Форум » Альманах » "Восток", приключенческий сериал (часть 4) » Ответить
"Восток", приключенческий сериал (часть 4)
Gata: Предисловие: Представляю вашему вниманию, дорогие читатели, новую версию нашего любимого «Востока». Эта версия отличается от первоначального варианта, многие линии существенно переработаны, но спешу вас успокоить – всё самое главное сохранено, а кое-где даже расширено. Хочу выразить огромную признательность Розе, моему первому критику и соавтору некоторых новых сцен – без ее помощи мне бы не удалось поднять пьесу на качественно новый уровень. Нежное спасибо Клепе за ее замечательные скрины, без которых мне в сто раз сложнее было бы рисовать иллюстрации. Отдельное спасибо Бэлле-Эйлис и Розе за то, что вытащили меня (и не только меня) из уютного тулупчика фарса и заставили примерить более элегантный костюмчик драмы. Играй мы в обычной своей фарсовой манере – это было бы, конечно, и весело, и интересно, но не заставило бы так переживать за героев и не запомнилось так надолго, вызывая желание вновь и вновь возвращаться к этому сюжету. Бесконечная благодарность моим партнерам по игре – Ксенчик, Клепе, Царапке, Брете, Баронессе Анастасии, - тем, кто создал чудесные, неповторимые образы, но по объективным причинам не мог постоянно присутствовать в игре, зато сообщил своим персонажам нужный вектор, который помог мне достроить то, что осталось не достроенным во время игры. Эту работу я посвящаю всем обитателям Усадьбы, моим дорогим и любимым друзьям – старым и новым. Приятного (надеюсь) чтения! Ваша Gata. [more]Дата первой редакции - март 2009 г. Использование в любом виде сюжета, размещение на других ресурсах текста или коллажей только с согласия коллектива авторов и главного редактора. [/more] Часть 1 Часть 2 Часть 3 P.S. Все иллюстрации кликабельны.
Ответов - 68, стр:
1 2 3 4 All
Gata: 6. РАССВЕТ В ПУСТЫНЕ СЦЕНА 1. Бенкендорф: (выслушивает доклад жандарма, что экспедиция по спасению Лизы прошла благополучно, однако евнуха пока так и не нашли) Плохо! (потерев лоб) Но я рад, что барон Корф и княжна Лизавета Петровна не пострадали. Если бы с ними что-то случилось, я бы лично вздернул Забалуева на первом попавшемся саксауле! Пусть бы даже потерял надежду, что он выведет меня на главного преступника... Нет, больше рисковать нельзя. (отдает приказ) Найти и взять под арест Забалуева и княгиню Долгорукую! СЦЕНА 2. Кайзерлинг: (слоняясь по лагерю, наступает на Забалуева, передвигающегося по лагерю на карачках) Проклятье! Андрей Платонович? Какого...? Забалуев: (огрызается) Репетирую ночь любви с юной красоткой! Бенкендорф: (подходит с двумя жандармами) Извольте принять прямое положение, господин предводитель Двугорского дворянства, и прямым шагом проследовать до арестантского шатра! Забалуев: (хнычет) Не могу! Радикулит проклятый! Бенкендорф: (отсмеявшись, велит жандармам) Несите так! Никита: (видит, как взяли в оборот Забалуева, и делает выводы) Гад ползучий! Это ты воровал мою Поленьку! Отвечай быстро, аспид, не то всю душу из тебя вытрясу! (отбирает Забалуева у жандармов и трясёт) Забалуев: (к жандармам, хныча) Спасите! Если у вас под носом арестанта убьют, шеф с вас пять шкур снимет! (на скрюченного Забалуева надевают кандалы и уносят в арестантскую палатку) Бенкендорф: (Кайзерлингу) екинуС вами, Аристарх Прохорович, я бы тоже хотел побеседовать. Что вы незадолго перед нападением сарацин делали на стоянке верблюдов? Кайзерлинг: На стоянке верблюдов? Теперь уж не помню... Смотрел, накормили ли моего, или, извините, вышел до ветру... Какая разница? Бенкендорф: Разница примерно такая же, как между следами от турецких туфель и испанских сапог, как у вас. Кайзерлинг: Мои следы могут быть где угодно, даже (смеётся) на мундире вашего арестанта. Нарышкина: (стоит неподалеку и победно смотрит на Кайзерлинга, взглядом спрашивая: «Ну так что, мне подойти и выложить туза на стол?») Бенкендорф: (Кайзерлингу, улыбаясь) Вы так спешите оправдаться, будто я вас в чем-то обвинил. Покойной ночи, граф, то есть - доброго утра! Заря занимается... (отвешивает поклон и уходит) Кайзерлинг: (вдогонку) Знаете, что ни в чём обвинить не получится... (тихо) вот и мутите воду. (видит Кати) Эта рыжая бестия опять что-то вынюхивает! Нарышкина: Успокойтесь, в сферу моих интересов вы пока что не попадаете. Я и так знаю достаточно. Кайзерлинг: Зато в поле моего зрения попадаете куда чаще, чем мне бы хотелось. Нарышкина: Нет, это просто вы постоянно оказываетесь там, где я, из чего и следует столь частое попадание моей персоны в поле вашего зрения. Кайзерлинг: Похоже, у нас близкий круг интересов, мадемуазель! Нарышкина: Я, к счастью, не вижу совпадений. Просто я хожу тут по делу, а вы - без него, вот и натыкаемся друг на друга. Кайзерлинг: Главное ваше дело - за мной шпионить, не правда ли? Нарышкина: Уточню: одно из бывших главных дел. Я знаю уже достаточно, чтобы больше вас не беспокоить... Кайзерлинг: Мне кажется, наоборот, вы обо мне знаете очень мало... Нарышкина: Мне моих познаний о вас вполне достаточно... Или вы сами хотите что-то рассказать? Кайзерлинг: О себе я готов рассказывать бесконечно! Вы другого такого злодея в жизни не видели и едва ли увидите! Женщину мне украсть - как для барона Корфа - выпить бутылку вина. Знаете, сажусь обедать и думаю - как это я сегодня никого не украл? Нарышкина: (закатывает глаза) О, Боже, оставьте эти сказки для девушек из салонов, а меня освободите от них... Кайзерлинг: Превосходно! Вот я в ваших глазах не так уж и плох. Нарышкина: Вы слишком хорошо о себе думаете... Кайзерлинг: Вы противоречивы, как настоящая женщина. Я не настолько плох, чтобы перед обедом похищать женщин, но признать это - уже подумать обо мне хорошо. Нарышкина: (всем своим видом показывает, что не слушает) Знаете, мне надо пойти проведать принцессу... Вы уж не сердитесь, но я вас оставлю... Надеюсь, надолго... (уходит к шатру Мари) Кайзерлинг: (смеётся) Конечно, надолго... до завтрака! (зевает) Всю ночь не спал, пойду, отдохну. (уходит) СЦЕНА 3. Ольга: (подставляет лицо ветру, вдохнув полной грудью, быстро идет, преследуемая мысленно голосом Забалуева, зажимает уши руками, но ядовитые слова слышатся где-то рядом) «Вам напомнить, сколько народу он отправил в крепость или Сибирь единым росчерком пера? Москва не Москва, а Кострома наберется! А поскольку здесь нет ни Сибири, ни Петропавловки, то мне даже подумать страшно, что с вами будет, и не защит вас даже наследник престола, потому что господин главный жандарм сам себе устанавливает правила!» (пытается убежать от навязчивого голоса) Ние, ние (нет)! Пусть Петропавловская крепость, эшафот, что угодно! СЦЕНА 4. Андрей: (шатаясь, выходит из шатра Владимира, сжимая в руке какие-то бумаги) Нет, это невозможно... это неправда... это... это... какой-то дурной сон! (сжав голову руками, садится на землю, громко стонет) Анна: (подбегает к нему) Андрей! Ты вернулся! Андрей: (поднимает голову на ее голос, хочет обрадоваться) Анечка! Это ты... (побледнев, отворачивается) Анна: (садится рядом) Что-то случилось? Ты такой бледный... (гладит ладонью по щеке) Андрей: (уклоняется от ее ласки) Анечка... нам нельзя... Анна: (не понимает) Андрей, что с тобой? Что ты такое говоришь?... Андрей: (с трудом разлепляя губы) Аня, я только что узнал... Теперь я понимаю, почему моя маменька так противилась нашей помолвке... (мнет в руке какие-то пожелтевшие от времени листки бумаги) Мой отец и служанка в доме Иван Иваныча... (с отчаянием) Мы брат и сестра, понимаешь?!!!! Анна: (не верит) Ты что, Андрей! Это невозможно! Я крепостная, будь я дочерью твоего отца - я бы не была крепостной! Кто тебе это сказал? Андрей: (с болью) Аня, если бы мне кто-нибудь сказал, я бы тоже не поверил! Но вот здесь... вот в этих проклятых бумагах... черным по белому написано, что Марфа, крепостная белошвейка, была люб... одним словом, мой отец ее любил тайком от моей матери, а Иван Иваныч помогал им встречаться... и у них... родилась дочь... ты, Аня! Ты - дочь моего отца и моя сестра!!! Анна: (в шоке, отрицательно мотает головой) Нет. Этого не может быть. Дядюшка не стал бы это скрывать от меня или от Владимира. Владимир знал о нас, он бы рассказал... (по лицу бегут слезы) Андрей: Откуда я знаю, почему Иван Иваныч скрывал? Поди у него теперь спроси! (сам чуть не плачет) Анечка, я не знаю, что нам теперь делать... то есть понятно, чего нам не надо делать... Но как я буду без тебя жить?! Анна: (плачет) Это шуточки Корфа, да? Пожалуйста, скажи, что да! Андрей: (хмуро) Я тоже думал, что шуточки, и чуть не дал ему по морде... а он мне в морду - вот эти письма! Анна: Но... Но... Как же... Почему он раньше не сказал? Андрей: Потому что раньше не потрудился заглянуть в сейф! Это же Корф, весь его кругозор - винный погреб! (опускает голову на колени и накрывает сверху руками) Почему меня сегодня не проткнул какой-нибудь сарацин?! Анна: Нет, Андрей, нет... (плачет) Почему? За что? (убегает вся в слезах) Андрей:) Анечка! (хочется броситься следом, но безнадежно роняет протянутые было к бывшей теперь уже невесте руки) Анечка... СЦЕНА 5. Ольга: (бежит, не глядя перед собой, в слезах, спотыкается и падает прямо на руки графа, поднимает заплаканные глаза и узнает в темноте Бенкендорфа) О, матка Боска! Бенкендорф: (подхватывает Ольгу и прижимает к себе, не давая упасть) Пани... (с тревогой) Ольга, что случилось? Ольга: (счастлива, что он невредим, прижимается к груди графа) Вы живы! Бенкендорф: (шутливо) Жив, конечно - ведь вы сами желали мне давеча доброго здоровья. Ольга: А где Забалуев? Вы его не видели? Бенкендорф: Господина Забалуева четверть часа назад унесли в арестантский шатер - сам он передвигаться не мог, спину, видите ли, схватило... (издает смешок, вспомнив комичную сцену) Но почему вам вдруг захотелось о нем спросить? Ольга: (успокаивается от его шутливого тона) Так... показалось в темноте что-то… (делает неопределенный жест рукой, и случайно рука оказывается на раненом плече графа; смущена и быстро, чтобы что-то сказать) Рана не беспокоит? Бенкендорф: (одной рукой крепко обнимает Ольгу за талию, другой мягко приподнимает ее подбородок - в предрассветных сумерках уже можно рассмотреть черты лица - и с улыбкой глядит ей в глаза) Мне нравится, что она беспокоит вас. Ольга: Беспокоит, а еще больше то, что уже светает, и нас могут увидеть. Проводите меня, граф, становится прохладно. Бенкендорф: (не двигается с места) А если бы нас никто не мог увидеть? (рука мягко спускается ниже талии) Ольга: (обвивает руками шею графа) Когда никто не видит, нет скандала, а это скучно… (слегка касается губами губ Бенкендорфа) Бенкендорф: (властно кладет руку ей на затылок и, прижав ее губы к своим, долго целует) Ольга: (отвечает на поцелуй, крепче обняв графа) Бенкендорф: (слегка отстраняется, и уже не властным, а мягким жестом проводит пальцами по ее щеке, ощущает легкую дрожь) Вам холодно? Пойдемте, я провожу вас до шатра. (предлагает руку) Ольга: (берет Бенкендорфа под руку) Благодарю. (замечает Александра, но делает вид, что не видит его) Бенкендорф: (у входа в шатер целует руку, не делая больше попыток обнять) Я не прощаюсь с вами надолго... Ольга. Ольга: Спокойной ночи, Александр Христофорович! (улыбается) Уже утро... (смотрит внимательно на графа) Не обещайте того, что не в вашей власти. Берегите себя! (заходит в шатер, сбрасывает накидку и платье, распускает волосы и в изнеможении падает на подушки, засыпает) СЦЕНА 6. Мари: (видит бегущую Анну, окликает ее) Анни! Подождите! Что случилось? Анна: Ваше высочество... (останавливается, пытается сдержаться, но эмоции берут свое) Княгиня Долгорукая: (тихо, чтобы никто не заметил, ходит от шатра к шатру, пытаясь определить, в каком из них цесаревич, замечает принцессу, которая о чем-то говорит с Анной) Вот удача так удача! Шатёр пуст. (проскальзывает внутрь шатра принцессы, осматривается, достаёт маленькую склянку с ядом) Мари: (с тревогой смотрит на заплаканное лицо Анны) Анни, прошу вас, пройдемте в мой шатер. (мягко берет ее под руку) Вы немного успокоитесь и расскажете, что с вами. Вам нельзя быть одной в таком состоянии. (Анна громко всхлипывает) Вас снова обидел господин Кайзерлинг? Анна: (отчаянно мотает головой) Мари: Вы поссорились с Андреем? Анна: (разражается бурными рыданиями) Мари: (нежно гладит ее по голове) Не плачьте, Анни… Есть такая русская пословица – влюбленные бранятся, только веселятся. Анна: (сдавленно) Простите, ваше высочество... Я… я не могу… (убегает) Мари: (вздыхает, глядя ей вслед) Бедняжка… Надеюсь, их ссора с Андреем – пустая размолвка, и они сегодня же помирятся. О, мне бы тоже очень хотелось из-за чего-нибудь поссориться с Алексом, а потом помириться… но он так вежлив со мной, так вежлив, что хочется плакать… (смахнув слезинку со щеки, возвращается в свой шатер) Княгиня Долгорукая: (слышит приближающиеся шаги, быстро опрокидывает содержимое пузырька в пиалу с шербетом и выходит из шатра, где ее встречают два жандарма с приказом об аресте)
Gata: СЦЕНА 7. Евнух: (приводит Полину к лагерю и пытается незаметно исчезнуть) Полина: (быстро спустившись с верблюда, преграждает путь евнуху) Куда?! (приставляет к нему кинжал) Сейчас я тебя к господам отведу, пущай разбираются. Евнух: Я плохо знать ваш язык, разбираться - значить денег давать? Полина: (ехидно) Дадут, дадут. Еще как дадут... На орехи... Ох, Никитушка тебе отплатит! (мстительно улыбнулась) Никита: (слышит голос Полины) Поленька, ты?! (бросается к ней) Где ж ты пропадала-то, лапушка? Мы за разбойниками в погоню пустились, думали, украли тебя с княжной Лизаветой, её нашли, тебя - нетушки! Я уж извёлся, не знал, где тебя искать в этих песках! (прижимает Полину к себе). Евнух: (радостно) Ты и есть Никитьюшко, который мне много платить? Я спасать этот красавиц в пустыне, я хотеть награда! Никита: (подозрительно) Спасал? Как спасал, от кого? Какая награда? (смотрит на Полину) Полина: (от радости начинает плакать и лихорадочно целовать Никиту) Родненький мой! Я уж думала, не смогу вернуться. (зло смотрит на евнуха) А все этот сморчок трехлятый! Никита: (смотрит на евнуха) Он обидел тебя? (сжимает кулаки) Полина: Никитушка, этот нерусь меня связал и продать хотел! (начинает хлюпать носом) А еще пышкой назвал! Никита: (одной рукой поднял евнуха за шиворот, другой обнимает Полину) Связал?! Продать? Я ему покажу, нехристю, вверх ногами повешу на солнышке! А что пышкой назвал… (улыбается) так ты и есть у меня пышечка сладкая! Полина: (краснеет) Прям сладкая? (зажмуривается) Ох, как же мне боязно было, что тебя не увижу! (сверкает глазами) А этого, ух, сморчка, связать нужно. Пусть господа с ним разберутся. Евнух: (болтается, дрыгая ногами воздуха, воздетый мощной дланью Никиты) Ай, ай, я не нравиться такой награда! Никита: Не нравится? Завтра ещё меньше понравится! Сейчас, Поленька, сейчас я свяжу его, а ты рассказывай, что там и как приключилось. (слушает рассказ Полины и возмущается) Экий наглец! Украл тебя прямо из шатра! (вздыхает) Я, Поленька, тебе цветочков хотел отыскать, да нету здесь ни единого! Полина: Да не нужно мне цветов. (смущенно краснеет) Лишь бы ты рядом! Бенкендорф: (подходит, посмотрев на Полину) Вижу, последнее потерянное сокровище нашлось? (Никите) Ну, держи его крепче, парень, чтобы опять не украли! А этого... (показывает на евнуха) отдай мне. Я собираю коллекцию отменных мерзавцев, там его физиономии очень не хватает! Никита: (Бенкендорфу) Извольте, ваше сиятельство, для вашей халекции! (сдаёт евнуха жандармам) Благодари своего бога, что не до тебя мне! Завтра его сиятельство с тобой разговаривать будет! (Полине) Всегда с тобой рядом, лапушка, буду, и тебя не отпущу никуда! (обнимает её) Пойдём в шатёр, отдохнём... подушки господа с собой взяли мягкие... СЦЕНА 8. Мари: (у себя в шатре, почувствовав жажду, берет пиалу с шербетом и подносит к губам) Бенкендорф: (услышав доклад жандармов, что княгиню Долгорукую задержали у входа в шатер принцессы, торопится туда) Не пейте, ваше высочество! Мари: (с ужасом смотрит на Бенкендорфа) Почему? (видит за ним жандармов и МА) Майн Гот! Княгиня Долгорукая: (с возмущением) Это произвол! Я буду на вас жаловаться! Бенкендорф: Кому, княгиня? Княгиня Долгорукая: Императору!!! (принцессе) Ваше высочество! (напустив в голос слезы) Умоляю вас, помогите! Я ни в чем не виновата! Мари: (бледная и растерянная, молчит, переводя испуганный взгляд с княгини на графа) Бенкендорф: Прошу прощения, ваше высочество... (берет пиалу из ее рук и нюхает напиток) Как сильно пахнет миндалем! Мари: Причем здесь миндаль?! (ничего не понимает) Граф, почему вы арестовали эту почтенную даму, матушку моей любимой фрейлины? Нарышкина: (успевшая тоже проскользнуть на место происшествия, сердито фыркает) Пожалуйста, Лиз можно обкуриться кальяном, чтобы на трое суток избавиться от фрейлинских обязанностей - и все равно осталась в любимицах, а мне за то, что я сутками напролет самоотверженно слежу за графом Кайзерлингом, никто даже спасибо не сказал! (на ее бурчание никто не обращает внимания) Бенкендорф: (принцессе) Запахом миндаля обладает сильнейший яд - цианистый калий. Увы, ваше высочество, вас пытались отравить. И пыталась отравить именно эта дама! (жандармам) Уничтожьте все напитки, какие найдутся в шатрах его или ее высочества! Княгиня Долгорукая: (не теряя самоуверенности) Кто-нибудь видел, что именно я подливала яд? Бенкендорф: У меня достаточно улик против вас, мадам. (делает знак жандармам, те уводят МА) Мари: (с ужасом смотрит вслед княгине) Яд?! Отравить?! Но... но ЗА ЧТО?!! (на негнущихся ногах выходит из шатра, проходит немного и оседает на песок) А если бы это выпил Саша?! Бенкендорф: Ваше высочество, клянусь вам моей жизнью, если она чего-то стоит, что с Александром Николаевичем ничего не случится. (Нарышкиной) Помогите ее высочеству, мадмуазель! (уходит) Нарышкина: Да... (подходит к Мари) Принцесса? Мари: (непонимающе поднимает глаза на Кати) Да? Нарышкина: Вам нужно отдохнуть... Вы желаете остаться здесь или пройти в другой шатер? Мари: Да-да, Кати, я пойду. Спасибо. (представив, что могло произойти, начинает беззвучно плакать) Нарышкина: (успокаивает принцессу) Ваше высочество, все уже позади... Мари: Кати, но я до сих пор не могу понять: за что?! А если бы кто-то выпил случайно: вы либо Анни? Нарышкина: (быстро соображает в уме, что к чему) Должно быть, у княгини есть скрытые мотивы... Мари: (недоуменно) но она показалась мне милой и приятной женщиной. Не могу поверить. Нарышкина: Внешность обманчива... Мари: Теперь я это вижу, Кати. Теперь я это вижу. (вздыхает) Не удивлюсь, если и нападение - результат сговора. Нарышкина: (тоже вздыхает) Все может быть... СЦЕНА 9. Анна: (врывается в шатер Корфа) Владимир! Владимир: (устало поднимает голову от подушки) Что случилось, Анна? Что такого срочного не может подождать до утра? Вы поссорились с Андреем? Анна: (протягивает ему бумаги) Вот... Скажите, что это? (голос дрожит) Откуда? Скажите, что это подделка, неправда! Умоляю вас! Владимир: (смотрит на бумаги, отворачивается, негромко) Я пытался предупредить Андрея... (поворачивается к ней) Но он ничего не хотел слушать... (кривится от боли) Мне жаль, Анна... Анна: (плачет) Но... Почему, почему... Почему не сказали мне... Не сказали до того, как мы с Андреем признались друг другу... Вы же знали... Владимир: (обнимает девушку за плечи, смотрит в глаза, с болью в голосе) Я не знал, Анна... Точней - узнал в день нашего отъезда о какой-то тайне, что скрывал отец, и в которой была замешала княгиня Долгорукая. Но я понятия не имел, что ты попадешь на корабль наследника, и что Андрей сделает тебе предложение во дворце бея... Анна: А как же после дворца? (без сил опускается на землю) Это так больно... Владимир: А после дворца бея, Андрей ничего не хотел слушать. Он ослеплен любовью... (смотрит на нее) Я не успел прочесть всего, что было спрятано в тайнике отца, Анна. Эти бумаги, видимо, документы, что хранились у княгини. Пока мы не прочли все документы отца... Возможно, есть маленькая надежда. Правда, не знаю, на что... Анна: Вот и я не знаю, на что мне теперь надеяться... (плачет) Что мне теперь делать... Владимир: (смотрит на нее) Я не верю, что отец скрывал только это. Не знаю, почему, Анна, но я уверен, что надо узнать все, что держал в секрете от всех НАШ отец. (легонько улыбается) Нельзя терять надежду. Слышишь, никогда нельзя терять надежду. Анна: Что, что еще может быть? (перебирает в руках документы) Тут же все, все... Печати, подписи... Я стараюсь верить, надеяться, но сил нет сейчас, нет... (поднимается) Владимир: (останавливает ее, разворачивает к себе) Я повторяю тебе: ЭТО бумаги княгини. Они как минимум могут быть фальшивыми. Вспомни, как она ненавидит все, что связано с нами. И она способна на все, что бы оградить свою семью от тех, кто ей ненавистен... (видит, как ведут княгиню в арестантскую палатку) Вот тебе и доказательства... (указывает на жандармов и Марию Алексеевну) Анна: Спасибо за поддержку, Владимир, большое спасибо... Я пойду, пожалуй, отдохну, немного приду в себя... Спасибо вам еще раз... (уходит) Владимир: (смотрит ей вслед) У меня все еще есть эта надежда... Андрей: (вваливается к Владимиру в шатер) Корф, где там твой бренди, или гашиш, или что там под руку подвернется - хочу напиться, забыться, умереть! Владимир: (рукой показывает в угол, где стоит кальян, и бутылки с вином) Там посмотри... Только умирать не торопись... Андрей: (безнадежно махнув рукой, принимается методически напиваться) СЦЕНА 10. Забалуев: (скучает в кандалах в тюремном шатре, но увидев, кого к нему ведут, радостно взвизгивает) Марья Алексеевна! Душа моя! Княгиня Долгорукая: И вы тут? Забалуев: Тш! Марья Алексеевна, зачем так громко! (на ухо) Потерпим три денька, а может и раньше нам придет избавление - я предпринял кое-какие меры, Бенкендорф скоро не будет нм мешать! Княгиня Долгорукая: (вздыхая) Знаю я ваши меры, Андрей Платонович! Опять что-нибудь будет не так. Забалуев: Всё будет по-нашему, Марья Алексеевна! (понизив голос) Графа убьет полька, ее схватят за убийство, а мы с вами останемся чистенькими и свободненькими! Княгиня Долгорукая: Андрей Платонович, а насколько хорошо вы знаете эту польку? насколько вы в ней уверены? (шепотом) Нам нужно ещё подстраховаться! Забалуев: Я знаю за ней один грешок - она на что угодно пойдет, чтобы он не всплыл! Княгиня Долгорукая: Да вы не один такой, с грешком-то? (смеётся) Забалуев: (тоже издает хохоток) Да кто ж без греха-то, Марья Алексеевна? Княгиня Долгорукая: (сузив глаза) А вам сейчас напомнить про грешок или ёще подождать? Забалуев: Кто старое помянет, Марья Алексеевна - тому глаз вон, а нам с вами все наши глаза еще пригодятся! (берет кусок дыни, уплетает за обе щеки) На такой диете, да в вашем обществе я хоть всю жизнь готов в кутузке провести! Княгиня Долгорукая: А кроме дыни нам ничего не полагается? Забалуев: (чмокает в щечку) А как же я сам? Жандарм: (входит) Княгиня Долгорукая, его высокопревосходительство распорядился отвести вас в отдельный шатер. Княгиня Долгорукая: (иронически) Его высокопревосходительство необыкновенно любезен. Забалуев: Ничуть не любезен! Бессердечный злодей! (хнычет) Лишить меня последней отрады – вашего драгоценного общества, Марья Алексеевна! Княгиня Долгорукая: Не скучайте, Андрей Платонович! (понизив голос) Вы же сами сказали, что скоро всё будет по-нашему, значит, и разлуке долго не быть. (уходит с жандармом) Забалуев: (один, задумчиво хрустит дыней) Надеюсь, что в этот раз я не просчитался! СЦЕНА 11. Александр: (смыв песок, сажу и кровь, отстраняет охрану, просит адъютантов оставить его одного, бросает мундир на шелковые подушки и в одной рубашке выходит наружу, под сапогами шорох песка... Блики пылающих костров танцуют на темных тентах раскинутых шатров, женские бархатные голоса и ласкающие слух звуки гитары, доносящиеся из просторных восточных палаток... Временами раздаются короткие приказы для стражи... Шероховатая веревка, царапнув кожу на пальцах, качается, поддерживая полог шатра, а дальше - предрассветная, бескрайняя пустыня с молчаливыми барханами... За несколько сотен шагов от лагеря лишь тусклая россыпь звезд на светлеющем небесном шелке, да небольшие острые камни, разбавляющие скудный пейзаж. Садится на песок и, облокотившись на нагретый жарким солнцем камень, смотрит на первые лучи рассвета, погружаясь в воспоминания) Бенкендорф: (смотрит издалека на цесаревича, вздыхает и велит жандармам занять пост и незаметно охранять Александра)
Gata: СЦЕНА 12. Мари: (на пороге шатра) Анни, к вам можно? Анна: Конечно... (присаживается и вытирает слезы) Мари: (садится рядом) Анни, теперь вы можете мне рассказать, что случилось? Я интересуюсь не из праздного любопытства, я хочу вам помочь. Анна: Андрей сделал мне предложение... (вертит кольцо на пальце) А сегодня оказалось, что мы брат и сестра... Мари: (поражена) Но как такое может быть?! Откуда вы это узнали? Анна: Владимир передал Андрею документы, в которых все написано... Я до сих пор не могу поверить, что это правда... Мари: (нахмурившись) Но что это за документы? Анна: Те, что Владимир нашел в сейфе у своего отца... Мари: Анни, я даже не знаю, что вам сказать. (слегка сжимает ее руку) Разбитое сердце - это так больно… (сама кусает губы, чтобы не расплакаться) Анни, я думаю вам надо отдохнуть и успокоиться. (дает ей чашку с водой) Вот, выпей... (осекается и издает нервный смешок) Не обращайте внимания, у нас у всех была тяжелая ночь. Анна: (берет кружку, делает глоток воды) Я все стараюсь отвлечься, не думать, но это сильнее меня... Мари: (ласково треплет Анину руку) Я надеюсь, что все это сплошное недоразумение, и вы переживаете напрасно. И помните, я всегда постараюсь вам помочь. (осторожно потирает виски, виновато) Простите меня, Анни, кажется, из-за недавних волнений у меня разболелась голова. Но мне не хочется возвращаться к себе… Я могу у вас остаться? Анна: Конечно, оставайтесь, ваше высочество! Я буду только рада! (ложатся рядышком) СЦЕНА 13. Бенкендорф: (допрашивает евнуха, тот недолго упирается и сдает Забалуева и Кайзерлинга) И почему я нисколько не удивляюсь? (берет двух жандармов и отправляется искать Кайзерлинга) Аристарх Прохорович, а мы по вашу душу! (дает прочесть показания евнуха, записанные жандармским секретарем) Не нужно возражений, я знаю, что на одних словах сомнительной личности, да еще и турецкого подданства, обвинения не составить, но - до выяснения обстоятельств - придется вас временно изолировать от порядочного общества. (с улыбкой провожает Кайзерлинга до арестантского шатра) Кайзерлинг: Но с вашим обществом мне иногда придётся смириться. Сколько хлопот из-за обычной дворовой, постеснялись бы, Александр Христофорович, неужели нет дел поважнее? (идёт под арест с видом полного спокойствия) Бенкендорф: Мне важно, господин Кайзерлинг, чтобы все участники нашей экспедиции пребывали в добром здравии и состоянии духа, а какое, к черту, состояние духа, когда офицеры или их денщики носятся по морям и пустыням, вызволяя похищенных девиц? Мари: (с криком просыпается посреди кошмара) Это сон... это просто сон! (смотрит на спящую Анну) Бедняжка, сколько для нее потрясений. Пусть все окажется дурной шуткой. (выходит из шатра и замечает, что Кайзерлинга сопровождают жандармы, удивленно) Этот господин что-то совершил? Кайзерлинг: (вежливо улыбаясь, на ходу кланяется принцессе и скрывается в шатре). Бенкендорф: Увы, ваше высочество. Мари: Но все-таки, в чем он провинился? Бенкендорф: Ваше высочество, мне неловко тревожить ваши уши этими подробностями. Мари: Александр Христофорович, у меня есть некоторые подозрения на сей счет, и я бы хотела, чтобы вы их либо опровергли, либо подтвердили. Бенкендорф: Был бы чрезвычайно признателен вашему высочеству, если вы сначала поделились вашими подозрениями. Мари: (шепотом) Как мне кажется, этот господин затевал нечто нехорошее в отношении некоторых дам, сопровождающих меня. Кати сказала, что видела, как он о чем-то разговаривал с евнухом в гареме... Бенкендорф: Еще один свидетель? Благодарю вас, ваше высочество! (почтительно целует руку) Я непременно побеседую с мадмуазель Нарышкиной, как только ее найду. (мимо жандармы проводят евнуха и заталкивают в шатер к Забалуеву и Кайзерлингу) Теперь, надеюсь, ваше высочество, ваших дам перестанут похищать. СЦЕНА 14. Александр: Внезапная встреча в один миг вернула все то, что так надежно спрятало когда-то мое сердце. И теперь, вместо обжигающих песков пустыни, временного лагеря и попыток предотвратить срыв важной миссии, я вижу лишь ночь, умирающую под безжалостными лучами рассвета, а мое сознание рисует засыпающую суету пышного Петербурга, затихающие голоса в коридорах дворца и погруженную в полумрак нашу обитель. Дрожащий свет свечей, притаившиеся в углах тени и тебя... Твои глаза, твою улыбку, твое тепло и твою любовь. Искреннюю, настоящую и настолько преданную, что порой нам обоим становится страшно... Я вновь и вновь возвращаюсь в ночи, когда в теплом полумраке нашей спальни был одурманен вкусом твоих губ, где мои руки стягивают с твоих плеч тончайший шелк, оставляя упоение владеть твоим телом. Где я утопаю в наслаждении и рождаюсь вновь, почувствовав твою ласку. Время, когда я не могу оторваться от нежных губ и расстаться со сладостью ночи, когда ненавижу рассветы, что разлучают нас на бесконечно тянущиеся часы... Сейчас я вновь слышу звуки вальса в бальном зале дворца, вижу сияние бриллиантов, блеск хрусталя и свет тысяч свечей, чувствую твое тело в моих руках. Теплый шелк согревает пальцы, и музыка растворяет все вокруг, оставляя нам лишь нас двоих. Вновь летят в небо аккорды и зовут с собой туда, где уже никто и ничто не сможет разлучить нас даже на мгновение... И я вновь вспоминаю тот самый, роковой рассвет. Наше расставание. Едва занимается заря, совсем как сейчас. Беззвучие границы, холодные ароматы поздней осени, карета, слеза, бегущая по горячей щеке и последний, горько-сладкий поцелуй... (Расстегнув пуговицу рубашки, вдыхает полной грудью воздух пустыни и снимает с груди золотой католический крестик, кусок золотого металла отражает первый пробившийся сквозь тьму луч и заставляет очнуться. Лагерь все еще спит, погруженный в сладкие, рассветные грезы. Лишь часовые беззвучно переминаются у входа в шатры и в кострах тлеют оставшиеся угли. Сжав в руке снятую цепочку, решительно направляется к одному из шатров.) СЦЕНА 15. Забалуев: (пытается распахнуть объятья навстречу вновь прибывшему, но мешают кандалы) Аристарх Прохорыч! Дорогой! И вас сюда? Добро пожаловать! Самое интересное общество, как водится, в тюрьме или в аду! Присаживайтесь, рассказывайте - а вас за что на цугундер? Кайзерлинг: У коллеги по титулу приступ доверия к подозрительным личностям. Забалуев: (хихикая) Однажды ему это выйдет боком! Присаживайтесь! (подвигается на подушках) Партию в картишки не желаете ли, досуг скрасить? Кайзерлинг: (Забалуева) В картишки? Крапленые? Забалуев: А у вас есть другие? Кайзерлинг: У меня, может, и найдутся где-нибудь в багаже, но вы, Андрей Платонович, другие в руки ведь не берёте. Забалуев: (хихикает) Разве ж я виноват, что в моих руках любая колода в крапленую превращается? Кайзерлинг: Золотые у вас руки, Андрей Платонович. И как это вы с ними умудрились под арест угодить? Забалуев: Так ведь у меня золотые, а у кого-то - дырявые! (кивает на помятого евнуха, которого вталкивают в арестантский шатер жандармы) Кайзерлинг: У нашего любезного шефа жандармов - точно дырявые, то девок у него похищают, то подарок самого императора. (видит евнуха) Ну и болван же ты, приятель. Забалуев: Совершеннейшая безмозглая скотина! Евнух: (огрызается на Кайзерлинга) Ты я не платить награда, я ты мстить! (Забалуеву) И ты тоже! Кайзерлинг: Не за что тебя награждать, разве что палкой пониже спины. Хочешь мстить - с кулаками Никитки познакомишься ближе. Евнух: Палкой бить - я одно говорить, рука золотить - я другое говорить! (скалит зубы) Кайзерлинг: (зевает) Говори, что хочешь, гроша ломаного тебе не дам! С дураками не связываюсь, да и веры тебе ни на грош. Евнух: (шуршит в самое ухо графа) Я говорить каспадин в голубой кафтан, что я обознаться, а ты моя кошелек богатить! Кайзерлинг: (евнуху, громко) Господин в голубой кафтан тебе поверит, только если ты на меня наговоришь, а в правду - что мне рожа твоя не сдалась даром - ни за что не поверит! Забалуев: (Кайзерлингу) Может, нам петицию составить его высочеству о произволе жандармском? Нас с вами, честных и благородных людей, держат взаперти по навету какого-то стручка басурманского, без суда и следствия! Кайзерлинг: Его высочество интересуют дамы, а не петиции. Кляуза только раздражение вызовет. Не спешите, Андрей Платонович, Бенкендорф скоро опять опростоволосится, ему не до нас станет. (встаёт и прохаживается по шатру) Надоело сидеть здесь, на допрос, что ли, вызвали бы. Забалуев: Да я никуда и не тороплюсь! Мне тут очень даже уютно! И сквозняков нет! (хлопает евнуха по руке, протянутой за дыней) Кайзерлинг: А мне неуютно на этих грязных тряпках сидеть, да ещё в вашей компании, пока господин шеф жандармов строит куры пани Огиньской. Скоро в путь, а я и не выспался толком, теперь допроса жду, словно карманный воришка. Припомню Бенкендорфу при случае. Забалуев: (хихикает в кулак) Продолжение следует.
Царапка: Сердитый Никита забавно кулаком грозит на коллаже, а Полька довольная!
Светлячок: Какой насыщенный отрывок! Я так за Анну и Андрея тут переживала Бедняги, узнать такие новости Жить не захочешь. Принцесса такая милашка, а её чуть не тот свет не отправили. Беня вовремя на пороге шатра нарисовался. БиО, как я их люблю Поцелуй в пустыне, мням Шикарная пара! Кайз с Забой Воспоминания Алекса на рассвете я читать не могу. Слёзы душат...
Бреточка: Какой Саня Мне Мари жалко
Алекса: Gata пишет: Андрей: Откуда я знаю, почему Иван Иваныч скрывал? Поди у него теперь спроси! (сам чуть не плачет) Анечка, я не знаю, что нам теперь делать... то есть понятно, чего нам не надо делать... Вроде плакать надо, а так написано, что улыбаешься Андрюшка такой милый. Gata пишет: Gata пишет: Ольга: (обвивает руками шею графа) Когда никто не видит, нет скандала, а это скучно… (слегка касается губами губ Бенкендорфа) Еще в игре на этом месте я выпала в осадок. Ольга меня покорила. Какая женщина! Ольга: (берет Бенкендорфа под руку, идут к шатру) Благодарю. (замечает Александра, но делает вид, что не видит его) А вот этот момент я так и не поняла. Почему Ольга делает вид, что не замечает Александра? Заба с Кайзом мне тоже очень понравились. Такие забавные прохиндеи Gata пишет: И я вновь вспоминаю тот самый, роковой рассвет. Наше расставание. Едва занимается заря, совсем как сейчас. Беззвучие границы, холодные ароматы поздней осени, карета, слеза, бегущая по горячей щеке и последний, горько-сладкий поцелуй... Вы меня понимаете Читать это трудно. Весь монолог Александра меня потряс.
Olya: Заба в наручниках и моя любимая БиО - самые лучшие коллажи От сцены графа и пани и монолога Александра у меня как всегда перехватило дыхание Очень жалко Сашу... Нет повести печальнее на свете, чем о любви, погаснувшей в расцвете
ksenchik: Гаточка, спасибо, спасибо, спасибо! Царапка пишет: Сердитый Никита забавно кулаком грозит на коллаже, а Полька довольная! Еще бы ей не быть довольной - такой защитник рядом Алекса пишет: читать это трудно. Весь монолог Александра меня потряс. Сколько перечитываю - столько и рыдаю
Светлячок: Бреточка пишет: Мне Мари жалко Почему? Беня подоспел вовремя, принцессу спасли. А про всё остальное она не в курсе дела. Алекса пишет: Андрюшка такой милый. Они с Анной вышли сладкой парочкой Мне очень понравились коллажи с БиО (колечко магистра так и сверкает ), где Полинка и Никита с кулаком и Заба в наручниках
Роза: Алекса пишет: Почему Ольга делает вид, что не замечает Александра? "Это элементарно, Ватсон" (с)
Gata: Спасибо за отзывы! Картинки рисую с удовольствием, и рада, что это доставляет удовольствие и вам Я тут посчитала - оказывается, нарисовано уже больше сотни картинок Olya пишет: Нет повести печальнее на свете, чем о любви, погаснувшей в расцвете Шекспир отдыхает Светлячок пишет: Почему? Беня подоспел вовремя, принцессу спасли. А про всё остальное она не в курсе дела. А то, что принцесса чувствует свое одиночество и «лишность» в миссии – это разве не достойно сочувствия?
Корнет: Мелодрама пошла Gata пишет: Я тут посчитала - оказывается, нарисовано уже больше сотни картинок Респект
Роза: Gata , илюшки одна другой лучше
Алекса: Gata пишет: А то, что принцесса чувствует свое одиночество и «лишность» в миссии – это разве не достойно сочувствия? Достойно безусловно. Это настоящая драма. У каждого из нас только одно сердце. У героев тоже. Если сердце отдано одному, другому(гой) там места нет, только в душе.
Gata: СЦЕНА 16. Александр: (никакой стражи у входа, и тишина внутри; осторожно откидывает полог и входит в сладкую теплоту походной спальни - толстый ковер, в котором как в траве русских полей утопают ноги, пестрота подушек, легкая ткань на непрочных стенах, девушка, прикрытая лишь легким покрывалом, дорожная одежда, расстегнутые пуговицы на кружевной рубашке) Почти все как прежде. Даже время способно потеряться в том, что чувствую сейчас я. Непреодолимое, жгучее желание прикоснуться, и разбудить тебя легким поцелуем. Почувствовать сладкий стон и встретить любимую улыбку. Лишь мгновение смотреть в глаза, а затем вновь утонуть в том, что давало жизнь нам обоим... (откидывает пару подушек, присаживается рядом со спящей Ольгой, любуется) Ольга: (вздыхает во сне, переворачивается и открывает глаза, видит рядом Александра, зажмуривается, потом открывает глаза окончательно и понимает, что это не сон) Саша?! Александр: (отворачивается на мгновение, затем смотрит на нее вновь) Я не хотел будить тебя так быстро. (по лицу скользит теплая улыбка) Ты все так же прекрасна. И так же улыбаешься во сне, когда я смотрю на тебя. В рассветные часы, я любил только эти мгновения... Сейчас я вижу их в своих снах... (усмехается, вновь отвернувшись от нее) Ольга: Я всегда чувствовала, когда ты рядом и просыпалась. Сны лучше, чем ничего, Саша. (садится, подтягивает колени и обнимает их обеими руками, тихо) Зачем ты пришел? Мы стали забывать друг друга. Ничего уже не вернуть, а сейчас будет только больно. Александр: (опустив голову, молчит некоторое время, затем поворачивается к ней и вновь улыбается) Настоящая боль лучше фальшивого счастья, Ольга. Она дает возможность почувствовать, что ты жив. (смотрит на нее) Я не забывал ни тебя, ни то, что было между нами... Это время было и осталось очень дорогим и важным не только для меня… Я хочу верить, что оно осталось таким для нас обоих... (выдерживает еще одну паузу, негромко.) И я верю в это... Ольга: (тоже смотрит на него, не отводя взгляда) Фальшивым счастьем был навязанный мне брак. (встает и отходит в глубину шатра, чтобы скрыть волнение и унять дрожь) Саша, помнишь из немецкой поэзии, мы переводили с тобой вместе: "Вчерашний всегда осыпается праздник, но память об этом сегодня нас дразнит..." Воспоминание о тебе останутся со мной навсегда, но нам надо отпустить друг друга, иначе мы никогда не будем счастливы. Александр: (борется с воспоминаниями, затем разжимает руку, некоторое время смотрит на золотой крестик - подарок, оставленный когда-то на его груди в знак любви, горько улыбается, встает, тихо подходит, осторожно надевает цепочку ей на шею, мягко разворачивает к себе и освобождает длинные, волнистые локоны, позволяя металлу коснуться ее шеи, смотрит в глаза, тихим, мягким голосом) Поэты тоже ошибаются, Ольга... Дразнить способно лишь мимолетное желание, оно не остается надолго в памяти... (выдерживает паузу, продолжая смотреть в глаза) Настоящая память согревает, ибо способна хранить в себе лишь живые, искренние чувства... (осторожно убирает с ее лица упавший локон, проводит пальцами по контуру лица, едва касаясь кожи, словно вновь стараясь сохранить в памяти ее образ, долго смотрит в глаза, почти шепотом) Настоящая любовь не терпит неволи. Она живет лишь тогда, когда свободна... И я никогда не посажу в клетку то, чем так дорожит мое сердце... (вновь молчит некоторое время, глядя в ее глаза) Я клянусь, что сохраню в душе каждое наше мгновение, и не забуду ни одного слова, что говорил тебе тогда и говорю сейчас... (еще некоторое время смотрит в глаза, осторожно прикасается поцелуем к ее руке, тихо и с теплой улыбкой) Прощайте, пани... Я желаю счастья и вам и тому, кому выпадет честь стать вашим избранником... Ольга: (губы дрожат) Саша... (замолкает, не в силах говорить; поднимает крестик в руке, прикладывает к губам Александра, потом к своим, когда Александр склоняется к её руке, другой нежно проводит по его волосам, сдерживая слезы) Прощай... Ты, как никто другой, достоин быть счастливым. Будь им, в память о нас. Александр: (бросает последний взгляд на Ольгу и выходит из шатра) Ольга: (когда наследник уже скрылся за пологом, не сдерживает больше слёзы) Прощайте, ваше высочество! СЦЕНА 17. Бенкендорф: (жандарм приносит расшифрованную и переписанную красивым почерком стенограмму бесед арестантов – другой жандарм сидит, приникнув ухом к незаметному отверстию в шатре и стенографирует) Нуте-с, что за разговоры говорятся в нашем паноптикуме? (читает) Про ненависть глубокоуважаемой княгини Марьи Алексеевны к его высочеству мне уже известно, надеюсь скоро выяснить и причину оной ненависти. Про крапленые картишки тоже анекдот с бородой… А это что? Полина должна меня убить? Какая Полина – та девчонка, за которую денщик молодого князя Долгорукого готов все живое в пустыне выкосить топором? (с досадой) Господин Забалуев просто издевается надо мной! (читает дальше, доходит до слов Кайзерлинга про похищенную саблю) Что-о-о?! Опять?!!! (идет проверять подлинность сведений) СЦЕНА 18. Нарышкина: (узнает, что все заговорщики и бунтари в заключении) Неужели граф Бенкендорф наконец-то сложил два и два и понял, кто стоит за всеми бедами? Мари: (слышит голос Кати) Вы уже встали? (усмехаясь) Да, все наши «герои» в заключении. Надеюсь, больше происшествий не будет. Нарышкина: Да, воистину, чудеса на свете бывают... (про себя) Но что-то я сильно сомневаюсь, что дальше все будет гладко... Кайзерлинг: (Забалуеву) Вы курите? Чёрт, надоело мне здесь! (выходит из шатра, даёт в морду жандарму, достаёт трубку и затягивается). Так куда лучше! (видит принцессу с Кати и чуть насмешливо кланяется) Нарышкина: О, нет, опять он! (закатывает глаза) Мари: (бросает на Кайзерлинга презрительный взгляд) Кайзерлинг: Доброе утро, ваше высочество! Доброе утро, мадемуазель! Как самочувствие? Готовитесь к новым приключениям? Нарышкина: (строит недовольную мордочку) Бенкендорф: (подходит к Кайзерлингу, улыбаясь) Счастлив следователь, к которому подследственные так рвутся на допрос! Ваше высочество... (поклон) Мадмуазель Нарышкина, вас я тоже искал. Нарышкина: Да? И по какому же поводу? Бенкендорф: Для очной ставки! Нарышкина: (хмурится) Кайзерлинг: Александр Христофорович, ну наконец-то! Мне впрямь не терпится поскорее избавиться от вздорных обвинений, родившихся в очаровательной головке мадемуазель Кати! Бенкендорф: Я предъявлял вам показания евнуха из гарема Оздемир-бея. (с улыбкой) Кайзерлинг: Этого?! Только? Я успел и забыть, думал, у вас в запасе есть что-то существеннее (смотрит на Кати). Бенкендорф: (улыбка еще шире) Человека с чистой совестью должны посещать другие мысли. Кайзерлинг: Даже в вашем обществе? Бенкендорф: Мое общество доставляет неудовольствие политическим преступникам. (внимательно смотрит на Кайзерлинга) Кайзерлинг: Или беднягам, которым известна нерасторопность ваших людей. Вы, Александр Христофорович, с вашим хватательным рвением то за порохом не приглядите, то за благородной девицей. При таком раскладе напраслина - дело обыкновенное. Бенкендорф: (изобразив грусть) Старею, Аристарх Прохорович – то за одним не догляжу, то другое упущу. Вы уж на меня не взыщите, что заставил вас несколько часов провести в обществе настоящих преступников; плуту этому гаремному веры мало, а мадмуазель Нарышкина отказалась против вас свидетельствовать. Желаю приятно оставаться! (велит жандармам утащить евнуха в отдельный шатер на допрос и уходит сам) Кайзерлинг: (задумчиво вслед Бенкендорфу) Хитрит старый лис... Хочет с поличным поймать. (Кати) Благодарю за ваше великодушие, мадемуазель. Вам ведь хотелось вывести на чистую воду мерзавца 96-й пробы. Нарышкина: (пожимает плечами) Я подумала и поняла, что на такого негодяя, как вы, у меня еще маловато улик. Поднакопится - и главный козырь при первой же вашей ошибке полетит на стол графа Бенкендорфа. Кайзерлинг: Мне придётся совершить что-нибудь ужасное ради вашего удовольствия! Нарышкина: Уж сделайте милость. И тогда осуществится моя заветная мечта - я увижу, как вы идете по этапу. Кайзерлинг: (Кати) Тронут, что ваша мечта - увидеть меня, детали не так уж важны. Нарышкина: Не льстите себе - я как раз буду заострять внимание на деталях, а не на вашей персоне. Кайзерлинг: (Кати) Ну так вам всё равно, кого по этапу отправить – может, удовольствуетесь другим графом? Нарышкина: Пожалуй... Нет! Поверьте, рано или поздно, я выведу вас на чистую воду... Может быть, даже прямо сейчас... (уходит) Кайзерлинг: (провожает Кати взглядом) Угодно поиграть? Пожалуйста, мадемуазель, посмотрим, за кем останется последний раунд. СЦЕНА 19. Забалуев: (угрюмо гложет дыню) Какое изуверство: на завтрак - дыня, на обед - дыня, на полдник и на ужин опять она же! Коли со мной приключится медвежья болезнь, гадай, от чего - то ли от страха, то ли от нее, распроклятой! (отшвыривает дынную корку и, поудобней устроив лысину среди подушек, засыпает) СЦЕНА 20. Бенкендорф: (допрашивает евнуха) Всё, что ты мне рассказал, чрезвычайно занимательно - и про солнечного коня Уччайхшраваса, и про асуров, однако я хотел бы знать, куда сарацины отвезли золотую саблю. И не надо повторять историю про гору Мандару, которую опускают на дно океана на спину гигантской черепахи, обмотав космическим змеем Шешей. Куда эти разбойники свозят награбленное? (с улыбкой, обещающей мало доброго) Врать не советую! Евнух: (начинает плести сказки про мудрого обезьяньего вождя Ханумана, но надолго не хватает ни его познаний в индуистской мифологии, ни ломаного русского лексикона, и в конце концов он признается, что сарацины хранят награбленное в подземной пещере вблизи одного индийского города с труднопроизносимым и не воспроизводимым на бумаге в силу его, евнуховой неграмотности, названием) Но я уметь показать... (плачет, представляя, что с ним сделают сарацины, когда узнают, что он их предал) Бенкендорф: (жандармам) Стеречь этого мерзавца! (отправляется доложить о новом повороте путешествия наследнику, но не застает того в шатре, и решает сначала потолковать с Забалуевым - входит в арестантский шатер, где Забалуев уже не спит, а с трагическим выражением на физиономии жует дыню) Кому вы служите, господин Забалуев? Забалуев: Что за оскорбления?! Я предводитель Двугорского дворянства, я не позволю! Бенкендорф: (брезгливо) Едва ли Двугорское дворянство долго позволит себе терпеть такого предводителя. Итак, кому вы служите? Вы слишком ничтожная персона, чтобы лично злоумышлять против миссии его императорского высочества. (услышав какое-то хрюканье) Что вы сказали? Забалуев: Это не я, это дыня проклятущая... (держится за живот) Бенкендорф: (прикрыв ладонью рот, чтобы спрятать улыбку) Господин Забалуев, у меня нет времени на долгие с вами разговоры. Благодаря вашим бесконечным проискам у нас его и так очень мало. Я имею достаточно доказательств, чтобы отправить вас на виселицу за государственную измену, и так и сделаю, если вы сейчас же не назовете мне имя вашего хозяина! Забалуев: (борется с искушением продать Ольгу немедленно, не дожидаясь окончания отведенного ей трехдневного срока, потом вспоминает кровавый рубин Магистра, трусливо съеживается, потом приободряется, подумав, что при принцессе его, пожалуй, не осмелится вздернуть даже безжалостный Бенкендорф, и надувает грудь колесом) Вешайте! Бенкендорф: (наблюдая за сменой оттенков на физиономии предводителя, убеждается, что тот кем-то сильно запуган, и вытрясти из него правду сейчас не удастся) Вижу, что вам очень нравится дыня, господин Забалуев? Я велю тюремщикам ничего не менять в вашем рационе. Приятного аппетита! (уходит) Забалуев: (вслед ему) Изверг! Иезуит!
Gata: СЦЕНА 21. Нарышкина: (ходит между шатров и слышит голоса из одного, присаживается и слушает) Кайзерлинг: (ходит по лагерю, бормоча про себя) С кем прикажете коммерцию заводить? Кругом одна сволочь, этот евнух - болван, разбойники - голодранцы, порядочных купцов по части живого товара ни разу не встретили... (видит Кати) Рыжая бестия опять навострила свой носик... Поглядеть, что ли? (прячется за угол шатра так, чтобы видеть Кати) Нарышкина: (дослушав разговор Александра с Ольгой, заглядывает в небольшую щелку в шатре) Голубки... (встает, слышит шорох за углом, но не обращает внимания) Кайзерлинг: (смотрит на Кати) Что разведала эта лисица? (видит выходящего из шатра Ольги Алекса) А! Шашни! Что же ещё... Теперь Бенкендорфу точно будет не до меня. Нарышкина: (садится неподалеку от шатра, бросает камешки в пепел от костра) Все... Тут становится скучно, и ничего нового... Кайзерлинг: (тихо подкрадывается к Кати и неожиданно поднимает её на руки) Скучаете, мадемуазель? Нарышкина: (приходит в ярость и вырывается) Что вы себе позволяете, негодяй! Немедленно отпустите! Кайзерлинг: (крепко держит Кати, ухмыляется) Я же обещал вам помочь вывести меня на чистую воду. Сейчас я вас украду, продам в какой-нибудь гарем, и будут у вас все доказательства! Нарышкина: Поставьте меня немедленно! А не то я закричу и разоблачу вас прямо сейчас! Кайзерлинг: Сделайте одолжение! А чтоб было больше разоблачать... (целует её) Нарышкина: (вырывается и отвешивает пощечину) Да вы... Да вы... Хам! Негодяй! (отворачивается) Кайзерлинг: (на ухо ей) Сколько лестных слов сразу! (обнимает её за талию) Мари: (проходя стороной, замечает Кайзерлинга, обнимающего Кати) Что-что?! (изумленно ахает) Никогда бы не подумала! (хихикнув в кулачок, уходит) Нарышкина: (убирает его руки) Не слишком ли много вы себе позволяете? Кайзерлинг: Много? Напротив, совсем мало, я почти ничего себе не позволяю, особенно если учесть романтичность нашего путешествия! (в сторону) Залепила пощёчину, отвернулась, но не удрала - хороший признак. Нарышкина: Романтик в вас умер, если вы считаете путешествие по этой пыли романтичным... Честь имею. (уходит) Кайзерлинг: Иметь честь, конечно, неплохо, но в юных барышнях этот недостаток можно исправить... (насвистывает легкомысленный мотив и уходит) СЦЕНА 22. Александр: (выйдя от Ольги, некоторое время смотрит вдаль, затем поднимает взгляд к небу и заглушает боль расставания улыбкой, разворачивается и медленно идет к своему шатру) Бенкендорф: (видит наследника, выходящего из Ольгиного шатра с взволнованным лицом, чуть мрачнеет, но отвешивает почтительный поклон) Ваше высочество, вынужден побеспокоить вас для неотложного разговора. Александр: (просто смотрит на него, затем, улыбнувшись, кивает) Конечно, Александр Христофорович, я готов выслушать все, что вы мне хотите сообщить. Бенкендорф: Боюсь огорчить ваше высочество, но сабля - подарок японскому императору - похищена сарацинами. Мне удалось выяснить, куда разбойники могли ее увезти - к счастью, это не намного в стороне от того маршрута, которым мы намеревались двигаться дальше. Но отправляться нужно как можно скорее. Прикажете сворачивать лагерь, ваше высочество? Александр: (слегка усмехнувшись) Оружие, не побывавшее в приключениях, имеет ценность лишь как сувенир. Но наш подарок проходит более чем достойную проверку на прочность... (оглядывается, солнце практически встало) Я полностью доверяю вашему профессиональному чутью, граф. Отдавайте распоряжения о сборах и отправлении. Постараемся в очередной раз вернуть клинок и довезти его тому, кому он предназначен... Бенкендорф: Слушаюсь, ваше высочество. Но прошу вас обещать, что вы не станете более рисковать вашей жизнью, устремляясь в гущу сражения. Если клинок не доедет до Японии, мы рискуем потерять лишь несколько удобных портов в Японском море, если же не доедете вы, этого не простит мне ни ваш отец, ни Россия, ни я сам. Александр: (тепло улыбнувшись) Вы же понимаете, граф, что я не могу дать вам такого обещания. Однако, взамен я пообещаю быть осторожным. И постараться исполнить возложенную на меня миссию. Бенкендорф: (с добродушной усмешкой) Я понимаю первое, не верю во второе и очень хочу надеяться на третье, ваше высочество. Александр: (немного помолчав) И еще, Александр Христофорович, хочу поблагодарить вас за кольчугу. Ваша предусмотрительность сегодня ночью спасла мне жизнь... Бенкендорф: Не стоит благодарности, ваше высочество, я делаю и, пока жив, буду делать то, что почитаю моим святым долгом. Разрешите идти? Александр: (кивнув) Конечно, граф. Идите и распоряжайтесь о сборах и незамедлительном отъезде. (поколебавшись, останавливает готового удалиться графа) Александр Христофорович! (подходит ближе) Вам правда больше нечего мне сказать? (пристально смотрит в его глаза) Бенкендорф: Если вы недовольны тем, что я до сих пор не обнаружил английского шпиона в нашем лагере... я не бегу от ответственности, ваше высочество, и готов ответить за все мои промашки. Вероятно, по возвращении в Петербург я буду просить его величество об отставке, но пока я с вами, я постараюсь устранить последствия этих ошибок. Александр: (смотрит в его глаза, качая головой) Меня в данный момент совершенно не интересует ни английский шпион, ни все, что с ним связано... (тише) Но я требую объяснить мне то, чему я стал невольным свидетелем вчера вечером... (еще тише) Я имею в виду вас и пани… (осекается) вас и Ольгу... Бенкендорф: (смотрит в глаза Александра, в которых - боль, и мрачнеет) Ваше высочество, я не хочу, чтобы вы думали, будто взывая к вашему долгу по отношению к России и принцессе Марии, я лукавил, преследуя собственные интересы. Я сказал вам тогда, что для меня существует только долг - и это было правдой. Но и то... что случилось потом... это тоже было правдой, от которой я не стану малодушно отрекаться. Александр: (не отрывая взгляда) Ни вы, ни мой отец никогда не воспринимали всерьез то, что было между мной и Ольгой. Вы исполнили приказ императора, но это ничего, слышите, ничего не изменило! Лишь нанесло и мне и ей еще одну рану. Я любил ее по-настоящему... (молчит какое-то время) И люблю до сих пор! (опустив глаза, отворачивается, усилием воли берет себя в руки, не оглядываясь, тихо) Распорядитесь о сборах граф. Нам пора продолжить путь... Бенкендорф: (слушает, и с каждым словом мрачнеет все больше) Будет исполнено, ваше высочество. (отвешивает поклон и уходит) СЦЕНА 23. Андрей: (валяется вперемежку с подушками на ковре в шатре Корфа - мундир и физиономия помятые, очки на левом ухе; с трудом разлепляет веки) Я... еще... жив? Непорядок... (ползком добирается до ближайшей не совсем пустой бутылке, переливает ее содержимое в себя и снова проваливается в тяжелый сон) Никита: (обходит лагерь) Жандармы за порядком присмотреть не умеют, гляну-ка я, пока Поленька спит, не завелось ли где новой измены. (заглядывает в шатёр Долгорукого) Свят-свят-свят, князь Андрей Петрович в эдаком виде! Ладно бы мой барин, дело привычное, а тут без ворожбы не обошлось! (трясёт Андрея за плечо) Эй-ей! Очнитесь, барин! Андрей: (во сне блаженно улыбается) Анечка... любимая... (лезет целоваться к Никите) Никита: (отстраняется от Андрея) Караул! Сглазили нашего князюшку! Меня с Анной, прости Господи, перепутал! Андрей: (от громогласных воплей Никиты полупросыпается и смотрит на денщика одним глазом) Ч-что... ик! м-мы уже... ик! п-п-п-п-причалили? Никита: (Андрею) Причалили, давно уж причалили! И вам причалить пора, а то утонете в пакости этой! (брезгливо берёт пустую бутылку и отбрасывает её прочь) Андрей: (медленно возвращаясь к трезвой и горькой реальности) Никита... Никита, ты не представляешь... зачем ты убрал бутылку? Анна - моя сестра, понимаешь ты, дубина стоеорсовая?! Моя сестра - как Лиза, как Соня... родная сестра!!!! а я ее люблю, я ее люблю так... так... во всех языках мира не найдется слов, чтобы сказать, как я ее люблю! (мотает головой, очки падают с уха на плечо) Как мне теперь жить, а, Никита? Никита: (Андрею) Анна сестра вам? То-то барин покойный растил её барышней... В доме думали, она сестра Владимиру Иванычу, а тут вона что... Ишь ты... Андрей: Вот тебе и «ишь ты»... (смотрит на винную бутылку и отворачивается - тошно) Никита: Кто ж сестрицу вам любить помешает? Любите её на здоровье, по-родственному. Андрей: Легко тебе советы давать! А если б оказалось, что Полина - твоя сестра? Никита: (задумывается) Али до греха меж вами дошло? Андрей: (возмущен) Ты что, с ума сошел?! Это у вас, мужиков, всё просто, а Анечка... Она такая чистая, такая... Я бы никогда и мысли не допустил, что с ней можно, как с цыпочкой из курятника мадам Воланж! Я бы никогда ее так не оскорбил! Никита: (обижен) А что мужики? Что между мужиками? Мы будто не чувствуем! Анна-то впрямь как из воздуха, как их там, хвея... По-родственному и без греха её очень можно любить. Андрей: А я, по-твоему - что, не мужчина? Я хочу ее любить - по-настоящему, всю! Но только после свадьбы! Которой никогда не будет... (поникнув головой) Никита: (вздыхает) Экий вы горемыка, Андрей Петрович! Ну, винищем горю не поможешь, вставайте-ка, умывайтесь, а там видно будет! (одним движением поднимает князя и ставит на ноги). Андрей: Спасибо тебе, Никита... добрая ты душа... Хочешь унтер-офицером быть? (не сопротивляется, позволяя себя встряхнуть) Анна: (замирает на пороге шатра) Андрей... Ты здесь?.. Андрей: (растерянно) Аня? (пытается одновременно пригладить рукой растрепанные волосы, застегнуть мундир и надеть на нос очки) Анна: (пугается и подходит к нему близко-близко) Что с тобой? Никита: (смотрит на Андрея и Анну) Пойду к Поленьке, чай, заждалась, коли проснулась (вслух) Не простудитесь, Андрей Петрович, дует тут, неведомо от чего (уходит) Андрей: (хочет ее обнять, но роняет руки и отворачивается, с болью) Аня, зачем ты пришла? Зачем мучишь себя и меня? Анна: (отходит подальше) Прости, прости меня... Сердце не выдержало, так хотелось увидеть тебя... Андрей: (проглотив комок в горле) Аня... неужели мы когда-нибудь сможем относиться друг к другу, как брат и сестра? Анна: (качает головой и нежно прикладывает руку к лицу Андрея) Нет... Я не смогу... Это так несправедливо... Андрей: (прикрывает глаза, наслаждаясь ее лаской, потом вдруг крепко стискивает в объятиях и начинает осыпать ее лицо и шею жаркими поцелуями) Нет, ты не моя сестра! Я не верю в это, я этого не чувствую! Анечка, любовь моя, радость моя, жизнь моя... (объятия становятся все крепче, а поцелуи - все жарче, но внезапно опомнившись, отпускает ее, потрясенно) Прости меня... пожалуйста, прости... Анна: (плачет) Тебе не за что извиняться... Мое сердце навсегда будет твоим, даже если ты... (осекается)... мой брат... Андрей: И мое сердце принадлежит тебе навеки! Я никого не смогу больше полюбить, я не хочу больше никого любить! Пусть мне никогда не суждено прижать тебя к груди, не почувствовать сладость твоих губ... но я сохраню все это в памяти - каждый твой взгляд, каждый поцелуй, и буду любить мою память, раз уж не дано любить тебя... (плачет, не стесняясь своих слез) Анна: (нежно целует в щеку и выбегает из шатра) Андрей: (шепотом, ей вслед) Прощай, любовь моя... (услышав от одного из жандармов о скором отъезде, идет предупредить друзей) СЦЕНА 24. Полина: (спросонья пытается нашарить рядом с собой Никиту) Никииитушка… (резко открывает глаза) Никита?! Полина: (садится на подушки и осматривает убранство шатра) Никита: (заходит к Полине) проснулась, радость моя? Полина: (вскакивает и бросается ему навстречу) Никита! (вздыхает) Я проснулась, а тебя нет. Никита: (гладит её по щеке) Не серчай, Поленька! У меня служба... ты спала ещё сладко, а я ходил к Андрею Петровичу. Горе у него - хотел на Анне жениться, а она батюшке его побочная дочка. Полина: (прижимается щекой к его руке) Ну что ты! Раз служба, значит служба. Как же так вышло, что Ань... Анна Долгоруким родня?! Ээх, горемычная она. Уж как бы я к ней ни относилась, но такой беды не желаю. Любить, и вдруг узнать такое. Никита: Может, враки, и все обойдётся? А меня Андрей Петрович обещал произвести в унтер-офицеры! Будешь унтер-офицерская жена! Полина: (улыбается) Да я и просто женой быть согласна! (счастливая прижимается к Никите) Хоть вольная, хоть подневольная - лишь бы с тобой. Никита: (довольный, целует Полину)
Gata: СЦЕНА 25. Нарышкина: (идет и шипит, возмущаясь нахальством Кайзерлинга) Да как он посмел, негодяй... (подходит к Бенкендорфу) Граф, мы продлеваем стоянку или собираемся? Бенкендорф: (погруженный в свои мрачные мысли, отвечает механически) Собираемся, мадмуазель! Возьмите на себя труд известить об отъезде ее высочество. (проводив взглядом цесаревича, вошедшего в шатер принцессы) Нет, ее, кажется, известит сам Александр Николаевич. Тогда проследите за упаковкой ее гардероба и предупредите остальных дам. Нарышкина: Да... (идет предупреждать всех об отъезде) Бенкендорф: (ходит по лагерю, отдавая распоряжения о сборах – деловито и жестко, как обычно, но в голове неотступно вертятся слова Александра; сам с собой) Они не забыли друг друга – с этой правдой приходится смириться. Вернуть им отнятое во имя государственных интересов счастье я не могу, но могу частично искупить мою вину: перед ним – избавив его от напоминаний о долге, о котором он сам не может забыть, перед ней – избавив ее от моего внимания. СЦЕНА 26. Александр: (постепенно приходит в себя, идет мимо шатров в поисках принцессы, находит ее в одиночестве, читающей книгу) Простите меня, Мари... Я совершенно не уделяю вам внимание... Мари: Алекс! (смущенно опускает взгляд) Ваше высочество… Слава Богу, с вами все в порядке! (про себя) Ты жив! Жив! (вслух) Я так за вас волновалась. (про себя) Если с тобой что случится, я этого не переживу. Александр: (улыбается, целует ей руку) Спасибо, что так беспокоитесь обо мне. (тепло смотрит, немного грустнеет) Мари... Я хочу попросить вас о прогулке. (подает ей руку) Вы не против? Мари: (принимает руку) Конечно, я согласна с вами прогуляться. (нежно) И мне не за что вас прощать. Успех миссии превыше всего. Александр: (пока идут, смотрит вдаль, на палящее солнце, затем поворачивается к принцессе) Красоту можно найти даже в пустыне. Несмотря на то, что вокруг одни пески и палит солнце, здесь потрясающей красоты закаты... (опускает голову, невесело) Я вновь хочу попросить у вас прощения, Мари… (поворачивается, смотрит на нее) И совсем не за миссию... (выдержав паузу) Больше всего на свете, Мари, я ненавижу ложь. Особенно, когда это касается людей, которых я ценю и которыми очень дорожу. Мне не хочется обманывать вас. Вы должны знать то, что я скажу вам сейчас… (отворачивается, смотрит какое-то время на барханы) Некоторое время назад, незадолго до нашей с вами встречи, я любил одну женщину, польскую княжну Ольгу Калиновскую. Не буду вдаваться в подробности, чтобы ни причинять вам еще большей боли. Скажу лишь, что нас разлучили. Ольгу выслали в Польшу и насильно выдали замуж. С тех пор мы не встречались. Какое-то время после расставания я не помнил себя. Жил лишь снами и воспоминаниями о тех днях, а потом встретил вас. Бог мне свидетель, я был искренним в своих чувствах, когда говорил вам о любви. Вы были моим спасением и возвращением в реальный мир. Я вновь почувствовал, что живу, и могу быть счастливым. Там, в вашем маленьком городке, я думал, что начал новую жизнь. Жизнь, в которой у меня будете только вы, Мари... (голос срывается, но Александр усилием воли берет себя в руки) Однако я ошибся тогда. Новую жизнь мне дает эта пустыня и этот рассвет... (молчит какое-то время, затем продолжает) Вчера я случайно встретил здесь Ольгу. Перепутал шатер, вошел и потерял дар речи. Оказалось, что ее, как преступницу, нарушившую волю Императора и вернувшуюся в Россию, арестовал в Одессе граф Бенкендорф. Она путешествовала с нами все это время, а я узнал обо всем только вчера... (пауза) Не стану скрывать, Мари, мне с трудом удалось сдержаться, но сегодня утром... (делает паузу, глядя на барханы, затем поворачивается и смотрит ей в глаза) Сегодня утром мы попрощались навсегда. Чтобы открыть сердце для новой любви, мне нужно было отпустить прежнюю... И вернуться к вам, чтобы остаться рядом навсегда. Сейчас, произнося эти слова, я прошу вас только об одном - дать мне немного времени. И я обещаю, что на свете не будет женщины, счастливей той, кому я сейчас говорю слова любви. На свете не будет женщины, счастливей вас, Мари... (смотрит в ее глаза, ожидая ответа) Мари: (внимательно выслушав каждое слово, с печальной улыбкой) Спасибо... спасибо за вашу честность. Для меня это значит очень много. (глаза блестят от непролитых слез) Не отрицаю, что мне больно, но знайте - мои чувства к вам не изменились. Я буду ждать столько, сколько нужно. (нежно проводит рукой по его щеке) Я понимаю, что такую женщину, как пани Огинская, забыть очень сложно. (еле-еле слышно) Даже если этого не произойдет, я буду любить за двоих. Александр: Спасибо, Мари... (стирает слезинку с ее щеки) Обещаю, что это последние слезы, пролитые вами по моей вине... (опускается на колени, обнимает ее и замолкает...) Мари: (нежно гладит его по волосам) Я верю. Я верю вам! Александр: (приходит в себя, поднимается, улыбается, нежно и тихо) Нам пора ехать... Караван готов к отправлению, и все ждут только нас. Боюсь, по дороге в Японию нас ждет еще одно отклонение от курса. Правда, где мы окажемся, знает лишь граф Бенкендорф... (подает ей руку, вместе возвращаются к ожидающей свите) СЦЕНА 27. Бенкендорф: (помогает Ольге сесть на верблюда, стараясь не смотреть ей в лицо, сухо спрашивает) Вам удобно, пани Ольга? Ольга: Разве… вы не собираетесь меня сопровождать? Бенкендорф: (холодным светским тоном) Вы больше не арестантка, пани Ольга, а этот верблюд – послушное и доброе животное. Желаю вам приятного пути! Ольга: (ошеломлена переменой, произошедшей с Бенкендорфом с момента их последней встречи) Что ж… (сухо) Желаю вам в пути более приятной компании, чем бывшая арестантка, господин граф (отворачивается, чтобы скрыть разочарование, набрасывает капюшон накидки и берет в руки поводья; когда граф отходит, с горькой усмешкой). Слова мужчин слишком разнятся с их поступками, и вы, граф, не оказались исключением. Бенкендорф: (про себя, невесело усмехаясь) Если я когда-нибудь пожалею о принятом решении, мне останется лишь напомнить себе, что для нее я был и останусь только жандармом. (убедившись, что караван готов тронуться в дорогу, занимает свое место в его конце - чтобы держать под наблюдением начало и середину; караван берет курс на Индию) Конец шестой части.
Царапка: Мари прелестна с веером из павлиньих перьев
Эйлис: Санек у меня конечно не плакал при прощании, но все равно коллаж отличный))) все остальные картинки тоже
полная версия страницы