Форум » Альманах » "Дорога в пропасть", драма - 3 » Ответить
"Дорога в пропасть", драма - 3
Olya: Название: «Дорога в пропасть» Жанр: Драма Герои: Анна, Владимир, Натали и другие. Сюжет: По мотивам одного романа Шелдона. При перечитывании пришла мысль спроецировать. Это не плагиат, за основу взята лишь идея, сюжетная линия. Есть отклонения от сериала. Время действия то же. Первая часть Вторая часть Дополнительно: фик начат в 2008 году.
Olya: Спасибо всем за внимание Gata пишет: Я бы на месте Анны Корфа не простила и вышла замуж... за Шубина :) А что? Вполне достойный персонаж вырисовывается Так вот просто? NataliaV , очень приятно, что фик цепляет. А "чумовое" мне нравится. Во всяком случае я старалась избежать стандартов. Новая глава уже начата, надеюсь, скоро выложу продолжение.
Алекса: NataliaV пишет: Анна - милая, бестолковая и слабая в самом начале повествования, обретает силу духа в волнах жизненных невзгод. Анна все делала по любви, но по наивности она верила в то, что любовь взаимна. Olya пишет: Новая глава уже начата, надеюсь, скоро выложу продолжение. Радостная новость! Я тоже жду.
Светлячок: Gata пишет: бы на месте Анны Корфа не простила и вышла замуж... за Шубина :) А что? Вполне достойный персонаж вырисовывается Вот именно - достойный. Не будем ломать ему жизнь. К тому же Анна губу на Корфа раскатала.
Алекса: Светлячок пишет: Вот именно - достойный. Не будем ломать ему жизнь. Почему ломать-то?! Анна - не исчадие какое-нибудь. Она живет не про запас, а как умеет. В ней много достойного уважения. А Шубин еще не известно что за фрукт окажется дальше в повествовании.
Gata: Подождем, что нам приготовил автор :)
Светлячок: Алекса пишет: Анна - не исчадие какое-нибудь. Она живет не про запас, а как умеет. Как она умеет, мы уже знаем из первых глав. Это уменеие не делает ей чести. Но Гата права, подождем проду.
Алекса: Света, ты предвзято относишься к Анне. Она - не ангел, конечно, но за что ее пинать? За ошибки по неопытности и наивности?
Светлячок: Алекса пишет: но за что ее пинать? Не пинаю я её, а констатирую факт - девушка сперва делает, а потом думает.
Olya: Я хотела еще подредактировать диалоги и текст, но потом будет некогда. А продолжать раз в год - это уже совсем не уважение к читателям. Так что выкладываю. Глава 19. (1-ая часть) День клонился к вечеру. Косые лучи опускающегося над землей солнца рассеянно освещали раскинувшиеся шатром ветки платана и фасад дома. Анна сидела в своей комнате, чувствуя себя пленницей. Она боялась выходить к ужину, мысль, что она встретится там с графом, бросала ее в дрожь. Как же не вовремя уехала Ольга и сколько она еще может отсутствовать? Прошло только полдня, а эта пытка уже кажется ей нескончаемой. «Боже, прости мне эти мысли, прости, что думаю о себе, но право, не думать вовсе невозможно!» Перекрестившись, Анна встала, несколько раз прошлась вдоль стен, слегка касаясь их пальцами, поправила салфетки на столе и цветы в вазе, взгляд ее упал на томик Пушкина, стоящий за зеркальной стенкой шкафа. Он был столь похожим на тот, что не так давно купила она сама, еще такая счастливая, восторженно ожидающая возвращения любимого. Также за окном стояла весна, но совсем другая весна. Казалось, это было сотни лет назад. Немного поколебавшись, Анна достала книгу, присела на мягкий пуфик и то ли воспоминаниями, то ли какими-то напряженными размышлениями было словно дымкой поддернуто ее прекрасное лицо. Она медленно провела пальцами по твердому переплету, золоченым буквам названия... «Папа, папа, но что же делать, если скучно? Ты ведь обещал поиграть со мною после обеда!» «Анна, малышка, человек всегда может найти, чем себя занять. Вот к примеру, ты можешь взять книгу и поискать в ней ответы на все вопросы, которые только придут тебе в голову…» «Но как же, папа? Как книга ответит на вопросы, она ведь не живая!» «А ты попробуй! Загадай вопрос, открой наугад страницу и прочти первое попавшееся на глаза предложение… Да, и не забудь после рассказать мне, что ты узнала!» Анна улыбнулась , как улыбаются люди с высоты своих лет глядящие на детские шалости. Какое странное и прекрасное время, когда верится в то, что случайно выбранная страница книги может разрешить все сомнения и вопросы. Продолжая чему-то улыбаться, девушка пробежала пальцами по толщине страниц и открыла томик где-то на середине. Рукав платья остановился возле строк. «Для берегов отчизны дальней Ты покидала край чужой…» На несколько мгновений Анна замерла, а потом медленно выпрямилась. Ветер равномерно шевелил ветками за окном, и комната имела все тот же неизменно спокойный вид… Значит это в ней, внутри что-то зашевелилось и затрещало, словно пламя вспыхнувшей вдруг свечи. Белокурая головка снова склонилась над строфами. «В час незабвенный, в час печальный Я долго плакал над тобой…» Анна поднесла руки к лицу и оставленные без опоры страницы сами побежали назад. Книга захлопнулась. Уже собираясь отставить ее, девушка, повинуясь какому-то внутреннему порыву, снова раскрыла первую попавшуюся страницу. Она успела заметить, что это было то же стихотворение, вернее, его концовка. «А с ними поцелуй свиданья, Но жду его: он за тобой…» К сердцу прилила кровь, на щеках вспыхнул румянец. Какие глупости! Быстро закрыв книгу, она вернула ее обратно на полку. В отражении стеклянной дверцы различила собственное лицо с дрожащей нижней губой. Что это с ней? Прочтенные строчки вдруг отозвались в ней так странно, словно прожгли насквозь. Как будто она могла им поверить. Смешно! И словно ответом на ее мысли, перед глазами возникла пара, выхваченная кругом света из вечерней темноты. Высокий мужчина в мундире и черноволосая девушка в платье из зеленой тафты. В первые минуты оцепенения и горя , в минуты , когда они были перед ее глазами, она не могла ничего видеть, ничего замечать, а потом, как всегда бывает в таких случаях, в воспоминаниях ей почему-то более всего представлялись мелочи. Блестящие в ночи пуговицы на мундире Владимира да пара упругих, играющих между собой локонов на шее девушки. И было так странно думать, что когда-то она могла не знать этой картины. Все произошедшее между нею и Владимиром казалось ей бледной тенью по сравнению с этими мелкими деталями той невидимой для него встречи. Все рассеивалось и расходилось, словно начертанные ветром круги по воде. Столь же легкие и непрочные. Столь же фальшивые, как надуманный предлог о болезни его отца. Да, лишь круги по воде в сравнении со всеми подробностями и проявлениями действительности. Это впечатление, казалось, вполне установилось в ней и не нарушало внешнего спокойствия. Но сейчас вдруг, неведомо почему, что-то дрогнуло в ней, что-то сбилось, когда она нечаянно попала на дышащие страстью строчки этого стихотворения. Как будто, эти книжные гадания могли чего-нибудь стоить. О чем она подумала, о чем она могла подумать? Как глупо! Постояв какое-то время так, Анна почувствовала непреодолимое желание выйти на свежий воздух. Скорее всего, граф сейчас в своем кабинете, а к вечеру ей ничто не помешает сказаться больной и не выходить к ужину. К тому же она пообещала Ольге присматривать за ее сыном, а сама еще ни разу не заглянула в детскую. Несколько поколебавшись, Анна набросила на плечи накидку и вышла из комнаты. Осторожными шагами она шла по коридору, как отворилась дверь и перед ней выросла фигура графа, загородившая проход. Двинуться было некуда. - Добрый вечер, Анна. Мне кажется, или вы избегаете меня? Целый день сидите у себя, словно чего-то или кого-то боитесь. - Я… - она старалась найти нужный тон. Не слишком испуганный, и в то же время недостаточно уверенный, чтобы не казалось, будто она бросает вызов. - Я неважно себя чувствовала, граф. - Отчего же? - его глаза неприятно изучали девушку. - Полагаю, перемена погоды, - Анна сделала движение, показывающее желание обойти его, но мужчина был неподвижен. Повисла тяжелая пауза. - Я хотел поговорить с вами, Анна. Прошу вас, - он подал ей руку. Она колебалась, тогда переменив положение руки, он указал ею на дверь в гостиную. - Только несколько слов, более я вас не задержу. Набрав в грудь побольше воздуха, Анна проследовала впереди графа и вошла в предупредительно раскрытую им дверь. Он указал ей на кресло. Сам подошел к роялю. Присев перед ним, он повернулся к Анне. Сидевшая девушка, казалось, не могла найти положения своему телу. Серое платье с высоким воротом оставляло только небольшой простор шее. Волосы были гладко зачесаны назад и только несколько спущенных прядей терялись в складках накидки. В ее лице было видно напряжение. Анна спрашивала себя, не дурно ли она сделала, что согласилась зайти сюда, что находилась в его обществе, не нарушила ли она этим своего долга перед Ольгой. Сама мысль об этом была так ужасна, что она не могла спокойно сидеть, как не смогла бы ровно стоять или сосредоточить на чем-то одном взгляд. Пальцы графа коснулись инструмента, как будто привлекая ее внимание, и заметив, что она слушает, он взял несколько аккордов. - Это моя жизнь, Анна, - проговорил он под звуки музыки. - Моя жизнь до вашего здесь появления. Ровная, спокойная и счастливая жизнь. Она текла прямо и неспешно, как река, и отражаясь в водах этой реки, все жизненные перипетии и вопросы легко находили разрешение и ответы. Это было счастливое чувство завершенности, законченности чего-то, можете ли понять… - Анна низко опустила голову. Он не продолжал говорить, только играл. Затем она почувствовала, что аккорды разбились. Звуки остались теми же, но взятые не вместе, а последовательно - один за другим, они теперь как-то странно, разобщено звучали в ушах. - Это арпеджио, - пояснил граф. - Слышите, что-то изменилось?.. Слышите, как уходит спокойствие и появляется волнение, слышите, как расстроены эти прежде такие сплоченные звуки?.. Какой раздор внесло ваше появление в счастливый дом, в покойно, ровно бившееся прежде сердце?.. Анна! Почему вы не отвечаете? – Он остановился, как бы ожидая ее ответа, как бы боясь, что он затеряется в звуковых переливах. - Я знаю, что вы поняли это, поняли это давно! – Искусный, быстрый пассаж верхних нот громом отозвался в натянутых как струна, нервах девушки. Она стремительно встала, и так же стремительно он поднялся ей навстречу. Она оказалась в тесном пространстве между креслом, отрезающим отступление и его фигурой, не позволяющей сделать вперед ни движения. Но она не чувствовала страха. Так долго она боялась услышать то, что он сейчас сказал, так долго боялась оказаться в этой ситуации, боялась прямого столкновения и бежала от него, что сейчас в ней было чувство освобождения. Теперь это осталось позади. Даже чувство мучительного стыда при мысли о том, что было бы, если бы эту сцену могла видеть Ольга, даже оно жалило не так сильно сейчас, когда все уже было сказано. Когда этот человек, стоявший напротив нее, казался ей так жалок, так смешон, что не был достоин никаких сильных чувств – ни стыда, ни презрения. Говорит о том, что ее появление внесло раздор в его дом! Нет, это он сам готов разорвать все мыслимые и немыслимые, моральные и нравственные преграды в угоду минутной прихоти. Когда она заговорила, голос ее звенел презрением. - Ваше сердце и его спокойствие ничего не стоят, граф. Его взгляд изменился. - Маленькая лицемерка! Хотите, я скажу вам, чего стоит ваше поведение? - Я не желаю вас слушать. - Неужели? Мне кажется, вы забываете, Анна, что вы... у меня в гостях. В первый раз за время всего разговора Анна подняла голову. В ее серых глазах виднелась сдержанная насмешка. - Я ждала, когда вы это скажете. Что-то в ее голосе и лице больно задело графа, нижняя губа мужчины опустилась. Все те толкования об уважении к женщине, все элементарные понятия, воспитываемые в носителях благородных фамилий еще с колыбели, были отринуты. Лицо Сергея осветилось вспышкой гнева. - Неужели! Может быть, скажете мне, кто вы здесь? Откуда? По какому праву стоите сейчас в моей гостиной? - Ваша жена... - Да! Моя жена очень добра и кстати сказать, наивна. И людям более искушенным ничего не стоит обвести ее вокруг пальца. Тем более, если сыграть на чувствах матери. - Я не понимаю, о чем... - Мне кажется, за вашим ангельским личиком кроется то, что вы очень хотите скрыть от всех в тайне. Не понимаете? Я начинаю спрашивать себя, не нарочно ли вы подстроили тот несчастный случай, что якобы мог произойти с моим сыном, и той же рукой вписали так удачно приложившееся его спасение... - Как вы смеете! - Все вышло как нельзя лучше. На языке дипломатов это называется... - Позвольте мне пройти! - складки ее юбок коснулись его длинного сюртука. - Нет, вы выслушаете меня до конца! - он наклонился ниже и добавил издевательским тоном. - Возможно, вы возомнили себя частью этой семьи. Поднялись в воображении до титула хозяйки или почетной гостьи. Но это не так. Моя жена подобрала вас, как выброшенного на улицу котенка! Не стоит морщиться, ведь это так и есть! Ольга филантропка по духу и по рождению. Как же не помочь такой кроткой и милой сироте, выбравшей к тому же столь удачный способ знакомства с нею. Анна молчала. Она знала, что та самая больная струна ее души, связанная с матерью, была недоступна графу. Со своей деликатностью и тактичностью Ольга лишь весьма уклончиво объяснила мужу, что Анна, сирота, оставшаяся после смерти родителей без средств к существованию, и более никогда не поднимала эту тему. - Что вы же ничего не возражаете, Анна? - Я была бы признательна, если бы вы наконец меня пропустили, но если считаете, что я еще не услышала все, что должна была... - она пристально взглянула на Бецкого. - На вашем месте, я был бы более осмотрителен в словах... - он перехватил ее взгляд. - Похоже, вам непонятно, к чему я клоню? Моя милая, - граф наклонился к ее уху, почти коснувшись губами приспущенных возле него прядей, - это ведь не только дом моей супруги, но и мой дом. Так яснее? - Более, чем вы можете себе представить! - носок ее туфельки чувствительно придавил его туфлю, и воспользовавшись секундным замешательством мужчины, Анна быстро прошла к окну. - Не думайте, что я собиралась злоупотреблять вашим гостеприимством! Едва лишь Ольга вернется, ни вашему сердцу, ни вашему покою угрожать больше ничего не будет! - Что вы хотите этим сказать? - Что я ухожу из вашего дома, граф! Неужели вы ждали услышать иное? - она обернулась, и что-то дрогнуло ее в чертах. В этой дрожи было что-то детское и до боли тоскливое. Такое выражение бывает у ребенка, когда он впервые замечает в поведении своих родителей странности, которые не может сразу себе уяснить. Эта ясность приходит лишь по мере того, как он становится взрослее. - Неужели вы ожидали , что я останусь здесь, и смогу спокойно смотреть в глаза вашей жене и сыну? Неужели вы сами бы смогли? Казалось, он растерялся от ее слов. Но не переводя дыхания, выговорил, уже понимая, что скажет глупость. - Если вас беспокоит только это... вам не обязательно оставаться здесь. Я могу снять вам дом, или... - Оставьте! Вы мне отвратительны. Он подошел к ней и за локоть подтянул ее к себе. - Неужели вы думаете, что годитесь с вашим хорошеньким личиком на что-то еще, кроме роли содержанки богатого мужчины? Впрочем по мере того, как будет угасать ваша прелесть, титул этого мужчины будет падать... Стоит ли ждать и терять время? Ее глаза были полны холода, когда она взглянула на его руку. - Даже если мне суждено стать чьей-то содержанкой, вашей я не стану никогда! - И что же вы намерены делать, сударыня? Быть может, подсказать вам адресок... того места, где вас наверняка с легкостью примут в Петербурге? - Не стоит утруждаться! - она вырвалась, хотя он не ослаблял хватки. - Мне все равно, что будет со мной, хотя возможно вам этого не понять. Граф, - она присела перед ним в издевательском поклоне и направилась к двери, к счастью, не ощущая за спиной его шагов. Стараясь скрыть свои чувства за сдержанным смешком, он бросил: - Хотите сказать, что собственное благополучие ничего для вас не значит? Это не делает чести вашему уму! - Собственное благополучие стоит на первом месте только у одного из нас. Не взглянув больше на графа, Анна вышла, оставив его в одиночестве.
Olya: (2-ая часть) Все впечатление последних часов сливалось в какую-то безумную круговерть. Места и люди вращали Владимира между прошлым и настоящим, так что иногда он не мог понять, где находится. Та же станция, столовая с неряшливо заправленными скатертями на столах и смотритель своим щербатым ртом, как будто явивший ему ту сцену, когда он в ярости набросился его, заставив его кровью заплатить за оскорбление. О сколько здесь хранилось воспоминаний!.. Он узнал то место, где они встретились. Маленькая дорожка между деревьями. Неужели все началось здесь? Еще немного назад, и небольшая деревушка, как будто нарочно спрятанная от всего света. Она жила здесь. Этот воздух , эти деревья, дома - они знали ее лучше, чем он сам. Быть может, сейчас между ними мелькнет подол ее платья... Весна цвела душистой сиренью. И солнце мягко просвечивало каждую веточку. Как красиво. Как пусто. - Дом Платоновых? Еще немного пройти вперед и дальше направо. Стоит ли говорить, как скоры были его шаги на этом последнем рубеже? Увидев эту женщину и ее лицо, он почувствовал, как что-то сжало горло. Да и мог ли он не ощутить волнения, уловив в ее чертах столь сильное сходство с чертами той, одна мысль о которой заставляла трепетать его сердце. Анна была необычайно похожа на свою мать. Осматриваясь, он опустился на указанный ему колченогий стул. Ни одна разубранная салонная гостиная не казалась ему такой прекрасной и светлой, как эта убогая маленькая комнатка. Все здесь напоминало ему Анну, рассказывало что-то о ней, чего он никогда не знал. Он не сразу смог собраться с мыслями, чтобы заговорить. А пока Елена Платонова сквозь опущенные ресницы разглядывала его. Она сама не знала, что заставляло ее сдерживать раздражение при виде столь странного поведения незваного гостя. - Что вам угодно? - наконец, буркнула она. - Дело в том что... - начать, главное, как-то начать... - Я ищу вашу дочь, - брови женщины поднялись в недоумении, и он заговорил еще более сбивчиво, путая слова. - Вы не знаете меня, но... Дело в том, что мы с Анной встретились в столице, и... - он снова запнулся, не зная, как продолжать. Не говорить же, как было на самом деле. Если он начнет с самого начала и даст понять, как они познакомились с Анной, вероятней всего, она укажет ему на дверь. Что она почувствовала, когда он упомянул имя ее дочери? По ее лицу было не прочесть. - В большом городе так легко потерять друг друга, мы... несколько разминулись, и я... не знал, я подумал... Его лицо говорило ярче всех слов, которые он мог произнести. А Елена, как и многие не отличавшиеся большим умом женщины, все же была довольно проницательна, и мысли ее сразу заработали в нужном направлении. Ничего себе, ее дочурка не теряла времени даром! И где только она подхватила этого молодца? Какой любовью горят его глаза! Красивый! Во вкусе ее дочери никак не откажешь. В душе бушевало столько вопросов, что на все сразу ответов было не найти, а как-то прореагировать нужно. Немного подумав, она спросила: - Зачем вам нужна Анна? Вопрос прозвучал так обманчиво, словно Анна была в соседней комнате и поддавшись на этот тон, Владимир выпалил то самое естественное, что может сказать молодой человек матери своей возлюбленной. - Я... я хотел бы просить у вас ее руки... - он несколько осекся. - Просить у нее прощения... Если она здесь, я скажу ей это прямо сейчас. А если нет, буду искать всю жизнь, пока не найду! Он не знал, что этим уничтожил все. Не мог представить себе, сколько ненависти может быть в материнской любви. До исчезновения Анны Елена едва могла выносить свою дочь. Ее хорошенькое личико, стройная фигурка напоминали ей собственную молодость и заодно все разрушенные мечты, а большие мечтательные глаза девушки (столь похожие своей задумчивостью и кротостью на глаза отца) - ненавистного даже в памяти мужа, обманувшего надежды ее юности и сбежавшего от нее в сырую землю. Чем старше и прекраснее становилась Анна, тем старее и менее привлекательней ее мать. Здесь было от чего озлобиться даже менее подверженной этому чувству натуре. А кротость, с которой девушка сносила все рушившиеся на нее упреки, только распаляла эту злость. Когда же Анна сбежала, Елена долго не могла этому поверить. Мало того, что она поставила ее в такое глупое положение перед Ларионовым, у нее хватило стыда не появиться ни на другой день, ни на третий, ни на четвертый! Когда она поняла, что дочь не вернется вовсе, Елена не помнила. Она просто осознала это. А заодно с этим и то, что больше ей было не на ком срывать свои упреки, не на кого поднимать голос, не на ком даже остановить взгляд! Женщина поняла, что ее ожидает одинокая старость. Эта пустая страшная комната и больше ничего, никого в целом свете! Если Елена и думала о том, где сейчас Анна и жива ли она вообще, то оттенки беспокойства подпирала бешеная злость. Как она посмела! Забыть все, что делала для нее мать. Как посмела отплатить ей такой черной неблагодарностью! Вся в своего отца! Услышав же сейчас слова Владимира, не сомневаясь, что перед ней благородный человек и вероятно богатый, она не могла думать ни о выгоде (пожалуй, впервые в жизни!), ни о чем другом, кроме чувства того, что ее обокрали, обокрала родная дочь. Значит, вот как собиралась устроиться она в жизни после того, как бросила свою мать. Собиралась исполнить ее, Ленины мечты, словно в насмешку над ней самой! Тень пробежала по ее лицу, и она отвернулась к окну. Владимир , ничего не подозревая, терпеливо ждал. Несколько минут стоило Елене, чтобы собраться с мыслями и решить судьбу дочери. Что произошло между Анной и этим человеком ее мало интересовало. И в общем-то она ничем не могла помочь этому юноше, но главное, не хотела оставлять шанса на обратное. Ни одного шанса. Она овладела собой настолько, чтобы говорить вполне ровно. - Анны здесь нет. И не думаю, что вам стоит искать ее, чтобы повторить свой вопрос. - Почему вы так говорите? - Она была здесь. С неделю тому назад. Не одна, - повернувшись к молодому человеку, Елена желала оценить эффект своего сообщения. Который правда оказался не тем, какого она ожидала. - Анна была здесь! Боже! Значит, она жива, с ней все в порядке? - живо поднявшись со стула, Владимир кинулся к ней, поцеловал обе руки женщины. - Благодарю вас. Вы не представляете, что вы сейчас сказали для меня... - Боюсь, вы не поняли, - отняв руки, она отступила на пару шагов назад. - Анна была здесь. Но не одна. А с мужчиной. Которого назвала своим женихом. Хотя по правде говоря, я не уверена, что в скором времени их ожидает свадьба. Есть тип мужчин, которые... - она прервалась на полуслове, увидев его лицо. Испугавшись переиграть, женщина сочла нужным выдержать паузу. - Я... Ничего не понимаю. - Дело в том, что у нас с дочерью произошла некая размолвка. Я не хотела бы входить в детали... Но думаю, своим приездом она решила показать мне, что мое мнение для нее отныне пустой звук. - Елене показалось, что она взяла верный тон, и она продолжила уверенней. - Разумеется, как мать я не могу одобрить то, что моя дочь наедине путешествует с каким-то мужчиной, не соизволив прежде с ним обвенчаться, но... возможно, вскоре ее надежды оправдаются. И потом, за границей, куда они и направляются, на это смотрят куда проще... Я думаю... Владимир слушал рассеяно, чувствуя, что каждое слово ударяет ему в голову подобно тяжелому молоту. Он был потрясен настолько глубоко, что полностью даже не мог осознать этого потрясения, и в первые самые страшные минуты это явилось ему спасением. Женщина продолжала что-то говорить, от фразы к фразе - воодушевленней. Но больше он ее не слышал. И... теперь уже ее глаза не казались ему похожими на глаза Анны. В них было что-то грубое, темное, низменное. И самая страшная , жалящая его мысль была, что через несколько лет глаза Анны возможно станут такими же. Глаза той чистой, возвышенной девушки, которая сказала ему: "Меня никто так никогда не защищал". "Нет, не так, будьте добры, обхватите меня за талию", и ее неуверенные, робко обнявшие его руки... Он бросил ее одну в столице, на произвол судьбы. И эта судьба, вероятней всего, толкнула ее в объятья к какому-то проходимцу. Страшно представить, что она должна была пережить, и какое отчаяние руководило ее поступками. Ей было некуда идти, не к кому обратиться, а в Петербурге доброхотов, желающих оказать помощь в такой момент, полным полно... Зачем она приезжала сюда, и что на самом деле сказала своей матери? Возможно, не хотела, чтобы та беспокоилась неизвестностью о ее судьбе. Хотя, как видно, беспокойства тут и не водилось. Эта низменная женщина, судя по ее тону даже радовалась тому, как все вышло, ведь когда-то она уже хотела продать свою дочь богатому любовнику. Но он спас ее от этого, чтобы затем уничтожить самому. Если бы он знал, что она счастлива, и ее ожидает светлое будущее, это было бы другое. Но хуже всего было, что он не только потерял любимую женщину, но и растоптал ее, как грубые башмаки топчут сорванный цветок. Он чувствовал, что никогда ее не найдет. Он сломал ее жизнь, сломал их жизни... Никогда он не сможет избавиться от этой боли и чувства вины. Оставаться здесь было невыносимо. Пробормотав какие-то слова на прощание, он вышел и пошел прочь. Солнце клонилось к закату. Дорога расстилалась деревьями и кустами. Прошло довольно много времени, прежде чем он присел под одним из деревьев, пригнул голову к стволу, чувствуя, что больше ему некуда идти. Он не заметил, что за ним по пятам уже давно идут двое мужчин. Один что-то шепнул другому, и тот энергично закивал головой, потирая руку, в которой так и ныла пуля, оставленная с месяц назад почти на этом самом месте, среди этих самых деревьев. Это были слуги из дома Ларионова, которые пустились догонять Анну по приказу хозяина, и самый честолюбивый так рвался исполнить приказ, что напоролся на выстрел. Сперва они не узнали молодого человека, лишь заметили схожесть в фигуре, но сейчас когда Владимир сидел перед ними прямо, сомневаться было невозможно. - Это тот самый франт! Чертов офицеришка! - Подожди, Яша. Ты что хочешь пулю во вторую руку? - удержал его товарищ. - Я хочу, чтобы он запомнил меня так же, как помню его я! - Нам нужно дождаться, пока он уснет, а уж потом мы хорошенько его угостим. - Но тогда он не запомнит! - с упрямой тупостью повторил крестьянин. - Ты посмотри на него, мне кажется, он до того разленился, что и в метре перед собой ничего не разглядит. Владимир и правда ничего не заметил, до тех пор пока на него не обрушился удар сзади. Кто-то впереди скрутил ему руки, но офицерская выправка сработала сама собой, и ногами Владимир ударил мужчину так, что тот отлетел, как отлетают ошметки с очищаемого яблока. Теперь они со страстным мстителем остались один на один, и обернувшись к нему, Владимир угостил его столь хорошим тумаком, что тот схватился за подбородок, словно сомневаясь прилегает ли он еще к его лицу. - Яша, бежим! - крикнул его прочухавшийся товарищ. Эти слова несколько расслабили Владимира, и он не заметил клинка, сверкнувшего в руках поваленного наземь соперника. - Черта-с с два! Я же сказал, он запомнит меня! Как тебе это, офицер, а? - он приподнялся, и его нож гладко вошел в бок Владимира. Барон согнулся пополам. Пальцы его окрасились кровью. - Ты что с ума сошел! - испуганно крикнул первый мужчина. - Боже, ты глубоко его ранил... - Ну так помогай ему, если хочешь! - сплюнул довольный бородач. Казалось, его рука сразу избавилась от гнездившейся в ней пули. Полюбовавшись еще несколько мгновений картиной того, как голова Владимира медленно клонится к земле, а руки сжимают рукоятку торчащего в ране ножа, мужчина скрылся в лесной чаще. Его товарищ, оставшись подле раненого, подполз к тому ближе и всмотрелся в его лицо. Оно стало бледным как смерть, но в глазах билось какое-то странное, восторженное выражение. Казалось, он не сознает происходящего, или если сознает, то откуда-то издалека. Губы шептали какое-то имя, будто боясь не выговорить его целиком. Раз за разом он с трудом складывал два слога: - Анна... Анна... - Прости, парень, ты слишком тяжел, я не могу тебя поднять! - прошептал мужик. Когда Ларионов как-то велел выпороть его за пустячную провинность, ни один удар кнута не выбил из него слезы, но сейчас ему было так жаль лежащего юношу. Такой молодой! Если бы он знал, что Яков собирается сделать... - Анна... Борясь с собой еще какое-то время, дворовый приподнялся, посмотрел на лежащего офицера и уже не зная, говорит ли он что-то еще, бросился прочь. Несколько часов после ухода Владимира Елена не могла подняться со стула. Когда же наконец сделала это, подошла к подоконнику, откинула лежащую косынку и достала порядком запыленный рисунок. Карандашный набросок ее мужа, его самых любимых людей - жены и дочери. Елена уже не помнила, по какому поводу она так улыбалась, и почему так нежно держала маленькую Аню на своих руках. Может быть, это был какой-то счастливый день, один из тех, в которые ей казалось, что у нее будет все-таки другая жизнь. Что она станет богатой респектабельной дамой, которая будет разъезжать в шикарных экипажах, раскланиваться с такими же респектабельными людьми и наряжать маленькую дочь в бархат и шелка. Анна... Елена погладила лицо дочери. Ее маленький вздернутый носик, глазки такие огромные и пухлые губы в улыбке. Ах да, она вспомнила! Девочка тогда долго болела, и этот рисунок отражал общую семейную радость ее выздоровления. Елена не считала, сколько капель нужно было добавить в чашку, чтобы утишить приступы кашля, не знала, сколько сказок нужно было рассказать, чтобы больная девочка забылась сном. Это все знал ее супруг. Почему не она? Почему-то... Сейчас уже не вспомнить. Анна... Прижав изображение дочери к груди, Елена почувствовала, как по щекам побежали горячие слезы. Ей вспоминалось столько разных детских улыбок дочери, столько ее попыток обратить на себя внимание матери. Столько этих шалостей, невинных и трогательных. Ее глаза, полные обиды, когда мать впервые ударила ее в ответ на одну из таких смешных провинностей... От этого вспоминания она перешла мыслями к темной гостиной дома Афанасия Никитича, где залепила дочери пощечину, окрасившую ее щеку кровью. Как тогда Анна посмотрела на свою мать! Никогда она не забудет того ее взгляда! Боль сменилась яростью. Елена вытерла слезы так резко, что красные следы от собственных пальцев отпечатались на коже. Как она смела так на нее смотреть! Неужели не понимала, что мать делала все для ее блага? Эгоистичная, глупая девчонка! Но сегодня она, Елена, отомстила ей за тот взгляд! Отомстила за все! Никогда, никогда она не увидит счастья! Снова взглянув на набросок, в каком-то смешанном чувстве, Елена разорвала его пополам, а потом, в ужасе взглянув на то, что сделала, снова приложила обе части рядом. Они выглядели слишком искусственно. Сглотнув подступающие слезы, с ненавистью и уже больше не останавливаясь, Елена превратила листочек в мелкие лоскуты, в которых уже ничего было не различить. Приподняла их над головой и медленно рассыпала. Белесым дождем они упали на ее волосы и запутались в начинающих седеть прядях, в шейном вороте и складках платья. Подойдя к кровати, женщина медленно легла. Не прикрываясь одеялом, отвернулась к стене. Слезы безостановочно катились по ее лицу. Она не понимала, какую Анну она сейчас так горестно оплакивает: ту маленькую крошку, на которую ей так хотелось излить сейчас всю любовь, которую когда-то она словно нарочно запирала в своем сердце, или выросшую из нее девушку, прожегшую ее своим изумленным взглядом, перед которой она была виновата так, как только могла быть виновата мать. А, может быть, она оплакивала собственную жизнь. Но не так, как делала это последние дни, а с какой-то тоской, по тому как могла прожить ее именно здесь - в этой бедной комнатке, в этой заброшенной деревне, именно со своим мужем и дочерью... Если бы только позволила им любить себя, если бы сама любила их, пока они были рядом... Долго она лежала в тишине. А потом, подоткнув ладонью щеку, запела старую колыбельную песню, которая певала ей еще собственная мать. Пружины кровати раскачивались под ней, как могла бы раскачиваться колыбельная, а голос хоть иногда и прерывался всхлипами, но все же звучал полно... Через пару дней, озабоченная отсутствием Елены в лавке, к ней пришла ее соседка-товарка Акулина. Она нашла женщину мертвой на кровати. В волосах ее, словно белые шпильки, запутались обрывки какой-то бумаги. Рот покойной был приоткрыт, так словно она не докончила какого-то слога, а в глазах ее, тоже открытых, застыло такое выражение, какого женщина никогда не знала за ней при жизни. И под впечатлением от этого выражения, Акулина нагнулась к ее щеке и сделала то, чего никогда не посмела бы сделать прежде - поцеловала ее.
Алекса: Оля, не зря я ждала продолжения! Оно вышло сильнее предыдущего отрывка. Ситуация с графом была ожидаема, зато описана великолепно. Напряжение и отвращение Анны мне передалось до дрожи в руках. От Владимира такой прыти не ожидала, но хотела, чтобы он быстрее все для себя решил.
NataliaV: Мать Анны по уму должна бы вызвать сочувствие, но все во мне сопротивляется вымученной жалости. Злобная, завистливая и ревнивая фурия, которая все свои слабости вымещала на дочери. И перед смертью умудрилась нагадить. Оля, извини за резкий тон, но я просто в не себя от прочитанного. Спасибо за продолжение.
Светлячок: Olya пишет: - Неужели вы думаете, что годитесь с вашим хорошеньким личиком на что-то еще, кроме роли содержанки богатого мужчины? Впрочем по мере того, как будет угасать ваша прелесть, титул этого мужчины будет падать... Стоит ли ждать и терять время? Абсолютную же правду Анне сказал. Цинично, но от этого правда не тускнеет. Мамашка та еще штучка. Померла и в гроб ей тапки. Но дочурка видимо не особенно пыталась с мамкой отношения наладить. Семейка будь здоров, короче. А Вовка-то слюни распустил. На мамашу бы лучше внимательно взглянул. Но нашему красавцу не до других, только о себе и о своем - классический БН-вариант. А разглядеть во что будущая женка может превратиться - стоило. Ну, может, сейчас, ему поплохеет от вздрючки, а дальше настанет просветление.
Olya: Большое спасибо за внимание. Дискутировать по этому фику я давно устала, но читать ваши комментарии очень интересно. Рада, что удается вызывать эмоции. Спасибо
NataliaV: Светлячок пишет: Цинично, но от этого правда не тускнеет. Это с графской колокольни и только. Olya пишет: Большое спасибо за внимание. Продолжение когда можно ожидать?
Olya: NataliaV пишет: Продолжение когда можно ожидать? Надеюсь, что в октябре
NataliaV: Это скоро! Радуюсь.
Gata: Ух, какие эмоционально насыщенные главы! А сколько требуют душевных сил от автора, если читать - и то сплошные нервы. Оленька, спасибо за проду и за то, что не бросаешь этот проект К Анне здесь я лояльна - наверное, потому что автор не делает из нее икону. Живой человек с живыми чувствами, а наивность лечится такими вот корфами и графами. И дай Бог ей не превратиться со временем в чудовище, как ее мать - наследственность и жизненные обстоятельства, увы, сильно располагают.
Olya: Gata , Gata пишет: А сколько требуют душевных сил от автора, если читать - и то сплошные нервы. Не волнуйтесь, автор на все готов, чтобы вас утопить в слезах
Lutik: Olya пишет: Надеюсь, что в октябре Уже и ноябрь прошел... Автор! Скажите, пожалуйста, прода будет в этом году или реал, к сожалению, совсем задавил?
полная версия страницы