Форум » Мезонин » Исторические реалии для фикрайтеров - 2 » Ответить
Исторические реалии для фикрайтеров - 2
Роза: Приглашаю в этой теме делиться интересными и полезными сведениями о реалиях ХIХ века.
Ответов - 81, стр:
1 2 3 4 5 All
Gata: Роза, спасибо за виды старой Москвы! В своих исторических экскурсах мы как-то до сих пор обходили первопрестольную, теперь есть повод восполнить пробел
Роза: Gata пишет: В своих исторических экскурсах мы как-то до сих пор обходили первопрестольную Как-то мы так оплошали. Теперь наверстаем.
Роза: Продолжаем о приятном. МАСЛЕНИЧНЫЕ ТРАДИЦИИ Снежные городки Принято в масленицу на берегу реки строить городки из снега, укрепленные башнями, с двумя вратами. К этому городку собирается множество детей, которые делятся на "пеших" и "конных". "Пешие" занимают город, "конные" готовятся к нападению. Наконец, "конница", по знаку своего начальника, бросается на приступ и начинается битва. Осажденные храбро защищают город портив "конницы", не давая ей ворваться в крепостные ворота, отбивая их метлами и помелами. Однако, "конница" берет верх и победоносно въезжает в ворота городка, а затем вместе с "осажденными" разрушает городок с веселыми песнями и возвращается домой. Катальные горы В царствование Императрицы Елизаветы Петровны масленичные катания устраивались в ее любимом селе Покровском, где в зимнее время устраивали постоянные катальные горы, и с них - то катались не только, но и сама императрица, съезжавшая "стоя на лыжах". Катальные горы строились с затейливыми башенками, на которых развивались затейливые флаги, а вдоль гор вместо барьера, в два ряда стояли елки, а между ними - статуи из льда и снега. Медвежья потеха Ни одна масленичная неделя в Москве прошлого века не обходилась без медвежьего представления. Медвежья потеха была очень популярна среди всех слоев населения больших и малых городов, сел, деревень. Эта народная забава несколько раз упоминалась в "домострое", осуждающем ее как одно из "бесовских угодий", "богомерзких дел". Но, не смотря на запреты и гонения, медвежья потеха продолжала существовать, веселя и радуя крестьян и бояр, простых ремесленников и царей, взрослых и детей. Кулачные бои Еще одна масленичная потеха - кулачные бои, которые есть остаток древне военной потехи, ибо наши предки сражались со своими врагами "на кулачках" - о чем свидетельствует летопись: в XXIII столетии во время войны Князя Киевского Мстислава III против Великого князя Юрия Всеволодовича, Мстислав, поощряя своих новгородцев и смолян к сопротивлению против неприятеля, предоставили на их волю сражаться пешими или на конях. Тогда новгородцы отвечали: "Мы не хотим на конях, но, по примеру, предков наших, пеши и на кулаках биться". Было время, когда наши бояре, собравшись повеселиться, свозили из разных городов бойцов для своей потехи. Бойцы казанские, тульские и калужские славились более других, выдерживали сильный бой с татарами, приезжавшими в Москву с икрою и рыбами, выигрывали большие залоги, и платились нередко за свою отвагу жизнью. В старину было три вида кулачных боев. Самым лучшим и интересным считался бой один на один. Практиковался и бой "Стенка на стенку", когда запасных бойцов каждая "стена" уговаривала встать на свою сторону, и они выпускались только когда неприятель пробивал стену. Надежда-боец летел с шапкою в зубах, бил груды на обе стороны, лежащего не трогал, и, пробив стену, возвращался с толпою льстецов прямо в кабак. А реже всего допускался бой "сцеплялка - свалка", который обыкновенно возникал из-за того, что старики подзадоривали молодых рассказами и обещаниями побиться. Молодые переходили с вестями из двора во двор, дети выходили на затравку и были предвестниками "сцеплялки".
Роза: Не только русские были самые умные и любители поесть-повеселиться. Польша не отставала. Буйным весельем, гуляньями, играми, охотой отмечена была масленица, называвшаяся в Польше карнавалом. Устраивались балы, маскарады, свадьбы, пиры, а также "кулиги" - катания на санях. Нередко этот праздник сопровождался пьянством и чревоугодием без меры, что вызывало возмущение католических священников, называвших масленицу "дьявольским изобретением". Особенно шляхта обожала кулиги. Несколько шляхтичей из соседних усадеб, собравшись, ехали на санях в гости в какую-либо отдаленную усадьбу. Застигнутый врасплох хозяин вынужден был кормить нежданных гостей всем, что у него было в закромах. Наевшись и напившись, гости вместе с хозяином отправлялись к следующей "жертве". Вообще следует сказать, что зрелище "кулиги" было впечатляющим. Мужчины ехали верхом, женщины, закутанные в шубы - в санях; в санях же ехали свои либо подобранные где-либо музыканты, - ибо какое же веселье без музыки и танцев? Мужчины палили в воздух из ружей от избытка радости и выпитого. Специальных масленичных блюд не было. Естественно, на пирах и балах подавались очень изысканные и дорогие кушанья, включая и польские. Пожалуй, только среди сладостей присутствовали особые масленичные "фавории", т. е. хворост и пончики. Эти пончики, легкие и ароматные, нежные и необычно вкусные, пользовались необычной популярностью. До сих пор существует так называемый "жирный четверг" – масленичный четверг, в течение которого жители Варшавы съедают более двух миллионов пончиков в общественных кондитерских, помимо домашних.
Роза: И на закуску. Сцена из театральной пьесы «Александр Пушкин». Е.Ганин. Признаюсь вам: я обожаю и проклинаю русскую масленицу в один и то же момент сразу! Праздновать с народом – водить хороводы, топать землю в присядку, кушать водочку со льдом, угощаться от пуза блинами с икоркой во сметане, целоваться с молодухами. Отмечать масленицу в аристократическом обществе – это с утра до вечера бегать дважды в день из дворца во дворец по балам, обедам, концертам. Меняя фраки на камзолы,сапоги на штиблеты и обратно, визитные именные пуговицы на глазурные, не забывая про шляпы, ленты, значки, ордена, галстуки, жабо... В перегруженной памяти постоянно надобно держать льстивые нежные комплименты дамам и скабрезные анекдоты для литераторов и посланников Европы. Каламбуры – изысканное украшение петербургской масленицы. Не дай чёрт перепутать утренний бал с вечерним! Утренний – в половине первого; вечерний – в 9. Требовалось помнить, что бал утренний - заканчивается мазуркой, а вечерний - общим вальсом. Как всегда появлялось много недовольных: те, которые были приглашены на утро, завидовали вечерним счастливчикам. Мужчины всегда стремились не промахнуться мимо царских банкетов и картежных столов. И над всем святым праздником шелестели слухи, сплетни амурных похождений. Дамам масленица доставалась труднее, чем нам, господам: в перерывах между балами дамы меняли корсеты, наряды, драгоценности, и партнеров. Но, слава Богу! Масленица кончилась, а с нею и балы! Для меня всё это кончилось тем, что жена моя выкинула. Вот до чего доплясались. «Она глядит на вас так нежно, Она лепечет так небрежно, Она так тонко весела, Её глаза так полны чувством, Вечор она с таким искусством Из-под накрытого стола Свою мне ножку подала!»
Gata: Роза, спасибо за рассказ о масленичных славянских забавах! Особенно насмешили наши "сцеплялки" и польские "кулиги" Народ, читайте и хватайте на вооружение для игры! Роза пишет: Праздновать с народом – водить хороводы, топать землю в присядку, кушать водочку со льдом, угощаться от пуза блинами с икоркой во сметане, целоваться с молодухами. Отмечать масленицу в аристократическом обществе – это с утра до вечера бегать дважды в день из дворца во дворец по балам, обедам, концертам. Меняя фраки на камзолы,сапоги на штиблеты и обратно, визитные именные пуговицы на глазурные, не забывая про шляпы, ленты, значки, ордена, галстуки, жабо... Николай Палыч подгребает в праздничную программу и молодух, и штиблеты
Алекса: Очень интересно. Мне про городки и катальные горы очень понравилось. С удовольствием порезвилась бы на таких забавах. Я не знала, что в Польше тоже отмечали масленицу. Про пончики читала, что их поляки очень любят, но с масленицей никак не связывала. Gata пишет: Николай Палыч подгребает в праздничную программу и молодух, и штиблеты
Четвёртая Харита: Gata пишет: Народ, читайте и хватайте на вооружение для игры! Да-да сцеплялка нужна обязательно, а то всё по трактирам, да по трактирам - никакой культуры . Вот кулиги можно опустить у Корфов дома они и так без передыху. Ничего нового.
Алекса: Четвёртая Харита пишет: Вот кулиги можно опустить у Корфов дома они и так без передыху. Ничего нового. Это скорее у пани Ольги. У барона должны быть штрудели.
Четвёртая Харита: Алекса пишет: У барона должны быть штрудели. Честно говоря не поняла. А при чём тут пироги ?
Светлячок: Четвёртая Харита пишет: А при чём тут пироги Санёк имела в виду немецкую кухню, навен. Барон же Корф, а не Еропкин. Писарев присмотрел себе мордобойные забавы и кое-что сладенькое.
Роза: Светлячок пишет: кое-что сладенькое. В смысле медовых пряников?
Светлячок: Роза пишет: В смысле медовых пряников? В смысле медовых губ
Gata: У племянничка губа не дура :)
Четвёртая Харита: Искала инфу по поводу поведения Алекса и Ольги по отношению к Корфу и набрела. Вывод у меня только один. Вовочка растёт в моих глазах не по дням, а по часам, а наследник с фрейлиной падают теми же темпами . Просмотрела темки, но вроде бы такого поста не встретила . Бальный этикет начала 19 века Приглашения на бал присылались заранее – недели за три, т.к. приглашенным нужно было сшить себе новые платья. На небольшие танцевальные вечера приглашения рассылались приблизительно за неделю. Текст приглашения был очень лаконичный: «Князь Потемкин просит сделать ему честь, пожаловать в маскерад, сего февраля 8 дня 1779 года в Аничков дом в 6 часов». Прочие условности сообщались только в исключительных случаях – например, если бал был тематическим и всем надлежало явиться в определенных костюмах. На бал было принято являться с небольшим опозданием, но не более, чем на час. Хотя это правило соблюдалось не всегда. Прибывших гостей объявляли "непрерывным потоком" (вспомните, например, бал у Воланда – там это очень хорошо описано). Войдя в залы, гости прежде всего подходили приветствовать хозяев, затем проходили общаться с другими гостями. Приветствовать гостей раньше чем хозяев считалось неприличным. Если вы еще не успели переговорить с хозяевами, или хотели приветствовать вновь пришедших, но при этом сами находились бы на другом конце залы, нужно было ограничиться легким кивком. Знак к началу бала отдавали хозяева, и первым танцем, как правило, был полонез. Его обычно танцевали все или почти все присутствовавшие. Далее танцы шли почти непрерывно, и мало было таких кто не пропускал ни одного танца за вечер. Последовательность танцев заранее объявляться стала довольно поздно – ближе к концу века, когда появились и вошли в моду "малые" танцы – такие, как падекатр, падеспан, паде… и так далее. Соответственно, с этого же времени устроители бала стали выпускать "карне" – программки бала, где можно было записать своих партнеров на тот или иной танец. До того бальные книжечки, опять-таки предназначенные для записи приглашений, у дам были свои собственные. Приглашать даму можно было не только непосредственно перед танцем, но и заранее, до бала. Существовали строгие правила приглашения на танец. Кавалеру рекомендовалось делать приглашение в виде комплимента: «Вы так прекрасны сегодня, что любоваться Вами – одно удовольствие. Надеюсь, Вы подарите мне счастье любоваться Вами в мазурке?». Дама имела право отказать, если: а) кавалер был без перчаток; б) она хотела пропустить танец – не танцевать, а отдохнуть; в) она уже обещала этот танец другому; в) она уже танцевала с этим кавалером три танца за вечер или предыдущий танец. В любом другом случае дама была обязана принять приглашение. Если она отказывала без причины, она не имела право участвовать в этом танце вообще. Делая приглашение, кавалер должен был даме поклониться, а дама, вне зависимости от того, соглашалась ли она – сделать небольшой книксен. А для этого сидящей даме необходимо было встать с места. Вообще, стоит отметить, что неприлично кавалеру сидеть, если рядом стоят дамы. Даже если дама только что поднялась с места, чтобы покинуть помещение, кавалер должен встать. Так же неприлично сидеть, если стоят люди старше по званию или возрасту. Исключением из этого правила были только императоры и императрицы. Если к вам обращается стоящий, то вы также должны встать. Количество танцев, которые можно было протанцевать с одним и тем же партнером, было ограничено: не более трех танцев за вечер. Нельзя было танцевать и два танца подряд. Исключение делалось только для помолвленных и новобрачных. Впрочем, в разных странах существовали разные традиции. В Англии, к примеру, кавалер и дама могли за вечер протанцевать вместе всего два танца, зато они имели право на два танца подряд. Приглашения на отдельные фигуры мазурки, котильона или кадрили-монстра в счет не шли. В середине бала был обед, на который каждый кавалер провожал даму. Если кавалер приехал на бал без дамы, хозяйка бала могла попросить его проводить на бал даму (например, приехавшую с четой родственников и не сопровождавшуюся поэтому кавалером). Когда пара садилась за стол, они снимали перчатки и покрывали колени салфеткой. Перед тем, как встать из-за стола, перчатки одевались вновь, салфетки оставлялись на спинках стульев. Так же хозяйка или хозяин или кавалер-распорядитель следили, чтобы та или иная дама не оставались без партнера, предлагая свободным кавалерам пригласить оставшуюся в стороне гостью. "Белых" танцев не было и дамы имели право приглашать кавалеров только в некоторых фигурах котильона. Танцы дама с дамой на публичных балах также не были приняты и допускались только на маленьких, спонтанно организованных танцевальных вечерах. На бал люди приходили одетыми парадно. Кавалеры – во фраке, смокинге или костюме (в зависимости от десятилетия), белой рубашке и обязательно в белых перчатках. Причем в руководствах пояснялось, что дама имеет право отказать кавалеру без перчаток, и для кавалера лучше прийти на бал в черных перчатках, чем без перчаток вообще. К лацкану фрака прикреплялась бутоньерка. Военные приходили в мундирах. Костюмы кавалеров мало зависели от моды и их рекомендовалось шить в классических формах, чтобы одеяния прослужили дольше. На бал кавалеры приходили в ботинках, и только военные могли позволить себе сапоги, но без шпор. Дамы и девушки одевались в платья по последнему писку моды, каждое из которых создавалось на 1-2 бала. Дамы могли выбирать любой цвет для платья (если он не был оговорен особо – например, в 24 января 1888 г. в С.-Петербурге проводился изумрудный бал, на котором все присутствующие были одеты в соответствующий цвет), для девушек платья шились белого цвета или пастельных тонов – голубого, розового, айвори. К платью подбирались перчатки в тон платья или белые (надевать кольца поверх перчаток считалось безвкусным). Дамы могли украсить себя головным убором – например, беретом. Девушкам рекомендовалась скромная прическа. В любом случае, шея должна была быть открыта. Украшения дам могли быть любыми – главное, чтобы они были подобраны со вкусом. Девушкам следовало появляться на балах с минимальным количеством украшений – подвеска на шее, скромный браслетик. (парные браслеты – одинаковые на двух руках – дозволялись только представительницам императорского дома. Остальные довольствовались одинарными браслетами.) Покрой бальных платьев зависел от моды, но одно оставалось в нем неизменным – открытые шея и плечи. При таком покрое платья ни дама, ни девушка не могли появиться в свете без ювелирных украшений по шее – цепочки с кулоном, колье … что-либо было одето обязательно. Феликс Юсупов в своих воспоминаниях описывает такой случай: его родители, граф Сумароков-Эльстон и княгиня Юсупова, пошли на представление в Мариинский театр. В антракте в их ложу зашла фрейлина императрицы Марии Федоровны и попросила княгиню снять фамильный бриллиант, висевший на шее Зинаиды Юсуповой, т. к. императрица в тот день не украсила себя бриллиантом такой величины. Княгиня немедленно исполнила это, но, т. к. другого украшения на шею у нее не было, супружеская пара вынуждена была покинуть театр. Кроме того, в 1820-1830-х гг. даме и девушке было неприлично появляться в свете без букета цветов: его носили в руках, в волосах, прикрепляли к платью на талии или на груди. Обязательным атрибутом был веер. Его можно было оставить в бальной зале на своем месте, можно было во время танца держать в левой руке (которая лежит на плече партнера). Мелочи складывали в сумочку (ридикюль), которую также оставляли на своем месте. Кроме танцев и обеда на балах гости развлекались играми: спокойными, такими как карты, веселыми и подвижными – например, фантами. Разъезжались часто по утру, однако уезжать последним было так же неприятно, как и приезжать первым, поэтому часто приглашения на финальный танец не принимались – дамы приводили себя в порядок перед отъездом. В течении месяца после бала гости должны были нанести хозяевам визит вежливости. Советы к благовоспитанному поведению для кавалеров и дам в бальной зале * В бальной зале в течение всего бала (а не только в первые 15 минут) следует вести себя учтиво и вежливо, ко всем присутствующим относиться с равным уважением и вниманием. * Бал сопровождается не только определенной манерой поведения, но и определённой манерой разговора. Недопустима громкая, резкая речь, запрещено употребление ненормативной лексики. Не стоит держать руки в карманах, жевать, демонстративно удаляться от общества - таким поведением вы оскорбляете прочих приглашенных. Ко всем присутствующим необходимо обращаться по имени и отчеству. * Держать себя грациозно и изящно, двигаться непринужденно и легко следует не только во время танцев, но и во всякое другое время на балу. * Следует следить, чтобы выражение лица всегда оставалось любезным и милым взгляду, улыбаться и глядеть с приятностью. * Бал это вечер, посвященный танцам. Посему крайне неприлично, придя на бал, избегать участия в танцах, никого не приглашая или отказываясь от приглашений. * При обмене приветствиями, сначала кавалеры приветствуют дам поклоном, затем дамы, после реверанса, могут протянуть руку для поцелуя или рукопожатия. * Даме неприлично танцевать много с одним и тем же кавалером, следует ограничиваться двумя или тремя приглашениями от одного и того же лица, даже если кавалер состоит с дамой в близких отношениях. * Также и кавалеру следует приглашать во время бала разных дам, предварительно представляясь в случае, если дама ему незнакома. * Соответственно, не очень удобно, когда пара, находясь в компании, слишком занята друг другом. * С другой стороны, крайне неучтиво придти на бал с одной дамой, а танцевать все время с другими. Однако внимание к своей даме не должно превращаться в грубость и небрежение по отношению к прочим присутствующим. * Кавалер, желая пригласить даму на танец, должен подойти к ней и, изящно поклонившись, сделать приглашение в самой вежливой и деликатной форме: "Позвольте мне иметь удовольствие пригласить Вас на танец". Если же приглашаемая хорошо знакома, то просто: "Не откажите мне в удовольствии танцевать с Вами". Если кавалер ранее не был представлен этой даме, предварительно необходимо представиться. Если дама находиться в сопровождении другого кавалера, прилично предварительно попросить у него позволения пригласить даму. * Воспитанная дама не должна разрешить себе, отказав одному кавалеру, идти сейчас же танцевать с другим. Неудобно дать понять кавалеру, что причиной отказа была не усталость или иной предлог, а просто нежелание танцевать именно с ним. * Воспитанный кавалер не должен разрешать себе, получив отказ от дамы, тут же приглашать другую присутствующую даму, показывая тем самым, что ему на самом деле все равно с кем танцевать. * В случае недостатка в кавалерах обязанность танцевать падает на каждого. Неприлично, зная танец и наблюдая множество неприглашенных дам, избегать приглашения. * С другой стороны, дама, оставшаяся без приглашения, должна перенести спокойно эту маленькую неприятность и не выказывать своего неудовольствия. Ей надо иметь вид, будто она с большим удовольствием смотрит на танцующих. * Прежде чем приглашать даму на танец, кавалеру прилично оценить количество желающих также принять участие в данном танце и верно оценить, стоит ли к ним присоединяться. Танец в сутолоке и толкотне теряет изрядную часть своего очарования, и дама может быть и сама не рада, что приняла приглашение. * По окончании танца кавалеру следует поклониться даме и проводить её к указанному ею месту. Если женщина пожелает, она может представить кавалера своим знакомым. Советы к уместному и всем удобному поведению кавалеров и дам во время танца * Кавалеру прилично приглашать даму только на тот танец, который он хорошо знает и умело исполняет. Неуклюжим исполнением танца кавалер ставит свою даму в крайне неудобное положение, поскольку, как бы хорошо та не танцевала, танец с неумелым партнером всегда выглядит некрасиво. Дама же может принять приглашение на танец, который не вполне хорошо знает, но только предупредив об этом кавалера. Приглашать и принимать приглашения на танцы, которые вы не знаете вовсе, крайне не рекомендуется. * Кавалеру или даме не стоит покидать партнера во время танца за исключением особенных уважительных причин. * Во время танцев свободного перемещения следует двигаться вместе со всеми, танцуя по периметру зала - не разрывать круг, не занимать место сбоку от другой пары или перед ней. Танцуя более-менее на месте, стоит держаться центра зала. * Если по какой-то причине пара сбилась, лучше отойти в центр зала, но не наружу, и, тем более, не оставаться на линии танца. * Во время танца кавалер и дама не должны быть слишком далеки друг от друга, но и не должны прижиматься. http://apropos.borda.ru/?1-9-0-00000005-000-0-0-1279876035
Роза: Четвёртая Харита , Четвёртая Харита пишет: * В бальной зале в течение всего бала (а не только в первые 15 минут) следует вести себя учтиво и вежливо, ко всем присутствующим относиться с равным уважением и вниманием. Подпись - Владимир Корф. Четвёртая Харита пишет: * Держать себя грациозно и изящно, двигаться непринужденно и легко следует не только во время танцев, но и во всякое другое время на балу. Подпись - Натали Репнина. Четвёртая Харита пишет: * Кавалер, желая пригласить даму на танец, должен подойти к ней и, изящно поклонившись, сделать приглашение в самой вежливой и деликатной форме: "Позвольте мне иметь удовольствие пригласить Вас на танец". Подпись - Михаил Репнин. Четвёртая Харита пишет: * С другой стороны, дама, оставшаяся без приглашения, должна перенести спокойно эту маленькую неприятность и не выказывать своего неудовольствия. Ей надо иметь вид, будто она с большим удовольствием смотрит на танцующих. Подпись - Нарышкина Четвёртая Харита пишет: * Кавалеру или даме не стоит покидать партнера во время танца за исключением особенных уважительных причин. Подпись - Ольга Калиновская. Четвёртая Харита пишет: Неуклюжим исполнением танца кавалер ставит свою даму в крайне неудобное положение, поскольку, как бы хорошо та не танцевала, танец с неумелым партнером всегда выглядит некрасиво. Подпись - Забалуев.
Gata: Четвёртая Харита, Роза Ну, и последнюю страничку в этом карне-де-баль заполнит Ал-др Николаевич: "Их высочествам закон не писан"
Тоффи: Спасибо за эту тему! Нет времени ознакомиться со всем, что в ней есть, скопировала, чтобы почитать позже. Четвёртая Харита пишет: Кавалеру или даме не стоит покидать партнера во время танца за исключением особенных уважительных причин Неужели его высочество был настолько плохо воспитан, что не знал такое простое правило? Поставил в некрасивое положение и себя, и Ольгу, и Владимира.
Алекса: Тоффи пишет: Неужели его высочество был настолько плохо воспитан, что не знал такое простое правило? Поставил в некрасивое положение и себя, и Ольгу, и Владимира. Александр забыл обо всё на свете, когда увидел Ольгу, танцующую с другим мужчиной. Любовь и ревность. Четвёртая Харита пишет: Дамы могли выбирать любой цвет для платья (если он не был оговорен особо – например, в 24 января 1888 г. в С.-Петербурге проводился изумрудный бал, на котором все присутствующие были одеты в соответствующий цвет) Не согласилась бы ехать на бал, где все дамы в платьях одного и того же цвета.
Gata: Алекса пишет: Александр забыл обо всё на свете, когда увидел Ольгу, танцующую с другим мужчиной. Любовь и ревность. Если б все мужчины теряли голову от ревности, увидев, что их дама танцует с другим, балов бы не было, как факта :)
Царапка: Бюджет Шереметевых Я отсканировала и распознала книгу: Бюджет Шереметевых (1798-1910). Очерк Владимира Станюковича. Управление музеями-усадьбами и музеями-монастырями Главнауки НКП. Москва 1927 год. 27 страниц. Выложила здесь. Вкратце, что показалось наиболее примечательным, плюс некоторая дополнительная информация, которой я заинтересовалась по ходу чтения. Основополагатель богатств – сподвижник Петра I фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, получил земли и людей в награду за службу и не имел времени заниматься хозяйством. Его сын Пётр Борисович перевёл многие поместья на оброк (что избавляло его от львиной части забот по хозяйству Оброчные крестьяне имели больше хозяйственной самостоятельности, чем барщинные, что вело к имущественному расслоению в деревне, поддерживаемому хозяином, которому удобнее в фискальных целях использовать кулаков. Автор пишет, что данных о жизни оброчных крестьян очень мало. Граф преумножил семейное состояние женитьбой на княжне Черкасской (подробнее об этой паре). дочери канцлера Черкасского, о котором в сети я видела нелестную информацию. Частью приданого оказалась знаменитая семья Аргуновых, которые в дальнейшем стали собственностью Шереметевых. Потомки фельдмаршала (кроме выгодно женившегося сына) вплоть до отмены крепостного права расточали имение. Огромное богатство не мешало графам делать долги. Внук фельдмаршала Николай Петрович прославился своим театром, главной затеей и крупной статьёй расхода, ещё больше – женитьбой на собственной крепостной актрисе, основал в Москве Странноприимный дом. Сын его и Прасковьи Жемчуговой на бессистемную благотворительность тратил огромные суммы, хозяйством почти не занимался. На уплату долгов в 1838 году извёл около четверти дохода. Нужда в деньгах заставила графа (пишут, его контору) отступить от правил не отпускать на волю крепостных крестьян, и в один год было собрано по этой статье 196 тыс.руб. Этот абзац на стр.14 лишил меня симпатии к исследуемому семейству. Любопытно, что Николай Иванович Аргунов получил вольную в 1816 году, т.е. после смерти Николая Петровича и до совершеннолетия Дмитрия Николаевича, в период, когда над наследством была установлена опека. Детали – процедура, право опеки на оформление документов, был ли выкуп - мне неизвестны. В заметке о Николае Ивановиче Аргунове сказано, что экономные опекуны в начале 1809 года отправили всех его дворовых, музыкантов и художников «для снискания себе пропитания своими рукам». До получения вольных (всем ли?) оставалось семь лет, правда, и оброк они не платили (прямо написано об Аргунове, о других предполагаю). Несмотря на щедрость в делах благотворительности, «обратный ток» средств от барина в деревню был незначителен. Автором замечены редкие «пожертвования» деревням, пострадавшим от пожаров, но и эта помощь оказывалась путем льгот по оброку (стр.9-10), плюс средства, направленные духовенству и на строительство церквей. Год издания брошюры, видимо, сказался на её содержании, поэтому автор откомментировал: «духовенству, являющемуся проводником крепостнической идеологии под прикрытием религиозных догматов». На дворню тоже немало тратили. Непонятно, почему за двадцать лет с 1838 по 1859 год резко упал доход по оброку, да и общие суммы доходов. Неужели так сильно сказалось освобождение части крестьян? N.B. Во второй таблице, похоже, сбит заголовок, и годы жизни Дмитрия Николаевича перенесены на его сына Сергея. Я не стала исправлять при распознавании. Отмена крепостного права благоприятно отразилась на его денежных дела – доходы стали превышать расходы. К сожалению, в таблице есть данные за 1859 год, потом сразу 1870, было бы интереснее этот период глянуть подробнее. В начале ХХ века появилась крупная статья «Доходы с недвижимым имуществом», об этом я кое-что написала, рассказывая об экскурсии по усадьбе Шереметевых в Петербурге, выросли проценты на капитал. А потом – революция, графская лавочка оказалась прикрыта, и бюджеты Шереметьевых для России перестали быть актуальными.
Falchi: «Надо скрывать свой нрав и уметь не быть, а казаться» «Тона высшего круга невозможно перенять, — пишет Ф. Булгарин, — надобно родиться и воспитываться в нем. Сущность этого тона: непринужденность и приличие. Во всем наблюдается средина: ни слова более, ни слова менее; никаких порывов, никаких восторгов, никаких театральных жестов, никаких гримас, никакого удивления. Наружность — лед, блестящий на солнце». «Управляй лицем по своей воле, чтобы не было на оном изображено ни удивления, ни удовольствия, ни отвращения, ни скуки!» Самообладание — отличительная черта светского человека, который «должен казаться довольным, когда на самом деле очень далек от этого». Это правило наглядно иллюстрирует рассказ французского эмигранта графа де Рошешуара: «Мужество и покорность матери были удивительны: представьте себе одну из очаровательнейших придворных дам, обладавшую большим состоянием — за ней было дано в приданое мильон, деньги громадные по тому времени, — одаренную всеми качествами, составляющими прелесть общества, остроумную, сразу, без всякого перехода очутившуюся в положении, близком к нищенству, почти без надежды на исход! Однако она ни на минуту не упала духом под гнетом бедствий; нравственные силы ее поддерживали физические. После испытаний дня, вечером она появлялась в обществе и блистала всегдашним умом и живостью». Другой француз, граф Ж. де Местр, восхищается самообладанием русских аристократок, стойко переживших последствия войны с Наполеоном: «Разорены первейшие фамилии: я почти каждый день вижу супругу князя Алексея Голицына, женщину весьма редких достоинств. Совсем недавно у нее было тридцать тысяч крестьян, то есть 30 000 луидоров ренты. Все это потеряно. Ужасное сие несчастие переносит она со спокойным смирением, которое вызывает у меня чувство горечи и восхищения. Она сократила все расходы и отослала прислугу, а когда говорит со смехом, что три дня в неделю нанимает для себя карету, мне просто стыдно садиться возле ее дома в свою собственную. Не больше повезло и княгине Долгорукой. И вообще русские переносят великое сие бедствие с самой достойной твердостию». Примечательно письмо Е. И. Трубецкой, написанное в январе 1826 года мужу-декабристу, сидевшему под следствием в Петропавловской крепости: «Меня будущее не страшит. Спокойно прощусь со всеми благами светскими». Дочь генерала И. М. Пыжова, впоследствии знаменитая актриса Художественного театра О. И. Пыжова, вспоминала: «Мы должны были все уметь делать сами не потому, что так положено, а потому, что в будущем жизнь могла нас поставить в такие обстоятельства, когда умение делать все самой стало бы очень важным. Ни при каких условиях мы не должны были чувствовать себя ущемленными, ущербными. Мать считала, что настроение,способность радоваться жизни не должны зависеть от материального положения. Сама она, потеряв мужа и оставшись без средств с детьми, пошла учиться шить, ничуть не испытывая от этого ни унижения, ни душевной подавленности. Вот эту жизнестойкость мама исподволь воспитывала и в нас». «Но способность не растеряться в неожиданных, неблагоприятных обстоятельствах, с легкой душой взяться за неинтересную работу, не поддаваться тому, что называется ударами судьбы, сохранить истинное жизнелюбие — одним словом, не дать себя разрушить — эти драгоценные свойства также воспитываются. С самых ранних лет мама воспитывала в своих детях эти качества...Много лет спустя Константин Сергеевич Станиславский, желая укорить меня за какой-нибудь проступок — невнимание, леность, несдержанность, — говорил мне: как же вы могли так поступить — ведь вы же из хорошей семьи!» Любые чувства, радость или горе, было принято выражать в сдержанной форме. Отступления от правила не оставались незамеченными. Двоюродная тетка Л. Н. Толстого, фрейлина императорского двора графиня А. А. Толстая с осуждением пишет о поведении княгини Юрьевской, морганатической супруги Александра II, во время похорон императора: «Молодая Государыня проявила трогательное внимание и уступила княгине Юрьевской место, чтобы та была ближе к гробу во время траурного шествия, но, поскольку княгиня Юрьевская стала дико кричать, ее увели придворные доктора. Невозможно передать, какое впечатление произвели эти крики в торжественной тишине траурного шествия, и присутствующие были скорее скандализованы, чем тронуты столь вульгарным проявлением чувств. Во всяком случае, оно очень не соответствовало обстоятельствам. «Безмолвные слезы» также считались вульгарным проявлением чувств. В рассказе Н. А Бестужева «Похороны» герой, от имени которого ведется повествование, «забылся и заплакал», находясь в церкви у гроба своего друга. Вскоре он заметил, что «взоры всех» были обращены на него. «Тут я только вспомнил, что нахожусь посреди большого света, где приличие должно замещать все ощущения сердца и где наружный признак оных кладет печать смешного на каждого несчастливца, который будет столько слаб, что даст заметить свое внутреннее движение». «Этикет и дисциплина — вот внутренние, а, может быть, правильнее сказать — внешние двигатели ее поступков, — пишет С. Волконский о своей прабабке, матери декабриста, — все ее действия исходили из этих соображений; все чувства выражались по этому руслу». Княгиня Александра Николаевна Волконская, дочь фельдмаршала Н. В. Репнина, статс-дама, обер-гофмей-стерина трех императриц, кавалерственная дама ордена Св. Екатерины первой степени, «придворная до мозга костей», пока шел допрос ее сына в Петропавловской крепости, «она уже была в Москве, где шли приготовления к коронации. Императрица, снисходя к ее горю, предоставила ей оставаться в своих комнатах». Однако она «ради этикета все-таки присутствовала на представлении дам». Не случайно И. А. Бунин упрекал А. П. Чехова в незнании светских нравов, приводя вдоказательство «истерику» Раневской в «Вишневом саде»: «...Раневская, будто бы помещица и будто бы парижанка, то и дело истерически плачет и смеется...» «Жизнь редко дает нам то, что обещает в юности, и не нужно строить различных иллюзий, которые могут развеяться очень скоро, но нужно особенно тщательно готовить почву для "внутреннего" счастья, которое зависит только от нас самих, — пишет дочери из Сибири ссыльный А. Ф. Бриген в 18 36 году. — Чтобы достичь этого, я вам посоветую, милая Мария, самой научиться следить не только за своими словами и поступками, но также постараться понять то, чего вам не хватает, тренируйте свою волю, чтобы она всегда была направлена на добрые дела, а также на то, чтобы научиться владеть собой». Женщина хорошего тона, «чтобы с честью поддерживать свою репутацию, должна была казаться спокойной, ровной, бесстрастной, не выказывать ни особого внимания, ни повышенного любопытства, должна была владеть собой в совершенстве. Было не принято посвящать других в подробности своей личной жизни, вверять посторонним «тайны домашнего своего несчастья». «Первая обязанность, возложенная на женщин — стараться возвышать мужа в общем мнении и притворяться счастливою, сколько достанет сил и терпения». «В наше время никакая порядочная женщина не дозволяла себе рассказывать про неприятности с мужем посторонним лицам: скрепи сердце да и молчи», — свидетельствует Е. П. Янькова. Ревность к мужу, выставленная напоказ, — признак дурного тона. Императрица Мария Александровна с улыбкой называла «многочисленные сердечные увлечения» Александра II «умилениями моего мужа», однако, по словам ее фрейлины, «она очень страдала». «Без ссор и неудовольствий, без жалоб и огласки, не допускаемых между людьми известного света и воспитания, прилично и с достоинством, сохраняя все формы взаимного уважения, Марина Ненская и муж ее разъехались, чтоб жить каждый по-своему, напрасно попытавшись связать свои разно направленные жизни», — читаем в романе Е. П. Ростопчиной «Счастливая женщина». Не только дамы, но и мужчины не должны были рассказывать другим о своих семейных неурядицах. Князь И. И. Барятинский в наставлениях к сыну, будущему фельдмаршалу, писал: «Если ты будешь иметь желание жениться молодым и уверенность сделать твою жену счастливой, женись: но женись хорошо!.. Старайся никогда не ссориться с нею на глазах света. Это так же смешно, как и мало деликатно в отношении к ней и к другим. Ты будешь служить предметом насмешек, и люди будут иметь на это полное право. Публичные сцены делаются басней, посмеянием злых языков, а их очень много». «Притчей во языцах» становился тот, кто показывал себя «несносным ревнивцем», как, например, А. И. Чернышев, о котором П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу: «Вчера простились мы... с последнею невскою зыбью, блестящим Чернышевым, который оказывал редкую деятельность и живость вдохновений в предводительстве котильоном. У него на сердце было последнее его пребывание в Варшаве с женою, в которое он ознаменовал себя смешною ревностью, и для того в нынешнее употребил он все средства свои пленять и искупить прошедшее. Le ridicule est chez nous le dot, qui donne lafaveur de la cour». (Смешное у нас — то приданое, что дает милость двора) «Ревность! За кого вы меня принимаете, княгиня?.. Нет, я буду уметь почитать вас и себя и не дать себе ридикюль" — быть несносным ревнивцем», — заявляет граф Фольгин в комедии М. Н. Загоскина «...Урок волокитам». «Аристократическая дрессировка женщин тем и хороша, что если они и сердятся, то и тогда сохраняют изящество и никогда не возмутят тебя резкими выходками, к которым я питаю непреодолимое отвращение, и жить вместе с такой женщиной для меня немыслимо», — признавался И. С Тургенев. Светский человек не снизойдет до проявления раздражительности и нетерпения. Когда умер князь В. Ф. Одоевский, С. А. Соболевский сказал: «Сорок лет сряду я старался вывести этого человека из терпения, и ни разу мне не удалось...» По словам В. А. Соллогуба, «таков был глава русского родового аристократизма». «Истинный аристократ» снисходителен к проявлению чужих слабостей. Оказавшись их невольным свидетелем, он старается остаться незамеченным. Одно из правил «кодекса светских приличий» — «не ставить другого в неловкую ситуацию». Приведем характерный пример из «Записок» С. Г. Волконского: «Восторженный Наполеоновым бытом в истории, я возымел желание иметь полное собрание всех его портретов, начиная от осады Тулона и до отречения в Фонтенбло, и известный книгопродавец Арторио мне это собрал... Коллекция этих портретов, переплетенная в книге инфолио, была дана мною временно на сохранение командору Лобанову, но он, вероятно, мысля, что я не возвращусь из Сибири, почел ее своею собственностью. Продал ли он ее в числе своей библиотеки или оставил у себя, не знаю, и хотя на водах в 1859 году и встречался с ним, от него ни полслова об этом, а я не упоминал ему об этом, чтоб его не затруднять ответом». Другое правило «кодекса» — самому избегать неловких ситуаций. Попадая в неловкую или смешную ситуацию, светский человек старается скрыть свое смущение под маской улыбки или невозмутимости. По словам современника, «наши пуританские правила приличия», «напускная искусственная скромность» способствовали тому что русские барышни, в отличие от полек, например, менее достойно выходили из неловких ситуаций: «Я не забуду, как Эмилия меня сильно сконфузила одной своей выходкой, на которую никто не обратил внимания, как на поступок весьма обыкновенный, но который меня, как новичка, привыкшего к нашим пуританским правиламприличия, поразил. На одном балу я танцевал с Эмилией мазурку. У нее развязалась лента на башмаке. Наша барышня, смешавшись и сконфузившись, тотчас побежала бы в уборную исправить свой туалет; Эмилия же в зале, в присутствии всех, поставила свою маленькую ножку на стул и, приподняв свое бальное платье, так что видна была часть икры, смеясь и смотря мне прямо в глаза, просила завязать ей ленту. У меня потемнело в глазах, руки тряслись, я не только не мог завязать ленту, но даже держать ее. Заметив впечатление, на меня произведенное, Эмилия, лукаво улыбаясь, проговорила: "Какой вы неловкий!" — и сама завязала ленту». Нравы француженок, по мнению другого современника, также выгодно отличались от нравов русских дам, которые слишком полны «ложного благонравия, они большей частию бывают... что французы называют prudes. Зачем наши молодые люди несравненно любезнее с француженками, чем в обществе своих соотечественниц, которые, между тем, по большей части перенимают у сих последних... моды и все вообще отпечатки ветрености, а тип этой общественной любезности, который так трудно схватить, а это сочетание чистоты нравов с ловкостью и бойкостью, это отсутствие грубого кокетства, замененное кротким желанием быть для всех приятною, едва ли всем нашим дамам понятны». Следует заметить, что мужчины были весьма язвительны в оценке дам, не умеющих скрывать свои эмоции и достойно выходить из неловких ситуаций. Так, 3 июня 1832 года П. А. Вяземский писал И. И. Дмитриеву из Петербурга: «Желая воскресить для вас А. Е. Измайлова, сообщу вам один анекдот о графе Хвостове. Он публично упал и растянулся на земле, на Елагинском гулянье, садясь в коляску свою. Жена завизжала, и весь народ бросился смотреть его и слушать ее; но все обошлось без беды, и графа подняли, как ни в чем не бывало». Поведение жены графа Д И. Хвостова противоречило правилам хорошего тона. Следующие примеры позволяют судить о том, какова была реакция окружающих, оказавшихся невольными свидетелями весьма комичных сцен. Приведем выдержку из дневника Ф. И. Кабанова «О происшествиях, случившихся во время [пребывания] у Кавказских Минеральных вод 1832 года»: «В сем году, как все говорят, было здесь необыкновенное множество посетителей. Одна дама по предписанию врача пила воду из двух источников, Елисаветинского и Сабанеев-ского. Выпивши назначенное количество воды в первом, отправилась большим бульваром на гору, ко второму, и, едва успела сделать шагов несколько от источника, где еще оставалось около 30 человек, как внезапно порывистый ветер, дунувший с-под горы, подхватил платье упомянутой дамы и, закинув оное на голову, обнажил все тело до самого пояса. Она не нашлась, бедная, что в таком случае делать, как пустилась изо всей мочи бежать в гору, что продолжала в виду всех зрителей саженей сто. Некоторые из присутствующих смотрели на эту сцену с сожалением, а другие с удовольствием, ибо сей нечаянный случай доставил удовольствие, мущинам особливо, старанием видеть женщину в обнажении ее тайных прелестей, коих еще никакая благодетельная мода открывать не позволяла до сих пор». «Когда были еще в моде высокие талии, то на одном балу в Московском Благородном Собрании у хорошенькой 18-летней княжны N, нагнувшейся, чтобы оторвать от своего башмака ленточку, вдруг выскочили груди. Как ни старалась растерявшаяся княжна их спрятать, никак не могла; наконец, одна дама догадалась накинуть на княжну шаль». В аналогичной ситуации оказалась графиня А, Ф. Закревская, жена московского генерал-губернатора: однажды за обедом у нее «вывалилась одна грудь в тарелку с ботвиньей». И хотя мемуарист обходит молчанием ее реакцию, можно догадаться, с каким достоинством сумела выйти из ситуации блистательная дама, имя которой А. С. Пушкин включил в так называемый «Дон-Жуанский список». Оказаться в «большом замешательстве» дама могла по самому пустяковому (с точки зрения современных нравов) поводу. «Раз, заметив привычку одной дамы сбрасывать с ног башмаки за столом», А. С. Пушкин «осторожно похитил их и привел в большое замешательство красивую владелицу их, которая выпуталась из дела однако ж с великим присутствием духа» «То, что французы называют contenance, т. е. всегдашнее хранение присутствия духа и согласие во внешних поступках; всегда одинаковое расположение, избежание стремительности и всех порывов страстей и опрометчивых поступков...» Так можно охарактеризовать аристократический тон «гостиных лучшего общества», где, по словам современника, «царствовала величайшая пристойность... Такие вечера не могли быть чрезвычайно веселы, и на них иному не раз приходилось украдкой зевнуть; но в них искали не столько удовольствия, сколько чести быть принятым». Выразительную характеристику салона Ю. П. Маковской дает в своих воспоминаниях О. И. Пыжова: «Юлия Павловна — женщина истинно светская. И те нормы, те законы, которые она считала для себя обязательными и единственными, были нормами и законами, установленными светом, то есть тем обществом достаточно богатых и сановитых людей, чьим мнением она дорожила... В гостиной тети Юли я усвоила следующие правила: не делать ничего такого, что нарушало бы общую гармонию тона, то есть не быть ни в слишком хорошем, ни в слишком дурном настроении. Настроение приехавшего в гости человека должно быть ровным и легким. Всем своим видом он показывает, что лучшего общества он себе не представляет, что доволен своим собеседником вполне, что он почти счастлив от этой встречи, от этих разговоров, от возможности видеть всех тех, кто сидит рядом с ним. Человек гостиной не может сидеть на кончике стула, непозволительно взглянуть на часы — время, проведенное в доме, идет незаметно. Что есть хороший тон? «Хороший тон описать всего труднее. Глупец приобретает его навыком. Человек с гением часто бывает не в состоянии достигнуть хорошего тона: это есть тонкое ощущение приличий, искусство удерживать за собою место свое и никогда не переходить его, легкая способность распознать оттенки и отношения между людьми; это самая малозначащая из страстей, но часто заключающая в себе тайну счастия. Светский человек кажется вверяющимся другому беспрестанно; сие отступление от самого себя есть роль, которую он изучает. Человек под законами природы сосредоточивается в своих душевных движениях; и не обнаруживаются ли они по внутренней силе своей или открываются по непреодолимой пылкости, но весьма редко бывает, чтобы в том или другом случае они нравились. В свете, где нет вовсе времени ни любить, ни мыслить, в свете и не думают о том, чтобы сообщать глубокие мысли, разделять живые душевные движения. Утонченный вкус, внезапно составляющий острую мысль и бросающий ее с небрежением под неожиданною формою, естьнаилучшая ходячая монета в обществе хорошего тона. Хороший тон предписывает не добродетели, нет; но такие качества, которые нравятся: они состоят из приятности в формах и из живости в идеях. Хороший тон изгоняет всякую странность (ridicule), даже странность добродетелей. Человек хорошего тона должен казаться, прежде всего, естественным, непритворным и пленительным без принужденности; непринужденность есть великая наука его; этого ищет он во всю жизнь свою». О хорошем обществе «Пример есть добродетель или порок в действии; он поражает нас впечатлением гораздо сильнейшим, нежели холодное поучение, и потому-то оставляет в памяти следы глубокие и часто неизгладимые. Обращение с хорошими людьми внушает нам почтение к их характеру и наводит нас на собственные недостатки с желанием исправиться от них. Итак, можно почерпнуть большую пользу в обществе людей, обладающих качествами общежительными и восторжествовавших над недостатками противоположными. Сии люди составляют то, что называется в свете хорошим обществом. Вот некоторые черты, по которым можно узнать сих людей. Они имеют нравственность и познания; но их добродетель не строга, сведения без педантства. Они учтивы, не докучая вам, вежливы без приторности, веселы без шума. Их привлекательность рождается от натуральной любезности, а не от искусного притворства. Они говорят с равною охотою о вещах занимательных или ничего не значащих, о важных или забавных, смотря по тону общества, в котором находятся; будучи внимательны ко всем благоприличиям, они опровергают мнения и не касаются лиц, останавливаются, когда спор делается слишком жарок, и с искусством обращают разговор на другой предмет. Не желая блистать исключительно, они помогают каждому оказать свой ум, и чрезвычайная гибкость их собственного применяется ко всякому обстоятельству, предписываемому временем и местом. Надобно познакомиться с людьми хорошего света, чтобы подражать их общежительным добродетелям и любезности. Страх, что могут открыться недостатки ваши и незнание света, не должен вас останавливать: люди, о которых говорим, весьма снисходительны и тотчас забывают о том, что не стоило их внимания. Ваше самолюбие долго напоминает вам проступок относительно какого-нибудь приличия; люди, хорошо образованные, бывшие тому свидетелями, не памятуют о том ни получаса. Заметьте, впрочем, что первый круг, в котором вы явились, мало-помалу исчезает; вы вступаете в другой уже с уроком опыта и оказываете там уменье жить на свете, заступившее место неловкости и неискусства. Избегайте короткости с людьми дурного общества; но не удаляйтесь вовсе от тех, с которыми причины фамильные или скучная праздность заставляют вас иметь знакомство. Мы подвергаемся в течение жизни необходимости встречать людей всякого рода: надобно заранее привыкнуть видеть равнодушно и переносить снисходительно все то, что нам противно в других. Всякий раз, когда кто-нибудь поселяет в нас чувство, благоприятное для него или неблагоприятное, мы находим в этом человеке или качество, которое нам нравится, или недостаток, для нас отвратительный. Надобно пользоваться сим открытием для того, чтобы избежать одного и приобрести другое. Это есть верное средство оправдать правило, что искусство нравиться приобретается гораздо скорее обращением в свете, нежели наставлениями». Неестественность в поступках и обращении «Недавно в одном обществе я имел случай заметить, как большая красота одной весьма пригожей женщины и большой ум одного весьма остроумного мужчины обращались у одной в безобразие, а у другого в нечто нелепое, единственно от принужденности или неестественности в поступках и обращении. В красавице было что-то такое, на что были устремлены мысли ее и что она старалась выгодным образом обнаруживать в каждом взгляде, каждом слове и каждом телодвижении. Молодой человек столь же усердно старался выказать свои дарования, сколько эта дама свою прекрасную наружность: можно было видеть, что воображение его беспрестанно напрягалось, дабы выискать что-нибудь необыкновенное и, такназываемое, блистательное, чем бы занять ее, между тем как она столько же трудилась принимать различные принужденные положения, чтобы привлечь внимание. Когда она смеялась, то рот ее должен был раздвигаться шире обыкновенного, чтобы выказать ее зубы; веер ее должен был указывать на что-нибудь отдаленное, дабы при этом случае ей можно было дать приметить, какая у нее прекрасная, круглая рука; тут она сделает вид, что ей показалось нечто совсем другое, вдруг отодвинется назад, засмеется своей ошибке и вся придет в такое замешательство, что ей надобно поправить на себе платок, причем грудь ее откроется и вся она найдет случай к новым жеманным движениям и минам. Между тем, как она всем этим занималась, молодой человек имел время придумать сказать ей тотчас потом что-нибудь чрезвычайно приятное и сделать какое-нибудь выгодное замечание о какой-либо другой женщине, чтобы доставить пищу ее суетности. Сии несчастные действия неестественности в обращении заставили меня вникнуть в сие сгранное состояние души, которое мы так часто замечаем в людях, встречающихся с нами, и которым обезображиваются их поступки. Поелику в сердцах наших насаждена любовь к похвале, как сильное побуждение к достойным поступкам, то весьма трудно бывает удержаться, чтоб не желать похвалы за то, в отношении к чему мы долженствовали б быть совершенно равнодушны. Женщины, коих сердце находит удовольствие в той мысли, что они предмет любви и удивления, беспрестанно изменяют вид своего лица и положение своего тела, чтобы обновить в сердцах тех, которые на них смотрят, впечатление, производимое их красотою. Щеголеватые из нашего пола, у которых души одинаковы с душами слабоумнейших женщин, точно так же беспокоятся желанием привлечь к себе уважение хорошо повязанным галстухом, шляпою, отменно франтовски надетою, отлично хорошо сшитым кафтаном и другими подобными достоинствами, которых, если никто не замечает, то они выходят из терпения. Однако ж эта явная принужденность, происходящая от сознания худо направленного, не весьма удивительна в таких пустых и обыкновенных душах; но когда видишь, что она господствует в людях достойных и отличных, то не можешь не скорбеть о том и удержаться от некоторого негодования. Она вкрадывается в сердце мудрого мужа равно, как и пустого франта. Когда видишь, что человек здравомыслящий ищет себе рукоплесканий и показывает непреодолимое желание, чтобы его хвалили; употребляет разные хитрости для того, чтобы воскурили ему хотя малое количество фимиама даже те, коих мнение не уважается им ни в чем прочем; то кто может почитать себя безопасным от сей слабости или кто знает, виновен ли он в ней или нет? Наилучший способ избавиться от такой легкомысленной страсти к похвалам состоит в том, чтобы отвергать любовь к оным во всех тех случаях, которые относятся к тому, что само по себе не заслуживает похвалы, а бывает похвально токмо по мере того, как другие замечают, что мы не ожидаем за то никаких похвал. К сему роду достоинств принадлежит всякая приятность в наружности человека, в его наряде и телодвижениях, что все естественное будет казаться привлекательным, если мы не станем о том думать; но будет терять силу свою по мере нашего старания сделать оное привлекательным. Когда наше сознание обращено на главную цель жизни, и мысли наши заняты главным предметом как в делах, так и в удовольствии, то мы никогда не окажем в себе принужденности или неестественности, ибо тогда мы не можем учиниться виновными в оной: но когда мы даем страсти к похвалам необузданную свободу, то удовольствие, находимое нами в мелких совершенствах, похищает у нас то, что по справедливости следует нам за великие добродетели и почтенные качества. Как много пропадает превосходных речей и честных поступков от того, что мы не умеем быть равнодушными там, где должно! Люди удручаются напряжением внимания к способу, каким говорить или действовать, вместо того, чтобы направлять свои мысли к тому, что должно им сделать или сказать, и таким образом уничтожают способность к великим делам посредством своей боязни проступиться в вещах маловажных. Может быть, этого и нельзя назвать принужденностию, но тут естьнекоторая примесь оной; по крайней мере она столько примешивается к сему, сколько боязнь их ошибиться в том, что не заключает в себе никакой важности, доказывает, что они ощутили бы слишком много удовольствия, исполнив то надлежащим образом. Только посредством совершенного невнимания на самого себя в таких мелких подробностях человек может действовать с похвальною самоуверенностию; тогда сердце его устремлено к одной точке, которая у него в виду, и он не делает ошибок, потому что почитает ошибкою одно то, в чем он уклоняется от сего намерения... "Повседневная жизнь дворянства Пушкинской поры" click here
Lana: Спасибо за интересную статью, вот никогда не думала, что все настолько железобетонно и скованно было. Прямо салон Анны Павловны Шерер в масштабах общества. Falchi пишет: На одном балу я танцевал с Эмилией мазурку. У нее развязалась лента на башмаке. Наша барышня, смешавшись и сконфузившись, тотчас побежала бы в уборную исправить свой туалет; Эмилия же в зале, в присутствии всех, поставила свою маленькую ножку на стул и, приподняв свое бальное платье, так что видна была часть икры, смеясь и смотря мне прямо в глаза, просила завязать ей ленту. У меня потемнело в глазах, руки тряслись, я не только не мог завязать ленту, но даже держать ее. Заметив впечатление, на меня произведенное, Эмилия, лукаво улыбаясь, проговорила: "Какой вы неловкий!" — и сама завязала ленту». Как это мило со стороны кавалера так восхитиельно смущаться И не смотря на все пуританства и сдержанность Пушкин, наше все, туфельки-то умыкнул . А вот вывалившаяся в ботвинью грудь еще долго будет преследовать мое воображение на предмет того, как дама умудрилась это проделать. Вспоминая того же Пушкина, Толстого, Лермонтова, Куприна все же, думаю, раз их персонажи не не вписываются в перечисленные условности, то и нашим красавицам и красавцам БНским сам бог велел.
Роза: Очень интерсный материал. Сохранила себе на предмет тщательного изучения. С чем-то бесспорно готова согласиться, касательно манеры поведения, а что-то вызывает противоположные чувства и отторжение. Всё-таки надо всегда оставаться человеком, а не восковой куклой. А расчудесный И.С.Тургенев еще тот фрукт был, как и его маменька.
Gata: Falchi, спасибо большое за интереснейший материал! Давно прочитала, но никак не находила время отписаться, очень сильно извиняюсь В дворянском воспитании, в умении держать лицо в обществе, безусловно, много положительного, чего нашим современникам так порою не хватает. Кроме тех случаев, конечно, где эмоциям можно дать волю. Понимаю, на балу или в театре истерику закатить - некомильфо, но поплакать на похоронах друга... Lana пишет: вывалившаяся в ботвинью грудь еще долго будет преследовать мое воображение на предмет того, как дама умудрилась это проделать. Хотела много показать в низком декольте, вот и показала
Gata: Первый маскарад в Зимнем дворце состоялся 22 октября 1763 г. Поскольку в Зимний дворец должны были прийти тысячи людей, отработали процедуру их допуска во дворец. Сначала требовалось направить письменный запрос в Придворную контору, по рассмотрении которого выдавался пропускной билет. Билет был бесплатным, но имел разное оформление для дворян и купцов. Как правило, дворяне и купечество были главными гостями царских маскарадов, но периодически разрешалось их посещение и городскими мещанам. Существовали и жесткие ограничения, например слугам, носящим господскую ливрею, посещение маскарада запрещалось. В XVIII в. в Зимнем дворце маскарады проводились достаточно часто. До восьми маскарадов в год. Осенью три-четыре, столько же после Нового года – от Рождества и до Великого поста. Под маскарадные действа отводились все парадные залы на втором этаже Зимнего дворца. С учетом сословной структуры Российской империи даже демократичные маскарады проводились по сословиям. Во время праздника для каждой категории гостей выделялись «свои» залы. Каких-либо ограничений перехода в «чужой» не существовало, но купцам и дворянам было комфортнее веселиться «среди своих». Традиции маскарадов продолжились в период правления Александра I и Николая I. Биографы царя отмечали, что Николай I «по должности» рано начал принимать участие в придворных маскарадах. Костюмированный бал в Зимнем дворце при императоре Николае I. Г.П. Виллевальде. 1830-е Сначала ему это не очень нравилось, однако, повзрослев, он втянулся в них. Мемуаристы, писавшие о времени царствования Александра I, отмечали, что «балы при дворе были в то время довольно часты. Они назывались bals pares (костюмированные балы – фр.), или куртаги. На маскарадах приветствовать особ Императорской фамилии запрещалось. Гости должны были проходить мимо, не обнажая головы и не кланяясь. К началу XIX в. в Петербурге сложилась определенная классификация придворных маскарадов. Маскарады в Петербурге проводились самые разные, публичные, на них могли за умеренную плату попасть самые разные люди. Это были коммерческие мероприятия, которые должны приносить некоторый доход. Самыми знаменитыми публичными маскарадами стали маскарады, проводившиеся в доме Энгельгардта и описанные в «Маскараде» М.Ю. Лермонтова. Их неоднократно посещал Николай I. На так называемые корпоративные маскарады собирались представители того или иного землячества или купеческой гильдии. Это был способ общения и развлечения «для своих». Примерно те же цели преследовались и на аристократических маскарадах, на них приглашались представители высшего света. Как правило, эти маскарады носили камерный характер развлечения «для своих». Так, императрица Александра Федоровна описывает один из подобных маскарадов, проведенных в начале 1818 г. во дворце молодоженов Николая Павловича и Александры Федоровны «для нашего всегдашнего павловского общества». Все были «замаскированы» с головы до ног: «Маман – волшебницею, императрица Елизавета Алексеевна – летучей мышью, я – индийским принцем, с чалмой из шали, в длинном ниспадающем платье и широких шароварах из восточной ткани». Конечно, со временем появились образцы для подражания. Как правило, они приходили из Европы. С начала 1820-х гг. таким «образцовым» аристократическим маскарадом начал считаться знаменитый берлинский маскарад «Лалла Рурк», организованный в 1822 г. принцем Антоном Радзивиллом. Этот маскарад надолго стал эталоном светского блеска и хорошего вкуса621. Успех «Лаллы Рурк» повторился 13 июля 1829 г., когда в Потсдаме ко дню рождения императрицы Александры Федоровны ее отец, прусский король Фридрих Вильгельм III, организовал маскарад под названием «Волшебство Белой Розы». Праздник был задуман как средневековый рыцарский турнир с «живыми картинками» и посвящен российской императрице. Название маскарада связано как с девичьим прозвищем императрицы, так и с тем, что белая роза, символ праздника, – любимый цветок Александры Федоровны. По образцам «Лаллы Рурк» и «Белой Розы» при российском Императорском дворе начали организовывать тематические маскарады. Великие княжны Ольга и Александра в маскарадных костюмах. П.Ф. Соколов. Начало 1830-х гг. Один из них состоялся зимой, на масленицу 1834 г. Тему маскарада обозначили сказкой «Аладдин и волшебная лампа». В Концертном зале Зимнего дворца поставили трон «в восточном вкусе» и галерею для тех, кто не танцевал. Зал декорировали тканями ярких цветов, кусты и цветы освещались цветными лампами. Мемуаристка, дочь Николая I Ольга Николаевна, пишет, что «волшебство этого убранства буквально захватывало дух». На маскараде старшие дочери царя Ольга и Мария «появились в застегнутых кафтанах, шароварах, в острых туфлях и с тюрбанами на головах». На этом маскараде им впервые разрешили «идти с Мама в полонезе». Однако общий фурор произвел сын министра Двора Г.П. Волконский, который изображал горбатого, с громадным носом карлика с лампой622. В январе 1835 г. маскарад в Аничковом дворце «тематически» воспроизводил эпоху Павла I. А.С. Пушкин, присутствовавший на этом маскараде, записал в дневнике (8 января): «6-го бал придворный (приватный маскарад). Двор в мундирах Павла 1-го; граф Панин (товарищ министра) одет дитятей. Бобринский – Брызгаловым (кастеляном Михайловского замка)….Государь – полковником Измайловского полка, etc. В городе шум. Находят все это неприличным»623. Тезоименитство императора Николая I также отмечалось балом-маскарадом. Только его проводили в Зимнем дворце. На таком маскараде 26 декабря 1835 г. присутствовал А.С. Пушкин с женой. Последний раз супруги Пушкины были вместе в Зимнем дворце на церемонии водосвятия 6 января 1837 г.624 В 1837 г. в рамках «Китайского маскарада» состоялся детский «Бобовый праздник». Все приглашенные были в «китайских костюмах». Николай I оделся мандарином, с искусственным толстым животом, в розовой шапочке, с висящей косой на голове. Он был совершенно неузнаваем. Примечательно, что по «Гардеробным суммам» можно представить, сколько стоил Николаю I этот «китайский» карнавальный костюм. В марте 1837 г. по счетам из «Гардеробной суммы» уплачено: костюмеру театра Балте за китайское маскарадное платье – 865 руб.; парикмахеру Вивану за китайский парик для маскарада – 70 руб.; мастеру Тимофееву за китайскую шапку для маскарада 40 руб. Следовательно, весь костюм обошелся императору в 975 руб. Иногда проводились маскарады официально-парадные. Как правило, они связывались с событиями общегосударственного масштаба. Это могли быть коронационные торжества: 1 сентября 1826 г. во время московских торжеств, связанных с коронацией Николая I, состоялся «маскерад» в Большом театре на Петровке. На маскараде мужчины нарядились в «венецианы» – полумаскарадные костюмы в виде плаща-накидки. Возникали поводы и дипломатического характера. Например, 4 мая 1830 г. состоялся костюмированный бал по случаю заключения мира с Турцией. На этом маскараде фрейлина Екатерина Тизенгаузен изображала Циклопа. По просьбе Екатерины А.С. Пушкин написал для нее стихотворение, которое она с успехом прочла перед императорской четой: Язык и ум теряя разом, Гляжу на Вас единым глазом. Единый глаз в главе моей. Когда б судьбы мои хотели, Когда б имел я сто очей, То все бы сто на Вас глядели630. Маскарады по случаю заключения браков детей Николая I также носили официальный характер. Так, в 1841 г. в Зимнем дворце устроили пышный маскарад с участием всего Императорского дома по случаю бракосочетания наследника Александра Николаевича. По случаю бракосочетания Ольги Николаевны 4 февраля 1843 г. в Зимнем дворце также устроили парадный маскарад. Примерно до середины 1840-х гг. в Зимнем дворце 1 января или на масленицу ежегодно проводились народные маскарады, или, как их называли, «балы с мужиками». Иногда «балы с мужиками» проходили и летом в Петергофе, во время традиционных гуляний, связанных с днем рождения императрицы Александры Федоровны (с 1826 по 1829 г. летние балы не проводились). Эта традиция сложилась еще в Екатерининскую эпоху и продолжалась на протяжении почти столетия. Определенную регулярность «балы с мужиками» приобрели во время правления Николая I. Так, 1 января 1828 г. в Зимнем дворце на «балу с мужиками» половину гостей составляли мещане. В 1831 г. в Зимнем дворце состоялся очередной маскарад для купечества и дворян, на который пригласили 2200 человек. Примечательно, что европейские страны в это время вступали в период буржуазных революций, и для иностранцев было странным видеть столь массовые демонстрации единения народа и Императорской фамилии. Весьма критично относившийся к реалиям николаевской России французский путешественник барон де Кюстин, с некоторым раздражением, но, по сути, верно подметил «идеологическую» подоплеку этих балов. Он писал в «Записках»: «Когда император открывает свободный с виду доступ во дворец привилегированным крестьянам и буржуа, которых он дважды в году удостаивает чести явиться к нему на поклон, он не говорит земледельцу, купцу: «Ты такой же человек, как я», но он говорит барину: «Ты раб, как они»»633. Действительно, это была ежегодная демонстрация единства самодержавной власти и народа. Народ впускали в «царские чертоги», где они могли видеть императора и его семью. Эти действа вписывались в рамки сценария «патернализма», реализуемого в период правления Николая Павловича. Описаний подобных маскарадов достаточно много. Любопытно восприятие порядка при проведении столь масштабных праздников. Так, Николай I 4 января 1832 г. в письме к И.Ф. Паскевичу сообщал, что «на маскараде 1 числа было во дворце 22 364 человека; и в отменном благочинии»634. С другой стороны, одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны «черноокая», Смирнова-Россет, писала, что «полиция счетом впускала народ, но более сорока тысяч не впускали. Давка была страшная»635. Интересен взгляд на подобный маскарад руководителей хозяйственных подразделений Зимнего дворца. В 1844 г. в рапорте «майора от ворот» полковника Баранова указывается, что для подготовки маскарада была проделана серьезная работа. Из Таврического дворца доставили скамейки и расставили их в нишах под окнами в залах. По сложившейся традиции устроили буфеты для бесплатного угощения публики. Каких-либо ограничений при впуске во дворец не было. Конечно, охрана следила за тем, чтобы во дворец городские мещане приходили в «чистой одежде», на глаз контролировалась и численность гостей. Важная часть подобных мероприятий – непосредственные контакты народа и монархов. Николай I, его жена и все дети считали своим прямым долгом находиться среди «мужиков» на протяжении всего бала, отчетливо понимая, что это часть их профессии, хотя им приходилось тяжело физически. Как правило, императрица Александра Федоровна, одетая в так называемый русский сарафан, усаживалась в Георгиевском зале за ломберный стол, играя с министрами в бостон или вист. Для того чтобы лицезреть императрицу, в громадный парадный зал «простых людей» пускали не более чем по десять человек за раз. Можно представить робость, трепет и преклонение подданных, тихо проходивших мимо императрицы. Для Александры Федоровны это была просто работа. Конечно, у дворцовой администрации были опасения за сохранность залов. Но в 1844 г. все обошлось на редкость хорошо. Полковник Баранов после маскарада немедленно доложил министру Императорского двора П.М. Волконскому о «потерях». Они казались на удивление незначительны, с учетом того, что за несколько часов через залы дворца прошло несколько тысяч человек. В числе «потерь» упоминалась потертая краска на стенах и дверных рамах. Видимо, через них пропихивалась толпа. «Полы паркетные, в особенности где стояли буфеты, значительно повреждены». По-видимому, горожане штурмовали буфеты с царским угощением. Психологически это понятно. Царское угощение, да еще бесплатное. Что говорить о простолюдинах, если даже высокопоставленные сановники старались унести домой с дворцового приема лишний апельсин или «конфекту» своим детям в качестве царского подарка. Также были разбиты стекла в двух форточках. Вероятно, из-за духоты от бесчисленных свечей, расставленных в дворцовых залах. В Гренадерском пикете нижнее арматурное украшение было повреждено. Вероятно, кто-то, по русской традиции, хотел унести «сувенир» из царского дворца. В Портретной галерее героев 1812 г., с правой стороны от портрета Александра I, «от сильного дыхательного пара человеческого лак на шести портретах покрылся непроницаемой белизной». Наверное, нашлись любознательные посетители, буквально «носом» рассматривавшие портреты. В Белом зале почти на всех позолоченных колоннах на поверхности остались следы сырости от дыхания. Министр Императорского двора распорядился немедленно исправить повреждения. О маскарадах и еще много о чем по ссылке http://statehistory.ru/books/Vzroslyy-mir-imperatorskikh-rezidentsiy--Vtoraya-chetvert-XIX---nachalo-XX-v/41
Роза: Что может быть реальнее смертельных дуэлей двух гениев русской литературы? Историк Джон Шемякин, описывает их так: http://gilliland.livejournal.com/281063.html#comments Читая про особенные обстоятельства дуэлей Пушкина и Лермонтова, трудно мне отделаться от ощущения зеркальности происходившего, при общей трагичности последствий. Вот Александр Сергеевич, всё более отходя от байронизма, демонстративно об этом заявляя, тем не менее, всё более впадал в этот самый дремучий русский байронизм. Дикая шевелюра, бакенбарды, едва не сходящиеся на подбородке, несвойственная мрачность. Соперника себе выбрал из блестящих, карьерных, лощёных, иностранных, всеми любимых гвардейских пустозвонов. Вся история дуэли Пушкин-Дантес напоминает встречу на лесной дремучей дороге. Вот едет вертопрах и похититель семейного спокойствия, а навстречу ему через бурелом, не видя вокруг вообще ничего, ломится Александор Сергеевич с читаемым многими желанием убивать (Дантеса ли, себя ли - не важно). Противостояние лощёности и затравленной диковатости. Очень поэтично, всеми описано многократно, вотановленно чуть ли не по минутам. Тем более, что речь шла о чести дамы, Натальи Николаевны Пушкиной. Тем боле, что речь шла об убийстве родственника -как никак, женаты на сёстрах. Дуэль с минимально приличного состояния, всё готово, все ждут. Чья сила правду сломит? А лермонтовский случай? Служили на Каказе два брата. Старший при штурме Ахульго получил пулю в голову, получил за взятие Владимира 4 степени с бантом (что на мой взгляд, было несколько обидно и мелковато). Уехал старший брат с бантом в Ставрополь, куда вскоре приехал его брат меньшой. Естественно, что с мечтами о славе и генеральском чине. Прекрасно играл на фортепьяно, отменно пел. Засунули командиры меньшего брата-фортепьяниста прямо в огонь, в Гребенский казачий полк. Через год, понятно, от прежнего Мартынова-младшего и следа не осталось. В отставке, без ордена, в каком-то затрапезном майорском чине. Что характерно, отрастил себе огромные бакенбарды, был вечно мрачен и молчалив. Денег нет. Кругом же кипела почти столичная жизнь, командированные гардейские офицеры, столчные дамы, шампанское рекой, сотни вером. А ты, значит, майор без средств, сидишь в нахлобученной папахе и в бакенбардах. Любуешься видами. Ингда приходишь в приличный дом к генералу Верзилину, душой отдохнуть, на девушек полюбоваться. Лермотов был близко знаком с семейством Мартыновых, ухаживал за одной из мартыновских сестёр, получил вежливый отказ, вёз письмо Мартынова-старшего к сыну на Кавказ со вложенными в него 500 рублями. По дороге Михаил Юрьевич письмецо вскрыл, прочёл и, как говорится, уничтожил. Деньги, правда, отдал, отговорившись, что письмо потерял, а деньги, которые были в письме не потерял. Потому как очень щепетилен в подобных вопросах. А в Пятигорске жило семейство генрала Верзилина. Старшую дочь которого, Эмилию Верзилину, воспетую ещё Пушкиным "звездой Кавказа", Лермонтов изводил намёками на её возраст и некоторую репутацию (после Пушкина-то...) Мартынов и Лермотов, отавной майор и наследник миллионного состояния, безвестная личность и гений, в доме этих Верзилиных то ссорились, то мирились. И вот накопилось... Сидит Эмилия Верзилина (живая ещё память об А.С. Пушкине), сидит бедный Мартынов со своим злосчастным большим кинжалом на поясе. Как мог Михаил Юрьевич удержаться? При дамах-то? За это был назван Мартыовым "дураком". Правда Николай Павлович Раевский расссказывал, что и рокового "дурака" не прозвучало. А прозвучало так. Мартынов подошёл к некому Глебову и сказал: "Скажи Михаилу Юрьевичу, что мне это крепко надрело... Скажи, что дурным может кончиться". Внезапно, по вересии Раевского, подошёл сам Лермонтов. "Что ж?-говорит,-можете требовать удовлетворения. Мартынов поклонился и вышел". А далее всё в каком-то тумане. Дуэль-то произошла не в горячке. Не на следующе утро. А довольно продолжитльнное время спустя. Мартынов стрелять совсем не умел, так его поставили ниже в 30 шагах от Лермонтова. Знающие понимают, что вверх целить значительно труднее. Секунданты решили, что Мартынов не попадёт, а Лермотов так и вовсе стрелять откажется или специально промажет. Секундант Лермонтова Васильчиков вспоминал, что намекал поэту, мол, не стоит, Миша, убивать, тем более расстояние детское - 30 шагов, тут не только из Кухенрейтера, из ружья не попадёшь. На что Михаил Юрьевич ответил "с высокомерным презрением: Стану я стрелять в такого дурака". Выстрелить не успел. Пока лучшие друзья поэта курами носились по докторам, хлынул дождь, доктора ехать в такую погоду наотрез отказывались. Оствавшиеся при ещё живом Лемонтове, посидели рядом с ним, повспоминали там что-то. Потом один из секундантов накрыл Михаил Юрьевича шинелью и сославшись на непогоду, отбыл в город. Все в слезах. Никто ничего не предпринимает. Тело лежит на Машуке, в грязи. Выручила полиция. Именно полиция наняла извозчика и привезла тело в город ближе к полуночи. Все эти бесконечные часы лучшие друзья поэта пили и плакали. Жалко им было. В момент ссоры Мартынова и Лермонтова за роялем сидел юнкер Бенкендорф. Как вспоминал Раевский: "Играл он недурно, скорее даже хорошо; но беда в том, что Михаил Юрьевич его не очень-то жаловал, говорили даже, что и Грушницкого с него (Бенкендорфа) списал...." Но над юнкером Бенкендорфом М.Ю. Лермонтов отчего-то совсем не шутил и на дуэль отчего-то не вызвал.
Gata: Почему-то насмешники, даже из числа гениев, не задумываются о том, что их остроты могут вернуться куском свинца в тушку. И современники, и потомки будут горевать - ах, погиб поэт, невольник чести, а о том, что таланту не хватало великодушия - не вспомнит никто.
Роза: Талант часто идёт рука об руку со скверным характером.
Алекса: Роза пишет: Пока лучшие друзья поэта курами носились по докторам, хлынул дождь, доктора ехать в такую погоду наотрез отказывались. Оствавшиеся при ещё живом Лемонтове, посидели рядом с ним, повспоминали там что-то. Потом один из секундантов накрыл Михаил Юрьевича шинелью и сославшись на непогоду, отбыл в город. Все в слезах. Никто ничего не предпринимает. Тело лежит на Машуке, в грязи. Какой ужас. Столько времени было упущено. Надо было врача пинками гнать к Машуку, или сброситься и заплатить сколько скажет. Что это за друзья такие?! Роза пишет: Но над юнкером Бенкендорфом М.Ю. Лермонтов отчего-то совсем не шутил и на дуэль отчего-то не вызвал. Оттачивал своё остроумие на тех, за кем не стояла вся империя. Грустная история.
Falchi: Материал из петербургского журнала мод второй половины 19 века. Костюм. Искусство одеваться – одно из самых необходимых качеств, которыми должна обладать светская красавица, желающая нравиться и иметь успех. Для этого светской красавице необходимо найти хорошую портниху. Но вполне положиться на вкус и фантазию портнихи невозможно. Светская красавица должна прибегать к советам своих ближайших друзей, преимущественно из художников, адвокатов и инженеров путей сообщения, а также посещать французский театр. Советоваться насчет туалета с мужем или бывать в русском драматическом театре – совершенно бесполезно и даже вредно, ибо мужья обыкновенно ровно ничего не понимают по этой части, а русские драматические актрисы совершенно не умеют одеваться. Порядочная женщина должна переменить в сутки, по крайней мере, семь костюмов: утренний, для завтрака, для прогулки или визитов, обеденный, послеобеденный, вечерний и ночной. Сообразно семи костюмам полагается семь различных корсетов, семь перемен белья и семь перемен обуви (включая ночные туфельки). Хороший тон требует, чтобы утром была надета бледно-розовая сорочка, а ночью – черная шелковая. Восстав ото сна, светская красавица должна ежедневно принимать теплую ванну. Ванна. Самое лучшее, если ванна делается из молока (цельного, а не снятого), в которое недурно прибавлять еще одну-две бутылки хороших сливок. Но, поскольку порядочное молоко, а тем более хорошие сливки чрезвычайно трудно достать в Петербурге, молочную ванну можно заменить обыкновенной водяной, в которую, однако, прибавлять: Несколько фунтов миндальных отрубей Бутылку одеколона (тройного) Две унции розовой эссенции Четверть фунта лаврового листа Несколько штук марципановых корок Фиалковый корень Фунт соли. Цвет лица. Цвет лица у светской красавицы может быть двоякий: или интересно-бледный, или обольстительно-свежий. Брюнеткам больше идет интересно-матовая бледность, а блондинкам – розовые щечки. Светская красавица, желающая иметь матовую бледность, должна принимать три раза в день толченый мел (хорошо очищенный мел можно получить в аптекарских магазинах; употреблять мелки, предназначенные для карточной игры, нельзя) и пить уксусный и лимонный сок. Кроме того, все лицо на ночь густо покрывается особыми составами, продаваемыми в парфюмерных магазинах. Румяный цвет лица – что называется, кровь с молоком – достигается употреблением полусырого бифштекса и ростбифа и питьем молока. На ночь к обеим щекам привязывается по сырой котлете костями вверх. В парфюмерных магазинах можно достать прелестные нежные румяна. Болезнь. Болезнь светской красавицы бывает также двоякой: обыкновенная и чрезмерная. Обыкновенная, общепринятая болезнь есть мигрень. Это болезнью надо пользоваться смотря по обстоятельствам. Чрезмерные болезни светских красавиц придумываются особыми дамскими докторами, причем сообразно придуманной болезни определяется то или иное заграничное путешествие. Чем необыкновеннее и мудренее название болезни, придуманное докторами, тем интереснее и значительнее считается в свете положение больной и тем больше гонорара должен получить придумавший болезнь доктор (ибо для того он и учился). Утро молодой дамы. Оно не должно начинаться ни слишком рано, но слишком поздно. Лучше всего вставать около одиннадцати часов, конечно, если молодая женщина не танцевала до четырех часов утра. Если молодой женщине по той или иной причине приходится вставать очень рано, то ей надо избегать будильников. Будильник может испугать. Самое лучшее – приказать прислуге завести в назначенный час граммофон, поставленный в соседней комнате. И пусть он исполняет какую-нибудь оперную арию. Утром молодая женщина одевается в пеньюар и туфельки. Корсет не обязателен. Утро посвящается занятиям. Главное занятие молодой женщины – это прическа. Прическа не должна быть однообразна. Она меняется вместе с туалетом, временем дня и года, погодой и настроением. Пробежать утром газету необходимо, чтобы быть в курсе событий, особенно первых представлений и сенсационных процессов, и уметь поддержать разговор в обществе, поскольку в обществе говорят теперь не только о погоде, но и о событиях дня. Однако чтение политический телеграмм для молодой женщины не обязательно, особенно про различные парламентские события и речи. Молодая женщина должна получать несколько журналов мод и внимательно изучать их. Она должна просматривать и все новые французские романы, потому что во французских романах не только бывает замечательная психология женского сердца, но и попадаются чрезмерно поучительные описания дамских туалетов. После завтрака молодая женщина, переодевшись в дневной туалет и причесавшись, идет с визитами или к своей портнихе. Прогулки и визиты. Ходить молодой женщине по улице одной пешком совершенно не принято, а с непривычки даже и опасно, поскольку легко попасть под экипаж, сломать себе ногу, натолкнуться на фонарный столб. (простите не удержалась ) Если брать с собой на прогулку ливрейного лакея, то это тоже мало поможет делу. Потому что не принято ходить под руку с ливрейным лакеем. Изредка для моциона можно брать с собой мужа. Выезжать одной в открытом экипаже не совсем удобно, ибо молодую женщину могут принять за кокотку. Компаньонки и бедные родственницы в этом случае не помогают. Поэтому молодая женщина может воспользоваться для выездов каретой, но кучер не должен быть молод и красив, что может скомпрометировать женщину. Лошади не должны быть слишком резвы. Резвые лошади могут понести и разбить или задавить кого-нибудь. Между тем задавить прохожего – в высшей степени неприлично, потому что молодая женщина может стать героиней уличной истории и даже может попасть в газеты. Вечер и ночь молодой дамы. Ложиться спать молодой женщине следует около часа ночи. В постели – перелистывать французский роман. Засыпая, ни о чем грустном, неприятном и тяжелом не думать, в особенности об убийцах, нищих, мышах, пауках, приведениях, сиротах, страшных болезнях и пожарах. Следует помнить, что спокойная совесть – лучшее средство для спокойного сна. Видеть непристойные сны – совершенно неприлично молодой даме. В подобном случае ей следует, отнюдь не увлекаясь любопытством посмотреть, что будет дальше, немедленно проснуться и перевернуться на другой бок. Общие правила хорошего тона. Благовоспитанная барышня должна иметь очаровательный характер и обворожительные манеры. Барышни не должны ни много смеяться, ни много говорить, ни много плакать, ни много молчать, ни много есть, ни много петь, ни громко говорить, ни часто улыбаться, ни быстро ходить, ни громко сморкаться. Все движения барышни должны быть легки, воздушны и грациозны. Грация достигается упорным трудом, через изучение жестов перед туалетным зеркалом или трюмо. Девичьей грации много способствует хороший корсет. Поэтому корсеты всегда надо делать под себя, на заказ по мерке. Не принято вообще, чтобы благовоспитанная барышня, находясь в постороннем обществе, особенно мужском, хлопала себя обеими руками по бедрам, или садилась в кресло, положив ногу на ногу, или поправляла себе подвязки. Или кричала на прислугу, или драла за уши своих маленьких братьев и сестер, или грубила своей мамаше, или высовывалась на половину из окна при виде проходящего мимо офицера, или икала, или неожиданно уходила из комнаты без какого-либо благовидного предлога. За едой, держа вилку и нож, следует грациозно отодвигать в стороны мизинцы обеих рук. Чайную чашку следует держать большим и безымянным пальцами. Сидеть в обществе следует так, чтобы показаться с самой выгодной стороны своей наружности. Разговаривая с мужчиной, особенно с холостым, барышня не должна смотреть своему собеседнику в глаза. Следует сидеть, опустивши глаза, и только изредка вскидывать их на собеседника. Барышня вообще должна иметь вид невинный, но отнюдь не глупый. Она должна научиться краснеть по произволу, то есть краснеть тогда, когда это прилично, и не краснеть, когда это не прилично – например, если услышит что-нибудь двусмысленное. В таких случаях лучше всего делать так называемое деревянное лицо. Отнюдь не следует в обществе зевать. Это и невежливо, и неприлично, и некрасиво. Если барышне неудержимо хочется зевнуть, то уж лучше выйти в другую комнату. Точно так же следует поступать и в том случае, если захочется чихнуть. Ни под каким видом не следует самой надевать себе в прихожей галоши! Если нет подходящего кавалера, то эту обязанность исполняет прислуга или в крайнем случае мамаша. Барышня в разговоре не должна упоминать про черта, акушерок, любовников, бородавки, кислую капусту, грибы, редьку, колбасу, хвост, нижнее белье, желудочно-кишечные заболевания, свиней, пиво, лысины, новорожденных детей и бандажи. Смех и слезы. Смех и слезы светской красавицы должны быть красивы и изящны. Смех должен быть не громкий, но рассыпчатый. При плаче можно уронить не более трех-четырех слезинок и наблюдать, чтобы не испортить цвет лица. Разговор. Разговор светской красавицы ведется на французском языке. Надо говорить так быстро и часто, чтобы издали казалось – горох сыплется. Если даже приходится говорить по-русски, то она должна не выговаривать звуков «р» и «л». источник
Четвёртая Харита: Ну вот, теперь чувствую себя невоспитанной, вульгарной девицей. Неужели и правда так жили . Особо мне понравилось: Falchi пишет: а с непривычки даже и опасно, поскольку легко попасть под экипаж, Была бы Анец приличной и не было бы фабулы романа. Falchi пишет: Утро посвящается занятиям. Главное занятие молодой женщины – это прическа. Круто)). Falchi пишет: Изредка для моциона можно брать с собой мужа. Если нет мужа, можно болонку. Это очевидно .
Falchi: Четвёртая Харита пишет: Была бы Анец приличной и не было бы фабулы романа. Я потому курсивом и выделила)) Наша тема. Тут вообще, что не совет - то перл, источник предполагает даже, что это не реал, а пересказ советов модных журналов той поры устами Сатирикона. Не знаю, но меня прикололо
Четвёртая Харита: Falchi пишет: что это не реал, а пересказ советов модных журналов той поры устами Сатирикона. Не знаю, но меня прикололо А мне показалось реал, потому что некоторые советы встречала и в других местах. Они вещали примерно о том же. Но если и были такие дамы, то они должны были быть похожи на хрустальных кукол .
Царапка: Четвёртая Харита:Была бы Анец приличной и не было бы фабулы романа Анна была служанкой, на них это не распространяется :) Четвёртая Харита:Но если и были такие дамы, то они должны были быть похожи на хрустальных кукол . Мода такая.
Gata: Меня доконала масочка из сырых котлет
Роза: Falchi пишет: Светская красавица, желающая иметь матовую бледность, должна принимать три раза в день толченый мел (хорошо очищенный мел можно получить в аптекарских магазинах; употреблять мелки, предназначенные для карточной игры, нельзя) и пить уксусный и лимонный сок. Поэтому молодая женщина может воспользоваться для выездов каретой, но кучер не должен быть молод и красив, что может скомпрометировать женщину. В постели – перелистывать французский роман. Засыпая, ни о чем грустном, неприятном и тяжелом не думать, в особенности об убийцах, нищих, мышах, пауках, приведениях, сиротах, страшных болезнях и пожарах. Роскошный советник. Рыдаю. Рита, ты сделала мой день.
Lana: Какая прелесть, смеялась от и до. Falchi undefined: молочную ванну можно заменить обыкновенной водяной, в которую, однако, прибавлять: Несколько фунтов миндальных отрубей Бутылку одеколона (тройного) Две унции розовой эссенции Четверть фунта лаврового листа Несколько штук марципановых корок Фиалковый корень Фунт соли. Варить светскую красавицу на медленном огне, не забывая снять пену. Falchi undefined: Она должна научиться краснеть по произволу, то есть краснеть тогда, когда это прилично, и не краснеть, когда это не прилично – например, если услышит что-нибудь двусмысленное. В таких случаях лучше всего делать так называемое деревянное лицо. Так вот что было с мимикой у Аннушки, она просто с детства училась его делать, благо, почва в корфодоме благодатная для выработки сноровки. И во второй части серьяла убегала от него часто тоже от утонченности манер - зевнуть-с. Ну, и мужа, как аксессуар завела, чтобы больше под экипажи не попадать. Настоящая дворянка и аристократка до кончиков ногтей.
Царапка: Интересная статья о подходе к образованию времён Николая I. (1827 год). Как вред было отмечено: Сим смешением состояний нарушается порядок соразмерности, в степенях ученья вообще установленный, и вводится противоречие в гражданском положении лица с умственным его образованием. <...> В преграждение вредных последствий, от сего произойти могущих, признали Мы нужным, в подтверждение прежних правил, поручить особенному и самому строгому вашему наблюдению: <...> 2) Чтоб лица крепостного состояния тогда только были допускаемы в училища средние и высшие, когда по воле их помещиков они получат увольнение от сего состояния; в противном же случае мера их обучения должна быть ограничена одними низшими училищами приходскими и уездными. 3) Чтоб все частные пансионы относительно круга их наук разделены были на степени сообразно общему училищ устройству и чтоб в те из них, коих круг учения соответствует Гимназиям, ни под каким видом не были допускаемы лица крепостного состояния. <...> 5) Чтоб и в тех училищах, кои ныне существуют или впредь заведены быть могут помещиками для обучения крепостных их людей в собственных их селениях, сохраняемы были те же самые пределы, какие вообще постановлены для училищ низших... Чувствуется подход Сперанского: «Из человеколюбия, равно как и из доброй политики, должно рабов оставить в невежестве или дать им свободу».
Gata: Сейчас в системе образования мы наблюдаем ровно то же самое по всем пунктам, но это уже тема для другой темы.
Царапка: Не совсем согласна, но это действительно другая тема.
Falchi: Дуэли в николаевской России Дуэль Онегина и Ленского. Художник И.Е. Репин 1899г. Особое распространение в России дуэли получили к середине XVIII века. Императрица Екатерина Великая в 1787 году издала «Манифест о поединках». В нем дуэли назывались чужестранным насаждением; участникам дуэли, окончившейся бескровно, устанавливался в качестве меры наказания денежный штраф (не исключая секундантов), а обидчику, «яко нарушителю мира и спокойствия», — пожизненная ссылка в Сибирь. За раны и убийство на дуэли наказание назначалось как за соответствующие умышленные преступления. Апогея своего дуэли достигли в первой половине XIX века. Запрещение дуэлей было вновь подтверждено в изданных при Николае I «Своде законов уголовных» 1832 года и «Уставе военно-уголовном» 1839 года, обязывавшем воинских начальников «стараться примирять ссорящихся и оказывать обиженному удовлетворение взысканием с обидчика». Но ничто не помогало! Более того, дуэли в России отличались исключительной жесткостью условий неписаных кодексов: дистанция колебалась от 3 до 25 шагов (чаще всего 15 шагов), встречались даже дуэли без секундантов и врачей, один на один, нередко дрались до смертельного исхода, порой стрелялись, стоя поочередно спиной у края пропасти, чтобы в случае попадания противник не остался в живых. При таких условиях нередко погибали оба противника (как это было в 1825 году на дуэли Новосильцева и Чернова). Более того, командиры полков, формально следуя букве закона, фактически сами поощряли в офицерской среде такое чувство чести и под разными предлогами освобождались от тех офицеров, которые отказывались драться на поединке. При этом лично Николай I относился к дуэлям с отвращением, известны его слова: «Я ненавижу дуэль. Это — варварство. На мой взгляд, в ней нет ничего рыцарского. Герцог Веллингтон уничтожил ее в английской армии и хорошо сделал». Но именно на 20—40-е годы XIX века приходятся громкие дуэли Пушкина с Дантесом, Рылеева с князем Шаховским, Грибоедова с Якубовичем, Лермонтова с де Барантом и Мартыновым. До потомства дошел текст условий дуэли между Пушкиным и Дантесом. Для иллюстрации приведем его полностью: «Правила дуэли между господином бароном Жоржем Геккереном и господином Пушкиным. 1) Противники ставятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 10 шагов от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам. 2) Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять. 3) Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же самом расстоянии. 4) Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз, противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила. 5) Секунданты являются непосредственными посредниками во всяком отношении между противниками на месте. 6) Секунданты, нижеподписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий. 27-го января 1837 года. 2 1/2 часа пополудни. Подписано: Виконт д'Аршиак, прикомандированный к французскому посольству Константин Данзас, инженерный подполковник». Встречались люди, проявлявшие на дуэли редкое бесстрашие и твердость духа. Так, Пушкин на дуэли с офицером Зубовым в 1822 году (в Кишиневе) в ожидании выстрела противника спокойно ел вишни и плевал косточками в его сторону, чем привел своего визави в бешенство. Этот случаи Пушкин использовал впоследствии при создании повести «Выстрел». Подлинную бесшабашность проявлял декабрист М. С. Лунин, как бы сознательно искавший смерти и игравший с ней в жмурки. Однажды, по свидетельству современников, великий князь Константин Павлович незаслуженно оскорбил офицеров Кавалергардского полка, но затем извинился, добавив, что если кто из офицеров считает себя обиженным, то он готов дать сатисфакцию. Вдруг отчаянный Лунин вызвался: «Ваше высочество, честь так велика, что одного я только опасаюсь: никто из товарищей не согласится ее уступить мне». Скандал, разумеется, замяли, но Константину смелый ответ понравился, и впоследствии он взял Лунина к себе в адъютанты. Известна также дуэль Лунина с его однополчанином графом А. Ф. Орловым, позднее шефом жандармов — преемником Бенкендорфа. Фактически Лунин, бретер и забияка, сам спровоцировал Орлова на дуэль. Зная, что Орлов — плохой стрелок, а Лунин — виртуоз, свидетели поединка не сомневались в его исходе. Но Лунин... лишь хладнокровно поиздевался над Орловым. По описанию очевидца, стрелялись они на 12 шагах. Орлов выстрелил и промахнулся. Лунин выстрелил в воздух и саркастически предложил противнику попытать счастья еще раз, при этом поучая его, как надо целиться. Взбешенный граф закричал: «Что же это ты! Смеешься, что ли, надо мною?» — и выстрелил в другой раз, прострелив Лунину фуражку. Лунин снова выстрелил в воздух, продолжая шутить и ручаясь Орлову за успех третьего выстрела. Тут их остановили секунданты... С появлением в России во второй половине XIX века относительной свободы печати споры вокруг дуэли перенеслись на ее страницы. Мнения разделились на сторонников дуэли и ее противников. Среди первых выделялись правоведы Лохвицкий, Спасович, военные писатели Калинин, Швейковский, Микулин; в лагере противников были не менее солидные имена: военный деятель, педагог и писатель генерал М. И. Драгомиров, военный юрист Шавров. Точку зрения сторонников дуэли наиболее отчетливо выразил Спасович: «Обычай поединка является среди цивилизации как символ того, что человек может и должен в известных случаях жертвовать самым дорогим своим благом — жизнью — за вещи, которые с материалистической точки зрения не имеют значения и смысла: за веру, родину и честь. Вот почему обычаем этим нельзя поступаться. Он имеет основание то же, что и война». Еще при императоре Николае I по «Уложению о наказаниях уголовных» 1845 года ответственность за дуэли была существенно понижена: секунданты и врачи вообще освобождались от наказания (если только они не выступали в роли подстрекателей), а наказание дуэлянтам уже не превышало — даже в случае гибели одного из противников — заключения в крепости от 6 до 10 лет с сохранением дворянских прав по выходе. Это положение лишний раз отразило всю противоречивость законодательства о дуэлях. На практике же и эти меры никогда не применялись — наиболее распространенным наказанием для дуэлянтов был перевод в действующую армию на Кавказ (как это было с Лермонтовым за дуэль с де Барантом), а в случае смертельного исхода — разжалование из офицеров в рядовые (как это было с Дантесом после дуэли с Пушкиным), после чего они, как правило, довольно быстро восстанавливались в офицерском чине. источник
Царапка: Интереснейший обзор истории права крепостных жаловаться на притеснения господ, начиная с Уложения Алексея Михайловича 1649 года. Привожу оглавление с небольшими цитатами. Часть 1 И в заключение этой статьи помещено дополнительное предписание, что-де помимо тех великих дел [т.е. дел, касающихся государственной измены и умысла на государя или оскорбления его], ни в каких делах крестьянам и слугам, доносящим на своих господ, "не верить". Именно это "не верить" создает у современного читателя впечатление запрета подавать и разбирать такие жалобы. Однако в действительности здесь нет ни того, ни другого. Запрета на жалобы здесь нет вовсе - постановить, что таким-то жалобам нельзя верить, не означает непременно ввести запрет и наказание жалобщику. Это значит лишь объявить, что такие жалобы не следует принимать в определенного рода внимание - не то "вообще нельзя принимать во внимание", не то "можно не принимать во внимание", не то "их недостаточно для возбуждения следствия", не то "их недостаточно для обязательного возбуждения следствия", не то "следствие по ним возбуждать можно / нужно, но при вынесении приговора они имеют заведомо нулевой - суд не должен учитывать саму жалобу при вынесении приговора, а должен учитывать только иные собранные данные". "Не верить" - не значит "признать ложным" (напомню, что еще в России и в XIX веке различали не две опции - "истинное / ложное", а три: [1] признанное за истину / [2] признанное за ложное / [3] оставленное в подозрении на то, что это может быть и правда, и неправда, - и были приговоры не "оправдать" и не "признать виновным", а "оставить в подозрении"). Это значит "не признать достаточно вероятным для того, чтобы... " - чтобы что? <...> От Котошихина мы узнаем, что и по жалобам крестьян на их собственные обиды от господ спокойно может возбуждаться следствие, и если оно подтверждается иными данными, то... В чем же в точности заключалась тогда устанавливаемая Уложением разница между жалобами на собственных господ по поводу изменных дел и аналогичными жалобами по поводу понесенных от них обид? В том ли, допустим, что по доносу первого рода следствие должно было производиться непременно, а по доносу второго рода - по усмотрению властей, получивших донос и призванных оценить самостоятельно, стоит ли по нему предпринимать следствие (по крайней мере, если челобитчики не указывают на готовность сторонних лиц подтвердить их жалобы при сыске)? Или к этому прибавлялась еще и презумпция вероятной (но не непременной, не отвергающей априори возбуждение следствия) Часть 2 Однако при Петре и сразу после Петра во всем отношении к крепостным крестьянам – в том числе и в отношении к их жалобам на господ - произошел полный переворот. Сам факт переворота из крупнейших русских историков раньше и ярче всего отметил, насколько я понимаю, Ключевский. Он указал, что в XVII веке в целом ряде аспектов крестьянин охранялся от своего господина законами, которые, с одной стороны, потом никто не отменял и не заменял специально – но при этом вышло как-то так, что уже к середине XVIII века законы эти были полностью забыты, и фундаментально-законным считалось и объявлялось, в том числе формально и как общеизвестное, нечто прямо противоположное. Эта смена произошла явочным порядком примерно между 1685 и 1750 г. Например, по законам XVII века ни помещик, ни вотчинник не имел права облагать своих крестьян такими оброками и работами, какие были бы им непосильны и их разоряли бы. Такие дела (в том числе по жалобам крестьян) разбирались судом и расправой, и у виновных отбирали земли с крестьянами вместе, а крестьянам возмещали взятое сверх меры. Повторюсь, - об этом как об обычной ПРАКТИКЕ (а не просто о номинальном законе) пишет обличающий, в общем, Россию своего времени Котошихин. Никто специальными указами этого закона не отменял – но уже, самое позднее, при Елизавете дворянство считает самоочевидным, общеизвестным, неотъемлемейшим своим правом налагать на крестьян оброки и барщины по полному своему усмотрению, и все цари вплоть до Николая I признают за ними такое право. <...> По Уложению 1649 г. помещик, от побоев которого крестьянин умер, карался смертной казнью, а семья погибшего обеспечивалась за счет имущества виновного. Никто этого закона не отменял специально, но в середине XVIII века и дворяне, и правительство считают, что никакого закона на такие случаи нет и надо бы ввести хоть какой-то. <...> В XVII веке четко считается, что движимое имущество крестьянина принадлежит ему, и помещик не может его отбирать, а с надела его также срывать нельзя, во всяком случае по проговариваемому закону, иначе как в исключительных случаях (упоминаемых в Уложением 1649 г.). В середине XVIII века столь же четко считается (что и оглашалось дворянами в Уложенной комиссии и признавалось действующей правовой нормой), что дворяне имеют полную собственность и на движимое имущество своих крестьян, и на их наделы, и имеют право отрывать их от наделов по своему произволу. Здесь перелом частью произошел уже к концу правления Петра, частью – в 1730-х. Продажа крестьян без земли стала массовой легальной общепринятой практикой к рубежу XVII/XVIII вв. Часть 3. Падение права жаловаться на господ Падение права крестьян жаловаться на своих господ (в объеме, установленном Уложением 1649 и практикой правоприменения в XVII веке, центром которой являлось то же Уложение) состоялось в течение первой половины XVIII века и проходило по двум направлениям: 1) запрет подавать челобитные непосредственно государю или передавать челобитные на его имя помимо низовых правительственных учреждений (присутственных мест); 2) совершенно облыжное, но от того не менее твердое перетолкование ст. II,13 Уложения 1649 года как ЗАПРЕТА жаловаться на своих господ. <...> уже к 1760 г. не то что низовая администрация, а Сенат империи (высшая судебная и законотолковательная ее инстанция) твердо исходил из того, что два слова ст. 13 II главы Уложения – «не верить» доносам слуг и крестьян на своих господ (иначе как на темы государственной измены) – а) означают запрет подавать любые жалобы на своих господ (кроме как на те самые темы государственной измены) в любые инстанции; б) требуют наказывать за всякую такую подачу как за нарушение означенного запрета. <...> В инструкции Петра воеводам 1719 года (цитировалась в предыдущем посте) есть место, побуждающее задуматься, не так ли было дело,что обсуждаемый переворот в отношении к жалобам на своих господ и в понимании ст. 2.13 Уложения на эту тему совершился или совершался (по крайней мере де-факто) уже к концу 1710-х гг.? Петр здесь заявляет: если администрация-де обнаружит, что разоритель-помещик разоряет свою деревню настолько, что та значительно или полностью обезлюдела, - то принимать меры. Но единственные способы обнаружения этого положения дел со стороны администрации, которые в этом весьма подробном параграфе упоминает Петр – это способы активно-дознавательные: воевода и земские комиссары должны сами «накрепко смотреть», т.е. собирать сведения на сей предмет. Часть 4. Екатерина и право жаловаться на господ еще до Екатерины полному забвению были преданы - даже и формально - узаконения Петра о том, что начальство призвано за доведение господами своих деревень до запустения и мучительства крепостных - если уж начальство каким-то образом все это установило - передавать деревни из-под их распоряжения (но не собственности) в опеку родственникам этих господ или государству (впрочем, пороговые пределы такого мучительства или запустения указаны Петром не были). Сенат в связи с делом Евд. Демидова констатировал как нечто общеизвестно законное, что помещик может отнимать у крестьян их пожитки и «мучить их работами» (В.И. Семевский. Крестьяне в царствование Екатерины II. I. Cпб. 1901, 380). <...> В том же 1765 г. право крестьян жаловаться на обиды от своих господ (в надлежащие низовые инстанции) было введено для Лифляндии (что явно рассматривалось, как и многие позднейшие меры Александра в Польше, Прибалтике и Финляндии, как введение улучшенных норм хотя бы для какой-то отдельной области, относительно изолированной от интересов коренного российского дворянства – в том числе в качестве полигонного примера, с прицелом на возможное будущее распространение подобных норм и на другие территории). Одновременно Екатерина начала выводить различные дела из-под силы вышеизложенных запретов «в виде исключения». Летом 1762 крестьянам Салтычихи удалось передать императрице челобитную, содержащую жалобы на тиранства и убийства со стороны их госпожи. Эта жалоба нарушала оба закона: и запрет подавать жалобы в обход надлежащих инстанций и лично императору, и запрет (согласно перетолкованному Уложению 1649 г.) крестьянам жаловаться на своих господ иначе как по делам о гос. измене. Однако императрица не предоставила дело этим законам, а распорядилась им в исключительном порядке, помимо них: никаких наказаний жалобщикам не вынесла, а жалобу приняла и предписала произвести по ней следствие. Оно тянулось 6 лет и привело к осуждению Салтычихи на высшую меру тогдашнего ординарного наказания (пожизненное заключение). <...> В 1763-64 из серии новых челобитных, поданных лично императрице, часть жалоб она переправляла в Сенат, который отправлял челобитчиков к помещику с обычным наказанием (за нарушение обоих запретов), а часть жалоб решала своей властью; в одном из последних случаев она оставила две рецидивных жалобы крестьян на своего помещика Шереметева без наказания (хотя они нарушали оба запрета – жаловались на обиды от него и были поданы лично императрице), повелев оба раза, что освобождает жалобщиков от наказания из милосердия. В 1765 г. жаловались на Демидова его крепостные крестьяне (обвиняя его в убийствах), и Екатерина опять-таки своей властью вывела это дело из-под общего закона и по нему назначено было следствие. Однако тут уж Сенат дал ей более решительеый отпор: Сенат выпустил указ, которым предписывалось прекратить следствие и послать силы на усмирение и наказание крестьян-жалобщиков, потому что-де крестьяне жаловались на убийства людей самим Демидовым, а меж тем это-де сделали служители Демидова, выполняя его распоряжения (по мнению Сената, это полностью меняло дело) – и Екатерина отступилась. <...> повторяющиеся жалобы крестьян на своих помещиков – как лично императрице, так и в низовые инстанции, - не только злили Сенат, но и ставили саму императрицу в весьма тяжелое положение. Что тут можно было поделать? Законы, утвердившиеся в империи, основанные на указах Петра I и на кривотолковании п. 2.13 Уложения (давно узаконенном однако ж как прямой и единственный смысл этого пункта), требовали с порога отметать такие жалобы и наказывать за них как за вину. <...> Указ от 22.08.1767 не вносил ничего нового. Он подтверждал и перечислял вместе два давно действующих закона: закон о запрете подавать жалобы лично государю (последний предыдущий такой указ, повторенный здесь – от 19.01.1765) и запрет жаловаться на своих господ иначе как по делам о гос.измене, якобы установленный ст.2.13 Уложения 1649 года, истолкованной как требование жалоб таких не рассматривать, а жалобщиков наказывать. Часть 5. Заключение п. 84 [статута 1775 года] заново вводил и расширял ограничения на разорительность эксплуатации, тиранства и жестокости помещиков после полувека узаконенного отсутствия таких ограничений. Конечно, в статуте не было оговорено, с какого рубежа действий помещика все это начинается (как, впрочем, и в XVII в. не оговаривалось, что есть поборы сверх силы. Сама Екатерина в одном казусе велела считать при расследовании, что если оброк в данном имении в два и более раз выше, чем обчные оброки имений того же уезда, то это, в общем, повод к констатации того самого запрещенного разорительства), но важно было уже и то, что в принципе был снова введен запрет на все сказанное (причем в границах более широких, чем аналогичные указы Петра от 1719 и 1722, давно утратившие действие), и что надзор за этим был теперь нарочито поручен и главам губерний. По преимуществу губернаторы этой обязанности, конечно, не исполняли. Некоторые – исполняли: например, Мельгунов, ярославский губернатор при Екатерине, отдал нескольких помещиков под суд за жестокости над принадлежащими им крепостными, и эти помещики были сосланы в Сибирь. А некоторые – и вовсе правильно истолковали сигнал в п.82 и не только сами принимали меры по тиранствам помещиков, но и принимали от крестьян жалобы на тиранства их же помещиков, не наказывали их за это априори, а наряжали (если жалоба казалась им того стоящей) по такой жалобе следствие и – если последнее подтверждало жалобы - отдавали под суд таких помещиков. Это было прямое нарушение законов, подтвержденных указом 1767 г. – но губернаторы иной раз шли на него ад хок, чувствуя, что статут 1775 года (его общий дух и пп. 82 и 84) как бы секретно намекают им на то, что на такое нарушение можно и пойти, и это отвечало бы действительным намерениям императрицы. <...> Эта ситуация сохранялась и в следующие десятилетия. В частности, Павел I в свое правление несколько раз принимал от прорвавшихся к нему крестьян жалобы на их господ, а потом решал, стоят ли они того, чтобы своей властью распорядиться по ним в исключительном порядке, не применяя в данном случае законы, подтвержденные указом 1767 г., или распорядиться по законам (в последнем случае жалобщиков наказывали). В духе, к которому руку приложил статут 1775 года (по-видимому, в манере Салтыкова), действовал в пользу крестьян, будучи генерал-губернатором СПб, Мих. Илл. Кутузов. В начале 1801 г. он нарядил следствие по делу о жестокостях помещицы Славищевой над крестьянами ее деревни Соса Гдовского уезда СПБ губернии (в декабре 1800 года были арестованы беглые крестьяне из этой деревни; они объяснили свое бегство жестокостями помещицы. В связи с чем, очевидно, Кутузов и нарядил следствие), по итогам коего представил Александру доклад о жестокостях Славищевой и о чрезмерной эксплуатации крестьян с ее стороны, с предложением предать ее суду.
Gata: Представила себе сюжет: барон велит Нюренции изобразить танец семи покрывал, та ему в нос - Уложение 1649 года, а он ей - указ от 22 августа А если Мишель полезет за обиженную Аннушку заступаться, ему в нос - екатерининский манифест о поединках и николаевский военно-уголовный устав Falchi, Царапка, мяурси за интересные материалы Хоть про дуэли у нас, кажется, уже было, но повторенье, как говорится, мать ученья :)
Царапка: И получится юридический поединок, где кто сильней - тот и прав!
Корнет: Получится такой идиотизм, которому место только в док.фильме для студентов юр.фака.
Gata: О зимних дворцах Романовых Первые Зимние дворцы. Зимний дворец Анны Иоанновны На месте известного всему миру петербургского Зимнего дворца первая постройка появилась ещё при Петре I. В 1705 году в северо-западном углу занимаемого нынешним дворцом участка был построен деревянный дом адмирала Фёдора Матвеевича Апраксина. Его спроектировал архитектор Доменико Трезини. Место адмиралом было выбрано в том числе из-за правил "фортификационной эспланады". Они требовали, чтобы ближайшее строение находилось на расстоянии не менее 200 саженей (1 сажень = примерно 2,1 метра) от крепости, то есть от Адмиралтейства. Дворец Апраксина В 1707 году рядом с домом Апраксина, с юга, появился дом А. В. Кикина. Восточнее владения адмирала находились участки С. В. Рагузинского, П. И. Ягужинского и Г. П. Чернышёва. Дом Апраксина, как построенный первый на Дворцовой набережной, задал её красную линию. Дом Кикина обозначил северную границу Адмиралтейского луга (будущей Дворцовой площади). Стоит отметить, что Пётр I и Екатерина I жили не здесь. Первый Зимний дворец Петра был построен на участке дома №32 по Дворцовой набережной, там, где сейчас находится Эрмитажный театр. Это здание неоднократно перестраивалось, в нём умер основатель Петербурга. Первый Зимний дворец Петра I В 1728 году адмирал умер. Своё имущество он завещал родственникам. Апраксин состоял в родственной связи с Романовыми, он был братом царицы Марфы Матвеевны, второй жены старшего брата Петра I. Поэтому что-то должно было достаться и малолетнему императору Петру II. Ему адмирал завещал свой петербургский дворец. Впрочем, Пётр II здесь никогда не жил, так как переселился в Москву. При восшествии на престол императрицы Анны Иоанновны Петербургу был возвращён отобранный Петром II столичный статус. Новой правительнице было необходимо обустроить здесь свою резиденцию. Зимний дворец Петра I Анна Иоанновна посчитала для себя слишком скромным и в 1731 году решила обосноваться во дворце Апраксина. Его перестройку она поручила Франческо Бартоломео Растрелли. 3 мая 1732 года был издан указ о выделении для строительства дворца 200 000 рублей. Новый третий Зимний дворец полностью был готов в 1735 году, хотя Анна Иоанновна провела здесь зиму 1733-1734 годов. С той поры это здание на 20 лет стало парадной императорской резиденцией, а Растрелли с 1738 года стал обер-архитектором двора её императорского величества. В помещениях бывшего дворца Апраксина Растрелли оформил императорские покои. Фасад этого дома был не тронут, он был только подведён под общую крышу с новым зданием. Длина фасада со стороны Адмиралтейства составила 185 метров. В новопостроенном торцевом корпусе расположился Тронный зал, Голубая, Зимняя, Красная и Боковая палаты, Антикамера. Зимний дворец Анны Иоанновны В Зимнем дворце Анны Иоанновны 2 июля 1739 года состоялось обручение принцессы Анны Леопольдовны с принцем Антоном-Ульрихом. Сюда же привезли малолетнего императора Иоанна Антоновича. Он пробыл здесь до 25 ноября 1741 года, когда дочь Петра I Елизавета взяла власть в свои руки. Елизавета Петровна желала ещё большей роскоши, нежели чем её предшественница, и на следующий год принялась за переустройство императорской резиденции на свой лад. Тогда она распорядилась отделать для себя комнаты, примыкающие с юга к Световой галерее. Рядом с её опочивальней находились "малиновый кабинетец" и Янтарный кабинет. Позже, при разборке третьего Зимнего дворца, янтарные панели будут перевезены в Царское Село и войдут в состав знаменитой Янтарной комнаты. Так как размеры кабинета были больше, чем размеры помещений, где панели находились прежде (Королевский дворец в Берлине, людские покои в Летнем саде), Растрелли разместил между ними 18 зеркал. В 1745 году здесь праздновалась свадьба наследника престола Петра Фёдоровича и принцессы Софьи Фредерики Августы Анхальт-Цербстской (будущей Екатерины II). Оформлением этого праздника занимался архитектор Растрелли. Для растущих потребностей императрицы требовалось всё больше помещений. В 1746 году из-за этого Растрелли пристроил со стороны Адмиралтейства дополнительный корпус, главный фасад которого выходил на юг. Он был двухэтажным, с деревянным верхним этажом, боковым фасадом упирался в канал у Адмиралтейства. То есть Зимний дом стал ещё ближе к верфи. Ещё через год к этому корпусу были добавлены часовня, мыльня и другие покои. Главной же целью новых помещений, ещё за год до их появления, стало размещение в Зимнем доме Эрмитажа, уединённого уголка для интимных встреч. Две анфилады здесь вели в угловой зал, в котором находился подъёмный стол на 15 персон. Елизавета Петровна реализовала эту идею до Екатерины II. Зимний дворец императрицы Елизаветы Петровны 1 января 1752 года императрица приняла решение о расширении Зимнего дворца. Для этого были выкуплены соседние участки Рагузинского и Ягужинского по Дворцовой набережной. Особняки сподвижников Петра I Растрелли готовился не сносить, а переоформить в едином стиле со всем зданием. Но в феврале следующего года последовал указ Елизаветы Петровны: "...При новом доме от реки и внутреннего двора быть немалой ломке и строению каменными зданиями вновь двух флигелей, чему сочинить обер-архитектору де Растреллию проект и чертежи и представить их на высочайшую Е. И. В. апробацию..." Таким образом, Елизавета Петровна решила снести дома Рагузинского и Ягужинского, построить на их месте новые корпуса. А также возвести южный и восточный корпуса, замкнув всё здание в каре. К строительным работам приступили две тысячи солдат. Ими были разобраны дома на набережной. Одновременно с этим со стороны Адмиралтейского луга началась закладка фундаментов южного корпуса - главного фасада нового Зимнего дворца. Перестраивались и помещения в бывшем доме Апраксина. Здесь даже снимали крышу для поднятия потолков. Изменения претерпели Световая галерея, Аванзал, расширены помещения для театра и парадные залы. А в декабре 1753 года Елизавета Петровна пожелала увеличить высоту Зимнего дворца с 14 до 22 метров... В начале января все строительные работы были остановлены. Новые чертежи Растрелли представил императрице уже 22 числа. Растрелли предложил строить Зимний дворец на новом месте. Но Елизавета Петровна отказалась от перемещения своей зимней парадной резиденции. В результате архитектор принял решение строить всё здание заново, используя только в некоторых местах старые стены. Новый проект был утверждён указом Елизаветы Петровны: "Понеже в Санкт-Петербурге наш Зимний дворец не токмо для приёму иностранных министров и для отправления при дворе во учреждённые дни праздничных обрядов по великости нашего Императорского достоинства, но и для умещения нам с потребными служителями и вещьми доволен быть не может, для чего вознамерились оный наш Зимний дворец с большим пространством в длине, ширине и вышине перестроить; на которую перестройку по смете потребно 990 000 рублей". По расчётам Канцелярии от строений четвёртый Зимний дворец должен был быть возведён за три года. Первые два отводились на сооружение стен, а третий на отделку помещений. Императрица планировала новоселье к осени 1756 года, сенат рассчитывал на три года строительства. После утверждения проекта Растрелли не вносил в него существенных изменений, но вносил коррективы во внутренние взаимосвязи помещений. Главные залы он расположил во втором этаже угловых ризалитов. С северо-востока была спроектирована Парадная лестница, с северо-запада - Тронный зал, с юго-востока - церковь, с юго-запада - театр. Их связали Невская, западная и южная анфилады комнат. Первый этаж архитектор отвёл под служебные помещения, третий - для фрейлин и другой прислуги. Апартаменты главы государства были обустроены в юго-восточном углу Зимнего дворца, он лучше всех освещается солнцем. Залы Невской анфилады предназначались для приёма послов и торжественных церемоний. Вместе с созданием Зимнего дворца Растрелли собирался и перепланировать весь Адмиралтейский луг, создать здесь единый архитектурный ансамбль. Но это не было осуществлено. Строительство Зимнего дворца затянулось. В 1758 году Сенатом со стройки снимались кузнецы, так как некому было оковывать колёса телег и пушек. В это время Россия вела войну с Пруссией. Не хватало не только рабочих рук, но и финансов. Елизавета Петровна не дожила до окончания строительства, принимал работу уже Пётр III. К этому времени была закончена отделка фасадов, но многие внутренние помещение ещё не были готовы. Но император спешил. Он въехал в Зимний дворец в Великую субботу (день перед Пасхой) 6 апреля 1762 года. В день переезда была освящена придворная соборная церковь, состоялось богослужение. Апартаменты Петра III находились ближе к Миллионной улице, его жена поселилась в комнатах ближе к Адмиралтейству. Под собой, в первом этаже, Пётр III поселил свою фаворитку Елизавету Романовну Воронцову. Здание включило в себя около 1500 комнат. Периметр его фасадов составил около двух километров. Зимний дворец стал самым высоким зданием в Петербурге. С 1844 по 1905 годы в городе действовал указ Николая I, ограничивающий высоту частных домов на одну сажень ниже карниза Зимнего дворца. На строительство царской резиденции было потрачено 2 622 020 рублей 19 копеек. Карниз Зимнего дворца украсили 176 статуй и ваз. Они вырезались из пудожского известняка по рисункам Растрелли немецким скульптором Боумхеном. Позже их побелили. Со стороны Дворцовой набережной в здание ведёт Иорданский подъезд, названный так по царскому обычаю выходить из него в праздник Крещения к прорубленной напротив, в Неве, проруби - "иордани". В 1930-х годах его стали называть Экскурсионным. В западный фасад ведёт Салтыковский подъезд, название которому дано по имени графа, воспитателя будущего императора Александра I, генерал-фельдмаршала Ивана Петровича Салтыкова. Он имел в Зимнем дворце огромную квартиру, куда можно было попасть через этот вход. Салтыковский подъезд называют ещё и подъездом Его Императорского Величества, так как он вёл в покои императора. Отсюда царь выходил для смотра войск. С южного фасада во дворец ведут три входа. Тот, что ближе к Адмиралтейству - Её Императорского Величества. Отсюда был кротчайший путь к покоям императриц, а также к апартаментам Павла I. Поэтому некоторое время его называли Павловским, а до того - Театральным, так как он вёл к устроенному Екатериной II домашнему театру. Ближе к Миллионной улице находится Комендантский подъезд, где размещались службы коменданта дворца. По проекту Растрелли первый этаж Зимнего дворца занимали большие сводчатые галереи с арками, которые пронизывали все части здания. По сторонам галерей были устроены служебные помещения, где жила прислуга, отдыхал караул. Здесь же размещались склады, подсобные помещения. Летом 1762 года Петра III убили, окончено строительство Зимнего дворца уже при Екатерине II. Прежде всего императрица отстранила от работ Растрелли, распорядителем на стройке стал Иван Иванович Бецкой. Для Екатерины II внутренние покои дворца переделывал архитектор Ж. Б. Валлен-Деламот. В то же время над подъездами Её Императорского Величества и Комендантским были созданы эркеры, которых не было в проекте Растрелли. В этих эркерах Пётр III любил курить трубки. Екатерина II в день низвержения своего супруга из одного из них произнесла речь для собравшейся на площади гвардии. Почти сразу после восшествия на престол Екатерина II повелела расширить пространство дворца за счёт постройки нового соседнего здания - Малого Эрмитажа. Сюда нет входа с улицы, в Малый Эрмитаж можно попасть только через Зимний дворец. В его залах императрица разместила свою богатейшую коллекцию живописи, скульптуры и предметов прикладного искусства. Позже к этому единому комплексу присоединились Большой Эрмитаж и Эрмитажный театр. Приём турецкого посольства в Аудиенц-зале Зимнего дворца 14 октября 1764 года В 1763 году императрица перебралась в комнаты покойного супруга, в юго-восточную часть дворца. Место Воронцовой занял фаворит Екатерины Григорий Орлов. Со стороны Дворцовой площади при Екатерине II находилась Приемная, где стоял её трон. Перед Приёмной была кавалерская комната, где стояли караулы - кавалеры охраны. Её окна выходят на балкон над Комендантским подъездом. Отсюда можно было попасть в Бриллиантовую комнату, где императрица хранила свои драгоценности. За Бриллиантовой комнатой ближе к Миллионной улице располагалась туалетная комната, далее - спальня и будуар. Позади Белого зала размещалась столовая. К ней примыкал Светлый кабинет. За столовой следовала Парадная опочивальня, ставшая через год Алмазным покоем. Кроме того, императрица приказала обустроить для себя библиотеку, кабинет, уборную. В уборной императрица соорудила стульчак из трона одного из своих любовников, польского короля Понятовского. При Екатерине в Зимнем дворце был сооружён зимний сад, Романовская галерея. Тогда же завершилось формирование Георгиевского зала. По желанию Екатерины II центральный въезд во двор в 1771 году был перекрыт сосновыми воротами. Они были изготовлены всего за 10 дней по проекту архитектора Фельтена. С екатерининских времён в Зимнем дворце живут кошки. Первых из них привезли из Казани. Они защищают имущество дворца от крыс. С первых лет жизни в Зимнем дворце Екатерина II создала определённое расписание проводимых здесь мероприятий. Балы устраивались по воскресеньям, в понедельник давалась французская комедия, вторник был днём отдыха, в среду играли русскую комедию, в четверг - трагедию или французскую оперу, за которой следовал выездной маскарад. В пятницу маскарады давались при дворе, в субботу отдыхали. 29 сентября 1773 года в Зимнем дворце состоялась свадьба будущего императора Павла I с Вильгельминой Гессен-Дармштадской (в православии - Наталья Алексеевна). В 1780 году Екатерина II решила неуместным хождение публики в Эрмитаж через её собственные покои. По её указу была создана галерея-перемычка между Зимним дворцом и Малым Эрмитажем, при помощи которой посетители могли миновать царские апартаменты. Таким образом, появились Мраморная галерея и новый Тронный зал. Он был открыт 26 ноября (день Святого Георгия) 1795 года и назван "Георгиевским". За ним расположили Апполонов зал. В 1796 году в Зимнем дворце умерла Екатерина II. Гроб с её телом для прощания был выставлен в спальне (третье и четвёртое окна справа, со стороны Дворцовой площади). Зимний дворец, 1810-е годы При Павле I в Бриллиантовой комнате был создан мемориальный кабинет его отца Петра III. Сразу после восшествия на престол он приказал соорудить деревянную колокольню для дворцового собора Спаса Нерукотворного Образа, чей купол хорошо виден с Дворцовой площади. Колокольня сооружалась на крыше дворца, западнее собора. Кроме того, колокольня была построена и для малой церкви. На месте Белого зала тогда располагались комнаты детей императора. После гибели Павла I анфилада комнат третьего этажа со стороны Дворцовой площади принадлежала его вдове императрице Марии Фёдоровне. В 1817 году Александр I пригласил для работы в Зимнем дворце архитектора Карла Росси. Ему была поручена переделка комнат, где остановится дочь прусского короля принцесса Каролина, невеста великого князя Николая Павловича (будущего Николая I). За пять месяцев Росси переделал десять комнат, расположенных вдоль Дворцовой площади: Шпалерную, Большую столовую, Гостиную... В 1825 году внутренний двор Зимнего дворца замостили булыжником. Ещё Александр I задумал создать в Зимнем дворце Галерею 1812 года. Он узнал о создании в Виндзорском замке "Зала памяти Ватерлоо" с портретами победителей Наполеона. Но англичане выиграли одну битву, а русские - всю войну и вошли в Париж. Для создания галереи в Петербург был приглашён английский художник Джордж Доу, которому для работы отдали специальное помещение во дворце. Ему в помощь были даны молодые художники Александр Поляков и Василий Голике. Александр I не спешил с открытием памятного зала. А вот Николай I сразу после взошествия на престол, поспешил его открыть. Архитектурное оформление зала было доверено зодчему Карлу Росси. Для его создания он объединил анфиладу из шести комнат в одно помещение. Галерея 1812 года была открыта 25 декабря, в четырнадцатую годовщину изгнания французской армии из России. На момент открытия на стенах висело 236 портретов участников Отечественной войны. Многими годами позже их стало 332. Карлом Росси же после открытия галереи были спроектированы помещения вокруг неё. Зодчим были задуманы Авансзал, Гербовый, Петровский и Фельдмаршальский залы. После 1833 года эти помещения достраивал Огюст Монферран. С 1833 по 1845 год Зимний дворец был оборудован Оптическим телеграфом. Для него на крыше здания была оборудована телеграфная вышка, которую и сегодня хорошо видно с Дворцового моста. Отсюда царь имел связь с Кронштадтом, Гатчиной, Царским Селом и даже Варшавой. Работники телеграфа размещались в комнате под ней, на чердаке. Пожар в Зимнем дворце, 1837 год 17 декабря 1837 года в Зимнем дворце случился пожар. Потушить его не могли три дня, всё это время вынесенное из дворца имущество было сложено вокруг Александровской колонны. Усмотреть за каждой мелочью из всех вещей сложенных на Дворцовой площади было невозможно. Здесь лежала дорогая мебель, фарфор, столовое серебро. И, несмотря на отсутствие адекватной охраны, пропали лишь серебряный кофейник и позолоченный браслет. Кофейник обнаружили через несколько дней, а браслет весной, когда стаял снег. Здание дворца пострадало так, что восстанавливать его тогда посчитали практически невозможным. От него остались только каменные стены и своды первого этажа. При спасении имущества погибли 13 солдат и пожарных. 25 декабря была создана Комиссия по возобновлению Зимнего дворца. Восстановление фасадов и отделку парадных интерьеров поручили архитектору В. П. Стасову. Личные покои императорской семьи доверили А. П. Брюллову. Общее наблюдение за строительством осуществлял А. Штауберт. Долгое время считалось, что после пожара фасады Зимнего дворца воссоздали точно такими же, какими они были задуманы Растрелли. Однако северный фасад здания был в значительной степени изменён. Полукруглые фронтоны были заменены на треугольные, изменилась прорисовка лепных украшений. Увеличилось число колонн, которые расставили равномерно в каждом простенке. Такая ритмичность и упорядоченность колонн не свойственна барочному стилю Растрелли. Особенно показательны изменения в оформлении Иорданского подъезда. Здесь хорошо заметно отсутствие изгиба антаблемента, который заменён на поддерживающие балки несущие колонны. В своей практике Растрелли такой приём никогда не применял. "Поправки" стиля автора Зимнего дворца связаны прежде всего с другим пониманием архитектуры русских зодчих середины XIX столетия. Барокко они воспринимали как дурной тон, усердно исправляя его на правильные классические формы. Планировка здания, созданная в это время, была сохранена почти без изменений вплоть до 1917 года. Построенные при Павле I деревянные колокольни воссозданы не были. Торжество по случаю восстановления Зимнего дворца состоялось в марте 1839 года. А. де Кюстин посетил восстановленный Зимний дворец: "Это была феерия... Блеск главной галереи в Зимнем дворце положительно ослепил меня. Она вся покрыта золотом, тогда как до пожара она была окрашена в белый цвет... Ещё более достойной удивления, чем сверкающая золотая зала для танцев, показалась мне галерея, в которой был сервирован ужин". Галерея 1812 года архитектором Стасовым была воссоздана с изменениями. Он увеличил её длину, убрал делящие помещение на три части арки. Статуи на крыше Зимнего дворца из-за пожара потрескались и стали крошиться. В 1840 году их реставрировали под руководством скульптора В. Демут-Малиновского. В первом этаже вдоль всей восточной галереи были построены антресоли, разделённые кирпичными стенами. Образовавшийся между ними коридор стали называть кухонным. Зимний дворец, 1841 год Екатерининские комнаты при Николае I стали называть "прусско-королевскими". Здесь имел обыкновение останавливаться зять императора прусский король Фридрих-Вильгельм IV. Бывшие комнаты Марии Фёдоровны после пожара стали Русским отделом Эрмитажа, а после постройки здания Нового Эрмитажа - гостиницей для высокопоставленных особ. Их называли "Второй запасной половиной". Вообще, "половинами" в Зимнем дворце называли систему комнат для обитания одной персоны. Обычно эти комнаты группировались на одном этаже вокруг лестницы. К примеру, апартаменты императора находились на третьем этаже, а императрицы на втором. Их объединяла общая лестница. Система комнат включала всё необходимое для роскошной жизни. Так, половина императрицы Александры Фёдоровны включала в себя Малахитовую, Розовую и Малиновую гостиные, Арапскую, Помпейскую и Большую столовые, кабинет, спальню, будуар, садик, ванную и буфетную, Бриллиантовую и Проходную комнаты. Первые шесть помещений являлись парадными комнатами, в которых императрица принимала гостей. Кроме половин Николая I и его супруги, в Зимнем дворце имелись половины наследника, великих князей, великих княжён, министра двора, первая и вторая запасные для временного пребывания высочайших особ и членов императорской семьи. По мере увеличения числа членов семьи Романовых количество запасных половин также увеличивалось. В начале XX века их было пять. Центральную часть второго этажа фасада Зимнего дворца со стороны Дворцовой площади занимает Александровский зал. Слева от него - Белый зал, воссозданный архитектором Брюлловым на месте комнат детей Павла I. В 1841 году он стал частью апартаментов Марии Александровны, жены наследника престола, будущего императора Александра II. Покои Марии Александровны состояли также ещё из семи комнат, включая Золотую гостиную, окна которых выходили на Дворцовую площадь и Адмиралтейство. Белый зал использовался для приёмов. Здесь накрывали столы и устраивали танцы. В 1869 году во дворце вместо свечного появилось газовое освещение. С 1882 года началась телефонизация помещений. В 1880-х годах здесь был сооружён водопровод (до этого все пользовались рукомойниками). На рождество 1884-1885 года в залах Зимнего дворца было опробовано электрическое освещение, с 1888 года газовое освещение постепенно заменялось на электрическое. Для этого во втором зале Эрмитажа построили электростанцию, 15 лет являвшуюся крупнейшей в Европе. Зимний дворец стал местом покушения на жизнь императора Александра II. Взорвать царя планировал террорист Степан Николаевич Халтурин, когда тот будет завтракать в Жёлтой гостиной. Для этого Халтурин устроился на работу во дворец столяром, поселился в небольшой комнате при столярке. Эта комната находилась в цокольном этаже, над которой размещалась кордегардия дворцового караула. Над кордегардией и была Жёлтая гостиная. Взорвать её Халтурин планировал при помощи динамита, который он по частям проносил в свою комнату. По его расчётам силы взрыва должно было хватить для того, чтобы разрушить перекрытия двух этажей и убить императора. Взрывное устройство было приведено в действие 5 февраля 1880 года, в 20 минут седьмого часа утра. Царская семья задержалась, к моменту взрыва даже не успела дойти до Жёлтой гостиной. А вот находившиеся в кордегардии лейб-гвардейцы Финляндского полка пострадали. Погибли 11 человек, 47 было ранено. Александр III сделал своей официальной резиденцией в Петербурге Аничков дворец. Парадные залы Зимнего дворца были им открыты для экскурсий, которые устраивались для гимназистов и студентов. Балы при Александре III здесь не проводились. Эту традицию возобновил Николай II, но были изменены правила их проведения. В конце 1880-х годов архитектор Горностаев благоустраивал внутренний двор Зимнего дворца. В его центральной части разбили сад, где посадили дубы, липы, клёны и белый американский ясень. Сад обнесли гранитным цоколем, в его центре устроили фонтан. Однажды, осколок одной из фигур на крыше Зимнего дворца упал перед окнами наследника престола, будушего императора Николая II. Статуи сняли, а в 1890-х годах их заменили медные фигуры по моделям скульптора Н. П. Попова. Из 102 оригинальных фигур воссоздали только 27, скопировав их трижды. Все вазы были повторены с одной единственной модели. В 1910 году остатки оригинальных скульптур были найдены при строительстве жилого дома на углу Загородного проспекта и Большого Казачьего переулка. Головы статуй теперь хранятся в Русском музее. Николай II жил в Зимнем дворце до 1904 года. С этого времени местом его постоянного жительства стал Царскосельский Александровский дворец. Зимний дворец же стал местом для торжественных приёмов, парадных обедов, и местом пребывания царя во время коротких визитов в город. С началом Первой мировой войны здание было отдано под лазарет. В Зимнем дворце открыли операционную, терапевтическую, смотровую и другие службы. Гербовый зал стал палатой для раненых. За ними ухаживали императрица Александра Фёдоровна, старшие дочери царя, придворные дамы. Летом 1917 года Зимний дворец стал местом заседания Временного правительства, которое до того размещалось в Мариинском дворце. В июле председателем Временного правительства стал Александр Фёдорович Керенский. Он разместился в покоях Александра III - в северо-западной части дворца, на третьем этаже, с окнами на Адмиралтейство и Неву. Временное правительство разместилось в покоях Николая II и его супруги - на втором этаже, под апартаментами Александра III. Залом заседаний стала Малахитовая гостиная. Перед первой мировой войной Зимний дворец перекрасили в красно-кирпичный цвет. Именно на таком фоне и происходили революционные события на Дворцовой площади в 1917 году. Утром 25 октября Керенский уехал из Зимнего дворца к находящимся вне Петрограда войскам. В ночь с 25 на 26 октября отряд матросов и красноармейцев проник в здание через подъезд Её Императорского Величества. 26 октября 1917 года в 1 час 50 минут ночи в Зимнем дворце были арестованы министры Временного правительства. Впоследствии, этот вход во дворец, как и лестницу за ним, назвали Октябрьскими. Зимний дворец после 1917 года, Государственный Эрмитаж До большевистской революции полуподвальный этаж Зимнего дворца был занят винным погребом. Здесь хранились столетние коньяки, испанские, португалькие, венгерские и другие вина. По данным городской думы в подвалах Зимнего хранилась пятая часть всего запаса алкоголя в Петербурге. 3 ноября 1917 года, когда в городе начались винные погромы, пострадали и хранилища бывшей царской резиденции. Из воспоминаний Ларисы Рейснер о событиях в погребах Зимнего дворца: "Их заваливали дровами, замуровывали сперва в один кирпич, потом в два кирпича - ничего не помогает. Каждую ночь где-нибудь пробивают дыру и сосут, вылизывают, вытягивают, что можно. Какое-то бешеное, голое, наглое сладострастие влечёт к запретной стене одну толпу за другой. Со слезами на глазах рассказывал мне фельдфебель Криворученко, которому поручили защищать злосчастные бочки, о том отчаянии, о полном бессилии, которое он испытывал по ночам, защищая один, трезвый, со своим немногочисленным караулом против настойчивого, всепроникающего вожделения толпы. Теперь решили так: в каждое новое отверстие будет вставлен пулемёт". Но и это не помогло. В конце концов, было решено уничтожить вино на месте: "...Вызвали тогда пожарных. Включили они машины, накачали полные подвалы воды и давай всё выкачивать в Неву. Потекли из Зимнего мутные потоки: там и вино, и вода, и грязь - всё перемешалось... День или два тянулась эта история, пока от винных погребов в Зимнем ничего не осталось". В советское время Зимний дворец стал принадлежать государственному музею - Эрмитажу. Вновь здание перестроили, теперь уже под нужды музея в 1925-1926 годах. Тогда были разобраны эркеры над подъездами со стороны Дворцовой площади. В 1927 году при реставрации фасада было обнаружено 13 слоёв разных красок. Тогда стены Зимнего дворца был перекрашены в серо-зелёный цвет, колонны в белый, а лепнина - в почти чёрный. В это же время были разобраны антресоли и перегородки восточной галереи первого этажа. Её назвали галереей Растрелли, здесь начали устраивать временные выставки. Во время блокады, весной 1942 года, в саду внутреннего двора Зимнего дворца был устроен огород. Здесь сажали картошку, брюкву, свёклу. Такой же огород был в Висячем саду. В 1955 году П. Я. Канном были приведены такие сведения о дворце: в нём насчитывалось 1050 парадных и жилых помещений, 1945 окон, 1786 дверей, 117 лестниц. В настоящее время Зимний дворец вместе с Эрмитажным театром, Малым, Новым и Большим Эрмитажами составляет единый комплекс "Государственный Эрмитаж". Его полуподвальный этаж занимают производственные музейные мастерские. http://walkspb.ru/zd/zimniy.html
Falchi: Гувернеры и гувернантки Первые гувернеры появились в России еще в эпоху Петра I. Известна некая мадемуазель Делонуа, учившая его дочерей и сопровождавшая их на всех балах и праздниках. После указа 1737 года императрицы Анны об образовании дворянских детей начался настоящий наплыв иностранцев в гувернеры, который не прекращался до самого конца царствования Александра I. Среди гувернеров было много немцев, англичан, итальянцев, но уже в 1750-х годах наиболее востребованы оказались французы, а также франкоговорящие швейцарцы — настолько, что русские дворяне стали буквально гоняться за всяким приезжим французом, хоть сколько-нибудь пригодным на роль учителя. А годился на эту роль, по тогдашним понятиям, почти всякий, если только он не ходил в лохмотьях, не вытирал ладонью рот и не был глухонемым, поскольку в этом случае он мог говорить по-французски и уже имел какие-никакие европейские манеры. Большего же от воспитания тогда не требовали. Изрядное число поваров, мыловаров, портных и модисток, прибыв в Россию в поисках счастья, убеждались, что гораздо легче и лучше устроятся на сытное и непыльное место домашнего наставника, и пополняли собой армию гувернеров и учителей всех наук. За неимением француза провинциальные родители соглашались и на другого иностранца. Некто Простасьев вспоминал, что в 1785 году, когда ему было двенадцать лет, отец пожелал учить его немецкому языку. Отправляя обоз с хлебом в Москву, он поручил старосте нанять учителя-немца, не дороже, чем за 150 рублей в год. Староста привез немца, согласившегося служить за 140 рублей. Тот оказался плохим учителем, но хорошим переплетчиком и великим мастером клеить из бумаги коробочки. Через год этого учителя заменили другим, за 180 рублей. Он кое-чему все-таки учил, но лучше умел делать сыры и играть на флейте. Еще через два года появился третий учитель — отставной квартирмейстер прусской службы — за 225 рублей в год; человек грубый и жестокий. Он сильно бил ученика, пока пятнадцатилетний уже Протасьев однажды не отлупил его в ответ. После этого учителя отпустили; на том ученье и кончилось. Англичанин Джонс, побывавший в Москве в середине 1820-х годов, замечал, что некоторые английские гувернантки, которых он встретил в России, вероятно, были на родине кухарками или прислугой: "Их разговор выдает бедность их познаний, отсутствие способностей и плохое воспитание"; они писали с грамматическими ошибками. "Достать вам иностранца, посадить его в кибитку и отправить мне нетрудно, — писал поэт К. Н. Батюшков к сестре в деревню, — но какая польза от этого? За тысячу (в год) будет пирожник, за две — отставной капрал, за три — школьный учитель из провинции, за пять, за шесть — аббат". Обилие сомнительных персонажей, подвизающихся в России на ниве детского воспитания, угнетало и само французское правительство. Секретарь одного из посольств замечал: "На нас обрушилась туча французов разнообразнейших мастей, большая часть которых, имев неприятности с французской полицией, отправилась в полуночные страны, чтобы погубить также и их. Мы были поражены и огорчены, обнаружив во многих домах знатных персон — дезертиров, банкрутов, развратников и множество дам того же сорта, которым, в силу пристрастия по отношению к этой нации, было препоручено воспитание юношей из весьма видных семей… Г-н посол полагает, что следовало бы предложить Русскому министерству исследовать поведение этих лиц и выдворить морем по назначению наиболее подозрительных". Но при острой нехватке педагогических кадров решить эту проблему столь радикально не удавалось. К тому же при всей неподготовленности этих горе-педагогов они не только были востребованы, но и самым парадоксальным образом действительно в какой-то мере воспитывали — не только недорослей, но и их родителей. А. М. Тургенев свидетельствовал: "Как современник-очевидец считаю обязанностью сказать, что с водворением французов в семействах дворянских состояние крепостных господских людей улучшилось; с рабами начали обращаться лучше, снисходительнее, видеть в них человеков… Возлияние Бахусу весьма уменьшилось. Беседы дворянские начали оканчиваться без "игры в коммерческую", т. е. поединка на кулаках" и т. д. К тому же, конечно, гувернеры были разные, и наряду с людьми действительно случайными, занесенными в Россию и в наставничество превратностями судьбы, а иногда и трениями с законом, среди иностранных преподавателей встречались — и нередко — высокообразованные, даже ученые, и притом высоконравственные люди, прекрасно знающие педагогическое дело. Не будь их, не пришлось бы говорить о "золотом веке" русской дворянской культуры, о той блестящей аристократии, о которой французский посол граф Сегюр писал, что по своему образованию и культуре она ни в чем не уступает наиболее просвещенным людям Западной Европы. Среди гувернанток, работавших в России, была отменно образованная баронесса Прайзер (в доме Е. Р. Дашковой), которая одних только языков знала в совершенстве восемь, не считая высоких нравственных достоинств. В начале XIX века в России несколько лет работала Клер Клермонт, сводная сестра известной английской писательницы Мэри Шелли — умная, тонкая и хорошо образованная особа, оставившая интересные яркие письма (правда, не столь высоконравственная — у нее была внебрачная дочь от Байрона; обстоятельство, в то время вовсе не похвальное; впрочем, в России об этом никто не знал). После Великой французской революции в Россию устремилось множество образованных и нередко титулованных эмигрантов. Их оказалось так много, что даже провинциальный помещик средней руки, желающий, чтобы у детей был настоящий французский "прононс" и блестящие манеры, мог "выписать" за небольшие деньги хоть маркиза. Такой маркиз де Мельвиль жил, к примеру, в 1790-х годах в Пензенской губернии у помещика Жиздринского, скромного владетеля 300 душ. Новая волна французских наставников прихлынула после Отечественной войны 1812 года, когда в России осело изрядное число пленных солдат и офицеров Великой армии Наполеона. Многие из них попали в армию по мобилизации и потому владели вполне мирными специальностями; иные были неплохо образованны и в общем для обучения языкам и манерам, что обычно требовалось от иностранного гувернера, вполне годились. Имея возможность выбирать из наставников наилучшего, русская аристократия стала в эти годы отдавать предпочтение французским аббатам, которые, помимо хорошего происхождения (манеры! манеры!), все до единого считались людьми высокоучеными. "Если француз аббат, то он с ним (учеником) читает и толкует французский катехизис и, сверх всего, занимается еще выписками из писем г-жи Севинье и из Вольтерова "Века Людовика XIV", — упражнение для русского чрезвычайно полезное, ибо оно знакомит его с изящнейшими умами и любезнейшими людьми века, прославившего Францию", — язвительно замечал граф Ф. П. Толстой. Яркий тип такого наставника-эмигранта представлен в записках Ф. Ф. Вигеля: "Шевалье де-Ролен-де-Бельвиль… не слишком молодой, умный и весьма осторожный, сей повеса старался со всеми быть любезен и умел всем нравиться… Обхождение его со мною с самой первой минуты меня пленило… Он начал давать мне дружеские советы и одну только неловкость мою исправлять тонкими насмешками; я чувствовал себя совсем на свободе. Во время наших прогулок он часто забавлял меня остроумною болтовней; об отечестве своем говорил, как все французы, без чувства, но с хвастовством, и с состраданием, более чем с презрением, о нашем варварстве. Мало-помалу приучил он меня видеть во Франции прекраснейшую из земель, вечно озаренную блеском солнца и ума, а в ее жителях избранный народ, над всеми другими поставленный…. При слове "религия" он с улыбкой потуплял глаза, не позволяя себе, однако же, ничего против нее говорить; как средством, видно, по мнению его, пренебрегать ею было нельзя. Он познакомил меня с именами (не с сочинениями) Расина, Мольера и Буало, о которых я, к стыду моему, дотоле не слыхивал, и возбудил во мне желание их прочесть. Посреди сих разговоров вдруг начал он заводить со мною нескромные речи и рассказывать самые непристойные, даже отвратительные анекдоты…" В итоге общения с этим очаровательным шевалье Филипп Вигель и втянулся в тот противоестественный порок, которым был впоследствии столь известен. И не он один: шевалье де-Ролен развратил и сыновей князя Голицына, в доме которого гувернерствовал. Видимо, в результате подобных уроков, лишний раз подтвердивших пословицу, что не все то золото, что блестит, большинство родителей следующего поколения чаще старались найти в наставники для детей не столько ученых, сколько добрых людей с хорошей нравственностью. Не случайно А. О. Смирнова-Россет называла свою гувернантку, "добрую Амалию Ивановну", "идеалом иностранок, которые приезжали тогда в Россию и за весьма дешевую цену передавали иногда скудные познания, но вознаграждали недостаток знаний примером истинных скромных добродетелей, любви и преданности детям и дому". Уже в 1820-х годах к личности гувернеров и гувернанток предъявляли совершенно определенные, довольно жесткие требования. Гувернера предпочитали брать немолодого и женатого; совершенно идеален был вариант, когда на службу удавалось нанять сразу мужа и жену — его к мальчикам, ее — к девочкам. Молодой и одинокий гувернер должен быть некрасив или, по меньшей мере, невзрачен. Очень пожилые гувернеры вообще шли вне конкуренции. К этому должны были прилагаться степенность и благородные манеры, корректный костюм, спокойная уверенность поведения и непременно хорошие рекомендации. Среди гувернанток более всего ценились особы немолодые, а из молодых — некрасивые и даже уродливые (довольно часто гувернантками были горбуньи). Это (как и в случае с мужчинами), по мнению родителей, гарантировало серьезность, отсутствие матримониальных намерений и обеспечивало супружеский лад в доме (связь мужа с гувернанткой — ситуация, типичная не только для романа Льва Толстого "Анна Каренина": из-за подобной связи распался, в частности, брак родителей Лермонтова). Особенно высоко котировались гувернантки-вдовы со взрослыми детьми (живущими, естественно, самостоятельно). Одеваться гувернантка должна была консервативно и без претензий на кокетство, причесываться просто и строго; держать себя сдержанно и в то же время изысканно, но без особой претензии на светскость. Отступление от этих правил плохо сказывалось на карьере. Так, Л. А. Ростопчина вспоминала, как ее гувернантка, молодая девушка, хотя и была "доброй и благочестивой", лишилась у них места из-за своей страсти к нарядам. Весной "бедная Луиза провинилась окончательно: она осмелилась надеть розовое платье с полосками и длинной талией, как у осы! Эта парижская новость представилась бабушке опасной, как покушение на целомудрие и опасный пример для девочек. Она призвала своего сына, приказывая ему немедленно рассчитать эту опасную особу… Мы, дети, восхищались милой Луизочкой, не подозревая, что розовое платье скрывало погибшую душу!". Вообще молодой, тем более хорошенькой гувернантке было крайне сложно пристроится на хорошее место; ей долго (пока не проходил главный недостаток — молодость) приходилось соглашаться на копеечное жалованье и почти неизбежно терпеть домогательство кого-нибудь из домашних. Спастись от этого можно было, только пожертвовав молодостью и миловидностью: некрасиво причесываться, нацепить на нос очки или пенсне, надеть невзрачное "старушечье" платье и т. п. Чаще всего к гувернерам обоего пола относились как к домашним людям, сердечно и вполне уважительно. Если в Германии и Англии (вспомним "Джен Эйр") гувернантка занимала положение привилегированной прислуги (где-то наравне с экономкой), то в России она входила в число домочадцев. Такой статус в то время определялся прежде всего по тому, где именно полагалось человеку обедать: за общим столом (пусть и на последних, "нижних" местах), или в своей комнате, или вовсе в людской за одним столом с прочей прислугой. В России гувернеры и гувернантки обедали вместе с детьми — то есть либо на детской половине, либо за общим столом. Статус гувернеров определялся и местом при переездах. Как вспоминал граф Н. Е. Комаровский, у них в семье, когда отправлялись из города в деревню на лето и обратно в город осенью, сами господа и их ближайшие родственники располагались в удобных рессорных экипажах впереди. Далее следовали менее удобные нерессорные экипажи, и вот в первом-то из них, в "тарантасе", "сидели по чину мосье и мадам, т. е. гувернер и гувернантка господских детей, за ними следовали в тарантасе все няньки, мамки и старшие домочадцы, вся же прочая дворня и сенные девушки довольствовались передвижением в повозках и бричках". Многие гувернеры — особенно женщины — искренне привязывались к детям (а те к ним). По воспоминаниям Е. А. Сушковой, таким человеком была и ее гувернантка. "Ее метода, а еще более ее ласковое, учтивое и дружеское обращение со мною, ее искреннее участие ко мне много способствовали моим успехам и моему развитию. Она неусыпно старалась выказывать меня со всех лучших сторон; поворчит, бывало, когда мы с ней наедине, но при третьем лице всегда меня выхваляла и поощряла". Такие воспитательницы часто становились действительно домашними людьми. В этом случае за душевность им прощались многие недостатки — и чудачества, и нехватку знаний. Такие гувернантки были в доме незаменимыми людьми и выполняли функции, далеко выходящие за рамки только воспитания. "Идеал гувернанток" А. О. Смирновой-Россет "Амалия Ивановна была все в доме: и нянька, и учительница, и ключница, и друг маменьки, и вторая мать нам, даже доктор. Ее глаза и присмотр были везде. Она любила чистоту и порядок. В пять часов она уже просыпалась, тотчас надевала корсет, кофточку, юбку и тотчас отправлялась в буфет, где выдавала провизию повару и буфетчику… Она была мастерица на все и во всем успевала, чистила клетку моей канарейки, чистила и моего серого попугая, сушила яблоки ("это хорошо против кашля"), учила меня вязать чулок и читать по-немецки и по-французски, кроила платья и заставляла меня подрубать". Связи с отслужившими в доме гувернантками часто продолжались всю жизнь: их навещали, им делали подарки, иногда приглашали воспитывать уже собственных детей (как это было в доме А. О. Смирновой-Россет). Е. А. Сабанеева рассказывала, что, когда в ноябре 1825 года в Москве получили известие о смерти Александра I и по городу ходили тревожные слухи о грядущих волнениях, в дом ее родственников князей Оболенских рано утром явилась их старенькая гувернантка мадам Стадлер. "На руке у нее висел саквояж; она так скоро шла, что едва могла перевести дух. Княжны очень обрадовались своему старому другу. Ее усадили в кресло и стали снимать с нее шубу, шляпку и вуаль. Отдохнув, она сказала (в оригинале по-французски. — В. Б.): "Дети мои, являюсь к вам по-дорожному. Слухи носятся, что в городе готовятся беспорядки, а пожалуй, и мятеж. Кто знает, может быть, мы накануне баррикад? Жизни нашей, может быть, грозит опасность. Ну что ж, да будет воля Божья — я же подбодрилась, обняла моего старика мужа, распростилась с моими — и к вам; по-моему, если умирать — так умирать с моими Оболенскими"". В начале XIX века все русские институты благородных девиц ввели у себя педагогическую специализацию, и скоро довольно высокий процент среди гувернанток составляли уже русские воспитательницы. Об одной из них вспоминал М. И. Глинка: "…выписали нам гувернантку Варвару Федоровну Кламмер из Петербурга. Это была девица лет 20, высокого росту — строгая и взыскательная. Она… воспитывалась в Смольном монастыре и взялась учить нас по-русски, по-французски, по-немецки, географии и музыке". Еще позднее армию гувернанток пополнили "ученые женщины", получившие специальное педагогическое образование на высших курсах или даже в зарубежных университетах, которые много раньше российских открыли свои аудитории женщинам. Из числа курсисток, выпускниц Высших женских курсов, была в самом конце XIX века воспитательница Т. А. Аксаковой-Сивере, "немолодая девица с высшим педагогическим образованием. Звали ее Юлия Михайловна Гедда. Учила она по новейшим педагогическим методикам…Мы приучались к ручному труду (я вышивала по канве, брат плел корзиночки и платочки из разноцветной бумаги). Общеобразовательные предметы были поставлены серьезно. Мы посещали музеи, ботанический сад, познакомились с историческими достопримечательностями Петербурга. Благодаря заботам Юлии Михайловны, в возрасте семи лет я уже видела и египетские мумии нижних зал Эрмитажа, и его Петровскую галерею, и витрины Кунсткамеры Васильевского острова, и наиболее известные картины музея Александра III. Помню, как нас еще совсем маленькими Юлия Михайловна водила в какую-то школу, чтобы показать прибор со вращающимися вокруг свечи глобусами и дать нам наглядное пояснение движения Земли вокруг Солнца". Гувернеры и гувернантки появлялись в доме в тот период, когда главным занятием детей становилось учение, то есть им исполнялось лет пять — семь. Обычно и у мальчиков, и у девочек это была гувернантка, в обязанности которой, помимо иностранного языка, входило и обучение хорошим манерам, а также музыке, рисованию и начальным сведениям из истории и географии. Гувернантка жила на детской половине; иногда ей предоставляли отдельную комнату, но чаще ее кровать находилась в детской и в лучшем случае огораживалась ширмами или легкой перегородкой. Для мальчиков в этом случае отводилась соседняя комната. Гувернантка постоянно была с детьми, готовила с ними домашние задания, следила за их здоровьем, проводила с ними досуг, ходила с ними гулять, давая по дороге пояснения всего замечательного, что попадалось на глаза, занимала их играми и рукоделием, читала им вслух, приучала к домашнему хозяйству, сопровождала воспитанников в гости и наблюдала за их манерами, общением и разговорами. В обязанности гувернантки входил и досмотр за няней, и присмотр за тем, что читали дети. Еще воспитательница вела журнал поведения детей и утром, приводя воспитанников приветствовать родителей, докладывала об их успехах, показывала отметки за вчерашние уроки, и родители одобряли или порицали детей. Нанятая в дом "для языка", гувернантка обязана была говорить с детьми только на нем, даже если хорошо знала по-русски. Чтобы воспитание было единообразным, родители в порядок, установленный гувернанткой, обычно не вмешивались, наблюдая за ходом дела со стороны, а если возникали какие-то претензии, старались высказывать их наедине, не при детях. При обилии и многообразии обязанностей отпусков гувернерам не полагалось; выходные — изредка (при наличии сменщика). Тем не менее во многих случаях, особенно при наличии толковой няни, свободное время у них было — читать, ходить в гости, заниматься музыкой, подолгу беседовать с другими гувернерами и т. п. Через несколько лет (обычно между семью и девятью годами) к подросшим мальчикам вместо "мадам" приставлялся "мусью", то есть они окончательно переходили из женских рук в мужские, а значит, и сами начинали считаться маленькими мужчинами. Гувернер продолжал учить детей иностранным языкам, создавал языковую среду и уроки вел на более серьезном, чем прежде, уровне. Параллельно он продолжал дело воспитания, начатое гувернанткой: следил за манерами и речью, наставлял, поучал, рассказывал, поправлял — и точно так же неотлучно находился при воспитанниках. При этом старался воспитать в мальчиках именно мужские качества. Князь П. А. Кропоткин вспоминал: "Мы все время были с мосье Пулэном, нам было весело с ним: он купался с нами, увлекался грибами и охотился за дроздами и даже воробьями. Он всячески старался развивать в нас смелость и, когда мы боялись ходить в темноте, старался отучить нас от этого суеверного страха. Сначала он приучил нас ходить в темной комнате, а потом и по саду поздно вечером. Бывало, во время прогулки Пулэн положит свой неразлучный складной нож со штопором под скамейку в саду и посылает нас за ним, когда стемнеет. В деревне не было конца приятным впечатлениям: леса, прогулки вдоль реки, карабканье на холмы старой крепости, где Пулэн объяснял нам, как русские защищали ее и как татары взяли ее… Бывали приключения. Во время одного из них мосье Пулэн стал героем на наших глазах: он вытащил из реки тонувшего Александра… В ненастные дни у мосье Пулэна был большой запас историй для нас, в особенности про войну в Испании (речь идет о наполеоновской войне 1808–1814 гг. — В. Б.). Мы постоянно просили рассказать нам опять, как он был ранен в сражении, и каждый раз, как он доходил до того места, что почувствовал, как теплая кровь льется в сапог, мы бросались целовать его и давали ему всевозможные нежные имена". Гувернер конечно же имел большое влияние и на развитие вкусов, ума, всей духовной жизни мальчиков. Б. Н. Чичерин вспоминал о своем гувернере-англичанине: "Меня пленяла в нем необыкновенная живость ума, разнообразие сведений и интересов, наконец, его обходительность, ибо он обращался с нами не как с учениками, а как с себе равными, разговаривая с нами обо всем, шевеля в нас мысль, открывая перед нами новые горизонты. Его уроки не были рутинным преподаванием избитых материй. Не будучи педагогом по ремеслу, он с большим тактом умел выбрать то, что могло заинтересовать и возбудить молодой ум в самых разнообразных направлениях…Он не только давал нам читать книги, но и сам читал нам вслух избранные места из различных авторов. С каким услаждением слушали мы его, когда он в виде отдыха и забавы всякий день по окончании урока с большим юмором и выражением читал нам недавно вышедшие "Записки Пиквикского клуба". Для нас это было настоящим праздником; мы хохотали до упаду… С таким же юмором Тенкат читал нам сцены из "Генриха IV" Шекспира, где является лицо Фальстафа. А рядом с комедиею он знакомил нас и с трагедиею, читал сцены из "Ричарда III" или из "Макбета", заставляя нас понять трагичность положения, возвышенность чувств, благородство языка. Чтение английских писателей сделалось постоянным нашим занятием в свободные часы… Тенкат учил нас и латинскому языку. Не будучи большим латинистом, он и тут умел чрезвычайно умно заинтересовать учеников изучаемым предметом, не налегая слишком на грамматические формы, а обращая внимание главным образом на силу и красоту языка и на внутренние достоинства писателей…Таким образом, в этом преподавании поэтические восторги смешивались с тонким пониманием юмора, возбуждение пытливости ума с развитием вкуса. И так как при этом не было ни малейшего педантизма, а при обыкновенной живости и такте преподавателя все усваивалось легко и свободно, то учение имело для нас большую прелесть. Даже когда случалось, что нужно было сделать какое-нибудь замечание или внушение, Тенкат всегда придумывал для этого такую форму, которая нас самих занимала и забавляла. Помню, что однажды он с большим юмором описал по-английски, как младший брат мой Владимир, тогда еще ребенок, отлынивая от урока, рыскал по коридорам и по кладовым, и заставил его перевести это описание на французский язык…Мир да почиет над его прахом! Он раскрыл мне целую бесконечность новых мыслей и чувств и оставил по себе в моем сердце неизгладимую благодарность". Когда мальчиков передавали на руки гувернера, девочки оставались со своей гувернанткой (или с новой, как случалось), но тоже начинали заниматься более серьезно, чем прежде. Годам к десяти начальное образование у всех детей считалось завершенным, и в дом, в дополнение к гувернерам, начинали приглашать учителей. Гувернеры должны были присутствовать на всех уроках, чтобы следить за поведением воспитанников, знать, что им преподают, и при необходимости улаживать возникающие конфликты. Учителя бывали двух категорий: одни селились в доме и жили в нем несколько недель или месяцев (чаще летом) и за это время выучивали ребенка своему предмету. Другие учителя (обычно в городе) ходили в дом "по билетам". Эти "билеты" вручались им после каждого проведенного урока, а в конце месяца по их количеству наставнику выдавали почасовую плату. Как правило, приходящие учителя преподавали Закон Божий, математику, танцы, русский язык и словесность, историю России, иногда какие-то специальные предметы, которым почему-либо решили учить детей: физику, зоологию, архитектуру и пр. Такое обучение обходилось довольно дорого, поэтому уже с конца XVIII века часть предметов старались преподавать сами родители или другие родственники: матери брались за языки и Закон Божий, отцы — за математику и историю. Так, в семье Елагиных по-английски учились у гувернантки; отец учил мальчиков латыни, истории, географии и немецкому языку, мать — русскому, славянскому и французскому языкам и Закону Божьему, а для математики брали учителя-студента. М. В. Беэр вспоминала: "Свои уроки истории брату и мне отец давал, ходя по саду и лесу. Я помню, бывало, проголодаешься и ждешь с нетерпением, чтобы зазвонили в колокол к обеду на усадьбе, а отец, услышав колокол, спешит уйти со мной подальше, чтобы успеть побольше поучить. И слушаешь уже рассеянно и в душе сердишься на отца". А у князей Репниных немецкому, греческому и латыни учил гувернер, русскому языку — какой-то чиновник, танцам и рисованию — учитель, истории, географии, арифметике девочкам — гувернантка-француженка, Закон Божий всем детям преподавала мать, а позднее они брали уроки у местного архимандрита, "весьма ученого человека". Нередко родственники заменяли отсутствующих в это время учителей или учили тем предметам, которых не знали родители. В семействе помещика В. В. Селиванова обучением детей заведовала тетка, но арифметику преподавал дядюшка. Точно также и С. П. Шипова, несмотря на наличие учителя — местного чиновника в чине коллежского асессора, — арифметике учил дядя, брат матери. А в семействе графов Бутурлиных не взятых на лето в поместье учителей русского и французского младшим детям заменяла старшая сестра. Кстати, такая практика для девушек считалась очень полезной, так как готовила их в дальнейшем к обучению уже собственных детей. Бывали в качестве наставников и крепостные: конторщики могли учить барчуков математике, собственные музыканты — музыке и т. д. Случались и совсем необычные случаи учительства. Однополчанин известного поэта, декабриста К. Ф. Рылеева, А. И. Косовский вспоминал, что недалеко от расположения их полка жил помещик Михаил Тевяшов. "У него были две дочери 11 и 12 лет, но без всякого образования, даже не знали русской грамоты. Смотревши на семейство Тевяшовых, мы удивлялись и сердечно сожалели, что русский дворянин, хорошей фамилии, с состоянием, мог отстать от современности до такой степени и не озаботиться о воспитании двух дочерей. Рылеев первый принял живейшее участие в этих двух девицах и с позволения родителей принял на себя образование их, чтобы по возможности вывести их из тьмы… Взявши на себя столь важную обязанность, Рылеев употребил все усилия оправдать себя перед своей совестью: постоянно занимался с каждой из учениц, постепенно раскрыл их способности; он требовал, чтобы объясняли ему прочитанное и тем изощрял их память; одним словом, в два года усиленных занятий обе дочери оказали большие успехи в чтении, грамматике, арифметике, истории и даже Законе Божием, так что они могли хвалиться своим образованием противу многих девиц соседей своих, гораздо богаче их состоянием, в особенности старшая дочь, Наталья Михайловна, сделалась премилая умненькая девица". На этой-то самой Наталье Михайловне Рылеев вскоре и женился. Среди учителей ("и в дом, и по билетам") в равной степени присутствовали как иностранцы, так и русские. В XVIII веке русские учителя вербовались в основном из самого же "благородного сословия" — офицеров и чиновников. С конца века в этом качестве часто выступали университетские профессора и студенты-семинаристы, а еще позднее — университетские студенты и преподаватели гимназий. Среди русских наставников, много работавших в знатных семьях, встречались и такие крупные фигуры, как М. А. Максимович (поэт и ученый-энциклопедист), видный поэт и переводчик С. Е. Раич (среди его учеников был поэт Ф. И. Тютчев), великий историк С. М. Соловьев — в студенческие годы он регулярно летом преподавал у графов Строгановых "русские" предметы — историю, язык и словесность. В семьях Самариных, где у него учился знаменитый славянофил публицист Ю. Ф. Самарин, а затем А. С. Сухово-Кобылиных был домашним учителем крупный критик, журналист Н. И. Надеждин. Здесь завязался его долгий и мучительный роман с Елизаветой Васильевной Сухово-Кобылиной. Девушка отвечала ему взаимностью, но ее родители-аристократы решительно восстали против брака с плебеем и "поповичем", и это сломало и карьеру, и личную жизнь Надеждина, а его возлюбленную едва не довело до безумия. Он так и остался холостым, а ее впоследствии все-таки выдали замуж за графа Салиаса де Турнемира. Позднее Елизавета Васильевна прославилась как писательница, под псевдонимом Евгения Тур. При любом раскладе русские наставники обходились существенно дешевле иностранных. В конце XVIII века семинариста можно было нанять за 50 рублей и пару платья (сумма в год) и при этом еще приспособить учителя вести счета или присматривать за хозяйством, а в 1840-х годах русский наставник получал от силы 25 рублей ассигнациями в месяц, "зато французам и француженкам не жалели тысяч". Источник
Ninel: Falchi пишет: Он кое-чему все-таки учил, но лучше умел делать сыры и играть на флейте. Еще через два года появился третий учитель — отставной квартирмейстер прусской службы — за 225 рублей в год; человек грубый и жестокий. Он сильно бил ученика, пока пятнадцатилетний уже Протасьев однажды не отлупил его в ответ. После этого учителя отпустили; на том ученье и кончилось. Всегда поражалась этой черте русских родителей отдавать ребенка в учение кому попало и куда попало.
Gata: Ninel пишет: Всегда поражалась этой черте русских родителей отдавать ребенка в учение кому попало и куда попало. А потом поражались, откуда взялись декабристы :)
Falchi: Светские игры Во многих домах принято в виде отдыха между танцами и музыкой забавляться невинными играми. Если хозяйка дома — молоденькая дама, то она обыкновенно сама управляет играми или же распоряжается ими одна из ее приятельниц, которая своей находчивостью и остроумием умеет разнообразить игры, насколько возможно. Заметно, что интерес игры ослабевает, она тотчас же должна предложить другую игру, чтобы не утомлять,общество однообразием. При назначении фантов надо избегать назначать такого рода фанты, которые ведут к фамильярности. Если в обществе находится лицо, способное задавать загадки и шарады, то оно с большим успехом может занять общество и всех воодушевить. Считаем не лишним привести здесь несколько игр «petits-jeux» («маленькие игры»), наиболее принятых в обществе. Игра в рифмы Играющие садятся в круг. Один из играющих бросает кому-нибудь платок и одновременно произносит какое-нибудь слово, а тот, которому бросаете,платок, должен поймать его и отвечать в рифму, после чего, в свою очередь, бросает платок кому-нибудь, произнося слово. Играющий, поймавший платок, но не ответивший в рифму, штрафуется фантом. Разумеется, что при задавании трудных рифм создаются довольно смешные ситуации, что. конечно, немало развлекает и смешит играющих. Мы советуем запомнить несколько слов, на которые подобрать рифму особенно трудно, например, «окунь». Игра в слоги В этой игре во всем поступают, как в «Рифмах», с тем только изменением, что. кидая платок, произносится не слово, а один слог. Поймавший платок, должен прибавить такой слог, чтобы вышло какое-нибудь слово. Не успевший подобрать слог отдает фант. Игра в почту Всем участвующим в этой игре дается по кусочку бумаги, на котором каждый пишет какой-нибудь вопрос. Затем все эти бумажки кладутся в шляпу и смешиваются, затем поочередно каждый из играющих вынимает по одной бумажке и, не читая вопроса, пишет на оборотной стороне ответ, после чего складывает бумажку в другую шляпу. Когда все ответы написаны, тогда вынимают бумажки и читают вслух вопросы и ответы. Причем совпадения или нескладность немало причиняет смеха. Птицы летят Играющие садятся вокруг стола, на который кладут своп указательные пальцы. Кто-нибудь из играющих перечисляет летающие предметы воодушевленные и невоодушевленные, если он называет такой предмет, который не летает, а кто-нибудь из играющих поднял пальцы, то с него берется штраф, так как пальцы должны подыматься только при названии птиц или такого предмета, который может летать, например, если скажут: «Воздушный шар летит». Игра в общественное мнение Кто-нибудь из участвующих в игре уходит в другую комнату, и в это время один из играющих собирает мнения об отсутствующей особе, запоминает их или же записывает их на бумажке. Когда мнения всех собраны и записаны, то удалившийся приходит и ему говорят или читают высказанные о нем мнения, не называя никого из играющих. Он должен отгадать, кто сказал о нем то или другое мнение. Если отгадает, то названное лицо уходит в другую комнату и уже о нем собирают мнения. Если же не отгадает три раза подряд, то с него берется фант. В другую комнату уходит кто-нибудь иной из играющих. Когда очередь обойдет всех, то разыгрываются фанты. Чтобы игра не повела за собой ссор и неудовольствия, играющие не должны высказывать грубо-оскорбительных или неприличных мнений об участвующих с ними вместе в игре гостях. Игра в биографию Все участвующие в этой игре получают по длинной полоске бумаги и карандаш. Каждый играющий должен написать на бумаге имя и фамилию какого- либо знакомого лица, хотя бы и из присутствующих, затем загибает написанное и передает другому соседу. Тот описывает наружность этого лица, не зная, чье имя стоит на бумажке. Написав, передает Своему соседу, который описывает характер, после чего передает следующему и так далее. Пишут, что делает, где живет, при каких обстоятельствах, так что составляются презабавные биографии. Розыгрыш фантов Собранные во время разных игр фанты нужно сложить в шляпу. Вынимаются фанты обыкновенно тем, кто не участвовал в игре, следовательно, не заинтересованным лицом. Перед тем, как вынимается фант, каждый из участвующих в игре должен придумать какое-нибудь наказание вынимаемому фанту. Например: прочесть какое-нибудь стихотворение: спеть какой- нибудь романс; сказать каждому играющему приятное-и неприятное; сказать по секрету что- нибудь каждому играющему: изображать статую, причем все играющие должны поочередно дать статуе ту иди другую позу; быть зеркалом — отражать разные мины и жесты: на все вопросы отвечать «вполне согласен с вашим мнением» и так далее. Музыка и пение Главное развлечение на вечерах составляет музыка. Если вы музыкантша, берите с собой в общество ноты и оставляйте их в передней, откуда их всегда можно принести, когда вас попросят петь или играть. Но, если возможно, разучите наизусть романс или пьесу, чтобы сыграть или спеть без нот. Никогда не играйте длинные или очень трудные пьесы в обществе. Старайтесь выбирать пьесы тип романсы со вкусом, чтобы они были своевременны и уместны. Не выбирайте бравурных арий, которые поют знаменитые артисты. Любительское исполнение сравнительно с ними почти наверное проиграет. Старинная баллада, народная песенка или хорошенькая каватина всегда всем понравятся и выставят ваш голос в выгодном свете. Если вы искусная музыкантша или превосходная певица, не выставляйте свои преимущества напоказ. Пойте или играйте, когда вас просят, но не занимайте фортепиано слишком долго и никогда не высказывайте своего мнения о музыке диктаторским тоном. Не критикуйте инструмента в чужом доме. Если даже он плох или недостаточен для вашей пьесы, старайтесь настроиться как можете, но не позволяйте себе ни малейшего осуждения. Не хвалите пения других покровительственным тоном, как будто ваше доброе мнение было честью. Если в обществе вам придется петь дуэт с незнакомым, поющим плохо, не выказывайте нетерпения. Старайтесь сделать все от вас зависящее, чтобы пьеса шла гладко, и вы всегда больше выиграете в общественном мнении, чем какими- нибудь проявлениями неудовольствия. Сонаты Бетховена и другие длинные произведения классических маэстро можно исполнять только в кругу музыкантов-любителей. Молодые особы должны приучиться играть «а livre ouvert», так как очень приятно, когда в обществе есть особы, которые могут сыграть или аккомпанемент для романса или какой-нибудь танец. Крайне неприлично громко разговаривать в то время, когда кто-нибудь поет и окружающие слушают его. Играя в карты, лишь только услышите пение или музыку, оставьте вашу игру и идите слушать. Аплодируйте без энтузиазма, так как излишнее хлопание приятно только записным артистам и допускается в театрах, а не дома или в гостях. источник
Царапка: Не думаю, что пригодится фикрайтерам, т.к. дела слишком давних лет, но очень любопытен и стал для меня сюрпризом перечен дат, относящихся к взаимоотношениям Руси, Польско-Литовского государства с татарами и Ордой. Москва и Литва - кто боролся против Орды? Особенно в финале: 1507 г.: на коронации нового литовского великого князя Сигизмунда I присутствуют послы Крыма и Казани. Менгли-Гирей выдаёт Сигизмунду I ярлык на юго-западные русские земли, а также на Новгородское, Псковское, Рязанское и Чернигово-Северское княжества.
Gata: Царапка пишет: Менгли-Гирей выдаёт Сигизмунду I ярлык на юго-западные русские земли, а также на Новгородское, Псковское, Рязанское и Чернигово-Северское княжества Кто только не дружил против Руси Falchi пишет: Светские игры Надо покумекать, как использовать кое-какие на НГ и прочие праздники Рита, Диана, спасибо!
Светлячок: Falchi пишет: При назначении фантов надо избегать назначать такого рода фанты, которые ведут к фамильярности. Это самое интересное в таких играх - фамильярность за ближайшей колонной.
Царапка: Интереснейшая переписка зятя (мужа сестры) Пушкина - Н.И.Павлищева, и самого поэта, по поводу дел в Михайловском при разделе наследства Надежды Осиповны. В начале - несколько слов Л.Н.Павлищева - племянника Александра Сергеевича: «Дела Сергея Львовича не только не улучшились, но произошло и нечто худшее: избалованные беспечным барином мужики порешили до будущего 1833 года не платить Сергею Львовичу оброка и подкрепили такое решение поджогом своих же четырнадцати хат и хлеба, с целью получить право на неплатеж (ils ont resolu, - пишет Ольга Сергеевна, - se trouvant au cabaret, d'incendier 14 maisons et de bruler le ble, dans l'es-poir d'avoir le droit a ne pas le faire). Сергей Львович прискакал с Надеждой Осиповной в Михайловское, велел "пейзанам" собраться у крыльца, затопал на них обеими ногами, предложил несколько вопросов, вроде следующего: "Когда же сделаетесь людьми, пьяные свиньи", и... тем дело кончилось. "Пейзане" почесали покорные затылки, не внесли все-таки ни гроша, а мошенник управляющий остался княжить и володеть еще на четыре года». Затем переписка: А.С.Пушкин - Н.И.Павлищеву 1836 (число не выставлено) «Пришлите мне, сделайте одолжение, объявление о продаже Михайловского, составя его на месте; я так его и напечатаю. Но постарайтесь на месте же переговорить с лучшими покупщиками. Здесь за Михайловское один из наших соседей, знающий и край и землю нашу, предлагает мне 20 000 рублей. Признаюсь, вряд ли кто даст вдвое, а о 60 000 я не смею и думать». Н.И.Павлищев - А.С.Пушкину Михайловское, 11 июля 1836 года «Из письма моего от 27 июня вы знаете, Александр Сергеевич, что я прогнал управителя. С этого времени хозяйство идет своим порядком, без хлопот; косят сено да ставят в скирды, а там примутся за жатву. Теперь я на досуге познакомился коротко с имением. Оценка ваша - по 500 руб. за душу - едва ли основательна. Душа душе рознь, продается она в Псковской губернии по разным ценам. В Михайловском земли не 700 десятин, а 1965, как видно из межевых книг и специальных планов. Ошибка ваша произошла от того, что вы вместо двух описей межевых книг взяли отсюда только одну, и то не Михайловского, а Морозова - с прочими деревнями. По книге и планам видно, что в Зуеве, что ныне Михайловское, с прочими деревнями, по межеванию 1786 года, имеется земли 1965 десятин 1738 саженей; в том числе показано неудобной только 8 десятин. На этом пространстве в 1786 году было 190 душ; из них 100 с лишком выселены были для г-жи Толстой под Псков, и осталось по последней ревизии 80. Итак, в отношении земли Михайловское есть одно из лучших имений в Псковской губернии. Пашенная земля, несмотря на запущенную обработку, родит изрядно: пастбищных лугов и отхожих сенных покосов вдоволь, лесу порядочно, а рыбы без числа. Средний доход с имения определяется десятилетнею сложностью, но приходо-расходные книги не могли бы служить поверкою, быв составляемы плутами и грабителями, подобно Р. К счастию, что хоть за 1835 год книги я успел захватить у управителя. Делать нечего; положился на Р. Не будем считать, что он украл сена, разного хлеба, масла, льна и тому подобных припасов, что на одних оброчных землях я тотчас сделал до 200 руб. прибыли. На худой конец Михайловское, при прошлогоднем дурном урожае, дало до 5000 чистого дохода; не будем считать всего этого, а положим, что Р. не украл ни гроша: все-таки по его книгам, за отчислением расхода на посев дворовым, на лошадей, скот и птиц, чистого дохода выведено 3600 рублей. Это самый низкий доход; для получения его нужен капитал 80 000 рублей; следовательно, Михайловское равно капиталу 80 000, а душа 1000 рублям. Положим, имение будет всегда опустошаемо наемными приказчиками, будут неурожаи и доход еще уменьшится; в таком случае, понижая доход в 10-летней сложности на 3000 рублей, получится капитал 75 000; сбавьте еще на грабеж и неурожай 5000, - и тут имение сохранит цену 70 000. Итак, самая низкая цена Михайловскому 70 000. ... далее продолжение переписки. Что-то мне эта история Корфовскую напоминает времён ИИ :-)
Gata: Царапка пишет: Что-то мне эта история Корфовскую напоминает времён ИИ :-) Ага :) Похихикала над "пейзанами" - вот уж правду говорят, что голь на выдумку хитра
Царапка: Если им выгоднее сжечь дома, чем платить подать и барину - это крайне запущенный случай.
Gata: Царапка пишет: Если им выгоднее сжечь дома, чем платить подать и барину - это крайне запущенный случай В борьбе с угнетателями трудового народа все средства хороши ))))
Роза: Сжигать барские дома - метода известная со времен Древнего Рима.
Царапка: Думаю, этим баловались и в Древнем Египте ;)
Светлячок: Попался на глаза вот этот портретик. Зрим Это вам не кто-нибудь, а фрейлина Прасковья Николаевна Репнина. У Репниных тусить при дворе - это наследственное. Далее текст, честно стыренный из Википедии. Придворные женские чины были введены императором Петром I в «Табели о рангах» 24 января 1722 года. Прежний теремной царицын штат, состоявший из боярынь, мамушек, кормилиц, постельниц и т. д. был превращен в строгий иерархический порядок. Новые чины имели немецкое название, но на их учреждение имел влияние и французский двор, который император наблюдал самолично. 1.обер-гофмейстерины 2.жены действительных тайных советников (II класс) 3.действительные статс-дамы 4.действительные камер-девицы (IV класс), равный рангу жен президентов коллегий 5.гоф-дамы (V класс), равный женам бригадиров (не получил значительного распространения) 6.гоф-девицы (VI класс), равный женам полковников (не получил значительного распространения) 7.камер-девицы Но это все как-то не сильно прижилось, поэтому усовершенствовал эту затею Павел I. Поставил во главе придворного женского штата обер-гофмейстерину, в распоряжении которой находились гофмейстерина, 12 статс-дам и 12 фрейлин. Фрейлина — было званием, жалующимся наиболее часто (1881 год: 189 фрейлин из 203 придворных дам со званиями; 1914 год: 261 из 280). Камер-фрейлинами и фрейлинами могли быть только незамужние. Лишь немногим из них после замужества давалось более высокое звание; остальные по выходе замуж отчислялись от двора. В 1826 году Николай I установил комплект фрейлин — 36 человек. Часть «комплектных» фрейлин назначалась «состоять» при императрицах, великих княгинях и великих княжнах (эти фрейлины назывались свитными). Из фрейлинской свиты назначались воспитательницы великих княжон. Камер-фрейлины — фрейлины более высокого ранга (обычно 2-5 человек), приравнивающиеся в придворной иерархии к статс-дамам. Статс-дамы — вторая по численности группа дам (1914 год: 14 человек), как правило — жены крупных чинов. Большинство из них было «кавалерственными дамами» — имели орден Святой Екатерины или другие награды. Многие из них числились в отпуску. Ни камер-фрейлины, ни статс-дамы никаких определенных обязанностей при дворе не несли. Гофмейстерины и обер-гофмейстерины — как правило, дамы, занимавшим одноименные придворные должности и заведовавшим придворным дамским штатом и канцеляриями императриц и великих княгинь. Одной из их обязанностей было представление императрицам дам, явившихся на аудиенцию. С 1880-х гг. этих званий никто не имел, а соответствующие должности исполняли лица из числа статс-дам, а при дворах великих княгинь — даже дамы, вообще не имевшие придворных званий. Гофмейстерины, статс-дамы и камер-фрейлины имели общий титул — Ваше Высокопревосходительство. В парадных случаях придворные дамы должны были быть одеты в шитые золотом и серебром платья строго установленного (в 1834 г. Николаем I) фасона, цвета и материала. Гофмейстерины, статс-дамы и фрейлины носили на правой груди портрет императрицы (т. н. «портретные дамы»). Фрейлины получали и носили шифры императриц или великих княгинь, при которых они состояли. В XVIII в. привилегией фрейлин было право носить локоны. Основанный при Екатерине II в 1764 году в Санкт-Петербурге Смольный институт стал «школой» будущих фрейлин, поступавших к императорскому двору.
NataliaV: Познавательная тема. Забежала и задержалась. Светлячок пишет: Это вам не кто-нибудь, а фрейлина Прасковья Николаевна Репнина. У Репниных тусить при дворе - это наследственное
Роза: Светлячок пишет: Ни камер-фрейлины, ни статс-дамы никаких определенных обязанностей при дворе не несли. А жалование получали.
Gata: А еще фрейлинам к свадьбе из средств министерства императорского двора выплачивался оклад - обычный 12 тыщ, иногда двойной - 24 тыщи (это в первой половине 19 века). Никс в "Трое" выдал О.Калиновской двенашку )))) Светик, спасибо за портрет и дамскую табель о рангах P.S. Нравятся мне прически дам 18-го века - даже фрейлина выглядит королевой
Роза: Gata пишет: Никс в "Трое" выдал О.Калиновской двенашку )))) Ольга ущемила мадам Николя, а преданный муж не смог подобное стерпеть. Еще немного о фрейлинах. Леонид Ефимович Шепелев в книге "Императорский двор: придворные титулы и мундиры" пишет "В «Придворном календаре» придворный наряд описывается так: платье белого атласа, оставлявшее открытыми оба плеча. Кроме парадного платья придворные дамы имели особые знаки отличия: фрейлины — золотые, осыпанные бриллиантами шифры (вензеля императрицы или великих княгинь, при которых фрейлины состояли), увенчанные короной, носившиеся на андреевской голубой ленте на левой стороне корсажа." Портреты фрейлин императрицы Александры Фёдоровны (принцесса Шарлотта Прусская 1798—1860). Парадный портрет фрейлины, 1854, Г.Яковлев Портрет фрейлины А.П.Александровой, 1855, Г.Яковлев Портрет Татьяны Александровны Юсуповой, 1858, Ф.Винтерхальтер
Princess Alexandrine: Роза пишет: Портрет Татьяны Александровны Юсуповой, 1858, Ф.Винтерхальтер У Винтерхальтера всегда такие представительно-парадные портреты.. Он кстати писал и мадам Николя, и его дочерей Марию и Ольгу, и невесток - Марию Александровну, Ольгу Федоровну (жену младшего сына Михаила) и Александру Иосифовну. (Извиняюсь, что от темы малясь отклонилась, люблю я эти портреты). Александра Федоровна (портрет висел в кабинете ее старшего сына) Мария Александровна Ольга Николаевна Мария Николаевна Александра Иосифовна (супруга Константина) Ольга Федоровна (Цецилия Августа Баденская)
Царапка: Мария Николаевна на прабабку Екатерину похожа.
Gata: Я заинтересовалась, что Юсупова в роскошных жемчугах, когда фрейлинам позволялось наряжаться довольно скромно. Да и Юсупова она по мужу, урожденная графиня Рибопьер, по логике - может, статс-дама? Но шифры давались только фрейлинам, про ношение их статс-дамами ничего не сказано. Загадка :) Порылась, в жж у моей тезки нашла ответ: "...портретов, где замужние дамы изображены с фрейлинскими шифрами не так уж мало. В чем же дело? В умных книжках никаких объяснений не обнаружилось. В мемуарах - тоже. Ломала я голову достаточно долго, пока случайно не наткнулась в сети на воспоминания Юрия Макарова "Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917.", где, в числе прочих, рассказывался следующий эпизод. "Все эти мудрые правила, отсутствие обязательного общения, обязательных семейных увеселений и сравнительно очень замкнутая жизнь огромного большинства женатых офицеров сделали то, что за все время моей близкой связи с полком (с 1904 по 1917), я не помню у нас ни одной дуэли, ни одного развода и вообще ни одной романической истории. Не все полки Петербургского гарнизона могли этим похвастаться. В качестве корпорации, жены офицеров выступали только один раз в году. Когда полк справлял полковой праздник в Царском Селе, дамы туда не ездили. Но если торжество происходило в Петербурге, в Михайловском манеже, и на молебне и параде вместе с государем присутствовала и государыня, то получали приглашения и дамы. На молебне они становились вместе с ней, несколько позади. Форма одежды им была: белая шляпа, белый суконный или шерстяной костюм "tailleur", белые перчатки и на шее мех. Те, кто имел шифры, фрейлинские или институтские, или медали, должны были их надевать. Перед молебном жена командира подносила царице большой букет белых роз, с широкими синими, полкового цвета, лентами." http://catherine-catty.livejournal.com/384127.html А вот более поздний портрет Татьяны Александровны Юсуповой (красивая была женщина!) и забавное из дневника ее внука Феликса: "Бабки своей по материнской линии я не знал, умерла она до матушкиной свадьбы. Говорят, была она добра и умна. И, видимо, красива – судя по дивному портрету ее работы Винтергальтера. Окружали ее вечно приживалки, кумушки, в общем, никчемные, но в старинных семьях необходимые домочадки. Некая Анна Артамоновна всех и дел-то имела, что хранить бабкину соболью муфту в картонке. Когда Артамоновна умерла, бабка открыла картонку: муфты не было. Вместо муфты лежала записка, писанная покойницей: «Прости и помилуй, Господи, рабу твою Анну за прегрешения ее, вольные или невольные»" Здоровья бабка была слабого, потому часто ездила вместе с дедом за границу, на воды и в Швейцарию – там, на Женевском озере имели они дом. Но швейцарское именье не обогатило русских владельцев. Хозяйство было запущено, и родителям моим пришлось попотеть, чтобы восстановить его". http://www.liveinternet.ru/users/pkfnf/post289350378/
Светлячок: Gata пишет: я не помню у нас ни одной дуэли, ни одного развода и вообще ни одной романической истории Это не жизнь офицеров, а какой-то пансион благородных девиц. Тоска зеленая, вспомнить нечего, мемуары писать не о чем Gata пишет: Вместо муфты лежала записка, писанная покойницей: «Прости и помилуй, Господи, рабу твою Анну за прегрешения ее, вольные или невольные»" Кому шубу соболиную посторожить? Звонить рабе Божьей Светлячку.
Царапка: Если не помнит, не значит, что не было шито-крыто.
Mona: Светлячок пишет: Кому шубу соболиную посторожить? Звонить рабе Божьей Светлячку.
Роза: Любопытный материал. Отсюда http://fon-eichwald.livejournal.com/102427.html "В нравственном отношении опыт не исправил поляков", или Принуждение к стабильности Польша в составе России - это отдельная и очень сложная тема. Я нашёл интересный документ - "нравственно-политический отчёт за 1842 год", представленный Николаю Первому и прочтённый им в январе 1843-го. Много там поучительного. "Прошло одиннадцать лет, как в Царстве Польском восстановлено спокойствие. Волнение умов и разорение края - неизбежные последствия революции - казалось, должны были послужить назидательным, хотя и горестным, уроком для жителей. Можно было надеяться, что они, вразумлённые опытом, возвратятся к исполнению своих обязанностей и снова примут то полезное направление, которому следовали до 1830 года. Но это ожидание исполнилось только частию, и то в отношении одного материального благосостояния, которого успехи теперь очевидны. Постоянная заботливость нашего правительства о поддержании в Царстве Польском земледелия, промышленности и торговли, истреблённых революцией; пожертвования и льготы, сделанные от казны для этой цели; наконец, изобретательность и предприимчивость, составляющие отличительный характер нашего века и возбуждаемые у поляков потребностью иметь занятие полезное и выгодное взамен военного и политического поприща, на котором они подвизались прежде, - всё это должно было произвесть хорошее действие на вещественное благосостояние края. И если в Царстве Польском теперь уже не столько больших мануфактурных заведений, как было до революции, то это следует отнести не к упадку, но к успехам промышленности, которая прежде сосредоточивалась только в некоторых округах, а теперь разлилась по всему краю и дала ему этот вид довольства, которого нельзя не заметить. Но зато здесь и предел успехам: ибо в нравственном отношении опыт не исправил поляков, и политические мнения не только не улучшились, но стали несравненно хуже. Можно утвердительно и без всякого преувеличения сказать, что общественный дух в Польше или расположение её жителей к России и ко всему русскому сделался гораздо враждебнее, нежели как был до революции. Тогда горячих голов и врагов порядка являлось не так много в сравнении с массой народонаселения. Большая часть народа не питала мятежных устремлений, но увлеклась меньшей частью потому, что не имела довольно силы и смелости воспрепятствовать восстанию, хотя и видела в нём свою погибель. В настоящее время нерасположение к России и ненависть к имени русского сделались общими: они проникли в массы народа и равно одушевляют как городских, так и сельских жителей". Далее автор документа решает смягчить картину: "Должно, однако ж, сказать, что это недоброжелательство не касается особы Государя Императора; напротив того, Его любят в Польше, как везде, и прибытие Его Величества в Варшаву всякий раз возбуждает радость, надежду и восторг столь же пылкий, как непритворный и повсеместный. Поляки не любят только русского народа и всего, что от него происходит. Это враждебное расположение умов и ожесточение противу всего русского не есть случайность или явление, которого нельзя было бы объяснить: напротив, причины явны. Но при всей очевидности своей эти причины неуловимы собственно потому, что исключительно принадлежат к разряду нравственных или к области мнений: вот почему они ускользают и вечно будут ускользать от действия правительственных мер. Четыре главные причины непосредственно и непрестанно действуют на мнение польской публики и дают ему это вредное направление, несмотря на все усилия фельдмаршала князя Варшавского, который там любим и вполне уважаем: 1. Тщеславие польской нации. 2. Злоумышленность латинского духовенства под личиною религиозного рвения. 3. Влияние прусских демагогов, и, наконец 4. Необразованность и дурной выбор наших чиновников. Поляки, встречая в сих последних грубое обращение и видя, что они действительно опередили их в просвещении, составили себе совершенно ошибочное понятие о русских, отчего происходит то, что они почитают за унижение находиться под владычеством народа, который столь низко стоит в их мнении. Опытные люди полагают, что это обстоятельство не должно почитать маловажным, потому что оно-то и подстрекает национальное их самолюбие". У империи вечно одни и те же проблемы. Чиновники никуда не годятся; западная пропаганда (тут - некие "прусские демагоги") тлетворно влияет на умы; люди не хотят довольствоваться одним только ростом материального благосостояния - они хотят ещё и "подвизаться на военном и политическом (политическом, подумайте только! - Н.Э.) поприще", которое закрыла им такая, казалось бы, благодетельная власть. Царство Польское при русской власти действительно активно развивалось. Увеличение населения за 1815-1843 годы с 2 700 тысяч до 4 с половиной миллионов - это мощная и показательная динамика. Развитие промышленности, рост "аграрного сектора" - всё было. Но при этом российский режим ждало неизбежное и неприятное для любой автократии открытие: экономический рост не заставляет "подданных" смириться с неконституционной властью. Как раз наоборот: чем лучше обстоят дела в экономической сфере (пусть даже в первую очередь благодаря власти), тем меньше у людей желания эту власть терпеть. Политический режим Российской империи был, к сожалению, настолько не готов к самокритике, что мог видеть главные причины в сфере "нравственной", как тогда это называли (с нашей точки зрения словоупотребление тут выглядит неточным, но суть ясна). Тщеславен польский народ; неблагодарен; не хочет смириться с потерями; слишком верит ксендзам. Казалось бы - заботливо российское правительство, но поляки всё равно смотрят волками. А сколько мы слышали рассказов о том, как русские позже строили города, заводы и больницы для эстонцев, украинцев, казахов и т.п. - а эти народы всё равно захотели независимости! Да, жизнь очень несправедлива к имперским нациям (впрочем, не только к ним). А слова о "назидательном, хотя и горестном уроке" напоминают о ещё одном событии николаевского правления. Петрашевцы, явно не заслуживавшие серьёзного наказания ни по каким законам, стали главными героями инсценировки подготовки к смертной казни, задуманной и организованной лично царём. Он это видел именно как "назидательный урок". Кто-то при этом сошёл с ума, но что поделаешь? Слаб человек. Романовы любили давать уроки, но сами учиться не любили. К сожалению для всех нас.
Gata: Ни поя, ни кормя, врага не наживешь. Этому учит нас история вчерашняя и нынешняя. Но бросать голодными - это уже не по-русски :) Роза, спасибо за интересный материал!
Gata: Кто где жил и чем торговал в С.-Петербурге в 1823 г. http://leb.nlr.ru/edoc/277490/
Корнет: Подержать бы в руках этот справочник, да полистать ))
Gata: Корнет, я бы тоже подержала - это целый кладезь! Но пока дают полистать только в электронном виде :)
Gata: Из писем Д.И. Фонвизина, относящихся ко времени его заграничного путешествия 1784–1785 гг. ...Тридцатого (июля) пробыли мы в Кенигсберге. Я осматривал город, в который от роду моего приезжаю в четвертый раз. Хотя я им и никогда не прельщался, однако в нынешний приезд показался он мне еще мрачнее. Улицы узкие, дома высокие, набиты немцами, у которых рожи по аршину. ...9/20-го приехали мы в город Герцберг, где обедали очень плохо. Ночевали в городе Торгау, в который въехали ночью. Предлинный и превысокий крытый мост по Эльбе, чрез который мы ехали при ночной темноте, так страшен, что годился б чрезмерно хорошо к принятию в масоны. Мы думали, что нас везут в жилище адских духов. ...Кучер наш, крестьянин Л. А. Нарышкина, Калинин, обещал мне, приехав в Москву, явиться к вам и рассказать вам подробно, как он с нами путешествовал. Борода его наконец нам и надоела: смотреть его сбиралось около нашей кареты премножество людей; маленькие ребята бегали за ним, как за чудом. ...В Ниренберге много хороших живописцев и других художников, но они умирают с голоду, потому что покупать некому. 29 августа (9 сентября) целое утро приносили ко мне из целого города картины на продажу, но я не купил ничего, видя, что считают меня проезжим богачом. В сем мнении везде обо мне остаются для того, что я русский. Во всей Немецкой земле и, сказывают, также во всей Италии слова русский и богач одно означают. ...Последний мой журнал кончился приездом нашим в Боцен. Сей город окружен горами, и положение его нимало не приятно, потому что он лежит в яме... Жителей в нем половина немцев, а другая итальянцев. Народ говорит больше по-итальянски. Образ жизни итальянский, то есть весьма много свинства. Полы каменные и грязные; белье мерзкое; хлеб, какого у нас не едят нищие; чистая их вода то, что у нас помои. Словом, мы, увидя сие преддверие Италии, оробели. 10/21 сентября был я на ярмарке... После обеда ходил я к живописцу Генрицию смотреть его работу, а от него в итальянскую комедию. Театр адский. Он построен без полу и на сыром месте. В две минуты комары меня растерзали, и я после первой сцены выбежал из него как бешеный. ...Мы в жизни нашей не только не едали, даже и не видали такого мерзкого хлеба, какой ели в Вероне и какой все знатнейшие люди едят. Причиною тему алчность правителей. В домах печь хлебы запрещено, а хлебники платят полиции за позволение мешать сносную муку с прескверною, не говоря уже о том, что печь хлебы не смыслят. Всего досаднее то, что на сие злоупотребление никому и роптать нельзя, потому что малейшее негодование на правительство венециянское наказывается очень строго. ...Мы оба, слава богу, здоровы и живем по Флоренции… Климат здешний можно назвать прекрасным; но и он имеет для нас беспокойнейшие неудобства: комары нас замучили так, что сделались у нас калмыцкие рожи. Они маленькие и не пищат, а исподтишка так жестоко кусают, что мы ночи спать не можем. И комары итальянские похожи на самих итальянцев: так же вероломны и так же изменнически кусают. Если все взвесить, то для нас, русских, наш климат гораздо лучше. ...Я до Италии не мог себе вообразить, чтоб можно было в такой несносной скуке проводить свое время, как живут итальянцы. На конверсацию съезжаются поговорить; да с кем говорить и о чем? Изо ста человек нет двух, с которыми можно б было, как с умными людьми, слово промолвить. В редких домах играют в карты, и то по гривне в ломбер. Угощение у них, конечно, в вечер четверти рубля не стоит... Мой банкир, человек пребогатый, дал мне обед и пригласил для меня большую компанию. Я, сидя за столом, за него краснелся: званый его обед несравненно был хуже моего вседневного в трактире. Словом сказать, здесь живут как скареды. ...Театры во Флоренции великолепны как для серьезной, так и для комической оперы. Жаль только того, что не освещены. Ни в одной ложе нет ни свечки. Дамы не любят, чтоб их проказы видны были. Всякая сидит с своим чичисбеем и не хочет, чтоб свет мешал их амуру. Развращение нравов в Италии несравненно больше самой Франции. Здесь день свадьбы есть день развода. Как скоро девушка вышла замуж, то тут же надобно непременно выбрать ей cavalière servente (верного рыцаря, возлюбленного, франц.), который с утра до ночи ни на минуту ее не оставляет. Он с нею всюду ездит, всюду ее водит, сидит всегда подле нее, за картами за нее сдает и тасует карты, — словом, он ее слуга и, привезя ее один в карете к мужу в дом, выходит из дома тогда только, как она ложится с мужем спать. ...Вообще сказать можно, что скучнее Италии нет земли на свете: никакого общества и скупость прескаредная. Здесь первая дама принцесса Санта-Кроче, у которой весь город бывает на конверсации и у которой во время съезда нет на крыльце ни плошки. Необходимо надобно, чтоб гостиный лакей имел фонарь и светил своему господину взлезать на лестницу. Надобно проходить множество покоев, или, лучше сказать, хлевов, где горит по лампадочке масла. Гостей ничем не потчевают, и не только кофе или чаю, ниже (даже) воды не подносят. ...Итальянцы все злы безмерно и трусы подлейшие. На дуэль никогда не вызывают, а отмщают обыкновенно бездельническим образом. Честных людей во всей Италии, поистине сказать, так мало, что можно жить несколько лет и ни одного не встретить. Знатнейшей породы особы не стыдятся обманывать самым подлым образом… Поистине сказать, немцы и французы ведут себя гораздо честнее. Много и между ними бездельников, да не столько и не так бесстыдны. ...В Пизе есть университет, но бог знает, что тут делают: профессоры, кроме итальянского языка, не знают и совершенные невежды во всем том, что за Альпийскими горами делается. Есть из них такие чудаки, которые о Лейбнице вовсе не слыхивали. Будучи в России, слышал я об этом городе столь много хорошего, что располагал тут жить долго, но опытом узнал, что трех дней прожить нельзя: скука смертельная. ...В светлое воскресенье папа служил обедню в церкви св. Петра. Он в сей церкви служит только четыре раза: в Рождество, в Светлое воскресенье, в Троицин день и в Петров день. Служение его весьма великолепно, но сие великолепие не происходит из святыни отправляемого действия: оно походит более на светское торжество, нежели на торжественное богослужение. Я видел более государя, нежели первосвященника, более придворных, нежели духовных учеников. Сравнивая папскую службу с нашею архиерейскою, нахожу я нашу несравненно почтеннее и величественнее. Здешняя слишком театральна и, кажется, мало имеет отношения к прямой набожности. Папа, носимый в креслах на плечах людских, чрезвычайно походит на оперу «Китайский идол». http://sergeytsvetkov.livejournal.com/398544.html
Царапка: Сурово.
Sheena: Действительно, очень интересная тема, спасибо за материалы А вот когда обсуждали Зимний дворец, как-то обошли вниманием тот факт, что БН надо переименовывать "Назад в будущее", ибо съемочная группа вес сериал упорнейшим образом демонстрирует замечательные виды Зимнего, упуская из виду, что при Николае он был охристого цвета
Роза: У нас все темы очень даже, а эту люблю с особым пристрастием
Gata: Sheena пишет: когда обсуждали Зимний дворец, как-то обошли вниманием тот факт, что БН надо переименовывать "Назад в будущее", ибо съемочная группа вес сериал упорнейшим образом демонстрирует замечательные виды Зимнего, упуская из виду, что при Николае он был охристого цвета На фоне прочих исторических вольностей эта - далеко не самая криминальная :)
полная версия страницы