вашей здесь не было, – княгиня хищно улыбнулась. – Это имение будет приданым моей Лизоньке. Надеюсь, Вам известно, что она выходит замуж за господина Забалуева. – Долгорукая указала в сторону предводителя уездного дворянства. - Поздравляю, – процедил барон, смерив Забалуева презрительным взглядом. - Идемте, идемте, Мария Алексеевна, – заторопился тот. – Завтра Вы будете здесь полной хозяйкой. Княгиня, кивнув на прощание Владимиру, взяла будущего зятя под руку, и парочка направилась к двери. Оставшись один Корф, схватился за голову, жизнь рушилась на глазах: сначала смерть отца, затем отъезд Анны, а теперь и поместье отбирают. Впервые Владимир не знал, что ему делать и как жить дальше. До вечера он бесцельно бродил по родовому гнезду, не в силах поверить в то, что скоро покинет его навсегда. Утром, собрав свои вещи и бумаги, Владимир приказал запрягать и выехал из поместья. Первоначально он собирался отправиться в городской особняк, но передумав, остановился на постоялом дворе. Барон чувствовал – если он сейчас уедет, то потеряет шанс на возвращение своей собственности. Расположившись в одной из комнат, Корф спустился вниз и заказал себе водки с закуской. Сидя в одиночестве в шумном трактире, он опрокидывал рюмку за рюмкой, не чувствуя хмеля. Несмотря на выпитое, голова оставалась ясной, а мысли четкими. Только вот как вернуть потерянное, он по-прежнему не представлял, княгиня с Забалуевым так ловко обтяпали дельце, что подкопаться было не к чему. Неожиданно размышления Владимира были прерваны тихим голосом за спиной. - Барин, не оборачивайся, а слушай меня. Сейчас посиди еще малость и выйди на двор, дело у меня к тебе. - Что за дело? – поинтересовался Корф, но ответа не последовало. Заинтересованный Владимир спустя несколько минут встал, накинул каррик и вышел в темноту ночи. Оглядевшись, он не увидел никого, кроме нескольких мужиков, стоявших возле саней. Решив – это чей-то глупый розыгрыш, он собрался было уходить, как из-за угла послышался шепот: - Я здесь, барин, – и повернувшись, увидел цыгана, махнувшего ему рукой. Подойдя к нему, барон спросил: - Ты, что ль, хотел поговорить со мной? Интересно, о чем? - Не здесь, господин хороший, – цыган огляделся. – Тут недалеко наш табор стоит, пойдем к нам – разговор серьезный будет. Много интересного могу тебе рассказать.
Хюррем-султан: - В самом деле? – насмешливо изогнул бровь Корф. – Откуда тебе знать о моих интересах? - Цыгане много чего знают, – ухмыльнулся собеседник, – даже больше благородных господ. Если хочешь знать, кто отца твоего погубил – пойдешь со мной. - Идем! – услышав об отце, Владимир больше ни минуты не колебался. Цыган, ничего не говоря, направился в сторону поместья Забалуева, а барон двинулся следом. Придя в табор, они подошли к одному из костров, возле которого сидело несколько соплеменников провожатого. Повинуясь властному жесту вожака, все поднялись, и Владимир остался с цыганом с глазу на глаз. Устроившись поудобней, он подбросил полено в огонь и спросил: - Слыхал я, барин, редким ядом отравили твоего отца? - Верно слышал, – ответил Владимир, – только это мне без тебя известно. Ничего не говоря, собеседник полез в карман и вытащил оттуда красивую бутылочку, украшенную разноцветными камнями. - Вот, барин, – усмехнулся он, – редкий яд, из самой Индии. Хочешь знать, кто у меня вторую такую купил? Не сомневайся – твоего отца отравили этим ядом. - Кто купил? – внезапно севшим голосом спросил барон. Он чувствовал – цыган говорит правду. - Забалуев, – ответил тот, – аккурат незадолго до смерти твоего отца. - А с чего это ты мне своего благодетеля выдаешь? – полюбопытствовал Корф. – Как-никак на его земле стоите. - Какой он нам благодетель! – сплюнул цыган. – За свой постой мы ему немалые деньги платим, а вот он яд взял, но платить не хочет. Мало того, убить хотел нас с твоим другом, Репниным. Мы с князем чудом живыми остались. Теперь пора счеты сводить. - Не заплатил? При его-то деньгах, – покачал головой Владимир. - Какие у него деньги? – пренебрежительно махнул рукой цыган. – Это он пыль в глаза пускает, а в его доме даже крысам поживиться нечем. Владимир с трудом удержался от злорадного смеха. Вот, значит, почему предводитель дворянства так стремился жениться на Лизе. Он оказался обычным охотником за приданым, а княгиня уверена, что получила богатого зятя. Одержимый алчностью, Андрей Платонович вполне мог подсыпать яд в бренди, ведь он тоже был на спектакле в их доме. - Допустим, он отравил, – барон говорил задумчиво, – только как доказать его вину? Ведь он наверняка уже избавился от бутылочки. - Не избавился, – покачал головой цыган. – Золотая она, в другой этот яд хранить нельзя. Найдешь бутылочку и будут тебе доказательства. Только в доме искать без толку, он ее, скорее всего, при себе держит. - Что ж, спасибо тебе, – Владимир поднялся. – Если все окажется правдой – я твой должник. – И кивнув на прощанье, барон отправился на постоялый двор. К утру в голове Владимира созрел план. Дождавшись рассвета, он отправился в свое поместье. Корф был уверен – в доме еще спят, поэтому не особо таясь вошел в конюшню, где Григорий чистил стойла. Увидев хозяина, мужик просветлел лицом, бросившись ему навстречу. - Барин! – забасил он – неужто Вы к нам вернулись? - При новых господах хуже живется? – поинтересовался Владимир. - Господа! – мужик скривился. – Энтот предводитель, даром что богачом считается, а коляска у него – смотреть стыдно. Он ее вчерась здесь оставил, да еще приказал никого к ней не пущать. - Где она? – глаза Корфа вспыхнули. - Дык вон, в углу. Не в каретный же сарай энту рухлядь ставить! Подойдя к экипажу, который не развалился от старости только чудом, барон принялся тщательно его осматривать. На первый взгляд в коляске не было ничего подозрительного, но подняв на сиденье одну из подушек, Владимир обнаружил тайник. Просунув руку в небольшое углубление, он вынул на свет колоду крапленых карт и точно такой же флакон, какой видел вчера у цыгана. Значит вчерашний знакомец его не обманывал – отец отравлен ядом, купленным Забалуевым у цыган. - Ты вот что, Григорий, – повернулся Владимир к конюху, – никому ни о чем не говори, так для меня сподручнее будет. - Не скажу, барин, – кивнул мужик – только Вы возвращайтесь скорей. - Вернусь, Гриша, обязательно вернусь, – с этими словами барон вышел из конюшни. Тем временем господин Забалуев, не подозревая о надвигающейся грозе, уговаривал свою тещу предать имение в его руки. - Мария Алексеевна, Вы же понимаете – Лизонька слишком добра, а мужикам… Договорить он не успел. Дверь под сильным ударом распахнулась настежь, и в комнату вошел Владимир Корф в сопровождении исправника. - Барон! Что Вы здесь делаете? Я ведь просила Вас покинуть мое поместье! – в голосе княгини слышалась нескрываемая злоба. Не обращая внимания на ее вопли, барон подошел к Забалуеву и схватил его за горло. - Убийца! Убийца моего отца! - Господин исправник! – завизжала Долгорукая. – Почему Вы позволяете барону так обращаться с моим зятем?! - Сожалею, Ваше Сиятельство, но Владимир Иванович предоставил мне убедительные доказательства вины господина Забалуева. - Поздравляю, княгиня, – усмехнулся Корф, – Вам достался поистине выгодный зять: карточный шулер, убийца, и нищеброд. Более достойной партии трудно отыскать. - Я никого не убивал! – попытался было возразить Андрей Платонович, но был остановлен криком своей тещи: - Подлец! Мерзавец! – причитала Мария Алексеевна. – И этому негодяю я доверила свою дочь! Уведите его с глаз моих! Забалуев хотел что-то сказать, но исправник, крепко взяв за плечо, подтолкнул его к выходу. Дорогой Андрей Платонович молчал, и только оказавшись в участке, обратился к Корфу: - Владимир Иванович, позвольте поговорить с Вами с глазу на глаз. Поверьте – это очень важно. Немного поколебавшись, Владимир махнул рукой охранникам, и те вышли, оставив его наедине с арестантом. - Господин барон, – начал Забалуев расхаживая по камере, – я понимаю, веры мне нет, но я не убивал Вашего отца. Мне просто незачем было это делать. - Незачем? – усмехнулся Владимир. – А как же поместье? - Смею напомнить – поместье захватил не я. Да, я помогал княгине, но идея была не моей. К тому же расписка исчезла не без помощи Карла Модестовича, а он дорого берет за свои услуги. У меня не было возможности оплатить эту кражу, ведь я нищ, как церковная крыса. Да, я купил яд – бес попутал, уж больно флакончик приглянулся, только и всего. Ну, а кому я его показал, надеюсь, Вам говорить не надо. Кстати, Лиза с Соней могут это подтвердить. После смерти Вашего батюшки я решил избавиться от яда, но во флаконе оказалась просто соль. Теперь сложите все вместе и подумайте над тем, кто виновен в смерти Ивана Ивановича. И если после этого Вы будете обвинять меня – я сильно усомнюсь в Вашем здравомыслии! По мере того, как Забалуев говорил, уверенность Корфа в собственной правоте слабела. Конечно, верить ему на слово было нельзя, но проверить сказанное Андреем Платоновичем следовало. - Что ж, господин предводитель уездного дворянства, – Владимир скрестил руки на груди, глядя на Забалуева, – если все сказанное Вами правда, обещаю забрать свои обвинения. - Правда, правда, – зачастил Забалуев, – только торопитесь, Владимир Иванович, кабы эта змея еще чего не придумала. Закрывая за собой дверь, Владимир точно знал, к кому отправится, и некоторое время спустя он входил в гостиную Долгоруких с исправником и доктором Штерном. - Чем обязана, господа? – обратилась к ним княгиня, нацепив самую любезную улыбку. - Ваше Сиятельство, – откашлявшись, начал доктор Штерн, – мы по поводу отравления барона Корфа. - По поводу отравления? – на лице Долгорукой было самое искренне удивление. – А разве виновный не найден? Я думала – господин Забалуев во всем признался. - Отнюдь, Мария Алексеевна, – вмешался Владимир, – Андрей Платонович отрицает свою вину, поэтому доктор Штерн должен осмотреть перчатки всех присутствовавших на спектакле гостей. Если Вас не затруднит – не могли бы Вы передать Илье Петровичу свои перчатки. - Конечно, – и княгиня величественно удалилась. Вернувшись, она протянула Штерну кружевные митенки, а Владимир постарался ничем не выдать своего торжества. Он точно помнил – в тот вечер на княгине были лайковые перчатки. Откланявшись, посетители вышли из гостиной, но за дверью Владимир подал знак остановиться. Не обращая внимания на недоуменные взгляды исправника и доктора, он постоял еще немного и вновь распахнул дверь. Княгиня стояла возле камина, в котором занимались огнем брошенные туда перчатки. Кинувшись к камину, Владимир выхватил их оттуда и протянул Штерну. - За что, Мария Алексеевна? – обратился он к остолбеневшей княгине. – Неужели для того, чтобы захватить поместье, надо было убить моего отца? - Простите, Владимир Иванович, о каком захвате Вы говорите? – поинтересовался Илья Петрович. - Мария Алексеевна присвоила мое поместье, утверждая, будто отец не выплатил долга ее супругу. - Но это неправда! – возмутился доктор. – Иван Иванович отдал долг, я лично присутствовал при передаче денег, и Карл Модестович тоже. Более того, князь при нас сделал запись в расходной книге. - В этой? – Корф взял со стола книгу, которую ему недавно демонстрировала княгиня. – Но в ней ничего об этом нет. - Не может быть! – Илья Петрович взял книгу из его рук. – Я сам видел эту запись… Подождите-ка, Владимир Иванович, – Штерн внимательно рассматривал страницу. – Здесь явно подделка, прежнюю запись свели и сделали новую. Посмотрите, в этом месте даже бумага тоньше. - Очень интересно! – протянул Корф, но его прервал безумный хохот княгини. - Поместье?! – злобная фурия не сводила с барона взгляда, полного ненависти. – Я жалею, что только пустила тебя по миру, а не отправила на тот свет вместе с моим развратным муженьком и твоим папашей, который его блуд покрывал! Они мне за все страдания заплатили! Жаль – тебе удалось выкрутиться! Ну ладно, я еще доберусь до тебя, щенок! Всех изведу! Окаменевшие от подобных слов свидетели этой сцены не знали, что делать, только Сонечка тихо плакала от ужаса, забившись в угол дивана. Неизвестно, сколько бы еще бесновалась Долгорукая, но в гостиную вошел Андрей и, обведя всех присутствующих взглядом, спросил: - Что здесь происходит?! - Ровным счетом ничего, Андрэ, – в голосе Владимира звучала насмешка. – Просто Мария Алексеевна убила своего мужа, моего отца и обманом захватила поместье Корфов. Сущие пустяки! Но их достаточно для каторги или вечного поселения в Сибири. - Ты! Да как ты смеешь! – Андрей, сжав кулаки, подступал к барону. - Андрей Петрович, – обратился к нему Штерн, – к сожалению, все сказанное Владимиром Ивановичем – правда. Мы с господином исправником тому свидетели. Ошеломленный Долгорукий не знал, как ему поступить, и переводил взгляд с матери на Корфа в полной растерянности. - Андрюшенька, – вдруг слащаво заговорила княгиня, – ты опять лазал по деревьям с этим несносным Корфом? Не играй с ним, сынок, не играй! Он тебя ничему хорошему не научит. - Маменька, – бросилась к ней Соня, – что с Вами?! - Сонечка, – расплылась в идиотской улыбке княгиня, – ты кашку кушала? Кашка сегодня такая вкусная! - Илья Петрович, – обернулся к доктору Владимир. - Я думаю, господа, у княгини… э… э… некое помутнение рассудка, – неуверенно сказал Штерн. – Прикажите проводить ее в комнату, я дам Марии Алексеевне успокоительное. - Ее Сиятельство должна быть препровождена в тюрьму! – вмешался в разговор исправник. - Моя мать больна! – сверкнул глазами Андрей. - Она преступница! – жестко прервал его Корф. - Владимир, можно тебя на минуту? – князь шагнул в сторону кабинета. Войдя в комнату, он плотно закрыл за собой дверь и повернулся к барону. - Володя, я очень прошу тебя не раздувать скандала и не выдвигать обвинений против моей матери! – князь умоляюще смотрел на него. – Мы сейчас и так в отчаянном положении: Лиза замужем за нищим шулером, маменька больна, да еще эти обвинения. Как я буду выглядеть перед родней своей невесты?! Родители Наташи сразу же расторгнут помолвку! А ведь есть еще Соня. Кто к ней посватается после такого?! Завтра мы оформим все бумаги по выплате долга и возврату тебе поместья, только, пожалуйста, не настаивай на аресте маменьки! Ради прошлого, ради дружбы наших семей, прошу – прости ее! Она больна и больше не опасна. Первой мыслью Владимира было – отказать Андрею в его просьбе, но вспомнив слова Михаила о том, что им с Анной придется скрывать свой брак до свадьбы Натали, барон передумал. Отца не вернуть, но может быть, у него получится хоть как-то помочь бывшему другу и Анне. - Хорошо, Андрэ, раз Мария Алексеевна больна – я не стану обвинять ее, но если она осмелится хотя бы приблизиться к моему поместью!.. – в голосе барона слышалась нескрываемая угроза. - Этого не случится, можешь быть уверен, – поспешно сказал Долгорукий. – Скорее всего, я увезу маменьку в Петербург, а может, за границу, на лечение. Спасибо, Вольдемар! Видит Бог, как я тебе благодарен! - Я делаю это только ради твоих сестер, – ответил Владимир, и про себя мысленно добавил: «а главное – ради Анны». Кивнув Андрею, Корф вышел в гостиную, где жарко спорили исправник с доктором. - Я Вам говорю – княгиню арестовывать нельзя, – кипятился Штерн, – она не в себе! Владимир Иванович, – обратился он к подошедшему барону, – я как врач настаиваю на том, чтобы Ее Сиятельство осталась дома. - Господин исправник, – повернулся Владимир к стражу порядка, – я думаю, пока княгиня больна, ее лучше не беспокоить. - Как скажете, господин барон, – ответил исправник. – Если с Вашей стороны не будет претензий, то позвольте откланяться. Дела-с. Владимир утвердительно кивнул, и представитель закона поспешил покинуть особняк Долгоруких. Следом за ним вышли Корф с доктором. Штерна ждали пациенты, а Владимиру не терпелось вернуться в родной дом. У него едва не выступили слезы, когда он увидел широченную улыбку Григория, радость в глазах Никиты и услышал причитания Варвары. - Барин, соколик наш! – охала кухарка. – Слава Богу, Вы вернулись! А то энти изверги, Забалуев с княгиней-гадюкой, чтоб ей добра не было, совсем почти хозяевами тут стали. Заявилась сюда Долгорукая кричать да командовать! Всех перепороть грозилась! Только, видать, Господь не без милости! Я сейчас стол праздничный мигом… - После, после, Варя, – обнимая няньку, проговорил Владимир. – Теперь мне надо кое с кем разобраться. Скажи, ты Карла Модестовича не видела? - Так в комнате Анны он, с Полькой. Тьфу, срамота! – отплюнулась кухарка. - В комнате Анны, значит, – усмехнулся Корф. – Ладно! А в это время Карлу Модестовичу снился замечательный сон: будто он купил себе дворянство, поместье в Курляндии и стал помещиком не хуже Корфа. Управляющий от души наслаждался сонным видением, но неожиданно сильный удар в лицо вернул его в реальность. Упав с кровати, он недоуменно таращил глаза на грозно нависавшего над ним барона. - В-в-владимир Иванович! – Шуллер попытался было подняться, однако второй удар отбросил его к стене. - Говоришь – не было никакой расписки? – подозрительно спокойно спросил Корф, приближаясь к нему. – Я тебя на каторге сгною, мерзавец, чтоб другим воровать неповадно было! - Не виноват, не виноват я, господин барон! – заверещал управляющий. – Это все княгиня Долгорукая, она меня заставила, ведьма! - За немалую плату, надо полагать? – поинтересовался Владимир. – Значит, так: завтра же чтоб духу твоего здесь не было! Не только здесь, даже в уезде. Если узнаю, что ты к кому-нибудь нанялся, я тебя быстро в тюрьму упеку, благо доказательств более чем достаточно. А ты, – повернулся Корф к девке, сжавшейся под одеялом, но сказать ничего не успел. В коридоре послышался топот, и в комнату ворвался Никита. - Барин, – сказал он, – там к Вам барыня. Принять просят. - Какая барыня?! – раздраженно спросил Владимир. - Не знаю. Первый раз ее вижу. Только очень уж просили принять. В гостиной они Вас дожидаются. - Хорошо, – барон шумно выдохнул. – Этого, – он указал на Модестовича, – со двора долой. А эту, – кивок в сторону Полины, – запри в чулане, я с ней позже разберусь. Выйдя из спальни, Владимир еще раз вздохнул, усмиряя гнев, и отправился вниз, гадая о том, какая дама нанесла ему визит. Войдя в гостиную, он понял – Никита говорил правду. Поднявшаяся ему навстречу женщина была абсолютно незнакомой. - Чем обязан, сударыня? – спросил Владимир, обращаясь к гостье после приветствия. - Господин барон! – женщина умоляюще сложила руки. – Я пришла к Вам просить за своего супруга. Пожалуйста, простите его ради пятерых детей, которые могут остаться без отца. - Извините, – Корф выглядел озадаченным, – о ком речь? - О моем супруге, Андрее Платоновиче Забалуеве. От него долгое время не было известий, и я решила приехать сюда. А приехав, узнала, что он находится в тюрьме. - Вы супруга господина Забалуева? – Владимир всеми силами пытался не выдать своего удивления. - Вот уже двенадцать лет, – женщина робко улыбнулась. – Пятеро деток у нас. «Вот это новость! – мысленно поразился Корф. – Да наш почтенный предводитель не только карточный шулер, но еще и двоеженец. Бедная женщина!» А вслух сказал: - Madame, я сниму обвинения с Вашего мужа, поскольку он невиновен. Но есть еще некоторые обстоятельства, о которых Вам лучше расскажут в доме князей Долгоруких. Я распоряжусь, чтобы Вас туда проводили. - Благодарю Вас, сударь, – прошептала госпожа Забалуева. - Григорий! – зычно крикнул барон, отворив дверь, и слуга не замедлил явиться. – Проводи барыню к Долгоруким да скажи на словах, что я прошу Андрея Петровича принять ее. Без промедления. Сударыня, – обратился он к посетительнице, – Вас проводят к Долгоруким, а все остальное Вам объяснит князь Андрей Петрович. Госпожа Забалуева склонила голову в прощальном поклоне и вышла вслед за Григорием. «Да, не позавидуешь сейчас Андрэ, – усмехнулся Владимир. – Одно радует: Лиза станет свободной от этого негодяя. Но какой будет скандал!» На душе было гадко. Княгиня, Забалуев – люди, которые считались цветом двугорского общества, оказались убийцами и мошенниками, место которых на каторге. Неожиданно вспомнилась Анна с ее искренностью и добротой. Насколько велика оказалась разница между ней и этими «сливками». Сердце вновь кольнула запоздалая вина за свою нелепую идею с танцем. Имел ли он право унижать ее?! И так ли уж благородно «благородное сословие», если его представители способны на такую низость, как подлог и убийство? Размышления Владимира были прерваны появлением Григория, возвратившегося от Долгоруких. - Проводил, барин, – пробасил мужик. - Хорошо, а теперь сыщи мне деревенского старосту и Никиту кликни. Гришка, поклонившись, отправился выполнять приказ, и через несколько минут в гостиной появился Никита. - Звали, барин? – спросил он. - Приведи Полину, – сказал Корф, – и как только староста явится, пусть пройдет сюда. Никита вышел и вскоре вернулся, толкая перед собой растрепанную Польку, злобно сверкавшую глазами. При взгляде на нее Владимира охватило чувство брезгливости к самому себе. Надо же было польститься на эту алчную девку, готовую на все ради наживы. Ну ничего, он постарается избавиться от нее как можно скорей. - Глянь, Никита, староста не пришел? – сказал барон. Не успел парень дойти до двери, как она распахнулась, пропуская деревенского старосту, высокого благообразного крестьянина. - Чего изволите, барин? – спросил он, отвесив поклон. - Скажи-ка, Селиван Карпыч, нет ли на деревне вдового мужика? – поинтересовался Корф. - Как не быть. Агафошка недавно жену схоронил, трое детей без матери остались. - А каково живет? – спросил барон. - Хорошо живет, хозяйство у него крепкое: лошадь, корова с телком, овечки, куры опять же. - Что ж, ежели не бедствует, то и хозяйка в доме нужна, – Корф указал старосте на Полину. – Обвенчайте их завтра же. - Помилосердствуйте барин, – заскулила Полька, упав на колени. - Ступай, ступай, – отмахнулся Корф. – Глядишь – замужем поумнеешь да работать научишься. Вот тебе на приданое, – и он протянул девке крупную ассигнацию. - Это верно, барин, – поддакнул староста. – Агафон мужик сурьезный, у него не забалуешь. - Вот и отлично! – качнул головой барон. – Забирай, чтоб больше я ее здесь никогда не видел. Полина опустила голову и, ведомая Селиваном, пошла прочь из дома. - С мошенниками разобрался, теперь управляющего надо искать, – устало вздохнул Владимир. За его спиной послышалось осторожное покашливание Никиты. - Чего тебе? – обернулся к нему Корф. - Тут это, барин, – неуверенно начал тот. – Есть у меня на примете один человек. Порядочный и дело свое крепко знает. - Кто таков? – заинтересовался Владимир. - Бывший приказчик. Служил в лавках у купца Синебрюхова. А теперь купец остарел и продал лавки. А у нового хозяина, ясный день – свои работники имеются. Вот и остался Савелий Никодимыч не у дел. - А это мысль, Никита, – оживился барон. – Отыщи его завтра в уезде и передай мою просьбу приехать в имение.
Хюррем-султан: Через несколько дней жизнь в поместье вернулась в привычную колею. Управляющий действительно оказался человеком знающим и опытным. Он мигом приструнил обленившуюся было дворню, заставив работать не за страх, а за совесть. От его взгляда ничего невозможно было скрыть, и вскоре в имении воцарился полный порядок. Первое время после отъезда Анны и Мишеля, когда Корф был занят борьбой с Долгорукой и поисками убийцы отца, дни летели незаметно, но вот пришел покой, а вместе с ним на Владимира навалилась тоска. Как-то незаметно он остался совсем один: Анны больше не было рядом, от Мишеля вестей не приходило, он так и не простил друга, даже имение Долгоруких опустело. Спасаясь от сплетен о своем скандальном браке, Лиза уехала во Францию к кузине Петра Михайловича, а старую княгиню и Соню Андрей увез в Петербург. С дальними соседями барон никогда не водил знакомства, поэтому никому не наносил визитов, предпочитая почти не покидать усадьбы. Одиночество угнетало его, привыкшего к жизни в шумном Петербурге, но как ни странно, тяжелее всего ему было без общества Анны. Только теперь Владимир понял, как сжился с ее присутствием в семье. Сжился настолько, что замужество девушки оставило в его сердце пустоту, которую никак невозможно было заполнить. Корфу нестерпимо хотелось увидеть Анну, услышать ее голос, заглянуть в глаза. Каждый день барон просыпался с мыслью увидеть ее, и каждый вечер засыпал, разочаровавшись в своих надеждах. Не выдержав безысходности, Владимир все чаще стал прикладываться к графину с коньяком, чем вызывал беспокойство у Варвары и скрытое неодобрение у Савелия Никодимовича. Корф сам понимал: такой путь до добра не доведет, но ничего не мог с собой поделать. И только увидев себя в зеркале после запоя – растрепанного, заросшего щетиной и покрасневшими глазами, барон приказал убрать спиртное вон из кабинета. Дальше так продолжаться не могло, надо было что-то делать со своим бесцельным существованием, только в голове не было ни одной путной идеи. А холода, между тем, потихоньку отступали: дни становились длиннее, солнце пригревало сильней, лишь на душе у Владимира по-прежнему царила зима. Именно в один из таких серых, ничем не примечательных дней судьба Владимира круто изменилась, когда лакей доложил ему о визите князя Долгорукого. - Андрэ, рад тебя видеть! – сказал барон, войдя в гостиную. - Взаимно, Володя, – как-то натянуто улыбнулся в ответ князь. - Рассказывай, как поживаешь? – спросил Владимир устроившись на диване. – Что Лиза с Соней? - Лиза весьма довольна своим пребыванием во Франции и, похоже, не думает возвращаться обратно. Соня пользуется немалым успехом в свете, и Бог даст, найдет себе жениха, с Забалуевым тоже покончено, на днях я получил из Синода бумаги, подтверждающие недействительность его брака с Лизой. - Наконец-то! Лизе немало пришлось пережить из-за этого негодяя, - барон был рад за свою бывшую подружку по детским играм. - Я надеялся встретиться с тобой в Петербурге, - продолжал Долгорукий – даже заходил в ваш особняк, но слуги сказали – ты в деревне. Владимир насторожился. Он чувствовал – Андрей приехал неспроста, у него явно имелось дело, слишком нервозно он держался, словно проситель в чиновничьей приемной. - Андрэ, - нетерпеливо сказал барон – говори прямо, зачем я тебе понадобился! - Это касается маменьки, - помявшись ответил князь. – Володя, она пришла в себя и теперь ты можешь потребовать суда над ней. Я приехал просить тебя написать прошение прокурору с отказом от обвинения ее в убийстве. Владимир тяжело вздохнул. Ему было нелегко простить княгиню, но помня обещание, данное Андрею несколько месяцев назад, он не мог настаивать на наказании. - Хорошо, Андрэ, я напишу прошение, раз обещал, – кивнул барон. – Однако советую не забывать о моих предупреждениях относительно Марии Алексеевны. - Я помню, mon cher, - поспешно ответил Долгорукий. – Обещаю – маменька никогда не потревожит тебя. Спасибо тебе от меня и от Лизы с Соней тоже. К слову – я завтра возвращаюсь в Петербург. Ты составишь мне компанию? - Нет, - Владимир усмехнулся, – в последнее время столица мне не интересна. - Но я был уверен - ты будешь на похоронах, – князь удивленно смотрел на друга. - Каких похоронах?! – Владимир замер от предчувствия надвигающейся беды. - Да что с тобой, Вольдемар?! – казалось Андрей был поражен. – Ты и в самом деле ничего не знаешь?! Мишель погиб! - То есть как?! Если это шутка, Андрэ, то весьма дурная! - Такими вещами не шутят, mon ami, - печально вздохнул Долгорукий. – Мишель действительно умер, и послезавтра похороны. - Бог свидетель – я впервые слышу об этом от тебя! – Корф все еще не мог прийти в себя от услышанной новости. – Скажи, как такое могло случиться? - После возвращения Мишеля в Петербург Государь отправил его с миссией на Кавказ, в Дагестан. А три недели назад пришло сообщение о гибели князя Репнина. Сегодня должны привезти тело. Отпевание будет послезавтра в Конюшенной церкви. - Дагестан! – Владимир, вскочив с дивана, нервно расхаживал по комнате. - Там сейчас идут самые тяжелые бои, сторонники Шамиля снова взбунтовались. Стоило догадаться – Его Величество не простит нам этой дуэли постаравшись избавиться от неугодных дворян не мытьем, так катаньем. Неужели Мишель не понимал, что его отправляют на убой! - Он не мог не выполнить приказа, - возразил Долгорукий. – Из вас двоих в живых остаешься только ты. - Видно, ненадолго, – усмехнулся Корф, – скоро настанет и моя очередь. - Поэтому прошу тебя – придержи язык и никому не говори того, что сейчас сказал мне. Помни – у стен бывают уши! - Да, недаром утверждают, будто у графа Бенкендорфа есть ключи от всех домов империи. - Вот и не забывай об этом, - Андрей поднялся. – Так ты едешь в Петербург? - Конечно, я должен попрощаться с Мишелем. Знаешь, я до сих пор не верю в его гибель! Даже представить себе не могу, что не увижу больше нашего друга! - Многие не могут этого представить. Наташу просто убило это известие, - князь, прощаясь, протянул руку. – Завтра утром я заеду за тобой. - Хорошо, Андрэ. Буду ждать. Долгорукий ушел, а Владимир продолжал стоять посреди гостиной, приходя в себя. Безжалостная судьба отняла у него еще одного близкого человека, которых у барона и так было немного. «Анна! Что теперь с нею будет?» - обожгла внезапная мысль. Ведь их брак с Михаилом был тайным. Сможет ли она доказать свои права на имя и титул супруга? Вряд ли родители Мишеля согласятся признать невестку, узнав о ее крепостном происхождении, и она может оказаться совсем одна в большом городе, лишенная всякой поддержки. Вот уже несколько месяцев он ничего не знал о ее жизни, уверенный в том, что Анна находится под защитой мужа. А она жила одна после отъезда Михаила на Кавказ, и неизвестно как жила. Владимир испытывал неподдельную тревогу за судьбу девушки. Он решил обязательно разыскать Анну и позаботиться о ее благополучии. Поговорить с родителями друга, с Сергеем Степановичем, и добиться признания вдовы Мишеля княгиней Репниной. Это самое малое, что он может сделать для Анны во искупление своей вины перед ней. Она пережила немало горя, и как никто другой заслуживает уважительного отношения к себе. Владимир понимал – возможно, Анна не простила его и не примет предложенную помощь, но отказываться от своего намерения не собирался. По дороге в Петербург барон с трудом сдерживал желание спросить у Андрея, не видел ли он Анну в доме Репниных, но молчал, помня о последнем разговоре с Михаилом. Корф решил начать поиски со своего особняка, у него теплилась надежда, что в случае серьезных проблем Анна все-таки вернется домой. Однако в доме его ждало разочарование. Слуги видели Анну в последний раз летом, когда она приезжала сюда вместе со старым бароном. Расспросы Владимира вызвали недоумение, все были уверены – Анна живет в поместье. Может быть, все не так страшно, как ему кажется, успокаивал себя Корф, и она находится у Репниных. Завтра похороны, значит Анна непременно будет, и он найдет возможность поговорить с ней. Владимиру не хотелось думать о плохом, только беспокойство все усиливалось. Обострившееся за время службы на Кавказе умение предчувствовать беду не давало покоя. Корфу казалось: он упускает драгоценное время, еще немного – и случится непоправимое. Проведя почти бессонную ночь, барон с трудом дождался прихода Андрея, с которым они договорились вместе отправиться на отпевание. В церкви собралось огромное количество представителей бомонда, явившихся выразить свое соболезнование княжеской семье. Атмосфера здесь была весьма мрачной: закрытый гроб, рыдания Зинаиды Степановны, неподдельное горе Натали - все создавало тягостную обстановку. Сказав родственникам Михаила приличествующие случаю слова, Владимир отошел в сторону, незаметно оглядывая окружающих. Он надеялся увидеть Анну, но ее не было. Это показалось Корфу более чем странным, ведь она не могла не быть здесь, если только с ней все хорошо. Выходит – Репнины все же не знают о женитьбе сына или скрывают его брак ото всех. Отстояв панихиду и проводив друга в последний путь, в родовое поместье, где Михаила должны были похоронить, барон вернулся домой. Тревога за Анну становилась все сильней, и он не находил себе места, не зная, как быть. Владимир даже представления не имел, где сейчас находится бывшая воспитанница его отца. Разорвав с ним дружбу, Мишель не написал ни строчки после отъезда из Двугорского, поэтому оставалось только гадать о его жизни с Анной. Ближе к вечеру Владимир принял решение обратиться за помощью к Натали. Между братом и сестрой всегда была искренняя привязанность к друг другу, поэтому рассказать о своей тайне Михаил мог только ей. Может, княжна знает, где сейчас Анна или подскажет как ее найти. Корф понимал – в такой момент тревожить Натали неприлично, но ситуация не терпела отлагательств. Ведь вдова ее брата наверняка нуждается в помощи и поддержке. Устав от четырех стен и одиночества, Владимир решил пройтись, чтобы хоть немного развеяться и отвлечься от мрачных мыслей. На улицах было довольно темно: фонарщики зажигали огни, проезжали кареты, мелькали редкие прохожие, спеша вернуться по домам. Город на время затихал: дневная жизнь с ее трудовыми хлопотами заканчивалась, и приходило время ночной - с балами, театром, раутами для знати, и преступно-кабацкой - для низов общества, которые скоро наводнят переулки столицы. Задумавшись, Владимир не заметил, как дошел до стрелки Васильевского острова, где Нева почти никогда не замерзала, исключение составляли только очень холодные зимы. Остановившись, он посмотрел вниз, на темную воду, и невольно вздрогнул. Гладкая, блестящая поверхность казалась входом в потусторонний мир, маня и затягивая человека помимо его воли. Это место пользовалось дурной славой в городе, что ни день – полиция вытаскивала здесь из реки трупы самоубийц, а то и убиенных. Барон тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и огляделся. Тьма стала гуще, вокруг ни души, но впечатление было обманчивым. Корф прекрасно знал – оказаться в здешних местах ночью весьма опасно, рискуешь быть ограбленным, убитым и отправиться в Неву на корм рыбам. Не имея ни малейшего желания столкнуться с шайкой каких-нибудь беглых каторжников, Владимир развернулся, направившись в сторону своего особняка, но в этот момент до его слуха донеслись странные звуки. Корфу показалось, будто он услышал приглушенные рыдания, раздававшиеся в темноте совсем рядом. Решив – с кем-то случилась беда, барон двинулся в эту сторону и вскоре увидел женский силуэт. Женщина медленно шла по мосту, и Владимир снова услышал плач. Разглядеть ее в темноте было невозможно, но что-то заставило Владимира пойти следом за ней. Пройдя еще немного, женщина остановилась, а через мгновение стала карабкаться по ограждению, пытаясь влезть на балюстраду моста. Сердце молодого человека пропустило удар, а потом заколотилось с удвоенной силой. Поняв, что незнакомка пытается покончить с собой, барон бросился вперед, и в тот момент, когда она подняла руку, чтобы перекреститься, схватил ее. Стащив с ограды, Владимир развернул спасенную к себе лицом и выдохнул: «Анна!» Не веря своим глазам, барон всматривался в бледное лицо, убеждаясь – это действительно она: воспитанница отца, жена его лучшего друга, едва не покончившая с собой. Не вздумай он сегодня пройтись, Анна наверняка была бы уже мертва. Видимо, не узнав его, девушка принялась вырываться, повторяя «Отпустите меня!» Нервное напряжение придавало ей сил, и Корф, из хватки которого не удавалось ускользнуть ни одному пленному черкесу, с трудом удерживал хрупкую девушку. Опасаясь, что вырвавшись, она вновь попытается прыгнуть в реку, барон схватил ее за плечи и с силой встряхнув крикнул: - Анна! Успокойтесь же, наконец! Это я - Владимир! Взгляд девушки стал осмысленным. Похоже, до нее дошел смысл сказанных Корфом слов, и вскинув на барона глаза, Анна прошептала «Вы!», прежде чем обмякнуть в его руках. Растерявшись от неожиданности, Владимир подхватил безвольное тело, не зная, как быть дальше. На его счастье, послышался цокот копыт по мостовой и из переулка выехал экипаж. Заметив номер на спине возницы, барон крикнул «Извозчик!», и мужик придержал лошадь. Уложив девушку на сиденье, Корф сел в пролетку сам, а затем назвал адрес своего особняка. Вскоре Анна очнулась и принялась недоуменно оглядываться. Из-за нервного потрясения она плохо понимала, что происходит, поэтому испуганно спросила:«Где я?!» Желая успокоить ее, Владимир сказал как можно мягче: - В коляске, Анна. Мы едем домой. - Домой! – из ее груди вновь вырвалось рыдание. – У меня больше нет дома! Вообще ничего нет! - Давайте доберемся до места, там у нас будет возможность поговорить, - прервал ее Корф. Барон говорил негромко, но твердо, стараясь не допустить, чтобы у девушки вновь началась истерика. Анна замолчала и за всю дорогу не проронила больше ни слова. Она сидела, глядя в пустоту перед собой, словно застывшая, только плотно сжатые губы свидетельствовали о том, каких усилий ей стоит это кажущееся спокойствие. Когда извозчик подъехал к дому, Владимир помог своей спутнице выбраться из экипажа и бережно поддерживая повел к дверям. От него не укрылось – Анна совсем обессилена и с трудом передвигает ноги. Отворивший им слуга с удивлением уставился на воспитанницу покойного барина, но Корф, не позволив ему сказать ни слова, приказал: - Пусть пожарче растопят камин в гостиной, и скажи, чтоб чаю нам туда подали, да поживей! Сняв с девушки салоп, Владимир провел ее в гостиную усадив в кресло поближе к камину, а заметив, как ее сотрясает озноб, укутал Анну теплым пледом. Давая ей возможность прийти в себя, он ни о чем не спрашивал, и только когда лакей поставив на стол чайную пару вышел, Владимир обратился к девушке, которая по-прежнему молчала. - Анна, я понимаю – Вам сейчас нелегко, но бросаться в Неву… Это не выход! Девушка посмотрела на него лихорадочно блестевшими глазами и тихо сказала: - Они даже не позволили мне проститься с ним! Она произнесла эти слова с таким отчаянием, что у барона заныло сердце. Анна сейчас выглядела несчастной как никогда, поэтому он решил отложить все расспросы до завтра. Желая только одного – успокоить, Владимир подошел к ней и взял ее за руку. - Вы очень измучены, Анна, поэтому продолжать разговор не имеет смысла. Я велю приготовить Вашу комнату, а утром мы поговорим. И, пожалуйста, пейте чай, Вы совсем замерзли. Все так же, не говоря ни слова, она взяла из его рук чашку и принялась пить маленькими глотками. Глядя на девушку, Корф чувствовал, как на душе становится светлей. Ему было очень жалко Мишеля, но мысль о том, что Анна опять будет рядом, радовала Владимира несмотря на боль от утраты. Не пытаясь завести разговор, он просто наблюдал за ней, отмечая бледность Анны и ее подавленное состояние. Судя по всему, смерть мужа сильно подкосила ее, едва не доведя до самоубийства. Владимир даже боялся себе представить, что бы случилось, уйди он на несколько минут раньше от того рокового места. Когда прислуга должила, что комната для гостьи готова, Корф велел горничной проводить туда Анну и остаться с ней, за девушкой надо было присматривать – не дай Бог, вновь решит наложить на себя руки. Анна ушла, а он еще долго сидел, глядя на огонь и раздумывая над превратностями судьбы. Не будь этого проклятого танца, Анна никогда бы не уехала с Репниным и не страдала б теперь от своего вдовства. Корфу было очень тяжело сознавать, что он является, пусть и косвенно, причиной этого несчастья. Не ввяжись он тогда в дуэль с Наследником, вряд ли Михаил оказался бы на Кавказе. Выходит – его легкомыслие вместе с уязвленным самолюбием стали причиной гибели друга и бедственного положения Анны. Но если Репнину уже ничем не поможешь, то об Анне он обязан позаботиться, сделав все, чтобы у нее была жизнь достойная вдовы князя Репнина. Утром Владимир открыл глаза, ощущая смутное беспокойство, какая-то сила не давала ему покоя, заставив подняться и выйти из комнаты. Спустившись вниз, барон понял – беспокойство было не напрасным. Стоя посреди гостиной Анна завязывала ленты капора явно намереваясь покинуть дом. Неслышно подойдя, Корф прикоснулся к ее плечу и спросил: - Позвольте узнать, куда Вы собрались с утра пораньше? - Мне пора идти, Владимир Иванович, - решительно ответила она. – Благодарю Вас за все, но теперь я должна заботиться о себе сама. - Вы никуда не пойдете. По крайней мере, пока мы не поговорим и всего не выясним. Я понимаю – Вы не верите в мои добрые намерения после всех моих выходок, только я правда желаю Вам помочь. Примите мою помощь хотя бы ради памяти отца и Мишеля. При упоминании имени мужа глаза Анны снова заблестели слезами, однако девушка упрямо шагнула к выходу. Она старалась держаться уверенно, но вдруг, пошатнувшись, оперлась на спинку ближайшего кресла. Мгновенно оказавшийся рядом Владимир подхватил ее и помог сесть. - Что с Вами?! – барон не на шутку испугался, видя, как она побледнела. – Вам плохо?! Я немедленно пошлю за доктором. Вы наверняка вчера простудились. В ответ Анна отрицательно покачала головой: - Не стоит беспокойства, Владимир Иванович. Сейчас все пройдет. Извините меня. - Как пройдет?! Да на Вас же лица нет! – начал было Корф и остановился, осененный внезапной догадкой.
Хюррем-султан: - Анна, Вы!.. У Вас будет ребенок?! В ответ девушка только согласно кивнула, не в силах произнести ни слова. - И Вы собирались покончить с собой! – взорвался барон. – Уму непостижимо! О чем Вы думали?! - Зачем Вы меня спасли?! – в голосе Анны слышалась нескрываемая боль. Она попыталась встать, но Корф властно вернул ее назад в кресло. - Простите меня, - уже спокойнее произнес он. – Я не должен был разговаривать с Вами в таком тоне, однако Вы были в шаге от того, чтобы погубить себя и ребенка. Мишель знал о Вашей тягости? - Да, – голос Анны звучал еле слышно. – Он был очень рад этому. Обещал, что после его возвращения мы сразу уедем в деревню, не дожидаясь свадьбы Натали. - О гибели Вашего мужа мне известно, - прервал ее барон. – Расскажите, как Вы жили после его отъезда. - Когда Миша получил приказ о своем назначении, он говорил мне, что будет отсутствовать недолго и его жизни ничего не угрожает. Муж часто писал мне, строил планы на дальнейшую жизнь, беспокоился о моем здоровье. А потом письма перестали приходить. Я чувствовала – случилась беда, но не знала куда идти, как разузнать о его судьбе. Помочь мне вызвалась служанка: она расспросила слуг в доме Репниных. От нее я и узнала о смерти Михаила. Несколько дней я не могла прийти в себя, а немного оправившись, решила сама нанести визит его родителям. Теперь, когда он погиб, скрывать наш брак не было смысла. Поверьте, мне даже в голову не приходило чего-то потребовать от родителей супруга, я всего лишь хотела проститься, проводить Мишу в последний путь и рассказать им о нашем ребенке. Ведь это их внук или внучка… Анна замолчала, волнение не позволяло ей продолжить свой рассказ. Она судорожно перебирала складки платья, пытаясь успокоиться, но это у нее плохо получалось. - Что же было дальше? – спросил Владимир. – Вам удалось поговорить с родными Мишеля? - Удалось, – голос девушки был полон горечи. – Когда я рассказала о нашем венчании, княгиня Репнина назвала меня мошенницей, ищущей выгоды в гибели ее сына, и посоветовала мне найти другого покровителя, так как они не собираются содержать бывшую любовницу Михаила. Она грозилась отправить меня в участок, если я осмелюсь появиться на отпевании. Если бы Вы только видели, как она разговаривала со мной! Будто я животное, вылезшее из грязной норы! - А Мишель не оставил Вам перед отъездом письма к родителям? – спросил барон. Анна покачала головой: - Нет. Он был абсолютно уверен в своем благополучном возвращении. «В этом весь Репнин, – невесело усмехнулся про себя Владимир, – отправиться на Кавказ и не оставить ни одной бумажки на случай своей смерти. Ох уж эти романтики с их верой лучшее!» А вслух произнес: - И после этого Вы решили покончить с собой? - Что мне еще оставалось делать?! – ответила Анна. – У меня больше никого нет, я никому не нужна. Уж лучше так, чем умирать на улице от голода и холода. - Вы должны думать не только о себе, но и о ребенке, - напомнил Корф. - И какая судьба его ожидает?! Скитания и унижения, если мальчик, а если девочка – подумать страшно… - Анна, Вы забываете – это наследник старинного княжеского рода. Законный наследник! Как бы Репнины ни относились к Вам – они примут этого ребенка, ведь он последний в роду. Особенно если родится мальчик – продолжатель фамилии. А приняв его, не смогут оттолкнуть Вас. Вы – вдова Мишеля и имеете право на достойное содержание, которое они обязаны Вам обеспечить. - Мне ничего от них не надо! – вспыхнула девушка. – Я не ради этого выходила замуж! - Сейчас в Вас говорит обида, но успокоившись, Вы поймете мою правоту. Я говорил Вам и повторю – надо действовать на благо ребенка. Обещаю не оставить Вас и помочь чем только можно. Прошу – не отказывайтесь от моей помощи, от того немногого, что я могу для Вас сделать. Когда Владимир замолчал, Анна посмотрела на него с нескрываемым удивлением. - Почему Вы переменили свое отношение ко мне? – спросила она. - Скажем так – у меня были причины и возможность переосмыслить многое в своей жизни, - усмехнулся барон. – Но об этом позже. Сейчас главное – Ваше благополучие. Вы останетесь здесь, и это не обсуждается! – сказал он, заметив, что Анна собирается возразить ему. - Подумайте о приличиях, Владимир Иванович, - девушка не собиралась сдаваться. – Вчера похоронили моего мужа, а сегодня я остаюсь в доме холостого мужчины! - О Вашем пребывании здесь никто не знает, но если правила приличия Вас так беспокоят – можете уехать в поместье, пока я буду заниматься всеми необходимыми делами. Немного подумав, Анна утвердительно кивнула: - Я согласна, Владимир Иванович, благодарю Вас. Тем более – возвращаться мне некуда, срок аренды квартиры истек два дня назад, и меня попросили ее освободить. Я собиралась заложить свои украшения и найти жилище поскромней. - Ничего не надо закладывать, - перебил ее Корф. – После завтрака я съезжу на Вашу квартиру и привезу все вещи сюда. - Там, наверное, Дуняша не знает где меня искать! – спохватилась Анна. - Дуняша? Ваша горничная? – уточнил Владимир. - Да. Она очень добрая и славная. Миша нанял ее, как только мы приехали в Петербург. С тех пор она всегда была рядом со мной. - Хорошо, я поговорю с Вашей служанкой, чтобы она не беспокоилась. Теперь пойдемте завтракать, стол уже накрыт. После завтрака Анна ушла в свою комнату, а Владимир отправился на ее бывшую квартиру. Дом находился в хорошем квартале, и судя по его внешнему виду, здесь проживали весьма зажиточные люди. Узнав у привратника, где находится квартира госпожи Платоновой, барон поднялся на второй этаж и дернул шнурок звонка. Дверь отворилась, и миловидная девица в темно-синем платье с белым передником, удивленно глядя на него, спросила: - Вы к кому, сударь? - К тебе, – усмехнулся Корф. – Ты горничная Анны Платоновны? - Я, – пролепетала служанка, - а что с барыней приключилось?! - Все с ней в порядке, только жить она теперь будет в другом месте. Собери-ка ее вещи побыстрей. - Как скажете, барин, - прислуга посторонилась. – Прошу Вас, проходите, я сейчас. Войдя внутрь, барон огляделся: квартира была просторной, богато обставленной, с окнами на Неву. Видимо, Михаил заботился о комфорте и удобстве своей жены. - Тебя ведь Дуняшей зовут? – повернулся Владимир к горничной. – Долго ты тут находишься? - Почитай четыре месяца, барин. Их Сиятельство наняли меня для своей жены. - Значит, тебе известно, что Анна княгиня Репнина? - Мне барыня сами про это рассказали, когда Михаил Александрович погиб, но я и раньше догадывалась. Уж больно заботились Его Сиятельство об Анне Платоновне. К полюбовнице так не относятся. Барин, как же теперь будет барыня-то?! Владимир внимательно посмотрел на нее. Было видно – она на самом деле переживает за Анну и беспокоится о ее дальнейшей жизни. Подумав, что Анне наверняка станет легче, если рядом будет преданный человек, барон сказал: - Ты бы хотела дальше служить княгине? Она теперь будет жить в моем доме. - Конечно, барин! – глаза Дуняши радостно заблестели. – Их Сиятельство добрая барыня, да и жалко мне Анну Платоновну, несчастная судьба у них. Такая молодая вдовой остались. - Вот и отлично, - прервал ее барон. – Ступай собирать вещи, а я пока с хозяином поговорю. Найдя владельца дома, Владимир отдал долг за аренду и предупредил, что квартира освобождается. За это время Дуняша собрала вещи и даже успела сбегать за извозчиком. Девушка оказалась весьма толковой и расторопной, значит Анна будет под надежным присмотром. Особенно сейчас, когда это просто необходимо. Вернувшись домой, Владимир приказал отнести вещи Анны наверх и проводить туда горничную. Несколько минут спустя на лестнице послышались шаги, и Анна, войдя в гостиную, растерянно сказала: - Владимир Иванович, Вы привезли Дуняшу? - Мне показалось – она очень привязана к Вам, поэтому я решил взять ее в услужение. Но если Вы против… - Нет-нет, наоборот, я благодарна Вам за это! Дуняша стала для меня почти родной за время, проведенное здесь. - Я рад, что сумел угодить Вам. Тем более сейчас в имении нет подходящей служанки, и помощь Дуняши будет как нельзя кстати. Думаю – дня через два-три Вы вместе с ней можете отправиться в поместье, пока я буду заниматься делами. Анна как-то странно посмотрела на барона, но ничего не сказав вышла, тихо затворив за собой дверь. В последующие дни Владимир почти не видел ее. Анна практически не покидала свою комнату, изредка спускаясь к обеду. Не желая беспокоить девушку, барон справлялся о ее самочувствии у Дуняши, которая отвечала, что «барыня часто плачут». В такие моменты барон очень жалел об отсутствии в его доме умудренной жизненным опытом женщины. Она смогла бы объяснить Анне: такое поведение губительно сказывается на ее здоровье, а значит – и на будущем ребенке. Для него самого вести подобные разговоры было неприличным, поэтому он все больше убеждался в правильности решения отправить Анну в имение. Там Варвара и доктор Штерн смогут позаботиться о ней, не позволив рисковать здоровьем. Препятствием для отъезда было нынешнее состояние Анны. Пусть дорога до Двугорского была недолгой, из-за слабости будущей матери могла случиться беда. Оставалось ждать, когда успокоившись, Анна достаточно окрепнет для переезда. Визит к Репниным Владимир решил отложить до девятин, поскольку тревожить родных покойного друга раньше не позволяли правила приличия, ведь семья Михаила находилась в глубоком трауре. Если бы он тогда знал, чем обернется его промедление, то не раздумывая нанес бы этот визит сразу после похорон, но волею судеб все получилось иначе. Анна уже неделю жила в особняке Корфов, когда слуга доложил барону о приходе княгини Репниной. Недоумевая, зачем пожаловала незваная гостья, Владимир прошел в малую гостиную, где его ожидала мать Михаила. - Зинаида Степановна, - склонился к ее руке барон, – чем обязан счастию видеть Вас? От его взгляда не укрылся хмурый вид Ее Сиятельства и плотно сжатые губы – явный признак недовольства. - У меня к Вам дело весьма деликатного свойства, Владимир Иванович, - начала княгиня, удобно расположившись на диване. – Речь идет об одной особе, которая ранее была Вашей крепостной, а после, воспользовавшись доверчивостью моего несчастного мальчика, вышла за него замуж. Кажется, ее зовут Анна. Может быть, Вам известно, где она теперь находится? - Откуда Вы узнали о происхождении Анны? – спросил Корф. - Нам об этом поведала Мария Алексеевна. Видите ли, Мишель, – тут княгиня театрально всхлипнула, – оставил для нас письмо и просил Андрея Долгорукого передать его, если с ним случиться беда. Вчера Андрэ вспомнил об этом и передал письмо. В нем наш сын просит позаботиться о его так называемой жене и будущем ребенке. Я спросила об этой девице у княгини и получила весьма исчерпывающий ответ. Жена моего сына – крепостная! Какой позор! «Старая ведьма! – ругнулся про себя Владимир, едва не скрежеща зубами. – Напрасно я не отправил ее на каторгу!» А вслух сказал: - Так зачем Вам понадобилась Анна? - Мне необходимо переговорить с ней, – Зинаида Степановна вновь поджала губы. – Надеюсь, Вы не думаете, что мы способны бросить ребенка Мишеля на произвол судьбы? Скажите – Вам известно где она? - Анна находится здесь, в этом доме. Ведь вы отказались приютить ее. - Сделайте милость – пригласите ее сюда, - произнесла княгиня, не обратив никакого внимания на выпад барона. – Нам надо все обсудить, чтобы как-то выйти из сложившегося положения. Не желая спорить с почтенной дамой, барон встряхнул колокольчик, и когда в дверях появился лакей, приказал: - Передай Анне Платоновне – я прошу ее спуститься в малую гостиную. - Слушаюсь, барин, - слуга исчез за дверью, а через несколько минут послышались легкие шаги, сопровождаемые шорохом платья. - Владимир Иванович, - начала было Анна, войдя в комнату, но увидев княгиню, растерянно замолчала. Правда, ненадолго. Быстро справившись с волнением, она склонилась перед свекровью в реверансе, а выпрямившись, вопросительно посмотрела на Корфа. - Я пригласил Вас сюда по просьбе Зинаиды Степановны, - произнес Владимир. – У Ее Сиятельства имеется к Вам разговор. - Оставьте нас, Владимир Иванович, - непререкаемым тоном сказала Репнина. – Это касается только нашей семьи. Понимая правоту Зинаиды Степановны, барон покинул комнату, надеясь, что беседа с княгиней будет не слишком неприятной для Анны. Едва за ним закрылась дверь, мать Михаила, окинув невестку презрительным взглядом, сказала: - Присаживайтесь, милочка, нам предстоит серьезный разговор. Дождавшись, когда Анна сядет в ближайшее кресло, madame Репнина продолжила: - Я пришла сюда не рассуждать о Вашем распутстве, с помощью которого Вы обманом женили моего сына на себе. Я хочу поговорить о ребенке Мишеля. Из письма, оставленного сыном, мы узнали о Вашем положении. Выполняя его последнюю волю, мы не можем оставить без помощи своего внука и Вас, хоть Вы этого не заслуживаете. Нашей семье не нужны грязные сплетни, поэтому мы не станем добиваться признания этого брака незаконным, а Вы получите содержание, позволяющее безбедно жить, но на определенных условиях. - Каких же? – поинтересовалась Анна. Она говорила спокойно, стараясь ничем не выдать свою обиду и негодование, вызванные оскорбительными словами княгини. - Во-первых, Вы никому не расскажете о венчании с князем Репниным. Ваш брак останется для всех тайной. Во-вторых, сразу после рождения ребенка Вы отдадите его нам и никогда, слышите, никогда не приблизитесь к нему. У наследника князей Репниных не должно быть матери-крепостной. Всем нашим родным и друзьям будет сказано, что Мишель женился на провинциальной дворянке, умершей родами. Думаю, наше предложение для Вас более чем выгодно. За все время, пока княгиня осыпала ее обвинениями, девушка сидела, не поднимая головы и не пытаясь защититься. Но стоило княгине заговорить о ребенке, как Анна, гневно полыхнув глазами, встала со своего места и твердо сказала: - Я достаточно наслушалась от Вас незаслуженных оскорблений, madame, и больше не желаю терпеть унижения. Знайте – я не возьму денег, которые Вы предлагаете в обмен на моего ребенка, потому что никогда не отдам его, тем более Вам. Он будет расти со своей матерью. Другого ответа Вы не получите. Если это все - я, с Вашего позволения, удалюсь, поскольку не намерена продолжать разговор в подобном тоне. Не ожидавшая такого ответа княгиня вскочила с дивана: - Не много ли Вы берете на себя, любезная?! – зло прошипела она. – Или Вам напомнить, что Вы всего лишь крепостная девка, хоть и бывшая. Мы можем обратиться в Священный Синод с просьбой о признании брака недействительным и передачи ребенка Мишеля нам. Вы, верно, надеетесь на помощь своего нового покровителя, – тут княгиня многозначительно покосилась на дверь, за которой скрылся Владимир. – Только смею Вас заверить – как бы он ни старался Вам помочь, ни один судья не примет решение в Вашу пользу. С этими словами княгиня величаво проплыла мимо Анны и покинула гостиную. Едва гостья удалилась, силы оставили несчастную вдову. Она опустилась на диван и со стоном закрыла лицо руками. Анна понимала – слова Ее Сиятельства не пустая угроза, семья Репниных пойдет на все, чтобы заполучить наследника. Она сидела раскачиваясь, как сомнамбула, пока не почувствовала прикосновение теплых рук. Оставив женщин, Владимир прошел в соседнюю комнату, справедливо полагая, что Анне, возможно, понадобится его помощь. Княгиня была явно недовольна выбором сына, а следовательно, не собиралась церемониться с невесткой. Наблюдая за входом в гостиную, Владимир заметил, с какой злобой гостья захлопнула дверь, покидая комнату. Решив расспросить Анну о разговоре с Зинаидой Степановной, Корф вошел в гостиную и увидел сидящую на диване непризнанную княгиню Репнину. Неслышно приблизившись к ней, барон присел на корточки и отвел ее руки от лица. - Анна, что случилось? – обеспокоенно спросил он, увидев полные страдания глаза. – Чем Вас так расстроила беседа со свекровью? - Они хотят забрать его у меня, Владимир Иванович! – простонала несчастная. – Забрать моего ребенка! Репнины на желают признавать бывшую крепостную матерью своего внука. Ну почему жизнь так жестока ко мне?! - Зинаида Степановна обидела Вас?! – барон не оставлял Анну в покое, собираясь выяснить всю правду. - Ну что Вы, - горько усмехнулась девушка, – крепостную нельзя обидеть, она ведь бесчувственная вещь. Княгиня «благородно» предложила мне содержание в обмен на моего ребенка. А когда я отказалась – пригрозила отнять его силой. И самое страшное, что они это сделают, ведь закон на их стороне. Я лишилась мужа, теперь у меня собираются отнять дитя, - Анна обреченно смотрела на Владимира. – Скажите, для чего мне жить?! - Анна, послушайте меня, - Владимир легонько встряхнул ее. – Я буду рядом и не допущу этого. Слышите? Я сделаю все, чтобы ребенок остался с Вами. Владимир старался говорить уверенно, пытаясь успокоить расстроенную девушку, хотя прекрасно понимал, что сделать обещанное будет непросто. Репнины – влиятельная семья, имеющая все права на наследника, выиграть тяжбу с ними будет нелегко. Но привыкший держать слово Владимир готов был вести эту борьбу до конца. Понимая, как тяжело сейчас Анне, он ободряюще улыбнулся ей и сказал: - Вам надо отдохнуть. Я позову Дуняшу – пусть проводит Вас в комнату. - Не нужно, Владимир Иванович, - Анна поднялась, - мне вполне по силам дойти туда самой. - Вы уверены? – усомнился Корф, заметив ее бледность и нездоровый вид. - Конечно, - и Анна скрылась за дверью. Выйдя, она перевела дух и стала подниматься по лестнице, стараясь преодолеть слабость, которая мучила ее с самого утра. Ей оставалось подняться еще на две-три ступеньки, когда мир вокруг внезапно потемнел. Последнее, что запомнила Анна, падая в эту темноту – как она судорожно пыталась ухватиться за перила. Услышав непонятный шум, барон вышел из гостиной и увидел Анну, неподвижно лежащую возле лестницы. Она не шевелилась, а светлые волосы на виске стали окрашиваться кровью. Не помня себя от страха за жизнь будущей матери, Владимир бросился к ней и осторожно поднял на руки. Анна была жива – тоненькая жилка на шее слабо пульсировала, судя по всему, падая она разбила голову, хотя возможно были и другие травмы, скрытые от глаз. В мгновенье ока взлетев со своей ношей на второй этаж, Корф ворвался в комнату и опустил ее на кровать. - Что с барыней?! – испуганно спросила Дуняша. - С лестницы упала! Да не стой ты столбом! – прикрикнул барон на служанку. – Живо за доктором! Девка метнулась к двери, а Владимир вернулся к Анне, которая начала приходить в себя. Она лежала, не открывая глаз и болезненно стонала, стоило ей только пошевелиться. Не зная, чем ей помочь, Владимир не находил себе места, мечась по спальне, пока не появилась Дуняша с доктором. Едва взглянув на пациентку, врач тут же выставил барона из комнаты, оставив при себе только горничную. Спустившись вниз, барон прошел в кабинет и сел за стол, пытаясь успокоиться. Но мысли о случившемся не позволяли спокойно сидеть на месте, и Владимир принялся расхаживать из угла в угол, ожидая когда врач выйдет от Анны. Беспокойство становилось все сильней. Кинув взгляд на угловой столик, Корф потянулся было к графину с вином, но замер, увидев на рукаве сюртука пятно крови. Глядя на него, он просто физически ощутил приближение беды, и забыв о вине, вновь сел в кресло, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Ему казалось – прошла целая вечность, прежде чем в кабинете появился хмурый эскулап. - Господин барон, - произнес он, едва войдя в кабинет, - мне бы хотелось поговорить с супругом madame. - Это невозможно, - ответил Корф, - она вдова, ее муж погиб совсем недавно. - Вот как! – врач покачал головой. – Этой даме остается только посочувствовать. Сначала муж, теперь – ребенок. - Ребенок?! Что с ним?! – у Корфа перехватило дыхание от волнения. - Увы, падение было серьезным, поэтому ребенка она потеряла. Madame приходится Вам родственницей? – спросил он, глядя на Владимира. Корф утвердительно кивнул, не желая распространяться о положении Анны в доме. - Конечно, я не должен говорить Вам этого, но раз Вы родственники… Madame молодая, красивая женщина, вполне возможно, она снова выйдет замуж, только… Вряд ли она сможет еще иметь детей. По крайней мере – без риска для жизни. Услышав эти слова, Владимир с трудом сдержал стон отчаяния, ему было страшно представить, как отреагирует на случившееся Анна. - Доктор, у меня к Вам просьба, - обратился он к врачу. – Прошу Вас не говорить Анне, что она больше не сможет стать матерью. Поверьте – ей пришлось немало пережить в последнее время, а эта новость убьет ее окончательно. Мне боязно за ее душевное состояние. - Не могу не согласиться с Вами. Пациентка весьма ослаблена, хотя риска для жизни нет: травма головы несерьезная, но достаточно большая кровопотеря. Сейчас ей нужны покой и лечение. Я оставил лекарства и объяснил горничной, как их принимать. Что же касается душевного состояния пациентки, то здесь помогут только время и забота. Завтра я обязательно навещу ее, а сейчас позвольте откланяться.
полная версия страницы