Форум » Мезонин » Сиятельный жандарм » Ответить
Сиятельный жандарм
Роза: Как обещала, выкладываю некоторые факты из жизни Александра Христофоровича Бенкендорфа. Приглашаю поговорить об этом удивительном человеке, которого незаслуженно в советское время окрестилии исключительно императорским цербером.
Gata: Светлячок, а то!
Корнет: Евгений Евстигнеев в роли Бенкендорфа. Во время спектакля "Декабристы" Олег Ефремов, играющий царя Николая I, вместо фразы "Я в ответе за всё и за всех" произнес "я в ответе за всё и за свет". Евстигнеев не растерялся и тут же переспросил: "И за газ, и за воду, Ваше Величество?". http://ria.ru/photolents/20111009/447654802_11.html#ixzz23Y9sEFHB
Gata: А что, очень даже ничего АХБ по-евстигнеевски - по крайней мере, внешне, но не сомневаюсь, что был хорош и на сцене, помня диапазон таланта этого замечательного актера Корнет, спасибо огромное за снимок и за театральную байку
Корнет: Сам удивился, когда увидел. Интересно, есть или нет телевизионная версия спектакля?
Gata: Корнет пишет: Интересно, есть или нет телевизионная версия спектакля? Может, где-то и есть, но я пока не нашла. А пьеса забавная :)
Корнет: Gata, спасибо. Прочту на досуге. Часть фамилий мне абсолютно в новинку.
Царапка: Сегодня в журнале Российская история: Будни имперской контрразведки ВОПРОСНЫЕ ПУНКТЫ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ А. О. КОРНИЛОВИЧУ 1. Когда Вы познакомились с Австрийским Посланником Лебцельтерном и Секретарем Посольства Гуммелауером и в каком доме? 2. Часто ли Вы видывались с ними, где, у себя, у них или в третьем доме? 3. Кого Вы видывали у них из числа участвовавших в заговоре, или других Русских, или даже иностранных жителей Столицы и не из круга иностранного Дипломатического Корпуса? Или кто чаще сходился с ними в третьем доме? 4. Припомните ли Вы разговоры Лебцельтерна или Гуммелауера насчет существования тайного общества, насчет потребности перемен в России, насчет политического образования России или Польши, или критические рассуждения насчет Русской внешней политики в отношении к соседним державам, также Швеции и Польше? 5. Известно, что Гуммелауер весьма свободно изъяснялся о политических предметах в доме Князя Трубецкого и Графа Лаваля. Не вспомните ли чего касательно России и Польши? 6. Каким образом рассуждали Лебцельтерн и Гуммелауер насчет тогдашнего (statum quo) положения дел в Польше, и не изъявлял ли который-нибудь из них своего мнения насчет последнего раздела? 7. Могли ли Вы приметить, что разговоры их стремятся к развитию какого-либо особого политического предмета или утверждения каких-нибудь политических правил? 8. Вы тогда занимались выписками в Архиве Коллегии Иностранных Дел, не требовали ли они от Вас каких бумаг и сведений из любопытства в отношении к Истории? Не рассказывали ли, что там есть любопытного? 9. Зная Ваши познания в Истории, Статистике и Географии России, не просили ли у Вас, чтобы Вы написали для них записки (une note) о каком-нибудь предмете? Не расспрашивали ли Вас о сих предметах с точностию, как для составления самим записок из слов? 10. Не расспрашивали ли Вас о духе провинций Русских, в особенности о дворянстве, о крестьянах и о войске? Не расспрашивали ли о Польских Провинциях и Финляндии? 11. Не делали ли каких предположений вообще (en général), что может быть со временем революция в России, и не разведывали ли, какие Россия имеет для сего средства? 12. Не расспрашивали ли Вас в разговорах об образе мыслей и характере знатных особ из круга Вашего знакомства или людей, чем-либо отличных в свете? 13. Разговаривая о Французской или другой революциях, не расспрашивали ли Вас каким бы то ни было образом, положительно или отрицательно, о людях, способных произвесть переворот? Разговоры сии могли быть ведены единственно отрицательно, т. е. говоря об одной земле с изъявлением сомнения, чтобы были такие люди в России? 14. Какие были рассуждения их об открытых в Виленском Университете тайных между молодыми людьми обществах и о мерах, нашим Правительством по сему случаю принятых? 15. Впрочем, все, что можете припомнить о сношениях Ваших с Лебцельтерном и Гуммелауером, кроме того, что выше упомянуто, имеете также объявить с должною откровенностию и точностию. Генерал-адъютант Бенкендорф. На 1-й В начале 1824 года я напечатал статью об увеселениях нашего двора при Петре I-м6 и поднес экземпляр оной Княгине Трубецкой7. По сей статье сестра ее, Графиня Лебцельтерн8, изъявила желание познакомиться со мною. Мы впервые встретились летом того же года, кажется в Июле, в саду дачи Графа Лаваля, где тогда жили Трубецкие и Лебцельтерны: я был в гостях у первых с Матвеем Муравьевым-Апостолом9. Графиня представила меня мужу, и я с Муравьевым провели у них тот вечер. Тогда Секретарь посольства Бомбель отъезжал к своему двору, а Гуммельауера, кажется, еще не было. Я скоро после того увидел его у Трубецких, и тут мы познакомились. На 2-й Летом 1824 года, с Июля месяца, я раз в неделю бывал на даче у Трубецких. Тут обыкновенно вечерами приходили Графиня с мужем и Гуммельауер. Зимою 1824-25 я обедал у Лебцельтерна два раза: один вскоре после наводнения10 вместе с Генералом Балашевым11, а другой с Капитан-Лейтенантом Бароном Врангелем12, только что воротившимся тогда из Сибири; я по просьбе Графа познакомил их тут вместе. Кроме того, езжал к нему иногда по Пятницам, день, в который бывали у него открытые собрания; раза два обедал с ним у Лавалей и видался у Трубецких. Он посетил меня однажды во время моей болезни в Феврале 25 года, и сколько помню, это один случай, в который мы были наедине. Гуммельауера я встречал всегда у Лебцельтерна, иногда у Трубецких и Лавалей, раза два у Олениных13. Раза три он был у меня в Феврале и Марте 25 года, и я раза два у него, обыкновенно по утрам, перед полуднем. На 3-й Из бывших Членов Тайного Общества я видал у него Трубецкого и Матвея Муравьева. Из прочих Кавалергардского Офицера Фразера и Князя Белосельского14. Я не упоминаю о тех, которые езжали к нему по Пятницам, как то: Граф Местр, Пашковы, Мих[аил] Мих[айлович] Сперанский с Багреевыми15, граф Моден, служивший в артиллерии, Князь Голицын и некоторые другие. У Трубецких и Лавалей я обыкновенно видал в одно время с ними служащего в Иностранной Коллегии молодого человека Гурьева16, который, казалось, был в доме как свой. На 4-й Сделавшись Членом Тайного Общества, я не видал ни Лебцельтерна, ни Гуммельауера; ибо, как Вашему Превосходительству известно, я был тогда в Южной России17, а приехал в Петербург за два дни только до происшествия 14-го Декабря. До этого времени мысль о перемене в России не входила мне самому в голову, и потому я ни тому, ни другому не подавал поводу говорить при себе о таких вещах. Если иногда внутренно негодовал на некоторые злоупотребления и неустройства, доходившие до меня, то при них молчал об этом; во-первых, чтоб, по пословице, не выносить из избы сору, а во-вторых, потому, что видел в них шпионов Меттерниха18, признанного врага России. Раз только, вскоре после выхода в свет книги Английского Доктора Лайль19 о наших военных поселениях, мне случилось довольно сильно заговорить об оных и о бывшем их начальнике Графе Аракчееве20, но, к счастию, находившийся при том Князь Трубецкой остановил меня в самом начале, напомнив об их присутствии. Вообще Лебцельтерн во всех разговорах своих всегда хвалился дружбою Кабинетов Австрийского и Русского, говорил, что они сообщают друг другу все свои депеши, и никогда не позволял себе опорачивать нашей политической системы. На 5-й Справедливо, что Гуммельауер весьма свободно изъяснялся о политических предметах, но я никогда не слыхал, чтоб он говорил прямо насчет России или Польши. Разве в одном только случае несколько нас коснулся. Он вообще большой партизан21 Наполеона и потому не прощал Прусскому Генералу Йорку переход его к Русским в конце 1812 года, говоря, что за это следовало его расстрелять, ибо сей поступок компрометировал его Государя и мог иметь пагубные для Короля последствия22; не прощал теперешнему Королю Шведскому тогдашний его союз с Россиею23. По его словам, Карл-Иоанн жертвовал ненависти своей к Наполеону существованием своего Государства, ибо, по всем вероятиям, Россия должна была пасть в 1812 году. Вообще он отзывался о сем Государе с большим неблагорасположением. Одним вечером у А. Н. Оленина при нескольких особах он говорил: можно ли иметь уважение к сему прошельцу (parvenu)24, который, быв наследником Шведского престола, ползал в 1814 году в передней у Поццо ди Борго25, чтоб получить Французский престол26? На 6-й Я знал, что в 1815 году, во время Венского Конгресса, Австрия, Франция и Англия, недовольные тем, что Император Александр удержал за собою Герцогство Варшавское, тайно заключили против России наступательный союз27, и, желая иметь подробнейшие о том сведения, позволил себе просить объяснений на это у Лебцельтерна, но он, сказав, что не должно поминать старых грехов, отклонил мой вопрос. Кроме сего случая я ни с ним, ни с Гуммельауером, никогда не говорили о нынешнем состоянии Польши. На 7-й С Лебцельтерном я, как сказал выше, раз только был наедине, и то на самое короткое время; при людях же он всегда говорил как Посол дружественной державы. С Гуммельауером мы были короче знакомы. Его просвещенный ум и независимость суждений привлекали меня. Политические его разговоры представляли странное противуречие, что даже заставляло меня иногда сомневаться в его искренности. Например: он удивлялся патриотизму Греков, когда они сожгли Инсару, и вообще, говоря об их восстании28, брал, казалось, их сторону; восхищался, читая со мною Италиянскую трагедию Манцони il Conte Carmagnola29, куплетами, в которых Автор приглашает своих соотечественников соединиться и составить один народ, чтоб не быть жертвою властолюбия иноземцев, а между тем в общих суждениях объявлял себя величайшим врагом представительных правлений; говорил, что в них господствует такой же деспотизм, как и в деспотических Государствах, с тою разницею, что тут он действует открыто, а там носит личину свободы и основан на подкупе или на обмане. По его мнению, человек ума генияльного, самодержавно правящий народом, с хорошею администрациею в сем народе, есть лучшее явление в политическом мире: тут он будет силен и счастлив. “Но не все Государи гении, - замечал я ему на это, - Утвердите хорошую администрацию, приучите к ней народ так, чтоб она сделалась для него необходимостию, чтоб никакая власть не могла отнять ее, и вы избегнете неудобств самодержавия”. Повторяю, что это было говорено в общих суждениях: мы спорили, но ни он, ни я не приспособляли этого ни к какому Правительству в особенности. На 8-й Граф Лебцельтерн, посетив меня во время болезни, нашел меня за Историко-Статистическим Атласом России, который я составлял для себя. В это время я занимался картою первого раздела Польши30. “Entre nous soit dit, - сказал он мне, - c’était une bien mauvaise affaire, et je suis fâché pour notre bonne Marie Thérèse, qui y a trempé aussi. Vous, vous devez avoir des notions bien détaillées, bien précieuses là dessus”. “Oui, - отвечал я, улыбаясь, и как бы не расслышав последних его слов, - vous avez raison d’en être fâché; puisque jusqu’alors vous avez dominé dans les cabinets, et qu’à dater de cette époque, Cathérine a obligé votre Kaunitz et tous vos vieux diplomates à devenir ses humbles serviteurs”31. Вот один случай, в котором он упомянул об Архивских бумагах. Требований никаких он мне не делал, ибо я не подавал ему повода к такой смелости. О любопытных Архивских сведениях я не только чужим, но и своим не рассказывал, ибо знал, что это государственные тайны и что нескромностию своею могу сам потерять доступ к сим бумагам. На 9-й В то же посещение Лебцельтерн видел у меня сравнительные статистические таблицы наших Губерний по их народонаселению, произведениям и промышленности и просил списать оные для себя; я отвечал ему, что намерен оные напечатать, и тогда доставлю ему один экземпляр; но сие не исполнилось. Иногда делал он мне вопросы касательно России; но я по большей части отсылал его к печатным сочинениям Вихмана и Арсеньева32; присоветовал ему подписаться на издаваемый в Петербурге Ольдекопом Немецкий журнал “Russische Zeitschrift”33 для получения современных известий о России, а если случалось мне что-нибудь рассказывать, то в историческом роде, из времен Петра I-го, как таких, которые мне лучше знакомы. В последнее время, то есть в начале 1825 года, он показывал особенное любопытство касательно Якут, Чукчей и вообще народов, обитающих в Северо-Восточной Сибири, так, что я по его просьбе принужден был привезти к нему странствовавшего в тех местах Барона Врангеля и, кроме того, дал ему экземпляр статьи, которую напечатал о сем путешествии в Северном Архиве34. На 10-й, 11-й, 12-й и 13-й Отношения мои к Лебцельтерну и Гуммельауеру были таковы, что они не смели мне делать таких расспросов, не могли при мне упоминать об этаких вещах. Я сказал выше, что мысль о революции в России не входила мне в голову до вступления в общество. Я мог негодовать на злоупотребления и запущения, бывшие у нас в последние годы царствования Императора Александра; изъявлял это негодование в кругу своих; но, находясь с ними, обязанность и долг мой как Русского, велели мне прикрывать даже явные наши несовершенства. Может быть, по неосторожности срывалось у меня с языка в их присутствии что-нибудь противное, как я привел этому пример выше; может быть, по неопытности я проговаривался в таких вещах, которые мне казались неважными, а для них были весьма нужными; но, приметив это, я тотчас старался поправить ошибку. В общих суждениях или в разговорах о современных иностранных происшествиях я говорил довольно свободно, и, может, случалось, что выходил иногда за должные пределы; но когда доходило до России, то или умолкал, или переменял разговор. А потому, не взирая на то, что я был вхож к ним и что они принимали меня с благосклонностию, которая нередко льстила моему самолюбию, смело скажу, что они видели всегда во мне Офицера Русского Генерального Штаба, а я людей, достойных уважения за их личные качества, но вместе с тем слуг Меттерниха, который, несмотря на тройственные и четверные союзы, устремлял все свои усилия на то, чтоб вредить России. Вот одно, что разве послужит ответом на заданные мне вопросы. Гуммельауер не раз с восторгом относился об нашем народе. Он говаривал, что объехал Европу и нигде не встречал такой силы характера, такой твердости, такого терпения и способности все переносить, как у Русских: “Вы теперь, - прибавлял он, - почти первенствуете в Европе; но дайте этот народ в руки человека с умом генияльным, который позволил бы ему развернуть свои силы, и вы будете первою державою в мире. Кто вам тогда противустанет?” Произносил ли он сии слова с намерением или без оного, не знаю; предоставляю о том судить Вашему Превосходительству. Я тогда пропустил это без внимания. На 14-й При мне, сколько помню, не было рассуждений о происшествиях в Виленском Университете. На 15-й Желание приобрести точнейшие сведения о последних политических происшествиях заставляло меня поддерживать знакомство с Лебцельтерном. Он никогда не говорил мне о текущих делах; но я позволял себе делать вопросы насчет некоторых обстоятельств, в которых он сам принимал участие. Так, напр[имер], мне случилось читать письмо покойного Государя к адмиралу Чичагову, когда он отправлен был в Бухарест для заключения мира с Портою35, насчет переговоров Его Величества с Лебцельтерном в Вильне36, в которых сей последний уверял Государя, что Венский двор действует заодно с Наполеоном по принуждению и что Австрийскому Главнокомандующему даны тайные повеления располагать сходно с этим свои движения. Лебцельтерн мне подтвердил это, присоединив многие обстоятельства о затруднениях, какие ему после предстояли, чтоб провезти депеши о сем деле в Вену сквозь Французскую армию. Знакомство мое с Гуммельауером было короче. Я всегда старался обращаться с людьми образованными и потому любил бывать с ним вместе; но Политика редко составляла предмет наших разговоров. Живши в Париже, он был в связях с Шамполлионами, братьями Кювье, Кузеном37 и другими Французскими учеными. Их занятия, новые открытия по части Египетских древностей; споры о Шелленговой38 Философии, которую он старался мне объяснить и коей я не понимал; толкование о духе и свойстве Русского языка; чтение новейших Италиянских поэтов и тому подобное наполняли часы наших свиданий. Иногда суждения о современных политических предметах; но мало или почти ничего такого, что касалось бы до России. Вот, между прочим, одно обстоятельство, о котором я упомянул в личном разговоре с Вашим Превосходительством, и что вы почли достойным замечания. Гуммельауер хвалил политику Австрийского двора, который в 1813-м году принял сторону союзников против Наполеона. “Хорошо, - сказал я ему, - но что вы скажете о свержении его? Я не вижу, почему для Австрии полезнее, чтоб Бурбоны были на Французском престоле”. - “Это другое дело, - отвечал он, пожимая плечами, - Наполеона свергнула Аристократия. Меттерних пожертвовал ей выгодами своего отечества”. Это мне показалось любопытным. Расспрашивая далее и далее, я, хотя с трудом, узнал, что в Германии есть тайное общество, составленное для поддержания главнейших дворянских фамилий под названием Золотой цепи (Goldene Kette), и что Меттерних Начальник оного. Оно ненавидело Наполеона, как вышедшего из низкого звания и за то, что он стеснил Немецких Аристократов, и воспользовалось случаем, чтоб обнаружить свою ненависть. __________ Перечитав написанное, не могу не изъявить опасения, что сии ответы покажутся неудовлетворительными. Я целые сутки посвятил на то, чтоб приводить на память различные обстоятельства сношений моих с означенными здесь двумя особами, и более не мог вспомнить. Если, как Ваше Превосходительство дали мне понять, они имели в виду произвести замешательство в России, то я, не подозревая сего намерения, не замечал его, бывая с ними. Вероятно, при мне они не смели его обнаружить, ибо еще видели во мне верного слугу Государева. Живучи в свете, имея 25 лет от роду, невозможно удержать каждого слова, которое услышишь, каждого разговора, какой имеешь с различными людьми. Притом со мною случилось после того столько переворотов, что сии маловажные случаи моей жизни должны были необходимо забыться. По крайней мере, за истину всего сказанного здесь ручаюсь. Я мог пропустить многое; но смею уверить, что это произошло не от желания что-нибудь утаить, а просто потому, что оно не пришло мне на ум. Если впоследствии попадется мне что-либо достойное Вашего внимания из подобных с ними разговоров, я не премину уведомить о том Ваше Превосходительство. 10 Февраля. 1828. Александр Корнилович. КОРНИЛОВИЧ Александр Осипович (7.7.1800, местечко Тульчин Подольской губ. — 30.8.1834, Грузия), декабрист, штабс-капитан Гвардейского генштаба, историк. Награжден орденом Св. Анны 3-й ст. Окончил Московское учеб. заведение колонновожатых (1816). Занимался лит. творчеством, чл. О-ва любителей словесности, наук и художеств. Его материалы, посвященные эпохе Петра I, публиковались в журн. «Сев. архив», «Сын Отечества», «Соревнователь просвещения и благотворения». Сотрудник журн. «Полярная звезда». Чл. Юж. о-ва. Прибыл в Петербург за несколько дней до восстания и участвовал в его подготовке. Приговорен к 12-летней каторге, срок сокращен до 8 лет. Наказание отбывал в Чит. остроге (прибыл 9.3.1827), занимался переводами сочинений. По доносу о связях декабристов с австрийским правительством (февр. 1828), вновь отправлен в Петропавловскую крепость. В одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости провел 14 мес. По требованию Николая I описал положение каторжан в Чит. остроге, благодаря чему с них были сняты кандалы в окт. 1828. Составил несколько записок по разным вопросам хоз., адм. управления и военного дела. По личной просьбе назначен в 1832 рядовым в Ширванский пехотный полк на Кавказе. Умер от желчной горячки.
Gata: Следствие, несомненно, обладало широким кругозором Царапка, спасибо за материал! Прогулялась по ссылке, ознакомилась с ответами и согласна с автором ЖЖ, что вопросы были интереснее :)
Gata: Только что посмотрела на "Культуре" документальный фильм "Бенкендорф. О бедном жандарме замолвите слово". Фильм новенький, 2013 года, но ничего нового я из него не почерпнула. Кадры из древнего фильма про декабристов, цитаты из мемуаров АХБ и его современников, сто раз виденные картины и портреты. А вот эта история мне попалась у одного блогера - выдает ее за хорошо известную, но лично я слышу впервые: ...Александр Христофорович Бенкендорф в 1837 г. серьезно заболел. Ему был предписан домашний режим. В такой ситуации руководить III отделением являлось делом невозможным, и государь Николай Павлович временно возложил обязанности шефа жандармов на генерал-адъютанта Мордвинова. А английскому послу зачем-то потребовалась информация лично от Бенкендорфа, но как говаривали в те, старорежимные, времена: «Александр Христофорович никого не принимают». Как представитель весьма продвинутой нации, гордый бритт написал письмо и, естественно, на английском языке (ведь в этой варварской стране всякий ну просто обязан знать великий английский язык). Письмо дошло до адресата. Однако Александр Христофорович языком английским не владел (и весь Питер был в курсе сей проблемы). Бенкендорф распорядился ответить посланцу Великобритании через штаб жандармского корпуса и всенепременно на русском языке. Посол послание получил и пришел в ярость. Немедленно англичанин накатал жалобу в МИД – графу Нессельроде. Честь Англии была задета: русские ответили на русском языке… Нессельроде ринулся с претензиями к Мордвинову, тот, в свою очередь, все же прорвался к больному Александру Христофоровичу. Бенкендорф рассвирепел, ругал на весь свет британского посланника, и… болезнь обострилась (русскому генералу стало хуже). Николай Первый, как нарочно, приехал к своему любимцу. Узнав о выходке посла, реакции Нессельроде и поступке Мордвинова, царь заявил: «Один сапог с ноги Бенкендорфа я не променяю на десяток этих дураков!» http://www.odnako.org/blogs/show_16962/
Роза: Передачу я отметила глазом в программе, но не дождалась по причине температуры, свалилась спать. Как понимаю, ничего существенного не пропустила. Катя, спасибо за историю о русских и английских дураках. Не слышала эту побасенку ни разу.
Gata: Роза пишет: Как понимаю, ничего существенного не пропустила Абсолютно. Олейников пережевывает одно и то же, пора уже новые факты из био АХБ вытаскивать. Даром эти историки, что ли, в гос. архивах сидят :) Роза пишет: Катя, спасибо за историю о русских и английских дураках. Не слышала эту побасенку ни разу. Ага, забавная историйка. И познавательная :)
Светлячок: Gata пишет: гордый бритт написал письмо и, естественно, на английском языке (ведь в этой варварской стране всякий ну просто обязан знать великий английский язык). Беня достойно вышел из положения и поставил англичашку на место. У себя на острове будет выкобениваться хоть по-английски, хоть на древне-кельтском.
Gata: Этой осенью у нас будет два юбилея - 10 лет премьеры БН и 200 лет голландского блицкрига Бенкендорфа: Освобождение Голландии готовилось в глубокой тайне от союзников и, прежде всего, от англичан, которые стремились высадиться здесь первыми. Официально Бенкендорф получил приказ овладеть крепостью Девентер и, закрепившись на реке Изель, вместе с прусским корпусом генерала Фридриха Бюлова прикрыть с севера главные силы союзной армии, готовящейся к вторжению во Францию. Никто не мог предположить, что русский отряд осмелится двинуться вглубь Нидерландов. В распоряжении его командира имелись лишь два батальона Тульского пехотного полка, Павлоградский гусарский полк, 2-й егерский батальон и 5 казачьих полков — всего 4819 человек с 10 пушками, которым противостояли вчетверо большие силы противника, располагающие сотнями орудий в многочисленных крепостях и прикрытые реками и каналами. Дополнительно безопасность нидерландских провинций обеспечивали прикрывающий их с моря флот и дамбы, открыв которые обороняющиеся могли легко затопить территорию, занятую противником. Опыт предыдущих голландских кампаний показывал, что Наполеону нечего опасаться. Попытки англичан отбить Голландию в 1799 году (вместе с русским вспомогательным корпусом) и 1809 году (самостоятельно) бесславно провалились. Но будущий верховный жандарм считал иначе. Планируя операцию, Бенкендорф сделал ставку на неожиданность, подвижность своего отряда и антифранцузские настроения голландцев, многие из которых были готовы восстать против оккупантов при первой же возможности. Дело в том, что превращение Нидерландов во французского вассала привело к запрету на торговые отношения с Англией и втягивание в войну против нее. В ответ англичане захватили Капскую колонию, Суринам и другие заокеанские владения Нидерландов. Война опустошила карманы голландских купцов и ремесленников, а 9 июля 1810 года Наполеон лишил их родину даже тени независимости. Убедившись, что его младший брат Луи, поставленный во главе страны, сквозь пальцы смотрит на контрабандную торговлю, император ликвидировал Голландское королевство и присоединил его к Франции. Потеря сначала бизнеса, а потом и остатков независимости сделала Наполеона злейшим врагом голландцев, а огромные потери в русском походе и последующих боях подорвали боеспособность голландских контингентов императорской армии. Опытному разведчику и партизану не составило труда оценить ситуацию, и он еще до начала операции договорился о взаимодействии со сторонниками принца Оранского. Операция началась 2 ноября 1813 года. После демонстративной атаки на Девентер Бенкендорф обошел крепость и тремя колоннами двинулся вглубь Нидерландов. Стремительные гусарские эскадроны и казачьи сотни громили вражеские отряды, перерезали коммуникации, захватывали обозы и, появляясь в нескольких местах сразу, создали впечатление вторжения огромной армии. Не представляя, где наносится главный удар, противник был полностью дезорганизован, предвосхитив судьбу голландских дивизий, парализованных рейдами немецких танков и парашютистов в мае 1940 года. Тем временем две сотни казаков во главе с майором Марклаем проскочили в столицу Голландии Амстердам, подняв горожан на восстание против оккупантов. Одновременно русская пехота погрузилась на мелкие рыболовные и торговые суда и, пока французы ожидали ее на суше, высадилась в амстердамском порту. Наполеоновская флотилия бездействовала, экипажи ее кораблей наполовину состояли из голландцев, и командовал ими голландский адмирал Вергюэль. После тайных переговоров с русским командованием Вергюэль не только не помешал десанту, но и сдал важную крепость Гельдерн. Вслед за ней капитулировали прикрывающие Амстердам с суши крепости Гальвиг и Мюнден. Появление русского десанта на улицах столицы деморализовало их гарнизоны. По неполным данным, французы потеряли только пленными около 2000 человек и до 200 орудий. В руки русских войск и голландских повстанцев перешли Роттердам, Гаага и почти все прочие крупные города страны, кроме Антверпена, куда командующий наполеоновскими войсками в Нидерландах Жан Жозеф Молитор стянул основные силы своей армии. У него по-прежнему был огромный перевес, но и к Бенкендорфу присоединился прусский корпус Бюлова, взявший штурмом крепость Арнгейм, а 30 ноября в порту Схевенинген торжественно высадился принц Виллем, которого немедленно провозгласили главой государства. Взбешенный потерей Нидерландов Наполеон отдал приказ выбить оттуда русский отряд. На помощь Молитору подошла усиленная кавалерией и артиллерией дивизия Молодой гвардии во главе с опытнейшим генералом Франсуа Роге — 7 тысяч солдат с 30 пушками. Годом раньше именно под командованием Роге голландские части понесли огромные потери в битве под Красным, а теперь ему предстояло выбить передовой отряд русских из расположенной вблизи южной границы Нидерландов крепости Бреда. Во время Тридцатилетней войны одному из крупнейших полководцев Испании Амброзио Спиноле лишь после десятимесячной осады удалось добиться сдачи Бреды — это увековечил в одноименной картине прославленный художник Диего Веласкес, — но Роге не сомневался в успехе. Старая крепость была давно разоружена, а захвативший ее русский передовой отряд насчитывал меньше тысячи солдат с 4 орудиями. Битва за Бреду длилась с 7 по 10 декабря. Не имея свободных русских войск, Бенкендорф сумел направить на помощь авангарду батальон голландских повстанцев, прусский кавалерийский полк майора Петера фон Коломба, отряд добровольцев из числа освобожденных английских пленных и 8 трофейных пушек. Интернациональный гарнизон отбил все атаки, и наполеоновские гвардейцы отступили. Бенкендорф освободил Нидерланды за 40 дней, потеряв всего 460 человек убитыми и ранеными. Вот о чем кино надо снимать! Только не сериал, упаси Боже, и чтобы сценарист и режиссер - обязательно мужики, нормальные только мужики, не "мыльные", и никаких безруковых-машковых в списке исполнителей :)
Царапка: Интересная история! Спасибо!
Царапка: Gata пишет: 200 лет голландского блицкрига Бенкендорфа: Вчера-сегодня этот рассказ растиражировали в нескольких исторических сообществах.
Gata: Царапка пишет: Вчера-сегодня этот рассказ растиражировали в нескольких исторических сообществах. Приятно, что мы опередили :)
Роза: Кстати, в Голландии есть памятник отцу-основателю их селедочной государственности А.Х.Бенкендорфу?
Gata: Роза пишет: Кстати, в Голландии есть памятник отцу-основателю их селедочной государственности А.Х.Бенкендорфу? Увы. Как, впрочем, и у нас. Читала, что АХБ был одним из претендентов на замещение пустующей площадке на Лубянке, но это были всего лишь предложения, и едва ли рассматривались всерьез. Да уж если и ставить, то на Фонтанке, а не на Лубянке :)
Роза: Gata пишет: если и ставить, то на Фонтанке, а не на Лубянке Категорически поддерживаю.
Gata: Шлосс Фалль наконец-то обрел достойный вид И даже сайт. Много фото - архивных и о том, как проходила реставрация.
полная версия страницы